Гвенди и ее шкатулка Кинг Стивен

27

На следующее утро Гвенди просыпается на полу в кладовке.

И просыпается она, любовно обнимая шкатулку. Большой палец правой руки покоится в полудюйме от чёрной кнопки.

Едва сдержав крик, Гвенди отдёргивает руку и по-крабьи выползает из кладовки. Уже в комнате, на безопасном расстоянии, она встаёт на ноги и голова у неё идёт кругом: деревянная панелька шкатулки выдвинута. На ней — шоколадка в виде крошечного попугайчика с безупречными пёрышками.

Гвенди так и подмывает выбежать из комнаты, захлопнуть дверь и никогда больше не возвращаться, но она понимает, что это невозможно. Тогда что же?

Украдкой, на цыпочках, она идёт к шкатулке. Останавливается в нескольких футах от неё. В голове мелькает образ спящего в логове хищника. И мысль: «Шкатулка не просто даёт силу; она и есть сила».

— Я не буду, — шепчет Гвенди. Чего она не будет? — Не буду у неё на поводу.

Переборов страх, она резко наклоняется и хватает шоколадку с панельки. Боясь отвернуться от шкатулки, Гвенди пятится из комнаты, затем бежит в ванную, швыряет попугайчика в унитаз и сливает воду.

На некоторое время всё вроде бы налаживается. Может быть, шкатулка заснула, но Гвенди не обольщается: ведь даже если и так, спит она с одним открытым глазом.

28

Последний семестр старшей школы знаменуется для Гвенди двумя судьбоносными событиями: её заявка на поступление в Брауновский университет на отделение психологии удовлетворяется досрочно; она впервые спит с Гарри Стритером.

За последние месяцы они предпринимают несколько пробных попыток (о противозачаточных Гвенди в любом случае не забывает), но каждый раз она оказывается не готова, а неизменно чуткий Гарри не хочет на неё давить. В конце концов до дела у них доходит пятничной ночью в освещённой свечами комнате Гарри, отец которого что-то празднует на работе. Всё проходит в чудесной неловкости, как и ожидалось. В последующие две ночи они вносят необходимые коррективы на заднем сидении «Мустанга» Гарри. Тесновато, но получается у них всё лучше и лучше.

Весной Гвенди возвращается в беговую команду и в первых же двух стартах входит в тройку сильнейших. По предметам у неё сплошь одни пятёрки (правда, история опасно балансирует на грани пятёрки с минусом), а на весы Гвенди уже не становится с середины декабря — с этой ерундой она завязала.

Гвенди по-прежнему изредка навещают кошмары (самый страшный из которых — уже знакомый ей хорошо одетый мужчина с глазами-монетами). Она знает, что шкатулка не потеряла к ней интерес, но старается об этом не думать. И в основном у неё получается, благодаря Гарри и её «новой жизни». Гвенди часто фантазирует о возвращении мистера Ферриса, который захочет забрать у неё шкатулку и освободить от ответственности. Или о том, что шкатулка, наконец, забудет о ней. Посторонним не понять, но она верит, что шкатулка в некотором роде живая.

Только вот забывать о Гвенди она не собирается. И та окончательно в этом убеждается одним ветреным апрельским днём. Они с Гарри запускают воздушного змея на бейсбольном поле старшей школы Касл-Рока (когда Гарри зашёл за ней со змеем под мышкой, Гвенди пришла в восторг). Она замечает, как из-за деревьев на границе школьной зоны появляется что-то маленькое и тёмное. Поначалу Гвенди думает, что это какое-то животное — кролик там или сурок. Зверёк идёт прямо на них, и вскоре Гвенди видит, что никакой это не зверёк. Это шляпа.

Гарри стоит с катушкой в руках и с улыбкой смотрит на парящего в воздухе красно-бело-синего змея. Чёрной шляпы, которая несётся к ним против ветра, он не замечает. Не замечает, как шляпа сбавляет скорость, резко меняет направление и описывает полный круг почёта вокруг его замершей в ужасе девушки. А потом уносится и исчезает за трибунами у третьей базы.

Ничего этого Гарри не видит, ведь погода роскошная, он запускает змея со своей любимой девушкой, и вообще жизнь прекрасна.

29

Первая половина мая проходит в вихре уроков, контрольных и подготовки к выпуску. Примерка академических шапок и мантий, рассылка уведомлений, окончательный выбор места для выпускной вечеринки. Экзамены начнутся 19 мая, а выпускная церемония старшей школы Касл-Рок состоится на футбольном стадионе в следующий вторник, 27 мая.

Для Гвенди и Гарри всё уже решено. Когда церемония закончится, они переоденутся и поедут к Бриджет Дежардин на самую большую и лучшую вечеринку в школе. На следующее утро они отправятся в недельный поход в Каско-Бэй — только вдвоём. А когда вернутся домой, то будут работать: Гвенди — в кинотеатре, Гарри — в магазине стройматериалов. В начале августа — десятидневная поездка на море с семьёй Гарри. А потом — в колледж (Гвенди — в Браун, Гарри — в соседний Провиденс), к новой волнующей главе в их жизни. Им уже не терпится её начать.

Гвенди знает, что ей придётся решать, что делать со шкатулкой, когда наступит время отправляться в колледж. Но до этого ещё не один месяц, и сегодня это не главная её забота. Сейчас Гвенди больше всего волнует, какое платье надеть на вечеринку к Бриджет.

— О господи, — с улыбкой говорит Гарри. — Ну выбери уже что-нибудь! Или иди в чём есть.

То есть в лифчике и трусиках.

Гвенди пихает его под рёбра и открывает следующую страницу в каталоге.

— Вам легко говорить, мистер. Ты наденешь джинсы и футболку и будешь выглядеть на миллион.

— Ты в белье выглядишь на триллион.

Они лежат на животах на кровати в комнате Гвенди. Гарри играет её волосами; Гвенди листает глянцевый каталог «Браун». Мистер и миссис Питерсон ушли поужинать к соседям и придут поздно. Час назад, когда Гвенди с Гарри пришли к ней домой, Гвенди удивилась незапертой двери. Причём не просто незапертой, а приоткрытой. А ведь папа Гвенди всегда за этим следит: говорит, Касл-Рок уже не тот маленький провинциальный городок, каким был когда-то. Но все мы иногда что-нибудь забываем, да и папа не молодеет. А поскольку головы их заняты мыслями о вечеринке, — не говоря уже о предвкушении получаса блаженства в её кровати, — они не замечают торчащих щепок вокруг замка. И следов фомки.

— Да ладно, — убеждает её Гарри, — выглядишь обалденно. И неважно, что на тебе.

— Я просто не могут решить, надеть ли мне что-нибудь элегантное, с открытым верхом, или что-то по-летнему воздушное. — Бросив каталог на пол, Гвенди встаёт с кровати. — В общем, сам выбирай. — Она подходит к кладовке, открывает дверцу… и в нос ей бьёт пивом, сигаретами и кислым потом.

Она поворачивается, чтобы позвать Гарри, но уже поздно: из недр развешанной одежды вытягиваются сильные руки и тащат её на пол.

— Гарри! — обретя дар речи кричит она.

Но Гарри уже спешит на выручку. Он бросается на противника, и они катаются по полу в ворохе вешалок и блузок.

Гвенди отползает к стене и в ошеломлении смотрит, как Фрэнки Стоун, одетый в камуфляжные штаны, тёмные очки и футболку (словно он вообразил себя солдатом на секретном задании), борется на полу комнаты с её парнем. Это уже плохо, но есть кое-что похуже: на полу кладовки, под кучей одежды, лежит россыпь серебряных долларов… и шкатулка. Фрэнки, должно быть, нашёл её, поджидая Гвенди. Или пока ждал, когда уйдёт Гарри.

Нажал ли он какую-нибудь кнопку?

Может, Африки уже нет? Или Европы?

Парни врезаются в прикроватный столик. Их обдаёт дождём из расчёсок и косметики. Очки Фрэнки-секретного-агента отлетают в сторону. Гарри, будучи тяжелее минимум на тридцать фунтов, пригвождает мелкого засранца к полу.

— Гвен? — Его голос совершенно спокоен. — Звони в полицию. Этот вонючий сукин сын никуда не…

И тут всё летит в тартарары. Фрэнки тощий, и с мускулами у него не очень, но ведь то же можно сказать и о змеях. Фрэнки извивается ужом, а затем бьёт Гарри коленом в пах. Охнув, Гарри наклоняется вперёд. Фрэнки высвобождает руку, растопыривает пальцы рогаткой и тычет Гарри в глаза. С криком закрыв лицо рукой, Гарри падает набок.

Гвенди успевает подняться на ноги, но Фрэнки бросается к ней, пытаясь схватить её одной рукой, одновременно вытаскивая что-то из кармана штанов. Но он не успевает даже дотронуться до неё: Гарри набрасывается на него, и оба падают в кладовку, по пути стягивая на пол всё больше и больше платьев, блузок и брюк. Поначалу Гвенди видит лишь одну сплошную груду одежды, которая почему-то дышит.

Из груды высовывается рука — грязная, с вытатуированной на тыльной стороне паутиной. Она бесцельно шарит по полу. И натыкается на шкатулку. Гвенди хочет закричать, но не может: горло не слушается. Шкатулка опускается углом вниз. Один раз… два… три. Первый удар по голове Гарри приглушается одеждой. Второй уже громче. На третий раздаётся тошнотворный хруст, и угол шкатулки покрывается кровью и волосами.

Гора одежды вздымается и съезжает в сторону. Из-под неё вылезает Фрэнки со шкатулкой в татуированной руке. Он широко улыбается. За спиной у него лежит Гарри: глаза закрыты, рот раззявлен.

— Не знаю, красотка, что это за штуковина, но бьёт она знатно.

Гвенди проносится мимо Фрэнки. Остановить её он не пытается. Она падает на колени рядом с Гарри и одной рукой приподнимет ему голову. Вторую она прикладывает к его носу и рту, без всякой надежды. Обычно шкатулка лёгкая, но сегодня она пожелала стать тяжёлой. И Фрэнки Стоун раскроил ею череп Гарри Стритеру. Прижатая ко рту ладонь дыхания не чувствует.

— Ты убил его! Убил, сукин ты сын!

— Фиг его знает… Может быть, — Фрэнки нет дела до мёртвого парня; он глазами ощупывает Гвенди с ног до головы, и она понимает: Фрэнки сумасшедший. Шкатулка, способная уничтожить мир, в руках у безумца, мнящего себя то ли «зелёным беретом», то ли «морским котиком».

— Что это за штука? Не только же для хранения серебряных долларов… Сколько они стоят, Гвенди? И зачем эти кнопки?

Он касается зелёной, потом фиолетовой. Когда его грязный большой палец тянется к чёрной, Гвенди делает первое, что приходит в голову. Действует по наитию. Лифчик у неё с передней застёжкой, и она расстёгивает её.

— Тебе какие кнопки нравятся больше — те или эти?

Фрэнки лыбится, показывая зубы, от которых передёрнуло бы и самого бывалого стоматолога. Достаёт из кармана нож. Гвенди он напоминает нож Ленни, только на этом нет гравировки «Semper Fi».

— Ложись на кровать, королева бала. Трусики можешь не снимать. Я их срежу. И лежи смирно — а то оттяпаю чего-нибудь лишнего.

— Тебя послал он? — спрашивает Гвенди. Она снова сидит на полу, прижав колени к груди. Если повезёт, ублюдку кроме взгляда ничего не обломается.

— Мистер Феррис прислал тебя за шкатулкой? Он хочет, чтобы она перешла к тебе?

Судя по всему, так и есть, хотя поверить в это трудно.

— Кто? — Фрэнки хмурится.

— Феррис. Чёрный костюм. Чёрная шляпа, которая летает, куда ей вздумается.

— Не знаю я никакого мистера Ф…

Тут Гвенди делает выпад, снова действуя по наитию… хотя уже потом она засомневается: а не думала ли тогда за неё шкатулка? Фрэнки в ошеломлении выбрасывает руку с ножом вперёд. Лезвие входит Гвенди в ступню и выходит с другой стороны в бутоне крови. Взвизгнув от боли, она бьёт Фрэнки пяткой в грудь, отталкивая его в кладовку. Хватает шкатулку и жмёт на красную кнопку с криком: «Чтоб ты сгнил в аду!».

30

В июне 1984-го Гвенди Питерсон с отличием заканчивает Брауновский университет. Бегом она не занимается с той последней весны в старшей школе; в больнице в ножевую рану в ступне попала инфекция, и, хотя в конце концов её вычистили, часть ступни пришлось удалить. Гвенди всё ещё хромает, но уже почти незаметно.

После церемонии вручения дипломов она идёт с родителями в ресторан, где они неплохо проводят время. По такому случаю мистер и миссис Питерсоны даже прерывают своё долгое воздержание от алкоголя бутылкой шампанского. Они пьют за здоровье дочери, которая, возможно, пойдёт в аспирантуру Колумбийского университета или запишется на писательский семинар в университете Айовы.

— У тебя кто-нибудь есть? — спрашивает миссис Питерсон. Щёки у неё разрумянились, а глаза блестят от ставшего уже непривычным алкоголя.

— Пока нет, — с улыбкой качает головой Гвенди.

«И не предвидится», — думает она. Зато у неё есть шкатулка с восемью кнопками сверху и рычажками по бокам. Изредка Гвенди съедает шоколадку, а вот серебряных долларов не достаёт уже несколько лет. Те, что у неё были, она потратила, продавая один или два за раз, чтобы купить книги или заплатить за квартиру (Боже, как хорошо жить без соседей!). А ещё она поменяла «Фиесту» на «Субару-Аутбэк» (мама поначалу возмутилась, но потом успокоилась).

— Что ж, — говорит мистер Питерсон, — всему своё время.

— Точно, — улыбается Гвенди. — Времени у меня полно.

31

Лето Гвенди хочет провести в Касл-Роке, поэтому, когда родители возвращаются в гостиницу, она заканчивает паковать вещи, засунув шкатулку на самое дно чемодана. Во время учёбы в университете Гвенди хранила жуткую вещицу в ячейке-сейфе в Банке Род-Айленда. Жаль, что она не подумала об этом раньше, но ведь она получила шкатулку ещё ребёнком — ребёнком, чёрт возьми! — а дети мало что понимают в жизни. Дети хранят ценности в тайниках под деревьями или подвалах, которые время от времени затапливает. Или в кладовках. Подумать только, в кладовках! В Колумбийском университете (или в Айова-Сити, если Гвенди примут на писательский семинар), шкатулка тут же окажется в другой банковской ячейке, и, будь на то воля Гвенди, останется там навсегда.

Перед сном она решает съесть кусок пирога и выпить стакан молока. Но не дойдя до кухни, она останавливается в гостиной как вкопанная: на письменном столе, за которым она занималась последние два года, рядом с фотографией Гарри Стритера, лежит маленькая чёрная шляпа. Гвенди уверена, что это та самая, которую она видела в последний раз, запуская с Гарри воздушного змея на бейсбольном поле. Какой же тогда был счастливый день. Может, последний в её жизни.

— Подойди сюда, Гвенди, — зовёт её из кухни мистер Феррис. — Посидим, почирикаем, как говорят на Юге.

Гвенди идёт на кухню, чувствуя себя посторонней в собственном теле. За кухонным столом сидит мистер Феррис в опрятном чёрном костюме. Не постарел ни на день. Перед ним кусок пирога и стакана с молоком. Гвенди он тоже не обделил.

Он оглядывает её с головы до ног, но, как и в день их первой встречи на вершине Лестницы самоубийц, без следа похоти.

— Какой же ты выросла красавицей, Гвенди Питерсон!

Она не благодарит его за комплимент, но за стол садится. Она давно уже ждала этого разговора. А мистер Феррис — вряд ли: у него явно своё особое расписание, которому он неукоснительно следует.

— Когда уходила, я дверь заперла. Как и всегда. И дверь была заперта, когда я вернулась. После смерти Гарри у меня вошло в привычку это проверять. Вы же знаете про Гарри? Если знали, что мне хочется пирога с молоком, то знаете и о нём.

— Конечно. Я много что о тебе знаю, Гвенди. А замки… — Мистер Феррис отмахивается от подобной мелочи.

— Вы пришли за шкатулкой? — с надеждой и неохотой спрашивает Гвенди. Сочетание странное, но ей не привыкать.

Он пропускает вопрос мимо ушей.

— Как я уже сказал, я много чего о тебе знаю, но я не знаю, что именно произошло в тот день, когда Фрэнки Стоун наведался к тебе домой. Со шкатулкой всегда так: неизбежно наступает некий перелом — эдакий момент истины — во время которого я теряю свою способность… видеть. Расскажи мне, что тогда случилось.

— А это обязательно?

«Тебе решать», — жестом показывает он.

— Я никому никогда об этом не рассказывала.

— Думаю, что и не расскажешь. Но вот он, твой шанс.

— Я крикнула, чтобы он сгнил в аду, и нажала красную кнопку. Я не имела этого в виду в буквальном смысле, но ведь он только что убил парня, которого я любила, и проткнул мне ступню ножом! Вот у меня и вырвалось. Не думала я, что он на самом деле…

А зря.

Гвенди замолкает, вспоминая, как лицо Фрэнки чернеет, как его глаза туманятся и вылезают из орбит. Как отвисает рот и развёртывается, словно измерительная рулетка, нижняя губа. Гвенди вспоминает его крик — удивления? агонии? всего сразу? — от которого зубы Фрэнки вылетают из гниющих дёсен жёлто-чёрной картечью. Как его челюсть отрывается, подбородок падает на грудь. Как с жутким треском разрывается шея. Как из разорванных разложением щёк вытекают реки гноя…

— Не знаю, сгнил ли он в аду, но сгнил он точно, — говорит Гвенди. Она отодвигает от себя пирог. Пирога ей больше не хочется.

— Что ты сказала людям? — спрашивает мистер Феррис. — Мне интересно. Тебе ведь пришлось молниеносно придумать объяснение.

— Не знаю, так это или нет. Мне часто казалось, что за меня думала шкатулка…

Не дождавшись ответа, Гвенди продолжает.

— Я закрыла глаза и снова нажала красную кнопку, представляя, что Фрэнки исчезает. Сосредоточилась на этом изо всех сил, а когда открыла глаза, в кладовке был только Гарри. — Гвенди задумчиво качает головой. — Сработало, в общем.

— Ну ещё бы, — говорит мистер Феррис. — Красная кнопка — она, скажем так… универсальна. Но за десять лет ты нажимала её всего несколько раз, что говорит о твоей сдержанности и силе воли. За это стоит выпить, Гвенди. — Что он и делает, подняв стакан с молоком в её честь.

— Один раз — уже много, — говорит Гвенди. — Из-за меня случился Джонстаун.

— Не приписывай себе чужие заслуги, — резко возражает мистер Феррис. — Джонстаун — вина Джима Джонса. Так называемый Преподобный был безумнее крысы в дождевой бочке. Зацикленный на мамочке параноик с чудовищным самомнением. А ещё я знаю, что ты всегда винила себя в самоубийстве твоей подружки Олив, но уверяю: ты ошибаешься. У Олив были ПРОБЛЕМЫ. Ты сама их так называла.

Гвенди ошеломлённо смотрит на него. Подглядывал ли он так за всей её жизнью, словно извращенец (вроде Фрэнки Стоуна), копающийся в ящике с её нижним бельём?

— Одной из таких проблем был её отчим. Он… как бы это сказать… баловался с ней.

— Вы серьёзно?

— Серьёзнее не бывает. А про юного мистера Стоуна ты и сама всё знаешь.

Она знает. Полиция подозревала его ещё по меньшей мере в четырёх изнасилованиях и двух попытках в окрестностях Касл-Рока. Возможно, убийство с изнасилованием в Кливз-Миллз тоже было на его совести. В последнем полицейские не так уверены, но у Гвенди сомнений нет.

— Стоун годами был на тебе помешан и получил по заслугам. Именно он, а не шкатулка, убил твоего мистера Стритера.

Гвенди едва его слышит. Она вспоминает то, о чём старалась не думать все эти годы, но иногда видела во сне.

— Я рассказала полиции, что Гарри не дал Фрэнки меня изнасиловать, что произошла драка, в которой Фрэнки убил Гарри и сбежал. Наверное, он всё ещё в розыске. Шкатулку и монеты я спрятала в ящике комода. Подумывала обмакнуть туфлю на шпильке в кровь Гарри, чтобы объяснить… повреждения… но не смогла себя заставить. Да это и не имело значения: полицейские посчитали, что Фрэнки забрал с собой орудие убийства.

Мистер Феррис кивает.

— Тут, конечно, не скажешь «хорошо то, что хорошо кончается», но ведь могло быть и хуже.

Гвенди горько улыбается, отчего выглядит гораздо старше своих двадцати двух лет.

— Вы меня преподносите в таком выгодном свете. Эдакой святой Гвенди. Но это не так. Если бы вы не дали мне шкатулку, всё обернулось бы иначе.

— А если бы Ли Харви Освальда приняли на работу в Техасское книгохранилище, Кеннеди спокойно закончил бы свой президентский срок. Все эти «если бы да кабы» тебя до добра не доведут, девочка моя.

— Как ни крути, мистер Феррис, но если бы вы не дали мне шкатулку, Гарри всё ещё был бы жив. И Олив тоже.

Мистер Феррис обдумывает сказанное.

— Гарри? Возможно. Возможно, заметь. Олив же была обречена. В её смерти ты точно не виновата, уж поверь. — Тут он улыбается. — Но давай о хорошем! Тебя примут на писательский семинар в Айове! А твой первый роман… — Улыбка становится шире. — В общем, сама увидишь. Скажу лишь одно: получать награду ты придёшь в лучшем своём платье.

— Вы о чём? — Но Гвенди даже немного противно от того, насколько её обрадовала эта новость.

Он снова взмахивает рукой: мол, оставим это.

— Я и так уже сказал достаточно. Рассказав больше, я изменю твоё будущее, поэтому, пожалуйста, не искушай меня. Ведь я могу и поддаться, Гвенди, потому что ты мне нравишься. Шкатулкой ты распорядилась просто… изумительно. Я знаю, какая это была тяжёлая ноша, словно полный камней рюкзак у тебя на спине, но ты понятия не имеешь, сколько добра ты совершила. Сколько бедствий предотвратила. Если пользоваться ею с недобрым умыслом, чего ты не сделала ни разу — даже с Гайаной ты поэкспериментировала из обычного любопытства, — шкатулка способна творить невообразимое зло. Оставь её в покое — и она действует во благо.

— Мои родители шли верной дорогой к алкоголизму, — говорит Гвенди. — Теперь, оглядываясь назад, я в этом почти уверена. Но они бросили пить.

— Да, и кто знает, сколько ещё больших ужасов она предотвратила, будучи в твоих руках? Даже я не знаю. Массовые убийства? Бомба, оставленная в грязном чемодане на Центральном вокзале Нью-Йорка? Убийство государственного лидера, из-за которого могла вспыхнуть Третья мировая? Конечно, она предотвратила не всё — мы с тобой читаем газеты, — но вот что я тебе скажу, Гвенди. — Наклонившись вперёд, он взглядом приковывает её к месту. — Не всё, но многое. Очень многое.

— И что теперь?

— А теперь, будь добра, верни мне шкатулку-пульт. Ты своё дело сделала. Но впереди у тебя много других дел, много историй, которые ты захочешь рассказать людям… а люди захотят услышать. Ты будешь развлекать их, а это величайший дар для любого человека. Ты заставишь их смеяться, плакать, удивляться, думать. К тридцати пяти годам ты будешь печатать на компьютере, а не на машинке, хотя и то, и другое — тоже своего рода пульты, не находишь? Ты проживёшь долгую жизнь…

— Насколько долгую? — спрашивает Гвенди со знакомой ей смесью жадности и неохоты.

— Этого я тебе не скажу. Скажу лишь, что умрёшь ты в окружении друзей. На тебе будет красивая ночная рубашка с голубыми цветочками на подоле. В окно будет светить солнце, а напоследок ты увидишь стаю летящих на юг птиц. Эдакое прощальное напоминание о красоте этого мира. Будет немножко больно. Совсем чуть-чуть.

Откусив пирога, он встаёт.

— Очень вкусно, но мне пора на следующую встречу. Шкатулку, пожалуйста.

— Кому она теперь достанется? Или этого вам тоже нельзя говорить?

— Пока не знаю. У меня на примете один парнишка в городке Пескадеро, где-то в часе езды от Сан-Франциско. Ты никогда его не встретишь. Надеюсь, Гвенди, что он окажется таким же хорошим хранителем, как ты.

Он наклоняется и целует её в щёку. Гвенди чувствует прилив счастья, совсем как от тех шоколадных зверюшек.

— Она на дне чемодана. В спальне. Чемодан не заперт… хотя, думаю, вам без разницы, — смеётся Гвенди, но быстро серьёзнеет. — Просто… я не хочу больше к ней прикасаться. Даже смотреть не хочу. Иначе…

Он улыбается, но глаза его серьёзны.

— Иначе тебе не захочется её отдавать.

— Да.

— Тогда посиди тут. Доешь пирог. Он правда вкусный.

И он уходит.

32

Гвенди сидит. Ест пирог маленькими кусочками, потихоньку запивая молоком. Слышит, как со скрипом откидывается крышка чемодана. Как с таким же скрипом она закрывается. Как защёлкиваются замки. Слышит, как мистер Феррис подходит и останавливается у входной двери. Попрощается ли он?

Нет, не прощается. Открывается и закрывается дверь. Мистер Ричард Феррис, с которым она впервые встретилась на верхушке Лестницы самоубийц в Касл-Роке, ушёл из её жизни. Гвенди сидит ещё минутку, доедая пирог и размышляя о будущей книге: обширной саге о маленьком городке в штате Мэн, очень похожем на её собственный. Саге, полной любви и ужасов. Пока Гвенди ещё не созрела, но уже скоро: через пару лет, максимум через пять. И тогда она сядет за печатную машинку — за пульт, если хотите, — и примется за работу.

Наконец она встаёт из-за стола и идёт в гостиную чуть ли не вприпрыжку. С каждым шагом ей становится легче. Маленькой чёрной шляпы на столе уже нет, но кое-что Гвенди оставили: моргановский доллар 1891 года выпуска. Она берёт его, вертит его так и сяк, чтобы его не бывшие в обращении грани поймали свет. А потом со смехом кладёт его в карман.

Об авторах

Стивен Кинг — автор более пятидесяти книг, ставших мировыми бестселлерами. Среди недавних его работ — трилогия о Билле Ходжесе, «Лавка дурных снов», «Возрождение», «Доктор Сон» и «Под куполом». Его роман «22/11/63» вошёл в десятку лучших книг 2011 года по версии «Нью-Йорк Таймс» и выиграл главный приз от «Лос-Анджелес Таймс» в категории детектив/триллер. В 2014 году Кинг был награждён национальной медалью США в области искусств, а в 2003-м — медалью Национального книжного фонда за вклад в американскую литературу. Живёт в Бангоре, штат Мэн, с женой Табитой, также писательницей.

Ричард Чизмар публиковался в десятках изданий, включая журнал рассказов «Эллери Куин» и множество ежегодных выпусков «25 лучших детективных историй». Дважды лауреат Всемирной премии фэнтези, четырежды — премии Международной гильдии ужасов, а также премии Ассоциации писателей в жанре ужасов. Его третий сборник рассказов «Долгий декабрь» был обласкан критиками таких изданий как «Киркус», «Буклист» и «Энтертейнмент уикли». Произведения Чизмара переведены на множество языков, а их автор — неизменный участник конференций в качестве инструктора по писательскому мастерству, приглашённого оратора и почётного гостя. Сайт автора вы можете найти по адресу RichardChizmar.com.

О художниках

Бен Болдуин — иллюстратор и художник, работающий в самых разнообразных жанрах, от фотографии и компьютерного дизайна до традиционных графики и живописи. Он создаёт книжные обложки и журнальные иллюстрации для клиентов по всему миру, а также рисует и пишет картины на заказ.

Кит Миннион продал свой первый рассказ журналу «НФ и приключения от Азимова» в 1979 году. С тех пор он продал свыше двадцати рассказов, две повести, сборник своих лучших опубликованных иллюстраций и один роман. Кит работает профессиональным иллюстратором с начала 90-х, сотрудничая с такими писателями как Питер Блэтти, Джин Вулф, и Нил Гейман, а также занимался графическим дизайном для министерства обороны США. Миннион — бывший школьный учитель, куратор программ в министерстве обороны и офицер ВМС США. Проживает в долине Шенандоа в штате Вирджиния, где, помимо писательства, занимается масляной и акварельной живописью.

О переводчиках

Перевод: М. Ларина, А. Могилевский, С. Думаков

Редактура: М. Ларина, А. Могилевский, С. Думаков, А. Викторов

НЕ ДЛЯ КОММЕРЧЕСКОГО ИСПОЛЬЗОВАНИЯ