Трофей Кистяева Марина

Ответ прозвучал безапелляционно:

- Ко мне.

Дорога прошла в тишине.

В такой же атмосфере они поднялись на лифте в пентхауз.

Знакомый коридор, дверь.

Мила постояла в стороне, пока Глеб прикладывал карту и набирал код. Раздался едва слышный щелчок, оповещающий, что дверь открыта.

- Проходи.

Система умного дома снова отозвалась мгновенно. Вспыхнул свет.

Мила облизнула пересохшие губы, стараясь не паниковать.

Для паники поздно.

Если она справилась с эмоциями вчера, сегодня должна и подавно.

Она знает, с кем находится. Знает, что её ожидает…

Поток умиротворяющих мыслей прервала яркая эмоция: в том-то и дело, что знает!

Пока она мысленно металась, ей на поясницу легла рука. Сначала слегка подтолкнула, чтобы Мила прошла вглубь комнаты. То, что Алашеев стоял за спиной, её не устраивало. Она хотела обернуться, посмотреть на него и что-нибудь обязательно сказать, но не успела.

Присланное платье имело едва видимый замок прямо по спине.

Которым сейчас и занялся Алашеев.

Мила только охнула, когда почувствовала, как спины коснулась прохлада.

А потом к уже обнаженной пояснице прикоснулась рука Глеба.

- Переступи.

Мила даже не сразу поняла, к чему относится реплика. Одно движение вниз - и платье падает к ногам Милославы.

Что ж её раздевают-то прямо у порога… Словно Глеб не может справиться с охватившим его нетерпением. Бред, конечно… Кто она для него, чтобы мужчина был столь нетерпелив? В душе рождался протест, который гасился закручивающимися внизу живота волнами.

Мила прислушалась к себе. Неужели в ней просыпалась чувственность? Для неё в данной ситуации, да и чего греха таить, просто по жизни - это было бы неплохим подспорьем. Говорят, чувственных женщин любят. Мужчинам приятно видеть, что женщина откликается на их прикосновения.

Ночью она точно не испытывала никакого отвращения и неприятных ощущений, если не считать сам момент потери девственности. При воспоминании об опоясывающей боли, колени Милы дрогнули.

- Не пугайся, - хриплый голос, в котором явно слышались предвкушающие нотки, раздались рядом с её ухом. – Никакой боли сегодня не будет. Переступи, Мила.

Она и забыла, что надо сделать шаг вперед.

Облизнув пересохшие губы и посетовав, что не нанесла ни них повторно блеск, Мила послушалась.

- Ещё, - давление на поясницу усилилось. В том месте, где пальцы Алашеева касались её кожи, появилось легкое покалывание.

Мила выполнила всё, что он сказал, и не заметила, как они оказались сбоку от кресла, за которым стоял комод и широкое зеркало в тонкой серебристой раме. Она пока видела себя и Глеба лишь вскользь, но если сделать ещё несколько шагов. Один или два…

Её мысли совпали с первоначальным планом Алашеева. Потому что снова несильное давление, и она двигается вперед. Чтобы в конечном итоге оказаться перед комодом и увидеть их отражение.

К подобному Мила оказалась не готова. Ноги предательски ослабли, и, чтобы не рухнуть на высоких каблуках, пришлось упереться раскрытой ладонью в край комода.

Она не хотела смотреть на них.

На него…

Ведь то, что видела Мила, никак не ассоциировалось её сознанием с ними.

Первое. Она сама.

Молодая, вполне привлекательная, даже красивая девушка со слегка порозовевшими щеками, приоткрытыми губами и горящими в предвкушении глазами. Если отбросить личную предвзятость, осведомленность, то можно было бы сделать вывод, наблюдая за этой девушкой, что её тело замерло, едва ощутимо подрагивая от томящего ожидания. Что она слишком остро, нетерпеливо, на грани воспринимает высокого мужчину за своей спиной.

Белье роскошное, предназначенное не скрывать, а подчеркивать красоту идеального молодого тела, ничего не скрывало. Щеки вспыхнули ещё ярче, когда Мила заметила, что розовые соски напряглись и бесстыдно натянули ткань.

Если она видела в отражении собственную реакцию, её видел и Алашеев.

Мила перевела взгляд за спину.

Мужчина. Высокий. Широкоплечий. Одетый на контрасте с ней. Напряженное волевое лицо, сжатые губы. В тот момент, пока она его разглядывала, заметила, как нервно заходили желваки его на скулах. А взгляд прищуренных глаз, устремленный также в зеркало, поражал. И будоражил.

И неопытную Милу обездвиживала та страсть, что плескалась на дне темно-голубых, едва ли не синих глаз. Почему она раньше не замечала, насколько насыщенный у Глеба цвет глаз? Настоящее буйство стихии. И сейчас эта стихия направлена на неё.

Будь между ними настоящие не придуманные отношения, девушка решила бы, что Глеб сгорает от едва сдерживаемого желания. У него даже крылья носа подрагивали от нетерпения. Зеркало ничего не скрывало: ни испепеляющего, обещающего сжечь её дотла взгляда, ни её ответной реакции.

За спиной Милы послышалось приглушенное ругательство, после которого незамедлительно последовало:

- Прогнись.

Мила нахмурилась, не понимая. Она ещё находилась в состоянии рассматривания и анализа, упустив момент, когда мужчина решил перейти к активным действиям.

Она помедлила лишь несколько секунд, а Глеб властно распластал пальцы чуть ниже её лопаток и надавил, заставляя наклониться и уже обеими руками ухватиться за комод, иначе она рисковала провалиться к полу. Дыхание от бескомпромиссных действий Алашеева сбилось окончательно.

Но вместо того, чтобы насторожиться, внутренне воспротивиться, Мила, как завороженная, продолжала смотреть в зеркало.

Нет…

Она ни за что не отведет взгляда.

Ей нравилось наблюдать за лицом мужчины. В этом было что-то порочно-возбуждающее. Видеть, как окончательно темнеют его глаза, как верхняя губа едва заметно дергается едва ли не в оскале, отбрасывая в вечность тысячелетия цивилизации и приравнивая то, что между ними происходит сейчас, к первобытной страсти, когда мужчина имел все права на женщину. Безоговорочно. Безотлагательно. От осознания всего этого низ живота Милы потяжелел, заныл. Более того! В районе лона появилась ощутимая пульсация, которая распространялась по всему телу, вызывая потребность снять её. Грудь также потяжелела, соски заныли.

Что это?..

Возбуждение?

Желание?

Те самые отголоски плотского удовольствия, которые должны привести к оргазму?

А как же любовь? Как же та истина, что оргазм можно получить только с любящим и любимым?

Рука Глеба добралась до застежки бюстгальтера. Едва ощутимое движение - и лямки разошлись в стороны, освобождая грудь. Мила задрожала. Зажмурилась, чтобы сразу же распахнуть глаза.

Она хотела видеть Алашеева. Если бы кто-то её в тот момент спросил: почему - она не нашлась бы, что сказать.

Лицо мужчины звало. Привлекало. Притягивало. То, как он смотрел на неё в ответ, гипнотизировало.

Его пальцы ощутимо вжались в позвоночник, безошибочно воздействуя на рецепторы Милы, вызывая ещё большую дрожь и слабость. Второй рукой Глеб потянулся вперед и задрал бюстгальтер кверху, высвобождая ставшую неимоверно чувствительной грудь. И одновременно с этим Глеб вплотную прижался к бедрам Милы, недвусмысленно показывая свою степень возбуждения.

Трусики Милы увлажнились. Так и должно быть? Или всё же с ней что-то неправильно, раз тело реагирует на прикосновение и присутствие чужого для неё мужчины?

- Ты невероятно красивая, Милослава.

Та рука, что освобождала грудь, опустилась ей на затылок, беспощадно уничтожая прическу, чтобы в конечном итоге сжать волосы, сделать захват и потянуть назад, заставляя Милу прогнуться в пояснице ещё сильнее.

Теперь отражение в зеркале показывало, как её соски бесстыдно торчали, а задранный бюстгальтер добавлял пошлости в общую картину.

Художник в душе Милы возликовал. Как же красиво… Она всегда мечтала рисовать с натуры, даже обнаженной, но, к сожалению, мечты так и оставались мечтами.

Но ничего… Ничего… У неё есть деньги. А школы художников успешно функционируют не только в этом погрязшем в пороке городе.

Пока же…

Мысль оборвалась, столкнувшись с новыми действиями и словами Алашеева:

- Такую красоту, как у тебя, должна дополнять другая.

Пока Мила пыталась понять, что он имеет в виду, Глеб выудил из кармана брюк украшение – тонкую золотую цепочку с тремя крупными черными жемчужинами в обрамлении мелких бриллиантов.

Это было первое украшение, которое ей дарили таким экзотическим образом.

Видимо, у взрослых мужчин и атрибутика взрослая.

Марк баловал её, дарил на день рождения украшения. На них отец не претендовал, хотя как-то и пытался. Но как поняла позже Мила, Марк поговорил с ним. Всё-таки за украшения жених может и спросить.

А тут…

Вещь дорогая. И почему-то Мила не сомневалась – эксклюзивная. Пока она пыталась понять, как реагировать на столь дорогой подарок, Глеб расстегнул застежку и надел цепочку ей на шею.

Нить с жемчужинами и бриллиантами легла как раз в ложбинку груди и соблазнительно повисла.

Драгоценный металл, соприкоснувшись с разгоряченной кожей, произвел эффект легкого раздражителя.

- Такой подарок… Я… - Мила растерялась, потом быстро взяла себя в руки и закончила: - Спасибо.

Отказываться она не собиралась. Дарят – она примет.

Как показывала её жизнь: следует быть готовой ко всему. А она только в начале пути.

Губы Глеба дрогнули в едва заметной усмешке.

- А я уж, было, напрягся в ожидании отказа. Меня радует, что ты не только чертовски сексуальная, но и умненькая, Милослава.

Ответить она не успела – мужские губы коснулись лопатки. Обожгли. Теплые, они устремились дальше по позвоночнику, слегка покусывая, вызывая у Милы головокружение. Всё-таки хорошо, что она стояла у комода – есть опора.

А дальше…

Дальше дошло дело до трусиков.

Мила ожидала, что он их сдернет, как платье. Зажмурившись и всё-таки оторвавшись от отражения, она подалась вперед, плотнее ложась на прохладную поверхность комода. Так удобнее.

Её ожидал сюрприз. Алашеев продолжил путь вниз. Коснулся поясницы, задел крестец.

Когда его губы коснулись обнаженных ягодиц, Мила прикусила свои до крови, чтобы не заверещать. Его прикосновения оказались настолько интимными, что у неё возникало впечатление, что она со всего духа врезалась в скалу и потом полетела в пропасть.

Она помнила ночь накануне. Он же к ней фактически не прикасался, не трогал. Так… вскользь. Мила, несмотря на сегодняшнее предупреждение не делать о нем поспешных выводов, всё же пришла к ещё одному: Глеб Алашеев относится к тем мужчинам, что скупы на ласки. Она читала и слышала про таких. И дело тут даже не в эгоизме, а в отсутствии потребности ласкать партнершу.

То, что сейчас он делал, разбивало вдребезги её домыслы.

Прав Алашеев - не дотягивает она до него. Маленькая, не хватает жизненного опыта. Поэтому будет исходить из того, что имеет. И по возможности с меньшими психологическими затратами для себя.

Одно не вызывало сомнения – её тело откликалось.

Поцелуй перерос в легкий укус, вызвав мурашки по всему телу. Милу куда-то уносило. А уж когда её трусики заскользили вниз, а на их место опустились мужские губы… Весь её привычный мир обрушился.

- Влажная… Моя девочка…

Надсадный голос Глеба пробирался сквозь пелену в сознание Милы, но не воспринимался в полную меру. Ей бы справиться с собой – с дрожащими ногами, с распирающими грудь эмоциями, с тугим узлом внизу живота и, казалось, настоящим потоком между ног. Мужской палец коснулся лона Милы, и девушка вспыхнула ещё сильнее, она даже почувствовала, насколько там влажно и горячо.

Его палец трогал её. Растягивал. Нырял внутрь. Задевал клитор. Надавливал.

Мила постанывала, уперевшись лбом в руки. Она не замечала, как слегка подавала бедра назад, призывая к дальнейшим активным действиям.

Пока они ехали в квартиру, Мила представляла, как сходит в ванну, как они лягут на кровать. И всё дальнейшее будет проходить в полнейшей темноте. Ей и в голову не могла прийти мысль, что Глеб начнет играться с ней прямо с порога.

Что разденет…

Поставит у комода…

Увлажнит так, что бедра будут дрожать от нетерпения…

За спиной Милы послышалась возня. Девушка замерла, дыша через раз. Звук рвущейся фольги она узнала.

- Посмотри на нас.

Очередной приказ прокатился по её коже будоражащими волнами.

Мила послушалась и замерла повторно. В зеркале отражалась не она – абсолютно другая девушка. Порочно красивая, искушающая, с горящими глазами и опухшими губами. За её спиной полуобнаженный мужчина с не менее впечатляющим взглядом. Когда Глеб успел снять рубашку, она не поняла, не услышала. Но сейчас видела, как от напряжения перекатываются под кожей его стальные, тщательно проработанные мышцы. На мужском лице застыло ожидание.

Глеб подался вперед. Сжал шею Милы руками, слегка зафиксировав, поглаживая и удерживая одновременно.

И начал проникновение.

Мила ахнула. Он был большим! Огромным! Она не помнила, что ощущала вчера, но сегодня…

- Глеб, - выдохнула, стараясь не поддаваться панике.

- Малышка, расслабься, - он говорил с задержкой, низко, словно каждое слово давалось ему с трудом, сбивая привычный контроль. – Пусти меня в себя, не зажимайся. Вот так, сладкая… Вот так…

Он вошёл полностью и замер, давая возможность привыкнуть к себе.

Большой палец ласкал шею и подбородок, иногда задевая нижнюю приоткрытую губу.

Мила не моргала. Наполненность внутри взрывала сотни тысяч эрогенных молекул, заставляя теряться и жаждать продолжения. Было немного больно, саднило. Но взгляд, на который она натолкнулась, глядя в зеркало за своё плечо, поражал едва ли не сильнее всего.

На мгновение в темно-синих глазах она прочла одержимость…

Глеб задвигался, направив вторую руку ей под живот.

Чтобы полностью контролировать. Чтобы она никуда не делалась.

Да она и не собиралась.

Её глаза закатились. Толчок… Наполненность… Скольжение… Ещё толчок…

- Смотри на нас.

Мила мотнула головой. Она не в состоянии! Захват на шее усилился, как и давление внутри лона. Глеб приглушенно выругался, подался вперед и снова припал к её спине, не то целуя, не то кусая. Сразу же задвигался резче, полнее. Мила застонала, интуитивно двигая бедрами назад, ему навстречу.

Хорошо… Как же хорошо… Жар уже не тревожил, он опалял. Каждый толчок поднимал внизу живота искры, спираль закручивалась всё сильнее. Отдаленными уголками сознания Мила слышала шлепки соприкасающихся тел. И они звучали прекрасно.

- Миииилааа…

Она выгнулась, заскребла короткими ноготками по деревянной поверхности комода и выдохнула:

- Ещё…

Она не знала, чего просила. Но просила. Ведь то, что происходило с её телом, не поддавалось контролю. Оно требовало разрядки, и она должна её получить.

Легкий, почти безболезненный шлепок по попе выступил финальной нотой. Мила изогнулась и громко застонала, кончая. Оргазм накрыл её с головой, на долю секунд лишив связи с реальностью. Тело мгновенно расслабилось, опустошившись, и, если бы её не держали крепкие руки, она точно рухнула бы.

Глеб продолжал двигаться, уже в ускоренном темпе.

Мила никогда не была в состоянии опьянения, но сочла, что сейчас у неё подобное. Она, обескураженная, довольная, сытая, открыла глаза, чтобы провалиться в новую бездну. Она впервые наблюдала, как кончает мужчина.

Глеб, громко застонав, сделал последний толчок, опрокинул голову назад.

И это было очень красиво. Пронзительно. Ярко. Завораживающе.

ГЛАВА 9

Тойский брызгал слюной и требовал Милу себе. Марк слушал и до него, наконец, начинало доходить.

- Ах ты…

Он едва не бросился на отца. Глеб вовремя перегородил путь, пнув племяша в грудь.

- Сел и успокоился.

- Ты знал? Ты знал?!

- Не твоё дело.

- Не моё… Вы хотели подложить Милку под… - он перевел бешеный взгляд в сторону отца, а у Глеба снова взыграла в крови ревность. Не вовремя. – Вы больные ублюдки и…

- Язык попридержал! – резко оборвал его Глеб, сжимая переносицу.

Второй день разборок он не потерпит.

Тойский с сыном заявились с раннего утра. Хорошо, что Мила уехала. Смущаясь, что-то бормотала, что ей срочно надо домой.

Он отпустил девочку.

Ненадолго…

Пусть ещё пару дней поживет с отцом. Глеб сделает вид, что соблюдает приличия, а потом поселит Милу у себя. Осталось определиться где. Можно, конечно, и в квартире Тойских, но в виду того, что Тойский-старший сегодня уже заявился к нему, вариант отпадает.

У Глеба снова возникли мысли о приобретении недвижимости. Погорячился он, когда продавал дом. Назар тогда жил в Италии, предложение брата встретил спокойно.

- Реши сам, - последовал ответ.

Была ещё квартира в центре. Но на данный момент она была занята.

Глеб мысленно поставил галочку связаться с риелтором по элитной недвижимости.

Марк, матерясь, прошел к окну, повернувшись к ним спиной. Фигура парня выдавала внутреннее напряжение.

- Глеб… Я хочу знать, что за спектакль ты устроил с Милославой. Я требую объяснений.

Тойский-старший поправил галстук, явно завязанный слишком туго, и бросил взгляд в сторону бара. Глеб мысленно поморщился. Это он здесь в чужой квартире, Тойский – у себя.

Определенно, стоит заняться жильем.

Похеру, в гостиницу на крайний случай уедет.

- Тебе они были даны, Андрей.

Глеб удивился, что Тойский приехал с сыном. Стареет мужик, теряет хватку.

- У нас договоренность!

Значит, вот как…

- Напомни мне про неё, - делая вид, что разговор утомил его, заметил Глеб.

- Ты всё знаешь, - прорычал Тойский, брызгая слюной.

- Знаю, - Глеб демонстративно медленно кивнул и достал сигарету. – Ты захотел дочь Елены в свою семью. В свою, Андрей! Об этом и была договоренность с Назаром. Я лишь обеспечивал безопасность и финансировал Лебедеву.

- Но я её не получил. Милу…

- Какого? – снова в разговор вмешался Марк. – Бать, ты сбрендил? Я должен был жениться на Миле, ты-то тут при чем?

- Притом, что Милослава выросла и превратилась в молодую, а главное, живую копию Елены. Так ведь, Андрей?

Глеб щелкнул зажигалкой и затянулся.

Марк незатейливо, не стесняясь в выражениях, выругался.

- А я всё не мог вкурить, в чем дело. Ты спал с Еленой, мамой Милы, так?

- Не суйся.

- Не соваться, бать? Ты охренел? Ты моей жизнью распоряжался все эти пятнадцать лет, и теперь мне не соваться? А Мила? Ты что же хотел… Мля… Совсем крышей рехнулся на старость лет?! Да?! Ты собирался её трахать в статусе свекра? Так что ли? Из-за того, что она копия Елены? Глеб, а вы с Назаром тут каким боком? Да объясните же, черт вас побери.

Вчера племяш вел себя куда тише. Чувствовал косяк за собой.

Тойский старший схватил брошенный ранее на диван пиджак, также выругался и направился к входной двери.

- Я связываюсь с Назаром.

Глеб лишь передернул бровями и сделал ещё одну затяжку.

Давняя история становится проблемой в настоящем.

Елена была вертихвосткой. Спала с мужчинами налево и направо. Богема, мать её эти. Художница, вольная творческая натура. Ну-ну. Поражало другое – мужики велись на Елену, слетали, как пчелы на мед. Тот же Лебедев знал, что жена наставляет ему рога, но терпел. Прощал всё. Лебедев лично снимал с неё любовничков, было несколько скандалов, которые с трудом, но удалось всё же замять.

Тойский же начал сохнуть по этой шалаве когда уже родилась Мила. Милославу-то она родила под шантажом Лебедева, в подробности Глеб не вдавался, не интересны внутрисемейные разборки. Факты – другое дело. Скорее всего, Лебедев рассчитывал таким образом привязать Лену к себе. Не вышло. После рождения дочери она спихнула её на нянек, а сама пошла в разнос. Тогда-то на её пути и встретился Андрей Тойский. Женатый респектабельный мужчина. Не жадный. А главное в родстве с Алашеевыми, которые на тот момент не только сохранили семейный бизнес, но и приумножили его, заручившись поддержкой итальянской родни.

Назар женился в восемнадцать лет на дочери крупного итальянского предпринимателя, чьи связи и возможности обсуждались шепотом. Бьянка была старше Назара на семь лет. Но эти двое любили друг друга. Бывает и такое…

На самом деле Алашеевым тогда повезло, двадцать семь лет назад. Те же Тойские поглотили бы их бизнес, не поморщась, если бы не новоиспеченный тесть.

Елена закрутила роман с Андреем. Но Назар как-то обмолвился, что у дамочки наблюдались слишком серьезные амбиции и в их сторону. Хохотнул ещё тогда. Мол, Глеб, ты-то холостой, глядишь, и тебе перепадет честь.

Начали всплывать разговоры о разводе.

Страшная авария поставила точку в истории.

Так многим показалось.

И всё бы закончилось, если бы Лебедев, ревнивый идиот, не объявил войну Тойскому. Начал целенаправленно устраивать неприятности, подставы, натравливать других партнеров. Андрей обратился за помощью к Назару. Тот решил не отказывать родственнику.

А уж чем мотивировался Андрей, когда заключал договорной брак между своим сыном и дочерью Елены, догадаться нетрудно. Таким образом он намеревался морально раздавить Лебедева, отобрав у него самое дорогое.

Но эти два идиота, не поделившие в своё время слабую на передок женщину, по прошествии нескольких лет умудрились даже подружиться. Лебедев переложил ответственность за свою неудавшуюся личную жизнь на дочь, видя в ней продолжение гулящей жены.

И всё бы ничего…

Всё бы завершилось вполне благополучно, если бы не два обстоятельства.

Первое. Мила росла копией матери. Нежная красота девочки, будоражащая мужчин, проявилась рано. Тойский потребовал ужесточить надсмотр над Милой, уже поглядывая на девочку вовсе не воспитательным взглядом будущего тестя.

- Будут проблемы, - сказал Назар.

Глеб с ним согласился.

Потому что второе обстоятельство напрямую было связано с самим Глебом.

Он увидел Милу и захотел её себе.

Нежная красота прошлась и по его мужской натуре.

За Тойским-старшим с глухим стуком захлопнулась дверь - система сработала. Глеб подозревал, что тот хотел вдарить как следует, чтобы стены задрожали.

Глеб повернулся к Марку, прищурился.

- Жду тебя через двадцать минут внизу в зале для спарринга. Продолжим разговор.

Глебу необходима разрядка. И уже не сексуального плана. Пообщавшись с моральными уродами, явно попутавшими все семейные принципы, хотелось сначала выплеснуть ярость, а потом встать под холодный душ и отмыться, стереть с себя грязь.

Алашеев тоже не мальчик-цветочек. С его-то семьей и родственниками или рано учишься отстаивать свои права и потребности, или тебя прогибают да так, что ты потом никогда уже не сможешь разогнуться и сказать своё весомое слово.

Он помнил, как рыдал над телом отца и матери, продолжая сжимать в руках пустой пистолет. Помнил, как Назар общался с ментами. Помнил, как тот тихо сказал:

- Мы - семья. Всегда вместе… Ты и я. Семья – это то, ради чего каждый из нас пойдет на всё. До последнего. Клянись… Я – клянусь. Никому тебя не отдам, со мной жить будешь. Закон попрем, но ты от меня ни на шаг. И потом, когда вырастем… Глеб, помни: семья – основа основ.

- Клянусь, На…зар.

Уже позже Глеб узнает, что впервые в ту ночь начал четко произносить букву «р».

Хоть смейся, хоть плачь. Убийца, не умеющий даже правильно говорить.