Его невеста Кистяева Марина

ГЛАВА 19

Мама не удивилась их приезду.

— Проходите, — сказала она, пряча глаза.

Наташа вперила в маму взгляд, но безрезультатно.

— Федор Адамович, рада вас видеть у себя…

— Мама, что происходит? — прошипела Наташа.

И Федор, и мама что-то знали.

Снова.

А она должна постоять в сторонке?

Ну уже нет!

Ната разулась, разделась и снова посмотрела на маму, что прошла вперед и терпеливо ожидала, когда гости пройдут за ней. На лице Людмилы Игнатьевны проступила бледность, в глаза дочери она не смотрела. Руки заломила за спину.

Интересно, однако.

— Чай? Кофе?

— Мама, мы ничего не будем! — Наташа сразу же прошла в зал — единственную комнату в квартире, где они могли поговорить, не толкаясь плечами друг о друг. Спальня и кухня были крошечными.

Федор обвел спокойным взглядом комнату, пропустил Нату вперед, сам же встал в дверном проеме, скрестив руки на груди.

— Рассказывайте, Людмила Игнатьевна.

Если до этих слов поведение мамы насторожило Нату, то увидев, как та не села, рухнула на край дивана и сразу же спрятала лицо в ладонях, девушка сама замерла в ожидании чего-то ужасного. Крамольного.

Наташа присела на подлокотник кресла и ничего больше не говорила. Как-то закончились слова.

До родного дома они добирались всю ночь. Наташа успела даже немного вздремнуть. Федор выглядел так, словно и не провел много часов в дороге. Они почти не разговаривали, каждый думал о своем. Ната пыталась абстрагироваться от дум. Она могла предполагать что угодно, и всё равно окажется, что мимо. И если Федор её повез в родной дом, значит, на то есть веская причина.

Ната собиралась попросить Федора отвезти её к матери. Телефон телефоном, но хотелось личной встречи. Посидеть, поговорить. Пусть и не до конца откровенничая. Есть вещи, которые она теперь никому не сможет рассказать.

Мама словно их ждала. Не удивилась. Не попыталась изобразить радость.

Напротив, пребывала в напряжении, что не соответствовало их утреннему разговору. Нату неприятно царапнул факт, что мама снова от неё утаивала правду. И ладно бы, если это напрямую не касалось бы её! Так касалось же!

А если бы не видения?.. Что тогда? Они жили бы дальше, не ведая, что над ней нависла угроза.

Пещера и окровавленная она. Эта картина снова и снова вставала перед глазами Наты. Как ни странно, страха больше не было. Появились принятие и решимость во что бы то ни стало избежать пленения. Ей помогут. Федор не допустит, чтобы с ней случилось что-то страшное.

Они молчали. Никто не спешил больше задавать вопросов или возмущаться. Наташа обняла себя за плечи.

Холодно.

Она не видела, как Федор обеспокоенно посмотрел на неё.

— Мне нет прощения, — начала говорить мама, и у Наты холодные мурашки побежали по коже, столько обреченности, тоски и муки слышалось в голосе родного человека. Предчувствие надвигающейся беды усилилось. Ната постаралась собраться и с достоинством услышать то, что ей, вернее, им, собираются поведать. При необходимости — поддержать маму. Та словно состарилась на десяток лет за то время, что они не виделись.

— Мам…

Людмила Игнатьевна мотнула головой, по-прежнему не убирая рук от лица.

— Я согласна предстать перед судом, перед Советом, — не слыша дочь, продолжила она замогильным голосом.

Ната не удержалась и посмотрела на Федора. Тот стоял, сжав губы. Вены на висках напряглись, он точно раздался в плечах и в грудной клетке. Неужели… оборачиваться собрался? Неужели то, что он знает, видит или готов услышать, настолько шокирующее, настолько нарушающее их законы, что он едва себя сдерживает?

— Кто?..

— Некромант Басур, — мама отвела руки от лица и так же повернула голову в сторону Федора.

Ната досадливо сжала кулаки. Родная мать больше опасается гнева Федора, чем её осуждения.

И говорит о суде. Неужели она совершила преступление? Наташа открыла рот, чтобы задать вопрос и закрыла его, не сказав ни слова.

— Басур… Нашла с кем связаться, — имя некроманта Федор не сказал — выплюнул, столько презрения и ненависти было в его голосе.

— Он сам меня нашел… Когда я на сносях была.

— Здесь?

— Здесь, — Людмила Игнатьевна опустила голову.

Наташа не выдержала. Ей невыносимо было смотреть на муки матери.

— Мама, Федя, объясните же мне, наконец. Вам не кажется, что пора меня посвятить в тему?

— Натуль, прости меня, пожалуйста! Я…

— Мама, хватит заниматься самобичеванием! Тебя ещё никто не осудил! Ничего тебе не предъявил, а ты уже убиваешься!

Глухое вибрирующее рычание наполнило комнату, заставляя замолчать. Сила альфы всё-таки ощущалась и Натой. Она не била по ней, не давила, обозначилась и только.

— Я рожала тебя не здесь… не в этом мире… А за Гранью. Не только тебя, Натуль. Ещё была одна девочка. Твоя сестра… Которую я сразу отдала некроманту.

У Наташи похолодело в груди. Секунда… вторая… третья…

Она смотрела на маму, не моргая.

Мама…

Родной человек. Любимый. Та, что заботилась о ней. Что была с ней всегда.

Что рассказывала сказки.

Что провожала её на вокзал, когда она уезжала поступать. Уезжала во взрослую жизнь.

Мама-

Воздух в комнате стремительно охлаждался. Если раньше Нате было не по себе, волнение выражалось в ознобе, то после услышанного холод проник в душу. В сердце.

Людмила Игнатьевна заплакала. Сначала тихо. Одна слеза скатилась по щеке, а за ней сразу же последовали и другие. Потом слезы превратились в тихие рыдания, сотрясающие грудь.

Ната смотрела на маму, словно со стороны. И на себя тоже. Сидящую на подлокотнике, с неестественно прямой спиной.

Потом Ната встала и направилась на кухню. Ей необходимо было смочить горло. Проходя мимо Федора, она почувствовала, как он вскользь коснулся пальцами её руки. Выразил поддержку. Дал возможность прийти в себя и самой решить, что делать дальше.

На кухне она уперлась руками в столешницу.

Дышать…

И слушать. Себя и чужие эмоции.

Легко решить, сложнее сделать.

В голове стояла звенящая тишина — по-другому и не скажешь.

Значит, у неё есть сестра-близнец. Ната прикрыла глаза и задышала ещё глубже, стараясь отгородиться от всех эмоций.

Сколько раз в детстве она мечтала о том, чтобы мама родила ей сестренку. Именно сестренку. Братика Ната не хотела. Старшего ей не видать, а с младшим больше суеты, она автоматически превратилась бы в няньку. А вот с сестренкой стали бы подружками. Ната представляла, как делится с ней секретами, как они сплетничают, сидя поздними вечерами на кроватях, скрестив ноги по-турецки и обсуждая события прошедшего дня.

Потом Ната подросла и поняла, что мама не то, что рожать больше не планирует, она не заводила постоянных романов. Ни разу. Ни с кем.

Наташа искренне не понимала почему, ведь её мама красавица, на неё обращали внимание многие мужчины. Приходили в дом, оставались ночевать. И каждый раз мама расставалась с ними после непродолжительного периода времени.

Ни к кому не хотела привязываться. Она выбрала одиночество.

Почему? Из-за чувства вины или?..

Ната могла бы спросить. Но не будет. Никогда.

Говорят, между близнецами существует очень сильная незримая связь. Что же получалось? Ната в своих видениях видела не своё прошлое, не своё будущее, а сестру? А как же лес, поляна, куда её приводил Федор? Всё перемешалось. Или ей удалось совместить несовместимое?

Значит, сестра-близнец.

Девушка распахнула глаза, открыла кран с холодной водой и брызнула несколько раз себе на лицо. Ната грустно улыбнулась. Умыться бы по-человечески. В этом случае она превратится в зебру и пойдет пугать Федора непрезентабельным внешним видом. Лукавила. Федор не испугается, не сочтет её страшной. Комплексы по поводу внешности придуманы самими же девочками.

Холодные брызги помогли немного.

Ната выпрямилась и посмотрела на руки.

Не дрожат. Да и паники нет.

Она собрана, как никогда.

Наташа развернулась и снова вернулась в комнату. Ничего не изменилось за время её ухода, а Людмила Игнатьевна, как сидела, спрятав лицо в ладонях и глуша рыдания, так и продолжила. Наташа подошла к маме и присела перед ней на корточки.

— Мам, — голос всё же дрогнул.

Женщина мотнула головой.

— Мам, — Наташа попыталась отвести руки матери в стороны, но родительница оказалась не менее упрямой.

— Я не смогла… не смогла противостоять…

— Тебя никто не винит. Мам, посмотри, пожалуйста, на меня. Пожалуйста…

Наташа сама не заметила, как начала плакать. Защипало щеки, и она раздраженно провела тыльной стороной ладони по одной щеке, с легким удивлением увидев влагу.

— В тот год, когда ты родилась, Наташа, случился Прорыв, — голос Федора врезался в сознание Наты, успокаивая и забирая часть внимание на себя. Всё, что касалось истории соприкосновения двух миров, неимоверно её интересовало. — Низшие демоны устроили переворот. Они воевали между собой, других почти не затрагивая. Пришлось привлекать некромантов, чтобы остановить кровопролитие. Таким образом, некромантам дали послабление, хотя в обычной жизни они не высовываются особо.

— А что значит Прорыв?

Наташе удалось всё же отвести руки матери от лица.

Две женщины смотрели друг на друга. Ната видела всё, что испытывала мама: боль, отчаяние, дикую, ни с чем не сравнимую и ничем не заглушаемую тоску. Вот почему Людмила Игнатьевна иногда вечерами долгие часы смотрела в пустоту, приглушив свет и закутавшись в старый потертый во многих местах плед.

Плед, который был с ними всегда. Как помнила себя Ната.

— Когда нелюди несанкционированно переходят между мирами. Не только у двуликих есть Старейшины. Есть и общий, назовем его, межрасовый Совет. Они контролируют баланс, который нельзя нарушать.

Ната сильнее сжала руки матери, говоря рукопожатием, что ни она, ни Федор — никто её не осуждает. И не осудит.

— Почему Старейшины ничего не предприняли?

— Там… какой-то договор…

Наташа обернулась и посмотрела на Федора.

— Басур был одним из тех, кто урегулировал вопрос с низшими демонами, — объяснил мужчина.

— Но при чем тут ребенок? Младенец?

Если бы Наташа не видела сестру в той пещере, она бы решила, что задуманное — для жертвоприношений.

С ума сойти. Пару недель назад она жила обычной жизнью, а сейчас думает о кровавых жертвоприношениях! И в её голове возникают картинки не из фильмов, не из книг.

Из воспоминаний. Чужих. Вполне реальных.

И эти воспоминания видел другой человек.

— Не могу знать.

Ната медленно кивнула.

— Мы найдем её. Мам, ты меня слышишь?

Людмила Игнатьевна замерла. Задрожала. Сильнее сжала руки дочери.

— Обязательно найдем, — Наташа снова посмотрела на Федора.

Тот в свою очередь смотрел на неё, и с каждой долей секундой между ними образовывалась нить, что сильнее цепей. Любых клятв, обещаний. Росписей. То, что невозможно порвать.

— Найдем же?

— Даже не сомневайся.

ГЛАВА 20

— Спасибо, — тихо прошептала Ната и потянулась к Федору. Ей хотелось его отблагодарить. Единственным доступным ей способом…

Они снова были в дороге. У мамы не остались.

Она не предложила, а у Наташи и посыла не возникло остаться. Она поехала с Федором.

Как и должно быть.

Первое время Ната сидела притихшая.

Иногда посматривала в сторону мужчины. Федор вел машину спокойно.

— Поспи.

— Нет.

Вот тут-то её и прорвало. Она, не думая о последствиях, положила руку на бедро Федора. Не на колено — значительно выше. Её жест был настолько естественным, что она не думала о последствиях.

Воздух в салоне мгновенно сгустился, в нем появились терпкие нотки. Сладкие, слегка солоноватые.

Нату повело, и она сама медленно втянула в себя этот дурманящий голову запах, отмечая, как собственное тело остро реагирует на проявление мужского возбуждения. Соски напряглись, внизу живота приятно заныло. Дыхание сбилось.

— Ты, правда, нам поможешь? — снова тихо спросила она.

— Наташа, ты выбрала неудачный момент, чтобы проверить меня на вшивость.

Она не поняла смысла сказанного, зато её неприятно царапнула возникшая грубость. Ещё вчера она оттолкнула бы Наташу, отворотила её от двуликого, сейчас же девушка завелась сильнее.

Что с ней такое…

— Моя благодарность искренняя. И она не носит сексуальный характер.

— Разве?

— С моей стороны — да.

Федор настолько резко выкрутил руль, сворачивая на обочину, что Наташе чудом удалось избежать удара о панель. Её откинуло на сиденье, и девушка растерянно моргнула, дезориентированная.

Не успела она перевести дыхание, как легкий вскрик сорвался с её губ — спинка сиденья откинулась назад, раскладываясь, и почти сразу же над Натой навис Федор, умудрившись перебраться через консоль.

Пространство вокруг Наташи стремительно сужалось — его заполнял Федор. Он смотрел на неё недобро, яростно сверкая карими глазами, в сумерках казавшимися почти черными. Ната инстинктивно выставила руки вперед раскрытыми ладонями кверху. Она не стремилась остановить Федора. У неё ничего и не получилось бы.

От мужчины веяло агрессией. Мужской. Едва сдерживаемой. Вибрирующей. Смешанной с едва сдерживаемой страстью.

Которая проникала в кровь Наты, пробуждая древние инстинкты. Рядом с этим мужчиной они обострялись, рвались наружу. Ната позволила себе расслабиться.

Он не причинит ей вреда. Никогда.

— Не хитри, истинная, — глухо, точно каждое слово давалось ему с трудом, выдохнул Федор. — Тебе не надо благодарить меня сексом за помощь. Ты просишь — я делаю. И так будет всегда.

— Что? — выдохнула она, замирая и натягиваясь, как тетива. Её ладони уперлись в каменную грудь. Под правой она отчетливо чувствовала удары его сердца.

Зашкаливающие.

— Твой комфорт и защита — моя первостепенная задача и…

Он не договорил, потому что Наташа, извернувшись, толкнула его в грудь со всей силой, на которую только была способна.