Сокровища Рождественского монастыря Баскова Ольга

Глава 11. Приморск, наши дни

Вике стоило огромных усилий не показать детям свою боль, не раскрыть отношений с отцом.

Стиснув зубы, улыбнувшись, она сказала, что папа очень занят и сегодня не сможет с ними погулять. И вообще сегодня он уезжает в командировку, немедленно, сейчас.

Ася укоризненно посмотрела на мать.

– Это странно, не правда ли?

В ее удивленном голосе звучали взрослые нотки, и Вика поняла, что дочь о чем-то догадывается. Впрочем, вряд ли Ася догадывалась о том, что происходило в реальности: она обожала отца.

– Давайте поедим мороженого, а потом проведаем дедушку и бабушку, – предложила женщина. – Идет?

Витя захлопал в ладоши, а Ася надулась.

– Папа обидится, – произнесла она. – Ты же сказала, что он хотел с нами.

Вика вздохнула. Сколько она сможет обманывать?

– Папа не обидится, – заверила она дочь. – Он обрадуется, когда узнает, что мы хорошо провели время.

– Ну ладно, – дочь снова взяла братишку за руку. – Пойдем. Чур, мне шоколадное.

Глава 12. Приморск, наши дни

Вика с трепетом пошла в подъезд родительского дома. Что она скажет? Стоит ли подождать или сразу поведать правду, пусть и горькую? У матери больное сердце.

Поднимаясь по лестнице на второй этаж, женщина раздумывала, как себя вести, но когда отец открыл входную дверь, разрыдалась и прошептала:

– Папа, займи чем-нибудь внуков. Я должна вам кое-что рассказать.

Андрей Ильич, высокий, статный, седоватый и довольно моложавый, обнял ее и прошептал:

– Хорошо, хорошо, моя дорогая. Я посажу их у компьютера, и они нам не помешают.

Вика всхлипнула и побежала на кухню, уже не думая о том, что дети могут увидеть ее слезы.

Галина Петровна, сдавшая после известия о болезни дочери, сидела на кухне и резала салат. Увидев Вику, она расплылась в улыбке:

– Как хорошо, что ты пришла. Я слышу, с моими любимыми внуками. Сегодня у меня потрясающий борщ. Если ты поможешь, я быстро накрою на стол.

– Мама, мне не до еды, – Вика опустилась на табуретку. – Денис меня бросил. Мы разводимся.

Щеки матери побледнели:

– Ты что, шутишь?

– Мне не до шуток, – Вика придвинула к себе помидор, взяла нож и стала автоматически нарезать его на дольки. – Сегодня я застала его с Тамарой. Ну, помнишь, наш врач – эндокринолог.

– Конечно, помню, – пожилая женщина бросила нож на стол. – Вертихвостка проклятая. Она давно перед Денисом задом крутила, – она подошла к дочери и обняла. – А ты подожди с разводом. Он любит тебя и детей. Думаешь, твой отец всегда сохранял мне верность?

– Мама, я ничего не думаю, – Вика бросила дольки помидора в миску. – Он сам мне об этом сказал. И добавил, что после операции брезгует ко мне прикасаться.

– Так и сказал? – Галина Петровна снова взялась за нож, чтобы успокоить нервы. – Вот гад. Может, перебесится?

Дочь покачала головой:

– Нет, мама, не перебесится.

– Я позову отца, – мать снова бросила нож и побежала в гостиную.

Вика услышала шелестящий шепот, и вскоре отец, тоже побледневший, положил на плечи дочери свои тяжелые руки.

– Значит, это правда?

Женщина кивнула, и так долго сдерживаемые слезы хлынули из покрасневших глаз.

– Да, это правда. – Она вдруг сжала кулаки. – Скажите, какая вещь в нашей квартире когда-то была украдена? – Вика вскочила, опрокинув табуретку, и бросилась в гостиную.

стревоженные родители двинулись за ней. Дочь рыдала и била кулаками по шкафу:

– Скажите, она здесь? Где вы ее прячете?

В серванте трясся хрусталь, звенели дорогие фарфоровые сервизы, и Галина Петровна испугалась, что Вика разгромит всю антикварную посуду.

– Да прекрати ты, сумасшедшая, – прикрикнула она. – Сейчас все расколотишь. А это, между прочим, наш кусок хлеба.

– Где, где эта вещь? – Вика будто не слышала, и отцу пришлось скрутить ее и силой усадить на диван. – Умоляю, дайте ее мне.

– Да про какую такую вещь ты говоришь? – удивленно проговорила мама. – Что у кого мы украли? Ты в своем уме?

Вика повалилась на диван и уткнулась носом в подушку.

– Цыганка, – выдавила она сквозь рыдания. – Она сказала, что я тяжело заболею и потеряю мужа, если не выброшу вещь, которая находится в моем доме.

Родители переглянулись, и мать всплеснула руками. С ее смуглых щек уже сходила бледность.

– И ты поверила какой-то гадалке? – она села рядом и стала гладить вздрагивавшие плечи дочери. – Да они всем говорят одно и то же.

– Но я заболела и потеряла мужа, – Вика продолжала рыдать. – Мамочка, умоляю тебя, скажи, какая вещь могла принести мне такие беды…

– Да ты просто спятила! – Галина Петровна ударила кулаком по кожаной обивке дивана. – Мы с отцом в жизни не брали чужого. Все, что ты здесь видишь, досталось нам от твоих деда и прадеда.

– Значит, брали они, – Вика резко поднялась, и мать с жалостью посмотрела на ее заострившееся лицо. – Надо заказать грузовую машину, и пусть она увезет все к чертовой матери.

– Точно, рехнулась, – Галина Петровна посмотрела на встревоженного мужа: его беспокоило состояние дочери. – Еще спасибо нам скажешь, что мы это наследство тебе с детьми оставили.

– Ты не хочешь меня понять, – дочь снова рванулась к серванту, но отец перехватил ее и ударил по лицу:

– Немедленно прекрати истерику!

Вика схватилась за щеку и осела на ковер. Андрей Ильич помог ей подняться:

– Пойдем на кухню. Слава богу, дети нас не слышали, я предусмотрительно закрыл дверь в их комнате. Пора уже поговорить серьезно.

Поддерживая дочь за локоть, он проводил ее на кухню. Галина Петровна засеменила за ними. Андрей Ильич усадил Вику на табуретку, другую придвинул жене.

– Значит, вы с Денисом разводитесь. Он собирается делить квартиру?

Дочь покачала головой:

– Он сказал, что квартиру оставляет мне. Все же помнит, что ее купил нам ты.

– Надо же, как благородно! – буркнул Андрей Ильич. – А что с клиникой?

Вика посмотрела на свои руки:

– Я предупредила, чтобы он убирался вместе со своей любовницей.

– А вот это правильно, – отец наклонил голову. – Когда он пришел в нашу семью, мы дали ему все. Он уходит по собственной воле, поэтому мы ничего ему не дадим. Кроме того, дети остаются с тобой. После развода подашь на алименты.

Дочь тяжело вздохнула. Думала ли она, что их брак так печально закончится? Мысль, что Денис уйдет голый и босой, бросив не по своей воле все, что ему было дорого, не согрела ее измученную душу.

– Если он будет упираться, я вмешаюсь в ваш бракоразводный процесс, – Андрей Ильич сжал ее плечо. – И не нужно терзать себя. Раз такой негодяй, пусть катится. Мы проживем и без него.

Вика снова заплакала. Она не представляла, как станет жить без Дениса, разведенкой, брошенкой, Не будет больше обедов в ресторане на годовщину свадьбы, поездок за город, семейных вечеров. И вообще в ее жизни его не будет. Как это пережить?

Глава 13. Русское царство, 1525 г

Великий князь действительно отправился по делам, как предупредил Соломонию. Он объезжал свои владения, сидя на своем любимце – гнедом коне. Василия интересовали строившиеся и недавно построенные храмы, и он с удовольствием созерцал возведенные стены и слушал звон колоколов. Возле одного из них, храма святителя Петра, Василий остановился, увидев кривую старую березу, возле которой толпились крестьяне.

– Что там такое? – спросил он у сопровождавших бояр, и один с готовностью вызвался:

– Сейчас узнаю, княже.

Через полминуты он, смущенно улыбаясь, прискакал обратно.

– Мужики срубить ее хотели, – пояснил боярин. – И вдруг на верхушке гнездо увидели, а там птенчики малые. Ну, и пожалели и дерево, и птенчиков.

Василий поднял голову, взглянул на солнце и зажмурил глаза. Он представил себе маленькое гнездо из соломинок и перьев, теплые комочки внутри – и почувствовал в горле предательский ком. Он подступал, когда великий князь видел детенышей, неважно чьих – щенят, котят, птенцов, и горестные мысли уносились к Соломонии, к их бездетному браку.

«Ничему я не подобен, – подумал Василий, и его глаза увлажнились, – ни птицам, ни зверям, ни даже воде, которая тоже плодится и множится. Не надобно мне тянуть с разводом, если не хочу разделить свою власть».

Великий князь боялся признаться, что больше всего его беспокоило не то, что он потомок византийских императоров. Привык он к своей жене Соломонии за двадцать лет брака, привязался, с радостью спешил в свою опочивальню после дальних странствий, желая обнять ее теплое, мягкое тело, поцеловать румяные, как яблоки, щеки.

Хорошей она была женой, что и говорить, – красивой, домовитой, преданной. Вот почему Василий, давно задумавшийся о разводе, тянул, ждал неизвестно чего. Не было у него для развода никаких причин, не поняли бы его люди. Хотя, чего уж тут обобщать…

Некоторые его приближенные все уши прожужжали: дескать, ежели власть делить придется, то и государство раздробится, как когда-то, ежели раздробится, ослабнет, и рванут к нему полчища поганых, и застонет Русь под ударами их мечей.

Нет, один должен быть у Руси хозяин, один царь.

Знал Василий, что митрополита Валаама при желании можно сместить, поставить Даниила, и тот не станет ему противоречить, наоборот, благословит на задуманное, но не хотелось великому князю только на его мнение опираться. О жадности, властолюбии и жестокости митрополита говорили многие люди. Вот ежели б святые старцы дали свое благословение… И необязательно старцы, пусть молодые, только благочестивые, как Максим Грек из Чудова монастыря, слава о котором разнеслась во все пределы Руси.

Что, если прямо сейчас к нему поехать, поговорить?

Василий пришпорил коня, свернул с проторенной дорожки. Бояре встревожились, особенно окольничий Тучков:

– Куда, государь?

– В Чудов монастырь, – бросил Василий.

Его свита сразу поняла – к Максиму Греку. Ценил государь этого монаха за образованность и разумные речи. Когда-то он, желая разобраться в греческих рукописях и книгах, принадлежавших его матери, Софии Палеолог, обратился к Константинопольскому Патриарху с просьбой прислать к нему ученого грека, старца Савву. Патриарх не возражал, но уж больно Савва был немощен… пришлось ехать Максиму Греку.

Увидев великокняжеское книгохранилище, монах пришел в восторг и немедленно принялся за работу. Начал с «Толковой Псалтири», а потом дошел и до других служебных книг. Со временем князь лучше узнал ученого монаха и еще больше зауважал. Не терпел Максим нарушения нравственного закона, всегда резко и прямо высказывался о том, что осуждал.

Василий понимал, почему за его спиной переглядывались бояре, не могли они взять в толк, на что надеялся Василий, какой разговор ожидал от Грека? Великий князь вспомнил пламенные проповеди монаха. Он всегда осуждал роскошь, не ведал, как можно спокойно жить в богатстве, если кругом нищие? Максима поражали и русские церкви, такие же роскошные, как и дома бояр. Зачем богатство в Божьем доме? Нет слов, церковь должна быть прекрасной, но без излишеств. Интересовался Грек, куда идут налоги, собираемые с крестьян церковью, сетовал он, что храмы не помогают бедным.

Разумеется, его речи нравились не всем. Даже церковные служители его не поддерживали, разве только святые старцы. Василий слушал его с интересом и понимал, что монах просит слишком много. Нельзя вот так сразу изменить существующий порядок. Да и он сам, великий князь, почему должен отказаться от привычного образа жизни? Все государи пребывают в роскоши, так уж повелось.

Спешившись у входа в монастырь, где несколько лет назад открыли греко— латинское училище и трудяги-монахи переписывали и переводили церковные книги, князь сделал знак боярам, чтобы оставили его одного, взбежал по ступенькам, коснувшись рукой белых колонн, и, кивнув служителям, склонившимся перед ним, прошел в келью Максима Грека.

Тот работал над очередным трудом, и Василий, увидев его склоненным над книгой, подумал: «Хоть икону с него пиши».

Желтоватое худое лицо с острым тонким носом, длинная седая борода, глаза, светившиеся необыкновенным блеском…

Грек заметил государя, отложил рукопись, встал и, едва кивнув, спросил:

– Зачем я тебе понадобился, великий князь? Неужто ты решил внять моим просьбам?

Василий покачал головой:

– Просьбы твои исполнить трудно.

Максим усмехнулся в седую бороду:

– Трудно, говоришь? Лучше, по-твоему, Божественные законы нарушать? Сребролюбие и лихоимство – страшные грехи.

Князь поморщился: опять он про это!

– Я пришел к тебе поговорить о другом, – Василий опустился на скамью и плотнее запахнул длинную соболью шубу: в келье было холодно. – Что ты думаешь о браке, в котором нет детей?

Максим сложил руки на коленях и чуть прикрыл глаза морщинистыми веками.

– Хочешь спросить о разводе?

Великий князь вздрогнул: монах часто читал его мысли.

– Откуда тебе известно?

– Слухами Москва полнится, – ответил монах уклончиво.

– И каким будет твой сказ?

– Мои взгляды на брак многим известны, – изрек он торжественно, – я из них никакого секрета не делаю. Если про великую княгиню говорить, то послал тебе Бог жену, о которой многие мечтают: красивую, верную, хозяйственную. Давно вы друг с другом, почти двадцать лет. Знаешь ведь, что честна женитва и ложе нескверно. Желаешь спасения души своей – будь доволен своей супругой, а чужих не желай, ибо блудники и прелюбодеи, грешащие с чужими женами, осуждаются в муку вечную с жителями Содома и Гоморры, где червь их не усыпает, огнь не угасает и ужаснейший плач и скрежет зубов бесконечны.

– Я чужой жены не хочу, – буркнул Василий недовольно. – Ежели получу развод, снова женюсь. Разве это блуд?

Грек повертел головой на жилистой шее:

– Грех это, страшный грех, великий князь. Если надеешься убедить меня в обратном, не пытайся, я от своих слов не отрекусь. Думаю, вряд ли ты меня послушаешь, чувствую, по – своему поступишь, только прежде о душе поразмысли.

Он придвинул к себе толстую книгу и углубился в чтение, будто не видя, что государь продолжает сидеть в его келье.

Василий, подобрав полы длинной шубы, вышел из жилища монаха и подумал, что может опоздать к обедне, которую должны были отслужить в церкви монастыря. Хорошо, что он не увидит там Соломонию, с которой вместе ходил на заутреню.

В памяти всплыло худое желтоватое лицо Максима Грека и его слова.

«Никогда этот монах не станет моим союзником, – внутренний голос нашептывал Василию фразы, которые он хотел услышать. – И молчать не станет. Многие его цитируют. Нужно ли мне, чтобы он давал пищу для разных толков? Там, гляди, и до бунта недалеко».

Неясная мысль о том, что волей-неволей придется расправиться с этим строптивым монахом, потихоньку закрадывалась в голову.

«И митрополита Валаама нужно поставить на место, а то и вовсе… – нечестивые мысли наступали, как полки (удивительно, что сразу после выхода из кельи Максима Грека), и Василий им не противился. – В моем государстве мне все подвластно, и неповиновения не потерплю».

К нему подъехал любимый боярин Иван Поджогин, сделал озабоченное лицо и спросил:

– Чего невесел, государь?

Василий опустил голову:

– Знаешь ты мою печаль…

– Ах, это, – боярин подмигнул, загримасничал. – Я бы на твоем месте не беспокоился. Разговор у меня был вчера с братцем княгини, Иваном Сабуровым. Много интересного он мне рассказал, за деньги, разумеется. Повезло тебе, что братец Соломонии любит звонкую монету. Вернемся в Москву, позову я его – поговори с ним. Слово даю, веское основание будет у тебя для развода.

– Она мне изменяла? – встрепенулся великий князь и побледнел: тяжело было слышать такие вести.

Поджогин покрутил головой на толстой шее:

– Есть кое-что хуже измены, государь. Колдовством занималась твоя жена. Впрочем, Иван тебе все расскажет.

Василий тяжело задышал и пришпорил коня. В нем боролись противоречивые мысли. С одной стороны, желал он избавиться от бесплодной жены, с другой – горько ему было сознавать, что Соломония сама на развод напросилась.

Прискакав в Москву, первым делом вызвал к себе Ивана Сабурова.

– Люди говорят, ты мне что-то сказать хочешь, – буркнул он: неприятно было смотреть на этого дюжего молодца, продававшего сестру.

Иван улыбнулся:

– Сказывали, и ты меня за это отблагодаришь.

Василий побагровел:

– А если я тебя подвергну самым страшным пыткам, и ты мне все даром поведаешь?

Сабуров усмехнулся в черный ус:

– Не сделаешь ты этого, государь. Станут говорить, что ты не только от жены отделался, но и ее брата заморил. Народ и так многим недоволен. Там и до бунта недалеко.

Великий князь заскрежетал зубами:

– Говори, что желал!

Иван поклонился и затараторил, будто боясь что-то упустить:

– Как-то моя сестра позвала меня и спросила, знаю ли я, что есть некая Стефанида Рязанка, которая теперь где-то поблизости живет. Дескать, колдует она отменно, и надо бы ее к нам во дворец привести.

Василий еще больше нахмурился:

– Продолжай.

– Узнали мы с теткой Евдокией, где эта колдунья обитает, – Иван смотрел нагло, словно не хотел сознавать своей вины, – узнали и привели сюда. Она с собой какую-то воду заговоренную взяла и прибавила: «дескать, водой этой обтираться надо, чтобы князь любил, и княжеское белье желательно ею смачивать».

– Мое белье? – государь сжал кулаки. – И она смачивала?

– Уж очень ребенка сестра хотела, – бросил Иван. – Через это, сам понимаешь, на многое пойдешь. Тетка сказывала, Стефанида эта еще и масло с медом заговаривала да обтираться велела.

Блеснули на него глаза Василия из-под нависших бровей:

– Это все?

– Все, государь.

Великий князь бросил ему, как собаке кость, горсть золотых монет:

– Это тебе за труды. Ступай, да никому ничего не сказывай.

Поклонившись, Иван удалился восвояси, а Василий, подойдя к окну, подумал, что теперь совесть его чиста, но от этого на душе не стало легче.

Глава 14. Приморск, наши дни

– Ты что же, сказал ей, что уходишь голым и босым? – Тамара сидела у зеркала и расчесывала волосы.

– Это справедливо, – Денис сел рядом: он только что закончил разговаривать с Викой. – Квартиру купил нам ее отец, он же вложил деньги в клинику. Хотим мы этого или не хотим, нам придется отсюда уволиться.

– А кто пахал день и ночь, чтобы эта клиника приносила доход? – женщина бросила расческу.

– Андрей Ильич тоже много сделал для ее процветания. У меня никогда бы не хватило денег на такую рекламу, – процедил мужчина. – Кроме того, Вика остается с двумя детьми. Мы с тобой как-нибудь устроимся.

Тамара зло швырнула расческу:

– Ты не должен идти у нее на поводу! – прошипела она. – Клиника должна остаться у тебя. А папаша купит своей дочери что-нибудь другое, попроще.

Денис потянулся за сигаретой:

– У меня не хватит духу сражаться за нее.

– Тряпка! – презрительно фыркнула Тамара. – Какой же ты тряпка! – она встала и вышла в прихожую.

– Куда ты? – он бросился следом: меньше всего ему хотелось оставаться одному в пустой съемной квартире, где почти не было его вещей.

– Я ухожу к себе, – женщина брезгливо смахнула его руку со своего локтя. – Не прикасайся ко мне. Лучше возвращайся к своей Вике, подкаблучник. – Она хлопнула дверью, а Денис растерянно смотрел ей вслед.

О том, чтобы вернуться к жене, не могло быть и речи. Тамара оказалась потрясающей любовницей, ночами выжимала его до основания, и мужчина корил себя за долгое воздержание. Каким же он был идиотом, когда игнорировал ее чары!

Брезгливость к супруге не прошла, Денис сознавал, что никогда не сможет делить с ней постель, а жизнь семейного евнуха его не устраивала.

Он прошел в комнату, выбросил в окно нераскуренную сигарету и растянулся на кровати. Отбирать у жены клинику с вложенными в нее деньгами тестя, очень не хотелось, но искать другое место работы и фактически начинать все с нуля не хотелось еще больше. А еще он не желал терять Тамару, к которой прикипел, как ржавчина, за несколько дней. Денис понимал, что женщина уйдет, если он не оправдает ее ожиданий. А клиника, несомненно, в эти ожидания входила. Что ж, тогда он поборется.

Мужчина притянул к себе мобильный и набрал любовницу:

– Я готов стать жестоким и беспринципным, – сказал он. – Ты должна прийти ко мне прямо сейчас, и мы обо всем поговорим.

По ее голосу мужчина понял, что она обрадовалась, будто камень упал с ее души.

– Я сейчас приду.

Она позвонила в дверь через пять минут, и Денис подумал, что любовница прогуливалась где-нибудь неподалеку. Тамара всегда была хорошим психологом, видела людей насквозь и знала, что, в конце концов, он сделает так, как ей хочется.

– Значит, ты решил сражаться? – женщина скинула босоножки, и он потянулся руками к ее груди, но она оттолкнула его. – Да подожди ты. Давай сначала поговорим о наших баранах.

– Я готов, но не представляю, как это сделать, – Денис развел руками. – Может, подскажешь?

– Ее отец богатый человек, но не играет никакой роли в жизни города, – женщина плюхнулась на стул и вытянула длинные стройные ноги. – А у тебя есть пациенты – настоящие отцы города. Тебе всего лишь стоит обратиться к их помощи.

– Думаешь, они помогут? – мужчина подергал себя за уши.

Тамара с презрением отвернулась: эта детская привычка выводила ее из себя.

– Конечно, помогут. Я в этом не сомневаюсь.

– Тогда давай подумаем, кого можно привлечь, – она потянулась к сумочке и достала блокнот. – Возможно, я привлеку и своих пациентов.

Он придвинулся к ней и наморщил лоб, припоминая всех влиятельных людей.

– Можно обратиться к Волкову. Помнишь, он удалял у меня доброкачественную опухоль? Это заместитель нашего мэра.

– Можно, – подтвердила Тамара, – только это еще не предел моих мечтаний. На первое время нам понадобятся деньги. Да и не только на первое время. Посуди сам: зачем тратить деньги на съемные квартиры? Не лучше ли сразу купить свою и поближе к работе?

Денис присвистнул:

– Ну, у тебя и аппетиты… Думаешь, Вика купит нам жилье?

– Надо, чтобы она это сделала, – женщина посмотрела на него своими волнующими зелеными глазами. – И у меня уже есть одна задумка. Ты должен судиться с ней за ребенка. Вспомни, наш прокурор тоже у тебя оперировался, он поможет.

Денис сжал кулаки. Его мягкое худощавое лицо приняло хмурое и недовольное выражение, уголки губ поползли вниз.

– Я не хочу с ней судиться! – выкрикнул он. – Мы и так принесли ей много бед.

Тамара оскалилась, собираясь так же резко ответить, но передумала: нужно выждать время, возможно, позже эта мысль покажется Денису не такой уж и страшной.

– Ну хорошо, дорогой, – примирительно сказала она и потянулась к нему, чтобы погладить по руке. – Просто я подумала, что ты привык к хорошей жизни.

– Правильно, никогда не говори мне ни о чем подобном, – мужчина с ненавистью оттолкнул ее руку и встал: иногда Тамара бесила его до чертиков.

– Знаешь, что? – женщина потянулась за сумочкой. – Поставь-ка чайник, а я сбегаю в кондитерскую за твоими любимыми штруделями с вишней. Идет?

– Идет, – отозвался он, но в его голосе не было энтузиазма.

Глава 15. Русское царство, 1525 г

Страницы: «« « 1234 » »»