Операция «Слепой Туман» Маркова Юлия

– Что с тобой, Даша? – беру в свою руку ее ледяные, сжатые в кулак, пальцы. Рядом бодигард, тактично отвернувшись, смотрит в окно. А может просто высматривает возможную опасность.

– Н-не знаю, – она понемногу успокаивается, – но тогда, под Цхинвалом, было так же…. Чувство, что идешь прямо в засаду, на верную смерть…. Но у нас был приказ – и мы пошли.

– Теперь у нас тоже есть приказ, – негромко говорю я, – впрочем, если хочешь, можешь остаться. Ничего тебе за это не будет. Я обещаю.

– Ни за что, Павел Павлович, я только с Вами… – тихо проговорила она и и вцепилась в мою руку как клещ. Ну, другого ответа я от нее не ждал.

В удаленной бухточке, у бревенчатого причала, нас ждал катер. Нас – это меня, Дашу и Вадима, одного из охранников. Остальные останутся здесь и будут весь месяц изображать рыбачий лагерь. Накрапывает мелкий дождик – это хорошо, за его пеленой не будет видно, что мы направились не к каменистым отмелям, а к маячащим на внешнем рейде военным кораблям. Я поплотнее затянул молнию на кожаной куртке – середина августа, а погода вполне осенняя.

– Застегнись! – показываю я Дашеньке на расстегнутую до пупа куртку. – Простынешь еще, а тебе это вредно.

– Ерунда! – раздраженно дергает она головой, но язычок молнии все-таки поднимает до середины груди.

Дождь, ветер, туманная дымка, затягивающая берег; неласково прощается с нами Владивосток. Смотрю на приближающийся серый борт с большими белыми цифрами «081». Наш новый временный дом на волнах… Устал я от временного, хочу постоянного. Но таков долг моей службы.

Тогда же и там же.

Старший лейтенант запаса ВДВ Дарья Спиридонова, 32 года.

Иногда мне кажется, что я скоро не выдержу. Что брошусь перед ним на колени с криком: «Я люблю тебя!» – и буду рыдать, заходясь в истерике… И тут же меня передергивает – ффу, ужас, какая дешевая мелодрама… Точнее, индийский фильм. Когда-то девочкой я их любила – да-да, хоть и стыдно признаться…

Я вообще была тогда сентиментальна. И слишком чувствительна. Решила в себе это искоренить. Для этого и пошла на такую службу… Ломала себя, воспитывала, сквозь слезы, боль, тяжелые тренировки. Я лезла вперед, стиснув зубы. Каждая победа над собой прибавляла мне уверенности. Да – я становилась крутой… Ловкой, сильной, стремительной и опасной, как гремучая змея. От собственной крутизны моя самооценка просто зашкаливала. Поклонники? О да, я сама выбирала парней, упиваясь тем, что контролирую свои чувства и без труда расстаюсь со своим любовниками, как только они мне надоедают. Конкурс был по пятьсот человек на место – девочка с обложки журнала, гордость разведполка ВДВ. Собственно, не так уж много их и было, этих любовников. Уточню – не так много, чтобы это повлияло на репутацию, но и не так мало, чтобы вызвать подозрения в нетрадиционной ориентации. И еще никогда среди них не было начальства, хотя желающих было хоть отбавляй. В такие игры я никогда не играла, и играть не собиралась. Наверное, потому потом и погорела. А может, иначе было бы еще хуже.

Я нравилась себе все больше и больше. Я была солдатом, я хладнокровно убивала врагов моей родины. С каждым убитым стальной блеск в моих глазах становился все ярче и холодней. Одновременно с этим я стала забывать, что я женщина. К этому-то я и стремилась – избавиться от всего того, что делало меня слабой по сравнению с мужчинами. Я была на пике, на вершине своей самодостаточности, которая, благодаря трагической случайности, оказалась просто фикцией.

Конечно же, я могла предполагать, что со мной может произойти нечто подобное. Это война… Никакой гарантии, что выйдешь из очередной переделки целой или живой. Но все же я верила в свою счастливую звезду. Или это так кружила мне голову моя шальная самоуверенность… Я была убеждена, что являюсь неуязвимой. Кто угодно может пострадать, погибнуть – но только не я… В худшем случае меня может просто царапнуть – но от этого ничего не изменится…

И вот мне был преподнесен урок. Пожалуй, самый важный за всю мою жизнь. Он показал мне, что я – не сверхсущество, как мне хотелось бы думать, а обычный человек, и, более того, обычная, из плоти и крови, женщина…

Приложило нас тогда здорово. Несколько месяцев я валялась в госпитале между жизнью и смертью, но наши военные врачи хорошо постарались – и вытащили меня из неминуемой могилы. Потом были два с половиной года попыток реабилитации по санаториям и вердикт врачей – негодна! Боль, страх, растерянность, одиночество – все это навалилось на меня так внезапно, что я просто окаменела под этим непосильным грузом. Я задавала себе лишь один вопрос: «Кто я теперь?» Только недавно я была бойцом, я выполняла трудные задачи, я брала – и оправдывала – ответственность, от меня многое зависело, со мной считались, советовались, меня ценили и уважали. А теперь я – бессильная, с подорванным здоровьем, ничего не значащая человеческая единица, и никакая служба мне больше не светит; да, я просто кусок плоти – страдающей и слабой, слабой, и это самое ужасное, ведь я вернулась к тому, от чего пыталась уйти… С ужасающей ясностью я вновь почувствовала себя БАБОЙ, женщиной… И особенно больно было это осознание потому, что врачи, пряча глаза, сообщили, что у меня наверняка будут проблемы с вынашиванием детей…

И вот – месяцы тяжелейшей депрессии, когда я пыталась научиться просто жить обычной жизнью. Это удавалось плохо. И дело было даже не в бытовой неустроенности. Мне все время казалось, что когда-то я упустила что-то очень важное. Я снова хотела найти это важное, но в то же время боялась. Но оно стало возвращаться само, постепенно…

Я пыталась быть женственной. Я стала ходить в парикмахерскую и пользоваться косметикой… И теперь мне хотелось тепла и любви, хотелось постоянного мужчину, семью, но почему-то мужчины меня избегали. Избегали в том смысле, что не желали заводить со мной длительные отношения. Один из них как-то признался, будучи слегка под хмельком: «Глаза у тебя жуткие, Дашка… Холодные… Так и кажется, что вот внезапно схватишься за нож и прикончишь…»

С этим надо было что-то делать. Но я знала, точнее, интуитивно чувствовала, что нелегко будет растопить этот лед – пожалуй, только тот справится, кто полюбит меня вот такой, какая я есть…

А потом появился Одинцов… Ворвался в мою жизнь со стремительной грацией носорога – когда я уже думала, что она совсем кончена и я на самом дне – взял за руку и повел за собой. Не знаю, как это объяснить, но я сразу поняла, что это именно ему суждено отогреть мое сердце. Рядом с ним всегда было тепло, как у жерла вулкана. Он позаботился обо мне. Это, конечно, была отеческая забота, но я полюбила его – мучительно и безнадежно. Первое время мне даже было все равно, ответит ли он мне взаимностью. Я ощущала, как любовь меняет меня – удивленно я прислушивалась к тому, что шепчет мне моя душа. А она говорила, что ей хорошо, и она почти счастлива… Ведь это же самое важное – когда рядом человек, которому ты веришь и на которого можешь опереться в трудную минуту.

Я послушно выполняла все, что он мне говорил, и одновременно оживала, оттаивала, будто после долгой зимней спячки. Находясь возле Одинцова, я острее ощущала краски этого мира. И еще во мне просыпалось что-то такое, необъяснимое – наверное, это можно назвать женской сутью… Такое было со мной впервые.

Но он… Он считает себя слишком старым. Я-то вижу, и точно знаю, что он тоже любит меня по-своему, но не может дать себе волю, потому что убежден, что я непременно найду кого-нибудь получше – в смысле, помоложе. Вот такой у нас с ним странный тандем… Я тоскую, не смея признаться, а он сдерживает себя, думая, что таким образом оказывает мне добрую услугу… Не знаю, к чему это все в итоге приведет. Говорю же, иногда на меня просто безумие какое-то накатывает, когда хочется выплеснуть свои эмоции и во всем признаться. Порыдать, заламывая руки… Может, тогда он наконец поймет хоть что-то… Но, конечно же, я никогда этого не сделаю. И не потому, что это было бы «так по-женски», точнее «по-бабски». Просто, не будучи уверенной в результате такой демонстрации, я не хочу ломать то теплое и трепетное, что есть между нами сейчас… А там видно будет.

15 августа 2017 года. 12-00, Залив Петра Великого, борт БДК «Николай Вилков».

Спецпредставитель Президента Павел Павлович Одинцов, 52 года

Звуки «Прощанья Славянки» рвутся из динамиков. На ровной глади моря выстроились в кильватерную колонну уходящие в поход корабли – практически все, что осталось от былой советской роскоши. Три больших противолодочных корабля – «Адмирал Трибуц», «Адмирал Виноградов» и «Адмирал Пантенлеев», наш БДК «Николай Вилков» и танкер «Борис Бутома». На траверзе Фокино к нам присоединятся эсминец «Быстрый» и флагман Тихоокеанского Флота, ракетный крейсер «Варяг», которых сопровождают малые ракетные корабли океанской зоны типа «Овод». Все корабли еще советской постройки, и их недостаточно – а значит, фактически флот надо строить заново. А для этого еще работы … начать и кончить. И в экономике, и в политике. Вот давеча я предложил ВВП разогнать правительство – а что будет, если он так и сделает, если вместо Медведевых и Дворковичей наберет во власть Рагозиных и Холманских, о чем разговоры идут уже два года?

Люди-то найдутся, не оскудела Россия ни талантами, ни патриотами. Но что в таком случае будут делать наши заклятые «партнеры» из НАТО? При слове «партнеры» у меня из сознания выскакивает только одно прилагательное «половые»… В честное деловое партнерство с Европой я не верю – все время, еще с эпохи Петра, с Северной войны, Европа стремилась решать за счет России какие-то свои крупные или мелкие меркантильные интересы. И недовольно морщилась, когда в результате этих комбинаций Россия тоже имела территориальные приращения. Потом была Семилетняя война, Наполеоновские войны, эпоха Венского конгресса, которая закончилась катастрофой Крымской войны и Парижским трактатом. Потом Александр II поднял Россию с колен, и после русско-турецкой войны старушка Европа снова бросилась всей толпой укрощать Россию на Берлинском конгрессе. Даже Германия, воссоединение которой произошло не без участия Александра II, и та присоединилась к врагам России. У Царя-Освободителя было полное право воскликнуть: «И ты, Брут?!».

А потом он был убит народовольцами…. Ха! Исполнителями, может, были народовольцы, но вот ослиные уши британских спецслужб во весь рост торчат в этом деле из-за занавески…. Потом была позорно проигранная русско-японская война, где даже союзная России Франция и набивающаяся в союзники Германия, тайно помогали Японии. А что уж говорить об англосаксонских кузенах США и Британии… те только что сами не стреляли в русских солдат. А вот английское и американское золото щедрой рекой лилось в японскую экономику, в пополнение военного бюджета и на организацию «Первой Русской Революции». Сбылась извечная мечта британских сэров, чтобы русские убивали русских. Потом случился кошмар Первой Мировой, где Англия с Францией, не желая делиться добычей, просто принесли Россию в жертву. В жертву не Богу (пусть даже и языческому), а Сатане хаоса и разрушения.

В результате Мировой Войны, Революции, Гражданской войны, Разрухи страна потеряла минимум двадцать миллионов населения и пятнадцать лет времени. Чтобы снова начать подъем, потребовалась такая неоднозначная фигура, как Сталин – ни у кого другого не вышло бы и близко ничего похожего. И вот на Мюнхенской конференции в тридцать восьмом году Россию-СССР опять приговаривают к уничтожению объединенными силами всей Европы. И не вина Чемберлена и Даладье, что история пошла другим путем. Не зря они так лают на пакт Молотова-Риббентроппа, который порушил Мюнхенскую конструкцию. Потом была Вторая Мировая, в которой СССР была отведена роль сокрушителя гитлеровского фашизма, а США – роль главного бенефициара (выгодополучателя) той войны.

А потом США и Европа давили нас шестьдесят семь лет подряд. И сейчас, опираясь на почти бессильные руки, мы только-только смогли приподняться на одно колено. Средств хватает только на РВСН, да с недавних пор на сухопутные силы и на ВКС. До флота, тем более такого удаленного, как Тихоокеанский, руки не дойдут еще долго. В планах пока только ремонт и модернизация кораблей, находящихся в отстое. Тем более что флот необходимо увеличивать численно и улучшить качественно, лучше всего путем замены устаревших кораблей…. Все держится на энтузиазме, почти фанатизме, людей, носящих военную форму. Кто не выдерживает этого, тот уходит…. Флот – это не только корабли, флот – это еще и живые люди, сплав стали и человеческой плоти.

На галерее левого борта, под надстройкой, я не один. Тут и Алексей Тимохин со своей командой с «Радианта» – для них это экзотика. Пока они участвовали только в испытаниях на сухопутных полигонах. Тут и офицеры РТВ штаба флота и морской пехоты, а также прикомандированные на испытания медики. Они прощаются с родным городом, исчезающим в дымке… Ведь там у них осталось все – родители, жены, дети… у кого-то, может, и внуки. И все равно они раз за разом уходят за горизонт, зная, что однажды могут не вернуться. Но все мое, кроме Родины, я везу с собой…

Дарья стоит рядом; наши руки, будто ненароком, чуть соприкасаются. Как мало нужно женщине для счастья… «Был бы милый рядом…» – так, кажется, пела Татьяна Буланова? У мена нет к ней никаких чувств, кроме отеческих, и мы оба играем в игру «Я знаю, что ты знаешь, что я знаю». Боюсь, что она так и проведет впустую рядом со мной самые цветущие свои годы. И рад бы дать ей то, что она хочет, но пуст внутри, выгорел дотла еще двадцать лет назад. Осталась только холодная функциональность в работе и чуть-чуть сентиментальности вне ее.

Нахожу глазами майора Новикова, делаю шаг и слегка касаюсь его руки.

– Александр Владимирович, зайди ко мне вечерком, после ужина, посидим за рюмочкой холодного игристого зеленого чая, поностальгируем о былых временах, когда мы были молоды и красивы.

Тогда же и там же.

Старший лейтенант запаса ВДВ Дарья Спиридонова, 32 года.

Стоя рядом с предметом своего обожания, я захлебываюсь от сладкой муки, едва касаясь кончиками пальцев Его запястья, и от этого касания меня будто пронзает сладкий ток, и я, как ни странно, чувствую себя счастливой (тьфу, как приторно звучит, но ведь мои мысли никто все равно не услышит… По-другому думать я пока не научилась. Вот – это и есть мои ощущения, по-другому и не выразишь их словами). Итак, мой герой смотрит на уходящий куда-то назад берег, постепенно тающий в туманной дымке, на корабли, на зелено-голубую морскую воду и белые барашки облаков где-то в небесной лазури… И его мысли в это время понятны мне, как будто это я сама так думаю – мы ведь одно целое с ним, и в такие моменты я ощущаю эту связь особенно остро. Сейчас в его уме мелькают сцены из истории, он думает о том, как часто и сильно ошибалось наше руководство и каких ужасных усилии стране стоило исправление этих ошибок. И пока мой милый мыслит о чем-то таком глобальном и великом, я имею право подумать о нашем с ним будущем. Редко-редко я позволяю себе это, но в последнее время это становится сильнее меня. Я даже одергивать себя перестала, вдруг осознав, что все побуждения совершенно естественны. Да, думаю о «нас», как о едином целом… И глядя на уплывающий вдаль Владивосток, верю, что такое будущее – одно на двоих – у нас с Павлом Павловичем обязательно будет и, более того, оно обязательно будет счастливым.

У этого замечательного человека не менее замечательная душа, и неважно, что она обгорела и обледенела за годы суровых испытаний. Я возьму его сердце в свои теплые руки и буду смотреть, как тает обволакивающий его лед, стекая на землю солеными каплями слез. Я сделаю так, чтобы его суровые стальные глаза снова могли смеяться, ведь нет ничего сильнее, чем любящее сердце женщины. Ведь когда я исполняю свои обязанности секретаря-референта, я делаю это не только потому, что это моя обязанность и мне платят за это деньги, но и потому, что мне приятно доставлять ему удовольствие и слышать низкий, как львиный рык, голос: «Спасибо, Даша».

Вообще, у меня сейчас такое чувство, будто мы плывем не на важное и опасное и ответственное задание, а в свадебное путешествие… Такое необычное и экстремальное путешествие. Каким оно будет и изменится ли что-то на самом деле? Да, я, конечно, тешу себя надеждой, что мой суровый герой наконец оттает – не могу не тешить. Ведь не бывает так, чтоб в человеке все умерло? Не бывает. Я ведь не смогла искоренить в себе свои «слабости», как ни старалась. Все-таки пришла в конце концов к пониманию, что и не стоило их искоренять. Но я не жалею. Видимо, через все это мне необходимо было пройти. Сейчас я чувствую себя зрелым человеком, который хорошо понимает себя и свои желания.

Итак, наше путешествие началось, и мой герой, сурово хмурясь, задумчиво смотрит на уплывающий город, и я едва касаюсь его руки, отчего на меня накатывают волны счастья. Я знаю, что он справится с любыми опасностями, что могут ожидать нас в пути. И я никогда не оставлю его, я готова поддержать его во всем, чтобы он ни предпринял, и разделить с ним все его идеи. Кстати, я и так разделяю его идеи, потому что я уже проливала за них свою кровь. Милый, ну не будь же таким упертым… Посмотри на меня, увидь во мне женщину – теплую, живую, любящую. Родина, которую ты защищаешь, станет еще краше и ценнее оттого, если рядом с тобой будут любящие тебя и любимые тобой люди.

Тогда же, Авачинский залив, 10 морских миль восточнее Петропавловска-Камчатского, перископная глубина, борт атомного подводного крейсера К-419 «Кузбасс».

Командир АПЛ капитан 2-го ранга Александр Степанов, 40 лет.

Все положенные команды отданы, люки задраен – и лодка ныряет под толщу океанских вод. Это еще не экстренное погружение, но все равно на поверхности как-то неуютно и даже перископная глубина не дает никакой гарантии. Со спутника или с пролетающего самолета наша лодка будет видна как на ладони, но у спутников сейчас окно, а чужой противолодочник в окрестностях нашей собственной базы, да еще в пределах российских территориальных вод, можно было бы считать нонсенсом, который следует пресечь парой взлетевших по тревоге истребителей. Таким образом, настало время вскрыть красный пакет, а то в штабе развели вокруг этого похода секретность, так что и не продохнуть. Тем более, что в ГКЦ⁶ уже собрались офицеры, обязанные присутствовать при вскрытии пакета.

Разумеется, в обязательном порядке наличествует мой старший помощник, мое второе я, капитан третьего ранга Николай Васильевич Гаврилов, которого экипаж (срочников, слава Всевышнему, нет) зовет просто «Гаврилычем». Но что поделать, если у старшего помощника такая собачья должность⁷, при которой он несет ответственность за все происходящее на корабле фактически наравне с командиром. Вот кто у нас тут настоящий раб на галерах. Экипаж убежден, что «Гаврилыч» вездесущ, всемогущ и всеблаг, и никак не менее. Я в должности командира «Кузбасса» совсем недавно, а кап-три Гаврилов – совсем наоборот, съел тут на камбузе пуд соли. Однако в штабе дивизии поговаривают, что в ближайшем будущем нашего «Гаврилыча» ждет должность командира одной из новеньких черноморских «Варшавянок», что на фоне его достоинств совсем не удивительно.

Заместитель по воспитательной работе кап-три Кальницкий – это человек из совсем иного теста, чем старпом. Наверное, это потому, что должность его с советских времен сохранилась для галочки. Ну как ты будешь воспитывать команду, состоящую исключительно из офицеров, мичманов и старшин сверхсрочной службы? Мужики все достаточно взрослые, ответственные, да к тому же запертые в относительно небольшой стальной коробке, погруженной под толстый слой океанской воды, и, бывает, неделями не всплывающей на поверхность. Вот и замвоспит у нас, как Карлсон: «Спокойствие, спокойствие и только спокойствие», своим тихим голосом он любого заговорит так, что человек, только что метавшийся по отсеку разъяренной тигрой, вдруг становится вменяем и вполне спокоен. Но на этом чудеса заканчиваются. Приворот-отворот замвоспит не снимает и энурез наложением рук не лечит. У экипажа проходит под прозвищем «Сергеич». Помимо основных обязанностей на общественных началах занимается художественной самодеятельностью. Будем пересекать экватор – знайте, что Нептун это Сергеич, и никто другой. Только там он слегка замаскирован. Но, несмотря на всю свою малозначимость, замвоспит присутствует – как-никак он тоже мой заместитель, а это должность одного ранга со старпомом.

Особиста мы пока опустим, тем более что его в ГКЦ и нет, пошел в свою каюту, где в сейфе лежит тот самый пакет, поэтому перейдем сразу к командиру БЧ-1, нашему главному штурману кап-три Максенцеву Сергею Антоновичу по прозвищу «Циркуль». Всем хорош наш главный штурман и как специалист и как боевой товарищ, но, скорее всего, это его последний поход, а потом списание на берег по состоянию здоровья. Годы идут, поэтому у нашего КБЧ-1 понемногу начинает сбоить сердце и играет давление. Именно из-за состояния здоровья Сергея Антоновича не отправляют на курсы помощников командиров, а может, это происходит потому, что к командно-административной работе кап-3 Максенцев мало пригоден, и должность КБЧ для него потолок. Возможно, что с управление своими архаровцами он справляется только потому, что те уважают за высочайший профессионализм и стараются не раздражать любимого командира, а на лодке, так сказать, в общем, со всей командой это вряд ли сработает. По поводу скорого списания на берег Сергей Антонович в печали и мы все ему сочувствуем. Как же мы будем обходиться без специалиста такого высокого класса и такого надежного товарища?

А вот и наш особист, он же «молчи-молчи» старший лейтенант Ивантеев Константин Андреевич, по заглазному прозвищу «Кот наоборот», то есть Кот (Константин) здесь, а улыбка по факту отсутствует. В руках у Кота тот самый красный пакет, который на самом деле никакой не красный, а значит, настала та минута, когда мы узнаем истинный смысл ребуса, в который нас втравили штабные. Особист передает мне пакет, я убеждаюсь в целостности печатей, показываю пакет со всех сторон присутствующим офицерам, после чего с треском надрываю плотную непромокаемую бумагу.

Из вскрытого мною пакета наружу выпал листок бумаги и еще один запечатанный пакет, поменьше. Лист бумаги оказался приказом следовать в точку с заданными координатами 52СШ 161ВД, где принять под сопровождение находящийся в одиночном учебно-боевом походе ПЛАРК 949АМ К-132 «Иркутск» и эскортировать его в точку с координатами 40СШ 150ВД, в которую необходимо прибыть 18 августа сего года. На связь в ходе выполнения задания не выходить и никакими другими способами себя не обнаруживать. После выполнение первого задания, прибыв в заданный район, не обнаруживая себя, вскрыть красный пакет №2. Печать, подпись командующего Тихоокеанским флотом адмирала Авакянца.

Об этом «Иркутске» я уже слышал, и неоднократно. Совсем недавно он вернулся к нам после ремонта и модернизации. Был нормальный «Антей» с двадцатью четырьмя «Гранитами», а получился какой-то «дикобраз» с семьюдесятью двумя новомодными «Калибрами»⁸. Если такой подводный крейсер подойдет к побережью вероятного противника на дальность полета своих «Калибров»⁹ и начнет «метать икру», то мало на том побережье не покажется никому.

Мой старший помощник, выслушав приказ, только удивленно присвистнул.

– Все страньше и страньше, – сказал он, – сколько служу, такую «матрешку» вижу впервые. И хоть мы люди военные и не должны проявлять излишнего любопытства, но все-таки хотелось бы знать, что бы это все в итоге могло бы значить.

– Ну что это значит, и так понятно, – ответил старпому Кот Наоборот, – мы должны будем сопровождать этот «Иркутск» в заданную точку, чтобы его не обидела привязавшаяся по дороге какая-нибудь распутная «Виржиния». Мы то сами кого хочешь обидим, догоним и еще раз обидим. А вот что «Иркутск» должен будет делать в конечной точке заданного маршрута, мы либо узнаем из второго пакета, либо не узнаем никогда. На том и стоит наша служба.

– Да действительно, товарищи офицеры, – сказал я, – приказы должны не обсуждаться, а выполняться, а посему все расходимся по своим постам и приступаем к работе. Константин Андреевич, положите пакет №2 в свой сейф, а вы Сергей Антонович, рассчитайте курс в точку рандеву с «Иркутском».

Выдержав многозначительную паузу, я посмотрел на своего старпома.

– И самое главное, Николай Васильевич, доведите до команды, что ничего экстраординарного не происходит, обычное выполнение учебно-боевого задания.

– Ну да, – вполголоса ответил тот, приблизив свои губы к моему уху. А в конечной точке маршрута «Иркутск» как жахнет «из всех стволов» по американским базам в Японии, Корее и куда там еще дотянется – и будет нам третья мировая, вид сбоку.

– Может и жахнет, Николай Васильевич, – ответил я своему старпому, – но вряд ли. Общая военно-политическая обстановка не соответствует. Но даже если и жахнет, то это еще не повод впадать в общемировую скорбь и не выполнять приказы. Мы люди военные и должны выполнить свой долг до конца.

Вот и все, на этом околохудожественные разговоры завершились, и началась обычная служба. Больше я от капитана третьего ранга Гаврилова на эту тему не слышал ни слова, и команда тоже вела себя как обычно, а значит, необычное начало похода было принято к сведению, и не более того.

15 августа 2017 года, поздний вечер, Японское море, борт БДК «Николай Вилков».

Майор морской пехоты Александр Владимирович Новиков.

Накинул на плечи китель, махнул пару раз расческой по волосам. И чего же это он меня приглашает? Слышал я про Одинцова не много, но знаю, что фигура он в определенных кругах почти мифическая. В открытую он никогда в политике не светился, но знающие люди говорили, что был причастен ко всем крупным событиям с момента прихода к власти ВВП. Говорили разное, но не обходились без него и события Кавказе, и дело Юкоса. Вот теперь он на этих испытаниях – а значит, их по масштабу можно хотя бы сравнивать с войной в Осетии… Что означает, товарищ майор, что попали вы как кошка на горячую сковороду. Про этот «Туман» я слышу впервые, что, конечно, не исключает факта его существования и полной работоспособности. Двух с лишним суток в этом деле вполне достаточно, чтобы понять примерное назначение и принцип действия установки. Гражданские спецы болтают достаточно, да и офицеры из службы РТВ нет-нет да и выронят неосторожное слово; подумать только – полная антирадарная защита корабельной группы и мощнейшее устройство РЭБ в одном флаконе… Представляю десантное соединение, подкравшееся, например, к Лос-Анжелесу в тот момент, когда там полный хаос, а из связи остался только проводной телефон. В случае войны много дров можно успеть наломать. Не зря тут Одинцов торчит, не зря. Так, а я ему нужен зачем – на случай непредвиденных осложнений? Секрет-то страшненький – а вдруг найдется кто желающий дернуть к Дональду Даку с чемоданом чертежей, за бочкой варенья и корзиной печенья….

Стучу в дверь, и в ответ доносится:

– Войди!

Одинцов одет по домашнему – в черные джинсы, черную рубашку с закатанными рукавами и… тапки без задников. Сидит, щелкает по клавишам в ноутбуке. Увидев меня, что-то там нажимает (скорее всего, сохраняет свою работу) и отодвигает ноут в сторону.

– Садись, Александр Владимирович. Дарья, у нас гости!

А Дарья – та самая сероглазая гренадер-девица – уже достает из шкафчика бутылку коньяка и три маленьких стакана. Хороша Даша, да не наша; глаза у нее, как у моего снайпера, который не один десяток бородатых душ спровадил на свидание с их Азраилом.

А Одинцов уже разбулькал коньяк по стаканчикам.

– Давай за них, давай за нас, и за Кавказ и за спецназ! Ну что, будем?

Опрокидываю стакан в глотку, коньяк привычно обжигает горло…. Ух, хорошо пошел.

– Ты закусывай, майор, закусывай… – Одинцов кивает на тарелку с крупными ломтями лимона и сыра, неведомым для меня образом очутившуюся на столе. В руках у Дарьи были только коньяк и стаканы…. Вот цирк. Да и сам коньяк – не та подкрашенная химия, что продается в наших магазинах. Вот Дарья навернула коньячку, а теперь с задумчивым видом жует ломтик лимона.

– Дашуня, у нас с майором мужской разговор… – Одинцов снова взялся за бутылку, – будь добра, побудь у себя… – Дарья гневно сверкает серыми глазами – видно, хочет сказать что-то резкое и нелицеприятное, но молча кивает и, поджав губы, выходит.

– Ну, что, товарищ майор, как тебе обстановочка? – Одинцов берет в руку стакан.

– Хорошо пошла вторая, – утираю рот рукой и наскоро зажевываю коньяк лимоном, – Обстановочка ничего, товарищ Одинцов, если, конечно, не будет приказа ротой на Гавайи высаживаться….

– Такого приказа не будет, не переживай. Эти Гаваи сейчас нам на… не нужны, может, потом когда-нибудь. Да, сейчас мы вне строя, так что я для тебя Павел Павлович, а еще лучше Паша. Есть устав, и есть уставщина, терпеть не могу последнюю. Ты мне лучше, Александр Владимирович, скажи, как тебе весь этот кавардак на борту.

Эх, была, не была….

– Так, товарищ Одинцов, знаешь, чувство у меня, что на бомбе сижу… и часики уже тикают.

– Ну, майор, не ты один такой, у меня то же самое чувство… – Одинцов потер подбородок, – но вот не могу понять, кто эта бомба или что….

– Особист, этот Ким, какой-то неясный… – я разжевал кусок сыра, – ох, не нравится он мне, смотрит все время куда-то мимо тебя.

– Во! – Одинцов поднял вверх палец, – но это не вся проблема, или даже не проблема вообще. Сам этот Ким, будь он даже сам Джеймс Бонд и Брюс Ли в одном флаконе, ничего сделать не сможет. Команду мы на БДК перед походом тщательно перетрясли на семи ситах – все чисто. Командир, штурман, мех – все лучшие из лучших, и ниточки от них никуда не тянутся. К тому же первоначально в документах был указан другой корабль, тоже БДК, но 775 проекта, «Ослябя», кажется. Но дело не в этом… – голос Одинцова стал совсем трезвым, – слышал я, опять в Вашингтоне нехорошие шевеления. Говорил я тогда…. Мы не зря пошли на испытания в этот район и в такой компании…. В случае обострения обстановки в любой момент может поступить приказ превратить испытания в боевые маневры. Под прикрытием «Тумана» подвести «Варяг» к острову Оаху на такую дистанцию, что залп его Базальтов стоящий на якорях флот янки просто не успеет отразить…. Конечно, стрелять нам не придется, главное – обозначить для Пентагона то, что мы имеем такую возможность, но обстановка будет максимально приближенной к боевой. А это значит, что у кого-нибудь может поехать крыша от страха или напряжения… Люди у нас разные, попадаются даже общечеловеки. К некоторым придется применять силу. Никакой особист Ким тут ничего не играет, единственная вооруженная сила на кораблях в достаточном количестве – твои морпехи. Ну, ты как – со мной в одном флаконе или нет?

Я сам налил себе коньяка в стакан и не спеша выпил, закусил лимончиком.

– Товарищ Одинцов, я слышал про вас много разного – хорошего и не очень. Но, в общем, ваша деятельность мне, скажем, нравится, и я в курсе вашего статуса…. Если из Москвы поступит такой приказ, или случится нечто чрезвычайное, то я и мои бойцы целиком в вашем распоряжении, невзирая ни на что….

Одинцов тоже налил себе коньяка.

– Статус, шматус… – проворчал он, доставая из нагрудного кармана свернутую вчетверо бумагу, – на, читай!

Я развернул листок, прочел несколько коротких фраз, рассмотрел подпись и гербовую печать, потом аккуратно свернул и отдал Одинцову.

– Да уж, настоящий карт-бланш… В стиле Дюма, «Все, что сделал податель сего, он сделал по моему поручению и на благо государства».

– А ты думал, чего они вокруг меня так на задних лапках пляшут? – ухмыльнулся Одинцов и взялся за стакан. – Выпьем за наше с тобой взаимодействие…. И за то, что бы все обошлось, и оно нам не понадобилось. – Он заметил мой вопросительный взгляд. – Знаешь, в основе политики лежит искусство избегать применения силы, но уж если не удалось, бить надо со всей дури и идти до конца, иначе каюк! Понял, майор? – глаза его были совершенно трезвыми, и какими-то тоскливыми, что ли….

– Понял, товарищ Одинцов, понял, – я разлил по стаканам коньяк. – Так вот, Павел Павлович, давай выпьем «за нас с вами и за хрен с ними!», – стакан сам опрокинулся в глотку. – Запомни, – выдохнул я, – когда позади тебя майор Новиков, ты можешь быть спокоен за свою спину. Все, последняя, хватит! – я накрыл свою рюмку ладонью. – Пора и честь знать….

– Ладно, Александр Владимирыч, – кивнул головой Одинцов, – бывай, и помни, за царем служба, а за богом молитва не пропадут….

– Если что – то как только, так сразу. – Поднявшись на ноги, я одернул китель. – Честь имею….

Выйдя в коридор, я с облегчением выдохнул. Хрен, их знает, этих больших начальников, сегодня они добрые, а завтра…. И пить с ними – адово наказание, все время надо думать, чтобы не ляпнуть лишнего. Но Одинцова, если что, я прикрою, он-то из них самый порядочный, другие сильно похуже будут. А пока пройдусь я, проветрюсь на ночном ветерке, заодно и посты проверю….

16 августа 2017 года, 04-00. Тихий океан, точка с координатами 52СШ 161ВД, борт атомного подводного крейсера К-419 «Кузбасс», глубина 125 метров, ход 8 узлов.

Командир АПЛ капитан 2-го ранга Александр Степанов, 40 лет.

Ночная вахта; кроме подвахтенных, все мирно спят в своих койках. Лодка идет тихо, в режиме максимальной скрытности. В ГКЦ из начальства только я и главный штурман. Мичман-гидроакустик напряженно слушает море, но пока ничего не обнаружено, кроме перекликающихся где-то вдалеке китов. Эти живые подлодки способны общаться между собой на расстоянии сотен миль, но нам это сейчас неинтересно.

Кстати, «Иркутск» тоже мог получить команду себя не обнаруживать, и теперь у нас задача найти в заданном квадрате прячущуюся от нас субмарину, возможности которой после модернизации до конца неизвестны. Вряд ли во время модернизации ему поменяли только ракетный комплекс, могли еще улучшить скрытность. Новое покрытие корпуса, новые более качественно сделанные винты, улучшенная амортизация оборудования…

В таком случае мы сейчас принимаем экзамен у инженеров, проводивших модернизацию, и тогда это есть одна из главных задач нашего похода. «Иркутск» – это только первый «Антей» из узкоспециализированного «убийцы авианосцев», превратившийся в универсальный носитель крылатых ракет, и командование вполне могло захотеть выяснить реальные характеристики обновленного боевого корабля, а не те, что нарисованы инженерами на бумаге.

– Вполне возможно, Александр Викторович, – согласился со мной главный штурман, – последнее, так сказать, испытание в почти боевых условиях.

– Если это так, – тихо произнес я, стоя за спиной у гидроакустика, – то пока можно считать, что конструктора со своей задачей справились, потому что никакую лодку найти мы пока не можем.

– Сергей, – обратился я к мичману-гидроакустику, – выпускайте буксируемую антенну.

Пока разматывался кабель ГАС, в голову мне лезли всякие глупости, вроде того, что при модернизации чего-нибудь накосячили, как это часто бывает в последнее время. Вон даже космические ракеты падают, а спутники улетают не туда, куда планировалось, и потом их ищут по небу с собаками. В таком случае и «Иркутск» тоже уже вместе со всей своей командой лежит на глубине пяти километров на дне Камчатского желоба, раздавленный давлением воды как яичная скорлупка…

Или, к примеру, что раньше нас здесь побывала американская лодка-убийца и сделала с «Иркутском» то же самое, что семнадцать лет назад случилось с «Курском». И пусть нам не втирают в мозг манную кашу про «внутренний взрыв торпеды». Каждый, кто видел фото затопленного «Курска», скажет, что взрыв произошел снаружи, а не изнутри корпуса. В таком случае наши опять засцут говорить правду и показывать пальцем на заклятых партнеров, а тем более засцут приказать догнать бандита и отомстить за ребят. Нет такого преступления, которое не сошло бы американцам с рук. Но это только пока, потому что однажды мы получим приказ мстить – и тогда они поймут, что в такие игры можно играть вдвоем…

Неожиданно мичман-гидроакустик, призывая к вниманию, поднял руку и сказал:

– Есть контакт с «Иркутском», тащ командир. Они здесь, я их слышу. Ходят на малых под нами на ста пятидесяти.

– Это точно они? – усомнился я. – Не «Вирджиния» и не «Лос Анджелес»?

– Обижаете, тащ командир, – ответил мичман, – по акустике это точно «Иркутск», никаких сомнений.

– Ну, хорошо, Сергей, – положил я руку на плечо мичмана, – передавайте позывные…

Некоторое время спустя мичман поднял голову.

– Ответили, – сказал он, – по позывным это точно «Иркутск».

– Тогда передайте им, – сказал я, – что мы имеем приказ взять их под сопровождение и эскортировать в точку с заданными координатами для выполнения задания этого учебно-боевого похода.

– У командира «Иркутска» такое же распоряжение, – ответил мичман, – в дальнейшем они будут выполнять все наши указания.

– Ну, Сергей Антонович, – сказал я главному штурману, – прокладывайте курс в точку номер два.

17 августа 2017 года, 07-00. Охотское море, между пр-в Лаперуза и о. Итуруп

24 мили севернее побережья о. Хоккайдо, борт БДК «Николай Вилков».

Морской пехотинец Сергей Никонов.

Вот за что люблю караул, так это то, что когда стоишь на посту и несешь службу как положено, никто к тебе не прицепится. Правда, когда нас прикомандировывают, то к нам и так не прикапываются, так как количество прямого начальства вокруг нас резко сокращается. В расположении всегда найдется неугомонный офицер, а тут лафа, один наш взводный лейтенант Жуков, ну еще временный комроты майор Новиков. Жуков – тот молодой и зеленый, чуток нас постарше, потому и старается быть справедливым и по пустякам не придирается.

А майор Новиков – тот волчара с опытом, как сам говорит: «одно кладбище бармалеями заселил, другое начал», ему не до армейских маразмов, ему главное – нас боевой и физической подготовкой измотать. И правильно. Боец морской пехоты всегда должен быть готов ко всяческим неожиданностям, тяготам и лишениям. В свободном кубрике ребята при полном одобрении майора сделали качалку, и теперь все свободные от караулов либо там, либо отрабатывают штурм корабля малыми группами, либо репетируют досмотр; потом качалка, то да сё, вечером в кубрик ввалишься, весь потный и усталый. Зато все довольные…. Короче, жизнь бьет ключом, но, слава Богу, не по голове. Вот и получается, что подумать толком можно только в карауле. Одно плохо – гражданских на корабле как тараканов за печкой у бабки, а они нас как увидят, так сразу пугаются. Неужели мы такие страшные?

Стою на палубе… По правому борту – конструкция, что «технари-ботаники» нагородили, вся в брезент закутана. Побудку только час назад «пробили», вон ребята по палубе круги наматывать заканчивают, сейчас прозвучит: «умыться, оправиться, прибрать кубрик, на завтрак шагом марш, с песней». А мне стоять еще около часа, потом смена, завтрак и в кубрик – отсыпаться до обеда. Так, рядовой Никонов, а это что за точки летят к нам с юга, как перелетные птицы… Точно не птицы – самолеты или беспилотники! Так, спокойно… Смотрю вперед, там на идущем перед нами «Быстром» развернулись башни главного калибра и МЗА. Оглянулся назад – там на «Трибуце» то же самое. А вот и на нашем «Вилкове» пятьдесят семь ме-ме башенная спарка заворочалась, сопровождая цели. То есть моряки «гостей» видят – и бдят. Но доложить все одно надо, потому что так положено. Поправляю гарнитуру рации:

– Рядовой Никонов, две воздушные цели по правому траверзу…

Секундное молчание в эфире… и ответ голосом старшего нашей смены:

– Все в порядке, Никонов, моряки их давно ведут, но все равно молодец!

Моряки моряками, но и у наших майор Новиков тоже объявил тревогу! А как же не потренироваться в отражении воздушной цели? Вот с низов на палубу выскочили ребята с «Иглами», на каждый борт по паре расчетов. Следом за ними лезет майор Новиков, а дальше парни тащат «Корд», треногу и ящик с лентами. Установили, соединили, ленту наложили… к стрельбе по воздушной цели, если что не так, готовы. А самолеты прямо на нас не полетели, обогнули по широкому кругу, не нарываясь на грубость – но все равно неприятно.

Блин, а мне что делать? Все суетятся, а я побоку. Ага, вон разводящий, сержант Боря Ли идет, сейчас поставит задачу ….

Боря лыбится во все свои шестьдесят четыре зуба, как на рекламе зубной пасты и выдает:

– Отставить мандраж, Ник, расслабься и неси службу, как нес. Это наши «друзья», самураи недоделанные, решили нас потревожить. Тут так на каждом выходе они пролетают – вроде контролируют, кто ходит мимо их берега, а наши морячки их сопровождают, типа готовы сбить, если что. Так что не парься, все как обычно.

– А чего, у них голов нет? – спросил я. – И думать нечем, а вдруг кто пальнет с испугу….

Боря ухмыльнулся.

– Да ты что, испугался что ли? Это такая игра. Наши при случае их моряков дрессируют, они наших. А пальнут, так и поделом, макакам плешивым. Давно мечтаю посмотреть, как наши хоть одного такого завалят.

– Борь, – спросил я, – ты чего ты так завелся? Вроде тебе эти японцы ничего такого не сделали…

Боря оглянулся по сторонам.

– Ник, ты же в курсах, что бегаю я к кореяночке одной, они еще с царских времен бежали от этих макак. Так ее дед рассказывал, что джапы тренировались на корейцах, одним ударом располовинить пытались. Пришли в деревушку, согнали всех взрослых на площадь и давай тренироваться, спортсмены-саблисты, дери их за ногу…. Да много такого еще рассказал тот дед, черт меня дернул спросить у него, отчего у нас много корейцев живет, еще со времен Союза. Вот и поведал он мне о самураях грёбаных. Поубивал бы всех до единого.

Я увидел, что удалившиеся было и уже превратившиеся в две точки самолеты возвращаются, и сказал:

– Вон видишь, Борь, опять левый разворот закладывают, снова пролететь хотят.

– Ну и хрен с ними. – Борис помолчал. – Я вот думаю, какую такую гадость заклятым партнерам придумали наши яйцеголовые, что устроили во Владике такой аврал? Ведь как ни крути, а связь во всем городе рубануло качественно, а оказывается, я тут от двух штатских слышал краем уха, что это был всего лишь «неучтенный эффект установки». Вот стою и гадаю, что за хрень мы тут охраняем.

– Борь, – ответил я, – не парься, что бы ни было, все нам на пользу.

Немного помолчав, я сказал то, о чем давно думал:

– Я тут тоже слыхал, когда в карауле стоял – болтали двое из этих штатских, что, мол, «зонтик» какой-то должен получиться, они его еще «Туманом» называли. Вот и прикинул – зонтик, значит укрыться, а туман – значит, невидимый, я еще….

Боря нарочито кашлянул, оглядываясь по сторонам и, понизив голос, сказал:

– Ты Ник, это… поменьше языком трепи и догадки свои озвучивай осторожнее. Видал, сколько с «молчи-молчи» людей? Обычно на корабле он один, а тут… да и главный у них – аж человек из Москвы. Товарищ Одинцов. Такой посмотрит – и сразу насквозь видит, будто рентгеном. Ладно, достаивай, вон и Ф-восемнадцатые улетели, вроде точно япы были. Так что, давай, бди.

Бдю, бдю, товарищ сержант, такое утро испортили, узкоглазые дети пьяной козы; действительно улетели, наконец, сделав последний круг. И ребята с ПЗРК тоже свернулись. Правильно, нечего им зря светиться на палубе.

Подходит майор Новиков:

– Что, Никонов, бдишь? Молодец, бди! – и, еще раз вглядевшись в горизонт, уходит в низы вслед за парнями.

– Ну, – говорю я себе, – рядовой Никонов, увидите вы на этой службе много интересного и поучительного; это вам не бордюры белить, как папа рассказывал…

19 августа 2017 года, 02:00. Тихий океан, точка 40СШ 150ВД, глубина 240 м., борт атомного подводного крейсера К-419 «Кузбасс».

Командир АПЛ капитан 2-го ранга Александр Степанов, 40 лет.

Пока шли в конечную точку маршрута, с «Иркутском» не перекинулись и парой слов. А о чем трепаться – чай, не бабы на базаре. Они задают курс, мы контролируем; пока все совпадает, разговаривать не о чем. На двенадцати узлах скорости ни нас, ни их почти не слышно, обе лодки модернизированные и на малых ходах по скрытности приближаются к пресловутому «Ясеню», который и швец, и жрец и на дуде игрец. Семьдесят часов на экономичной скорости, чуть меньше трех суток – и мы на месте. За это время хоть бы что произошло. Никакой враг к нам не пристал – ни надводный, ни подводный, и даже буксируемая антенна не ловила ничего, кроме шумов пустынного океана. Не пролетали в небе «Посейдоны» сбрасывая гидроакустические буи, не шарились по поверхности океана корветы и фрегаты, прощупывающие глубины писком своих радаров, не скользили в толще вод американские подлодки-убийцы. Одним словом, переход прошел как плохие учения для первоклашек. К тому же, не знаю как на «Иркутске», но у нас на «Кузбассе» подозрительно прилежно вели себя оборудование и бортовая аппаратура. С начала похода ни одного сбоя или мельчайшей поломки. Даже лампочка на пульте ни одна не перегорела.

Пришли мы, значит, в конечную точку маршрута в два часа ночи, осмотрелись и в отсеках и снаружи, и легли в дрейф. «Иркутск», кстати, дрейф пошел первым, а мы уже за ним. Но два часа ночи или нет – хочешь не хочешь, а пакет надо вскрывать сразу после прибытия в конечную точку маршрута, а не тогда, когда это будет удобно господам офицерам. Служба есть служба. Нельзя сказать, что все были счастливы таким обстоятельством, а особист вообще выглядел так, будто у него только что украли кошелек со всем жалованием, но пакет был вскрыт и содержимое его прочитано. Единственное счастье, если не считать того, что не требовалось предпринимать никаких немедленных действий – внутри не оказалось еще одной матрешки, так что сюрпризы закончились.

Все остальное было из рук вон интересно. Во-первых – несколько часов спустя в данный квадрат придет соединение надводных кораблей Тихоокеанского флота, включая флагман «Варяг». Во-вторых – в составе этого соединения будет еще одно, возглавляемое большим противолодочным кораблем «Адмирал Трибуц». Это соединение будет проводить испытание системы электромагнитной маскировки. И это полбеды. Беда заключалась в том, что нам и «Иркутску» предписывалось скрытно, не выдавая своего присутствия, присоединиться к испытательной корабельной группе, и если наше присутствие не будет обнаружено, так же скрытно пройти с этой группой весь ее маршрут до конечной точки. Весело. А если на этом «Трибуце», слегка не разобравшись, саданут по нам из всех своих стволов? Тогда все, митькой звали… Или не по нам саданут, а по «Иркутску» – а там народа на борту почти в два раза больше.

Авантюра, одним словом – из числа тех, за которые начальство за глаза кроют матом, но мы военные люди, поэтому приказы положено выполнять, а не обсуждать. Ну, ничего, мы тоже не пальцем через попу деланные; и опять же, обе лодки только что после модернизации, сам уже убедился, что обнаружить «Иркутск», когда он не хочет показываться – не такое уж и простое дело. А этот «Трибуц» – рабочая лошадка, на которой без роздыху пахали все девяностые, нулевые и десятые годы. И оборудование у него хоть и мощное, но устаревшее, и износ, стало быть, солидный, да и не будут они ждать в этом пустом квадрате каких-то особых пакостей. Поэтому приказ может быть только один – лечь в дрейф, соблюдать тишину в отсеках и ждать эскадру; после чего, в случае успеха, выполнять предписанное красным пакетом задание. Мы еще посмотрим, кто у нас будет в белом с блестками, а кому по итогам учений будут мылить шею.

19 августа 2017 года, 10:00. Тихий океан, точка 40СШ 150ВД, кают-компания БДК «Николай Вилков».

Присутствуют:

Спецпредставитель Одинцов Павел Павлович

Руководитель проекта «Туман», дтн Тимохин Алексей Иванович.

Куратор испытаний от РТВ ТОФ, капитан 2 ранга Степанов Василий Иванович.

Куратор испытаний от МС ТОФ, полковник медслужбы Шкловский Лев Борисович

Куратор испытаний от особого отдела ТОФ, капитан ГБ Ким Максим Оскарович

Командир БПК «Адмирал Трибуц», капитан 1 ранга Карпенко Сергей Сергеевич.

Командир БДК «Николай Вилков», капитан 2 ранга Ольшанский Петр Сергеевич.

Командир роты морпехов, майор Новиков Александр Владимирович.

– Итак, товарищи, скоро мы приступим к тому, ради чего и организовывался этот учебно-боевой поход. – Одинцов обвел тяжелым взглядом собравшихся. – Эти испытания имеют особую важность для повышения обороноспособности России. По легенде учений, мы будем изображать ударную группировку, пытающуюся под прикрытием «Тумана» сблизиться с вражеским флотом на дистанцию ракетного удара. На первом этапе испытаний, который будет продолжаться в течении 3-х суток, ударную группировку будут изображать: флагман группы БПК «Адмирал Трибуц», носитель «Тумана» БДК «Николай Вилков», танкер «Борис Бутома». Задача – за семьдесят два часа пройти тысячу морских миль в условиях электромагнитной маскировки. Поскольку радиосвязь под маскирующим полем невозможна, то для связи между кораблями группы будет использована новейшая аппаратура направленной связи, основанная на применении лазерного луча. Ответственный за связь в условиях применения «Тумана» – капитан второго ранга Степанов Василий Иванович. В связи с ограниченной дальностью такой аппаратуры связь с флагманом Тихоокеанского флота и другими кораблями соединения, не входящими в испытательную группу, будет отсутствовать. На первом этапе испытаний установка «Туман» будет работать на 75% свой мощности. После завершения первого этапа, в конечной точке перехода, флот проведет маневрирование с боевыми стрельбами и приступит ко второму этапу испытаний. Который будет заключаться в том, что под покровом «Тумана», работающего на 100% мощности, будут укрыты все корабли, участвующие в походе. Об этом все! Итак, за процесс испытаний ответственны товарищи Тимохин и капитан второго ранга Степанов, – Одинцов кивнул головой, – Алексей Иванович….

В окружении военных мундиров элегантный серый костюм смотрелся как Бентли среди танков.

– Товарищ Одинцов, у нас все готово, сбоев и неполадок в работе оборудования не выявлено….

– Да?! – Одинцов насмешливо прищурил глаз… – А Владивостокское шоу? Вы там пятиминутным включением на полчаса вырубили сотовую связь, мобильный интернет и все виды телевидения, кроме кабельного…. Уж не знаю, чего там врала пресслужба флота, чтоб покрыть вашу выходку….

– Товарищ Одинцов! – с места встал капитан второго ранга Степанов. – Разрешите?

– Да, Василий Иванович?

– Мы с Алексеем Ивановичем, тщательно проанализировали результаты пробного пуска «Тумана» вечером четырнадцатого августа. Наш совместный рапорт о возможности применения специальной модификации «Тумана» в качестве мощного средства РЭБ был направлен по команде утром 15-го числа. Вы, кажется, должны были получить копию.

– Копию я получил, – Одинцов ухмыльнулся – зрелище получилось жутковатое, – с этим понятно, но не повторятся ли «спецэффекты» на основных испытаниях?

Тимохин мотнул головой.

– Исключено! Мы изменили конфигурацию верхнего ряда антенных эффекторов, теперь образование полем «гребня», способного задеть ионосферу, является невозможным. Максимальная высота захвата – около трех с половиной километров.

– Садитесь, товарищи. Пойдем дальше…. Ответственный за медицинский контроль личного состава кораблей и научного персонала товарищ полковник медслужбы Шкловский, слушаю вас.

– Насколько я понимаю, – Лев Борисович поправил сползшие на кончик носа очки, – и на предыдущих этапах испытаний проводился медицинский контроль за участвующим персоналом, и при этом никаких негативных эффектов выявлено не было. Но надо признать, что все предыдущие опыты продолжались от нескольких минут до двух-трех часов, на трое суток еще никто не замахивался. Поэтому мы будем следить, и в случае выявления угрозы здоровью людей потребуем немедленного прекращения испытаний…. Да, именно так, товарищ Одинцов – прекращения, причем немедленно!

– Лев Борисович, – Одинцов успокаивающе кивнул головой, – как именно вы будете следить за здоровьем военнослужащих и гражданского персонала?

– Каждому человеку – неважно, военнослужащий он или гражданский специалист – будет выдано по индивидуальному браслету, который будет снимать показатели температуры тела, пульса, артериального давления, а также некоторые данные по электрохимической активности. На каждом корабле имеется компьютер для обработки данных с этих браслетов в экспресс режиме. Браслеты общаются с компьютером через ИК-порт, для обеспечения этого надо весь личный состав кораблей и гражданский персонал обязать регулярно, раз в три-четыре часа, заходить в медблок. Соответственно, ваш «Туман» никак не влияет на работу системы в целом. Раз в сутки, с помощью предоставленной товарищем Сергеевым аппаратуры лазерной инфракрасной связи, данные будут сбрасываться на центральный сервер, расположенный здесь, на БДК «Николай Вилков»…. Здесь же развернута экспресс-лаборатория контейнерного типа, и имеется прочая диагностическая аппаратура. В одном из кубриков оборудован стационар-изолятор на пятнадцать коек, а в другом – палата интенсивной терапии на четыре койки…. Имеются значительные запасы разнообразных медикаментов и перевязочных средств. Поскольку мы, медики, не знаем, чего нам ждать, то подготовились по максимуму.

– Спасибо, Лев Борисович, – кивнул Одинцов, – как я понял, ваша служба к испытаниям готова. Итак, за режим секретности и обеспечение сохранения гостайны в этом походе отвечает представитель Особого отдела штаба капитан первого ранга Ким Максим Оскарович….

– Товарищ Одинцов, до меня доходит информация, что некоторые гражданские специалисты ведут разлагающие и провокационные разговоры – вот, к примеру… – Капитан первого ранга Ким достал из кармана свой «Самсунг». – Некто Виктор Позников в разговоре с сослуживцами говорил, что Россия недостойна иметь такую замечательную технику, как «Туман», что разработчикам платят гроши и они ведут полуголодную жизнь, а вот в Америке их бы оценили по достоинству. Я посылал запросы и наводил справки по инстанциям – зимой и весной двенадцатого года этот человек участвовал в так называемых белоленточных митингах. Правда, порядок не нарушал и правоохранительными органами не задерживался. Хотелось бы узнать у товарища Тимохина, каким образом этот молодой человек смог попасть на сверхсекретные испытания?

Тимохин побледнел.

– Наша служба безопасности проводила расследование, и, поскольку за этим молодым человеком не было замечено никакой деятельности, кроме разговоров, никаких контактов с иностранными посольствами или представителями иностранных спецслужб, то его сочли возможным допустить до работ, непосредственно не связанных с конструкцией «Тумана». Видите ли, он в нашей группе занимается сопряжением установки с источниками питания….

– Итить твою мать, Алексей Иванович! – взорвался Одинцов. – «Они не обнаружили связи с иностранными посольствами»; ты что у нас конструируешь – вооружение или стиральные машинки? Да только этих фактов должно было хватить, чтоб его гнали поганой метлой…. И почему я об этом узнаю только здесь и сейчас? Григорий Петрович просил не говорить? Вернусь, Семенцов у меня попляшет, должность участкового в Нарьян-Маре покажется ему верхом карьеры. Да и с Григорием Петровичем, надо будет, боднусь, не велик бычок. А сейчас, «кровавая гебня», слушай мою команду – если этот кадр в критический момент перейдет от слов к делу – шею свернуть и за борт! Сиди, Алексей Иванович, – Одинцов резким жестом вернул Тимохина на место, – ты уже напортачил как мог! Товарищ майор, подберите ребят посмышленее, пусть присмотрят за этой крысой – куда ходит, чем дышит, и так далее; трюм с оборудованием под особый контроль, выставить там постоянный парный пост, а лучше два. Шаг влево, шаг вправо, прыжок на месте – обезвредить! Обо всем докладывайте мне и капитану Киму…. Ф-фу, а я думал, с чего так на сердце неспокойно…. Итак, вот что – к капитану второго ранда Ольшанскому у меня вопросов и претензий нет; для него, в общем-то, особый режим продолжается уже неделю. С капитаном первого ранга Карпенко я побеседую отдельно, после совещания. Все свободны, а вас, Сергей Сергеевич, я попрошу остаться.

19 августа 2017 года, 10:35 Тихий океан, точка 40СШ 150ВД, каюта Одинцова на БДК «Николай Вилков».

Присутствуют:

Спецпредставитель Одинцов Павел Павлович

Командир БПК «Адмирал Трибуц», капитан 1 ранга Карпенко Сергей Сергеевич.

– Ну, Сергей Сергеевич, поговорим? Ничего, что на ты? – Одинцов боком присел на стол и достал сигареты. – Куришь?

– Курю! – Карпенко достал свои и чиркнул зажигалкой. – Говори, чего хотел….

– Вот прочти! – Одинцов вытащил из кармана уже знакомую нам бумагу, – учти, до этого момента о существовании этого документа знали только трое: адмирал на Варяге, особист Ким, майор Новиков, и теперь ты четвертый.

Карпенко несколько раз прочел, зачем-то перевернул листок и глянул с обратной стороны.

– Круто, товарищ Одинцов – полномочия у тебя, однако, свирепые, совершенно диктаторские… – и, не складывая бумагу, вернул ее хозяину.

– Ну, да диктаторские… – Одинцов затянулся табачным дымом, – это на тот случай, если наша группа оторвется от основных сил. Если все будет нормально – если можно так сказать об акции на грани войны – то командовать будет командующий Тихоокеанским флотом контр-адмирал Авакянц, а я буду только посмотреть.... Это и есть моя работа – не командовать, а только смотреть. Составить, так сказать, полное впечатление о том, что, как и почему.

– Ну, хорошо, – Карпенко сбросил пепел в пепельницу и ухмыльнулся, – у тебя полномочия, а от меня что требуется?

– Если мы отобьемся от основных сил, – лицо Одинцова стало жестким, – то с того момента и до возвращения к своим, ты мой командующий флотом, а я твой президент…. Как-то так получается!

– Вот как? – Карпенко снял фуражку и провел рукой по затылку. – Ну что же, как говаривали у меня на родине – не боись, командир, исполним все в лучшем виде. Если надо янкесам соли на хвост насыпать, или хотя бы пугнуть как следует, то я всегда готов, можешь на меня рассчитывать…. Только вот как в таком случае старшинством мериться будем?

– А что им мериться, Сергей Сергеевич? Ты, до тех пор, пока не воссоединимся с флотом, самый старший морской начальник. Приказ, назначающий тебя командующим корабельной группой имеется совершенно официальный. Я в твои морские дела ни в коем случае не лезу. Будет приказ – будем думать, как его наилучшим образом исполнить. В том случае, когда приказа нет, а делать что-то надо, ты уж извини, я беру управление на себя….

– Так, погоди, так ты не тот самый Одинцов, что восьмого первым в Джаву, вертолетом, только со взводом разведчиков, еще до передовых частей…. Твой позывной был ….

– Тсс. Тот самый… – ухмыльнулся Одинцов, – а тебе-то откуда известно?

– Слухом земля полнится, – точно также ухмыльнулся Карпенко, – рассказал один приятель после бутылочки холодного чая…. Но уважаю, уважаю…. Слышь, товарищ Одинцов, а как тебя по имени-отчеству?

– Павел Павлович, я, а что? – Одинцов решительно раздавил в пепельнице окурок.

– А то по фамилии обращаться неудобно, да и не принято у нас на флоте. Неуважение как бы. Да и был, говорят, в царском флоте обычай, когда в неофициальной обстановке офицеры к друг другу по имени-отчеству обращались, без званий. Слушай, Павел, так там, в Осетии, и в самом деле янкесы были?

– У галстукоеда-то? Было там, Сергей, каждой твари по паре, сам лично любовался на тушку негра в грузинской форме и с грузинскими документами…. Или он мутант, или Джоржия не та? Хохлы ловились, прочая сучья рать вроде прибалтов. Самые хитрые – сыны Израилевы – как жареным запахло, так сразу в самолет и в Тель-Авив, рассказывать, как мы жестоко бомбим Тбилиси. Да ну их всех в дупу, головой вперед!

Карпенко посмотрел на часы.

– Ладно, Павел Павлович, пора и честь знать, почти одиннадцать…. Пока на катере до «Трибуца» дойду, твои уже шарманку заведут. И помни, если что, то наш флот не подведет!

19 августа 2017 года. 12:00. Тихий океан, точка 40СШ 150ВД, БДК «Николай Вилков».

Доктор технических наук Алексей Тимохин, 45 лет.

Сажусь за свое рабочее место и разминаю пальцы. Так, компьютер включен, Линукс загружен. Запускаю пиктограмму «Изделие ХХ/522 Туман-888». Секунд через сорок на экране появляется табличка: – «Изделие обнаружено, идет тестирование» – ну, это как минимум на полчаса, можно было бы успеть выйти на палубу покурить, если бы я не бросил в 2006-м. Минуты тянутся откровенно медленно, нет ничего хуже, чем бы ждать, не зная, чем себя занять. Наверное, так люди и придумали курение. Пока тянется этот дурацкий тест, расскажу немного о себе…. Я ведущий специалист одного НПО, Алексей Тимохин, родился 45 лет назад в стране, которая тогда называлась СССР, в столице одной союзной республики. На самом деле, открою секрет, я не Алексей, и моя фамилия не Тимохин, но что поделаешь – секретность. Зато все остальное – святая, истинная, правда. Учился в институте связи, защитил дипломный проект с отличием, руководитель практики про мой дипломный проект сказал: «Тут как минимум две кандидатские…» После получения красного диплома был приглашен в Москву в то самое секретное заведение, теперь НПО называется. Но тут получилось так, что случайно закончился СССР и начались лихие 90-е. Нам повезло – Генеральный директор нашел сначала одного инозаказчика в Индии, потом другого в Китае.… А с 2002 мы снова понадобились родной РФ, несчастному огрызку бывшей СССР. Один заказ, второй, третий… а с 2011 года наш отдел занимается проектом «Туман» – тогда это был один экселевский файл с цепочкой формул, и все. И вот шесть лет мы воплощали гениальное, сделанное на кончике пера открытие, в грубое железо. И вот оно готово, скомпоновано в два трехтонных универсальных контейнера, которые сейчас наглухо принайтоваты в трюме БДК «Николай Вилков». Весь прошлый год мы тестировали и испытывали наше Изделие на полигонах. Что за изделие? Это наше детище, наш любимый ребенок, и даже рыжая Алла не говорит о нем иначе как с придыханием. А как же – ведь она отдала ему «лучшие годы своей жизни»… «Туман» – это установка, способная каждый корабль или самолет превратить с суперстеллс, абсолютно невидимый для радаров. Мы включали установку много раз, испытания длились от восьми минут до трех часов, и каждый раз все получалось – на время испытания мы пропадали с радаров. И даже солнце в это время, казалось, светило через тонированное стекло. Сегодня у нас первое «боевое» испытание. Наша задача – вести корабельную группу вдоль сороковой параллели в течении трех суток, а это ни много ни мало тысяча морских миль. Мы будем их вести, а с «Варяга» и других кораблей эскадры будут вести контроль нашей заметности во всех диапазонах электромагнитного и акустического спектра. Ну вот – тестирование завершилось и на экране горит панель управления Изделием. Все блоки отмечены зелеными «светофорами», следовательно, все в порядке – с Богом!