Его невеста Кистяева Марина
— Тебе не за что извиняться.
Его обволакивающий голос крыл похлеще любого вина. Да, всё-таки мудры Старейшины, не поспоришь с их порядками.
Ната облизнула губы, заметив, как жадно глянул на них Федор, тотчас отведя взгляд ниже. На грудь или на руки?
— Это не всё. Я видела не только оборотней, я видела теней. Легкое колебание воздуха, холодок.
— Много теней видела?
— Двух. Кто они, Федор? Неупокоенные души? Привидения?
— Просто тени. Материя, которая не получила форму.
— Они безобидны?
— Не все. Процентов девяносто никакого вреда никому принести не в состоянии. Это бесформенная бездушная тень. И всё. Как, например, тень от дерева, от мебели. Отличие лишь в том, что они умеют передвигаться, создавая причудливые формы, порой, правда, пугая тех, кто способен из видеть. Например, детей, даже человеческих. Ум ребенка, не замутненный обязанностями и рамками, открыт для восприятия всего нового.
Наташа с интересом слушала Федора.
Он прав. Им надо говорить о чем угодно, кроме секса.
— Они питаются страхами? Эмоциями?
— Нет, иначе рано или поздно они перестали бы быть безобидными.
— А оставшиеся десять процентов?
— С ними сложнее. По мере того, как тень приходит в определенный мир, — на землю или за Грань, или в какой-то другой, — маги, в основном, конечно, некроманты, улавливают этот момент и подчиняют тень себе, делая её рабой. В этом случае она служит господину и представляет опасность. Были случаи, когда некромантам даже удавалось придать теням форму.
— Ого.
— Наташа, ты не только очень красивая девушка, ты ещё и прекрасный собеседник. Умеешь слушать, задавать правильные вопросы. И ты абсолютно искренняя.
— Это плохо? — она смутилась.
— Это обескураживает мужчину. Меня — определенно.
Ужин протекал в спокойной атмосфере. Наташа незаметно свернула с щекотливой темы. Хватит на сегодня.
Федор поддерживал вечер легкой необременительной беседой. Расспрашивал Наташу про универ, про увлечения. И девушка с готовностью отвечала. За десертом она поймала себя на мысли, что уже не воспринимает Федора, как чужого, как постороннего мужчину, который ворвался в её жизнь настолько стремительно, что девушка до сих пор не могла прийти в себя.
А ещё…
Ей начинало нравиться.
То, что происходило.
Да. Определенно.
К их столику подошел мужчина далеко за пятьдесят. «Оборотень», — сразу же определила Ната. Он кивком приветствовал Федора, потом — Нату. Учтиво поздоровался и попросил разрешения переговорить с альфой. Наташа препятствовать не стала. Поднялась и направилась «попудрить носик».
По дороге, ловко маневрируя между столиками, уже не обращая внимания на других гостей, она поймала себя на мысли, что улыбается.
У неё теперь есть собственная сказка.
Ната сходила в туалет, провела ладонью по бедрам, разглаживая несуществующие складки на комбезе. Пришло время освежиться. Когда Наташа пришла, в дамской комнате находились ещё две девушки, но они как раз прикрыли за собой дверь, оставив Нату одну.
Так даже лучше.
Ната подошла к зеркалу, открыла кран. Помыла руки. Посмотрела на себя в зеркало. Всё, как обычно. Ухоженные волосы, высокие скулы, прямой нос. Чуть полноватые губы. Хотя нет. Отличие всё же есть. Глаза счастливо блестят.
Наташа улыбнулась и собиралась уже отойти от раковины с консолью, когда зеркало пошло рябью, и воздух в комнате наполнился какими-то неприятными запахами. Плесенью. Сыростью.
Страхом и болью.
У Наты сдавило грудь. Она впервые ощутила эмоции, настолько ярко, точно они были её собственными.
Ей тоже в жизни приходилось бояться, даже взять её первую встречу с Федором. Как она испугалась! И потом, когда увидела его людей. Много что вызывало у неё негативные переживания.
Но это…
У неё распахнулись глаза, водоворот чужой боли ощущался настолько ярко, что Ната схватилась руками за консоль, покачнувшись на каблуках.
Рябь в зеркале усилилась, туман — вязкий, реальный — заклубился в дамской комнате, опускаясь на плечи девушки, ласкаясь, точно запоздало пришедший любовник, окутывая томным полотном.
Надо собраться. Отключить мозг. Отключить все эмоции.
Собраться…
…и увидеть.
Наташа медленно подняла голову и посмотрела в зеркало.
Сначала ничего не отражалось в нем, кроме тумана. Даже её отражения не было.
А потом Наташа увидела.
Федор спешил к ней. Его высокую фигуру в черном невозможно было спутать с чьей-то еще.
Ната остановилась, восстанавливая дыхание.
Он идет к ней.
Чтобы поддержать и помочь.
Ната видела, как один из мужчин окликнул его, приветливо улыбаясь и поднимаясь навстречу, видимо, чтобы так же поздороваться, но замер. И осел, провожая взглядом.
Федор же никого не замечал, кроме Наты. Оказавшись рядом с ней, встал таким образом, чтобы полностью укрыть её от посторонних глаз.
— Наташа…
— Ты же расплатился? Мы можем уйти?
Она смотрела на Федора снова и снова. Видела каждую морщину, заломы. Обеспокоенность.
За неё.
Искреннюю.
И ещё что-то.
— Ты не о том беспокоишься.
— Нас же не остановят у входа, как неплательщиков? — попыталась пошутить она.
— Не остановят.
Он взял её за руку и повел к выходу.
Лишь когда они оказались в машине, и Федор занял водительское кресло, он повернулся к ней и негромко сказал:
— Рассказывай.
Наташа, повинуясь инстинктам, подняла руку и дрогнувшими пальцами дотронулась до подбородка мужчины, очертила его контур. Колючий. Суровый.
Никто из них не нарушал тишины в салоне, лишь негромко работал включенный двигатель.
— У меня получилось, — гулко отозвалась она, направляя руку выше к скулам Федора. Ничего естественнее, чем трогать его, и быть не могло. Постепенно, шаг за шагом ей открывались нити, что связывали её не только с Федором, но и с самим миром двуликих. Сказки перерождались в голове, обретая новый смысл. — У меня снова было видение.
— Видение? Да черт с ним! — в сердцах выругался Федор и накрыл её ладонь своей. — Я хочу знать, как ты.
— Цела. Здорова.
— Я ценю в женщинах юмор, но ещё одна шутка или уход от прямого ответа, и я тебе ввалю.
— Что сделаешь? — Ната даже подалась вперед.
— Ввалю. Всыплю. По твоей заднице. По первое число.
Брови Наты медленно поползли кверху. Легкое удивление от грубоватости, жесткости слов перерастало в возбуждение. Соски Наты напряглись, уперлись в ткань. Пусть в салоне и не было достаточно яркого освещения, девушка увидела, как темнеют карие глаза, их затягивает поволока.
Федор демонстративно втянул воздух.
— Ната…
Его дыхание так же сбилось, и отчего-то Наташе это понравилось.
Она потянулась к нему.
Ближе.
Ещё ближе.
— Я видела себя. Там, за Гранью. В будущем. В пещере.
Федор нахмурился и резко подался назад, сразу же трогаясь с места.
Ната недоуменно уставилась на профиль мужчины.
Она ожидала другой реакции.
Какой именно — она не знала. Но не такой — точно!
— Ты мне не веришь, Федя? — возмущение заклокотало в горле.
Мужчина слишком круто выкрутил руль, Наташа дернулась вбок, потом вперед, успев выставить руку.
— Эй…
Федор продолжил молчать, сильнее сжав губы.
Наташа тоже нахмурилась.
— Куда мы едем?
Тишина.
— Федя!
Он вырулил на трассу.
Наташа больше не задавала вопросов.
Она поняла, куда они едут.
ГЛАВА 19
Мама не удивилась их приезду.
— Проходите, — сказала она, пряча глаза.
Наташа вперила в маму взгляд, но безрезультатно.
— Федор Адамович, рада вас видеть у себя…
— Мама, что происходит? — прошипела Наташа.
И Федор, и мама что-то знали.
Снова.
А она должна постоять в сторонке?
Ну уже нет!
Ната разулась, разделась и снова посмотрела на маму, что прошла вперед и терпеливо ожидала, когда гости пройдут за ней. На лице Людмилы Игнатьевны проступила бледность, в глаза дочери она не смотрела. Руки заломила за спину.
Интересно, однако.
— Чай? Кофе?
— Мама, мы ничего не будем! — Наташа сразу же прошла в зал — единственную комнату в квартире, где они могли поговорить, не толкаясь плечами друг о друг. Спальня и кухня были крошечными.
Федор обвел спокойным взглядом комнату, пропустил Нату вперед, сам же встал в дверном проеме, скрестив руки на груди.
— Рассказывайте, Людмила Игнатьевна.
Если до этих слов поведение мамы насторожило Нату, то увидев, как та не села, рухнула на край дивана и сразу же спрятала лицо в ладонях, девушка сама замерла в ожидании чего-то ужасного. Крамольного.
Наташа присела на подлокотник кресла и ничего больше не говорила. Как-то закончились слова.
До родного дома они добирались всю ночь. Наташа успела даже немного вздремнуть. Федор выглядел так, словно и не провел много часов в дороге. Они почти не разговаривали, каждый думал о своем. Ната пыталась абстрагироваться от дум. Она могла предполагать что угодно, и всё равно окажется, что мимо. И если Федор её повез в родной дом, значит, на то есть веская причина.
Ната собиралась попросить Федора отвезти её к матери. Телефон телефоном, но хотелось личной встречи. Посидеть, поговорить. Пусть и не до конца откровенничая. Есть вещи, которые она теперь никому не сможет рассказать.
Мама словно их ждала. Не удивилась. Не попыталась изобразить радость.
Напротив, пребывала в напряжении, что не соответствовало их утреннему разговору. Нату неприятно царапнул факт, что мама снова от неё утаивала правду. И ладно бы, если это напрямую не касалось бы её! Так касалось же!
А если бы не видения?.. Что тогда? Они жили бы дальше, не ведая, что над ней нависла угроза.
Пещера и окровавленная она. Эта картина снова и снова вставала перед глазами Наты. Как ни странно, страха больше не было. Появились принятие и решимость во что бы то ни стало избежать пленения. Ей помогут. Федор не допустит, чтобы с ней случилось что-то страшное.
Они молчали. Никто не спешил больше задавать вопросов или возмущаться. Наташа обняла себя за плечи.
Холодно.
Она не видела, как Федор обеспокоенно посмотрел на неё.
— Мне нет прощения, — начала говорить мама, и у Наты холодные мурашки побежали по коже, столько обреченности, тоски и муки слышалось в голосе родного человека. Предчувствие надвигающейся беды усилилось. Ната постаралась собраться и с достоинством услышать то, что ей, вернее, им, собираются поведать. При необходимости — поддержать маму. Та словно состарилась на десяток лет за то время, что они не виделись.
— Мам…
Людмила Игнатьевна мотнула головой, по-прежнему не убирая рук от лица.
— Я согласна предстать перед судом, перед Советом, — не слыша дочь, продолжила она замогильным голосом.
Ната не удержалась и посмотрела на Федора. Тот стоял, сжав губы. Вены на висках напряглись, он точно раздался в плечах и в грудной клетке. Неужели… оборачиваться собрался? Неужели то, что он знает, видит или готов услышать, настолько шокирующее, настолько нарушающее их законы, что он едва себя сдерживает?
— Кто?..
— Некромант Басур, — мама отвела руки от лица и так же повернула голову в сторону Федора.
Ната досадливо сжала кулаки. Родная мать больше опасается гнева Федора, чем её осуждения.
И говорит о суде. Неужели она совершила преступление? Наташа открыла рот, чтобы задать вопрос и закрыла его, не сказав ни слова.
— Басур… Нашла с кем связаться, — имя некроманта Федор не сказал — выплюнул, столько презрения и ненависти было в его голосе.
— Он сам меня нашел… Когда я на сносях была.
— Здесь?
— Здесь, — Людмила Игнатьевна опустила голову.
Наташа не выдержала. Ей невыносимо было смотреть на муки матери.
— Мама, Федя, объясните же мне, наконец. Вам не кажется, что пора меня посвятить в тему?
— Натуль, прости меня, пожалуйста! Я…
— Мама, хватит заниматься самобичеванием! Тебя ещё никто не осудил! Ничего тебе не предъявил, а ты уже убиваешься!
Глухое вибрирующее рычание наполнило комнату, заставляя замолчать. Сила альфы всё-таки ощущалась и Натой. Она не била по ней, не давила, обозначилась и только.
— Я рожала тебя не здесь… не в этом мире… А за Гранью. Не только тебя, Натуль. Ещё была одна девочка. Твоя сестра… Которую я сразу отдала некроманту.
У Наташи похолодело в груди. Секунда… вторая… третья…
Она смотрела на маму, не моргая.
Мама…
Родной человек. Любимый. Та, что заботилась о ней. Что была с ней всегда.
Что рассказывала сказки.
Что провожала её на вокзал, когда она уезжала поступать. Уезжала во взрослую жизнь.
Мама-
Воздух в комнате стремительно охлаждался. Если раньше Нате было не по себе, волнение выражалось в ознобе, то после услышанного холод проник в душу. В сердце.
Людмила Игнатьевна заплакала. Сначала тихо. Одна слеза скатилась по щеке, а за ней сразу же последовали и другие. Потом слезы превратились в тихие рыдания, сотрясающие грудь.
Ната смотрела на маму, словно со стороны. И на себя тоже. Сидящую на подлокотнике, с неестественно прямой спиной.
Потом Ната встала и направилась на кухню. Ей необходимо было смочить горло. Проходя мимо Федора, она почувствовала, как он вскользь коснулся пальцами её руки. Выразил поддержку. Дал возможность прийти в себя и самой решить, что делать дальше.
На кухне она уперлась руками в столешницу.
Дышать…
И слушать. Себя и чужие эмоции.
Легко решить, сложнее сделать.
В голове стояла звенящая тишина — по-другому и не скажешь.
Значит, у неё есть сестра-близнец. Ната прикрыла глаза и задышала ещё глубже, стараясь отгородиться от всех эмоций.
Сколько раз в детстве она мечтала о том, чтобы мама родила ей сестренку. Именно сестренку. Братика Ната не хотела. Старшего ей не видать, а с младшим больше суеты, она автоматически превратилась бы в няньку. А вот с сестренкой стали бы подружками. Ната представляла, как делится с ней секретами, как они сплетничают, сидя поздними вечерами на кроватях, скрестив ноги по-турецки и обсуждая события прошедшего дня.
Потом Ната подросла и поняла, что мама не то, что рожать больше не планирует, она не заводила постоянных романов. Ни разу. Ни с кем.
Наташа искренне не понимала почему, ведь её мама красавица, на неё обращали внимание многие мужчины. Приходили в дом, оставались ночевать. И каждый раз мама расставалась с ними после непродолжительного периода времени.
Ни к кому не хотела привязываться. Она выбрала одиночество.
Почему? Из-за чувства вины или?..
Ната могла бы спросить. Но не будет. Никогда.
Говорят, между близнецами существует очень сильная незримая связь. Что же получалось? Ната в своих видениях видела не своё прошлое, не своё будущее, а сестру? А как же лес, поляна, куда её приводил Федор? Всё перемешалось. Или ей удалось совместить несовместимое?
Значит, сестра-близнец.
Девушка распахнула глаза, открыла кран с холодной водой и брызнула несколько раз себе на лицо. Ната грустно улыбнулась. Умыться бы по-человечески. В этом случае она превратится в зебру и пойдет пугать Федора непрезентабельным внешним видом. Лукавила. Федор не испугается, не сочтет её страшной. Комплексы по поводу внешности придуманы самими же девочками.
Холодные брызги помогли немного.
Ната выпрямилась и посмотрела на руки.
Не дрожат. Да и паники нет.
Она собрана, как никогда.
Наташа развернулась и снова вернулась в комнату. Ничего не изменилось за время её ухода, а Людмила Игнатьевна, как сидела, спрятав лицо в ладонях и глуша рыдания, так и продолжила. Наташа подошла к маме и присела перед ней на корточки.
— Мам, — голос всё же дрогнул.
Женщина мотнула головой.
— Мам, — Наташа попыталась отвести руки матери в стороны, но родительница оказалась не менее упрямой.
— Я не смогла… не смогла противостоять…
— Тебя никто не винит. Мам, посмотри, пожалуйста, на меня. Пожалуйста…
Наташа сама не заметила, как начала плакать. Защипало щеки, и она раздраженно провела тыльной стороной ладони по одной щеке, с легким удивлением увидев влагу.
— В тот год, когда ты родилась, Наташа, случился Прорыв, — голос Федора врезался в сознание Наты, успокаивая и забирая часть внимание на себя. Всё, что касалось истории соприкосновения двух миров, неимоверно её интересовало. — Низшие демоны устроили переворот. Они воевали между собой, других почти не затрагивая. Пришлось привлекать некромантов, чтобы остановить кровопролитие. Таким образом, некромантам дали послабление, хотя в обычной жизни они не высовываются особо.
— А что значит Прорыв?
Наташе удалось всё же отвести руки матери от лица.
Две женщины смотрели друг на друга. Ната видела всё, что испытывала мама: боль, отчаяние, дикую, ни с чем не сравнимую и ничем не заглушаемую тоску. Вот почему Людмила Игнатьевна иногда вечерами долгие часы смотрела в пустоту, приглушив свет и закутавшись в старый потертый во многих местах плед.
Плед, который был с ними всегда. Как помнила себя Ната.
— Когда нелюди несанкционированно переходят между мирами. Не только у двуликих есть Старейшины. Есть и общий, назовем его, межрасовый Совет. Они контролируют баланс, который нельзя нарушать.
Ната сильнее сжала руки матери, говоря рукопожатием, что ни она, ни Федор — никто её не осуждает. И не осудит.
— Почему Старейшины ничего не предприняли?
— Там… какой-то договор…
Наташа обернулась и посмотрела на Федора.
— Басур был одним из тех, кто урегулировал вопрос с низшими демонами, — объяснил мужчина.
— Но при чем тут ребенок? Младенец?
Если бы Наташа не видела сестру в той пещере, она бы решила, что задуманное — для жертвоприношений.
С ума сойти. Пару недель назад она жила обычной жизнью, а сейчас думает о кровавых жертвоприношениях! И в её голове возникают картинки не из фильмов, не из книг.
Из воспоминаний. Чужих. Вполне реальных.
И эти воспоминания видел другой человек.
— Не могу знать.
Ната медленно кивнула.
— Мы найдем её. Мам, ты меня слышишь?
Людмила Игнатьевна замерла. Задрожала. Сильнее сжала руки дочери.
— Обязательно найдем, — Наташа снова посмотрела на Федора.
Тот в свою очередь смотрел на неё, и с каждой долей секундой между ними образовывалась нить, что сильнее цепей. Любых клятв, обещаний. Росписей. То, что невозможно порвать.
— Найдем же?
— Даже не сомневайся.
Читать бесплатно другие книги:
