Единственная Касс Кира
— Что ты имеешь в виду?
Я поймала себя на том, что закусила только что накрашенную губу.
Максон протянул мне коробочку:
— Сейчас я все объясню. Но сперва взгляни. Это тебе.
Я взяла коробочку, которая закрывалась на крохотную пуговку спереди, и открыла ее. Мне вдруг показалось, что в комнате внезапно стало нечем дышать.
В коробочке оказались потрясающие серьги и браслет. Изготовленные из синих и зеленых драгоценных камней, искусно вплетенных в изящный цветочный дизайн, они изумительно сочетались друг с другом.
— Максон, они мне очень нравятся, но я никак не могу принять такой подарок. Это слишком… слишком…
— Напротив, ты должна их принять. Это подарок, к тому же традиция требует, чтобы ты надела украшения на церемонию Осуждения.
— Церемония чего?
Он покачал головой:
— Сильвия тебе все объяснит, но суть в том, что принц преподносит Элите драгоценности, которые девушки должны надеть на церемонию. Там будет множество официальных лиц, и вы должны выглядеть как можно лучше. В отличие от всего того, что было вам подарено до сих пор, они подлинные и потом останутся у вас.
Я улыбнулась. Ну разумеется! Кто стал бы дарить всем участницам подряд настоящие драгоценности? Интересно, сколько девушек прихватили свои украшения домой, пребывая в уверенности, что, если уж им не достался Максон, они, по крайней мере, обзавелись драгоценностями стоимостью в несколько тысяч?
— Они просто изумительные, Максон. Совершенно в моем вкусе. Спасибо!
— Пожалуйста. — Максон вскинул палец. — Я как раз это и хотел обсудить с тобой. Я выбирал подарок для каждой из вас индивидуально и хотел, чтобы все они были равноценными. Но ты не расстаешься с цепочкой, которую подарил тебе отец, и я уверен, что в ней ты будешь на Осуждении ощущать себя уверенней. Поэтому я решил подарить тебе не колье, как всем остальным, а браслет. — Он взял мою руку. — Я вижу, ты по-прежнему носишь свою пуговичку, и рад, что тебе не разонравился браслет, который я привез из Новой Азии, но на таком важном мероприятии они неуместны. Примерь этот браслет, чтобы мы могли понять, как он будет смотреться.
Я сняла подаренный Максоном простенький голубой браслетик и положила его на прикроватный столик. Пуговицу Аспена я опустила в склянку с одинокой монеткой. Придется ей пока полежать там.
Я обернулась и перехватила взгляд Максона, устремленный на склянку. В его глазах мелькнуло какое-то странное выражение, но быстро исчезло. Он достал из коробочки браслет. Его пальцы скользнули по моей коже, и когда он убрал руку, я едва не ахнула от восхищения.
— Он просто идеален, Максон.
— Я очень на это надеялся. Но именно поэтому и хотел поговорить с тобой. Я собирался потратить одинаковую сумму на каждую из вас. Хотел быть справедливым. — (Я кивнула. Такой подход казался вполне логичным.) — Но проблема в том, что твои вкусы куда скромнее, чем у остальных. В итоге я потратил на тебя вполовину меньше, чем на остальных. И у тебя не колье, а браслет. И я хотел, чтобы ты узнала об этом до того, как увидишь, что получили остальные. И чтобы ты знала: такой выбор продиктован желанием дать тебе то, что, на мой взгляд, больше понравится, а не показать тебе твое место или что-нибудь в этом роде. — Взгляд Максона дышал искренностью.
— Спасибо тебе, Максон. Я и не подумала бы истолковать это как-то по-иному. — Я положила ладонь ему на руку.
Мое прикосновение, как обычно, вызвало у него радость.
— Я так и подозревал. Но все равно, спасибо тебе. Я боялся, что ты обидишься.
— Ну что ты.
Улыбка Максона стала шире.
— Но я все равно хочу быть справедливым, поэтому у меня возникла одна мысль. — Он сунул руку в карман и вытащил тонкий конверт. — Возможно, ты захочешь послать разницу своим родным.
Я уставилась на конверт:
— Ты серьезно?
— Ну конечно. Я хочу быть беспристрастным. Вот и подумал, что это лучший способ восстановить справедливость. И надеюсь, он тебя порадовал. — Максон вложил конверт в мою руку, и я сжала его, совершенно потрясенная.
— Ты не обязан был это делать.
— Знаю. Но не обязательно же делать только то, что обязан. Иногда можно сделать то, что хочется.
Наши глаза встретились, и я вдруг поняла, как много он сделал для меня просто из желания порадовать. Подарил брюки, когда мне запретили их носить, привез браслет с другого конца света…
А ведь он любит меня. Ведь любит же? Почему тогда не говорит этого вслух?
«Мы тут одни, Максон. Если ты скажешь, что любишь меня, я отвечу тем же».
Молчание.
— Не знаю, как тебя и благодарить, Максон.
— Приятно это слышать. — Он кашлянул. — Мне всегда интересно знать о твоих чувствах.
Ох, нет. Только не это. Я не признаюсь первой.
— Ну, я очень тебе признательна. Как всегда.
Максон вздохнул:
— Рад, что тебе понравилось. — Чтобы скрыть досаду, он принялся внимательно разглядывать ковер. — Мне пора. Нужно еще отнести подарки остальным.
Мы поднялись, и я проводила его до двери. На пороге он остановился и поцеловал мне руку. Потом дружески кивнул и скрылся за углом.
Я вернулась на кровать и снова взглянула на подарки. Мне просто не верилось, что эти прекрасные украшения мои и останутся моими навсегда. Я поклялась про себя, что, даже если я вернусь домой и мои родные будут отчаянно нуждаться в деньгах, я ни за что не продам их и не расстанусь с ними. И с браслетиком, который он привез мне из Новой Азии. Они останутся у меня, что бы ни случилось.
— Процедура Осуждения достаточно проста, — объясняла нам Сильвия на следующее утро на ходу, пока мы шли за ней в Главный зал. — Звучит куда более пугающе, чем дело обстоит в реальности, однако прежде всего это символический акт. Это пышное мероприятие, на котором будут присутствовать многие должностные лица, не говоря уж о королевской родне и репортерах, — бросила Сильвия через плечо.
Пока что ее объяснения лишь еще больше заинтриговали меня. Мы завернули за угол, и Сильвия распахнула двери Главного зала. Посреди зала стояла королева Эмберли и раздавала указания рабочим, которые устанавливали ряды кресел вроде тех, какие бывают на стадионах. В противоположном конце зала кто-то размышлял, какой ковер расстилать, а двое флористов спорили, какие цветы уместнее в данной ситуации. По всей видимости, рождественские украшения они собирались убрать. Со всеми этими событиями я почти позабыла, что на носу Рождество.
В конце зала соорудили помост с ведущими на него ступенями, посреди которого уже были установлены три массивных трона. Справа виднелись четыре небольших возвышения с одиноким креслом на каждом. Они были очень красивые, но создавали впечатление полной изолированности. Всего этого было уже вполне достаточно, чтобы украсить помещение, и я не представляла себе, как будет выглядеть зал, когда работы будут окончены.
— Ваше величество, — присела в книксене Сильвия, и мы все последовали ее примеру.
Лицо королевы озарилось улыбкой, и она поспешила нам навстречу.
— Здравствуйте, девушки, — приветствовала нас она. — Ну, Сильвия, вы далеко продвинулись?
— Не слишком, ваше величество.
— Вот и славно. Девушки, позвольте мне просветить вас относительно вашей следующей задачи в процессе Отбора. — Она поманила нас за собой в зал. — Церемония Осуждения призвана служить символом вашего подчинения закону. Одной из вас предстоит стать новой принцессой Иллеа, а со временем и королевой. Закон — это основа нашей жизни, и вашей обязанностью будет не только соблюдать, но и поддерживать его. — Она остановилась и обернулась к нам. — Поэтому начать вам предстоит с Осуждения. В зал введут человека, совершившего какое-то преступление, скорее всего, это будет кража. Обычно за преступления подобного уровня полагается порка, но эти люди вместо порки отправятся в тюрьму. И отправите их туда вы. — При виде наших озадаченных лиц королева улыбнулась. — Звучит, конечно, жестоко, но на самом деле это не так. Все они совершили преступление, но вместо того, чтобы подвергнуться унизительному физическому наказанию, отдадут свой долг обществу временем. Вы сами видели, как мучительно может быть битье батогами. Порка не намного легче. Вы сделаете для них благое дело, — ободряющим тоном произнесла она.
И все же мне было по-прежнему не по себе.
Воровали обычно те, кто оставался без гроша в кармане. Двойки и Тройки, нарушившие закон, откупались от наказания. Бедняки расплачивались собственной шкурой или временем. Перед глазами у меня встал образ Джемми, младшего братишки Аспена, распростертого на плахе, с исполосованной кнутом спиной. Как ни невыносимо было видеть его там, это было лучше, чем если бы его бросили в тюрьму. В семействе Леджер каждая пара рабочих рук была на счету, пусть даже их обладатель был совсем малыш. Но, похоже, представители высших каст не понимали этого.
Сильвия и королева Эмберли гоняли нас, пока церемониальные слова не начали отскакивать у нас от зубов. Я пыталась подражать царственной манере Элизы и Крисс, но как ни старалась, в моих устах обвинительные формулировки звучали невыразительно.
Я не хотела никого отправлять в тюрьму.
Когда нас наконец отпустили, остальные девушки дружно направились к выходу, а я подошла к королеве. Она заканчивала обсуждать что-то с Сильвией. Наверное, мне следовало бы воспользоваться этой отсрочкой, чтобы придумать что-нибудь похитрее. Я же вместо этого, когда Сильвия удалилась и королева вопросительно взглянула на меня, выложила ей все начистоту.
— Пожалуйста, не заставляйте меня это делать, — взмолилась я.
— Прошу прощения?
— Я способна соблюдать закон, честное слово. Я не пытаюсь все усложнить, но я просто не могу отправить живого человека в тюрьму. Он ведь не сделал мне ничего плохого.
Она с ласковым выражением коснулась моей щеки:
— Это не так, милая. Если ты станешь принцессой, то будешь олицетворением закона. Любой, кто нарушает закон, наносит тебе удар. И единственный способ удержать свои позиции — нанести ответный удар тем, кто уже причинил тебе вред, чтобы другим было неповадно.
— Но я же не принцесса! — умоляюще воскликнула я. — Никто не пытается меня обидеть.
Эмберли с улыбкой склонилась ко мне:
— Да, сейчас ты не принцесса, но я не удивлюсь, если это временно, — прошептала она и, отступив, подмигнула.
Я вздохнула, отчаявшись объяснить ей что-то.
— Пусть мне приведут кого-нибудь другого. Не мелкого воришку, который и украл-то, скорее всего, потому, что ему было нечего есть. — (Лицо королевы заледенело.) — Я не хочу сказать, что воровать хорошо. Я знаю, что это не так. Только приведите мне того, кто совершил что-то по-настоящему плохое. Приведите мне того, кто убил гвардейца, который отводил нас с Максоном в убежище во время последнего нападения повстанцев. Этот мерзавец должен гнить в тюрьме до конца своих дней, и я с радостью отправлю его туда. Но я не могу так поступить с каким-нибудь голодным Семеркой. Я просто не могу.
Королева явно пыталась быть со мной помягче, но не собиралась уступать в этом вопросе.
— С вашего позволения, я буду говорить без обиняков, леди Америка. Из всех девушек вам это необходимо более других. Люди видели, как вы пытались сорвать экзекуцию, предложили упразднить касты в прямом эфире национального телевидения и призывали народ к борьбе за свою жизнь. — Ее ласковое обычно лицо было серьезно. — Я не хочу сказать, что это плохо, но вы создали у большинства людей впечатление, что вы творите все, что взбредет вам в голову.
Я принялась теребить пальцы, уже понимая, что, как бы я ни противилась, в конце концов мне все равно придется совершить Осуждение.
— Если ты хочешь остаться, если Максон тебе небезразличен… — Она помолчала, давая мне время обдумать услышанное. — Тогда ты должна это сделать. Ты должна продемонстрировать, что способна быть послушной.
— Я способна. Я просто не хочу никого отправлять в тюрьму. Это не обязанность принцессы. Это делают судьи.
Королева Эмберли похлопала меня по плечу:
— Ты сможешь. И сделаешь это. Если ты вообще хочешь завоевать Максона, то должна не давать ни малейшего повода для упрека. Уверена, ты понимаешь, что в случае с тобой очень много «против». — (Я кивнула.) — Тогда сделай это.
Она удалилась, оставив меня в одиночестве стоять в Главном зале. Я подошла к моему креслу, практически трону, и снова пробормотала ритуальные слова. Я пыталась убедить себя в том, что это плевое дело. Люди все время нарушают закон и попадают в тюрьму. Человеком больше, человеком меньше. А я не должна давать ни малейшего повода для упрека.
Другого выхода у меня не было.
Глава 19
Настал день Осуждения. С самого утра я не находила себе места от волнения. Я боялась, что споткнусь или забуду свои слова. Но больше всего я боялась не справиться. Единственным, за что я не волновалась, был мой наряд. Моим служанкам пришлось прибегнуть к помощи главной швеи, чтобы соорудить что-то подходящее для меня, хотя слово «подходящее» слишком невыразительное для того, чтобы описать его.
По традиции всем платьям полагалось быть бело-золотого цвета. Мое было с завышенной талией. Оставляя обнаженным левое плечо, оно в то же время прикрывало шрам на правом. Выглядело это очаровательно. Лиф был облегающий, а пышную юбку до пола украшали волны золотого кружева. Ниспадая сзади складками, она заканчивалась небольшим шлейфом. Взглянув на себя в зеркало, я впервые за все время подумала, что выгляжу как настоящая принцесса.
Энн взяла оливковую ветвь, которую мне предстояло нести, и устроила ее на сгибе моего локтя. Эти ветви мы должны были возложить к ногам короля в знак мирных намерений по отношению к нашему правителю и готовности подчиняться закону.
— Вы прекрасны, мисс, — сказала Люси.
В последнее время она держалась намного спокойней и увереннее.
— Спасибо тебе, — улыбнулась я. — Как бы мне хотелось, чтобы вы все при этом присутствовали!
— И мне тоже, — вздохнула Мэри.
Энн в своей всегдашней деловитой манере поспешила меня успокоить:
— Не волнуйтесь, мисс, вы отлично справитесь. А мы будем смотреть вместе с остальными слугами.
— Правда? — обрадовалась я, хотя смотреть они должны были издалека.
— Мы ни за что бы этого не пропустили, — заверила меня Люси.
Нас прервал громкий стук в дверь. Мэри поспешила открыть, и я обрадовалась, увидев на пороге Аспена.
— Я пришел проводить вас на Осуждение, леди Америка, — сказал он.
— Как вам наша работа, офицер Леджер? — поинтересовалась Люси.
— Вы превзошли самих себя, — лукаво подмигнул Аспен.
Люси захихикала, и Энн негромко шикнула на нее, устраняя какие-то видимые одной ей изъяны в моей прическе. Теперь, когда мне было известно, что она неравнодушна к Аспену, я видела, какой идеальной она старается быть в его присутствии.
Я вспомнила, что меня уже ждут внизу, и грустно вздохнула.
— Готовы? — спросил Аспен.
Я кивнула, поправляя оливковую ветвь, и направилась к двери. Уже на пороге я обернулась и бросила взгляд на счастливые лица моих служанок. Потом взяла Аспена под руку и двинулась по коридору.
— Как ты? — спросила я его.
— У меня в голове не укладывается, что ты в этом участвуешь, — бросил он вместо ответа.
Я сглотнула, немедленно разволновавшись снова:
— У меня нет выбора.
— Выбор есть всегда, Мер.
— Аспен, ты же знаешь, что мне это не нравится. Но в конечном счете это всего один человек. И он совершил преступление.
— Как и сочувствующие повстанцам, которых король разжаловал в низшие касты. Как и Марли с Картером.
Мне не нужно было даже смотреть на него, чтобы понять, как ему отвратительно Осуждение.
— Это не одно и то же, — не слишком убежденно возразила я.
Аспен резко остановился и заставил меня взглянуть на него.
— С ним всегда одно и то же.
Он говорил очень серьезно. Аспену было известно намного больше, чем обычным людям, потому что он стоял на часах во время совещаний или доставлял королевские приказы. Он и сейчас знал что-то такое, чего не знала я.
— Они что, не воры? — спросила я тихо, когда мы двинулись дальше.
— Воры, но не совершившие ничего такого, что заслуживало бы нескольких лет тюрьмы, к которым их приговорят сегодня. И это будет достаточно недвусмысленное послание их друзьям.
— Что ты имеешь в виду?
— Это люди, которые чем-то помешали ему, Мер. Сочувствующие повстанцам, имевшие неосторожность высказаться где-то вслух, какой он тиран. Осуждение будут показывать по всем каналам. Люди, которых они пытаются запугать, увидят и расскажут остальным, что бывает с теми, кто пытается идти против короля. Это все не просто так.
Я выдернула руку и прошипела ему в лицо:
— Ты здесь почти столько же, сколько и я. За все это время ты хоть раз отказался исполнить хотя бы один приказ?
Он задумался:
— Нет, но…
— Тогда не тебе меня судить. Если для него ничего не стоит бросить своих врагов в тюрьму безо всяких на то оснований, что, по-твоему, он сделает со мной? Он меня ненавидит!
Взгляд Аспена сделался умоляющим.
— Мер, я понимаю, что тебе страшно, но ты ведь…
Я вскинула руку:
— Делай свое дело. Веди меня вниз.
Он сглотнул, устремил взгляд прямо перед собой и протянул мне руку. Я вцепилась в нее, и мы двинулись дальше в молчании.
На полпути к лестнице, когда до нас начали доноситься голоса, он снова заговорил:
— Я всегда задавался вопросом, удалось ли им изменить тебя.
Я ничего не ответила. Да и что я могла ответить?
В вестибюле уже ждали остальные девушки. Они с отсутствующим видом шевелили губами, повторяя свои слова. Я отпустила руку Аспена и подошла к ним.
Элиза успела прожужжать нам все уши о своем наряде, так что у меня было такое чувство, как будто я уже видела его. Кремовое с золотом платье без рукавов плотно облегало ее точеную фигурку, а золотые перчатки выглядели исключительно эффектно. Темные драгоценные камни, подарок Максона, подчеркивали красоту гладких блестящих волос и темных глаз.
Крисс снова умудрилась выглядеть олицетворением всего царственного, при этом впечатление создавалось такое, словно ей это ровным счетом ничего не стоило. Ее приталенное платье ниспадало до полу каскадом пышных юбок. Подаренные Максоном серьги и колье переливались в ушах и на шее, изящно округлые и безупречные. На мгновение я даже расстроилась, что мои собственные украшения выглядят так скромно.
Что же касается платья Селесты… его определенно невозможно было забыть. Глубокое декольте, пожалуй, было несколько более откровенным, чем подобало случаю. Она перехватила мой взгляд и, сложив губы уточкой, зазывно повела плечами.
Я засмеялась и приложила ладонь ко лбу. К горлу подкатила тошнота, и я сделала глубокий вдох, пытаясь взять себя в руки.
Селеста подошла ко мне, взмахивая оливковой ветвью в такт каждому шагу:
— Что случилось?
— Ничего. Просто мне как-то нехорошо.
— Не вздумай блевать, — предупредила она. — В особенности на меня.
— Не бойся, не буду, — заверила ее я.
— Кто тут собирается блевать? — немедленно вскинулась Крисс и поспешила к нам, следом подтянулась и Элиза.
— Никто, — отрезала я. — Я просто устала, вот и все.
— Скоро все закончится, — ободрила меня Крисс.
«Это никогда не закончится», — мрачно подумала я. Потом обвела взглядом их лица. Они поспешили поддержать меня. Поступила бы я так же на их месте? Кто знает…
— Вы действительно сделаете это со спокойной душой? — спросила я.
Они принялись переглядываться, потом уставились в пол, но ни одна не ответила.
— Так давайте откажемся, — предложила я.
— Откажемся? — переспросила Крисс. — Америка, это традиция. Мы обязаны это сделать.
— Нет, не обязаны. Мы можем сговориться и не делать.
— И каким же образом? Откажемся входить туда? — поинтересовалась Селеста.
— Ну, например, — кивнула я.
— Ты хочешь, чтобы мы пошли туда и ничего не делали? — В голосе Элизы звучал настоящий ужас.
— Я пока еще не продумывала, как поступить. Просто чувствую, что это плохая идея.
Крисс явно всерьез задумалась.
— Это ловушка! — возмутилась Элиза.
— Что?!
Как она могла прийти к такому выводу?
— Она идет самой последней. Если мы все откажемся, а она потом сделает все, что требуется, то будет выглядеть послушной, а мы на ее фоне — идиотками. — Элиза воинственно тряхнула своей ветвью.
— Америка? — с осуждением посмотрела на меня Крисс.
— Нет, клянусь вам, я вовсе не собиралась так поступать!
— Девушки! — послышался укоризненный голос Сильвии. — Вы нервничаете, я все понимаю, но это же не причина кричать. — Она в упор посмотрела на нас, и мы все переглянулись. Каждая решала, соглашаться со мной или нет. — Так, — начала Сильвия. — Элиза, ты идешь первой, как мы и тренировались. Селеста и Крисс следом, а Америка пойдет последней. Пройдете по красной дорожке с ветвью в руках и положите ее к ногам короля. Потом вернетесь и займете свои места. Король произнесет небольшую приветственную речь, и церемония начнется.
Она подошла к небольшому ящичку на подставке и развернула его к себе. Это оказался монитор, на котором показывали все, что происходило в Главном зале. Выглядел он очень величественно. Красные ковровые дорожки разделяли пространство на места для прессы и гостей; четыре кресла были отведены для нас. В глубине зала возвышались три трона, предназначенные для королевской семьи.
На наших глазах парадные двери распахнулись, и в зал под приветственные аплодисменты и гром фанфар вступили король, королева и Максон. Когда они расселись по местам, музыка замедлилась и стала более торжественной.
— Так, теперь ваша очередь. Выше головы! — велела Сильвия.
Элиза бросила на меня многозначительный взгляд и направилась к входу в зал.
Защелкали сотни камер, снимая ее вступление в зал. Их щелчки сливались в странный рваный ритм. Элиза, впрочем, держалась отлично, как все мы могли видеть на мониторе. Селеста поправила прическу и двинулась за ней. Следом по проходу пошла Крисс. Ее улыбка выглядела совершенно искренней и непринужденной.
— Америка! — шепнула Сильвия. — Твоя очередь.
Я попыталась выкинуть из головы тревожные мысли и сосредоточиться на положительных сторонах, но поняла, что не могу найти ни одной. Мне казалось, что, если я обреку человека на незаслуженно жестокое наказание и тем самым дам королю то, чего он хотел, я убью в себе что-то очень важное.
Вновь защелкали камеры и засверкали вспышки. Под восхищенный шепот зрителей я медленно двинулась к возвышению, на котором сидела королевская семья. Я почувствовала на себе взгляд Максона. Он был сама невозмутимость. Что это — многолетняя выучка или искренняя радость? Он смотрел на меня ободряюще, но я была уверена, что моя тревога от него не укрылась. Я увидела пустое место, куда мне надлежало положить оливковую ветвь и, сделав книксен, опустила ее у ног короля, демонстративно глядя куда угодно, только не на него.
Как только я уселась на свое место, музыка стихла. Король Кларксон поднялся и вышел вперед, на край сцены, где полукругом лежали наши оливковые ветви.
— Дамы и господа Иллеа, сегодня четыре оставшиеся прекрасные участницы Отбора предстали перед нами, чтобы доказать свою преданность закону. Наши великие законы — это то, что объединяет нашу нацию, залог мира, которым мы так долго наслаждались.
«Мира? — подумала я. — Ты это серьезно?»
— Пройдет совсем немного времени, и одна из этих юных девушек предстанет перед вами уже в образе не простолюдинки, но принцессы. В качестве члена королевской семьи ее обязанностью будет заботиться о торжестве справедливости не ради собственной выгоды, но ради всеобщего блага.
И как мне теперь быть?
— Прошу вас вместе со мной поаплодировать их смиренной готовности подчиняться закону и бескомпромиссной решимости добиваться его торжества!
Король захлопал в ладоши, и весь зал взорвался аплодисментами. Они не смолкли, даже когда он вернулся на свое место. Я покосилась на других девушек. Хорошо было видно лишь лицо Крисс. Она пожала плечами и слабо улыбнулась мне, прежде чем вновь повернуть голову прямо и подняться в полный рост.
Гвардеец, стоявший у дверей, провозгласил:
— Мы вызываем предстать перед его величеством королем Кларксоном, ее величеством королевой Эмберли и его королевским высочеством принцем Максоном преступника Джейкоба Диггера.
Медленно, явно смущенный всем этим спектаклем, Джейкоб вошел в Главный зал. Он был в наручниках. Вздрагивая от слепящих вспышек, он робко приблизился к Элизе и поклонился. Со своего места мне было не слишком хорошо ее видно, поэтому я слегка повернулась и стала слушать слова, которые всем нам предстояло произнести по очереди.
— Джейкоб, какое преступление ты совершил? — спросила она.
Голос ее прозвучал очень уверенно, куда лучше, чем обычно.
— Кражу, миледи, — кротко произнес он.
— И каков твой приговор?
— Двенадцать лет тюрьмы, миледи.
Медленно, не привлекая к себе внимания, Крисс украдкой бросила на меня взгляд. В ее глазах читался вопрос, что происходит. Я кивнула.
Нам сказали, что будут мелкие воришки. Если это была правда, то Джейкоба выпороли бы на площади в его родном городке или отправили в тюрьму на два, самое большее на три года. Своими словами Джейкоб подтвердил все мои страхи.
Я незаметно покосилась на короля. Тот явно наслаждался происходящим. Кто бы ни был этот человек, он был не просто вор. Король торжествовал над ним победу.
Элиза поднялась и, подойдя к Джейкобу, положила руку ему на плечо. До этого момента она избегала смотреть ему в глаза.
— Ступай, верноподданный, и отдай свой долг королю, — прозвенел ее голос в тишине зала.
Джейкоб склонил голову. Потом посмотрел на короля с таким видом, словно хотел что-то сделать. Хотел бросить королю в лицо какое-то обвинение, но не стал. Без всякого сомнения, за его ошибку расплатился бы кто-то другой. Немного постояв на месте, Джейкоб вышел из зала под гром аплодисментов.
Следующий преступник едва держался на ногах. Свернув на дорожку, ведущую к креслу Селесты, он согнулся пополам и упал. Зрители дружно ахнули, но, прежде чем он успел снискать слишком много сочувствия, подоспели гвардейцы и, с двух сторон подхватив под локти, подвели его к Селесте. К чести Селесты, голос ее, когда она приказала бедняге отдать его долг королю, звучал отнюдь не так уверенно, как обычно.
Крисс держалась так же хладнокровно, как и всегда, пока ее преступник не приблизился. Он был помоложе, примерно нашего возраста, и шел уверенно, почти решительно. Когда он свернул по красной дорожке к Крисс, я увидела у него на шее татуировку. Она была в виде креста, хотя тот, кто ее набивал, слегка напортачил.
Крисс справилась со своими словами вполне неплохо. Лишь тот, кто хорошо ее знал, способен был различить в ее голосе нотки сожаления. Публика зааплодировала, и она вновь уселась на свое место. Улыбка у нее была лишь самую чуточку менее ослепительной, чем обычно.
Гвардеец вызвал Адама Карвера, и я поняла, что настал мой черед. Адам, Адам, Адам. Имя следовало запомнить. Ведь мне придется это сделать, так? Все же остальные девушки сделали. Максон не простит мне, если я подведу его. Король так и так никогда меня особо не жаловал, а после этого от меня отвернется еще и королева. Меня загнали в угол. Если я не хочу выбыть из борьбы, то должна взять себя в руки.
Адам был уже в годах, примерно ровесник моего отца, и у него было что-то не в порядке с ногой. Он не упал, но так долго шел, что на душе у меня стало еще хуже. Я мечтала поскорее покончить с этим.
Адам опустился передо мной на колени, и я сосредоточилась на нескольких предложениях, которые должна была произнести.
— Адам, какое преступление ты совершил? — спросила я.
— Кражу, миледи.
— И каков твой приговор?
Адам кашлянул.
— Пожизненное заключение, миледи, — прохрипел он.
В зале поднялся гомон. Люди явно были уверены, что ослышались.
От утвержденного сценария отступать очень не хотелось, но мне тоже необходимо было получить подтверждение.
— Какой приговор, ты сказал?
— Пожизненное заключение, миледи.
Судя по голосу, он с трудом удерживался от слез.
Я взглянула на Максона. Ему явно было не по себе. Я без слов взмолилась о помощи. В его взгляде отразилось сожаление, что он ничем не может помочь мне.
Я готова была уже снова обратиться к Адаму, когда мой взгляд упал на короля. Тот поерзал и провел рукой по губам, пытаясь скрыть улыбку.
Читать бесплатно другие книги:
