Дьявол и темная вода Тёртон Стюарт

3

Под пламенеющим небом Батавии Сара Вессел вернулась в начало процессии, чувствуя на себе испепеляющие взгляды придворных, солдат и лакеев. Она шла мимо них как приговоренная – выпрямив спину, но опустив глаза и сжав кулаки. От стыда пылали щеки, хотя окружающим казалось, что это от жары.

Почему-то она оглянулась на Арента. Его нетрудно было найти в толпе – ростом он на голову, а то и больше превосходил всех, кто стоял рядом. Сэмми заставил его осмотреть труп, и теперь Арент ворошил одежду прокаженного длинной палкой, на которой носили корзины.

Почувствовав, что на него смотрят, он поднял голову и встретился взглядом с Сарой. Та смутилась и снова опустила глаза.

Чертов жеребец фыркнул и сердито ударил копытом о землю. Сара никогда не ладила с этим зверем. В отличие от нее, тому нравилось подчиняться ее мужу.

Сара постаралась скрыть ехидную ухмылку, подходя к Яну. Он сидел спиной к ней и, склонив голову, о чем-то тихо беседовал с Корнелиусом Восом.

Вос был гофмейстером, главным советником ее мужа и одним из влиятельнейших людей в городе. Хотя по его виду никто бы так не сказал, ибо, несмотря на свое высокое положение, он не демонстрировал ни властности, ни деятельного пыла. Он был не высок и не низок, не толст и не худ, волосы неопределенного цвета обрамляли обветренное лицо, на котором примечательными были только блестящие зеленые глаза, всегда смотрящие куда-то мимо собеседника. Одежда его была поношенной, но не обтрепанной, а от всего облика веяло такой безысходностью, что цветы, наверное, увядали, когда он проходил мимо.

– Все мои личные вещи погрузили? – спросил генерал-губернатор, не обращая внимания на Сару.

– Мастер-негоциант проследил за этим, мой господин.

Они не прервали разговор и никак не обнаружили, что знают о ее присутствии. Муж терпеть не мог, когда его перебивают, а Вос служил ему достаточно долго, чтобы это усвоить.

– Все ли сделано, чтобы сохранить секретность? – спросил генерал-губернатор.

– Капитан стражи Дрехт лично проследил за этим. – Вос побарабанил пальцами по бокам, будто что-то подсчитывая. – А что со вторым важным грузом, мой господин? Могу я поинтересоваться, где вы собираетесь разместить Причуду?

– Моя каюта вполне подходит, – заявил генерал-губернатор.

– К сожалению, Причуда слишком большая, ваша милость. – Вос потер руки. – Может быть, в трюме?

– Недопустимо, чтобы будущее Компании хранилось где-то как ненужная мебель.

– Мало кто знает, что собой представляет Причуда, – продолжал Вос, ненадолго отвлекшись на всплеск весел подплывающего челнока. – И уж тем более, что мы везем ее на «Саардаме». Лучший способ ее защитить – сделать вид, что это действительно ненужная мебель.

– Разумно, но в трюм может зайти кто угодно, – ответил Ян Хаан.

Оба озадаченно умолкли.

Солнце жгло спину, капельки пота собирались над бровями и катились по лицу, проделывая бороздки в пудре, которую Доротея щедро наложила Саре на лицо, чтобы скрыть веснушки. Ей ужасно хотелось оправить одежду, снять воротник и отлепить от тела влажную ткань, но муж ненавидел, когда при нем ерзают не меньше, чем когда его перебивают.

– Как насчет порохового погреба, ваша милость? – спросил Вос. – Он заперт и под охраной. Никто не догадается, что там хранится нечто столь ценное.

– Превосходно. Распорядитесь.

Когда Вос удалился, генерал-губернатор наконец повернулся к жене.

Он был на двадцать лет старше Сары. Лысина на вытянутой голове, обрамленная ободком темных волос над большими ушами, напоминала тонзуру. В Батавии носили шляпы, чтобы уберечься от палящего солнца, но муж Сары считал, что в шляпе выглядит глупо. В результате лысина приобрела багровый оттенок, кожа на ней шелушилась и хлопьями усыпала складки воротника.

Темные глаза под прямыми бровями оценивающе посмотрели на Сару, пальцы потерли длинный нос. Как ни крути, Ян был уродлив, но, в отличие от гофмейстера Воса, излучал силу. Каждое слово, слетавшее с его уст, казалось судьбоносным, каждый взгляд призывал собеседника осознать свою никчемность и найти способ хоть в чем-то пригодиться. Он полагал себя живым учебником образцового воспитания, дисциплины и моральных устоев.

– Жена, – сказал он тоном, который со стороны мог показаться любезным, и протянул руку к ее лицу, отчего Сара вздрогнула. Муж вдавил палец ей в щеку и грубо стер комок пудры. – Жара к тебе немилосердна.

Сара проглотила обиду и опустила глаза.

Они были женаты пятнадцать лет, но она могла по пальцам одной руки пересчитать те разы, когда ей удавалось выдержать его взгляд.

Его глаза были чернее чернил. Как Лиины, но у той они светились жизнью. Глаза же Яна были пусты, как две черные дыры, сквозь которые душа давно покинула их обладателя.

Она ощутила это в самую первую их встречу, когда ее с четырьмя сестрами доставили вечером к нему в гостиную роттердамского дома, словно мясные туши из лавки. Он поговорил с каждой и сразу выбрал Сару. Сделал обстоятельное предложение и в разговоре с отцом Сары перечислил все преимущества их союза. Все сводилось к тому, что у нее появится красивая клетка и неограниченное количество времени на самолюбование.

Всю дорогу домой Сара проплакала, умоляя отца не выдавать ее замуж.

Слезы ничего не изменили. Слишком велико было приданое.

Она и не подозревала, что ее растили и кормили, чтобы потом продать, как тельца на заклание.

Ей казалось, что ее предали, но тогда она была юна. А теперь лучше понимала, как устроен мир. Мясным тушам не положено выбирать, на чьем крюке висеть.

– Твоя выходка была неподобающей, – процедил он сквозь зубы, по-прежнему улыбаясь для виду.

Придворные подошли ближе, чтобы не пропустить ничего интересного.

– Это не выходка, – упрямо пробормотала она. – Человек страдал.

– Он умирал. У тебя что, было снадобье от смерти? – Муж произнес это тихо, но тоном, способным умертвить все живое, вплоть до букашек на земле. – Ты импульсивна, безрассудна, упряма и простодушна. – Обидные слова летели в нее, как недавно камни – в Пипса. – Я прощал тебе эти качества, когда ты была девочкой, но твоя юность давно позади.

Дальше она не слушала, не было смысла. Привычная нотация, словно первые капли дождя перед яростной бурей. Ее слова ничего не изменят. Наказание последует позже, когда они останутся наедине.

– Сэмюэль Пипс считает, что кораблю грозит опасность, – выпалила Сара.

Не привыкший к тому, что его перебивают, генерал-губернатор нахмурился.

– Пипс в кандалах, – возразил он.

– Только руки. Глаза и способности ничего не сковывает. Он считает, что прокаженный служил плотником, возможно на одном из кораблей, который готовится отплыть в Амстердам.

– Никто бы не взял прокаженного на корабль.

– Возможно, недуг проявился, когда бедняга приплыл в Батавию.

– Согласно моему приказу, прокаженных казнят, а тела сжигают. Никто не потерпит их присутствия в городе. – Генерал-губернатор раздраженно покачал головой. – Ты поверила россказням умалишенного преступника. Нет никакой опасности. «Саардам» – прекрасное судно с прекрасным капитаном. Во всей флотилии нет корабля прочнее. Поэтому я его и выбрал.

– Пипса беспокоит не прочность досок, – огрызнулась Сара и тут же понизила голос. – Он опасается саботажа. Каждый, кто взойдет на борт, окажется под угрозой. В том числе наша дочь. Мы уже потеряли мальчиков, неужели вы выдержали бы… – Она сделала вдох, пытаясь успокоиться. – Разве не было бы разумнее поговорить с капитанами кораблей до отплытия? У прокаженного отрезан язык и изувечена нога. Если он служил на одном из кораблей, капитаны, без сомнения, его вспомнят.

– И что я, по-твоему, должен сделать? – укоризненно спросил муж, кивая на толпу в несколько сот человек, изнемогающих от жары. Пока они разговаривали, придворные умудрились неслышно приблизиться на достаточное расстояние, чтобы подслушивать. – Приказать всем вернуться в форт, ибо так велел преступник?

– Вы доверяли Пипсу, когда вызвали его из Амстердама на поиски Причуды.

Глаза Яна угрожающе сузились.

– Ради Лии, – смело продолжала Сара. – Можно мы с ней хотя бы поплывем на другом корабле?

– Нет, все поплывут на «Саардаме».

– Хотя бы Лия.

– Нет.

– Но почему? – Обескураженная таким упрямством, Сара забыла, что он разъярен. – Другой корабль ничем не хуже. Почему вы так настаиваете на том, чтобы плыть…

Муж одарил ее хлесткой пощечиной. Придворные заахали и захихикали.

Взглядом Сары можно было бы потопить все корабли в порту, но генерал-губернатор встретил его бесстрастно, только извлек шелковый носовой платок из кармана. Его ярость улетучилась.

– Приведи дочь, так чтобы мы взошли на борт вместе, всей семьей, – велел он, отряхивая пудру с руки. – Наше пребывание в Батавии подошло к концу.

Сжав зубы, Сара повернулась к процессии.

Придворные глазели на нее и шушукались, но она смотрела только на паланкин.

Лия неотрывно глядела на нее из-за потрепанного полога. По лицу ее невозможно было понять, о чем она думает.

«Будь он проклят, – думала Сара. – Будь он проклят».

4

Весла вздымались и опускались, льющаяся с них вода переливалась на солнце. Челн плыл к «Саардаму» по голубой гавани, покрытой легкой рябью.

Капитан стражи Якоб Дрехт сидел на средней скамье, широко расставив ноги, и рассеянно стряхивал кусочки соленой рыбы со светлой бороды.

Он отстегнул ножны от пояса и положил на колени шпагу – искусно сработанный клинок с изящным эфесом. В основном мушкетеры были вооружены пиками, мушкетами или ржавыми кинжалами, снятыми с поверженных врагов на поле боя. Такие шпаги, как у Дрехта, носили знатные вельможи, она была слишком хороша для простого солдата, и Арент гадал, где тот разжился таким оружием и почему не продал его.

Рука Дрехта покоилась на ножнах, и время от времени он настороженно поглядывал на узника и одновременно вел дружескую беседу с земляком-лодочником: они вспоминали, как вместе охотились на кабана в окрестностях своей деревни и выпивали в тавернах.

На носу, в окружении змееподобных цепей, Сэмми уныло перебирал покрытые ржавчиной звенья оков. Арент никогда не видел друга в столь угнетенном состоянии. За пять лет, что они работали вместе, Сэмми бывал вспыльчивым, добрым и ленивым, но сломленным – никогда. А сейчас будто солнце на небе потускнело.

– Как только окажемся на корабле, сразу поговорю с генерал-губернатором, – пообещал Арент. – Постараюсь его вразумить.

Сэмми покачал головой.

– Не послушает, – отрешенно сказал он. – И чем больше ты будешь меня защищать, тем труднее тебе будет доказать, что ты ни при чем, когда меня казнят.

– Казнят?! – воскликнул Арент.

– Генерал-губернатор намерен это сделать, как только мы доплывем до Амстердама. – Сэмми фыркнул. – Если, конечно, доплывем.

Арент поискал взглядом лодку генерал-губернатора. Она плыла сзади, все семейство сидело под навесом. Ветерок слегка развевал легкую ткань, открывая Лию, положившую голову на колени матери. Генерал-губернатор сидел поодаль от них.

– Совет семнадцати никогда такого не допустит, – возразил Арент, вспоминая, как высоко в Компании ценили таланты Сэмми. – Тобой слишком дорожат.

– Генерал-губернатор едет в Амстердам, чтобы занять место в Совете. Надеется всех убедить.

Их челн проплыл меж двух кораблей. Забравшиеся на снасти матросы перебрасывались скабрезностями с соседями. Кто-то мочился в море, желтая струя едва не угодила в челнок.

– Что вообще происходит, Сэмми? – серьезно спросил Арент. – Ты отыскал Причуду, как тебя и просили. В твою честь закатили пирушку. И как так получилось, что ты вошел в кабинет генерал-губернатора героем, а вышел узником в кандалах?

– Я много об этом думал. Ничего не понимаю, – с отчаянием в голосе проговорил Сэмми. – Он требовал, чтобы я во всем признался, но, когда я ответил, что не знаю, в чем признаваться, он взъярился на меня и велел сидеть в каземате, пока не одумаюсь. Поэтому я и прошу тебя оставить меня.

– Сэмми…

– Во время последнего расследования я чем-то навлек на себя его гнев, но, не зная, чем именно, я не в силах обезопасить тебя, – перебил его Сэмми. – И могу поклясться, как только он со мной покончит, про наши заслуги сразу забудут и твоя репутация в Объединенной Ост-Индской компании будет погублена. Я отравлю тебе жизнь, Арент Хейс. Я повел себя безрассудно и высокомерно, за что и поплатился. Но я не потащу тебя на дно за собой. – Он подался вперед и, вглядываясь Аренту в лицо, с жаром сказал: – Вернись в Батавию, позволь мне хоть раз спасти тебе жизнь.

– Я взял у тебя деньги и дал слово оберегать тебя, – ответил Арент. – Так что ни за что не допущу, чтобы за эти восемь месяцев ты стал добычей воронья.

Сэмми покачал головой и умолк, признавая свое поражение; плечи его поникли.

Челнок приблизился к скрипящей громаде «Саардама», возвышавшейся над водой как огромная деревянная стена. Корабль вышел из Амстердама всего десять месяцев назад, но уже казался древним – красная и зеленая краска отслаивалась, древесина покоробилась после попадания из холодной Атлантики во влажные и жаркие тропики.

То, что такая громадина могла плыть по воде, казалось чудом инженерной мысли, чем-то сродни колдовству, и Арент ощущал себя букашкой рядом с кораблем. Он провел пальцами по шершавым доскам. Древесина мерно подрагивала. Арент представил, что там, по ту сторону, – лабиринт палуб и трапов, мрак, пронзаемый случайными лучами солнца. Чтобы управлять таким кораблем, понадобится не одна сотня человек. Пассажиров будет не меньше. И всем им грозит опасность. Сэмми, закованный в кандалы и измученный дурным обращением, – единственный, кто может их спасти.

Арент постарался высказать эту мысль как можно красноречивее:

– Кто-то хочет потопить корабль, а я плаваю, как мешок с камнями. Может, вынешь голову из задницы и сделаешь что-нибудь?

Сэмми ухмыльнулся.

– Тебе бы армией командовать, – ехидно сказал он. – Что ты нашел у прокаженного?

Арент развернул лоскут, оттяпанный от мешка на пристани, и показал амулет прокаженного, который тот сжимал в руке перед смертью. Деревяшка обуглилась до неузнаваемости.

Сэмми подался вперед и вперился взглядом в амулет.

– Его располовинили, – сказал он. – Края неровные. – Он задумался, потом повернулся к Якобу Дрехту. – Вы когда-нибудь служили на торговом галеоне? – Несмотря на кандалы, в голосе Сэмми слышалась властность.

Дрехт покосился на него так, будто вопрос был темной пещерой, куда он не хотел входить.

– Да, – наконец ответил он.

– Как быстрее всего потопить корабль?

Дрехт изогнул кустистую светлую бровь, потом кивнул на Арента:

– Попросить твоего приятеля кулаком проломить в нем дыру.

– Я серьезно, капитан, – ответил Сэмми.

– А к чему такие вопросы? – с подозрением спросил тот. – Будущее не сулит тебе ничего хорошего, но я не позволю тебе утащить генерал-губернатора с собой в ад.

– Мое будущее в руках Арента, а это значит, что я за него спокоен, – ответил Сэмми. – Однако кораблю сулили погибель. Надо убедиться, что это всего лишь пустые угрозы.

Дрехт посмотрел на Арента:

– Он правда не замышляет ничего дурного, лейтенант? Клянешься?

Арент кивнул, и Дрехт уставился на соседние корабли. Нахмурился и поправил перевязь на плече, забренчав медными фляжками.

– Поджег бы пороховой погреб, – заявил он после долгого молчания. – Вот что бы я сделал.

– Кто сторожит пороховой погреб?

– Констебль. А дверь на запоре, – ответил Дрехт.

– Арент, узнай, кто может туда войти и не затаил ли констебль обиду на кого-нибудь, – сказал Сэмми.

Арент с радостью отметил воодушевление в голосе друга. В основном они расследовали кражи, убийства, давно совершенные преступления, которые было легко распутать. Будто приезжали в театр после спектакля и их просили восстановить сюжет по разорванным программкам и оставшимся декорациям. Однако здесь они имели дело с еще не совершенным преступлением, шансом спасти жизни, а не актом отмщения.

Вот где Сэмми сможет в полной мере проявить свои способности. Скорее всего, это займет его до того времени, когда Арент добьется его освобождения.

– Тебе понадобится разрешение капитана Кроуэлса, – прервал его мысли Дрехт, вытирая с ресниц морскую воду. – Без него в пороховой погреб не попасть. А такое разрешение не то чтобы легко получить.

– Тогда начни пока отсюда, – сказал Сэмми Аренту. – Поговори с констеблем и постарайся узнать, кем был прокаженный. Думается мне, что он жертва, а не преступник.

– Не преступник? – усмехнулся Дрехт. – А не он ли осыпал нас проклятиями?

– Это без языка-то? Он привлекал к себе внимание, а кто-то вещал за него. Мы не знаем, желал он нам зла или нет, но он точно не сам забрался на ящики и поджег на себе одежду. Он и руками-то замахал, только падая вниз. И все видели, в какой ужас он пришел, когда его охватило пламя. Он не знал, что с ним произойдет, а значит, его смерть – гнусно подстроенное убийство. – По кандалам бежал паучок, и Сэмми подставил руку, чтобы тот перебрался на скамью. – Поэтому Арент узнает, как звали прокаженного, поговорит с его приятелями и выяснит, как он провел последние недели своей жизни. Собрав все факты, мы, возможно, поймем, как он оказался на ящиках, чей голос мы слышали и почему этот некто таит злобу на пассажиров «Саардама».

Арент смущенно поерзал на скамье:

– Не уверен, что могу сделать хоть что-нибудь из перечисленного, Сэмми. Может, мы найдем…

– Три года назад ты попросил меня обучить тебя моему ремеслу, и я взял тебя в ученики, – сказал Сэмми, сердясь на друга за нерешительность. – Пришло время себя проявить.

Старые разногласия всплыли на поверхность, словно зловонные болотные пузыри.

– Мы же отказались от этой идеи, – вскинулся Арент. – Понятно же, что я не могу делать то, что делаешь ты.

– Тогда в Лилле тебя подвел не ум, Арент, а горячность. Ты слишком сильный, а оттого нетерпеливый.

– Я провалил дело не потому, что слишком сильный.

– И тот единственный раз настолько подорвал твою уверенность в себе…

– Невиновный человек чуть не погиб.

– С невиновными людьми иногда такое случается, – заявил Сэмми тоном, не терпящим возражений. – А сколько языков ты знаешь? Вспомни, с какой легкостью ты их выучил. Я наблюдал за тобой все эти годы. И знаю, что ты все подмечаешь. И запоминаешь. Что было надето на Саре Вессел утром? Какие туфли? Шляпка?

– Не помню.

– Да все ты помнишь, – усмехнулся Сэмми, зная, что Арент солгал по привычке. – Вот упрямец. Если бы я спросил, сколько ног у лошади, ты бы сказал, что никогда лошадей не видел. Как ты применяешь все эти сведения?

– Твою жизнь берегу.

– Ну вот, ты снова полагаешься на силу там, где нужен ум. – Сэмми потряс тяжелыми кандалами. – Мои возможности ограниченны, Арент, и раз я сам не могу вести расследование, то рассчитываю, что корабль спасешь ты. Я не позволю какому-то негодяю утопить меня до того, как генерал-губернатор меня повесит.

Лодочник подвел челн боком к борту «Саардама».

5

Вереница челноков окружила «Саардам», словно муравьи – тушу быка. Каждый был полон пассажирами, которым разрешили взять по одному узлу с поклажей. Они просили, чтобы к ним спустили веревочные трапы, а матросы высоко наверху потешались над ними, делая вид, что ищут трапы или не слышат, что им кричат.

Офицеры «Саардама» смотрели на эти забавы сквозь пальцы, ожидая, когда на борт поднимется генерал-губернатор. Пока он с семейством не устроится на корабле, никого другого туда не пустят.

Доска на четырех веревках медленно поднимала наверх Лию. Сара наблюдала снизу, прижав руки к груди и до смерти боясь, что дочь не удержится или веревка оборвется.

Муж уже был на борту, а Саре предстояло подняться в последнюю очередь.

Что при посадке на корабль, что во всех прочих случаях этикет предписывал ей оставаться наименее важным человеком в собственной жизни.

Когда пришел черед Сары, она села на доску, крепко схватилась за веревки и радостно засмеялась, когда доска взмыла вверх и ветер принялся трепать одежду.

Ее охватил восторг.

Она болтала ногами и смотрела сверху на Батавию.

Тринадцать лет она наблюдала за тем, как город расползается, словно тающий кусок масла. Из окон форта он виделся огромным нагромождением улочек, торговых лавок, рынков, заключенным в зубчатых стенах.

Но сверху он казался одиноким существом: улицы и каналы жались друг к другу, будто их теснили к берегу подступающие джунгли. Над крышами висели клубы торфяного дыма; в небе кружили яркие птицы, ожидая, когда закончится базарный день и можно будет поживиться объедками.

С болью в сердце Сара осознала, как сильно она будет скучать по этому месту. Каждое утро Батавия просыпалась под громкие крики попугаев – их стаи взлетали с качающихся ветвей и расцвечивали небо ярким опереньем. Сара любила этот многоголосый гвалт, мелодичный язык местных жителей, пряный запах похлебки, которую по вечерам готовили в огромных котлах.

В Батавии у Сары родилась дочь и умерли двое сыновей. Радости и горести жизни в Батавии сделали ее такой, какая она была сейчас.

«Качели» доставили Сару на шканцы, у грот-мачты. Матросы сновали по снастям, словно пауки, тянули канаты и вязали узлы, плотники строгали доски, а юнги конопатили и смолили швы, стараясь не нарваться на ругань.

Лия стояла у поручней и оглядывала корабль.

– Впечатляет, правда? – восхищенно спросила она мать. – Но столько лишней работы. – Лия указала на матросов, которые с кряхтеньем опускали груз в люк трюма, будто в разверстую пасть зверя, которого следовало накормить перед дорогой. – Им бы подъемную машину, и они бы справились вдвое быстрее. Я могла бы сконструировать такую, если бы они…

– Тебя не послушают. Ни за что, – перебила ее Сара. – Держи свои идеи при себе, Лия. Вокруг мужчины, которым не по нраву придутся твои предложения, пусть даже высказанные с самыми благими намерениями.

Лия обиженно закусила губу, глядя на ненадежную подъемную конструкцию:

– Но это так легко сделать, почему мне нельзя…

– Потому что мужчинам не нравится, когда их выставляют глупцами, а именно так они себя чувствуют, стоит тебе заговорить. – Сара погладила дочь по щеке, жалея, что не может облегчить той понимание жизни. – Ум – это своего рода сила, а мужчины не потерпят рядом женщину, которая сильнее их. Гордость не позволит, а она им всего дороже. – Она покачала головой, не в состоянии найти нужные слова. – Этого не понять. Просто такова жизнь. В стенах форта тебя окружали любящие люди и ты боялась только отца, но на «Саардаме» такой защиты нет. Здесь опасно. Так что запомни мои слова и всегда думай, прежде чем что-то сказать.

– Да, мама, – ответила Лия.

Сара вздохнула и притянула дочь к себе. Сердце ее болезненно сжалось. Какой матери хочется запрещать своему ребенку быть тем, кем он желает, но что проку лезть на рожон.

– Скоро все изменится, обещаю, мы будем в безопасности и заживем так, как хотим.

– Жена! – прокричал генерал-губернатор с другого конца палубы. – Хочу представить тебя кое-кому.

– Иду, – отозвалась Сара, беря Лию за руку.

Муж разговаривал с потным толстяком, лицо которого испещряли красные прожилки, а воспаленные глаза слезились.

Очевидно, он поздно встал и не уделил должного внимания своему туалету. Ленты щегольского наряда развязались, рубашка выбилась из-под пояса. Толстяк не был напомажен и надушен, хотя отчаянно нуждался и в том и в другом.

– Это мастер-негоциант Рейньер ван Схотен, главный человек на корабле, – сказал генерал-губернатор. В его словах сквозила неприязнь.

Ван Схотен окинул Сару таким взглядом, будто мысленно прикалывал к ней ценник.

– Я думала, главный – капитан, – удивилась Лия.

Ван Схотен заткнул большие пальцы за пояс и выпятил пузо, собрав остатки достоинства.

– Не на торговом судне, госпожа, – пояснил он. – Задача капитана проста – благополучно привести корабль в Амстердам. Я же отвечаю за все прочее.

«Проста», – подумала Сара. Будто есть задача поважнее, чем не затонуть.

Хотя, разумеется, она была.