Голос вождя Злотников Роман

© Злотников Р.В., Махров А.М., 2018

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

Глава 1

7 сентября 2015 года, Белорусская ССР, Минск

Я просыпался не сразу, а будто по частям. Сначала зашевелились мои нижние конечности. Вяло так зашебуршились, поворачивая тело в положение «на боку». Потом ожила рука, пошарила по лицу, наткнулась-таки на зверски зудевший нос и почесала орган обоняния.

Лишь после этого пробудился мозг, мигом напоминая о вчерашней пьянке – голова просто раскалывалась. Вроде и пил только самое дорогое, следовательно, качественное, вот только кто бы еще и следил за мной, чтобы не мешал водку с шампанским? Или что там было налито?..

А я помню?

Щурясь на свет из-за отдернутой шторы, я откинул одеяло и сел на край огромной кровати. Настоящий сексодром.

Я обернулся. Ну разумеется…

Рядом лежала женщина, до пояса укрытая уголком одеяла. Впрочем, одна нога высовывалась «на улицу» – длинная, стройная. Ну, хоть так, а то притащил бы по пьяни какую-нибудь крокодилу. Бывали прецеденты, да…

Опершись на руку, я сфокусировал взгляд на своей подруге. Большие точеные округлости… Плоский живот… Гладкие руки… Изящная шея, исцелованная, кстати… Симпатичное лицо…

Впечатляла, впрочем, не внешность женщины, а ее ухоженность. Спутнице моей явно далеко за тридцать, но заметить это можно только по крохотным морщинкам возле уголков глаз. А чтобы настолько успешно противостоять времени, требуется немало сил и денег.

Я вздохнул и натянул трусы, валявшиеся на половичке. Ручной работы, между прочим! Не трусы – половичок.

Я же не просто номер снимаю в «Славянской», я тут живу. В люксе! Ага… Деньги девать некуда.

Негнущимися пальцами я подобрал с пола рассыпанные визитные карточки, белые с золотом – «Виталий Дмитриевич ДУБИНИН, первый заместитель председателя коммерческого общества с государственным участием «Гидромаш». Это «по-нашему» вице-президент госкорпорации. Не хухры-мухры…

Кто бы еще сыпанул визитками женщины, которая со мной спала…

Мрачно поглядев в роскошное зеркало, как писал Маяковский, «в стиле Луев», я обнаружил там растрепанного и помятого мужика. Алкоголика.

Хулигана, тунеядца…

Поднявшись, я прошлепал в столовую. Там на резном буфете из вишневого дерева блестела хромом кофемашина «Рекорд-2315». Нажав кнопку, я добился того, что агрегат забулькал, зашипел ароматным паром, нацеживая стаканчик двойного эспрессо, который здесь называется «Крымским».

Раньше я поправлял здоровье бутылочкой пива, но быстро понял, что это первый камень дороги, ведущей к запою.

Раньше…

Я скривился так, будто лимоном закусил. Ровно месяц назад по моему счету, 8 августа 1941 года, я опять погиб – гаубичная граната рванула прямо у моих ног. Прошла очередная «перезагрузка»…

Умирать впервые было страшно, хотя смерть наступила мгновенно, а вот в четвертый раз… Или даже в пятый? Сбился со счета… Ну, не то чтобы я привык, но смирился – видать, той «космической силе», которая забрасывает меня к товарищу Сталину, да никак не добросит, нужен живой «комиссар Дубинин».

Душевный парадокс, но самое неприятное для меня после крайнего «воскрешения» заключалось в том, что все мои желания сбылись, а мечты исполнились.

В этом мире война закончилась весной 43-го, Сталин дожил до 68-го, а СССР не распался до сих пор.

Покопавшись в Сети, я выудил две причины того, что держава выстояла. Во-первых, тут обошлось без «холодной войны», зато в 1949-м грянула Третья мировая, и наши фронтовики, однажды уже расписавшиеся на Рейхстаге, нацарапали свои имена и на Вестминстерском аббатстве, и на Капитолии. То есть провернуть тот вариант с Бреттон-Вудским соглашением и долларом, ставшим мировой валютой, позволившим расплачиваться за все ресурсы мира крашеной бумагой, америкосы не смогли. А во-вторых, те материалы, которые я так усердно подбирал, похоже, тоже сыграли свою роль. И страна в этой реальности не скатилась к маразму зарегулирования всего и вся под трескучими лозунгами, в которые люди уже не верили, и сейчас представляла собой вполне, на мой взгляд, симпатичную помесь между Китаем и Швецией. То есть богатые – есть, но налоги, штрафы и пени платятся как процент от капитала. Единственная разница – наследственных династий миллиардеров нет. И не потому, что это как-то запрещено. Нет, так-то миллионеров и миллиардеров хватало, в том числе и идейных коммунистов, отстегивающих кроме обычных налогов еще и немалые деньги в виде партвзносов. Но все – в первом поколении. То есть, как правило, это были люди, лично придумавшие какую-то производственную технологию или новый вид сервиса и сумевшие успешно воплотить свои задумки в жизнь… Все дело в том, что налог на наследство стоимостью выше ста тысяч рублей очень даже велик – треть от имеющегося. А выше миллиона – половина. Причем рубли тут довольно весомые. Почти как те, советские, которые я помнил. «Волга», например, одиннадцать тысяч рубликов стоит. А местные «Волги» – вполне приличные машины, у самого такая есть. Может, и не на уровне «Мерседеса», но уж точно не хуже тех же «Пежо» или «Тойоты». В принципе и такие налоги не слишком высокая преграда. Если ты умный, так же как и твой отец, то восстановишь отданное довольно быстро. Продолжай его дело – и все придет. Но, судя по тому, что я прочитал в Библиотеке[1], детки богатых родителей, как правило, предпочитали отдать в качестве налогов именно доли в созданных и раскрученных отцами предприятиях, зато сохранить машины, особняки, яхты и деньги на счетах. И ведь все пионерами были, а кое-кто и комсомольцами, но как до денег дорываются – так крышу и сносит… Ничего, блин, не меняется в людских головах!

Прихлебывая горячий кофе, я с тоской глядел на электронный календарь, мерцавший на стене.

Седьмое сентября.

Именно сегодня, только в далеком 1941 году, погибнет мой товарищ и друг. Генерал-майор бронетанковых войск РККА, командир 1-й гвардейской танковой дивизии Владимир Петрович Бат. Он получил Звезду Героя за разгром дивизии Моделя в окрестностях Ленинграда, а 5 сентября 1941-го, когда 2-я танковая группа Гудериана прорвалась к Минску, 1-ю гвардейскую бросили на ликвидацию прорыва. И через два дня, во встречном танковом бою, генерал-майор Бат пал смертью храбрых…

А я как озверел – раз за разом пытался «провалиться» в прошлое – спасти Батоныча, уберечь, предупредить хотя бы! На «перезагрузку» без моего присутствия я не надеялся.

Я наплевал на свою новую работу и высокую должность, даже зарплата, исчисляемая в миллионах, меня нисколько не прельщала.

Только и забот у меня было, что готовиться к очередной «командировке в прошлое» – купил новую машину, тюнингованную БРДМ[2] с мягким салоном и прочими прибамбасами, лишь КПВ[3] из башенки пришлось изъять. Тут таких полно бегает – мужики, которые побогаче, расхватывают списанную после многолетней консервации военную технику. И бронеавтомобили берут, и БТРы. Мода такая, брутальный стиль «милитари».

Форму себе военную заказал с привычными комиссарскими звездами на рукавах, взамен испорченной, убитой «в ноль» за время месячного блуждания по лесам. Оружие прикупил, парочку «Грачей»[4], по одной штуке СВД и СВТ[5] – здесь пистолеты и самозарядные винтовки в свободном доступе, всего лишь надо в магазине предъявить паспорт, а пробить покупателя по базам данных МВД на предмет несудимости и Минздрава по поводу алкоголизма и шизофрении может специальная программа, установленная чуть ли не на кассе. Что интересно – при предъявлении партбилета проверка вообще не проводится. Насобирал несколько ящиков, общим весом под двести килограммов, документов и чертежей, никому не нужных в 2015-м, но жизненно важных для 1941-го.

Боже ж ты мой…

Вздохнув, я откинулся на спинку стула, едва не треснувшись затылком об стену, и уставился на расписной потолок.

Пару раз я в своем навороченном бронированном драндулете выезжал к «линии фронта» – бесполезно. Но русские ж не сдаются!

И тогда я вообще переехал в Минск, чтобы не тратить время на заезды аж из самой Москвы. «И че? А ниче!»

После четвертой безуспешной попытки «провалиться» в прошлое, до меня стало доходить: без проверенного алгоритма действий «звонок от Сталина – поездка к линии фронта – провал» ничегошеньки не выйдет.

Не попаду я к Володьке, не спасу друга, хоть ты убейся!

Нет, фигней, то бишь суицидом, я маяться не стал. А просто ушел в запой, по старой национальной традиции. Ну не понимал я, как восстановить этот алгоритм! Не звонит мне товарищ Сталин – хоть ты тресни! Так что пришлось идти по проверенному варианту: если сам ничего не можешь поделать – откупоривай пол-литра. Проблему не решишь, конечно, так хоть горе зальешь…

Колян, в смысле личный помощник Бата, первые дни названивал из центрального офиса, но быстро отстал, поняв, что толку от меня как с козла – молока. Так что вчера все в очередной раз пошло по накатанной. Вот только откуда взялась эта ухоженная краля в моей постели – я, хоть убей, не помнил. В предыдущие дни ничего такого точно не было…

Криво усмехнувшись, я допил остывший кофе и осторожно, чтобы не звякнуть, поставил чашечку на блюдце. Тонкая работа – Ленинградский фарфоровый завод, не абы как – у нас его после развала Союза снова переименовали в Императорский[6].

Глубокомысленно поглядев на посуду, я аккуратно перевернул чашку вверх дном. Финита ля трагедия. Аллес капут.

– Доброе утро, – послышался приятный женский голос. Его так и тянуло назвать волнующим.

Я поднял голову и увидел незнакомку, разделившую со мной ночь.

Женщина натянула на себя мою рубашку, закатав рукава. Пуговки были застегнуты, но темные кружки сосков проглядывали сквозь тонкую ткань, а ножки и вовсе не спрячешь.

– Доброе утро, – сказал я, пытаясь совладать с внезапным приступом вожделения. – Извини, не помню, представился ли я вечером. На всякий случай – Виталий.

– Светлана, – ослепительно улыбнулась дама. – Честно говоря, у меня самой провал в памяти. Что-то я вчера… переборщила с выпивкой. Ты не думай, я редко так… напиваюсь. Собственно, вчера был первый раз… Да и с незнакомыми мужчинами…

Светлана несколько нервно усмехнулась и отвела глаза, сделав вид, что очень занята пуговками на подоле рубашки. Так, похоже, что она к профессионалкам «постельного сервиса», «девушкам с пониженной социальной ответственностью» отношения не имеет. Интересно, а как у нас все прошло? Вот ни хрена ж не помню… обидно!

– Тогда предлагаю искупнуться в душе и поесть, – бодро сказал я. – Кто за? Кто против? Воздержался?

– Я – за! – подняла руку Светлана. – Только, чур, я первая в душ!

– Тогда я закажу завтрак, – согласился я.

– Что-нибудь легонькое, пожалуйста.

– Бу-сде.

Светлана ушла. Вид сзади был не хуже. Вскоре в Мраморной ванной ударили струи воды.

Я позвонил, сделал заказ и отправился в Малахитовую ванную – в моем номере было три сан-узла. Правда, чисто малахитовой ванную комнату назвать было нельзя, из чудесного зеленого минерала были выточены лишь полочки и раковина, но я не придирчив.

Распарившись под горячим душем, я переключил кран на ледяную воду. Промерз и вновь согрелся. И протрезвел. Во всяком случае, хмель ушел, и башка стала варить лучше.

Накинув пушистый белый халат и причесавшись перед зеркалом, я почувствовал себя как выздоравливающий после долгой хвори. Даже надежды неясные затеплились, идейки закопошились.

С гигиеной я закончил вовремя – в дверь как раз негромко постучали. Шлепая тапками, я пошел открывать, и официантка в кокетливом передничке вкатила в номер тележку с тарелками, накрытыми серебряными крышками.

Дежурно улыбнувшись, она мигом сервировала стол и удалилась, пожелав приятного аппетита.

А тут и Светлана показалась. Она тоже была в белом гостиничном халате, который, впрочем, не столько скрывал, сколько открывал ее «прелести». Спокойно улыбнувшись мне, она склонила голову и принялась расчесывать длинные мокрые волосы. Блин, прям семейный завтрак у нас получается… И вот ведь интересно, явно для нее ситуация тоже несколько… м-м-м… непривычная. Есть некоторые явные признаки… волнения. Но ведь покерфейс держит, как наш «молчи-молчи»[7]. Молодец! Сильный характер.

– Чай? Кофе? – галантно поинтересовался я.

– Пожалуй, чай.

Намазав тост маслом и щедро добавив икры, Светлана аккуратно взяла свой бутербродик. Она ела очень красиво, изящно жуя и прихлебывая. Я рядом с ней выглядел грубым, неотесанным мужланом.

– Света, я хочу прогуляться на свежем воздухе, вроде бы и погода радует – солнечно, как летом. Ты не желаешь составить мне компанию?

– Вот как… – усмехнулась Света. – Я, пожалуй, склонна рассмотреть это предложение как комплимент. Не подскажешь, что же я такого творила ночью, что ты решил продолжить наше знакомство? А то я, честно признаться, не очень хорошо помню последние часов восемь…

О как! Да, действительно сильная личность. Но именно это меня в ней и привлекло. Не люблю пустышек. Как бы сногсшибательно они ни выглядели…

– Ну-у-у… если честно, у меня тоже с памятью того… – несколько смущенно начал я. – Так что никаких… э-э-э… пикантных подробностей можешь от меня не ждать. Просто… ну-у… ты мне понравилась. И как женщина, и как человек. Поэтому я решил – почему бы не продолжить знакомство?

– И когда же это ты успел узнать меня как человека? – усмехнулась Светлана.

– Да вот прямо сегодня утром и узнал! – широко улыбнулся я. – Хотя, конечно, еще не до конца. Но я готов и дальше работать в этом направлении. Ну так как? Присоединишься?

Света задумалась. А затем осторожно предложила:

– А может, сразу за город рванем? Я такое замечательное место знаю под Воложином – заказник ведомственный, красота почти как в Беловежской пуще, даже собственные зубры имеются!

Хм, похоже, она пока не готова гулять со мной по городу, в котором точно могут встретиться ее знакомые. А вот продолжить общаться, судя по всему, не против. И это меня почему-то обрадовало. Поэтому я воодушевленно рубанул рукой:

– Согласен!

Мы быстро позавтракали, исподтишка бросая друг на друга оценивающие взгляды, пока в один из моментов эти взгляды не встретились. Пару мгновений мы молча пялились друг на друга, а затем одновременно прыснули.

– Я скоро, – сказала Светлана, поднимаясь из-за стола. – В гардеробной есть утюг? – Она несколько ехидно улыбнулась. – А то кое-кто сорвал с меня блузку, скомкал ее и запихал под подушку!

– Я исправлюсь, – ответил я ей с выражением кота, наевшегося сметаны.

Светлана не обманула, она очень быстро оделась и накрасилась – немного теней, розовая помада, капелька духов. А свои волосы цвета соломы она заплела в толстую косу, открывая длинную, лебединую шею – и сбрасывая в возрасте сразу лет десять-пятнадцать.

Мы спустились на цокольный этаж, где располагалась стоянка, и я открыл перед дамой правую дверцу «Волги», моего «гражданского» авто.

Это был внедорожник «ГАЗ-3119», смахивавший на памятный мне «Фольксваген Туарег», только основательней немецкого «das auto» – кузов на раме. Да и в целом покруче – трехлитровый дизель с двойной турбиной, позволяющей с легкостью менять режимы – от «тракторного» до «гоночного», усиленная пневмоподвеска, широкие шины с автоподкачкой. Ну и само собой – кожаный салон с кучей гаджетов отечественного производства под марками «Горизонт» и «Электроника», пользоваться которыми я пока не научился. Весьма престижный автомобиль. Но почему-то на Светлану он произвел не то впечатление, на какое можно было надеяться. Увидев машину, она как-то притормозила, а между ее бровей возникла едва заметная горькая складка. Но затем она решительно тряхнула головой и с легкой улыбкой гибко скользнула на переднее сиденье. Я обошел широкий капот и плюхнулся за руль.

Двигатель взревел на солидных низких нотах. Немного погоняв его на разных оборотах, я тронулся с места и выехал на улицу.

Надежды с идеями еще не покинули меня, но все было так смутно и неочевидно, что я попросту не знал, что же мне делать.

Я и к зубрам-то согласился ехать лишь для того, чтобы по дороге сориентироваться, дождаться проблеска интуиции, найти хоть какой-то выход из того тупика, в который угодил.

Пересекая МКАД[8], я вспомнил Московскую кольцевую, взгрустнул мимоходом и покатил дальше, выезжая за город по трассе М-6 курсом на Воложин. Именно этой дорогой я проезжал на своем «бардаке»[9] добрый десяток раз, пытаясь «провалиться в прошлое».

Мы довольно долго ехали молча. Светлана время от времени бросала на меня непонятные взгляды, как будто на что-то решалась, но никак не могла решиться. А потом вдруг неожиданно попросила:

– Виталий, извини, но я передумала ехать в заповедник. Если тебе нетрудно, отвези меня обратно в город. Можешь высадить на первой же остановке городского электробуса.

– Ладно, – озадаченно сказал я и стал искать подходящую развязку для разворота. И в этот момент в Светиной сумочке закурлыкал телефон, выдавая местный, в «моем» времени неизвестный, хит: «Я с тобой была-а, я тебя звала-а, я тебя хоте-ела – и ждала-а… Любила – не любила, бросила, забыла!»

Выудив тонкую пластину смартфона, женщина сморщила носик – определитель номера вывел на экран имя абонента: «Козел».

– Это мой бывший! – скривившись, словно ее настиг приступ сильнейшей зубной боли, пояснила Светлана. – Давно хочу занести его номер в черный список, а то назначил меня своей «жилеткой», повадился плакаться о своей загубленной жизни, о тщете всего сущего, но жалею придурка – все-таки пятнадцать лет вместе прожили…

Женщина мазнула пальцем по плашке «Ответить» и поднесла сотовый к уху, свободной рукой откидывая прядь волос.

– Ну, говори, ученая птица! – поприветствовала она собеседника фразочкой из старого мультика.

Но тут из динамика пророкотал хорошо знакомый мне голос вождя:

– Кто это? Кто говорит?!

Светлана оторвала телефон от уха и недоуменно уставилась на экран, а в следующее мгновение взвизгнула и вцепилась в ручку двери. Потому что я резко затормозил и свернул на обочину.

– Как это – кто? Я! Вы вообще по какому номеру звоните? – возмутилась женщина, недоуменно глядя на меня – мол, что за непонятные маневры.

– Простите, милая барышня! – Голос Сталина смягчился. – А нет ли рядом с вами товарища Дубинина? Виталия Дмитриевича?

Левой рукой выворачивая руль, правой я вы-хватил смартфон у ошарашенной женщины.

– Да, да, товарищ Сталин, Дубинин на связи! – торопливо сказал я.

Не передать, какое же я испытал облегчение и радость!

– А, здравствуйте, товарищ Дубинин, – тепло поздоровался вождь. – У вас все в порядке? Мне кажется, вы чем-то взволнованы…

– Да, в общем, все в порядке товарищ Сталин, – уже спокойнее ответил я. – Общая ситуация в целом выглядит лучше, чем было раньше – война закончилась в 1943 году, потери сократились в четыре раза, СССР устоял, компартия сохранилась. В стране свободный рынок, но под полным контролем государства. Все бы хорошо, но в 1949 году наши союзники стали противниками – и началась Третья мировая война, длившаяся десять лет.

– А кто побэдил, товарищ Дубинин? – осторожно спросил Иосиф Виссарионович.

– Мы победили, товарищ Сталин! Мы всегда побеждаем – традиция такая! И Лондон взяли, и Вашингтон.

Чувствуя, как от нервного напряжения деревенеют мышцы, я медленно откинулся на спинку сиденья. Посмотрел на спутницу – Светлана в шоке уставилась на меня и, похоже, собиралась что-то спросить. Но я приложил палец к губам: молчи.

– То, что ми победили – это, конечно, хорошо, товарищ Дубинин. Но вот то, что следующая война случилась так быстро – это плохо. Страна же ведь не успела восстановиться?

– Да, это так, – со вздохом ответил я.

– Тогда… я рассчитываю на то, что ви сможете собрать необходимые материалы, которые позволят нам предотвратить такое развитие событий.

– Да, конечно… товарищ Сталин! У меня к вам огромная просьба! – почти выкрикнул я, глянув на часы. – Генерал-майор Бат сейчас под Минском, бодается с Гудерианом. Примерно через час тяжелые танки 1-й гвардейской сойдутся лоб в лоб с основными силами 2-й Панцергруппы. И Володька погибнет, сгорит со всем своим экипажем. Пожалуйста, предупредите его! Пусть на рожон не лезет – с командного пункта атакой тоже можно управлять!

– Хорошо, товарищ Дубинин. Обязательно предупредим! Не буду вас больше отвлекать. До свиданья.

– До свиданья, товарищ Сталин…

Обессиленно откинув голову на подголовник, я тут же встрепенулся и передал смартфон хозяйке.

– Что это было? – напряженным голосом спросила Светлана.

– Разговор с товарищем Сталиным, – ответил я, трогаясь и при этом лихорадочно вспоминая, что и как у меня упаковано в «бардаке». Про Третью мировую войну там было довольно много. Как и про те технологии, которые могут помочь если не избежать ее, то хотя бы быстрее задавить американский флот. Основной причиной того, что эта война продолжалась так долго, было то, что в 1949-м американцы на несколько голов превосходили нас на море…

– С каким еще Сталиным? – Голос у женщины позванивал, но это была не истерика, как я уже успел убедиться, нервы у нее отличались завидной крепостью.

– С Иосифом Виссарионовичем.

Я не видел смысла соблюдать секретность, раз уж Светлана все слышала. Да и не до того мне было. Надо немедленно вернуться в город, переодеться, пересесть на мой «бардачок» и назад, к линии фронта! Слишком долго я ждал звонка от вождя, чтобы медлить или терять время на дополнительные сборы!

Ага, вот и подходящая развязка – «клеверный лист». Почти не снижая скорости, я пролетел по мосту над трассой. После чего машина нырнула в тень путепровода. И почти сразу же ее ощутимо качнуло, словно мы налетели на огромную кочку, а в следующее мгновение затрясло – миг, и вот уже внедорожник «ГАЗ-3119» едет не по гладкому асфальту, а по утрамбованному щебню «шоссированной дороги», вьющейся по несжатому полю.

Справа, перемалывая гусеницами вызревшую пшеницу, шли коробки немецких танков, серыми вошками ползла пехота. Раз за разом в поле вставали черно-коричневые «кусты» взрывов, а еще дальше, на горизонте, стлался дым – горел Минск.

В небе, выдерживая строй, летела девятка двухмоторных «Хейнкелей-111».

Ах ты ж черт… мы, похоже, попали в самый замес! Насколько я помнил – на рассвете немцы прошли через линию разрушенных в предыдущие два дня укреплений Минского укрепрайона – от развязки, которую я миновал, до ближайшего ДОТа[10] всего километров пять по прямой – и теперь развивают успех.

Первая гвардейская дивизия, переброшенная под Минск накануне, стояла в перелесках в районе фольварка Брилевичи[11], в дефиле между шоссейной и железной дорогами на Брест. Место удобное, в том числе и своей инфраструктурой: до войны там были большие артиллерийские склады с хорошими подъездными путями. Таким образом, Бат перекрывал почти весь западный сектор и мог быть переброшен на любое направление хоть по шоссе, хоть по «железке». Получив информацию о прорыве, Батоныч двинул свои танки примерно по маршруту нынешней кольцевой автодороги и вышел к деревням Озерцо – Богатырево, где сосредоточил дивизию, используя складки местности (там до войны было изобилие оврагов и невысоких горок), а потом нанес удар через широкое поле в направлении Озерцо – Хотежино.

Поднятые стекла и рев дизеля приглушали батальные шумы, но тут слева показался немецкий «Т-III». Одолевая крутой подъем дорожной насыпи, танк взревел, выбрасывая струю сизого дыма, показал бронированное брюхо и мягко осел на передок, его пушка глянула прямо мне в глаза – черное дуло завораживало.

– Что это? – закричала Светлана.

– Танки Гудериана! – крикнул я, бросая машину в занос.

Едва не встав на два колеса, «Волга» отвернула и скатилась на поле слева. Курсовой пулемет немцев зачастил, но поздно – пули лишь покорежили заднюю стойку.

А «ГАЗ-3119» запрыгал по кочкам и бороздам – кузов гудел и скрипел, нас со Светланой подкидывало и шатало. Пару раз я приложился головой о потолок салона.

В стороне вспучился взрыв, клубясь дымом и комками земли.

– Пригнись!

Ойкнув, Светлана мигом съехала с сиденья, задирая юбку. Я и сам пригнулся к самой баранке – несколько осколков процарапало крышу, оставляя рваные щели.

Подняв голову, я увидел прямо перед собой перебегавших немцев – в пыльных сапожищах, в серо-зеленой форме. Рукава закатаны по локоть, пилотки набекрень, Маузеры наводятся на меня…

Я выжал газ, мотор взревел, и «Волга» ударила носорогом, сбивая бампером двоих гитлеровцев. Поднялась стрельба, Света завизжала, не выдерживая навалившегося ужаса.

Пули разнесли заднее стекло и боковое, пробили шину, но централизованная подкачка не подвела – компрессор с громким шипением вдувал воздух в дырявый скат.

– Держись, Светочка, держись… – бормотал я, вцепившись в руль.

Я вел машину зигзагом, по замысловатой кривой, успевая объезжать воронки. Впереди показался неглубокий овраг и покосившийся мостик без перил.

Проверять его на прочность не было ни времени, ни желания – «Волга» на всей скорости пролетела по хлябавшим доскам, скатилась с холма, пересекла мелкую речку – брызги во все стороны – и канула в лес.

Петляя между деревьями, я заехал поглубже в чащу, и тут мотор заглох. Я глянул на приборы. Блин, как не вовремя… Солярка – йок! А ведь только вчера утром заправлялся. Пробили топливный бак?

В следующую секунду под полом багажного отделения грохотнуло, салон мгновенно заволокло дымом, и мы со Светланой, не сговариваясь, выскочили наружу и отбежали на десяток метров.

– Где мы? – крикнула она, задыхаясь и оправляя юбку. – Что тут вообще происходит?

– Мы где-то под Минском, – ответил я, возвращаясь к машине – весь задок у «Волги» горел. – А происходит война. Великая Отечественная! Сейчас тут сентябрь 41-го года…

– Это… розыгрыш такой, да? – неуверенно сказала Светлана.

– Ага! – поддакнул я. – Вот, собрали тут шесть танковых дивизий, специально, чтобы нас разыграть!

– Но это же невозможно! Это было… Господи, это было больше семидесяти лет назад! Война давно закончилась!

– Для кого как, – проворчал я, – для меня она только началась… В очередной раз…

Прикрываясь полой пиджака от жара, я просунулся в салон и вынул из «бардачка» «тактический» пояс из кордуры с пистолетом Ярыгина в новомодной открытой кобуре и четырьмя снаряженными запасными магазинами в пластиковых гнездах. Без оружия в пределах доступности я себя в последнее время чувствовал словно голый…

Опоясавшись и подогнав кобуру, я сразу проверил пистолет и, передернув затвор, загнал патрон в патронник. На предохранитель ставить не стал. Так оно как-то спокойней…

Вернувшись к Светлане, увидев ее растерянные глаза, мазки сажи на щеке и блузке, я ощутил раскаяние.

– Прости, пожалуйста, что невольно затащил тебя сюда, – сказал я, – но так уж у меня выходит, что после разговора с вождем я попадаю на линию фронта. Я бы с радостью отвез тебя домой, но на время «провала» повлиять не могу. А оно, может, и к лучшему, что провалились мы прямо сейчас – мне нужно предупредить друга о возможной гибели.

– Но ты же попросил об этом… Сталина, – несколько растерянно произнесла Светлана.

– Надеяться надо только на себя, – вздохнул я. – Вдруг связи нет и вождь просто не сможет помочь?

Женщина тяжело вздохнула и присела на корточки. Зажала ладонями щеки и провела по ним пальцами, словно омывая.

– Неужели все это правда? – пробормотала она, глядя прямо перед собой.

– Прости, – буркнул я.

– Да ладно… – отмахнулась она.

И в этот самый момент наш разговор грубо прервали. Резкий голос из кустов скомандовал:

– Хенде хох! Вафн хинлегн! Эргип дих![12]

Я действовал на рефлексе – ушел в прыжке с линии огня, падая за пень. Пистолет каким-то образом сам оказался в руке – помогли вколоченные за прошедший месяц рефлексы – я ведь в алкогольный загул ушел всего три дня назад, а перед тем в тир при оружейном магазине как на работу ходил, чтобы в форме быть. Да и здесь, в этом мире, тоже, можно сказать, изрядно увлекался практической стрельбой.

Краем глаза я заметил, как Света бухнулась на коленки, прячась за упавшим деревом и отклячивая очень аппетитную круглую попку. Нет – чудо что за женщина. Ни криков, ни истерики – а реакция мгновенная.

Упал я на пласт хвои, будто на мат, и сразу же увидел немцев. Их было пятеро: четверо молодых «дойче зольдатен» и старший – фельдфебель, – мужик лет тридцати, со «Шмайссером». Его я снял первым, всадив в корпус две пули. Четко, как на тренировке, – дистанция была «никакой», метров тридцать.

Фельдфебель дернулся, вскидывая руки и крутнувшись в неуклюжем фуэте. Солдатики же, похоже, были из недавнего пополнения, потому что промешкали, и я успел уложить еще двоих. Зато оставшаяся парочка открыла бешеный огонь, шпигуя пень винтовочными пулями, а после самый умный из этих двоих откатился, подбирая «МП-40», и выпустил в мою сторону длинную очередь.

Лишь только фриц сделал паузу в стрельбе, видимо, патроны закончились, я высунулся и послал в него несколько пуль веером – этот придурок не залег, а картинно стоял, опустившись на колено, со «Шмайссером» в руках и менял опустошенный магазин. Зигфрид задрипанный…

Три пули вошли ему в грудь, опрокидывая навзничь, но и меня не минула чаша сия – оставшийся в живых выстрелил и попал мне в левую руку. И кажется, сука, задел кость – было очень больно, я шипел и матерился, но тут этот истинный ариец, оставшийся в печальном одиночестве, привстал, задирая руки вверх, и прокричал:

– Шиссен зи нихт, их гебе ауф![13]

– Нихт шайссен![14] – ответил я ему.

Вот только брать пленных не входило в мои планы. Пуля разорвала немцу горло, хотя целился я в голову, – немудрено промахнуться, когда рука «гуляет» от боли в ране.

Поначалу мне показалось, что наступила полная тишина, но через пару секунд звук «включился» – с поля боя накатывались рев моторов, лязг гусениц и грохот взрывов. Я машинально сменил магазин и только после этого убрал в кобуру пистолет. Упираясь в землю здоровой рукой, приподнялся и огляделся – в зоне прямой видимости, ограниченной кустами и деревьями, живых врагов не наблюдалось. Кажется, первую атаку отбили…

Светлана, по-прежнему стоя на коленях, подняла бледное лицо.

– Прости! – сказал я, подходя к ней, чтобы помочь встать. – Я-то уже привык, а вот для тебя это большой сюрприз.

– Кто это был? – Губы женщины дрожали, но вопрос она задала вполне твердым голосом.

– Немцы. Фашисты… – Я машинально пожал плечами и скривился от боли.

– Ты ранен! – воскликнула Света, цепко хватая меня за окровавленный рукав и поворачивая его, чтобы лучше видеть дырку от пули.

Я успел удивиться этому странному любопытству, но тут женщина огорошила меня еще больше.

– Огнестрел, сквозной, в плечо, – спокойно констатировала Света. – Аптечка в машине есть?

– В багажнике была.

Быстрым шагом, ковыляя по хвойному «ковру» в туфлях на высоком каблуке, она подошла к автомобилю. «Волга» уже хорошо разгорелась, и соваться внутрь было бы самоубийством. Но тут Светлана удивила меня в третий раз: подобрав свою сумочку, она достала из нее что-то очень похожее на небольшую косметичку, оказавшееся индпакетом, – по крайней мере там было два бинта, резиновый жгут, маленькие одноразовые шприцы и какие-то крохотные, миллилитров на десять, пузырьки.

– Удивлен? – заметила мою отвисшую челюсть эта таинственная женщина. – Не пугайся, я врач! И даже доктор медицинских наук. Так что первую помощь окажу вполне профессионально…

– Потом, Свет, – поморщился я, глянув на часы, – уходить надо. Одиннадцать уже!

– Никаких «потом»! – решительно отрезала женщина. – Ты про «правило золотого часа» слышал? Так вот, могу тебе сказать, что есть еще и «бриллиантовые минуты». Не дай бог заражение начнется, что, учитывая попавшие в рану клочья одежды, вполне реально, возись потом с тобой!

Чуть не силой посадив меня на истыканный пулями пенек, Света помогла снять изгвазданный пиджак, разрезала окровавленный рукав рубашки и оголила рану.

– Ну что, доктор, жить буду? – пошутил я, пытаясь улыбнуться – от боли сводило все тело.

– Жить будешь, – без улыбки ответила Света. – Пуля задела кость – это болезненно, но не смертельно. А сейчас потерпи, надо рану очистить…

Тут мне показалось, что стало вроде как полегче – когда она выковыривала что-то из раны небольшим пинцетом, «новая» боль перекрыла «старую». Но эта иллюзия довольно быстро развеялась.

– А как твоя фамилия? – спросил я, лишь бы немного отвлечься от «экзекуции».

– У меня некрасивая фамилия, – со вздохом ответила Светлана, капая на рану из маленького пузырька, – Сморкалова. А когда вышла замуж, стала Козулиной. Смешно?

– Да нет, не очень… – промямлил я. – Руки у тебя легкие! Долго еще?

– Почти все, сейчас забинтую, и готово.

Действительно, Света справилась очень быстро – минуты за три. В финале «добрый доктор» сделала мне два укола, после которых по телу разлилось тепло и в «дырке» перестало жечь.

– Хорошие у тебя колеса, товарищ доктор, сразу отпустило! – похвалил я.

– Это ты об уколах? – не сразу сообразила Света. – Там от столбняка и легкое обезболивающее, его даже грудным младенцам дают. Ну все, можешь вставать! А я пойду гляну, что там с этими… немцами.

– Зачем?! – снова поразился я.

– Вдруг там раненые…

– Это же… враги! – попытался я урезонить док-торицу.

– Не важно! – отмахнулась Света. – Я клятву Гиппократа давала.

– Погоди, вместе пойдем! – остановил я ее порыв. – А то вдруг там эти… раненые не так поймут и встретят медицинского работника выстрелом.

Немцы вполне ожидаемо (для меня) оказались безнадежно мертвыми. Будь у меня хоть малейшее подозрение, что кто-то из этой бравой пятерки выжил – я бы еще до перевязки не поленился проверить и добить. Однако мне показалось, что Света проверяла не только состояние «пациентов».

– Немцы… очень похоже, что настоящие, – прошептала женщина себе по нос. – А уж трупы-то точно! Значит, все это вокруг действительно реально?

– А ты сомневалась? Впрочем, я в первый раз тоже не сразу въехал – все какой-то подвох искал! – невесело усмехнулся я.

Обшмонав убитых немцев, я забрал лишь их зольдбухи и все наличное съестное – две жестяные коробки с шоколадом «Шока-кола» и упаковку хлебцев «Кнэкеброт».

Винтовки я оставил на месте, лишь вынул из них затворы, а «машинен-пистоль» подобрал, заодно сняв с фельдфебеля брезентовые подсумки с запасными магазинами. К счастью, мой «Грач» аналогичными патронами «питался».

– Пойдем, милая, нам тут больше делать нечего! Время поджимает!

Женщина только кивнула и перекинула ремень своей сумки через плечо.