Книга Пыли. Тайное содружество Пулман Филип

Глава 4. Серебро колледжа

– И что пошло не так? – спросил Марсель Деламар.

Генеральный секретарь находился у себя в кабинете в La Maison Juste и обращался к молодому человеку, темноволосому, худому, хмурому, одетому совершенно обычно и державшемуся напряженно. Тот сидел на диване, вытянув ноги во всю длину и засунув руки в карманы. Его ястреб свирепо смотрел на Деламара.

– Если нанимать на работу головотяпов… – начал гость.

– Отвечайте на вопрос.

Молодой человек раздраженно пожал плечами.

– Они все испортили. Проявили полную некомпетентность.

– Он мертв?

– Кажется, да.

– Но они же ничего не нашли. При нем была сумка или чемодан?

– Таких деталей я не вижу. Но вряд ли.

– Тогда посмотри еще раз. И повнимательнее.

Молодой человек лениво взмахнул рукой, словно прогоняя идею прочь. Он хмурился, глаза были полуприкрыты, на белом лбу блестела пелена пота.

– Вы нездоровы? – спросил Деламар.

– Вы сами знаете, как на меня влияет новый метод. Это большое напряжение для нервов.

– Вам достаточно много платят, чтобы примириться с этим неудобством. И, между прочим, я вам говорил не пользоваться новым методом. Я ему не доверяю.

– Да, да, хорошо, я посмотрю. Но не сейчас. Мне нужно прийти в себя. Но прежде я должен вам кое-что сообщить. Кто-то наблюдал.

– За чем? За операцией? Кто это был?

– Понятия не имею. Не могу сказать. Но там точно был кто-то еще… И он все видел.

– А исполнители догадались?

– Нет.

– Это все, что вам известно?

– Да. Все, что можно было узнать. Кроме разве что…

Но больше он ничего не сказал. Генеральному секретарю была хорошо знакома эта его манера, надо было просто подождать. И в конце концов молодой человек заговорил снова:

– Кроме разве что того факта, что это могла быть она. Та девушка. Учтите, я ее не видел… но это могла быть она.

Говоря это, он пристально смотрел на Деламара. Его работодатель написал пару фраз на официальном бланке, сложил его пополам и надел на ручку колпачок.

– Прошу, Оливье. Отнесите это в банк, а потом отдохните как следует. Хорошо ешьте. Восстановите силы.

Молодой человек развернул бумагу, внимательно прочел и лишь затем снова сложил, положил в карман и молча вышел. Однако прежде он успел кое-что заметить – то, чего ни разу не видел раньше: при упоминании о девушке губы Марселя Деламара дрогнули.

Лира бросила рюкзак на пол и упала в старое кресло.

– Почему ты спрятался, когда увидел доктора Полстеда? – спросила она.

– Я не прятался, – возразил Пантелеймон.

– Еще как прятался. Юркнул ко мне под пальто, едва заслышав его голос.

– Просто не хотел мешать, – сказал он. – Давай скорее откроем и посмотрим, что внутри.

Он уже внимательно обнюхивал рюкзак, поднимая носом пряжки.

– Это точно его – тот же самый запах. Не из тех одеколонов, какие делает отец Мириам.

– Сейчас нельзя, – возразила Лира. – У нас всего двадцать минут, чтобы добежать до колледжа и успеть к доктору Либерсон.

Каждому студенту полагалось ближе к концу семестра явиться к своему наставнику и выслушать все, что тот хочет ему сказать: похвалу, увещевание работать усердней, благодарность за хорошую работу, рекомендации по списку чтения на каникулах. Лира никогда не пропускала эти официальные встречи, и если она сейчас не поторопится…

Она встала, но Пан не двинулся с места.

– Это лучше спрятать, – сказал он.

– Зачем? Сюда все равно никто не зайдет. Тут совершенно безопасно.

– Я серьезно. Вспомни того человека вчера ночью. Кому-то эта вещь так нужна, что он готов убить за нее.

Лира согласилась, что это не лишено смысла, и откинула линялый ковер. Под досками у них было особое место, куда можно было прятать всякие вещи. Правда, слишком маленькое, но они все равно сумели запихать туда рюкзак и прикрыли все сверху ковром. Уже мчась по лестнице вниз, Лира услышала, как часы на Иордане отбивают без четверти одиннадцать.

Они успели ровно за минуту до назначенного времени и теперь сидели, красные и запыхавшиеся, слушая похвалы доктора Либерсон. Судя по всему, Лира делала успехи и даже начала разбираться в тонкостях средиземноморской и византийской политики, хотя, конечно, всегда есть опасность решить, будто поверхностное знание событий ничем не отличается от фундаментального понимания стоящих за ними принципов. Лира соглашалась и с воодушевлением кивала. Она и правда могла подписаться под каждым словом. Ее наставник – молодая леди с коротко подстриженными светлыми волосами и деймоном-щеглом – наградила ее скептическим взглядом.

– Непременно читайте литературу, – сказала она. – Франкопан очень хорош. У Хьюза-Уильямса неплохая глава о левантийской торговле. И не забудьте…

– О, да – торговля. Доктор Либерсон, а с Левантом – простите, что перебила! – всегда торговали розами, благовониями и тому подобными вещами?

– И еще курительным листом. Да, с тех пор как его открыли. Важным поставщиком розового масла и аттара в Средние века была Болгария. Но торговля с ней очень пострадала от Балканских войн и пошлин, которыми Османская империя обложила перевозки через Босфор. Кроме того, у них несколько изменился климат, и тамошние производители больше не могли выращивать лучшие коммерческие сорта. Поэтому рынок сдвинулся на Восток.

– Вы не знаете, почему у них сейчас проблемы?

– А у них проблемы?

Лира вкратце описала положение, в которое попал отец Мириам, упомянула о невозможности раздобыть сырье для фабрики.

– А вот это уже интересно, – задумчиво сказала доктор Либерсон. – История, как видишь, не заканчивается – она продолжается все время, в том числе и в наши дни. Думаю, нынешние проблемы объясняются в основном региональной политикой. Я изучу этот вопрос. Хороших каникул, Лира.

Конец осеннего семестра был традиционно отмечен рядом церемониальных мероприятий – своих у каждого колледжа. Святая София в целом не одобряла ритуалов – ну, хорошо, если уж вы так настаиваете! – и потому ограничилась обычным для таких случаев чуть более сносным ужином для студентов и преподавателей. Иордан, напротив, закатил Пир основателей – великолепный и кулинарно избыточный. В юные годы Лира всегда с нетерпением предвкушала Пир основателей – не потому, что ее на него приглашали (разумеется, нет), а потому, что это был шанс заработать несколько гиней, полируя серебро. Это само по себе уже стало традицией, и после быстрого ланча с подругами в Святой Софии (Мириам, кажется, заметно повеселела) Лира помчалась в буфетную Иордана, где мистер Коусон, стюард, уже выставил на стол батарею блюд, тарелок, кубков и чаш и к ним большую жестянку «Редверса».

Стюард был старшим из слуг и отвечал за все церемонии колледжа – за парадные ужины, серебро и Гостиную со всеми ее сокровищами. Некогда Лира боялась мистера Коусона больше всех в Оксфорде, но в последние годы он вдруг начал проявлять совершенно неожиданную человечность. Она села в торце стола, накрытого грубым зеленым сукном, обмакнула влажную тряпку в полировальный порошок и принялась натирать посуду, пока отражения в серебре не поплыли и не растворились в свете нефтяных ламп.

– Хорошая попытка, – заметил стюард, поворачивая чашу и придирчиво изучая безупречное сияние.

– Сколько это все стоит, мистер Коусон? – полюбопытствовала Лира, берясь за самое громадное блюдо – фута два в поперечнике, с круглым углублением посередине.

– Этому серебру нет цены, – отозвался тот. – Его невозможно заменить. Сейчас такого не купишь, подобные вещи просто перестали делать. Навык утрачен. Вот этому, – он указал на блюдо, над которым трудилась Лира, – триста сорок лет, оно толщиной в две гинеи. Никакими деньгами такое не измерить. Вероятно, этот пир – последний, где мы его используем, – добавил он со вздохом.

– Что, правда? Но почему?

– Ты же никогда не видела Пир целиком, да? – сказал старик. – Ужинала в зале и даже за высоким столом, но никогда не оставалась до конца Пира, не так ли?

– Ну, меня же не приглашали, – кротко заметила Лира. – Это было бы неправильно. И в Гостиную меня бы потом тоже не позвали, не говоря уж обо всем прочем.

– Гм-м, – с непроницаемым лицом протянул мистер Коусон.

– Так что, нет, я понятия не имею, зачем нужно это большое блюдо. Трюфели подавать, на десерт?

– Попробуй поставь его.

Лира опустила посудину на стол. Она перекатилась на круглом выпуклом донышке, наклонилась и замерла в таком положении.

– Неудобное оно какое-то, – заметила Лира.

– Потому что его не ставят – его носят. Это емкость для розовой воды.

– Для розовой воды? – Лира с новым интересом посмотрела на старика.

– Именно. После мяса и перед десертом гостям приносят розовую воду в четырех чашах. Эта – самая лучшая. Джентльмены из колледжа и их гости могут смочить пальцы или, если пожелают, салфетку. Но в этом году нам перестали поставлять розовую воду. Хватит только для этого Пира.

– А разве нельзя достать еще? Розы-то везде растут. У магистра в саду полно роз! Из них же можно сделать розовую воду… Да я бы сама смогла! Вряд ли это так уж трудно.

– О, в английской розовой воде недостатка нет, – сказал стюард, снимая с полки над дверью тяжеленную бутыль. – Но она… слишком водянистая. В ней нет тела, субстанции. Самую лучшую привозят из Леванта и даже из более отдаленных мест. Вот, понюхай.

Он вынул пробку. Лира склонилась над бутылью, и на нее пахнуло густым ароматом всех роз, какие цвели в этом мире с начала времен. Нежность и мощь его были столь глубоки, что выходили за пределы сладости и сложности и там, по ту сторону, превращались в нечто ясное, чистое, прекрасное и совершенное в своей простоте. Так мог бы пахнуть сам солнечный свет.

– О, – сказала она. – Теперь я поняла. И это все, что осталось?

– Да, последнее, что я сумел достать. Думаю, у мистера Эллиса, казначея в Кардинал-колледже, припрятано несколько бутылок, но он бережет их как зеницу ока. Придется налаживать с ним отношения.

Мистер Коусон всегда говорил так сухо, что трудно было понять шутит он или уже нет. Но история с розовой водой была очень уж интересной.

– Так откуда, вы сказали, взялась вот эта вода, та, что лучше всего? – переспросила Лира.

– Из Леванта. В основном из Сирии и Турции, насколько я понимаю. Говорят, знатоки чувствуют разницу и понимают, из какой именно страны привезена вода, но мне это никогда не удавалось. Это же не вино – токай или портвейн, когда в каждом бокале целая сокровищница вкуса, и стоит только разобраться, как уже не спутаешь один винтаж с другим. Не говоря уж о разных сортах вина. Когда речь о вине, ты можешь пользоваться языком и всеми его вкусовыми сосочками, к твоим услугам весь рот. А розовая вода – это же только запах. Однако я уверен, что есть люди, которые могут отличить одну воду от другой.

– А почему возникли перебои с поставками?

– Полагаю, все дело в тле. Итак, Лира, ты закончила?

– Только один подсвечник остался, вот этот. Мистер Коусон, а кто поставляет вам розовую воду? У кого вы ее покупаете?

– У фирмы под названием «Сиджвик». Почему ты вдруг заинтересовалась розовой водой?

– Да я вообще всем интересуюсь.

– Действительно, а я и забыл. Ну, тогда тебе пригодится вот это…

Открыв ящик, он вынул крошечную стеклянную бутылочку, размером не больше мизинца Лиры.

– Так. Вынимай пробку. Держи ровнее.

Лира сделала, как велел мистер Коусон, и тот с величайшей осторожностью идеально твердой рукой наполнил флакон розовой водой из большой бутыли.

– Вот, – сказал он. – Столько мы можем потратить. Раз уж тебя не приглашают на Пир и в Гостиную тоже не пускают, пусть у тебя будет это.

– О, – сказала Лира. – Спасибо.

– Теперь тебе пора. Кстати, если захочешь узнать про Левант, Восток и все остальное, спроси у доктора Полстеда из Дарема.

– А, точно. Спасибо вам, мистер Коусон.

Она вышла из буфетной в самое начало зимнего вечера и без особого энтузиазма посмотрела через Броуд-стрит на здание Даремского колледжа. Доктор Полстед сейчас точно у себя. Можно перейти дорогу, постучать в дверь… Он наверняка впустит ее, радушно усадит в кресло и примется рассказывать про левантийскую историю так долго и нудно, что уже через пять минут она пожалеет, что пришла.

– Ну что? – спросила она Пана.

– Ой, нет. Можем зайти в любое другое время. О рюкзаке ему все равно рассказывать нельзя. Он скажет: идите в полицию, а мы скажем, что не можем, и…

– Пан, в чем дело?

– А в чем дело?

– Ты мне чего-то не договариваешь.

– Вовсе нет. Пошли посмотрим на рюкзак.

– Не сейчас. Это может и подождать. Не забывай, нам еще нужно работать. Начнем сегодня, меньше останется на завтра.

– Ну, давай хотя бы рюкзак с собой возьмем.

– Нет! Он сейчас в полной безопасности. Скоро мы вернемся в Иордан на каникулы, а если взять его сейчас в Софию, ты все время будешь подбивать меня посмотреть, что там.

– И вовсе я не подбиваю.

– Ты даже сам не замечаешь.

Когда они вернулись в колледж, Пан тут же притворился, что ложится спать, а Лира принялась проверять ссылки в окончательном варианте эссе… и думать про рюкзак. Через некоторое время она надела последнее чистое платье и отправилась вниз, ужинать.

На ужин была вареная баранина, а подруги уговаривали ее пойти с ними на концерт в муниципалитете, где весьма привлекательный молодой пианист будет сегодня играть Моцарта. Это звучало очень соблазнительно, но сегодня мысли Лиры были заняты другим, так что, разделавшись с рисовым пудингом, она тихонько ускользнула, накинула пальто и отправилась по Броуд-стрит в паб под названием «Белая лошадь».

Молодым леди вообще-то не полагалось вот так, запросто, в одиночестве ходить по пабам, но Лира в своем теперешнем настроении совсем не была похожа на леди. К тому же она кое-кого искала и почти сразу нашла. Бар в «Белой лошади» был маленький и узкий. Чтобы убедиться, здесь ли тот, кого она ищет, Лире пришлось пробираться через обычное вечернее столпотворение офисных служащих – в маленький закуток в глубине. В разгар семестра он был бы битком набит студентами, потому что «Белая лошадь», в отличие от других пабов, пользовалась популярностью как у городских, так и у обитателей колледжей. Год заканчивался, и студенты должны были скоро разъехаться – до середины января. Но сегодня Лира пришла сюда не как студентка, а как местная жительница.

Тут-то, в закутке, она и нашла Дика Орчарда в компании Билли Уорнера и двух незнакомых девчонок.

– Привет, Дик, – сказала она.

Его физиономия – очень симпатичная физиономия – просияла. Волосы у Дика были черные, кудрявые и блестящие, черты лица точеные, кожа загорелая и здоровая. Такие лица хорошо выходят на фотограммах: ничего не плывет, не размазывается, а в глазах плещется смех и веселье.

На шее у Дика красовался сине-белый платок в горошек, в цыганском стиле. Его деймон, хорошенькая лисичка, тут же радостно вскочила, чтобы поздороваться с Паном. Эти двое всегда друг другу нравились. Когда Лире было девять лет, Дик возглавлял банду мальчишек, которые толклись вокруг рынка. Она тогда очень его уважала за то, что он умел плевать дальше всех. А совсем недавно у них произошел краткий, но бурный роман, и, что самое главное, они сумели расстаться друзьями. Лира искренне обрадовалась, обнаружив его тут, но виду, конечно, не подала – только не на глазах у других девушек.

– Ты где была? – тут же спросил Дик. – Много недель тебя не видел.

– Дела, – уклончиво ответила Лира. – Встречалась с разными людьми. Книжки читала.

– Привет, Лира, – поздоровался и Билли, славный парень, который еще с начальной школы ходил за Диком хвостом. – Как поживаешь?

– Привет, Билли. Найдется мне тут местечко?

– Это еще кто такая? – спросила одна из девиц.

Вопрос проигнорировали, Билли подвинулся на длинной скамье, и Лира села рядом.

– Эй, – сказала другая. – А полегче задницей двигать нельзя?

На нее Лира тоже не обратила внимания.

– Все еще работаешь на рынке, Дик? – спросила она.

– Не-а. Поматросил и бросил. Так, то картошку гребу, то капустой кидаюсь. Я на почтовом складе работаю. Что пить будешь, Лира?

– «Барсука».

Лира внутренне порадовалась, что не ошиблась насчет его работы.

Дик встал и протиснулся мимо одной из девиц.

– Да ты что вообще творишь, Дик? – возмутилась та. – Она вообще кто?

– Моя подружка.

Он бросил взгляд на Лиру с ленивой улыбкой на дне глаз. Она ответила спокойным, смелым, заговорщическим взглядом.

Дик ушел. Девица подхватила сумочку и, жалуясь и бурча, поплелась следом. Лира на нее даже не посмотрела.

– Как он сказал тебя зовут – Лира? – спросила другая девица.

– Да.

– Это Элен, – представил ее Билли. – Работает на телефонной станции.

– Славно, – сказала Лира. – Ну, а ты, Билли, чем занимаешься?

– Я у Аскотта на Хай-стрит.

– Пианино продаешь? Не знала, что ты умеешь играть.

– Не умею. Я их гружу. Сегодня в мэрии концерт, у них там рояль так себе, вот они и взяли у нас напрокат другой, хороший. Три человека его тащили, но были бы деньги, а люди найдутся. А ты что делаешь? Уже все экзамены сдала?

– Не-а.

– Какие экзамены? Ты, что ли, студентка? – в разговор снова вмешалась Элен.

Лира кивнула. Вернулся Дик с полпинтой «Барсука». Девушка, которая пошла за ним в бар, куда-то исчезла.

– О, половинка. Спасибо за половинку, Дик. Если бы я знала, что ты не при деньгах, я бы воды спросила.

– А где Рейчел? – поинтересовалась Элен.

– Я взял полпинты, потому что читал в газете статью, – Дик поставил стаканы на стол и сел. – Там сказано было, что женщине за раз можно выпить вот столько, и не больше. Не то от слишком крепкого питья и у них совсем мозги набекрень, и начинают их одолевать всякие разнузданные желания и вожделения.

– Верно, с этим ведь не каждый парень справится, – согласилась Лира.

– Ну, я-то могу, но есть ведь ни в чем не повинные очевидцы, – возразил Дик.

– А Рейчел что, ушла? – не унималась Элен, рыская взглядом в толпе.

– Ты сегодня прямо совсем как цыган, – сказала Лира Дику.

– Нужно показывать себя с лучшей стороны, – усмехнулся тот.

– Считаешь, что твоя лучшая сторона – цыганская?

– Ты разве забыла, что у меня дедушка – цыган? Джорджо Брабандт! Тоже красавец, весь в меня. Приедет в Оксфорд на этой неделе, я вас познакомлю.

– Ну, с меня хватит, – заявила Элен.

– Ой, да ну тебя, Элен…

– Я ухожу с Рейчел. Можешь тоже пойти. Или как хочешь!

Она встала, и деймон-скворец у нее на плече захлопал крыльями.

Билли вопросительно посмотрел на Дика, тот пожал плечами, и Билли тоже поднялся из-за стола.

– Пока, Дик. Пока, Лира, – и он повел девушку на улицу через переполненный паб.

– Смотри-ка, – заметил Дик. – Мы остались одни.

– Расскажи мне про почту. Что ты там делаешь?

– Это главный сортировочный склад всей южной Англии. На особых почтовых поездах привозят запечатанные мешки, а мы их открываем и сортируем, что куда. Потом выносим в ящиках – разного цвета для разных мест – и грузим на другие поезда или на дирижабли, если почта в Лондон.

– И так целый день? – спросила Лира.

– И день, и ночь. Круглые сутки. А тебе зачем?

– Нужно. Может, скажу потом, а может, и нет. Какие у тебя смены?

– На этой неделе ночные. Сегодня в десять начинаю.

– А есть у вас там такой человек… крупный, коренастый? Кажется, работал в понедельник ночью, и вчера ночью тоже. У него еще что-то с ногой.

– Странный вопрос. У нас там сотни человек работают, особенно в это время года.

– Да уж, надо полагать…

– Но я, похоже, знаю, о ком ты говоришь. Есть один большой и довольно жуткий тип, его зовут Бенни Моррис. Сегодня я от кого-то слышал, что он вроде с лестницы свалился и ногу повредил. Жалко, что не шею. И он работал вчера ночью – по крайней мере, первую половину смены, а потом взял и смылся. Во всяком случае, после полуночи его никто не видел. А сегодня вечером говорили, что он ногу сломал или типа того.

– А со склада легко выбраться, так, чтобы никто не заметил?

– Только не через главные ворота, там точно кто-нибудь увидит. Зато довольно легко перескочить через забор. Ну, или пролезть через него. Лира, да в чем дело?

Бинди – его деймон – вспрыгнула рядом с ним на скамью и теперь смотрела девушку блестящими черными глазами. Пан сидел на столе рядом с локтем Лиры. Оба деймона внимательно следили за беседой.

Лира наклонилась к Дику и понизила голос:

– Вчера ночью, примерно после полуночи, кто-то перелез через складские ворота со стороны огородов, пошел вдоль реки и встретился с другим человеком, который прятался среди деревьев. Потом со стороны вокзала пришел еще один, и они вдвоем на него напали. Убили его и спрятали тело в камышах. Но сегодня утром трупа там не было. Мы проверили.

– Откуда ты все это знаешь?

– Оттуда, что мы все это видели.

– А в полицию почему не пошли?

Лира медленно сделала глоток пива, не сводя глаз с Дика.

– Мы не можем, – сказала она, наконец. – Есть причина.

– Что вы там вообще делали, у реки, да еще после полуночи?

– Репу воровали. Неважно, что мы делали, это к делу не относится. Но мы там были и все видели.

Бинди внимательно посмотрела на Пана. Пан посмотрел на нее таким же кротким и невинным взглядом, каким Лира смотрела на Дика.

– А эти двое тебя не видели?

– Если бы видели, то погнались бы за нами и постарались бы тоже убить. Дело вот в чем: они не ждали, что их жертва станет сопротивляться, но у того человека был нож, и он порезал одному из нападавших ногу.

Дик слегка отшатнулся и удивленно заморгал.

– И, говоришь, ты видела, как они бросили тело в реку?

– Ну, в камыши. А потом они ушли в сторону пешеходного моста и газовой станции. Один помогал другому, тому, у кого нога пострадала.

– Если тело просто швырнули в камыши, значит, им потом пришлось вернуться и избавиться от него. Его же там мог найти кто угодно. Дети вечно возле реки играют, и люди по тропинке ходят туда-сюда. Днем уж точно.

– Мы не стали дожидаться.

– Ну, еще бы.

Лира допила пиво.

– Еще хочешь? На сей раз принесу тебе пинту.

– Нет, спасибо. Я скоро пойду.

– Тот, другой человек… Не тот, на кого напали, а который ждал. Ты успела его разглядеть?

– Нет, не особенно. Зато мы его слышали. И именно поэтому, – она оглянулась по сторонам, чтобы убедиться, что на них никто не смотрит, – в полицию мы пойти не можем. Мы слышали одного полисмена, он с кем-то разговаривал. Так вот, это был тот же голос. Тот же самый голос. Убийцей был полисмен.

Дик чуть не присвистнул, но удержался и сделал большой глоток пива.

– Да уж, – пробормотал он, – неувязочка вышла.

– Дик, я не знаю, что мне делать.

– Лучше всего – ничего. Просто забудь обо всем этом.