Сова Бьорк Самюэль
– Телефонные записи?
– Я заказал их, скоро будут, – кивнул Габриэль.
– Хорошо, – кивнул Мунк.
Габриэль посмотрел на Мию Крюгер, и она подмигнула ему.
– Ок, – подытожил Мунк, – Миа?
Поднявшись, Миа подошла к экрану. Мунк передал ей пульт от проектора и сел на стул возле стола. Миа заправила длинные темные волосы за уши, покашляла и нажала на кнопку, показав первую фотографию.
– У меня было не так много времени, чтобы во всем разобраться, я получила фото только вчера, – улыбнулась она, как бы извиняясь.
– Но есть несколько вещей, на мой взгляд, очень для нас важных. Перед нами стоит выбор, есть несколько направлений, от которых нам нужно отталкиваться.
В переговорной воцарилась полная тишина, когда Миа повернула лицо к экрану.
– Нет никаких сомнений, что все это было спланировано, причем давно. Первое, что мне пришло в голову, – место преступления очень театрально, как какая-то игра, согласны?
Миа перещелкнула несколько фотографий, не дожидаясь ответа собравшихся.
– Парик. Перья. Свечи вокруг нее. То, что она голая. Как сложены ее руки. Цветок во рту. Ритуал. Жертвоприношение. Конечно, прежде всего, я подумала об этом, и вы, скорее всего, тоже. Как видите…
Миа подошла к экрану на шаг ближе и показала на разные участки фотографии.
– Как установлены свечи. Этот пятиугольник. Пентаграмма. Она сразу наводит на мысли, не правда ли? Это же известный символ. Врата… да, врата в темноту, к дьяволу, я не делаю никаких выводов, просто говорю то, что первым приходит в голову, но для меня нет сомнений, что мы имеем дело с человеком или группой людей, имеющих к этому отношение. Оккультизм. Сатанизм.
Миа оглядела комнату, как бы проверяя, есть ли у кого-то вопросы, но все продолжали сидеть молча.
– Понимаете, что я имею в виду?
Несколько кивков, но по-прежнему ни слова.
– Я имею в виду, что голая девочка лежит, абсолютно голая, на постели из перьев, в пентаграмме из свечей, и насколько я понимаю, никаких признаков сексуального насилия?
Миа посмотрела на Мунка, тот покачал головой.
– Видите? – сказала Миа, пролистнув новую серию фотографий.
– Девственница, – продолжила Миа, остановившись на фото девочки крупным планом, на которое Габриэль мог смотреть с трудом.
– Ведь все эти ритуалы обычно об этом, правда?
Все по-прежнему молчали.
– Я не имею в виду, что Камилла Грин была девственницей. Сейчас не так много семнадцатилетних девственниц, но то, что она не подвергалась сексуальному насилию, то, что ее положили в такой позе, в этих символах, – голая и чистая, если вы понимаете, о чем я, – мы совершенно точно должны исходить из этого.
Миа потянулась за бутылкой «Фарриса», сделала глоток и погрузилась в свои мысли.
– Миа? – покашлял Мунк осторожно.
– Что? – Миа посмотрела на него. – Да. Сорри.
Она снова нажала на кнопку, и на экране появилась новая картинка.
– В общем, – сказала Миа, – у меня было не так много времени, чтобы изучить эти фотографии, так что то, о чем я сейчас говорю, мы видим снаружи, понимаете? Я в них не погружалась, я просто пытаюсь рассказать то, что вижу отсюда, снаружи. Что нам показывают. Мы как зрители – понимаете, что я имею в виду?
Миа снова подняла голову и осторожно улыбнулась собравшимся. Несколько человек в разных частях комнаты кивнули, хотя Габриэль Мёрк знал, что остальные, так же точно, как и он сам, чувствовали себя благоговейными студентами на какой-нибудь лекции.
– Хорошо, – кивнула Миа. – Значит, снаружи. Сейчас смотрим снаружи.
Она еще раз кивнула. На этот раз показалось несколько фотографий в ряд, новая серия, те же фото, что они видели раньше.
– Значит, кто-то ее положил. Голую. Расположил ее. Выставил напоказ. Семнадцатилетнюю девочку. Камиллу Грин. И тогда следующей мыслью было…
Она снова замерла на мгновение, но Мунку не пришлось ее будить.
– Это чтобы мы ее нашли? Она должна быть выставлена напоказ? Это важный вопрос.
Миа бросила взгляд на Мунка, который сейчас был похож на студента так же, как и все остальные, но тем не менее он кивнул.
– Совершенно верно, – покашлял он.
– Значит, что мы имеем, скажем так, с технической точки зрения, – продолжила Миа.
Она еще несколько раз щелкнула кнопкой, на этот раз пока не нашла фотографию не с места преступления, а ту, что была похожа на школьную.
– Камилла Грин была совершенно нормальной здоровой девочкой. Очевидно, с проблемами, приемный ребенок, жила в каком-то приюте, в этом, как его?..
– «Садоводство Хурумланне», – вставил Мунк.
– Точно, но именно технически это никак не связано с делом. Значит, ее прошлое. Посмотрите сюда…
Еще фото.
– Когда Камилла исчезла, у нее был нормальный вес. Но когда ее нашли, она выглядела так.
Габриэль был не в состоянии смотреть на это.
– Худая. Истощенная. С синяками и царапинами на коленках.
Миа щелкала дальше.
– На локтях…
И дальше.
– …на ладонях. И снова, технически. Она исчезла три месяца назад. Тогда – здоровый подросток. И теперь она снова объявляется, вот такая. О чем это нам говорит? Чисто технически?
Миа оглядела собравшихся.
– Ее держали взаперти, – сказал Ким Кульсё.
– Я тоже так думаю, – согласилась Миа, отпив из бутылки.
Габриэль опустил глаза, не в силах смотреть на фотографию перед собой. Держали в плену? Он заметил, что не он один в комнате не мог пропустить это через себя.
– Есть вопросы? – продолжила Миа.
Некоторое время все молчали.
– Я хотела спросить об этом… корме для животных? – осторожно спросила Ильва.
Габриэль взглянул на новую девочку. Побелевшая, она как будто не осознавала, чему только что стала свидетелем. Он хорошо ее понимал. Он чувствовал то же самое, впервые оказавшись в переговорной и увидев настоящие фотографии, о которых раньше только читал в газетах.
– Точно, – сказала Миа, снова на мгновение унесшись мыслями куда-то далеко.
– И?.. – напомнила о себе Ильва.
– Животное, – сказала Миа.
– Что вы имеете в виду?
– А что, вы не согласны?
Она обвела взглядом комнату.
– Животное?
– Да, ты так не думаешь, Ким?
– Я не знаю, что думать, Миа, – негромко продолжил Ким. – Что ты подразумеваешь под животным?
– С ней обращались, как с животным, – сказала Миа, снова отпив глоток воды из бутылки.
– Но почему?.. – снова подала голос новенькая, Ильва, все такая же бледная.
– Нет, этого я не знаю. – Миа пожала плечами. – Как уже было сказано, я получила эти фотографии вчера. Это всего лишь мои черновые мысли.
Миа вопросительно посмотрела на Мунка, тот кивнул, словно в знак того, что она может сесть.
– Ладно, хорошо, – улыбнулся он, когда Миа вернулась на свое место.
Тишина воцарилась надолго.
Другие знали Мию давно и знали, на что она способна, но новенькая Ильва все еще выглядела так, будто не понимала, что только что произошло.
Мунк встал и снова подошел к экрану.
– Ну что ж. – Полный начальник почесал бороду с таким видом, как будто ему есть над чем подумать. – Тогда, мне кажется, нам нужно перекурить, правда? – сказал он, хлопнув в ладоши. – Две быстрые затяжки, и мы продолжим, это очень захватывающе.
Никто ничего не сказал на это, но Габриэль заметил, что Ким Кульсё слегка улыбнулся.
Во всей команде курил один Мунк, так что эти перерывы всегда были только для него.
Мунк надел пальто и исчез на курительной веранде, остальные остались в переговорной.
– Захватывающе? – спросил Ким Кульсё, удивленно. – Что это с ним сегодня?
Миа пожала плечами.
– Это… – начал Людвиг, но закрыл рот так же быстро, как открыл.
– Что, Людвиг? – спросил Ким, вопросительно взглянув на Грёнли, тот как будто не хотел отвечать.
– Лучше бы он сам это сказал, – пробубнил Людвиг осторожно. – Если он вообще собирался нам это рассказывать, я точно не знаю.
– О чем? – с любопытством спросила Миа.
Людвиг опять помедлил с ответом, порылся в бумагах на столе, вытащил листок и протянул его.
– Мы получили списки час назад.
– Какие списки?
– Сотрудников. В «Садоводстве Хурумланне».
– О, черт, – сказала Миа.
– Что там такое? – спросил Ким Кульсё.
– Рольф Люке, – пробормотала Миа.
– Кто на фиг такой этот Рольф Люке? – спросил Ким, забрав у нее листок.
– Сожитель Марианне.
– Какой Марианне?
– Марианне Мунк, – осторожно сказал Людвиг.
– Его бывшей жены? – удивился Ким.
– Ага, – кивнул Людвиг Грёнли. – Друг Марианне Мунк. Рольф Люке. Он работает там учителем.
– Вот черт, – сказал Ким.
– Это точно, – пробормотал Грёнли и засунул листок в стопку, как только Мунк вернулся с веранды и снял пальто.
15
Изабелла Юнг стояла перед зеркалом в своей комнате, ужасно нервничая. Она не испытывала такого раньше. По сути, никогда. Так странно. Когда психолог предложил ей это место несколько месяцев назад, она, как обычно, подумала, whatever[9], как бы, мне все равно, но теперь все изменилось.
Она всю свою жизнь скиталась по таким заведениям. И там, в Хаммерфесте тоже. Она называла это «там», потому что сама была не оттуда, разве они этого не понимали? Ей хотелось быть во Фредрикстаде с папой, но папа был недостаточно хорош, и быть с ним было нельзя. По мнению организации по охране детства. Что такого в том, что он немного выпивал и не всегда был дома? Разве она не может сама собрать рюкзак в школу и найти дорогу к автобусу? Сама приготовить себе еду? Но нет, надо было отправить ее к маме.
Мама.
Изабелла Юнг вздрогнула при мысли о ней и на секунду подумала, а не накраситься ли сегодня немного по-другому, может быть, надеть одежду поприятнее, не куртку с капюшоном и дырявые штаны, хотя в душе она знала, что такие вещи совсем не беспокоят Хелене.
Мама.
Она выругалась про себя. Этот жуткий человек – никакая не мама. Почему они этого не понимали? Что папа намного лучше? Мама должна беспокоиться о своих детях. Говорить приятные вещи. Хвалить. А не жаловаться все время. Кричать по любому поводу. Говорить, что Изабелла уродливая. Что она ничего не может. Что из нее никогда ничего не получится. Что она ни для чего не годится, как бы она ни старалась в школе, как бы хорошо ни отзывались о ней учителя, как бы усердно она ни убирала свою комнату. Ор, всегда ор, никогда не обнимет, слова хорошего не скажет, никогда. Так Изабелла и увязла в заведении, сначала в одном, потом в другом, потом сбежала оттуда, когда ей было тринадцать. Шла пешком всю дорогу. Сто сорок миль. Добралась до дома в Фредрикстаде без проблем. Что тут такого сложного? Она и сама может со всем справиться, только бы не жить с мамой. Чем ей плохо от того, что папа сел за руль пьяным и должен сидеть дома? Под домашним арестом? Она и сама все может! Но нет. Нельзя. Они опять забрали ее, и на этот раз она попала в отделение пищевых расстройств больницы в Осло, потому что ничего не ела и была худой как щепка.
И после этого Изабелла решила наплевать на все.
Whatever.
Мне все равно.
Но до нее дошли слухи. От девочек в отделении. Что там хорошо. В «Садоводстве Хурумланне». Что там не так, как во всех других местах. Так что когда психолог предложил ей это, она неохотно согласилась, и вот теперь стоит перед зеркалом, удивленная, как сильно она хотела, чтобы эта встреча прошла хорошо и ей можно было бы остаться.
В первый день она не была так оптимистична. Подумала, что тут все будет как обычно, как во всех остальных местах. Потому что тут тоже были правила. Территория состояла из главного корпуса с офисами и классными комнатами. Им нужно было ходить в школу, обязательно, и хотя расписание не показалось сложным, за последние годы у Изабеллы уже было достаточно учителей. Еще тут был большой интернат, где жили девочки, маленький – для мальчиков, три больших сарая для инструментов, несколько маленьких зданий там-сям и гараж для машин. В первый день Хелене устроила Изабелле экскурсию и дала карту границ, куда можно было ходить, а куда нельзя. Ну конечно, подумала девочка, чтобы кто-то решал, куда мне идти. И еще были практические правила. Общий подъем в семь, завтрак в восемь, потом или работа в теплицах, или школа, до ланча, все зависело от дня недели, потом снова работа до ужина в шесть часов, затем все были свободны до одиннадцати, в одиннадцать все ложились спать, свет выключали. Никому нельзя покидать территорию, если не было поручений, например, доставить цветы заказчикам. Весь день не было доступа к телевизору и интернету, только с восьми до десяти вечера. Телефоны также под запретом. Их отдавали только после ужина, а перед отбоем их нужно было снова сдать. После первого дня такого режима Изабелла, как уже говорилось, подумала, здесь я надолго не задержусь, но все вышло совсем по-другому.
Прошло всего несколько дней, и она обрела какой-то покой. Дело было в общем настрое здесь. Никто не пилил. Никто не ныл. У всех, кто тут был, все было просто-напросто хорошо. Изабелла быстро поняла, что это заслуга Хелене. Хелене была непохожей на всех высокомерных взрослых, ты больна, с тобой что-то не так, слушай меня. Хелене совсем не такая. Она почти всегда была ласкова, не деланно-натянуто, а по-настоящему. Если она учила их или показывала что-то, то всегда посвящала этому достаточно времени, всегда понимающая и терпеливая, давала им пробовать несколько раз, а если им хотелось сделать по-другому, она разрешала. Всего через несколько недель Изабелла лежала в своей кровати и думала.
Здесь я хочу остаться.
В первый раз в жизни она почувствовала себя – да, практически счастливой. Во многих заведениях, где она жила, никому дела не было до того, чем она занимается, пока не нарушит правила. Вставала поздно по утрам. Допоздна сидела по ночам. Часами в интернете. Сериалы, фильмы, клипы с «ютьюба», «фейсбук», болтовня, в какой-то период она так много времени сидела за компьютером, что в глазах начало мерцать, а в мозгу мутило. И уж никак она не могла представить, что ей понравится вставать в такую рань, в семь утра, господи, чтобы работать весь день? Но она полюбила это.
Изабелла ощутила это, когда в первый раз пришла в самую большую оранжерею. Там были орхидеи. Чувство, как будто приходишь домой. Паулус отвечал за орхидеи. Паулус такой милашка. Голубые глаза, длинные каштановые кудри, и такой же, как Хелене, очень добрый и всегда помогает. Поначалу было трудно выучить, как нужно все делать, но постепенно все пришло к тому, что она с радостью вставала по утрам. Иногда даже просыпалась раньше семи, без будильника, не могла дождаться, когда пойдет в оранжерею.
Изабелла все-таки решила не наряжаться, надела обычные штаны и куртку с капюшоном, последний раз взглянула в зеркало и вышла из своей комнаты. Она уже давно определилась после того случая в школе Хаммерфеста, когда кто-то в классе дразнил ее за что-то, она даже уже не помнила, за что. Я такая, какая есть, если людям это не нравится, так тому и быть. С тех пор она старалась жить по этому правилу, хотя это и не всегда было просто.
Не успев закрыть за собой дверь, она увидела цветок, лежащий на полу на пороге. Белая лилия? Почему перед ее дверью лежит белая лилия? Она подняла ее с пола, секунду рассматривала, и вдруг заметила записку на двери.
Ты мне нравишься.
Изабелла Юнг быстро оглянулась по сторонам в коридоре, почувствовав, как жар приливает к щекам.
Кто-то положил ей под дверь цветок. Прикрепил записку на дверь. Стоял здесь, не смея постучаться, просто оставив цветок на полу, записку на двери и убежал.
Ты мне нравишься.
На записке был какой-то рисунок. Своеобразная подпись. Тот, кто оставил цветок, такой скромный, что не посмел даже написать свое имя, вместо этого нарисовав что-то. Сначала она не могла разобрать, что это, но потом рассмотрела. Какая-то птица, рисунок точно похож на птицу с большими глазами, может быть, на сову? Изабелла понюхала цветок, оглядевшись вокруг, и почувствовала, как быстро забилось сердце.
Я ему нравлюсь?
Тайный поклонник.
Изабелла Юнг зашла обратно к себе в комнату, аккуратно положила цветок и записку под подушку, вышла, закрыла за собой дверь и легкой походкой спустилась по лестнице.
Дойдя до угла корпуса, она поняла: что-то случилось.
Сесилие, одна из девочек, которые больше всего ей нравились, стояла там, со слезами в глазах, обнимая Сюнне, еще одну любимицу Изабеллы.
– Что такое?
– Ты не слышала? – всхлипнула Сесилие, почти не в силах говорить.
– Нет, что такое? Говори же?
– Они нашли Камиллу.
– Камиллу Грин?
Сесилие кивнула.
– Она мертва. Кто-то ее убил. Они нашли ее в лесу.
– Боже мой, – запинаясь, пробормотала Изабелла.
– Хелене собирает всех в классной комнате, – сквозь слезы сказала Сесилие.
– Боже мой. Но?.. Как?..
Их прервал Паулус, позвавший их с другого конца двора.
– Хелене ждет вас, девочки. Вы идете?
Парень с темными кудрями казался ужасно расстроенным. У него почти пропал голос.
Изабелла Юнг крепко обняла Сесилие и осторожно погладила ее по голове, и три девочки, поддерживая друг друга, медленно пошли к главному корпусу.
16
Пробило шесть часов, и тьма окутала столицу тяжелой пеленой, когда Мунк и Миа сели в черный «Ауди» и отправились в «Садоводство Хурумланне». Если бы решала Миа, они бы выехали намного раньше, сразу после брифинга, ведь именно отсюда нужно начинать, с этой Хелене Эриксен, получить представление о жизни Камиллы Грин, но Мунк сказал «нет», не раньше шести.
Сначала Хелене Эриксен должна была всех проинформировать, поэтому им пришлось ждать. Передать всем, кто знал Камиллу Грин, трагическую новость прежде, чем к ним ворвется полиция. По этой же причине они поехали вдвоем, чтобы не приезжала вся грохочущая орда разом, как выразился Мунк. С этим Миа согласилась. Группа подростков с трудным прошлым, неудивительно, что у них сложное отношение к полиции и к властям вообще. Целая полицейская группа с воющими сиренами могла бы принести больше вреда, чем пользы, в сборе необходимой информации, но если бы это зависело от Мии, они бы выехали раньше. Потому что она чувствовала, что что-то упустила. Есть что-то, чего она не увидела. На фотографиях. Миа не могла указать на что-то конкретное, но знала одно: у них много дел. Что нельзя терять ни минуты.
Слишком нетерпеливая.
Наверное, такой она и была. Мунк намного тверже, спокойнее. И хотя сегодня он вел себя странно, после того, как Людвиг Грёнли показал Мии список, она знала, в чем причина такого поведения.
Она достала пастилку из кармана куртки и опустила стекло в машине, когда Мунк закурил новую сигарету и свернул на E18. Стемнело уже в пять часов, тяжелая затмевающая все чернота, Мии это не нравилось. Это время года. Никогда не нравилось. Холод. Постоянный черный полог вокруг, как будто мир недостаточно бесчеловечен, и они вынуждены ко всему прочему месяцами жить без света. Тепло из сна о Сигрид в поле постепенно просачивалось в нее, но она отмахнулась от него, вздрогнув от мысли, что меньше чем двадцать четыре часа назад она открыла первый пузырек и проглотила все таблетки.
Он опять спас ее. По воле случая. Если бы Мунк не постучал в дверь в этот момент, ее бы здесь уже не было. Она засунула два пальца в рот и вытошнила все таблетки. Мие стало стыдно. Ведь она пообещала себе попытаться – и так быстро сдалась.
Миа наклонилась вперед и, нажав на кнопку на приборной панели, включила печку на полную. Секунду поколебавшись, она решила, что другого пути нет и нет никакого смысла притворяться, будто она ничего не знает.
– Так когда ты собирался рассказать мне об этом? – спросила она.
– О чем? – отреагировал Мунк.
– Хватит, Холгер, я видела список, мы все его видели, я не понимаю, как, по-твоему, это будет происходить?
– О чем ты? – повторил Мунк, хотя Миа знала, что он прекрасно понял, о чем она говорит.
– Рольф. Рольф работает там учителем.
Мунк подумал, не закурить ли еще сигарету, но не стал, продолжая смотреть на дорогу.
– Ты ведь знаешь, что это значит? Ты не можешь работать над этим делом. Если Миккельсон узнает, он тебя отстранит, я не понимаю, Холгер, о чем ты вообще думал? Ты же непригоден, черт возьми, и ничего не говоришь всей команде, и…
– Ладно, ладно.
Он прервал ее раздраженным жестом, не отрывая глаз от дороги:
– Они собираются пожениться, – сказал он, не глядя на Мию.
– Кто?
– Марианне с Рольфом.
Миа помотала головой.
– Какое, к черту, это имеет отношение к делу?
Мунк снова помолчал.
– Ох, да брось, Холгер, ты выше этого, – вздохнула Миа.
– Чего – этого?
– Я должна сказать это вслух?
– Должна сказать что?
Мунк казался раздраженным или даже скорее подавленным. Перестроившись в левый ряд и обогнав трейлер, он вернулся в правый, потянулся за сигаретой и на этот раз прикурил ее.
– Холгер, – вздохнула Миа. – Не нужно быть психологом, чтобы понять, о чем ты думаешь, но это же просто глупо, разве нет?
– Что? – сказал Мунк, хотя и на этот раз прекрасно знал, о чем речь.
– Что если каким-то чудесным образом Рольф Люке окажется замешанным в этом деле, Марианне естественно уйдет от него и тогда откроется путь назад. Да брось ты, Холгер. Голливудский фильм с плохим сценарием и хеппи-эндом? Это на тебя не похоже.
Она слегка улыбнулась ему и обрадовалась, когда он через некоторое время ответил ей улыбкой.
– Иногда ты так меня бесишь, ты знаешь об этом?
– Да-да, знаю. Но кто-то из нас должен был это сказать.
Мунк покачал головой, как бы признавая свое детское поведение.
– Он пришел с большим букетом цветов, – вздохнул он.
– Мне очень жаль, – сказала Миа. – Но, черт побери, десять лет. Десять лет прошло!
– Я знаю, Миа.
– Так что будем делать?
– С чем?
– С тем, что он там работает? С тем, что ты непригоден к этому делу и вообще-то не можешь над ним работать?
Мунк прибавил газу и обогнал еще один трейлер, затем вздохнул и ответил:
– Мы вычеркнем его как можно скорее.
– Это должно сработать, – кивнула Миа. – И так понятно, что он не имеет к этому всему отношения.
– Конечно же, не имеет.
– Но нам нужно подтвердить это и вычеркнуть его из списков.
– Именно так, – сказал Мунк.
– Думаю, должно получиться.
– Ясное дело, что должно.
– Проблема решена, – кивнула Миа.
– Это и не было никакой проблемой.
– Конечно, не было, – улыбнулась Миа.
– Где носит Карри? – сказал Мунк, когда они проехали Аскер и свернули на областную дорогу 167.
Очевидно было, что он хочет сменить тему разговора, и Миа с радостью поддалась ему. Она получила подтверждение и ответ, на который рассчитывала. С ним было что-то не так, по-настоящему. Она знала, что Мунк по-прежнему дорожит Марианне, но что он воспримет это так тяжело, после десяти лет, удивило ее, и не стала продолжать тему.
– Понятия не имею, – ответила она. – Он не берет трубку.
– Но, черт возьми, надо же появляться на работе. Он прекрасно знает, что пришло к нам в руки, – проворчал Мунк за рулем.
– Знаю, но достучаться до него не могу. Оставила сообщение Сунниве, она тоже не взяла трубку.
– Я не могу позволить себе потерять еще одного, – расстроенно пробормотал Мунк.
Читать бесплатно другие книги:
