Честь имею Ярыгин Николай

Глава четвертая

Очередное мое утро в новом мире. Еще затемно Сарт и часть мужиков отправились грузиться к южным воротам. Всем хотелось выехать пораньше, спешили домой. Я же, плотно позавтракав, слушал, как Марта за что-то распекает кухонных рабочих. Наконец с улицы раздались крики, что пора выдвигаться, это значит, что Сарт и груз уже прибыли. Ну что же, пора так пора, в это время из кухни вышли Марта и Линика.

Увидев их, я принялся ломать голову, как попрощаться, потом плюнул на все условности и, подойдя к Марте, поцеловал ей руку, как знатной даме, поблагодарил за любезное отношение. Она в ответ чмокнула меня куда-то в темечко и сказала, что всегда будет очень рада видеть меня. Линика только фыркала на все наши нежности, и я из озорства несильно хлопнул ее по попе, она же в ответ вдруг прижалась ко мне.

– Приезжайте к нам еще, мы вас очень будем ждать! – сказала она и убежала на кухню.

Всю дорогу мужики допытывались у меня, что это за металлические штуки мы везем и для чего. Даже Сарт не выдержал и все пытался тем или иным способом прояснить, что же это такое. Объяснил, как мог, что все это для изготовления досок. Тут же посыпались новые вопросы: а что, а как. На это я всем отвечал, что вот, мол, приедем, тогда и узнаете.

А что я им мог объяснить на пальцах, когда они этого никогда не видели и, как будет работать, не понимают! Я ехал на своем Ветерке чуть сбоку от нашего каравана, чтобы не глотать пыль, поднимаемую копытами лошадей и колесами повозок. Казалось, даже лошади домой идут быстрей. Вместе с нами шел и сын Зосимы, которого начальство отпустило на несколько дней домой.

По обе стороны дороги был Лес – да, именно с большой буквы. Огромные сосны и ели перемежались с дубами, кое-где стояли группками березки. С одной стороны лес подступал к дороге метров на тридцать – сорок, а с другой был довольно далеко – порядка двухсот метров. Деревья точно такие же, как и у нас, да и в огородах у селян я видел и кабачки, и репу, и огурцы, и морковь. А вот сколько не смотрел на ночное небо, не увидел ни одного знакомого мне созвездия…

По общему желанию решили в обед не останавливаться на привал, а на ходу перекусить пирогами, которые прихватили у Марты в дорогу, чтобы еще больше сократить время в пути.

После обеда, когда солнце начало клонится к западу, я ощутил какую-то непонятную тревогу, которая с каждой минутой только усиливалась. Соскочив с Ветерка, я подозвал Сарта и поделился с ним своим предчувствием. Тот покрутил головой, похмыкал, но не стал возмущаться, а просто предложил всем мужикам идти так, чтобы повозки прикрывали от леса, который был ближе с одной стороны дороги. А стражнику Ингулу посоветовал надеть кольчугу и всем быть настороже.

Народ воспринял все спокойно, не спеша выполнил все, что я сказал, и двинулся дальше, нервно поглядывая в сторону леса. Ингул достал из повозки арбалет и зарядил его, Сарт тоже держал в руках заряженный арбалет. Я, привязав Ветерка к телеге, набросил на себя кольчугу и перевязь с метательными ножами. Где-то в глубине души теплилась надежда, что все обойдется. Вроде бы все и были готовы ко всяким неожиданностям, но стрелы, вылетевшие из леса, сразу же нашли себе жертвы.

Одна попала в плечо возчику передней телеги, вторая чиркнула по голове Сарта. И сразу же из леса выметнулись шесть человек с мечами и топорами и понеслись к нашим телегам. Двое из них были в кольчугах, а остальные в кожаных доспехах.

Щелкнул арбалет, и один из разбойников упал, получив болт в грудь. Выстрел второго был не столь удачен: болт соскользнул, сбив шлем у одного из нападавших и, по всей вероятности, немного его оглушив, так что он пошатнулся и на мгновение остановился. До него было метров пятнадцать, и я изо всех сил метнул нож, целя в того, с которого слетел шлем, и попал ему в шею. Из леса снова вылетели стрелы, и кто-то из нашего каравана вскрикнул.

– Стреляйте по лучникам! – закричал я и бросил второй нож в разбойника, который уже заносил меч над головой Родана, одного из возчиков, и опять попал.

Нож вошел ему в спину, несмотря на надетую кольчугу. Нападавшие, видно, не ожидали такого отпора и замешкались, этого вполне хватило, чтобы еще один упал с болтом в груди. Оставшиеся двое, не сговариваясь, развернулись и рванули в сторону леса.

Интересно узнать, кто они и чего им надо! Я вскочил на Ветерка и пустился вслед за ними. Буквально через минуту настиг одного из них и, недолго думая, ударил его мечом плашмя. Второго настиг уже у самой кромки леса и махнул мечом, снося ему голову. И тут меня стало выворачивать. Все-таки фонтан крови из шеи убитого лично тобой человека и катящаяся голова с открытыми глазами и распахнутым ртом – это зрелище еще то…

Отблевавшись и вытерев сопли и слезы рукавом, двинулся обратно к каравану, по пути прихватив оглушенного мной разбойника. У нас было трое раненых, но, судя по ранениям, жить будут все, и если честно, то мы легко отделались. У одного было пробито бедро насквозь, у другого стрела застряла в плече, а у Сарта содран кусок кожи на голове.

Все произошло настолько быстро, что многие и испугаться не успели, хотя мне думается, адреналин сейчас у всех через уши готов вылиться. Народ, немного пришедший в себя, принялся перевязывать раненых, а затем кинулся мародерить, в буквальном смысле раздевая разбойников догола. Ингул вместе с Сартом и отцом, зарядив арбалеты, прогулялись в лес, откуда летели стрелы, и, вернувшись, сказали, что стрелков было двое, и один из них ранен – может быть, даже сильно, так как на месте было немало крови, – а вот болта не нашли. Пленник уже пришел в себя и сидел, угрюмо уставившись в одну точку.

– Кто ты и почему напал на мирных сервов? – поинтересовался я, остановившись перед ним.

Но тот молчал и даже не пошевелился. Ну что же, допрос неприятеля в полевых условиях для меня не в новинку, волновало лишь одно: как поведет себя тело. Какой-то интересный симбиоз получается у меня с этим телом и сознанием бывшего владельца. Все-таки, прожив не один десяток лет, много чего повидав и испытав, я тем не менее очень интересно реагировал и на заигрывание Линики, и вот буквально несколько минут назад.

Хотя тут, думаю, реакция нормальная. В свое время я повидал немало смертей, но одно дело, когда ты стреляешь из автомата с расстояния сто и больше метров, и совершенно другое – когда вот так лично, своей рукой сносишь голову, да и мой «предшественник», думаю, не имел возможности рубить головы. Даже сейчас мне и то не по себе при воспоминании. Да и память вела себя странно: возвращалась не вся и сразу, а частями. При этом у меня внезапно начинала сильно болеть голова, пусть и продолжалось это недолго, но все это меня пугало.

Молчание пленника воспринял как должное и даже с интересом стал его разглядывать, тот как-то поежился и попытался отодвинуться от меня.

– Так, по-хорошему, как понимаю, говорить не хочешь, посмотрим, насколько тебя хватит.

Сказав это, я отошел к повозке, где лежали закупленные инструменты, и попросил достать мне молоток. А также попросил Ингула и Сарта помочь мне, эти парни все-таки служивые – пусть Сарт и бывший, но опыт не пропьешь, поэтому рефлексировать, думаю, не будут. Попросил их придержать нашего пленника и, положив его руку на колесо телеги, ударил молотком по ногтю большого пальца.

Пленник заорал и задергался в руках моих помощников, пытаясь вырваться, но те держали его крепко. Не откладывая в долгий ящик, я ударил по следующему пальцу. Страдалец выл и бился в руках, по штанам расплылось мокрое пятно, и почувствовался характерный запах. Я махнул рукой, чтобы его отпустили.

– Кто такой? – снова задал вопрос.

На этот раз он был более разговорчив и просто завалил меня информацией.

А все оказалось до банальности просто. Этот добрый благообразный дедушка, а проще говоря, глава Ночной гильдии с погонялом Седой, решил, что разборки в городе с неизвестным дворянином абсолютно не нужны. Ведь одно дело, если мещанин причинил вред мещанину или серву, и совсем другое – если вред, травму или смерть причинили дворянину. Тут уже вступала в силу клановая солидарность, и индивидуум, не имеющий дворянского звания, быстренько отправлялся на плаху, невзирая ни на что. Однако то, как он считал, унижение, когда пришлось отдавать деньги и приносить извинения, Седой прощать был не намерен. Да и груз, увозимый аж на пяти телегах, тоже немалых денег стоил. Поэтому и решил направить своих подручных наперехват.

Но никто не ожидал, что у селян окажутся арбалеты, которые стоят немалых деньги, да и то, что с ними идет стражник, тоже было сюрпризом для нападавших. Селян вообще никто не брал в расчет, ну а на меня одного восьми человек хватить должно было. После того как со мной и селянами было бы покончено, телеги и груз перегнали бы в соседний город и там сбыли бы, с помощью такой же шайки. В случае расследования все видели и слышали разговор на постоялом дворе. Так что с этой стороны тоже было бы алиби. На вопрос, не жалко ли было Шило, мне было сказано, что Шило уже давно всех достал и в последнее время приносил больше вреда, чем пользы, при этом почти не реагируя на то, что ему говорил Седой. А тут такой удачный момент – и от этого идиота избавится, и для других будет показательный пример, что бывает с зарвавшимися.

Да, а ведь я повелся и поверил в мирные намерения Седого! Вот ведь старый идиот – если подумать, то возрастом я ненамного моложе этого «благообразного дедушки», но повел себя как пацан!

Выяснив все, что меня интересовало, задумался, что делать с пленным. Лишняя смерть мне ничего не даст, неплохо бы было, конечно, если бы все нападавшие погибли. Это бы внесло на определенное время разброд в ряды гильдии, и пока бы искали и выясняли, куда делись посланные наперехват нашего каравана люди, можно было бы ничего не опасаться.

А так все равно остались живые свидетели, поэтому я решил его отпустить, но прежде он должен будет отработать. Вручив ему одну из купленных лопат, отрядил его в помощь мужикам рыть неглубокую могилу для мертвых, надо их прикопать, незачем приваживать диких зверей и всякую заразу распространять. Как он ни морщился и ни кривился от боли в покалеченных пальцах, но исправно рыл, с опаской поглядывая в мою сторону.

Провозились до самого вечера, и, когда было покончено с захоронениями, я отпустил пленного. Когда подошел к нему, баюкающему руку с травмированными пальцами, он испуганно замер – наверное, думал, что собираюсь его убить. Но после того как я сказал, что отпускаю, он облегченно выдохнул, и из его глаз покатились слезы. На прощанье попросил его передать Седому, что ушами он теперь не отделается.

Уже начало смеркаться, и мы, отогнав наш караван на полкилометра от места схватки, стали располагаться на ночлег. Распрягли коней и пустили их пастись, сами по-быстрому организовали костер и приготовили кашу и травяного отвара, который здесь использовали вместо чая.

Поужинав, народ залез под телеги, но никому не спалось, все крутились, переговаривались и в конце концов сгрудились вокруг тлеющего костра. Опять заварили отвара и молча прихлебывали его, глядя на огонь. Ко мне подошел Сарт и, увидев, что я тоже не сплю, присел рядом.

– Боится народ, – произнес он и посмотрел в сторону костра. – А вдруг еще и ночью нападут, – высказал он, по всей вероятности, общую мысль.

– Так, может, тогда потихоньку соберемся и продолжим путь, кони немного отдохнули, да и гнать их никто не собирается. Ночь светлая, дорога тут одна, не заблудимся, и народ, когда делом занят, не так бояться будет. – С этими словами я поднялся и пошел седлать Ветерка. У костра тоже зашевелились, кинулись ловить и запрягать коней, и где-то через полчаса мы снова были в дороге.

После всего происшедшего ночная дорога – удовольствие из малоприятных. Шарахались каждого куста, и нервы у мужиков были напряжены до предела. Правда, через час попривыкли, да и то, что теперь возчиков было меньше, так как раненые не могли полноценно управлять повозками, тоже сыграло роль.

Больше работы, меньше дурных мыслей и страха. Я и Ингул выполняли роль охранения. И в тот момент, когда солнце взошло, впереди на горизонте показалось село. Вот тут даже шутки послышались и смешки, и даже у меня, по сути дворянина-бомжа, и то на душе потеплело и стало спокойней. Въехав в село, караван направился на подворье старосты. Тут и там стали появляться любопытные, а мужчины как один присоединялись к нам, и уже к подворью старосты подошла толпа человек из двадцати.

Попутно завезли раненых Эрмила и Гримма к ним домой, послав детвору к Ингри. По приезде к Сарту все принялись тут же разгружать повозки, а Сарт показывал, что и куда носить. Я же, еще раз перепроверив заказанное мной железо, отправился в сопровождении вездесущего Вилкула к своему временному жилищу, а точнее к сеновалу Петры, ведя в поводу Ветерка.

Уже на выходе столкнулись с лекаркой, которая спешила к раненному в стычке Сарту, Ингри поклонилась и пожелала мне здоровья, а потом спросила, как я себя чувствую и вернулась ли ко мне память. Я улыбнулся, ответил, что чувствую себя прекрасно, а память возвратилась, но не вся. На мой вопрос, как там раненые, она сказала, что у Эрмила, которому стрела пробила бедро, все нормально – через неделю будет бегать, а вот у Гримма плохо, стрела задела кость, и как оно будет дальше, она пока не знает.

– Что ж, – сказал я, – вам еще одного раненого надо осмотреть. – Я кивнул на Сарта, на этом мы и расстались.

По дороге Вилкул выпросил у меня повести в поводу Ветерка, и я передал ему повод. Ветерок потянулся мордой к плечу Вилкула, я уже хотел прикрикнуть на него, боясь, что он может укусить ребенка, но тот, обнюхав своего нового конвоира, только смешно фыркнул.

У подворья Петры нас встретила Арна, которая тоже поклонилась и, пожелав мне здоровья, поинтересовалась, легка ли была дорога. Поклонившись в ответ, чем снова вогнал ее в краску, ответил, что дорога была не такая уж и легкая, но тем не менее вернулись все, и что отец скоро будет. А потом я превратился в Деда Мороза и принялся раздавать подарки. Арне вручил бронзовые сережки с небольшими рубинами и такого же цвета, как рубины, отрез материала. Глядя на то, как она смотрела на подарки и как светились ее глаза, я был просто счастлив.

– Ой, господин Алекс, ведь это все так дорого, зачем вы тратились, – твердила она, непроизвольно поглаживая рукой материю…

– Ну, знаешь ли, Арна, мое здоровье дороже, а ты вон сколько меня лечила и настойками поила, это моя благодарность.

– Ну что вы, настойки ведь бабушки Ингри готовила, – снова попыталась возразить Арна.

– С бабушкой Инги я рассчитался, а теперь вот и с тобой, так что я не желаю слышать ни каких возражений, – и я попытался придать своему взгляду строгость.

– Спасибо вам большое, господин Алекс, – и она снова мне поклонилась.

А Вилкул получил картуз с твердым козырьком и кожаный поясной ремень с небольшим ножом в кожаных ножнах. Вначале он даже не понял, что это ему, и держал все на вытянутых руках, ожидая, когда я все это заберу. Потом, надев картуз, который был великоват и постоянно падал на глаза, он опоясался ремнем. Ремень обернулся вокруг его талии почти два раза… Все, так сказать, на вырост. Вот где радость била через край!

– Это правда все мне? – периодически спрашивал он. – Господин Алекс, вы правда не шутите?

– Нет, не шучу, – отвечал я ему. – Это тебе за то, что ты не бросил меня в поле и потом помогал и знакомил с селом, и за то, что ты не испугался разбойников.

– Вот здорово, да теперь все умрут от зависти. Можно я пойду, – тарахтел он приплясывая от нетерпения.

– Ну да иди, что теперь с тобой делать.

И тот рванул так, что только пыль закружилась за ним по дорожке. Я смеялся, от души веселясь: мне всегда подарки больше нравилось дарить, чем получать. Особенно нравилось дарить их детям, с их непосредственной и неприкрытой радостью, при получении подарка казалось, что и тебе перепадает кусочек их счастья.

Глава пятая

С водяным колесом провозились почти неделю. За это время я успел собрать пилораму и объяснить Сарту, какой построить сарай, чтобы полностью закрыть механизм. Еще пара дней наладки, и, когда все было готово, решил устроить демонстрацию. Сарт привез несколько бревен, я их сам окромковал, чтобы доска выходила полностью обрезная. И на следующий день распустил на доску. Посмотреть собралось все население села, народ после увиденного был в шоке. Еще бы, в течение получаса получилось целых десять досок, ровно обрезанных со всех сторон, толщиной в два дюйма. Распустив пару бревен, я остановил пилораму, сказав, что на сегодня все.

Народ стал потихоньку расходиться, а я с Сартом и несколькими мужиками, которых наметили для работы с пилорамой, еще раз пролезли и проверили механизм. Но все вроде бы было в порядке. Посмотрим, как она дальше себя поведет.

Осталось дождаться чиновника из мэрии и егеря, чтобы они наметили деревья на вырубку. А за это время надо еще построить навес для готового материала, ну и так, по мелочи – где-то что-то выровнять и разметить место под небольшую контору, в которой в дальнейшем предстояло вести дела с купцами. Чиновник появился через пару дней и в тот же день уехал, оставив вместо себя егеря, который и должен был проконтролировать вырубку леса.

Но это меня уже не интересовало. Все, что можно, я рассказал и показал Сарту, вот и пусть занимается. А сам решил пока отвлечься и попробовать порыбачить. Не зря же я крючки заказывал и покупал тонкий шнур, плетенный из конского волоса. Рано утром порылся в огороде и накопал пару десятков червей, выпросил у Арны какую-то тряпицу и, насыпав земли, завернул их в узелок. Бегающему кругами Вилкулу и постоянно интересующемуся, а что это, а зачем это, предложил пойти со мной, где он все увидит. Как будто он и так бы за мной не увязался!

По дороге к речке срезал две ветки орешника и, пока мы шли, аккуратно обрезал и очистил их. Уже на месте сделал поплавок из прошлогодней сухой камышины и вымерял грузило из прихваченного у Парта свинца. Нацепил червя и забросил. Поначалу ничего не происходило, и Вилкулу, как и любому ребенку, мои непонятные манипуляции наскучили; толком ничего не происходило, а его непоседливая натура жаждала деятельности.

И он уже собрался куда-нибудь смыться, но тут у меня клюнуло, и я вытянул приличного карася. Карась сорвался и запрыгал по траве. Вилкул заорал что-то нечленораздельное и, как коршун, бросился на рыбину. Кое-как поймав ее, он тут же пристал с вопросом:

– Как ты это сделал? А еще можешь?

– Сейчас попробую, – ответил я ему и опять забросил свою снасть.

Клюнуло почти сразу, и очередной добычей стала крупная плотва. Когда на кукане болталось около десятка рыбин, Вилкул несмело попросил.

– А можно я попробую?

– Пробуй.

И я протянул ему снасть. Пока он устраивал дикие пляски после каждой выловленной им рыбы, я собрал вторую удочку и тоже присоединился к ловле. Часа через два я понял, что рыбы нам, пожалуй, хватит, и мы решили вернуться домой. Первый же вопрос, когда вытащили улов, был:

– А мы еще пойдем?

– Пойдем, конечно, а можешь и сам сбегать, когда захочешь, ты уже умеешь ловить.

Такого он, конечно, не ожидал – что ему разрешат самому брать удочку и ловить. Как у нас говорили, произошел разрыв шаблона, и бедный ребенок несколько минут открывал и закрывал рот, не зная, что сказать.

Всю дорогу он гордо нес удочки и порой порывался нести рыбу, но все же ее было килограммов десять, и для него это было тяжело. Пока шли, к нам успели присоединиться несколько его друзей, которым он тут же начал рассказывать и показывать в лицах, как он ловил и вытягивал рыбу. Те слушали его с недоверием, но, посмотрев на наш улов, который я нес, тут же меняли свое мнение.

А рыбка наша оказалась очень кстати, так как вечером у Петро были гости. Вечером Ингул и его родители пришли сватать Арну. Видно, не зря он выпросился на побывку домой. Арна встретила их на пороге в новой рубиновой сорочке из подаренного мной материала и в новых сережках. Она держала в руках поднос, на котором стояли две чаши с домашней брагой.

Чаши взяли отец и мать Ингула. Они выпили содержимое, выплеснув последние капли под ноги Арне и пожелав дому и ей благоденствия. Я еще раз про себя отметил, что Арна очень красивая девушка, и даже позавидовал Ингулу. Меня и Сарта пригласили как свидетелей помолвки и условий проведения свадьбы и выделения приданого. Чтобы в последующем никто не отказался в случай чего от своих обещаний.

Войдя в дом, я с интересом стал осматриваться, так как находился в нем впервые. Комната, в которую вошли из сеней, была довольно просторной, в углу большая печь, напоминающая русскую, возле окна, затянутого чем-то непонятным, грубый стол с лавками по обе стороны. Окно давало немного света, и в доме было полутемно. И, как я понял, еще две комнатушки были по обе стороны от входа.

Свадьбу решили провести осенью после уборки урожая. Как и всегда это делалось в селах и деревнях. Когда дошло до приданого Петро, я начал перечислять все, что он даст за Арной, но давать особо было нечего. Отец Ингула, наклонившись в сторону Петро, бросил:

– Лошадь давай.

Ингул удивленно посмотрел на отца. Видно было, что это экспромт самого отца и заранее это не обговаривалось.

Петро замялся, не зная, что ответить: и отдать нельзя, потому что еще есть Вилкул, а лошадь много значит в деревне, кому огород или поле вспахать, кому что-то отвезти да дров привезти на зиму – то есть отдать, обречь себя на еще большую бедность и не отдать тоже, дочь жалко, а вдруг сваты обидятся и уйдут.

Я решил вмешаться в возникшую в разговоре паузу.

– В благодарность за то, что эти люди, не считаясь ни с чем, помогли мне в трудную минуту, я считаю себя их должником. И поэтому в ответ на снятие вопроса о выделении лошади в приданое Арны, готов дать в приданое ей пять серебряных монет.

С этими словами я достал кошель и высыпал на стол половину всех денег, что были при мне. Сумма по меркам села была очень большая. В принципе за эти деньги можно было купить такой вот дом, в каком мы находились, сейчас со всей рухлядью, а также корову или какую-никакую лошаденку. Народ завороженно уставился на лежащие деньги, один только Сарт от души захохотал и хлопнул сидящего рядом с ним Ингула по спине. На этом сватовство и закончилось.

А на следующий день я стал собираться в город, попутно объясняя Сарту, как удлинить телегу при помощи слеги и дополнительной оси, при этом длина может меняться, в зависимости от длины груза и нужд перевозчика. Проканителившись еще три дня, наконец выехал.

Завтра Сарт должен был отправить первую доску на рынок. Делали всего два размера: в дюйм и в два дюйма. А будут желающие, напилят любого размера. Мне же надо было что-то решать с Седым. Так просто все, что произошло, оставлять нельзя. В одиночку объявлять войну Ночной гильдии – это, конечно, безумство, но и спускать все на тормозах невместно. Честь превыше всего.

Глава шестая

В город въезжал на следующий день вечером, почти в сумерках. И сразу же направился к дому Ларта. В последние дни какие-то неясные тревожные предчувствия терзали меня. И они не обманули: теперь я стоял и тупо смотрел на обгорелые останки того, что было мастерской Ларта. А так как на втором этаже находилась жилая часть, где и обитала семья Ларта, то смотрел и на останки дома. Что это? Месть мне или попытка поставить и Ларта на оплату, так как узнали, что он начал работать и получил заказ? А может, это просто случайность, в которую, правда, совсем не верится.

Придя в себя, я попытался выяснить у соседей, живы ли погорельцы, и если живы, знает ли кто, где они и что с ними. Но никто ничего не знал, а скорей всего, люди просто не хотели связываться с этой историей. Так ничего не выяснив, я направился к постоялому двору. Ехал не спеша, шагом, внимательно посматривая по сторонам, мало ли что – теперь мне всегда надо быть настороже, пока жив Седой.

Вдруг из переулка мне навстречу метнулась тень и ухватила Ветерка за узду. Я рванул из ножен меч и только в самый последний момент удержал руку, услышав шепот.

– Господин Алекс, это я, Ларт…

Передо мной и правда стоял Ларт. Зажмурив глаза и втянув голову в плечи, он мертвой хваткой вцепился в повод.

– Ты что делаешь идиот! – зашипел я, возвращая меч в ножны. – Тебе что, жить надоело?

– Они вас ищут и ждут, господин граф… я должен вас предупредить.

– Ну вот, ты меня и предупредил, спасибо, – спрыгивая с седла и становясь рядом с ним, ответил я. – Рассказывай, что произошло.

По словам Ларта, к нему пришли через неделю после моего отъезда, сказали, что еще его отец задолжал им две золотые монеты, и предъявили бумагу, подписанную стряпчим – мол, пришло время вернуть долг. А так как время отдачи просрочено, то и долг возрос на три серебрушки, то есть теперь надо вернуть аж два золотых и три серебряных монеты.

Деньги довольно большие, а в положении Ларта просто огромные. Ларт начал доказывать, что никакого долга нет, а если бы был, то он о нем знал бы. На это ему заявили, что им все равно, знал он или нет, но если в течение трех дней долг не будет возвращен, у него заберут мастерскую и дом. Мастерская и дом стоили все-таки в два раза больше, но за такой короткий срок их не продать, разве что за еще меньшие деньги, чем мифический долг.

Ларт поговорил с матерью – слез, конечно, было много, но мать здраво рассудила, что им ничего не остается, как уступить требованиям и отдать дом. Потому что любой суд станет на сторону кредиторов. Бумага, заверенная стряпчим мэрии, имеет неоспоримое преимущество перед простыми заверениями.

В селе, которое почти приткнулось к городским стенам, проживала его бабушка, мать его матери, к ней и решили перебраться. Наняв повозку, Ларт перевез в село мать и сестер, а также одежду и всякие мелочи. Второй ходкой он вывез инструмент и приспособления из мастерской, а также кое-какой материал, который успел закупить для выполнения моего заказа. Перевезя своих женщин в село, он уже две недели дежурит у ворот в ожидании моего приезда.

– А почему тогда дом и мастерская сгорели? – задал я вопрос.

А вот это и для Ларта оказалось загадкой. Поняв, что никаких денег не дождутся, его избили. Так просто без злобы, для порядка, и заставили подписать бумагу, что дом передается в счет долга какому-то Жакому ден Ресту, мещанину. С того дня Ларт ни разу не был в том районе города. Слышал, что дом сгорел, и было до слез обидно, ведь он в нем родился и вырос; но почему это произошло, он не знает. Матери и сестрам он, конечно, об этом не говорил, не хотел расстраивать. Те до сих пор рыдают при любом упоминании об оставленном доме.

А еще у Ночной гильдии идет какая-то склока, и, по слухам, есть даже убитые. Но все это только по слухам. Может, оттого и дом наш сгорел, не поделили. Впереди раздался какой-то шум и приглушенное звяканье металла. Адреналин у меня в крови резко подпрыгнул, ладони сами собой сжались в кулаки.

– Быстро садись на коня, – прошептал я Ларту. – В случае нападения на нас ты должен быстро убраться. Скачи на постоялый двор, где мы с тобой встречались, там переждешь до утра и возвращайся к матери и сестрам. Я потом тебя найду.

– Граф, я не могу так, – был мне ответ, – я останусь с вами.

– Ты что, плохо понял, что я сказал? – прошипел я сквозь зубы. – Быстро садись на коня. – И добавил более ласково: – Ты мне только мешать будешь. Не переживай, все будет хорошо.

Мы как раз находились напротив очередного проулка. Ларт взгромоздился на коня, и я ударил ладонью Ветерка по крупу. Тот с места сразу перешел в галоп, так что Ларта откинуло на спину, но все-таки он удержался в седле.

Шум приближался, и уже можно было различить топот шагов спешащих людей. Сзади тоже послышался шум шагов. Я вынул меч правой рукой, а левой достал пару метательных ножей и прижался спиной к высокому каменному забору дома. Руку с метательными ножами отвел назад, чтобы они не бросались в глаза. Наконец показалась группа людей, человек десять, все они были вооружены и, заметив меня, пошли медленнее. С другой стороны улицы тоже подошли несколько человек. Вся эта ватага замерла от меня в нескольких метрах, как будто чего-то ожидая.

Я тоже молчал и только внимательно следил за пришедшими. Луна этой ночью светила ярко, но периодически пряталась за тучки и находилась за моей спиной, так что видно было все прекрасно.

– Ты осмелился мне угрожать, ничтожный дворянчик? – раздался вдруг голос, и вперед вышел благообразный дедушка, по-простому Седой.

Я усмехнулся про себя: не удержался старый идиот.

– О, какая честь, сам старый маразматик с кликухой Седой выполз. Ты еще не сдох, старый козел? Тем лучше: мне не надо будет гоняться за тобой…

Меня всю жизнь учили, что если драка или бой неизбежны, бей первым. И я, выполняя это наставление, метнул ножи, ночью левой рукой из положения снизу, но все вышло просто великолепно. Один из ножей вошел в глаз Седого по обмотанную ремешком рукоятку, второй в горло стоящего рядом детины. И я рванулся вперед, переходя в ускорение. Пока вся эта свора приходила в себя, я успел сблизиться с ними и махнуть мечом снизу наискось и второй раз на возвратном движении.

Вот и покатились одна рука с мечом и голова. Вой от боли одного и фонтан крови из шеи другого заставил стоящих рядом отшатнуться, и я вырвался к ним за спины. В левой руке я уже держал кинжал обратным хватом. И снова, пока они приходили в себя и разворачивались, я успел махнуть мечом и ударить кинжалом.

Бил по ногам, чтобы не убить, а покалечить. Крики боли и фонтанирующая кровь из артерий – отличный дестабилизирующий фактор. А против меня стоят совсем не солдаты, а отребье, которое может нападать только на слабых и беззащитных.

Широкий шаг вправо, сближаюсь с основной группой и снова успеваю нанести два удара крест-накрест. Правда, достал только одного, вскрыв ему грудную клетку, несмотря на кольчугу. Второй успел отшатнуться, и я лишь нанес ему небольшую рану на предплечье. Ну вот, не прошло и пары минут, а я уже уполовинил количество противников.

Много слухов и легенд ходило про кентийцев. Чаще всего среди обывателей распространялся слух о том, что мы выдирали сердце и печень у еще живого врага и тут же все это поедали. Поэтому и в бою не было нам равных. Были даже свидетели, которые на голубом глазу утверждали, что лично это видели.

Оставалось только узнать у них, где они это видели, так как на континенте почти пятьсот лет не было войн. Ну, если не считать мелких междоусобиц, которых, кстати, у кентийцев не было совсем. Все это промелькнуло в моей голове в считанные мгновения, и я интуитивно произнес:

– Я не буду вас убивать, я буду отрубать вам ноги и руки, а потом еще у живых выдеру сердце и печень и съем.

Луна как раз спряталась за тучи, что придало моим словам еще более зловещий оттенок.

Видать, это было последней каплей. Стоило мне только шевельнуться, как раздался звон упавшего меча и топот убегающего человека. Тут же и остальное воинство побросало оружие и пустилось наутек, остался лишь один – тот, которому я нанес небольшую рану руки, да трупы, даже оставшийся без кисти бежал воя и зажимая рану.

– Ты что, самый смелый или плохо бегаешь, – спросил я, приближаясь к нему.

– Нет-нет, что вы, я не собирался и не собираюсь с вами сражаться. Просто я, пока не увидел вас, не знал, зачем нас собрали и вооружили. Думал, снова с ребятами Сигурна сцепимся.

Все это он выпалил скороговоркой и показал пустые руки. Луна, на несколько минут спрятавшаяся за тучами, снова выглянула и осветила окрестности.

– О, да это старый знакомый… – рассмотрел я того, которого несколько недель назад допрашивал после нападения на наш караван. – Ну и почему ты не убежал? – повторил я вопрос, подойдя вплотную.

– Седой мертв, его правая рука Олис тоже, – кивнул он на второго, в которого попал нож. – Сигурн откололся, остался старый Торм, с которым я справлюсь без проблем и смогу освободить наконец брата и сестру. И будь я проклят, если после этого задержусь хоть на день в этом городе.

– Хорошо, собери оружие и пошарь по карманам, и шевелись, чувствую, скоро тут от стражников будет не протолкнуться.

Сам же я вытащил метательные ножи, вытер их об одежду нападавших и вложил в перевязь. Уже по дороге парень протянул мне увесистый мешочек.

– Это было у Седого, – сказал он, кряхтя под тяжестью десятка мечей.

Не успели пройти и несколько метров, когда раздался цокот копыт и из переулка появился Ларт, ведущий Ветерка под уздцы.

– Ты что здесь делаешь, ты где должен быть? – накинулся я на него.

– Господин граф, ваш конь абсолютно меня не слушался и отказался следовать без вас. Он, не слушая повода, развернулся, и мне пришлось возвращаться. Когда мы уже приблизились к перекрестку, я увидел, как пробежала толпа народа, и испугался, что вы погибли. Потихоньку приблизился и, выглянув из-за угла, увидел вас уже уходящими. Ну вот… – И он замолчал, разведя руками.

Глава седьмая

В «Добрую вдову» мы еле успели… Уже закрывали ворота, когда мы с Лартом подошли. Марта протирала кружки, две какие-то пожилые женщины мыли пол, а Линика протирала столы. Увидев нас, Марта заулыбалась и, тут же приняв деловой вид, поинтересовалась, надолго ли мы и будем ли ужинать. Есть хотелось ужасно, и я, засмеявшись, энергично закивал головой.

– Если не хотите видеть здесь два трупа умерших от голода, то вам следует поторопиться. Так как? Кормить будут в этом заведении?

Линика смахнула со скамьи, на которой я сиживал в прошлый приезд, видимые только ей пылинки, унеслась на кухню.

Утром встал как ни в чем не бывало, несмотря на то, что вчера после боя с бандой Седого ноги были тяжелыми и еле двигались: так всегда бывает после ускорения, не зря в Кентии те, кто им владеет, называют ускорение «последним шансом». Пусть и использовал его я совсем чуть-чуть, но тем не менее откат все равно меня настиг.

Спустившись в обеденный зал, я увидел, что Ларт уже сидит за столом и о чем-то сосредоточенно думает. На кухне слышался приглушенный дверью шум и недовольный голос Марты: кому-то уже с утра досталось.

– О чем задумался, ден Ларт? – усаживаясь на скамью спросил я.

– Господин граф, вам нельзя оставаться в городе, говорят, что Седой был двоюродным братом нынешнему бургомистру, – наклоняясь над столом, шепотом проговорил Ларт.

Я покивал, соглашаясь с ним, прекрасно понимая, что Ларт абсолютно прав, сам я думал о том же. Как бы не хотелось, а из города придется уезжать, и чем быстрей, тем лучше. Так действовать, как действовал Седой, можно только если тебя надежно прикрывает кто-то из руководства города. Тут из кухни выглянула Марта, и я подал знак Ларту молчать.

Хозяйка постоялого двора, увидев нас за столом, направилась к нам и начала объясняться, мол, есть только холодное мясо, вчерашние булочки и молоко, морс и пиво. Повар не растопил вовремя печь и горячего ничего не успели приготовить.

– Ничего, – ответил я улыбаясь, – мы люди простые, и что дадите, тому и будем рады.

Хмыкнув на словосочетание «люди простые», Марта удалилась на кухню.

После завтрака Ларт помчался в село к родным, успокоить их, что он жив-здоров, и забрать уже изготовленные изделия, чтобы отдать мне и отчитаться по деньгам, полученным от меня. Видно, парень был очень щепетильным в денежных расчетах, он даже слушать не хотел о том, что все это можно сделать и позже.

А мне надо бы зайти к портному, отдать кое-какие эскизы, которые я набросал на досуге, и сбыть оружие, которое досталось вчера, мастеру Коулу. Да и в дорогу прикупить кое-что надо… Еще утром я решил двигаться в столицу, прекрасно понимая, что так просто мне никто не простит смерть Седого и нарушение финансового потока. А если то, что говорил Ларт, правда, и тут еще замешаны родственные связи, то уезжать надо как можно скорей.

Накинув под камзол перевязь с ножами, я уже собрался выходить, как раздался стук в дверь. Дверь открылась, и я увидел на пороге сержанта городской стражи и двоих стражников.

– Прошу прощения, – проговорил сержант, не входя в комнату, – вы Алекс эль Зорга?

– А что вы хотели? – вопросом на вопрос ответил я.

– Господин эль Зорга, вас очень хочет видеть господин бургомистр. – Понизив голос, стражник продолжил: – Это секрет, но на вас выписана премия за помощь городу. Когда вы сможете прибыть в ратушу?

Я сделал вид, что задумался. В глазах стоящих за спиной сержанта и солдат светилось неподдельное уважение ко мне. Достал из кошеля несколько медяков.

– Благодарю за приглашение, выпейте за мое здоровье, ребята, – протягивая монеты сержанту, проговорил я. – А в ратушу я прям сейчас и заеду, так можете и передать.

В глазах сержанта и стражников светилось уже не просто уважение, а любовь.

– Рады стараться, господин эль Зорга! – заулыбался сержант.

И, повернувшись, троица удалилась. Я же, проверив, все ли я взял, и еще раз обдумав, что должен купить и сделать, тоже отправился вслед за ними.

Ветерок радостно всхрапнул, увидев меня, и захрустел очередной морковкой. Правда, через некоторое время попытался продемонстрировать свое недовольство, когда я начал грузить на него вчерашнюю добычу, упакованную в пару тюков. Но после того как я его пристыдил, перестал создавать мне проблемы, хоть и показывал всем своим видом, что он боевой конь, а не какая-то там тягловая лошадь.

По прибытии в ратушу меня сразу же проводили к бургомистру, который оказался невысоким полноватым мужчиной с неприятным взглядом маленьких глубоко посаженных глаз. С наигранной радостью он начал хватать меня за руки своими потными и холодными, как ледышки, руками и трясти их, одновременно рассыпаясь в комплиментах. Присутствующие работники ратуши хлопали в ладоши и тоже всеми силами изображали неподдельную радость. Наконец он успокоился, и слово взял единственный человек с мечом, в шлеме и в кирасе.

– Господин эль Зорга, руководство городской стражи в благодарность за помощь в наведении порядка в городе и уничтожении шайки воров решило наградить вас. – И он вручил мне небольшую посеребренную статуэтку рыцаря. – А город в лице бургомистра премирует вас денежной премией. – И он протянул мне небольшой кошель, в котором что-то звякало. Я же изображал неподдельную радость, улыбался изо всех сил, кланялся, прижимая руку к сердцу, а когда мне вручили кошель, вообще изобразил ступор от переполнявших меня чувств.

На вопрос бургомистра, сколько я еще пробуду в городе, ответил, что не менее пяти-шести дней. Несмотря на улыбки и славословия, в глазах бургомистра и начальника стражи даже не подготовленный мог прочесть, с каким удовольствием они настрогали бы из моей тушки мелких ломтей. По окончании церемонии меня дружно проводили к выходу и наконец распрощались. Отойдя к Ветерку, который стоял у коновязи, я заглянул в кошель, который мне несколько минут назад вручили.

Да, бургомистр сквалыга еще тот… в кошеле болтались две серебряные монеты и десяток медяков. Но я все равно изобразил радость, понимая, что за мной наблюдают в окна ратуши.

– Ты правильно заметил, Гарет, этот кентиец будет рад подачке, и это отведет от нас все подозрения, и не стоит тянуть, лучше всего завтра от него надо избавиться. Сегодня же пусть переговорят с Сигурном. Он, кстати, знает почти все расклады Седого, чего не знает – подскажем. – Бургомистр отошел от окна, в которое внимательно следил за кентийцем, и уселся в кресло. – Ты что-нибудь выяснил? Кто он такой, этот юноша?

– Очень мало, что удалось выяснить, Сайм, какой-то бедный аристократишка из кентийской провинции, едет наниматься в гвардию императора. Ты же видел, с какой жадностью он схватил кошель и как был рад, увидев там пару монет. Меня больше волнует Сигурн – что если он начнет выставлять свои условия?

Начальник городской стражи взял с подноса бокал с вином и уселся в кресло напротив бургомистра.

– Гарет, ты меня порой удивляешь. Если Сигурн начнет ставить свои условия, найдем более сговорчивого. У тебя, я надеюсь, не перевелись еще хорошие стрелки из арбалета. И пожалуйста… мне не нужны в городе несколько враждующих банд, должна быть одна под нашим полным контролем. А также пусть твой человек всем напомнит: молчание – один из видов добродетели.

Бургомистр нервно постучал пальцами правой руки по столешнице.

– Неспокойно мне, какое-то напряжение и предчувствие тревоги витает в воздухе. – Он помолчал, пожевал губами, потом махнул рукой. – Ладно, Гарет, дел у тебя много, давай принимайся. И не тяни с кентийцем.

Первым делом я заглянул к мастеру Коулу и, высыпав из тюков вчерашнюю добычу, поинтересовался, можно ли это обменять на кавалерийский арбалет и десяток болтов. Коул поковырялся в железках, взял один меч, внимательно осмотрел его, затем второй и скривился.

– Ну, – протянул он, – согласен. Только за сумку придется вам доплатить.

– Да не вопрос, – усмехнулся я. – Сколько там с меня?

Дольше всех меня задержал портной. Рассматривая мои эскизы, постоянно переспрашивал, что это и зачем. Договорились, что если он начнет шить то, что я ему набросал, и на это будет спрос, то шестую часть от прибыли он ежемесячно будет вносить на мой счет в «Денежном доме».

Быстро пробежавшись по рынку, я приобрел два походных одеяла, плащ из плотной материи и в завершение всего заводную лошадь, у того же купца, у которого ранее приобрел Ветерка. Путь у меня будет неблизкий. До столицы империи три недели добираться, поэтому затаривался обстоятельно, мало ли что произойдет в пути. Пусть на тракте и достаточно постоялых дворов, но дорога есть дорога.

В лекарской лавке попросил отпустить мне мази для заживления ран и укрепляющую настойку.

А вот в «Доброй вдове» меня ждал сюрприз. Ларт, оказывается, решил отправиться в столицу со мной и уже сидел спиной к входным дверям, с дорожным мешком и в кольчуге. Рядом с ним на лавке стоял шлем и лежал большой кинжал в потертых ножнах, больше напоминающий небольшой меч. Вид он имел решительный и хмурый, наверное, чтобы вертящаяся перед ним одна из подавальщиц воспринимала его как серьезного и решительного мужчину. Она делала круглые глаза, охала и ахала, прижимая руки к щекам.

– Ах, ден Ларт, вы такой смелый! И вы тоже участвовали в схватке с Ночной гильдией? – спросила Эльга.

Ларт замялся, покраснел.

– Да, я находился все время с господином графом, – наконец нашелся он.

Я, чтобы не вводить никого в смущение, громко хлопнул дверью и покашлял. Ларт повернулся ко входу, увидел меня и покраснел ее больше. Когда мы познакомились, я подумал, что ему столько же лет, сколько Алексу, и лишь потом узнал что Ларту неполных шестнадцать лет.

– Ты куда это собрался? – спросил я его, присаживаясь напротив.

– Господин граф, я должен ехать с вами. Кто-то же должен помогать вам ухаживать за конем и готовить пищу на стоянках. Да и не дадут мне тут жизни после всего.

Тут он был прав: я тоже думал над этим, но не предложил отправиться со мной только потому, что у него была семья, и он был в ней главным мужчиной.

– А как же твои мама и сестры, на что они будут жить? – поинтересовался я.

– Господин граф, вы не могли бы взять меня к себе слугой? – снова покраснев, спросил Ларт.

И столько было в этом вопросе отчаяния и надежды, что ответить отрицательно я бы никогда не осмелился. Да и я все равно считал себя ответственным за то, что произошло с его семьей. Из-за меня они потеряли дом или нет, я не знал, но в любом случае доля моей вины в этом деле есть.

– Хорошо, Ларт, я беру тебя своим доверенным слугой, но ты принесешь мне клятву, после чего я назначу тебе плату. Давай поднимемся в мою комнату.

И я, встав, начал подниматься по лестнице. В комнате я поставил Ларта напротив окна и предложил ему повторять за мной:

– Вступая в должность слуги графа Алекса тан эль Зорга… – При этих словах глаза Ларта стали круглыми, а выражение лица удивленным. Но я продолжал дальше, и он не отставал и не сбивался. – Я клянусь все просьбы, пожелания и приказы графа выполнять беспрекословно, ни словом, ни делом, ни бездействием не причинять ему вреда. Не разглашать без разрешения графа ни разговоры, которым буду свидетелем, ни дела, ни поступки графа или свои. С этой минуты я принадлежу ему и телом и душой. В этом клянусь и присягаю.