cнарк снарк. Книга 2. Снег Энцелада Веркин Эдуард
– А у нас холодно всегда. Погода такая прохладная. А у вас хорошо. И штрудель хороший. А у нас все штрудели дрянь, набьют прошлогодними сухофруктами – и жри, как свинья…
Я стал разливать кофе – и себе, и Роману.
– А ты, Рома, где живешь?
– Да там… Короче, Вить, я боюсь, что у меня ничего не выйдет.
– Что? – не понял я.
– Я это не напишу, – сказал Роман. – Или испорчу, или дрянь получится.
Я не стал его разубеждать. Хотя сам он, наверное, хотел обратного. Но в этом году нашествие перламутровых тараканов со Ставрополья.
– Давай вместе, – сказал Роман.
Немного промазал кофейником, на скатерти развернулся причудливый коричневый архипелаг.
– Не понял.
– Вместе писать. Книгу. У меня собраны материалы. Ты умеешь писать. Вместе у нас получится, я и название придумал…
– Не-не, – перебил я. – Название нельзя говорить – плохая примета.
Роман пожевал губу.
– Да и вообще, это без меня. Я на этих скрипочках наигрался, Рома.
– Может, все-таки…
– Нет, – сказал я.
– Почему?
– Долго и интересно рассказывать, как-нибудь в другой раз. Если вкратце – я из тех, кому книги противопоказаны. У нас с ними… нет взаимности. Давно понял.
Роман пошевелил бровями.
– Книги – как крокодилы, – пояснил я. – Чуть зазевался – и оттяпали ногу. Я знавал парочку писателей, которым не повезло еще больше – им оттяпали голову.
Роман попробовал кофе. Кофе здесь действительно гаванский, я знаю поставщика. Сильная обжарка, сваренный в медной кастрюле, горький и бескомпромиссный, как «стечкин» Че. Вряд ли в нем присутствует ром и сигары, но я их слышу. Хороший восьмилетний ром, крепкая сладковатая «Вирджиния».
– Фантастический кофе, – сказал Роман.
– Неплохой.
– И ты решительно пас?
– Угу.
– Я так и думал, – сказал Роман.
Но, как мне показалось, без особых сожалений.
– Я, кстати, был уверен, что ты откажешься, – сообщил Роман. – Билет обратный взял, через два часа вылет. Я понимаю, тебе не до этого, много дел, все такое. Но надеялся…
Роман окончательно растерзал штрудель, разобрал его на яблоки, орехи, изюм и вишню, неаппетитно перемазал все это мороженым.
По Набережной приближалась музыка, но звучал не джаз, а некое кислое жестяное бряканье; джаз испортился, все музыканты словно захромали, музыка их захромала.
– Ты только за этим приезжал?
Роман отодвинул тарелку.
– Ну да, за этим. Думал тебе литературу предложить. А ты не хочешь литературу. Но это твой выбор.
– То есть?
– Ты сам выбрал.
Мне не нравится слово «выбор». В нем безнадежность ночного перекрестка. Угроза. Мороженое растаяло, штрудель поруган, кофе остыл.
– Я ничего не выбирал, – стараясь быть твердым и отчетливым, произнес я. – Просто у меня много дел, и я очень плохо помню то время.
– Так я про это и говорю – ты плохо помнишь. Но я должен был тебя предупредить…
– О чем?
– О том, что я сам про это буду писать, – сказал Роман. – Вдруг ты бы надумал, а место-то занято.
Место занято, Гандрочер Кох растерзал холодильник.
– Ну, чтобы мы с тобой одну работу не делали, когда двое про одно и то же пишут… Глупо, наверное.
– Пожалуй.
Поэст Уланов с этим бы поспорил.
– Вот и хорошо, – Роман окончательно спрятал литературный блокнот. – Буду стараться сам. Как могу, наверное.
– Правильно, – сказал я. – От меня все равно никакого толка, я сто лет не писал, а это дело требует тренировок.
– Ну да…
Мимо пошел оркестр. Пенсионеры. Каждый старался над своим инструментом, общей мелодии не складывалось, но звучало громко.
– Ты мой номер все-таки разблокируй, – попросил Роман. – Вдруг спросить чего придется.
– Да, само собой… Может, погуляем пока?
Роман был не против.
Я расплатился, мы покинули «Вердану» и отправились вдоль моря.
Набережная оживала, оркестр разбудил любителей променада и вечерних купальщиков, переживших полуденный жар в своих номерах; скамейки были заняты, мимо нас проносились велосипедисты и самокатчики, на пляже играли в волейбол и катались на досках. Солнце висело высоко, но светило иначе.
Роман купил разноцветного мороженого и с удовольствием ел. Потом купил яблоко в карамели. Потом мы встретили горячую кукурузу, и Роман умудрился съесть две штуки и запил свежим апельсиновым соком. Я немного ждал. Когда Роман скажет, зачем он приехал на самом деле, но Роман купил ведерко попкорна и говорил исключительно о ерунде.
Крыша в доме Романа прогнила разом, по всем углам, а и не прогнила, ее прогрызли коричневые древоточцы, еще немного – и потребуется капитальный ремонт.
А в прошлом месяце он неосмотрительно помог соседней бабе с печью, и она, по некоторым пугающим признакам, в долгу оставаться не собирается.
Прочие соседи исключительные скоты, потихоньку сдвигают границы участков, чтобы рано или поздно выдавить его вовсе.
Желудок болит все чаще. Пробует настаивать на спирту золотой корень, помогает. Я посоветовал хлорофилл, ВСАА и витамины. Роман вздохнул. Я предложил денег. Роман отказался. Я предложил обращаться, если что, вызвал такси, и мы отправились к аэропорту.
Пробки начинались.
Всю дорогу я ждал, когда Роман спросит про посылку. Про бейсболку. Но он не спрашивал.
Потом мы стояли в очереди на вход, толкались в зале регистрации, а он все не спрашивал. А после получения посадочных талонов стал извиняться. За свою глупую идею, это ведь была крайне глупая идея – прилететь вдруг с таким предложением и на что-то надеяться. Но я должен его простить, он сам не свой, я должен его простить. Я сказал, что ерунда, был рад его видеть.
Роман пожал мне руку и отправился в посадочную зону.
Все.
Что это было?
Я взял такси и отправился к дому.
Начинались сумерки.
«Угар муниципий».
Соколиный Глаз настороженным шагом пробирался сквозь былое индустриальное величие Среднего Поволжья. По правую руку его высились мосты и эстакады Западной объездной дороги, по левую серел величественной башней областной элеватор, далее простирался речной порт, ощетинившийся ржавыми кранами, река, пропитанная железом и цветущими зелеными водорослями. Соколиный Глаз шел сквозь унылую типовую застройку, в которой всегда жила осень.
Зачем он прилетал?
Нет, действительно, зачем Роман прилетал? Он прилетел из… Я вдруг понял, что так и не узнал откуда. Билеты из Москвы, но живет явно не в Москве и не в Подмосковье… Прилетел предложить мне нелепое соавторство. А потом от него отказался. Легко. И не спросил про кепку.
Он не спросил про кепку. Он ждал, что я расскажу ему про кепку? Или он не знал про кепку?
Зачем? Про соавторство несомненный бред.
Приезжал на меня посмотреть. Посмотрел. И что?
Хотел что-то узнать. Узнал? Если так легко уехал, значит узнал. Что мог узнать? Я жив. Мало, этого мало.
Я жив, но не интересуюсь прошлым.
Я не пишу про это книгу, мне на это плевать.
Я люблю вкусно пожрать. Я люблю только вкусно пожрать, Мишлен Квакин брат мой, Гандрочер Кох мой друг, я люблю Дросю Ку, «Старые Мастера» ласкают мой ум, скоро я унесусь в горы с блондинкой Катей.
Мне наплевать на то, что случилось семнадцать лет назад в городе Чагинск.
Мне на все наплевать. И это хорошо.
Роман мог знать про кепку. Он мог сам ее прислать. Чтобы посмотреть на мою реакцию. Расскажу ему или нет. Я не рассказал. И что дальше? Что это ему дало?
Заныли зубы.
Здесь. Вольф Видоплясов здесь.
Глава 4
Стремные эльфы
«Подручный Сом».
С вечера привязалась бессонница. Я пробовал успокаивающий настой и дыхательные упражнения, не помогло, пробовал мед и считать пузырьки, пробовал апельсиновые корки. За окном был ветер, по балкону шелестело – то ли листья, то ли перламутровые тараканы, я хотел проверить и открыл дверь. Нижние соседи ругались по поводу помятого пятилитрового термоса, я передумал выходить и остался в номере. Включил ноутбук.
«Современный Прометей» до сих пор не обновился, и я совершенно случайно наткнулся на «Подручный Сом».
Неплохой канал, мне понравилось. Вьетнамцы, а еще частенько индусы расковыривали в земле не особо широкие лунки и добывали из них рыбу. Сомов, угрей и каких-то незнакомых мне тварей, похожих на помесь карпа с колбасой. Способ ловли был прост и идиотичен – в проковырянную лунку надо было чего-нибудь налить или кинуть, после чего рыба с выпученными глазами сама начинала сигать из земли.
В лунку можно было бить яйца, и тогда из нее выскакивали шустрые и похожие на миног скользкие твари, рыбак едва успевал собирать их в таз.
Другой сыпал кукурузную муку, ворошил ее палочкой, и из воды выныривали плоскомордые усатые сомики. Они словно выстраивались под землей в длинную очередь, чтобы затем быть подхваченными за жабры и посаженными в пластиковое ведро.
Третий лил в лунку апельсиновый лимонад. Его требовалось хорошенько, до пены, взболтать, после чего разом выпустить в воду. После третьей бутылки наступал эффект – начинали выбираться сомы. Крупные, каждый длиной в руку. Рыбак, довольно хилый вьетнамец не справлялся с уловом, рыбы валяли его по траве, а одна впилась в плечо, так что я сразу вспомнил парня из Кореи, которого любимая кобра укусила в глаз.
Индийцы использовали несколько другие техники. Просверлив в травяном покрове дыру шириной в ведро, рыбак опускал в воду шланг, погружал его поглубже, примерно на метр, и начинал в шланг дуть. Дул минут пять. Когда от усердия глаза начинали наливаться кровью, рыбак запускал в отверстие ложку томатной пасты. Вода вскипала от рыб, похожих на зеленых угрей, индусу оставалось лишь собирать их в мешок.
Следующий мастер подманивал сомиков чупа-чупсами, это была, пожалуй, самая необычная техника. Он сидел возле узкой квадратной проруби с фиолетовым леденцом и булькал им по поверхности воды, с каждый бульком из мутной коричневой жижи поднималась усатая рыбья харя.
Но всех, безусловно, превзошел мальчишка, умудрившийся добыть целую бочку рыбы с помощью пробки. Мальчишка брал обычную пробку, натирал ее на терке, скатывал с глиной в шарики размером с грецкий орех, шарики кидал в лунку. Сомики, обитавшие под толстым слоем травы и грунта, приводились от такой прикормки в бешенство, вода буквально вскипала от рыб, желающих оказаться на сковородке.
В этом было что-то ненормально гипнотическое, я отметил, что такая странная техника ловли успокаивает нервы так же хорошо, как «Современный Прометей»; я смотрел на эти рыбные упражнения два часа, раздумывая, в чем заключается их секрет. В итоге я ощутил в голове явную тяжесть, а ближе к трем и вовсе уснул.
Просмотр «Подручного Сома» сыграл дурную шутку: я уснул, но отдохнуть не получилось – снились глазастые сомы, ядовитые и электрические угри, мурены, миноги, фантастические способы ловли. Я ловил странных рыб алюминиевой рогаткой, старинным кипятильником и красной сумкой, причем водились эти рыбы тоже в странных местах – под досками ламината, в ванной, в батареях, в диване. Выспаться не удалось, сюрреалистические сны не дают полноценного отдыха, сознание отторгает их и работает на повышенных оборотах, ты словно проживаешь еще один день, порой более мучительный.
Наверное, поэтому я проснулся не сразу. Сначала пришло необычайно ясное осознание того, что в комнате посторонние, однако я решил, что это продолжение рыбьего сна. Но скоро один из присутствующих сказал, что некая Марина есть необычайная сучандра, и я понял – не сон, даже во сне я не мог употребить подобное слово.
Двое. Я понял – двое.
Открыл глаза.
Утро. Часов шесть, судя по чистому небу. «Русский Дарвин». В кресле возле окна сидел человек, на диване другой. У другого на коленях лежал черный курковый обрез. Как у Вайатта Эрпа. Их присутствие в комнате ощутимо искажало нормальное течение пространства, я чувствовал глупость и активное зло. Тот, что с обрезом – помоложе, бабуин, сразу видно, а в кресле – лет пятидесяти и опытный. Старая добрая недобитая гвардия, не думал, что сохранились, особенно здесь, на юге.
– Проснулся вроде, – сказал молодой.
– Проснулся, москвич…
– Доброе утро, джентльмены, – сказал я.
И продолжил лежать в кровати.
– Без пены, москвич, договорились? – сказал старый вурдалак.
– Разумеется, – ответил я. – От кого пожаловали?
Вайатт Эрп выразительно взвел курки. Я едва сдержался, чтобы не рассмеяться. Почему-то представился упрямый Гандрочер Кох, терзающий электрокоптильню болгарского производства, много смешного и странного.
Но не страшно.
Надо принять хлорофилл. Я не пропускал хлорофилл три года и чувствую себя отлично – хлорофилл, он для желудка, нормализует микрофлору.
– Телик включи, – сказал предводитель.
Эрп взял пульт и принялся давить на кнопки. Телевизор сопротивлялся. Оба уставились на меня. Гандрочер Кох и брат его Хеклер.
– Давно не смотрю, – пояснил я. – Психолог не рекомендует.
Эрп стал возиться с телевизором, искал шнур, искал розетку.
– Мне надо принять хлорофилл, – сказал я.
– Что тебе принять?! – бурым голосом спросил носитель оружия.
– Хлорофилл, – повторил я.
Носитель Эрп взглянул на старого, старый уныло кивнул. Я достал бутылку с хлорофиллом, тщательно взболтал.
– Чего за байда? – спросил старый.
– Это пидерское, – тут же вставил Эрп.
– Заткнись, – посоветовал старый. – Что за зеленка?
– Хлорофилл, – сказал я. – От желудка, от печени.
Я принял два колпачка и спросил:
– Так от кого прислали?
Не страшно.
Такие вещи пугали в двадцать, сейчас нет.
Не страшно.
Старый мне не ответил. Эрп тем временем разобрался с телевизором и включил музыкальный канал.
– С тобой просили поговорить, – сказал старший. – Нехорошо себя ведешь, москвич, не по-людски.
Нет, все-таки повеяло молодостью. События принимают легендарный оборот.
– Я не москвич, – сказал я.
– Нехорошо, москвич, нехорошо…
Старый взял бутылку с хлорофиллом, понюхал.
– Это из лягушек делают, – пояснил Эрп. – У меня батя таким чирьи лечил.
– Ты ж говорил, что пидерское? – сощурился старый.
– Да не, – покраснел Эрп. – Я так, по шуткарю…
– За языком следи, – сказал старый. – А то за язык и подвесить можно.
– Да не, я мимо… Шутка, короче…
Старый поставил хлорофилл на тумбочку.
– Ты чего молчишь, москвич?! – Эрп перевелся на меня. – Тебя же по-человечески спрашивают!
Эрп был глуп.
– Ты следак, что ли, с меня спрашивать? – сощурился я.
Глупый Эрп бешено выпучил глаза и замахнулся обрезом.
Старый пошевелил пальцем, Эрп опустил оружие, сел на диван.
Я прикидывал, что делать дальше. Вряд ли будут пытать, старый урод, похоже, на это давно не способен. И бить не будут, место не то. Поугрожают немного. Психологическое давление, странно, не думал, что такие методы еще в ходу. Сейчас все иначе. Так казалось. А вот, поди ж ты, комедь…
Что делать? Да особо нечего. Буду слушать, что скажут господа бандиты. Но на всякий случай поинтересовался:
– Что надо-то?
– Неправильно себя ведешь. Тебе деньги доверили, думали, ты серьезный человек, не балаболка, а ты людей на прогон отправил. Так получается?
– От Треуглова, что ли? – предположил я.
– Ты, баклан, слушай, что тебе люди говорят! – Эрп ткнул мне в колено обрезом.
Я натянул майку. Милый Эрп. Застрелил сорок семь человек, не считая китайцев, и разбогател на лесных поставках.
– Это Треуглова косяк, – сказал я. – Я не при делах, это он нам должен. Он отменил конвенцию, а мы деньги уже потратили.
Молодой сделал звук телевизора громче, певица Корка старательно исполняла песню.
– Не, убери это, – брезгливо поморщился старый. – Я не могу так…
Стрелок переключил на новости. Нефть дешевела. Доллар дорожал. Атомный ледокол «Иртыш» обещали спустить на воду в будущем году.
– Мы с Треугловым договаривались…
– Короче, так, – перебил старый. – У тебя месяц, москвич.
Здесь я не выдержал и хихикнул. Месяц. Раньше давали два дня. Все-таки гуманизм шагает по планете семимильными шагами.
– У тебя месяц, – повторил старый. – Через месяц вернешь все.
Старый оглядел комнату. Ничего интересного для себя не нашел.
– Я поговорю с Треугловым, – пообещал я. – Думаю, мы все выясним…
– Зря недооцениваешь, – сказал старый. – С серьезными дядями бодаться решил, чревато.
Я промолчал. Смешные бандиты какие-то…
Словно из телевизора.
А вдруг это пуристка из Копейска? Это ее муж и сын, мы оскорбили ее в человеческих чувствах, и она послала родню преподать москвичам суровый урок.
– Ну, москвич, подумай немного, – посоветовал старый. – Подумай, тебе есть о чем подумать. Счета в Германии, ячейка в Испании, похоже, давно на лыжи встать хочешь. Так категорически не советую, у нас у самих лыжники найдутся…
Старый указал на своего бойца.
– Биатлонисты даже, – уточнил носитель обреза.
Отпустил курки и спрятал обрез в кобуру под мышкой.
– Береги здоровье, москвич, – сказал старый. – Оно тебе в Черногории понадобится.
Скоты.
Старый лениво поднялся из кресла и, шаркая ногами, направился к выходу. Но внезапно остановился, уставившись в окно. Вернее, на подоконник.
Луценко. Сволочь, вломил по полной. И про счета, и про Черногорию.
Я поднялся с кровати.
Вряд ли обрез заряжен. Скорее всего, вообще муляж.
– Ого… – прошептал старый.
Он смотрел на кепку.
Эрп спохватился и подал кепку начальнику. Я почувствовал, как по загривку пробежали крепкие мурашки.
– А у меня такая же была, – сказал старый. – Точно такая же, братан привез…
Старый колыхнул кепкой, взволновал воздух.
– Я в такой пять лет ходил…
Старый надел кепку.
И сразу стал похож на пенсионера. Нормального такого пенса, их много по вечерам у побережья с удочками собирается. Я опять засомневался: а вдруг на самом деле пенсионер? А вдруг действительно Луценко? Подговорил соседа с внуком сыграть брателл конкретных, вечером в сериале, утром в реале, трогательные получились гангстеры.
– А ничего так кепан, – оценил носитель обреза Вайатт Эрп. – У тебя второй такой нету?
Поднял рюкзак, вытряхнул содержимое – ружье, маску, пояс – бумкнул свинцом об пол.
– Отдайте кепку, – попросил я.
– Что тебе отдать, москвичок?!
Эрп нарочно наступил на маску, стекло треснуло. Хорошая, немецкая, между прочим.
– Кепку. Зачем вам кепка?
– Ты что, баклан, краев не видишь?!
Эрп подскочил, прижал к стене, вдавил локоть в горло, больно.
– Погоди, – остановил его старый. – Отпусти его, я не понял…
Эрп отступил. Урод. Придавил кадык.
– Что сказал?
– Эта кепка, – я указал мизинцем. – Она непростая.
Старый сощурился.
– Там внутри кровь, можете посмотреть. В этой кепке одного мужика зарезали…
Старый снял кепку, заглянул внутрь. Бросил на пол, достал платок, стал вытирать пальцы. Молодой Эрп растерялся, смотрел на старого, не знал, что делать.
А старый ничего не сказал, захватил бутылку с хлорофиллом и удалился, оставив молодого в некотором замешательстве.
– Ты иди, – посоветовал я. – А то опоздаешь, папа накажет…
– Смотри, сука, – молодой плюнул на порог.