Первая дочь Хармон Эми
Дагмар не сказал мастеру Айво про руны. Руны являлись запретными для всех, кроме хранителей Сейлока, и даже им разрешалось пользоваться только определенными рунами.
– Что насчет ребенка? – задал вопрос мастер Айво.
Ощущая приступ животного страха, Дагмар распахнул одежду, достал голого младенца и на трясущихся руках поднял его к верховному хранителю. К этому времени ребенок снова заснул, но, оторванный от тепла кожи Дагмара, замахал ручонками. Мастер Айво зашипел, словно Дагмар протянул ему извивавшуюся змею.
– Ребенок жив и здоров, – заявил Дагмар. – И я его дядя. Я не мог оставить его умирать в лесу.
Верховный хранитель в ужасе смотрел на него.
– Дядя Одина, брат Бестлы, научил Одина песням жизни. Он научил его восемнадцати заклинаниям. Он не отрекался от ответственности из-за того, что он бог, – настаивал Дагмар. – И я не могу отречься из-за того, что являюсь хранителем.
– Кто будет кормить ребенка? У тебя же, брат, титек нет. – Едкое замечание Айво застало Дагмара врасплох.
– Какая-нибудь женщина из королевской деревни знает, что делать. Если придется, он будет пить козье молоко, как мы, – пробормотал Дагмар, стараясь чтобы его голос не выдавал его страха.
За себя он не боялся. Не страшился гнева или недовольства Айво. Его пугало, что Айво не разрешит оставить младенца в храме. Тогда Дагмару придется уйти. Им обоим придется.
– Кто отец ребенка?
Дагмар не выдал себя волнением. Он готовился к этому вопросу и солгал очень убедительно.
– Я не знаю, мастер.
Мастер Айво презрительно скривился. Похоже, женщина, рожавшая в отсутствие мужчины, готового перекусить пуповину младенца собственными зубами, не заслуживала его сострадания. Этим ритуальным действом в кланах признавали отцовство.
– Она сказала, что назвала ребенка Байром. – Дагмар торопился сказать правду, чтобы скрыть ложь. – Сказала, что он будет сильным, что через него в Сейлок придет спасение. И попросила меня взять его. Я так и сделал, мастер. Молю, позволь мне вырастить его здесь, среди нас.
Мастер Айво побледнел и некоторое время хранил молчание. Пренебрежение на его лице сменилось раздумьем.
– Что она подразумевала… под спасением? – прошептал верховный хранитель.
– Не знаю, мастер. Возможно, это было всего лишь предсмертное пожелание матери сыну. Но… по-моему, нечто большее.
В святилище наступило молчание, наполнившее воздух напряжением, а для Дагмара – и муками неизвестности. И только через несколько минут Айво снова заговорил. Сердце Дагмара начало успокаиваться, а страх убывать.
– Мне она тоже снилась, Дагмар, – признался Айво. – И прошлой ночью, и предыдущей, и много ночей подряд. Я не знал, что это значит. Но женщина… она напоминала мне тебя. Она была похожа на тебя. Поэтому я и позвал тебя к себе. И вот ты здесь.
У Дагмара перехватило дыхание, и он склонил голову, отчаянно пытаясь справиться со своими чувствами.
– Дай ребенка мне, – велел Айво.
Дагмар повиновался. Ноги дрожали так, что он боялся упасть. Обогнув алтарь, он поднялся по ступеням на возвышение, где сидел и ждал мастер. Дагмар понятия не имел, что этот человек сделает дальше. Когда Дагмар приблизился, обведенные черным губы и глаза мастера (как и у всех верховных хранителей с тех пор, как Сейлок поднялся со дна морского) пришли в движение, и он прошептал слова, расслышать которые Дагмар не смог.
У мастера Айво были острые изогнутые ногти, но он принял ребенка на ладони с нежностью, удивившей и успокоившей Дагмара.
– Мать сказала, что он будет сильным? – прошептал верховный хранитель.
– Да, мастер.
– Я уже вижу, что это правда. Посмотри, как он держит голову! Для новорожденного младенца это необычно. Он рассматривает меня, Дагмар. У него ясный твердый взгляд.
Действительно, крошечный младенец смотрел на мастера Айво с поразительным любопытством, а между тем его розовое тельце сжимал в ладонях самый могущественный человек в Сейлоке. Более могущественный, чем король, ибо мастер Айво своей властью выбирал того, кто наденет корону. Даже более могущественный, чем боги и три норны, прядущие нити человеческих судеб, потому что в этот момент он держал жизнь ребенка в своих руках.
– Как звали твою сестру, Дагмар?
– Дездемона.
– Дездемона, – прошептал мастер Айво, растянув имя в длинном шипящем звуке. – Та, что убивает демонов.
– Да, – подал голос Дагмар. – Она стала великой воительницей нашего клана.
– Из женщин не получается великих воинов, – бросил Айво.
Дагмар промолчал, хотя остался при своем мнении. Мать ребенка была самой свирепой из дев-воительниц.
– Если я велю оставить его в Храмовом лесу в качестве дара Одину и всем богам Сейлока, ты подчинишься?
– Нет, мастер, – твердо ответил Дагмар.
Айво выругал Дагмара за дерзость, но не сводил глаз с ребенка.
– Со времен Бьорна в храме не было детей, а он попал к нам в десять лет, – веско произнес Айво; теперь Бьорн стал одним из старших хранителей, и ему перевалило далеко за пятьдесят. – Откуда нам знать, получится ли из этого мальчика достойный послушник?
– На горе живут солдаты. И повара, садовники, и прачки тоже. Мы же не все хранители или послушники, – осторожно заметил Дагмар.
– Это правда, – согласился Айво.
Он все так же смотрел на ребенка, которого держал в руках, но на его губах появилась улыбка. Даже мокрый и грязный, малыш просто дышал здоровьем и внушал большие надежды.
– Что я скажу остальным? – продолжил верховный хранитель, и сердце Дагмара забилось быстрее. Он увидел, что Айво смягчился по отношению к ребенку.
– Расскажи им про свои сны, мастер. Никто не усомнится в твоих сновидениях.
– А про твои сны, Дагмар?
– Я скажу лишь то, что ты разрешишь мне сказать, – покорно произнес Дагмар.
– Значит, в этом ты послушен? – В голосе Айво зазвучали сварливые нотки. – А если я велю отдать его богам, ты откажешься? Соберешься забрать его и уйти? Может, бросишься с утесов Шинуэя, а?
– Может быть. Но его судьба будет моей судьбой, мастер, – подтвердил Дагмар.
Внезапно младенец издал громкий крик, и Дагмар с Айво вздрогнули. Верховный хранитель чуть не уронил ребенка, и его ноготь оцарапал детскую кожу. На маленьких ребрах выступила полоска крови.
– Байр из Сейлока, – задумчиво пробормотал Айво, глядя на кровь. Уложив младенца перед собою на алтарь, он провел подушечкой пальца по кровоточащей царапине, потом начертал на лбу ребенка звезду Сейлока. – Байр из Сейлока, – нараспев заговорил он. – Байр, племянник Дагмара, дитя Дездемоны, сын храма. Тебе сохранят жизнь и станут оберегать ради цели, которой я пока не знаю, но я закрепляю пророчество матери на твоем лбу и сделаю все, что в моих силах, чтобы оно исполнилось.
У Дагмара ослабели ноги, и он сделал движение к алтарю, на котором лежал младенец. Чувства благодарности, вины и скорби, соединившись, заставили его опуститься на колени. Он не рассказал мастеру всего, а Айво только что скрепил слова Дездемоны кровью на челе ребенка.
– Забирай его. Устраивайся. Обязанности твои, хранитель Дагмар, останутся прежними – с ребенком или без него. Будем молиться, чтобы он приспособился к жизни на горе. Если нет, ему… и тебе… придется уйти.
Байр плакал только по ночам, когда в храме было темно и тихо, и крик младенца, разносясь по коридорам, заставлял хранителей, живущих в одном крыле с Дагмаром, возмущенно твердить, что храм не место для сирот. Днем Байр спал, хлопал глазами, гукал, дрыгал ножками. А вот ночи в чистой келье с каменными стенами и узкой кроватью выпадали тяжкие.
Из бочонка Дагмар смастерил колыбель, но в темноте ребенок не желал засыпать и не успокаивался, пока его не брали на руки. Дагмар боялся сомкнуть глаза; ему казалось, что он тут же заснет и уронит младенца. После первой недели такой жизни Дагмар настолько выбился из сил, что заснул прямо на полу с ребенком на груди. Оба спали так крепко, что Дагмар сдался, и с этого дня малыш спал с ним на куче соломы, а кроватка стояла пустой.
Очень рано потеряв мать, Дагмар понятия не имел, как женщины ухаживают за детьми. Малыш был лишен материнской груди – и питающей, и успокаивающей ребенка; Дагмар не знал ни колыбельных песен, ни добрых сказок. Голос у него был грубый и басовитый, руки – большие и неловкие, но сердце обливалось кровью от жалости. Ребенок, такой беспомощный и невинный, смягчил что-то в его сердце.
Женщина из королевской деревни, недавно отнявшая своего ребенка от груди, согласилась трижды в день приходить к стене, окружавшей храм, и кормить Байра, но этого не хватало, и малыш не наедался досыта. Дагмар изготовил из овечьей кишки соску и между визитами селянки подкармливал Байра козьим молоком, усиливая его питательные свойства молитвой. Он просил у богов силы и выносливости – чтобы ночью руки не ослабели и он не уронил ребенка, чтобы малыш не будил братию, чтобы его неопытность не закончилась бедой.
Поначалу остальные хранители недовольно хмурились, усложняя жизнь Дагмара, но после первых бессонных ночей примирились с присутствием в их среде ребенка. Не единожды он замечал, что даже старшие хранители улыбаются мальчику и делают ему «козу» в те моменты, когда им казалось, что их никто не видит. Все хранители Сейлока являлись членами исключительно уважаемого братства, но никому из них не суждено было стать отцом, и малыш давал им возможность ощутить то, чего они были навеки лишены.
Чтобы освободить руки, Дагмар сшил что-то наподобие переметной сумы. Теперь, куда бы он ни шел и какими бы делами ни занимался, его сопровождал сидящий в сумке Байр. С ребенком на груди Дагмар изучал обращение с рунами, начинал свой день песнопением, а Байр слушал, широко раскрыв глаза и шевеля губами. Дайр исполнял работы по хозяйству, включая доение окаянных коз. Все это время он таскал мальчишку с собой в суме. Впрочем, тот быстро из нее вырос.
Малыш обладал неуемным любопытством. Уже через несколько месяцев Байр стал ерзать и вертеться, требуя, чтобы его отпустили. Он успешно освоился в храме, начал ползать по каменным полам и булыжной мостовой во дворе. Вскоре он научился подтягиваться на руках и попадал в неприятности, подползая, хватая и таща все, до чего дотягивались его пухлые ручки. Один из хранителей – любитель пожаловаться – клялся, что проказник вырвал из его бороды клок волос. Мастер удивлялся силе рук и ног малыша и собрал весь анклав посмотреть, как Байр лезет на корявое дерево, уже сотни лет украшавшее внутренний двор храма.
– Это необычно для столь маленького ребенка, не так ли, хранитель Дагмар? Ему еще нет и шести месяцев! Что это – козье молоко или дар богов? – Айво восхищался, а Дагмар только удивленно и беспомощно смотрел, снова совал племянника в суму, передвинув ее со спины на грудь, и добавлял в свои молитвы просьбу о том, чтобы Байр пережил хотя бы первый год своей жизни и совладал с силой, которой мать благословила – или прокляла – его.
В восемь месяцев Байр пошел. И не просто пошел. Он бегал, лазал, прыгал и падал – крошечный мальчонка с силой и ловкостью детей втрое старше него. Крепкие ноги и сильные руки Байра редко оставались в покое. К году он догонял и ловил цыплят, тут же отпуская их. Сердитому петуху игра не нравилась, и он спасался, взлетая на крышу курятника, за пределы досягаемости детских рук.
Байр разочарованно смотрел на петуха. Ему хотелось, чтобы яркая птица спустилась. Но наступил день, когда мальчику надоело ждать. Не успел Дагмар отвернуться к овощной грядке, за которой ухаживал, как малыш вскарабкался на забор и полез по гребню, не сводя глаз с обозленного петуха. А еще через год он снял перепуганную кошку с крепостного вала в замке. Лазая по стенам и бегая по крышам, он никогда не оступался и ни капли не боялся.
Постоянно опасаясь за ребенка, Дагмар старался всегда держать его в поле зрения, а по ночам даже привязывал Байра к себе, чтобы сорванец не мог ускользнуть незамеченным и заняться своим излюбленным делом – лазанью по каменным лестницам, открытым окнам и стенам, отделявшим территорию храма от королевского замка.
Дагмар изобразил запрещающие и охранительные руны на двери в келью и под окном. Он чертил их на балках потолка над головой, на камнях пола под ногами, и ладони его покрылись струпьями и язвами от постоянных кровопусканий.
– Боги благоволят к этому мальчику, – пожурил верховный хранитель Дагмара, посмотрев на его руки. – Норны показали мне нити его судьбы, из которых они свили длинную красочную бечеву, и она, как река, тянется вдаль и теряется из виду. Он не погибнет. Прекрати писать руны кровью, брат. Ты только ослабляешь себя. Мальчик всех нас переживет.
Но Айво не убедил Дагмара.
– Он почти не издает ни звука. Не лепечет, как большинство детей. Байр замечательно развит телесно, но совсем не говорит. Его сила намного превосходит развитие разума, – беспокоился Дагмар. – А сила без мудрости опасна.
– Слишком мал еще, – возражал Айво. – Научится. Он многое понимает. По глазам видно, что голова у него работает.
Дагмар только беспомощно кивал, но продолжал рисовать руны и заключать сделки с богами.
3
В ОБЫЧНОМ СМЫСЛЕ НАЗВАНИЯ у нее не было. Ее именовали просто – «королевская деревня». Раскинувшись у подножия Храмовой горы, она протянулась во всех направлениях мили на три. Наверху огромной просторной горы, или скорее холма, поднимались к небу шпили храма, а рядом, точно так же парящий на фоне неба и величественный, расположился замок короля. Храм не случайно стоял выше, и не без умысла оба сооружения находились на одном холме, хотя скорее это было плато, потому что верхнюю часть срезал сам Один, а Тор выровнял ее своим молотом. Хранители Сейлока не указывали королю и не вмешивались в управление королевством. Они были просто смотрителями, противовесом королевской власти, и им вменялись в обязанности выбор короля и передача его власти и полномочий. Когда король умирал, корона не переходила к его сыну или дочери. Она не передавалась его наследникам или его клану, а перемещалась из клана в клан – из Адьяра в Берн, из Берна в Долфис, из Долфиса в Эббу, из Эббы в Йоран, из Йорана в Лиок, из Лиока снова в Адьяр. Корона переходила к тому представителю клана, которого выбирали боги… и хранители.
Ныне правящий король Ансел происходил из Адьяра, клана Орла, и его дочь Аланна вышла замуж за Банрууда, ярла Берна. Когда король Ансел умрет, его семья покинет Храмовую гору и королевский замок. Они вернутся в свой клан, к прежней жизни, которую вели до переезда в замок, а нового короля выберут из следующего клана. Таким образом, ни одна семья, ни одно племя, ни один человек не мог властвовать слишком долго. Именно так Сейлок управлялся на протяжении пятисот лет. Один король правил семьдесят лет. Другой – всего семьдесят дней. Но корона безо всяких исключений продолжала передаваться из клана в клан. Чаще всего короновали клановых ярлов. Естественный выбор, ибо они были могущественны, привычны к управлению своими землями и кланами. Племена часто поддерживали своих ярлов, и хранители Сейлока принимали это в расчет.
За пять столетий всего пять раз хранители отказались избрать королем вождя клана. Один раз это чуть не закончилось мятежом, но народ Сейлока и вожди кланов – все, кроме ярла, которого не короновали, – поддержали хранителей и одобрили их выбор. Ярл Йорана, которому отказали в короне, задумал заговор с целью убить человека, избранного вместо него, и преуспел в своих злодейских замыслах. Корона сразу перешла в клан Лиока, который был следующим в череде преемников. Королем стал старший сын престарелого ярла Лиока, а злобного ярла из Йорана обезглавили.
Какими бы гнусными и несправедливыми ни были обстоятельства смерти короля, корона никогда не оставалась в том же клане. Случалось, что некоторые кланы сговаривались убить ярлов других племен, дабы открыть себе доступ к трону, но хранители пресекали посягательства на власть, избирая простых воинов или фермеров, вовсе обходясь без ярлов. Бывали и попытки подкупа, конечно, тайные, и четырех старших хранителей приговаривали к ослеплению, лишали звания и изгоняли, заставляя покинуть храм и просить милостыню у людей, чье доверие они не оправдали.
Народ Сейлока оказался неумолим. Уже обложенный налогами на содержание короля и храма, он не был заинтересован в том, чтобы кормить продажных хранителей, злоупотребивших своим положением и осквернивших свои священные обязанности.
Дагмар почти не сомневался, что следующим королем станет Банрууд из Берна. Ансел, хороший правитель, старел, и клан Медведя ждал своей очереди. Как ярл, Банрууд обратится к хранителям, и его просьбу трезво обдумают, прежде чем рассмотрят другого соискателя из Берна. Право обращения к хранителям имел каждый человек из Берна, но мало кто им пользовался. Люди хранили верность своим ярлам, а зачастую и боялись. Если им отказывали и они возвращались на свои земли, то в лучшем случае их ждало изгнание, а иногда кое-что и похуже. Раз ярл хочет стать королем, оспаривать его желание неосмотрительно. Конечно, хранители Сейлока обладали властью выбрать любого человека, даже если он не присутствовал лично в качестве претендента на престол, но это было так необычно, что о подобном никто не слыхивал. Дагмар не знал примеров, когда такое случалось.
Банрууд был богат, могуществен, его боялись в Берне и во всех кланах. Он станет следующим королем. Это вопрос времени. Дагмар боялся этого. Банрууд поселится во дворце Сейлока на Храмовой горе, рядом с сыном, которого никогда не видел, рядом с мальчиком, который растет в стенах храма таким сильным и ладным. Пойдут пересуды о силе ребенка. В помещениях для прислуги уже говорят об этом.
Жители деревни называли Байра «мальчик из храма». Рассказы про способности малыша люди слышали от прачек, стиравших белье храмовых служителей, от поваров, работавших на дворцовых кухнях, солдат, охранявших стены храма и делавших ставки на чудеса силы и ловкости малыша. Дагмар пробовал оградить ребенка от людского любопытства, пытался держать его необыкновенную силу в тайне, но это оказалось невозможно. К трем годам Байр вприпрыжку бегал за стражниками, повторял упражнения, выполняемые ими с мечом и щитом. Сейчас, когда Байру исполнилось семь, он носился по холмам, стараясь обогнать Дагмара, поднимал булыжники, которые с трудом сдвигал с места взрослый мужчина, – настолько большие, что он даже не мог обхватить их руками.
Мастер Айво объявил все эти подвиги – и мальчишку – чудом, назвал его ребенком Тора, самого сильного из богов, и Дагмар тогда ничего не сказал. Он знал, кому Байр обязан своей силой, и это был не бог грома. Силу Байру напророчила его мать, и ее кровавая жертва принесла плоды. Но это было не все. За семь лет, прошедших со дня смерти Дездемоны, в Сейлоке не родилось ни одной девочки. Ни в одном клане. В первый год люди радовались появлению на свет такого множества крепких сыновей и благодарили богов. В следующем году, пообщавшись с соплеменниками и членами других кланов, народ озадачился необычным наплывом мальчиков. На третий год люди начали беспокоиться. Ярлы всех шести кланов пошли к королю, король пришел к верховному хранителю. Айво собрал всех хранителей Сейлока, и они пролили свою кровь на землю, чертя руны и моля богиню Фрейю дать Сейлоку дочерей. Хранители постились, молились и каждое полнолуние приносили в жертву шесть ягнят мужского пола.
Но дочери не родились. Ни на четвертый год, ни на пятый. Ни на шестой. За семь лет для сыновей Сейлока не родилось ни одной девочки. А Дагмар хранил молчание. Вместе с братией он проливал кровь и вырезал руны. Он молил небожителей – скандинавских и кельтских богов, бога христиан, но его мольбы не дали Сейлоку дочерей. Поначалу жизнь Дагмара после смерти сестры полнилась заботами отцовства, воспитанием ребенка в сообществе мужчин, столь же несведущих в семейной жизни, как и он сам, и задуматься о рунах, начертанных Дездемоной, времени не было. Но годы шли, а дочери Сейлока перестали рожать новых дочерей. Будущее начинало тревожить. Вот тогда-то горькие слова Дездемоны и пришли на ум Дагмару, мучая его каждый миг бодрствования.
Чувство вины терзало Дагмара; в сердце поселилась скорбь, но страхи и сомнения заставляли его молчать. Наверняка ни одна руна не могла вместить такого могущества. Наверняка не Дездемона стала причиной такого бедствия. Должно быть, что-то другое. Девочки снова будут рождаться. Сейлок выживет. Дездемона сказал, что Байр станет их спасением. Но как? И когда?
– Что мне делать, Один? Он всего лишь мальчик, – громко простонал Дагмар. Глаза его были закрыты, он молился. – Может, он и силен, но такая ноша ему не по плечу.
Дагмар замолчал и прислушался, но мир вокруг был тих и спокоен, лес глух к его мольбам, и, взглянув на свои покрытые шрамами ладони, он прижал их к стволу дерева Дездемоны. Его не оставляла надежда постичь замысел сестры, понять ее последние слова, но ощутил он только биение жизни, ход времени и, отчаявшись, в конце концов опустил руки.
Дагмар почувствовал мальчика раньше, чем услышал его. Так всегда бывало. Байр передвигался тихо, но Дагмар ощущал его присутствие, видел внутренним взором и надеялся, что племянник не услышал его мольбу.
– Д-д-д, – промычал Байр, объявляя о своем присутствии.
Он пытался сказать «дядя», но с большим трудом соединял звуки между собой и очень быстро сдавался, едва выговорив хотя бы один. Байр понимал все, что ему говорили, но заикался так сильно, что на произношение одного слова ему требовалось несколько секунд.
Напевная речь давалась ему легче. Мальчик присоединялся к хранителям во время утренних служб и напевал строфы, которые слышал со дня своего рождения. Если Байра принуждали говорить самостоятельно, он не мог вымолвить ни звука. Заикание казалось странной особенностью для такого сильного мальчика, почти не знавшего трудностей в остальных делах. Следствием этого недостатка была его застенчивость и неуверенность в себе, что делало Байра легко обучаемым, добрым и отзывчивым. Дагмар и благодарил богов, и тревожился о будущем племянника.
Частенько он задумывался о небольшом разрыве в руне силы, начертанной Дездемоной, и постоянно задавался вопросом, знала ли она, что делает.
– Да, Байр? – с запозданием откликнулся Дагмар и отвернулся от дерева, высившегося над могилой сестры. Он часто приходил сюда, поэтому его не удивило, что Байр знает, где искать дядю.
– А-а-ай-во, – выговорил Байр, указывая на храм.
– Он хочет меня видеть?
Байр кивнул, обходясь без слов. Они могли объясняться взглядами, движениями плеч и другими жестами, и племянника это вполне устраивало. У мальчика было выразительное лицо; бледно-голубые глаза и вихрастые черные волосы придавали ему сходство с волками, характерное для его предков из Долфиса. Дагмар с Дездемоной обладали тем же цветом глаз и волос. Мальчик походил на них, но унаследовал рост и силу выходцев из Берна, клана Медведя. Это клан его отца, и если мальчик когда-нибудь попадется на глаза Банрууду, то ярлу трудно будет не заметить сходства с людьми его племени. Но Банрууд в глаза мальчика не видел. Очень немногие за пределами храма знали о нем. Дред, отец Дагмара, приезжал искать дочь через месяц после ее смерти, и Дагмар показал дерево, у корней которого она истекала кровью. Но что Дездемона родила ребенка, пережившего мать, он не открыл. Проклиная богов и свою судьбу, мертвую дочь и нерожденного наследника, Дред уехал, и больше Дагмар его не видел.
Читать бесплатно другие книги:
