Операция «Слепой Туман» Маркова Юлия

В оформлении обложки использована фотография

http://www.nashflot.ru/model/foto/5303 “Большой противолодочный корабль «Адмирал Левченко», 1июля 2003 года”

Часть 1. Стоящие на пороге

13 августа 2017 года 08-15, Владивосток, 178 судоремонтный завод.

Доктор технических наук Алексей Тимохин, 45 лет.

Вот и приехали! Вчера на 178-й судоремонтный завод загнали «наш эшелон» – двенадцать платформ, груженных контейнерами с модульными блоками и комплектующими к «Туману». Армен Амосович квохтал над ними, как наседка над цыплятами. Впрочем, он квохчет и сейчас. Профессорский голос, с сильным армянским акцентом, слышен примерно за сотню метров. Судя по всему, погрузка оборудования на корабль уже началась. Береговой кран зацепил первый контейнер – и тот повис в воздухе, между бортом и причалом, а наш академик бойко наскакивает на невысокого крепкого военного моряка.

На меня налетела наша мадам Лисовая.

– Вы не представляете, Алексей Иванович, как тут обращаются с нашим оборудованием!

Даже удивительно, как у этой бабы совпадает фамилия и внешность. Или она красится хной? Как-то не возникало даже желания проверить, все ли волосы на ней рыжие. Отодвигаю в сторону этот оживший пожар.

– Армен Амосович, уважаемый, ну не надо так кричать…. Товарищ офицер не глухой, он вас и так прекрасно слышит.

Ну никак я не научусь разбираться в этих морских погонах, две большие звезды при двух просветах – это как? У сухопутных вроде это подполковник… Офицер представился:

– Капитан второго ранга, Ольшанский Петр Сергеевич, командир большого десантного корабля «Николай Вилков».

– Доктор технических наук, Тимохин Алексей Иванович, руководитель темы и начальник всего этого технического бедлама.

Петр Сергеевич окидывает взглядом стильный светло-серый костюм, который был бы уместен и в тридцатые, и в пятидесятые, и в семидесятые годы прошлого века, уместен он и сейчас. Что поделать – я консервативен, тем более что знакомые дамы не раз говорили мне, что такой стиль мне идет и скидывает минимум десять лет с моего возраста. Немного поколебавшись, он пожимает мне руку.

– А это? – Ольшанский взглядом показывает на профессора Баграмяна.

– А это наш генеральный конструктор, секретный до невозможности, человек пожилой, рассеянный и очень уважаемый, но с горячим кавказским характером, между прочим.

– А это что еще за явление Христа народу? – Ольшанский показал на морских пехотинцев, бегущих к нам вдоль пирса колонной по два и возглавляемых мускулистым лейтенантом небольшого роста. – Между прочим, они при полном боевом.

– Так все правильно, – я показал на остановившийся в начале пирса УАЗик. – Вот и их начальство…. Только место разгрузки должны были взять под охрану, ДО ТОГО как сюда подгонят состав с оборудованием…

И в этот момент прямо рядом с нами (ведь умеют же люди!,) будто прямо из причала или из воздуха, возник худощавый офицер дальневосточной национальности и неопределенного возраста. У местных аборигенов, наверное, из-за отсутствия бороды и усов, мужчины почти всю свою жизнь выглядят похожими на мальчиков, пока как-то разом не превращаются в седых старичков.

– Капитан федеральной службы безопасности Ким Максим Оскарович, особый отдел Тихоокеанского флота, – с подозрением оглядел присутствующих этот персонаж. – Ваши документы, товарищи.

Достаю паспорт, служебное удостоверение и командировочное предписание. Особист смотрит документы внимательно, чуть ли не обнюхивает. Потом удовлетворенно кивает.

– Все в порядке, товарищ Тимохин, нас предупредили. – Бегло просматривает документы Ольшанского. – Все в порядке. «Товарищ Тимохин» или лучше «господин»?

– Давайте «товарищ» – так привычнее, товарищ капитан.

– Поскольку, как я понимаю, вы руководите группой от организации-разработчика Изделия, должен вам представить товарищей. Капитан второго ранга Степанов Василий Иванович, ваш куратор на испытаниях от РТВ штаба флота. Полковник Шкловский Лев Борисович, представитель Главного военно-медицинского управления Министерства Обороны. Он и его группа будут исследовать влияние длительного применения вашего Изделия на здоровье людей. Майор морской пехоты Новиков Александр Владимирович, его рота осуществляет охрану и оборону кораблей группы от недружественного проникновения. И ваш покорный слуга также прикомандировывается к вам на время данного учебно-боевого похода. Вот и весь штаб по проведению испытаний.

Тем временем морские пехотинцы с оружием наизготовку, вытянулись редкой цепью вдоль пирса, делая вид, что происходящее их совершенно не касается. Внутри меня закипела злость.

– Товарищ капитан, вы забыли одну очень маленькую, но важную вещь. Наше оборудование следовало взять под усиленную охрану сразу после прибытия на 178-й судоремонтный завод. Нам пришлось договариваться о задержке на сутки караула от внутренних войск. И поскольку информация уже прошла по инстанциям, то полетят головы или затрещат чубы. Потому как вон там, – я показал на подъехавший вслед за военными черный «круезер», – должен быть наш московский куратор.

Из «круезера» с грацией разозленного медведя вылез здоровенный мужик, коротко стриженный, при взгляде на которого приходило на ум только одно слово – «носорог». Вслед за ним появилась стильная, рослая, сероглазая девица, примерных габаритов сто восемьдесят при девяносто-шестьдесят-девяносто. Вслед за девицей нарисовались типичные «трое из ларца, одинаковы с лица». Какие бы дорогие костюмы ни носили эти накачанные парни, опытный глаз всегда узнает в них питомцев девятого управления.

Умеет же товарищ Одинцов напустить на себя важный вид; помнится, он в нашем КБ так проверяющего генерала опустил ниже плинтуса.

– Одинцов! – небрежно сунул он в нос особисту свои красные корки и обернулся к телохранителям, – парни, у нас разговор…

Парни поняли и, не теряя достоинства, покинули зону слышимости.

– Товарищи офицеры, мы будем работать серьезно или валять дурака? Для желающих повалять дурака есть дурка, могу обеспечить путевку всерьез и надолго. Со всеми прелестями карательной психиатрии – вроде уколов аминазина или холодных обливаний. Для тех, кто хочет работать всерьез – добро пожаловать в команду.

Он сделал вескую паузу, затем продолжил:

– Первое. Товарищ майор, один взвод в оцепление на пирс, второй на корабль. Установить контроль за периметром – как по суше, так и по морю. При попытке несанкционированного проникновения со стороны моря – огонь на поражение без предупреждения. При попытке проникновения со стороны суши – действовать согласно устава караульной службы. Третий взвод пусть находится в резерве.

Второе. Товарищ Тимохин, всех ваших людей, которые не нужны на разгрузке, направить на борт, пусть размещаются в кубриках и не мельтешат на палубе. Капитан второго ранга Ольшанский выделит ответственных из свой команды.

Третье. Капитан второго ранга Степанов и товарищ Тимохин создают из своих специалистов сводную бригаду для погрузки и монтажа оборудования. Не исключено, что следующие испытания служба РТВ Тихоокеанского Флота будет проводить самостоятельно. Оборудование разгружаем согласно схеме, дизель-генераторы – первый трюм, непосредственно «Туман» – во второй, все прочее, включая контейнеры товарища Шкловского – в третий. Товарищу Шкловскому принять на борт свое оборудование, разместить людей в кубриках, и в течении суток развернуть свою службу и произвести первичное обследование людей.

– А вас, уважаемый Армен Амосович, я попрошу не волноваться, поезжайте в гостиницу, Алексей Иванович и без вас прекрасно справится.

– Семен, – подозвал он одного из своих телохранителей, – отвезешь Армена Амосовича в гостиницу, если по дороге надо куда заехать, не стесняйся, время у тебя до вечера. Будешь нужен раньше – вызову.

– Погодытэ, Павэл Павлович… – старик подошел ко мне. – Удачи тэбэ, сынок… – и заплакал.

А ведь у него, в девяностом, всю семью в Сумгаите убили – жену и трех сыновей…. Я пришел в его отдел после Бауманки в том же девяностом. Действительно, он был мне как второй отец; получается, он просто усыновил меня….

– Я не подведу, Армен Амосович, вы не зря меня учили. Поезжайте в гостиницу, отдыхайте. Вернемся мы к вам со щитом, только с победой.

Уехал….

13 августа 2017 года, Утро, Владивосток, 178 судоремонтный завод.

Майор морской пехоты Александр Владимирович Новиков.

Сидим, значит, с ребятами вчера вечером у меня на квартире, кушаем водочку по поводу успешного возвращения из командировки в одну южную солнечную страну. На столе сальце, балычок, икорка черная, икорка красная… в холодильнике ящик беленькой. Расслабляемся. Удачно съездили. Только, значит, разлили по первой, закусили (слава Богу, поминать никого не пришлось, и даже трехсотых не было) – тут звонок на сотовый… штаб бригады. И на тебе – новость!

– Майор Новиков? Говорит дежурный по штабу майор Хамбурдыкин. Согласно приказу командира бригады, завтра утром убываете в командировку в должности командира третьей роты сто шестьдесят пятого полка.

У меня даже все слова в глотке застряли, а этот кадр продолжает:

– Ваши документы уже готовы, вы должны забрать их до двадцати двух ноль ноль.

Вот меня ошарашило, я уж настроился оттянуться по полной, а тут такое творится. Секунд двадцать вообще ни слова сказать не мог.

– Ээ… майор, товарищ дежурный, а какие распоряжения для моей группы?

Голос у штабного был как у петуха, вещающего с забора о наступлении утра:

– В связи с особой важностью задания ваша группа спецназначения временно прикомандировывается к роте как спецкоманда усиления. Товарищ комбриг сказал, что не исключены провокации наших заклятых партнеров.

«Нифига себе поездочка, – подумал я про себя, – из одной командировки прибыли, и тут же – на тебе, явно кто-то в штабе снова хочет моей героической, но безвременной гибели…»

Однако вслух я лишь спросил:

– Товарищ майор, можете объяснить мне, что за задача нам предстоит?

– Задачу объясним устно, при встрече, имеет место участие в учебно-боевом походе Тихоокеанского флота. Длительность похода около тридцати суток. После Сирии это будет вам вместо курорта…

Прикрываю трубку рукой и излагаю мужикам все своими словами. В ответ – возбужденный гул…. А что вы хотите – из одной командировки да в другую. Парни тоже не педальные кони. Пришлось немного разрядить обстановку.

– Так, мужики, мы в армии или где; наверное, командование опасается, что любимые племяннички дяди Сэма будут грубить нашим морячкам. Кто как не мы, сможет на пальцах разъяснить им международное право в нейтральных водах? Так, Стас, ты достаточно трезв, чтоб сгонять со мной до штаба и обратно? Только без твоих каскадерских штучек.

До штаба сгоняли без приключений; Стас в нашей группе штатный водила, а город знает, как свои пять пальцев. Выбрал такие закоулки, что нашей древней «Каролле» не встретился ни один жадный дядька с полосатой палкой. От дежурного по штабу узнал, что, во-первых – их прежний ротный в госпитале – перешел дорогу в неудачном месте или съел чего нехорошего, Бог знает. Или чутье у него, по поводу таких ситуаций, в которые неподготовленному человеку лучше не попадать. Тут сам себе ногу сломаешь, лишь бы оказаться подальше. А мы чо? А мы ничо. Мы привычные. Во-вторых – выяснилось, что нашей задачей будет сопровождение во время похода секретного экспериментального объекта. Все. Вернувшись, продолжили догуливать; эх, где наша не пропадала.

Уже под утро мужики убыли в расположение, получив мой наказ – собрать вещички, полный набор всякой утвари для убийства при двойном боекомплекте. А я, почистив зубы и приняв душ, стал собираться на выход.

Роту я перехватил недалеко от заводского КПП, пришлось даже немного подождать. Пока ждал, подъехала «Газель» с ребятами. Сказал им, чтоб дождались ротной колонны и до объекта следовали за ней. Только покурили – смотрю, из-за поворота едут. Ну, я, значит, торможу головного и показываю сидящему рядом с водителем лейтенанту свое предписание…. Ать-два.

– Лейтенант Жуков, – говорит, – командир первого взвода. Нас предупредили….

– Ну вот и славненько, товарищ Жюков, что вас еще не расстреляли, – говорю я, вспомнив старый анекдот. – Подвинься-ка, и поедем с ветерком.

А у КПП завода нас уже ждут… Комитет по встрече, так сказать. Пренеприятнейший тип из особого отдела, капитан ГБ, да еще, блин, корейская морда. Как мы из машины вылезли, так он мое амбре и унюхал… Но только зашипел: «Я с тобой после разберусь!» – и кулаком погрозил (мол, не до тебя сейчас), и сам моими морпехами командовать начал. Потом манит меня за собой вдоль причала пройтись. А кроме него, там целый комитет – представитель от РТВ, от медслужбы; ну и я четвертый, значит.

А на причале куча народу и страшный бедлам; какой-то кавказец-аксакал на рабочих кричит, баба рыжая суетится, и присутствует еще один тип – в шляпе, весь из себя фешенебельный – рядом с ним капитан второго ранга. Ну, с этим все понятно – командир ошвартованного тут же БДК, пересекались мы с ним как-то раз. Ольшанский (кажется, Петр) – нормальный мужик, не из этих.

И тут на этот самый БДК как раз и перегружают контейнеры с железнодорожных платформ. А эти контейнеры, верно, и есть тот самый секретный объект, который мы с товарищем Кимом должны пасти. А старенький ара и неприятный тип в сером костюме – и есть секретные конструктора, измыслившие очередную техническую гадость на погибель нашему вполне вероятному противнику. Только вот у наших вождей все равно не хватит духу пустить эту штуку в дело. Да мне ж самому довелось после войны трех восьмерок полюбоваться на эту тварь Конди через оптический прицел. Стоило чуть шевельнуть пальцем – и то дерьмо, которым набита ее голова, мелкими брызгами разлетелось бы по окрестностям. И что вы думаете – отмена операции.

Пока я находился в грезах о прошлом, произошло еще одно «явление Христа народу». На причал вкатился черный «лендкрузер». Раз вкатился – значит, на КПП предъявил какую то страшную бумагу, значит – наблюдаем. За таким вообще положено наблюдать лежа, из кустов, но где мы вам тут возьмем кусты на бетонном пирсе? А события развиваются – из «круезера» вылезает здоровенный мэн (явно в спортзале груши околачивает). Широченные плечи уравновешивают укрощаемый живот. Одет а-ля Путин – то есть водолазка под пиджак и черные очки. За мэном из машины появляется фемина неземной красоты и с серыми волчьими глазами. Батюшки, девушка! А я вас знаю (точнее, про вас слышал)! Это же Даша Спиридонова. В августе восьмого, в мои лейтенантские годы, когда мы давали грызунам обнюхать монтировку, их группа работала по соседству с нашей. И когда стало по-настоящему жарко, отвлекла внимание на себя. Она тогда совсем девчонкой еще была. В точке эвакуации вертушка забрала двух бойцов и ее, тяжело раненую в грудь, а остальные сгинули в тех горах бесследно…. По телохранителям мой глаз скользнул привычно – обычные бодигарды; ну не совсем обычные, из «девятки», но если что, для меня и моих ребят не проблема.

А этот здоровяк из джипа подваливает прямо к нам и сует в нос особисту свою красную корку.

– Одинцов.

А у меня что-то екнуло – вроде где то я уже слышал этот голос, с эдакими командно-административными интонациями. Он тем временем поздоровался с остальными и смотрит на меня, прищурившись, и мнет рукой плохо выбритый подбородок.

– Так-так постой… две тысячи восьмой, девятое августа, Южная Осетия, Зарская дорога, лейтенант Новиков….

Или я чего-то не понял, или этот московский гость из породы больших начальников меня откуда-то знает?

– Извините, майор, товарищ…. – решил я прояснить положение дел.

– Знаю, молодец, – кивнул здоровяк, – сам представление писал – и на «Георгия», и на очередное звание… а сейчас как увидел знакомую фамилию, так специально попросил, чтобы в прикрытие определили именно тебя.

Тут меня как прострелило.

– Товарищ «Одиннадцатый»?!

Я точно вспомнил, где слышал этот рокочущий голос – это же был наш «поводырь», он вел нашу группу через паутину засад и ловушек по грузинским тылам, наводя на самые ценные для грызунов объекты. А в самом конце, когда нам на хвост упала рота наемников из УНА-УНСО, навел на них пару Сушек, которые и помножили негодяев на ноль с привычной бесцеремонностью. Почему именно УНСОвцев? А вы где-нибудь рыжих голубоглазых грузин со славянской внешностью видели? То-то! Мы почти торжественно пожали друг другу руки. Кстати, как и многие авторы той победы, он потом тихо ушел в небытие – началась известная всем «перезагрузка» или точнее «перегрузка».

Кстати, когда особист понял, что наше знакомство с товарищем Одинцовым хоть и шапочное, но вполне обязывает ко многому, его даже перекривило. Ну, что ж поделаешь, дарагой, такова судьба.

– А ты, майор, не теряйся, – хлопнул Одинцов меня по плечу, – кончится вся эта сарабанда, сядем, возьмем по рюмочке зеленого чая, поговорим. Ведь ты со своими орлами будешь там же, где и мы – на «Николае Вилкове». Вот и ладно, свидимся.

Погрузка закончилась ближе к трем часам. По ходу пьесы выяснилось, что на камбузе Вилкова во всей этой суете про нас забыли – ужин будет вовремя, а уж обед – извините, замотались. Я уже было собрался послать гонцов в магазин – пусть хоть хлеба и молока принесут на всю роту (парни голодные как волки – их, оказывается, еще до завтрака отправили), как тут, неожиданно, из расположения пришла «хозяйка», груженная термосами, с обедом на всю роту. Потом выяснилось, что был опять «товарищ Одиннадцатый». В присущей ему манере он навел у нашего местного начальства такой шорох, что сразу нашелся и обед, и машина, и триста двадцать коробок с суточными рационами, как положено. Лейтеха из второй роты, который прибыл вместе с машиной, посмеиваясь, рассказывал, как после звонка из штаба, приправленного начальственными матами, маленький толстенький начпрод летал по своему складу аки перепуганный голубь, и хорошо, что при этом не гадил.

13 августа 2017 года, Вечер, Владивосток, борт БДК «Николай Вилков».

Майор морской пехоты Александр Владимирович Новиков.

Так. Вроде все устаканилось – бойцы повзводно разведены по кораблям группы, размещены по кубрикам, накормлены ужином. Оказывается, в Специальной Корабельной группе три боевых (или почти боевых) единицы. Тот самый БДК «Николай Вилков», на котором будут монтировать то самое секретное ни пойми что, там же разместился штаб группы, и туда я направил первый взвод под командой того самого лейтенанта Жукова. Молод лейтенант, молод и горяч. Но ничего, тут буду я сам, и тут же спецгруппа усиления, если что – подстрахуем. На флагман спецгруппы БПК «Адмирал Трибуц» я направил второй взвод, командиром там старлей Рагуленко со смешным прозвищем Слон. Говорят, что это у него за то, что он частенько наступает не на те ноги – ему по возрасту давно майором пора быть, если не подполом, а он до сих пор старлей. Кстати, слышал, что еще месяц назад он был капитаном. Интересно бы выяснить, за что его так? Третьим номером в нашей корабельной компании был большой морской танкер «Борис Бутома». Его включили в группу, как мне кажется, по принципу «Бог троицу любит» или «как бы чего не вышло». На сем танкере запас топлива для учений на всю эскадру. И тебе «мазут флотский» для корабельных движков, и тебе соляр для дизельных генераторов, и тебе «керосин авиационный» для палубных вертолетов. Туда я направил третий взвод во главе со старшиной роты; выяснилось, что комвзвод три тоже внезапно пострадал, как и ротный. То ли они вместе попали под одну машину, то ли вместе пили паленую водку – непонятно, но пришлось срочно назначать старшину И.О. взводного и отправлять на танкер. А тут еще, прямо перед ужином, в кубрик к моим ребятам завалили военные врачи из группы полковника Шкловского и устроили моим парням форменную медкомиссию. Только что рентген не сделали. Общий осмотр, температура, давление, анализ крови, координация движений. Это у морпехов-то проверять координацию – с ума сойти можно! Вот ребятки пока тихонько, но забухтели – мол, это непонятно чего на людях будут испытывать… Пришлось зловредные слухи немедленно пресекать, а то и до греха недалеко. Ну и высказал я парням в том духе, что нечего бздеть, вместе с нами на корабле будет и само начальство; на суше, мол, испытания были и раньше, но никто не пострадал, так что советую добросовестно нести службу и стойко переносить тяготы. А кто будет думать не о том и учинит ЧП, остаток жизни того может стать очень неприятным.

И вот все, как положено – на палубах и у трапов выставлены парные посты; хоть мы и в своей базе, но бдим. Вот, парней чуть успокоил, но у самого на душе тревожно. Во-первых, из небытия вылез Одинцов, про которого слыхал еще в Осетии, что он крут и при ВВП близко, а потом его опять куда-то затерли – вроде много знает товарищ. Во-вторых – контингент, подобранный в этот поход, был несколько специфический. Большинство офицеров уравновешенные, стойкие ко всяким стрессам и… неугодные, ибо смеют иметь свое мнение, да еще и высказывают его начальству. Причем я тоже такой. Явно не простили мне того мордобития в штабе, хоть дело и замяли. А то как же – только что были статьи в газетах, Аркадий Мамонтов сказал про меня пару добрых слов. Только-только я вернулся из Москвы, с новеньким орденом и майорскими погонами – а тут такой казус. Да, этот подпол-козел, может, подтолкнул под локоток кого надо, тихонько так. Но что сие означает – риск выше среднего, даже при нашей профессии? В то, что «товарищ Одиннадцатый» пойдет на риск в первых рядах, охотно верю. Но он и не самоубийца, так что, скорее всего, все в рамках. Вероятнее всего, именно так. Ну ладно, это нам не в первый и не в последний раз.

Итак, что мы имеем? Отделение разведки, профессионалы – ничем не хуже всяких там морских котиков, и с водолазно-диверсионной подготовкой у них нормально, а уж огневой бой и рукопашная, так вообще на «ять». Кроме того, у нас полная рота морской пехоты – больше сотни рыл; парни тоже не пальцем деланные и хоть куда пригодные. Большинство хоть по пол-разу, но сходили в Аденский залив – пиратов гонять или как мы поучаствовали в Сирийских делах , а тут задачи будут аналогичные, беспокоиться не о чем. Надежные парни; я тут успел после особистов еще раз личные дела пересмотреть – все ребята грамотные, год отслужившие, почти половина контрактники. Ротный старшина у них, по кличке «Куркуль», тоже с боевым опытом – кажись, с первой чеченской, если не с афганской. Потому и мыслит со мной одинаково. Выгреб ротную оружейку до последнего ствола, и тоже, что интересно, взял двойной боекомплект. Он бы и тройной взял, да не дали. Он и так забрал из ППД все до последней сапожной щетки, будто и не надеялся вернуться. К чему бы это? Но молодец, одобряю, пусть будет. Да, пока мы в базе, надо вытребовать на каждого по запасной тактической рации, уж раз пошла такая пьянка. Да было бы невредно ноутов с индивидуальными тактическими тренажерами – видал я такую вещь, забавно. Вроде бы и игрушка-стрелялка, а вот тактические схемы отрабатывать – самое милое дело, особенно когда под ногами палуба, а под палубой, да и вокруг, безграничный океан, и ни о какой тактике на местности не может быть и речи; а то Бог его знает, насколько все затянется. Да, надо заранее проверить акваланги на всю мою группу, да и запчастями запастись, а то мало ли что. Да и вообще прикинуть, чего бы еще на базе вытребовать, после похода замотаю – глядишь, и нормально запасемся имуществом, а то потом хрен чего выбьешь из этих самок собачьих. Вот он, товарищ мичман – на ловца и зверь бежит, и козыряет к тому же.

– Здравия желаю, товарищ майор, вверенный мне взвод размещен, происшествий и приключений нет, больные отсутствуют, то есть здоровы все.

– Товарищ мичман, Андрей Борисович, тут такое дело, – протягиваю старшине лист бумаги со своими «хотелками», – вот список того, что надо выдрать из окровавленной пасти наших интендантов. Есть, нет – ничего не знаю, пусть найдут.

Старшина пробежал беглым взглядом мою писульку.

– Тащ майор, все взято с запасом. И баллоны ваши, и компрессор с отдельным генератором, и даже бензин к нему… А так все в порядке, даже дали новые комплекты повседневной и полевой формы, но ребята еще старые не сносили, так что я их и захомячил. Здесь у вас под каптерку целый кубрик отвели, роскошно живем, все загрузил и разместил. Да, я в вашу каюту притащил терабайтный жесткий диск, выносной, да еще ноут, это бригадный замподушам велел вам отдать – типа кина там всякие, что дозволены к показу личному составу в походе. Намекнул еще, что психолога у нас нет, обещали прислать.

– Молодец, Андрей Борисович, куда б я без тебя, без хорошего старшины и рота не рота, а так … позор один. Только вот на кой нам психолог, товарищ прапорщик? Хороший старшина бойца знает лучше всякого психолога, что известно еще со времен римских легионов.

И тут прапор возьми да и брякни:

– Я, товарищ майор, короче, дочку к бывшей своей отправил, и деньги с карточки все снял и тоже перевел. Если что, она дочку примет. Неспокойно мне, зудит что-то – не вернешься, говорит…

Тут я и подумал: «Ну что я говорил, старый пес добре чует драку», – а вслух спросил, глядя в глаза:

– Думаешь?

Прапорщик только вздохнул:

– Чуйка у меня нехорошая, товарищ командир. Да и обстановка в мире тревожна; не на рыбалку идем, чай, анчоуса ловить.

– Так вот и у меня такая же, – медленно произнес я, продолжая смотреть ему в глаза. – Ты у нас на танкере идешь, с третьим взводом. А сколько у тебя, прапорщик Качур, Кордов?

– Девять…

– Забирай из них шесть, на танкере вооружение полностью демонтировано, так что большинство того, что у нас есть тяжелого, твое. «Иглы» бери, минимум половину. Гранатометы. Противотанковое отделение пусть тоже будет при тебе, так что «Корнеты» три штуки тоже за тобой. Если что, на танкере топливо для всей группировки, поэтому его и сунули под нашу охрану. Я буду тут, вместе с Жуковым и первым взводом, на БПК Рагуленко со вторым взводом, он и сам справится, я про него много хорошего слышал, тоже волк битый, да и ребята у него больше половины контрактники, много чего прошли и испытали.

– А психа куда? Человек новый, непонятный…

– А будет ли еще тот псих? Если появится, то оставлю его здесь, со мной. А если будет мешать, то угомоню своими методами, но это уже вряд ли.

14 августа 2017 года. Утро Владивосток, борт БДК «Николай Вилков».

Доктор технических наук Алексей Тимохин, 45 лет.

Сегодня на рассвете мы, ни с кем не прощаясь, покинули бухту Золотой Рог и вышли в Залив Петра Великого, на внешний рейд. Я надел свой фирменный рабочий комбез, про который наши МНСы и техники говорили, что у него «мильен карманов», и после восьми часов утра мы приступили к монтажу оборудования. Модули «Тумана» надо было соединить толстыми питающими кабелями с дизель-генераторами. Через специально выведенные разъемы в переднем грузовом люке вывести на верхнюю палубу гофрированные выхлопные шланги. Потом требовалось соединить генераторы шлангами с топливными емкостями, надежно закрепленными в носовой части. Собственные баки дизель-генераторов есть неприкосновенный запас. Проверка дизелей. Есть контакт. Ф-фух, не заметили, как и солнце забралось почти в зенит.

Сели перекусить с ребятами товарища Степанова – в большинстве своем это мичманы и старшины сверхсрочной службы, по обязанностям и уровню подготовки, это примерно как техники в нашем КБ. Руководили ими два старших лейтенанта с «нехорошими» фамилиями – Смурной и Злобин. Бросили на пол трюма «скатерть-самобранку» – кусок чистого полотна, которое команда специально возит с собой для таких вот случаев. Чисто по-русски – каждый выставил свое, что у него осталось из дорожного. Ну там бутерброды с сыром, еще из дома, домашние малосольные огурчики и помидорчики, банки с которыми любящие жены заботливо положили в сумки перед отъездом, термосы с кофе. Военные переглянулись и выставили на стол тушенку из сухпайков и местные морские деликатесы. Слаживание коллектива происходит не только за совместной работой, но и за совместным столом. Совместное распитие спиртных напитков мы с Василием Ивановичем пока запретили, впрочем, пообещав, что после завершения всех работ и отбоя можно будет пропустить по сто, вроде винной порции в царском флоте. А сейчас нам все нужны с острым глазом и верной, как у хирурга, рукой.

Да, сегодняшний я не похож на вчерашнего меня. Сегодня я не в дорогом костюме, а в джинсовом комбезе, правда, он тоже обошелся мне в копеечку. Но что поделаешь, удобство в работе превыше всего, а от синтетики у меня начинает чесаться кожа, причем везде.

После перекуса полезли подключать к дизель-генераторам питающие блоки «Тумана» – их у нас два, по одному на каждый дизель-генератор. Соединили кабели, снова запустили ДГшки, с ручного пульта прогнали тест… Работает.

– Ай! Етить твою налево… Мать ее так, наперекосяк… – это один из РТВ-шных старшин слишком близко подошел к незакрытому изолирующей заглушкой гнезду с надписью «высокое напряжение» – и оно стрельнуло в него электрической искрой в несколько десятков киловольт. Запахло озоном. Мужика спасло только то, что он был в резиновых ботах, а пол в трюме перед установкой оборудования, согласно технике безопасности, выстелили резиновыми коврами.

Сначала у меня потемнело в глазах от ужаса – нам еще тут поджаренной тушки не хватало – потом русская душа раскрылась и наружу вырвалось:

– Какая, ексель-моксель, падла сняла заглушку? Там же десятки киловольт – убьет нахрен и фамилии не спросит! Хорошо, мужику повезло, да и про резину не забывает…

Я закончил гневную тираду и вижу – наше существо по прозвищу «Яга» замерло как кролик перед удавом. О-о-й, опять она – вечно растрепанная, худая, сутулая, в больших очках (без них она была похожа на школьницу). Эх, Лейла… Ну ведь гениальный же математик, лучше нее форму поля никто обсчитать не сможет, потому и взяли в эту командировку. А как возьмется что-нибудь руками делать, так все, прости Господи, «сует не в ту дырку»….

Тут я уже сорвался на Лисовую, ведь было же ей сказано: «Суфиеву к оборудованию близко не подпускать, хотя бы в гигиенических целях!».

– Алла! Ты мой зам или как? Как она вообще здесь оказалась? Она должна была сидеть в вашем «дамском» кубрике и обсчитывать конфигурацию поля…. Что, уже обсчитала? Вызвалась помочь? Помощница, епть! Мужик из-за ее помощи чуть покойником не стал или инвалидом. А у него семья, дети… наверняка. – Тут я перевел взгляд на виновницу происшествия, застывшую молчаливым скорбным изваянием: – Значит, так, Лейлочка… Теперь ты должна ему два раза – нет, двадцать два раза – в качестве моральной компенсации. Алла! Перед женским коллективом ставится задача – помыть, постричь, побрить во всех нужных местах, надушить – и в койку…. Бац! Да не реви ты так, я пошутил, точнее, почти пошутил, – чуть сбавил я тон, видя, как побледнела и запричитала Ягуша. – Но от следующей жертвы твоих шаловливых рук тебе не отвертеться. Задание насчет мытья, бритья и стрижки не отменяется. Все, брысь в кубрик, тебе здесь делать нечего. Поставьте на место эту дурацкую заглушку, и снова работаем.

Провели еще один контрольный пуск дизель-генераторов – с питающих блоков идут сигналы, так что все ОК.

– Василий Иванович, – сказал я, – в третьем контейнере с комплектующими кабельное хозяйство… Я показал ему схему, соединяем здесь и здесь. Петр Николаевич, сходите с товарищами военными, покажите им, где что, проложите несущие тросы и начинайте вязать. Да, макароны экономьте, обвязка испытательная, через каждый сантиметр хомуты бросать не надо. А то есть у вас привычка, изводите пачку на погонный метр. И слабину оставляйте, качка, то да се, тросы ослабнуть могут, а вот кабели и жгуты лопнуть не должны. А мы с вами, Василий Иванович, пока покурим. Пока все идет как по маслу, за исключением мелких происшествий. Вот подключим «Туман» к питанию, контрольные тесты прогоним, а там, глядишь, и обед…. А после обеда начнем вытаскивать на палубу и монтировать антенное поле.

Тогда же и там же.

Доктор технических наук Лисовая Алла Викторовна, 42 года.

Лисовая – туда, Лисовая – сюда, Лисовая – кругом, Лисовая – бегом. Ну, я и выполняю, что ж мне остается-то. Стараюсь, как могу. Ведь если что – господин Тимохин будет в сером с блестками, а ответственность понесет бедная Лисовая, которая не доглядела, не додумала, не запланировала. В этом и суть зама «великого и гениального» генерального. Собственно, я хоть и ворчу, но знаю – без этой работы не смогу. Мое любимое детище «Туман» – единственное, что наполняет смыслом мою жизнь. Тут, на работе, я хотя бы чувствую свою значимость, понимаю, что нужна. Когда я занята выполнением своих обязанностей, мне некогда думать о собственной личной жизни, которой у меня, собственно, и нет. Не назовешь же личной жизнью связь с мои же подчиненным, с юнцом, который мне в сыновья годится и которому, кажется, вообще все равно, живая женщина перед ним или резиновая баба. Он молод, горяч, у него кавказский темперамент, и ему необходимо сбрасывать напряжение. Даже сама не знаю, почему я продолжаю эту нелепую связь – ему ведь нет до меня никакого дела, у него только сексуальный интерес.

А у меня? А у меня это просто от скуки. Когда я с ним делаю «это», то притворяюсь, что что-то чувствую, а на самом деле вся эта возня не доставляет мне особого удовольствия. Наверное, я фригидная, но секс я и вправду не люблю, и вполне могла бы обойтись без него. Так зачем же я это делаю? Наверное, для того, чтобы заполнить пустоту и убежать от одиночества. Почувствовать себя живой, желанной… Мало кого интересует моя умная голова, тело привлекает гораздо больше. С телом у меня все в порядке, хотя мне самой и трудно судить об этом. На мой взгляд, грудь могла бы быть немного поменьше, я всегда стеснялась ее. Но мужчинам она нравилась, и всегда я с горечью понимала, что остальное, что важно для меня самой, оценить они не способны…

Почему так все у меня сложилось? Не нахожу ответа. Умом понимаю, что не во внешности дело, а все ж кажется, что все-таки по большей части в ней. Иногда, оставшись наедине с собой, смотрю в зеркало. Я никогда себе не нравилась. Узкое лицо, тонкий нос, маленький рот – невыразительное лицо с бледной кожей и мелкими чертами. Собственно, обычное лицо, не уродливое, но только портили его опушенные уголки губ и грустные глаза. Даже когда я изредка позволяла себе посмеяться, глаза оставались грустными – не сиял в них тот блеск, та чертовщинка, что так нравится противоположному полу. Совершенно неудивительно, что видные и привлекательные мужчины никогда не обращали на меня внимания.

Сначала, по молодости, я наивно полагала, что можно что-то исправить. Я думала, что, возможно, привлеку достойного мужчину, если стану ярче. Цвет своих волос я всегда ненавидела, с самого детства – блеклый, тусклый, какой-то мышиный. Да и густотой шевелюры Бог меня не наградил. И я стала краситься в рыжий цвет. Хна, которую я использовала, укрепила мои волосы и добавила им густоты, кроме того, перемена имиджа действительно сделала меня немного привлекательнее для мужчин… Да только ничего путного из этого не вышло. На меня все равно обращали внимание не те, что надо. Так что к сорока двум годам я пришла к печальному результату, заимев за плечами два неудачных замужества с разводами. Мужья мои были полными ничтожествами. Вот только разглядела я это не сразу… Видно, такова моя карма – быть несчастной в личной жизни. Даже ребенка родить не получилось… Хотя по этому поводу я не особо страдаю. Матерью-одиночкой оставаться мне бы не хотелось… Куда бы я пристраивала свое чадо, уезжая в командировки вроде этой? Так что все, что у меня есть – это любимая работа и свобода. Я привыкла. Также привыкла раз в месяц красить волосы. Я уже и не вспоминаю о том отвратительном сером цвете, что раньше делал меня похожей на мышь. Теперь я похожа на лису… на унылую немолодую лису. Шутки по поводу соответствия волос и фамилии сношу спокойно. И также довольно спокойно реагирую на окрики своего начальника, который иногда бывает слишком уж эмоционален.

В такие моменты мне даже нравится украдкой наблюдать за ним – о, он становится похож на горячего латиноса – размахивает руками, ругается, и глаза его при этом горят сатанинским блеском; просто заглядение – не мужчина, а вулкан страстей. Его возбуждение каким-то образом передается и мне – и мое сердце начинает биться чаще. Вот такая странная эмпатия у меня к моему начальнику… Ну, шутки у него, когда он злится, конечно, идиотские, но я привыкла, и уже не краснею и не возмущаюсь в душе, как раньше. Чего не скажешь о Лейле… Ну мог бы быть чуть сдержаннее по отношению к ней, не делал бы таких похабных выпадов насчет койки и прочего… Она, бедняжка, аж зашаталась от ужаса, когда все это услышала. Бедное дитя совершенно не понимает мужского плоского юмора и все воспринимает всерьез. Она настоящая дикарка. Порой такое отчебучит – хоть стой, хоть падай. Ну вот кто мог подумать, что она полезет снимать эти дурацкие заглушки, которые и снимать-то положено в самый последний момент при подключении фидеров высокого напряжения для питания эффекторного поля… Вот и нарвалась.

Шеф в пылу гнева все ей высказал; правда, боюсь, она не учтет его «рекомендаций». Или мне действительно следует привести эту девицу в порядок? Представляю, как она будет сопротивляться… Насколько я понимаю странные убеждения Лейлы, неряшество для нее – оплот добродетели. Ну как можно иметь такую светлую, почти гениальную голову, и при этом быть настолько погрязшей в предрассудках? Даже нет – не в предрассудках. У ее, хм, соотечественников, весьма своеобразное представление о морали. Похоже, она свято уверена, что уход за собой – страшно развратное действие, учитывая, что девушка вращается в смешанном, но по преимуществу мужском, коллективе. И стоит ей стать попривлекательней, начать расчесываться, мыться и подкрашивать губы – как тут же мужчины наперебой начнут делать ей непристойные предложения, подкрепленные действиями эротического характера. И потому она старательно отпугивает потенциальных воздыхателей запахом пота и неопрятным внешним видом. И плевать ей на насмешки. Она их даже не замечает, или не понимает. Она вся погружена в свой внутренний мир, где властвует царица всех наук – ее любимая математика.

Вообще, глядя на Ягушу (вот честное слово, она даже не догадывается, что это за слово и почему ее так называют), хочется помочь ей стать свободной, освободить свое «Я». Хочется по-матерински поговорить с ней, наставить на путь истинный. Да вот только нелюдимка она, трудно ее разговорить, а уж дать наставления – об этом нечего и мечтать… А все же хочется верить, что настанет тот день, когда расцветет наша Лейла, преобразится, и откроет для себя мир, полный пленительных тайн и захватывающих приключений…

Впрочем, это меня уже на лирику потянуло. У самой-то не особо много в жизни было этих тайн и приключений. В основном – сидение в лаборатории, подсчеты, расчеты, отчеты, формулы, опыты, анализы… Все это, конечно, интересно, но не выходит за рамки обычной рутины и серой повседневности. Раньше, будучи помоложе, я все мечтала, что вот однажды произойдет со мной что-нибудь экстраординарное… и окажусь я волей судьбы на каком-нибудь таинственном острове или в другом загадочном месте… Вот тут-то и посыплются приключения! Как в песне поется: «Нам тайны нераскрытые раскрыть пора, лежат без пользы тайны, как в копилке…» Но сейчас, в сорок два (о ужас!) года я все реже и реже позволяю себе помечтать, каждый раз одергивая свою устремляющуюся вдаль фантазию: «Хватит дурью маяться, сиди уж спокойно, старая дура, твой поезд дааавно ушел…» И снова становлюсь я холодной стервой с поджатыми губами, снова бегу выполнять распоряжения начальства, снова предаюсь не греющим меня любовным утехам, и снова, как могу, пытаюсь заглушить эту пустоту и неудовлетворенность жизнью…

14 августа 2017 года. Вечер, Владивосток, борт БДК «Николай Вилков».

Доктор технических наук Алексей Тимохин, 45 лет.

Вечер, закат. Все умаялись, теперь на палубе корабля вырос индейский домик «вигвам», издали похожий на панели солнечных батарей. Да, так и было задумано – что, мол, испытывают эти русские? Конечно, новую модель солнечных батарей, и ничто другое….

Стоим с Василием Ивановичем и курим, глядя на солнце, заходящее в туманную дымку, висящую над Владивостоком.

– Аллочка, крикни там кому-нибудь – термос с кофе нам, вниз. Мы пошли делать контрольный запуск.

В выгородке, отделенной от остальной части трюма пластиковыми щитами, обстановка была донельзя аскетичной – стол, два стула и предельно навороченный сервер НР, шнур USB подключен к блоку сопряжения, откуда уже разбегаются десятки разноцветных жгутов…. Удалось выбить это чудо только под испытания, после них техника должна пополнить компьютерный парк отдела.

– Ну, Василий Иванович, с Богом!

Включаю комп. Жужжания терабайтного винта почти не слышно…. Появляется заставка Линукса. Ну, навязало нам ФСБ эту операционку, чтобы враг не разобрался. Появляются пиктограммы программ, и среди них вот она, пирамида с глазом – изделие «Туман». Запускаю ее. Появляется окно о процентах тестирования оборудования.

– Ну, Василь Иваныч, держи кулаки… – тест завершен, 100% ОК. Переходим в основное окно. Так схема вся зеленая – значит, исправная, дизель-генераторы на 20% мощности, в дежурном режиме. Готовность к работе.

– Давайте, товарищ капитан второго ранга, давите на «Пуск», ваше право первой ночи с этим агрегатом, – затягиваюсь я сигаретой. – Ни пуха, ни пера!

– К черту! – Степанов подводит курсор мыши к кнопке и затаив дыхание нажимает. Даже на слух гул дизель-генераторов изменяется – они разгоняются, набирая обороты. На индикаторах столбик вырабатываемой мощности движется к 95% отметке, переваливают за нее и останавливаются на цифре 97,2%. Столбики отдаваемой мощности на антенных эффекторах чуть отрываются от нуля и начинают расти рывками. Выпрыгивает всплывающее окно, и лазерный датчик-аналайзер начинает рисовать на нем нечто похожее на поставленную ребром линзу.

Читаю графики.

– Ну, форма поля почти идеальна, – прерываю я молчание, – за минуту тридцать пять набрана номинальная плотность…. Поздравляю вас, товарищи – установка к полевым испытаниям готова. Отключайте, товарищ Степанов, нечего зря соляр жечь.

Что странно – питание антенного поля мы погасили, уже и дизеля вышли на дежурный режим, а по данным аналайзера, маскировочное поле за счет остаточных явлений держалось еще почти минуту….

– Ну что, товарищи! – я потер руки. – По поводу полного успеха положено шампанское. Конечно, варварство пить благородный напиток из граненых стаканов… но да ничего, отметить все равно надо. Витя, вот ключи, в Термокинге ящик шампанского, возьми две бутылки. Алла, с девочек стаканы, празднуем.

Такое гадство – только мы разлили шампанское, как врывается товарищ Ким с круглыми глазами. Вы видели корейца с круглыми как блюдца глазами? Я до этого тоже нет. Говорить не может, только мекает….

– Вы, вы-ы…

Девочки ему остатки шампанского из второй бутылки налили и стакан в руку сунули – выхлебал как лимонад.

– Вы вырубили всю связь во Владивостоке…. Штаб флота до меня только пробился, они не сразу поняли, чьи это штучки. Во всем городе нет сотовой связи, не работают телевидение, радио и мобильный Интернет. Вы хоть на палубу выходили? У вас, трах вас и тибидох, СЕВЕРНОЕ СИЯНИЕ над Владивостоком зажглось!

– Лейла, детка, дай-ка мне свои расчеты по форме поля… – Беру распечатанный на принтере листок, смотрю… ешкин кот! – Убить тебя мало, почему вертикальная шкала до двенадцати километров?! Беги к себе, сделай расчет на шкале в сто двадцать километров!

Но, кажется, я уже знаю ответ….

– Интересно… – Василий Иванович взял у меня листок, – и на двенадцати километрах поле почти не сужается и имеет достаточную плотность. Мы вполне могли зацепить этим гребнем по нижним слоям ионосферы и перевозбудить всю тамошнюю электронную братию. А мне ваш агрегат нравится все больше… В целях маскировки конфигурацию антенных эффекторов придется чуть менять – к примеру, еще больше наклонить верхний ряд панелей навстречу друг к другу, но как устройство РЭБ… А нельзя ваши панели скомпоновать так, чтоб получился узкий пучок, и направлять его, к примеру, в точку ионосферы над Лос-Анжелесом? И им пакость, и нам, к примеру, приятно.

– Можно подумать… – усмехнулся я, – но, потом, а сейчас нам с вами надо пойти в свои каюты и написать рапорта о сегодняшнем испытании. Все равно начальство не слезет ни с нас, ни с товарища Кима, пока не удовлетворит свое любопытство. Рапорта сдадим ему же. Пусть сам решает, кто и какой информации имеет допуск. А товарищу Одинцову доложу сам.

Тогда же и там же.

Кандидат технических наук Суфиева Лейла Рустамовна, 27 лет

Да что ж это такое… Я ж как лучше хотела… И, как всегда, опять сделала что-то не то, и начальник на меня наорал. Конечно, ему следовало отчитать меня, ведь из-за моей неуместной инициативы мог погибнуть человек, но он сделал это в такой форме… В оскорбительной. Наверное, он думал, что это очень остроумно. Я же готова была умереть на месте, когда он заявил, что я должна лечь в постель с пострадавшим… Испугалась я. Никогда не знаешь, что на уме у мужчин. Я стараюсь с ними поменьше общаться. К счастью, они тоже стараются меня избегать. Вот и прекрасно. Только надоело слышать: «Лейла, прими душ!» Женщины, с которыми я живу в комнате, морщат носы и заставляют меня мыться. Да вовсе ни к чему так часто мыться, как они! Раз в две-три недели – вполне достаточно. Ну, запах… А что запах? В крайнем случае можно духами побрызгаться. А если я начну мыться каждый день, мужчины подумают, что для них стараюсь, и пойдет потом обо мне слава… Дома узнают, скажут, что Лейла шлюха, перед чужими мужчинами красивая ходила, улыбалась им – и никто меня замуж не возьмет. А кому в ауле нужен гениальный математик? Прачка – нужен, повариха – нужен, ублажалка мужа – нужен, рожалка детей – нужен, нянька – нужен, а математик – не нужен. Но жена с дипломом – это престиж, вроде белого мерседеса, да еще люди думают, что если мать почти профессор, то и дети от нее тоже умные пойдут, в большие люди выбьются. Да откуда же взяться умным детям, если их отец ишак? Но против родни не пойдешь. Замуж выходить когда-нибудь придется. Я, конечно, уже старая для замужества, но все-таки есть неплохие шансы, потому что некоторым женихам уже за пятьдесят. Большие люди, однако. Очень надеюсь, что жениха мне подберут хотя бы симпатичного. Но я тяну до последнего… Уже два раза брат приезжал, говорил – поехали, сестра, мы тебе хорошего мужа нашли. Кое-как отбиться получилось¹…

Если в третий раз брат приедет и узнает, что я улыбалась, наряжалась – совсем плохо будет, никакая милиция не поможет… Поэтому не буду красоваться перед мужчинами, и мыться тоже не буду. Не станут же насильно меня в душ тащить… Ну, это я сейчас так думаю, что не станут, а тогда, когда начальник орал на меня и приказывал своему заму Лисовой провести со мной гигиенические процедуры, я подумала, что она с остальными женщинами так и сделает – свяжут они меня и поволокут мыться и избавляться от лишней растительности. В этом случае я бы, наверное, смирилась. Когда орудуют бритвой в твоих интимных местах, лучше не дергаться…

Однако, на мое счастье, в этот день всем было не до меня. На вечер был запланирован пробный запуск нашей установки. Все готовились к этому важному событию. Разумеется, присутствовать при запуске должны были все, в том числе и я, которая тоже важный участник проекта.

Конечно же, все мы испытываем благоговение каждый раз, когда включают наше детище. Вот и сейчас каждый из нас застыл и затаил дыхание, когда Василий Иванович нажал на «Пуск» и все заработало.

Все прошло нормально. Потом мы пили шампанское в честь успеха. Ну, я, конечно, не пила, а так, пригубила слегка, как говорит Алла Викторовна – понюхала пробку. Не хватало мне еще прослыть выпивохой. И тут врывается этот ужасный человек по фамилии Ким, очень возбужденный, и кричит, что, оказывается, из-за нашего запуска во Владивостоке на полчаса отключилось электричество и пропала сотовая связь. Тут-то я и поняла, что что-то было не совсем так, как нами планировалось. А это Ким еще сообщил, что теперь над городом стоит Северное Сияние. Первым моим побуждением было выскочить на палубу, чтобы посмотреть, правда ли это (я никогда не видела Северного Сияния). Но тут Алексей Иванович потребовал у меня расчеты по форме поля.

Посмотрев графики и расчеты, он опять начал меня ругать, на этот раз сказав, что хочет меня убить. Пусть убивает, совсем не жалко… Бедная я бедная, несчастная я несчастная – сперва меня хотят уложить в постель к первому встречному, а потом убивают. Да. Оказывается я неправильно сделала расчеты до высоты всего в двенадцать километров, а надо было в десять раз выше. Тогда бы я увидела, что при данной конфигурации эффекторов поле задевает нижний край ионосферы. Дура я, дура. Так нельзя, потому что от этого может случиться много неприятностей. Все надо переделать, а меня наказать, но не так, как этого хотел Алексей Иванович.

Тогда же и там же.

Кандидат технических наук Позников Виктор Никонович, 31 год

Ничего у нас, у русских, правильно получиться не может. Ну почему я родился не в Америке? Вот уж действительно страна больших возможностей. Ценят там хороших специалистов, и не просто ценят, а поощряют финансово. Все там по уму устроено, не то что здесь, в Рашке. Не было порядка у нас, и не будет. Такой он, видимо, русский народ – все у него через одно место, потому что триста лет монгольского ига даром не прошли. Нет, не люблю я свою Родину. За что ее любить-то? Чушь это все и высокие слова, что Родину любую надо любить и не изменять ей. Придумали это те, которые хотят, чтобы лохторат, тупое быдло, которое они еще высокопарно называют «народ», терпело все унижения, тяготы и невзгоды – и не просто терпело, а еще и песни бодрые распевало о том, что нет на свете лучше нашей любимой и могучей страны. Лохи и распевают, и убеждают себя, что им несказанно повезло родиться в Рашке. По мне же, Родина – это то место, где тебе хорошо. О своей стране я этого сказать никак не могу… Я вижу вокруг несправедливость, бедность, коррупцию, хамство и наглость; и, самое главное, то, что тут почти невозможно добиться настоящего успеха.

Мне лично эта страна ничего хорошего не дала. Союз, последние годы существования которого пришлись на мое ранее детство, я помню плохо, но все воспоминания о нем у меня связны с беспокойством. Очереди, дефицит всего и вся, продукты по карточкам и мыло по талонам. Запомнились люди, сбирающие на улицах «бычки» – у них не было денег на покупку сигарет у спекулянтов. Да-да, мальчик в шесть-семь лет много что видит и еще больше понимает. Вот отец докуривает сигарету без фильтра с иголки, чтобы «не досталось врагам». Тогда я решил, что у когда-нибудь меня будет очень много денег, но я никому их не дам – все заберу себе.

Начало девяностых в памяти как-то четче – вседозволенность, разгул бандитизма, нищие на улицах, безработица, сумасшедшая инфляция – и вечная тревога в глазах матери, ночные разговоры родителей на кухне. Отец проклинал «этих деятелей» на чем свет стоит. Именно от него я в первый раз услышал, что все умные люди уезжают в Америку, потому что там им обеспечивают достойную жизнь. Мать горестно вздыхала и поддакивала, озабоченная моим будущим. Так и сложился у меня образ Заокеанья – страны всеобщей справедливости, стабильности и достатка. Мне нравились их улыбчивые президенты и звездно-полосатый флаг, их ментальность и образ жизни.

Америка! Да неужели же один я мечтал о том, чтобы стать одним из твоих граждан? Неужели только меня манила эта баба с лучами на голове, обещая свободу, настоящую свободу – быть собой и иметь свое мнение? А самое главное – свободу от страха за завтрашний день, страха стать изгоем, страха бедности. Нет, нас всегда было достаточно много – тех, что не желали гнить в проклятой всеми богами стране, тех, что желали для себя и своего потомства лучшей доли, чем пустое и бессмысленное прозябание под бодрые лозунги и лживые выкрики политиков.

А вообще-то настоящую свободу дают только деньги, деньги и еще раз деньги. Но разве здесь, в Рашке, я когда-нибудь смогу иметь столько денег, сколько мне нужно на все мои желания? Конечно, нет. Мне всегда было невыносимо больно осознавать это, и еще больнее становилось от мысли, что я, возможно, никогда не смогу покинуть свою «Родину» и жить достойно где-нибудь в другом месте. И я знал, что если мне выпадет хоть маленький шанс воплотить свою мечту, я воспользуюсь им, пусть даже это будет связано с определенным риском.

Вообще с некоторых пор мне стало казаться, что, устроившись на работу в это НПО «Радиант», я потихоньку приближаюсь к воплощению своей мечты. Пока что все это носит смутные, неопределенные черты, но какой-то промысел в свою пользу я в этом угадываю. Доступ к секретной информации – а точнее, к секретному проекту – это вам не хухры-мухры. Сейчас я могу похвалить себя за то, что не особо рьяно декларировал свои взгляды. Конечно, бывало, что проскакивало, но не думаю, что кто-то всерьез обратил на это внимание. Собственно, предъявить мне в случае чего будет нечего. А разговоры… Это несерьезно.

Конечно, теперь мне следует быть осмотрительнее. Как я понимаю, мне выпала редкая удача (и шанс – вот он, один на миллион!) участвовать в испытаниях охренительно секретной штуки. Надо смотреть в оба и стараться разузнать побольше об этом проекте, чтобы потом, собрав всю информацию, бежать с ней на Запад. Ну, вы меня поняли. Там я за эти секретные разработки получу кучу денег и заживу так, как положено жить такому умному человеку, как я. Копии всех расчетов есть в ноутбуке у Лейлы. Ей по должности положено, я узнавал. Когда вернемся из похода во Владик, надо будет подсыпать ей в чай снотворного, схватить ноутбук – и бегом на паром в Японию. Ну и что, что она может не проснуться. Кому она нужна – страшная, как смертный грех, и вонючая, как помойное ведро.

Правда, этот Одинцов – тот еще упырь; как вижу его, так холодные мурашки по коже пробегают. И мурашки эти с хорошо откормленную мышь. Ведь он монстр, палач, кровавая гебня, хищник и убийца, с клыков которого еще капает кровь замученных жертв. Хоть и не было у меня с ним никаких столкновений, а вот просто интуицией чувствую в нем идейного врага; и он, видимо, тоже чует то же самое, старый волчара… В этом смысле он даже как-то неприятней, чем этот узкоглазый особист – товарищ Ким просто констатирует факты, «берет на карандаш», словом, всего лишь добросовестно выполняет свою работу; а «товарищ Одинцов» – нееет… у него глаза как два дула, и вся его суть – душить таких, как я… И сделает он это не задумываясь ни на секунду, стоит ему лишь точно убедиться в том, что я – враг. Пока он это только подозревает, но любому «пока» отмерен свой срок.

Но я не воспринимаю себя врагом. В смысле врагом народа. Мне вообще наплевать на всю эту идеологию. Я – за мир и дружбу между всеми странами. Пусть они будут сами по себе, а я хочу лишь спокойно и в достатке жить, и не видеть вокруг себя разное быдло. Хочу быть по-настоящему богатым, иметь виллу, яхту, личный самолет и счет в банке, чтобы больше никогда не работать, ведь это удел неудачников. Но между мною и счастьем стоит Одинцов, поэтому я постоянно продумываю варианты по его устранению, но понимаю, что, к сожалению, у меня ничего не получится. Слишком опытный он человек, и слишком насторожен все время его телохранитель. Да и не нужно мне это, ведь моя цель – украсть что-нибудь ценное и быстро убежать, чтобы не успели поймать.

14 августа 2017 года. Вечер, Камчатка, Бухта Крашенинникова, г. Вилючинск, борт атомного подводного крейсера К-419 «Кузбасс».

Командир АПЛ капитан 2-го ранга Александр Степанов, 40 лет.

Еще утром ничего не предвещало беды, и команда занималась боевой учебой по заранее сверстанному плану, но еще до полудня в штабе дивизии кого-то укусила за задницу жареная свинья – и штабные забегали как ошпаренные, будто вспомнив о давно запланированном, но хорошо позабытом деле. А может, это из штаба флота неожиданно пришла начальственная указивка о проведении «внезапной проверки боеготовности»? Короче, в результате всей этой суеты примчавшийся к нашему причалу на УАЗике дежурный офицер передал мне приказ комдива, чтобы лодка была готова к выходу в поход на полный срок автономности. Боевое задание на поход было заключено в «красный» пакет, который следовало вскрыть в точке погружения. Развели, понимаешь, секретность, ни проехать, ни пройти.

А я, как командир, команде задачу как ставить должен – идем туда не знаю куда, выполнять не знаю какое боевое задание, но на полный срок автономности? Между прочим, полный срок – это больше трех месяцев. Хотя нет, слова о полном сроке автономности могут оказаться полной дезинформацией, чтобы не догадался враг, а реальности мы пойдем в поход на недельку или на две… Мы будем совсем рядом, а натовские «Посейдоны»² будут искать нас у мыса Горн, в южной Атлантике или у Бермудских островов.

Но нет, сразу же после отъезда УАЗика к нашему пирсу один за другим начали подъезжать тентованные грузовики, и нашему снабженцу мичману Покальчуку пришлось изрядно покрутиться, чтобы принять все привезенное и распихать по выгородкам принятое. Главное, что боекомплект у нас был уже загружен, и в этом смысле мы находились в полной боевой готовности и могли выйти в поход в любую минуту; то что грузилось на борт сейчас, должно было обеспечить на подводном крейсере комфорт, а отнюдь не создать условия выполнения боевого задания.

Пока продвигались погрузочно-разгрузочные работы, я собрал вокруг себя на крыше рубки старшего офицера, замвоспита, особиста, а также командиров боевых частей – чтобы коротко объяснить смысл всей этой текущей суеты и о том, что идем мы сам не знаю куда, сам не знаю надолго ли. Мы лодка-истребитель, самостоятельного значения почти не имеющая, по существующей тактической схеме мы должны действовать в паре с РПКСН³ проектов 667БДР и 955, или же ПЛАРК проекта 949А⁴, прикрывая их от вражеских субмарин-охотниц при выходе на боевую позицию. Таким образом, возник законный вопрос – кого мы будем опекать, и какую задачу этот кто-то будет выполнять – обычную учебно-боевую, или по тягости нынешнего времени мы примем участие в чем-то таком, о чем еще лет пятьдесят придется молчать во избежание негативных последствий.

В ходе общения с командным составом выяснилось, что команда полна бодрости и ревется в бой (замвоспит и старший офицер); шпионов и врагов народа среди нас нет (особист); техника исправна и готова к походу (командир БЧ-5⁵). Но все равно, несмотря на бодрость докладов, командный состав нашего «Кузбасса» находился в состоянии некоторого мандража, ибо неизвестное всегда пугает, а неизвестное задание пугает вдвойне. В ходе обсуждения сошлись на мнении, что идти придется на другую сторону планеты, в Атлантику, а вот с кем идти и что там придется делать – сей вопрос остался сугубо интересным. Вы никогда не сможете догадаться о том, о чем вам совсем ничего не известно. Вот так и мой командный состав перебирал наугад самые разные варианты – как потом выяснилось, ни на йоту не сумев приблизиться к такой ветреной и непослушной истине. Единственное, что нам было понятно – это то, что больше ни на одной лодке из числа тех, что находились в базе, больше не наблюдалось признаков экстренной подготовки к походу.

15 августа 2017 года. 08-05 одна из гостиниц Владивостока

Спецпредставитель Президента Павел Павлович Одинцов, 52 года

Звонок, Господи, а я уже собрался уходить. Снимаю трубку.

– Паша? – голос, до боли знакомый всем россиянам.

Делаю знак своим, чтоб все исчезли и не отсвечивали и отвечаю:

– Да, Владимир Владимирович, это я, Вы чудом меня застали. Нога уже была на пороге. Сотовых же телефонов, сами знаете, там куда я иду нет и быть не может.

– Паша, – вздохнула трубка, – у меня есть к тебе предложение….

– Знаю, – ответил я, – но работать в этом гадюшнике, именуемом Вами правительством, не собираюсь. Вы же знаете, как меня прозвали и за что, зол я и нерукопожатен?!

– Знаю, Паша, – хихикнул президент, – мне докладывали, зовут тебя Полярный Лис, и жутко плюются. Да я и сам от них тоже не в восторге.

– Эх, товарищ Президент, разогнал бы ты этих клоунов к чертям собачьим… – я ухмыльнулся, – Дворковича, да, в дворники. Все равно они ничего не могут делать, кроме как гадать на кофейной гуще. Плывем как известная субстанция по течению.

– Паша, не все так просто…. – возразил президент, – Но ты же знаешь, что говорил классик по похожему поводу… Это когда вчера было рано, а завтра будет поздно. Так вот, пока рано. Не время еще, подожди полгодика или чуть побольше, пройдут выборы, тогда и случится: «которые тут временные – слазь».

– И это знаю, Владимир Владимирович, – ответил я – впрочем, вернусь, поговорим. Хотя всякое может быть. Лишь бы не стало слишком поздно.

– Что, так серьезно? – встревожился президент.

– А то я Вам не докладывал? – хмыкнул я в ответ, – Их генеральный, профессор Баграмян, дает нам семьдесят процентов….

– А остальное? – в голосе президента прозвучало неподдельное беспокойство.

– А что угодно, – ответил я, – от пустого пшика до летального исхода. Пока не проверим – не поймем. Для того и идем.

– Может, отменить? – засомневался голос на том конце провода.

– Ага, отменить! Отменишь тут. А с НАТО-й, не приведи Господь, случится конфликт из-за хохлов, чем воевать будем? Или даже не из-за хохлов, а просто так, за красивые глаза. Сам знаешь, какая истерика там сейчас творится. Мы этим американцам сами по себе как кость в горле. Пока мы живы – не будет у них никакого мирового господства. И нет у нас, товарищ Президент, пицотмильенов солдат с винтовками Мосина! И лишнего времени тоже нет. Теперь опять через технику выкручиваться надо и как можно скорее.

– Ну, ладно, удачи тебе, Паша! Ни пуха! – говорит в ответ мой собеседник.

Кладу трубку и мысленно добавляю:

– К черту, Володя, к черту! Если вино налито, то надо его пить. Поехали.

Подхватываю со стула большую спортивную сумку и чемоданчик с ноутбуком – время не ждет. В коридоре мои люди – три охранника и референт. Охрана – три коротко стриженных мускулистых парня. Обычно они носят исключительно строгие деловые костюмы, но сегодня вся компания будто собралась на рыбалку.

Референт у меня посложнее этих живых механизмов для убийства себе подобных. Дашенька Спиридонова – старший лейтенант запаса ВДВ, комиссована по ранению после войны трех восьмерок. Экспансивная пуля раскромсала половину левого легкого. Подобрал, ее, как бездомного котенка, по просьбе приятеля из ее части. Три года по госпиталям и санаториям, а потом вердикт врачей – к службе негодна. Выпихнули со службы с нищенской пенсией по инвалидности и выселили из служебной квартиры. Паскудный Медведьевский Табуреткин… будь моя воля – пристрелил бы как собаку, хотя собаки намного благородней и человечней.

Ребята попросили о помощи бедной девушке и я снял для нее квартиру и послал на курсы секретарей-референтов, а потом взял к себе. И вот она уже почти четыре года со мной…

Вскочила, кусает губы… Рослая сероглазая блондинка с параметрами модели. Нет, мы не любовники, скорее, она мне вместо дочери; хотя, будь я на двадцать лет моложе – пал бы к ее ногам. А у нее в глазах – собачья преданность и тоска…. Она уже выбрала – и безнадежно…. Подобрал, обогрел, сказал ласковое слово – и вот результат. Старый я для тебя, девочка, старый.

Дашу беру с собой, потому что она без меня засохнет и убьется, а мне этого не надо. Спускаемся на рецепшен. Спортивные сумки, удочки – рыбачить поехали…. У входа ждет черный «крузер» с краевыми номерами – это прикрытие от местного Управления. Едем.

В машине Дашенька плотно прижалась ко мне горячим бедром, туго обтянутым бледной джинсой. Чувствовалось, что ее бьет крупная дрожь.