Единственная Касс Кира
На голову я натянула одеяло, ожидая, что в меня полетят осколки. Потом в последний раз огляделась по сторонам в поисках чего-нибудь еще, что можно было бы взять с собой и приспособить к делу. Больше ничего не нашлось.
Скорчившись за скамейкой, я направила дуло пистолета на замок, сделала глубокий вдох и спустила курок.
Эхо выстрела заметалось в тесном пространстве, напугав меня, несмотря даже на то, что я ожидала его. Удостоверившись, что пуля не летает рикошетом по комнате, я подошла взглянуть на дверь. Повыше замка виднелась небольшая вмятина с рваными краями. Я расстроилась, что промазала, но зато, по крайней мере, стало понятно, что такая тактика может сработать. Если выстрелить несколько раз, может, мне удастся отсюда выбраться.
Я спряталась за скамейкой и выстрелила. Я всаживала в дверь пулю за пулей, но мне никак не удавалось попасть в одно и то же место дважды. Очень скоро меня это разозлило, и я выпрямилась в полный рост, надеясь, что так дело пойдет лучше. Однако все, чего удалось добиться, — это поранить руки осколками брони, брызнувшими в разные стороны от двери.
Лишь услышав сухой щелчок, я поняла, что расстреляла все патроны. Отшвырнув ставший бесполезным пистолет, я бросилась к двери и с разбегу налегла на нее.
— Давай! — Я налегла на дверь во второй раз. — Открывайся!
Я принялась молотить дверь кулаками, но ничего не добилась.
— Нет! Нет-нет-нет! Я должна выбраться отсюда!
Дверь стояла на месте, безмолвная и несокрушимая, насмехаясь надо мной своей неподвижностью.
Я сползла на пол и разрыдалась, поняв, что бессильна что-либо сделать. Быть может, Аспен сейчас лежит, бездыханный, всего в нескольких шагах от меня, а Максон… Его наверняка уже нет в живых.
Я подтянула колени к груди и затылком прижалась к двери.
— Если ты останешься жив, — прошептала я, — можешь сколько угодно называть меня «моя дорогая». Я слова поперек не скажу, клянусь.
Теперь мне оставалось только ждать.
Время от времени я пыталась прикинуть, который сейчас час, хотя проверить мои догадки не было никакого способа. Минуты текли со сводящей с ума медлительностью. Никогда еще я не чувствовала себя такой бессильной, а тревога просто убивала меня.
Миновала, казалось, целая вечность, когда щелкнул замок. Кто-то пришел за мной. Я не знала, друг это или враг, поэтому наставила на дверь пустой пистолет. Это хотя бы с виду выглядело грозно. Дверь приоткрылась, и в щелку хлынул солнечный свет. Выходит, день еще не закончился? Или уже наступило завтра? Я продолжала целиться, хотя ради этого мне пришлось сощуриться.
— Не стреляйте, леди Америка! — закричал гвардеец. — Вам ничто не угрожает!
— Как я могу быть в этом уверена? Откуда мне знать, что ты не один из них?
Гвардеец повернул голову, приветствуя кого-то. В проеме показался Август, следом за ним — Гаврил. Хотя его элегантный костюм был безнадежно испорчен, булавка — я вдруг поняла, что она чертовски напоминает Полярную звезду, — по-прежнему гордо красовалась на окровавленном лацкане.
Неудивительно, что северяне были так хорошо осведомлены.
— Все кончено, Америка. Мы их обезвредили, — подтвердил Август.
Я вздохнула, охваченная огромным облегчением, и опустила пистолет.
— Где Максон? Он жив? Что с Крисс? — забросала я вопросами Гаврила, прежде чем снова устремить взгляд на Августа. — Меня сюда привел один гвардеец, его зовут офицер Леджер. Вы его не видели?
Я говорила так быстро и бессвязно, что мои слова с трудом можно было разобрать.
Голова у меня кружилась.
— Думаю, у нее шок. Отведите ее в больничное крыло, быстро, — распорядился Гаврил, и гвардеец без труда подхватил меня на руки.
— Максон? — спросила я.
Мне никто не ответил. А может, я к тому времени уже отключилась. Не помню.
Я пришла в себя на больничной койке. Порезы от осколков на руках саднили. Я поднесла руки к лицу, чтобы рассмотреть их. Все раны были промыты, а самые крупные перевязаны. Мне ничто не грозило.
Я села на койке и принялась озираться по сторонам. Я находилась в маленьком кабинете. Судя по письменному столу и дипломам на стене, он принадлежал доктору Эшлеру. Я не могла здесь оставаться. Мне необходимо был получить ответы.
Когда я открыла дверь, стало понятно, почему меня уложили здесь. Больничное крыло было забито до отказа. Некоторые легкораненые лежали на койках по двое, а другие — прямо на полу между кроватями. Самых тяжелых поместили в дальнем конце палаты. Несмотря на количество раненых, было поразительно тихо.
Я обвела палату взглядом, выискивая знакомые лица. Не знаю, что меня страшило больше: увидеть их здесь или нет.
Тьюзди лежала в постели, обняв Эммику; обе тихо плакали. Я узнала кое-кого из примелькавшихся за время жизни во дворце служанок. Они кивнули мне, когда я проходила мимо, как будто я чем-то это заслужила.
Людей вокруг становилось все меньше, и я начинала терять надежду. Максона среди раненых не было. Если бы он был здесь, вокруг него толпилась бы куча народу, готового исполнить любой его каприз. С другой стороны, меня же уложили не в общей палате. Может быть, и его тоже?
Я увидела гвардейца с покрытым шрамами лицом.
— Принц тоже где-то здесь? — спросила я негромко.
Тот с мрачным видом покачал головой.
— Ох.
Смешно было равнять пулевое ранение с разбитым сердцем. И тем не менее я чувствовала себя такой же обескровленной, как Максон. И этого нельзя было исцелить ни повязками, ни наложением швов. Ничто не могло утолить мою боль.
Я даже не закричала, хотя внутри у меня все разрывалось от боли. Лишь слезы молча полились из глаз. Они не принесли облегчения, но в них было обещание.
Ничто и никогда не заменит мне тебя, Максон.
— Мер?
Я повернула голову и увидела на одной из коек в последнем ряду раненого в повязках. Аспен.
Ахнув, на нетвердых ногах я поспешила к нему. Голова у него была перевязана, но кровь проступала даже через бинты. На обнаженной груди в нескольких местах темнели кровоподтеки, но хуже всего дело обстояло с ногой: нижняя часть в гипсе, а раны на бедре закрыты повязками. Аспен был в одних шортах, вторая нога прикрыта простыней, так что сразу было видно, как тяжело он ранен.
— Что произошло? — шепотом спросила я.
— Не хочу вспоминать подробности. Я продержался довольно долго и уложил человек шесть-семь, пока один из них не попал мне в ногу. Врач сказал, я, скорее всего, смогу ходить, но только с палкой. По крайней мере, я остался жив.
По моей щеке тихо скатилась слеза. Меня переполняли благодарность, страх и отчаяние. Я не могла сдержаться.
— Ты спасла мне жизнь, Мер. — (Я перевела взгляд с его ноги на лицо.) — Твой выстрел напугал того мерзавца и дал мне время спустить курок. Если бы не ты, он всадил бы пулю мне в затылок — и конец. Спасибо тебе.
Я утерла глаза:
— Это ты спас мне жизнь. И уже не в первый раз. Давно пора начать платить по счетам.
— Меня хлебом не корми, дай погеройствовать, правда? — улыбнулся Аспен.
— Ты всегда хотел быть чьим-то рыцарем на белом коне.
Я покачала головой, вспоминая все, что он сделал для тех, кто был ему дорог.
— Мер, послушай меня. Когда я говорил, что буду любить тебя всю жизнь, я действительно так считал. И думаю, если бы мы оба остались в Каролине, мы поженились бы и жили счастливо. Бедно, но счастливо. — Он печально улыбнулся. — Но мы не остались в Каролине. И ты изменилась. И я тоже изменился. Ты была права, когда сказала, что я никогда ни на кого другого не смотрел. И с чего бы я стал смотреть на кого-то, если бы не произошло все это? Бороться за тебя уже стало для меня инстинктом, Мер. Я долго не желал видеть, что ты больше не хочешь, чтобы я продолжал. Но как только я это увидел, то понял, что и сам не хочу продолжать. — (Я смотрела на него во все глаза, совершенно ошарашенная.) — Ты всегда будешь занимать в моем сердце особое место, Мер, но я больше не влюблен в тебя. Иногда мне кажется, что я по-прежнему нужен тебе, но не уверен, что это правильно. Ты не заслужила, чтобы я был с тобой из чувства долга.
— А ты не заслужил быть для меня синицей в руках, — вздохнула я.
Он протянул мне руку, и я взяла ее.
— Я не хочу, чтобы ты на меня злилась.
— Я и не злюсь. И рада, что ты на меня тоже не злишься. Пусть он мертв, но я все равно люблю его.
— Кто мертв? — наморщил лоб Аспен.
— Максон, — выдохнула я, готовая снова расплакаться.
Возникла пауза.
— Максон не умер.
— Что?! Но тот гвардеец сказал, что его здесь нет, и я…
— Ну разумеется, его здесь нет. Он ведь король. Он лежит в своих покоях.
Я бросилась обнимать Аспена, и он охнул от боли, но я была слишком счастлива, чтобы осторожничать. Потом до меня дошел смысл его слов.
Я медленно отступила назад:
— Король погиб?
— И королева тоже, — кивнул Аспен.
— Нет!
Я задрожала, к глазам снова подступили слезы. Она сказала, я смогу называть ее мамой. Что Максон будет делать без нее?
— Вообще-то, если бы не северяне, Максону тоже бы несдобровать. Они переломили ситуацию.
— Правда?
Во взгляде Аспена читалось изумление пополам с восхищением.
— Нам есть чему поучиться у этих ребят. Они сражаются по-другому. И отлично знают свое дело. Я видел Августа с Джорджией в Главном зале. За стенами дворца их ждало подкрепление. Как только они поняли, что события пошли не так… В общем, у них уже есть опыт быстрого проникновения во дворец. Не знаю, откуда они взяли артиллерию, но без них наша песенка была бы спета.
Эти известия меня ошарашили. Я все еще пыталась сложить в голове картину всего произошедшего, когда входная дверь скрипнула. Показалось встревоженное девичье лицо, и хотя ее платье было изорвано, а волосы взлохмачены, я немедленно узнала его обладательницу.
Но не успела я окликнуть ее, как за меня это сделал Аспен.
— Люси! — воскликнул он, усаживаясь на койке.
Я знала, что движение должно было причинить ему боль, но его лицо ничем этого не выдало.
— Аспен! — ахнула она и бросилась к нему через всю палату, на бегу перескакивая через лежащие на полу тела.
Бросившись к нему в объятия, она принялась покрывать его лицо поцелуями. Когда я обняла его, он охнул от боли, сейчас же было совершенно ясно, что Аспен не испытывает ничего, кроме абсолютного счастья.
— Где ты была? — спросил он.
— На четвертом этаже. Туда только сейчас добрались. Я сразу же прибежала сюда. Что произошло?
Обычно после нападений повстанцев Люси долго не могла оправиться от потрясения, сейчас же она, казалось, видела только Аспена.
— Я в полном порядке. А ты? Тебе не нужно показаться доктору?
Аспен принялся озираться по сторонам, пытаясь найти кого-нибудь, кто позвал бы врача.
— Нет, на мне нет ни царапинки, — заверила его она. — Я просто беспокоилась за тебя.
Аспен взглянул Люси в глаза с бесконечной нежностью:
— Теперь, когда ты здесь, все будет хорошо.
Она погладила его по лицу, очень осторожно, чтобы не задеть повязки. Он положил руку ей на шею и, бережно притянув к себе, крепко поцеловал.
Никто не нуждался в рыцаре больше, чем Люси, и никто не мог стать для нее защитником лучшим, чем Аспен.
Они были так поглощены друг другом, что даже не заметили, как я тихонько развернулась и пошла к выходу, чтобы отыскать того единственного, кого я сейчас по-настоящему хотела видеть.
Глава 32
Выйдя из больничного крыла, я впервые увидела дворец после нападения. Вокруг царил невообразимый разгром. Весь пол был усыпан битым стеклом, весело искрившимся в солнечных лучах. Безнадежно испорченные картины, пробоины в стенах и зловещие бурые пятна на коврах говорили о том, как близко мы все были к гибели.
Я двинулась по лестнице наверх, пытаясь не смотреть никому в глаза. Поднимаясь со второго этажа на третий, я заметила блеснувшую на ступеньке сережку и против воли задалась вопросом, жива ли ее хозяйка.
За то время, что я поднималась по лестнице и шла по коридору, ведущему к комнате Максона, навстречу мне попалось множество гвардейцев. Наверное, это было неизбежно. Видимо, придется докладывать ему о моем появлении. Тогда, может быть, он прикажет им пропустить меня… Как в тот вечер, когда мы познакомились.
Дверь в комнату Максона была открыта, и люди сновали туда-сюда, внося какие-то бумаги и унося тарелки. Подступы к двери охраняли шестеро гвардейцев, и я уже морально подготовилась к тому, что мне не разрешат войти. Но тут один из них заметил меня и сощурился, как будто хотел удостовериться, что я и в самом деле та, за кого он меня принял. Его сосед тоже узнал меня, и они по очереди поклонились, низко и почтительно.
Один из караульных протянул руку:
— Он ожидает вас, миледи.
Я попыталась держаться, как человек, заслуживающий тех почестей, которые они мне оказывали, и распрямила плечи, хотя посеченные руки и обкромсанное платье не слишком этому способствовали.
— Благодарю вас, — кивнула я.
Когда я входила, мимо меня торопливо прошмыгнула служанка. Максон лежал в постели; грудь под простой хлопчатобумажной сорочкой была перебинтована. Левая рука висела на перевязи, а в правой он держал какой-то документ, содержимое которого ему объяснял советник. В этой скромной сорочке, непричесанный, он выглядел совершенно обыденно и в то же самое время так значительно, как никогда прежде. То ли плечи стали прямее, то ли выражение лица серьезнее.
Ни у кого не возникло бы сомнения, что перед ним — король.
— Ваше величество, — выдохнула я и присела в низком церемонном реверансе.
Поднимаясь, я увидела в его взгляде улыбку.
— Положи бумаги сюда, Ставрос. Пожалуйста, не могли бы все выйти из комнаты? Мне необходимо переговорить с дамой.
Все, кто толокся вокруг него, с поклоном удалились. Ставрос бесшумно положил бумаги на прикроватный столик и на ходу подмигнул мне. Я дождалась, когда закроется дверь, и только тогда приблизилась.
Я хотела броситься к нему, упасть в его объятия и никогда больше их не покидать. Но я сдержалась, опасаясь, что он мог уже пожалеть о своих последних словах, адресованных мне.
— Мне очень жаль твоих родителей.
— Я пока еще не осознал до конца, что их нет, — вздохнул Максон и похлопал по постели, приглашая меня присесть. — Мне все кажется, что отец у себя в кабинете, а мама внизу и в любую минуту они появятся и дадут мне какое-нибудь поручение.
— Очень тебя понимаю.
— Не сомневаюсь. — Он накрыл мою руку своей. Я решила, что это добрый знак, и сжала в ответ его пальцы. — Она пыталась спасти его. Один из гвардейцев сказал, кто-то из повстанцев взял отца на мушку, а она заслонила его своим телом. Она погибла первой, а отца застрелили сразу же следом. — Максон покачал головой. — Всю жизнь она жила ради других. До самого последнего вздоха.
— Странно, что для тебя это стало такой неожиданностью. В этом ты весь в нее.
Он поморщился:
— Я никогда не смогу сравниться с ней. Мне будет очень не хватать ее.
Я погладила его по руке. Королева не была моей матерью, но я чувствовала, что и мне тоже будет не хватать ее.
— По крайней мере, ты цела и невредима, — сказал он, глядя в мои глаза. — Хоть какое-то утешение.
Повисла долгая пауза. Я не знала, что сказать. Напомнить ему о его словах? Спросить о Крисс? До того ли ему сейчас вообще?
— Я хочу кое-что тебе показать, — неожиданно заявил он. — Конечно, там работы еще непочатый край, но я уверен, что тебе все равно понравится. Открой-ка вон тот ящик, — велел он. — Там, на самом верху.
Выдвинув ящик его прикроватного столика, я сразу же заметила кипу бумаг. Я вопросительно взглянула на Максона, но он лишь молча кивнул на рукопись.
Я принялась читать документ, пытаясь вникнуть в содержимое. Дочитав до конца первый абзац, я принялась читать его с начала, совершенно уверенная, что не так что-то поняла.
— Ты что… Ты что, собираешься отменить касты? — спросила я, поднимая глаза на Максона.
— Таков мой замысел, — с улыбкой отозвался он. — Только не радуйся раньше времени. Это дело небыстрое. Но, думаю, все получится. Вот, смотри. — Он перелистал страницы и ткнул в один из абзацев. — Я планирую начать с низов. Для начала я хочу упразднить Восьмерок. Нам сейчас как никогда нужны строители, и если все организовать с умом, Восьмерок можно будет присоединить к Семеркам. Дальше будет сложнее. Нужно найти способ избавиться от стереотипов, связанных с номерами каст, но это та цель, к которой я стремлюсь.
Я утратила дар речи. Всю жизнь я жила в мире, в котором номер касты был чем-то вроде привычной одежды. А сейчас в руках у меня был документ, обещавший стереть наконец те незримые границы, которые мы воздвигли между людьми.
Максон коснулся моей руки:
— Я хочу, чтобы ты знала: это все твоих рук дело. С того дня, когда ты вызвала меня в коридор и рассказала о том, как тебе приходилось голодать, я обдумывал этот проект. Именно поэтому я так расстроился из-за твоей презентации: у меня был готов менее революционный способ добиться той же цели. Но если бы не ты, подобная мысль никогда бы не пришла мне в голову.
Я судорожно вздохнула и вновь уткнулась в бумаги. Вся моя недолгая жизнь пронеслась у меня перед глазами. Я никогда не думала, что окажусь способна на что-то большее, нежели всю жизнь петь для людей на вечеринках и, может быть, когда-нибудь выйти замуж. При мысли о том, какое значение это будет иметь для народа Иллеа, сердце мое забилось. Меня переполняли смирение и гордость.
— Это еще не все, — нерешительно произнес Максон, пока я продолжала читать текст документа.
И тут поверх бумаг плюхнулся открытый бархатный футляр с кольцом. В лучах солнечного света, льющихся в окна, оно сияло и искрилось.
— Я спал с этой дурацкой штуковиной под подушкой, — с притворным раздражением произнес он. Я посмотрела на него, все еще слишком ошеломленная, чтобы что-то сказать. Немой вопрос в моих глазах наверняка не укрылся от Максона, но для него сейчас важнее было задать тот вопрос, который беспокоил его самого. — Тебе нравится?
Тончайшие золотые вьюнки сплетались, образуя круг, увенчанный двумя драгоценными камнями — зеленым и фиолетовым, — которые словно сливались в поцелуе. Фиолетовый был моим натальным камнем, так что зеленый, надо полагать, был натальным камнем Максона. Две цветные искорки смыкались в неделимое целое, символизируя нас двоих.
Я несколько раз порывалась открыть рот, чтобы ответить, но смогла лишь улыбнуться, сморгнуть с ресниц слезы и молча кивнуть.
Максон кашлянул:
— Я уже дважды пытался сделать это в торжественной обстановке, но потерпел фиаско. А сейчас я не в состоянии даже встать на одно колено. Надеюсь, ты не обидишься, если я обойдусь без театральных эффектов.
Я молча кивнула. Мне так и не удалось обрести дар речи.
Максон сглотнул и дернул здоровым плечом.
— Я люблю тебя, — просто произнес он. — Мне следовало сказать об этом тебе давным-давно. Может, тогда мы с тобой не наделали бы столько глупых ошибок. А с другой стороны, — добавил он, и его губы дрогнули в улыбке, — иногда мне кажется, что именно благодаря всем этим препонам я полюбил тебя так сильно.
Слезы выступили у меня на глазах, повисли на кончиках ресниц, готовые в любой миг сорваться.
— Я сказал тебе чистую правду. Мое сердце принадлежит одной тебе. Как ты уже знаешь, я скорее умру, чем допущу, чтобы тебе причинили боль. Когда меня ранили и я упал на пол в полной уверенности, что умираю, я не мог думать ни о чем, кроме тебя. — Максон был вынужден прерваться. Он сглотнул, и я увидела, что он, как и я, едва сдерживает слезы. Немного помолчав, он продолжил: — За эти секунды я успел оплакать все, что потерял. Что мне никогда не доведется увидеть ни как ты идешь ко мне по проходу в церкви, ни отражения твоих черт в наших детях, ни того, как твои волосы окрасятся серебром. И в то же самое время я ни о чем не жалел. Если моя гибель значила, что ты будешь жить. — Он снова дернул плечом. — Разве мог я об этом жалеть?
Я не могла больше сдерживаться и разрыдалась по-настоящему. Как до этой секунды я могла думать, что знаю, каково это — быть любимой? Никогда прежде я не испытывала ничего, что могло бы сравниться с этим растущим и ширящимся чувством, расцветающим в моем сердце и наполняющим каждую клеточку моего существа безграничным теплом.
— Америка, — ласково сказал Максон и заставил меня утереть слезы и взглянуть ему в глаза. — Я знаю, ты видишь перед собой короля, но я хочу, чтобы ты понимала: это не приказ. Это просьба, мольба. Я прошу тебя сделать меня счастливейшим из всех людей на земле и оказать мне честь стать моей женой.
Я не могла выразить, как страстно мне этого хотелось. Но то, с чем не справился голос, удалось моему телу. Я бросилась к Максону в объятия и крепко к нему прижалась, совершенно уверенная, что ничто на свете не сможет разлучить нас. Он поцеловал меня, и я ощутила абсолютную уверенность, что все в моей жизни встало на свои места. Здесь, в объятиях Максона, я обрела все, чего хотела, даже то, в чем нуждалась, сама о том не догадываясь. И если он был со мной рядом, готовый направлять меня и вести за собой, мне не страшно было бросить вызов всему миру.
Слишком скоро Максон оторвался от моих губ и, отстранившись, заглянул мне в глаза. Его лицо сказало мне все, что я хотела знать. Я была дома. И тогда я наконец обрела голос.
— Да.
Эпилог
Я пытаюсь не дрожать, но ничего не выходит. Любая девушка на моем месте вела бы себя точно так же. Слишком важный сегодня день, слишком тяжелое платье, слишком много взглядов устремлено в эту минуту на меня. Я должна быть отважной, но ничего не могу с собой поделать.
Я знаю, что, когда двери распахнутся, я увижу Максона, который ожидает меня перед алтарем, и пока идут последние приготовления, я цепляюсь за это обещание и пытаюсь взять себя в руки.
— А! Наша очередь! — восклицает мама, уловив перемену в музыке.
Сильвия знаком подзывает моих родных. Джеймс с Кенной уже приготовились. Джерад носится вокруг и, конечно, уже успел измять свой новый парадный костюм. Тщетно Мэй пытается заставить его две секунды постоять на одном месте. Впрочем, несмотря на встрепанный вид Джерада, мои родные выглядят сегодня на удивление величественно.
Я рада, что мои близкие могут разделить со мной мою радость, но боль при мысли о том, что папа не дожил до этого дня, не утихает. Впрочем, я чувствую его незримое присутствие, слышу в ушах его голос. Он говорит, как сильно любит меня и гордится мной, какая я красавица. Я так хорошо его знала, что точно уверена в том, какие именно слова он сказал бы мне сегодня; надеюсь, так оно и останется навсегда и его образ никогда меня не покинет.
Я так глубоко погружаюсь в свои мысли, что Мэй удается подобраться ко мне незамеченной.
— Ты такая красивая, Амес, — вздыхает она, касаясь затейливого кружева на моем высоком воротничке.
— Мэри превзошла саму себя, правда? — соглашаюсь я и провожу рукой по своему подвенечному платью.
Из трех моих верных горничных сейчас при мне осталась одна Мэри. Когда улеглась пыль, мы обнаружили, что потери значительно больше, чем казалось на первый взгляд. Люси благополучно пережила нападение, но предпочла покинуть службу, а тела Энн мы так и не нашли.
Еще одна брешь в моем сердце.
— Боже, Амес, да ты вся дрожишь! — Мэй хватает меня за руки, чтобы не тряслись, и смеется над моей нервозностью.
— Знаю, знаю. Ничего не могу с собой поделать.
— Марли! — зовет Мэй. — Иди сюда, помоги успокоить Америку.
Подходит моя единственная свидетельница; глаза у нее сияют ярко, как никогда. В присутствии этих двоих я и в самом деле начинаю чувствовать себя спокойнее.
— Не волнуйся, Америка, он обязательно появится, — поддразнивает она.
Мэй хохочет, и я шутливо хлопаю обеих.
— Меня беспокоит вовсе не то, что он может передумать! Я боюсь, что споткнусь, или назову его не тем именем, или еще что-нибудь в этом роде. С меня станется, — жалуюсь я.
Марли утыкается лбом в мой лоб.
— Сегодня такой день, который ничто не испортит.
— Мэй! — шипит мама.
— Так, мама начинает терять терпение. Ладно, увидимся.
Она чмокает воздух рядом с моей щекой, чтобы не испачкать меня помадой, и упархивает. Начинает играть музыка, и мои родные один за другим идут по проходу, по которому очень скоро предстоит идти к алтарю и мне.
Марли отступает на шаг назад:
— Я следующая?
— Да. Кстати, тебе очень идет этот цвет.
Она кокетливо выставляет ножку, красуясь в новом платье:
— У вас отменный вкус, ваше величество.
Я невольно ахаю:
— Меня никто еще так не называл. О господи, теперь ко мне так будут обращаться практически все!
Я пытаюсь свыкнуться с этими словами. Коронация — часть церемонии венчания. Сначала клятва верности Максону, затем Иллеа. Кольца, затем короны.
— Только не вздумай разнервничаться снова! — велит Марли.
— Я пытаюсь! Ну, то есть я знала, что так и будет, просто для одного дня слишком много событий.
— Ха! — восклицает она, и тут темп музыки меняется. — Погоди, настанет еще и ночь!
— Марли! — возмущаюсь я.
Но она уже ускользает прочь, подмигнув мне на ходу, и я против воли фыркаю. Как же я рада, что она снова вернулась в мою жизнь. Теперь она заняла официальное место в моей свите, а Картер — в свите Максона. Для общества это стало недвусмысленным знаком перемен, сопровождающих правление Максона, и я рада тому, как много народу приветствуют эти перемены.
Я жду, внимательно слушая. Уже скоро музыка возвестит о моем выходе, так что я пользуюсь последней возможностью оправить мой подвенечный наряд.
Он поистине великолепен. Белое платье облегает талию, каскадами пышных волн ниспадая до пола. Короткие кружевные рукавчики обнажают руки, а высокий ворот делает меня похожей на настоящую принцессу из сказки. Поверх платья на мне накидка с длинным шлейфом. Позже, на приеме, я сниму ее, чтобы не мешала до упаду танцевать с моим мужем.
— Ну, Мер, готова?
Я оборачиваюсь к Аспену:
— Да. Я готова.
Он протягивает мне руку, и я беру его под локоть.
— Ты выглядишь потрясающе.
— Ты тоже неплохо принарядился, — замечаю я.
И хотя я улыбаюсь, моя нервозность не укрывается от него.
— Беспокоиться абсолютно не о чем, — заверяет он, и его уверенная улыбка, как обычно, заставляет меня безоговорочно поверить его словам.
Я делаю глубокий вдох:
— Ну да. Только держи меня крепко, чтобы не упала, ладно?
— Не переживай. Если я увижу, что ты плохо держишься на ногах, одолжу тебе вот это. — Он вскидывает темно-синюю трость, сделанную на заказ под цвет его парадной формы. Меня разбирает смех. — Совсем другое дело! — одобрительно кивает он, радуясь, что я искренне улыбаюсь.
— Ваше величество, — произносит Сильвия, — пора.
В ее голосе слышится благоговение.
Я киваю ей, и мы с Аспеном начинаем двигаться в сторону дверей.
— Давай, пусть они все ахнут, — говорит он за миг до того, как музыка взвивается и мы предстаем перед собравшимися.
И тут все мои страхи наваливаются на меня вновь. Хотя мы очень старались сделать нашу свадьбу камерной, вдоль прохода, по которому мне предстоит пройти навстречу Максону, столпились сотни людей. И поскольку все они поднимаются, чтобы поприветствовать меня, из-за них я не вижу Максона.
А мне так нужно увидеть его лицо. Не знаю, как я выдержу все это, если меня не будет поддерживать взгляд его спокойных глаз.
Я улыбаюсь, стараясь сохранять самообладание, любезно киваю гостям и благодарю их за то, что собрались здесь в этот день. Но Аспен понимает мое состояние, а потому подбадривает меня:
— Все в порядке, Мер.
Я смотрю на него, и его взгляд придает мне уверенности.
Читать бесплатно другие книги:
