Дьявол и темная вода Тёртон Стюарт

15

Сара и Лия стояли на корме и смотрели, как удаляется Батавия. Сара ожидала, что она будет исчезать постепенно, как смывается с ткани пятно. Но и печные трубы, и крыши домов скрылись из виду в мгновение ока, не оставив времени на прощание.

– Мама, а Франция какая? – спросила Лия уже, наверное, в сотый раз на этой неделе.

Сара видела тревогу в глазах дочери. Батавия была единственным знакомым ей местом, пусть ей и редко дозволялось выходить за стены форта. Малышкой она часами играла в лабиринт Минотавра, представляя, что скрывается от чудовища, на роль которого прекрасно подходил ее отец.

Теперь же, после тринадцати лет жизни в каменных стенах и под охраной, ее увозили в далекие края, где она начнет совершенно новую жизнь в огромном особняке с садом.

Бедняжка уже несколько недель плохо спала.

– Я не очень хорошо знаю Францию, – ответила Сара. – Я была очень молода, когда побывала там в последний раз, но помню изысканную кухню и прекрасную музыку.

На лице Лии расцвела мечтательная улыбка. Она любила и то и другое.

– Французы – талантливые изобретатели, ученые и врачеватели, – продолжала Сара. – И строят настоящие чудеса – соборы до небес.

Лия положила голову на плечо матери, темные волосы волной заструились по руке.

Над ними скрипнул высокий столб с фонарем, на ветру заполоскался кормовой флаг. В хлеву кудахтали куры и хрюкали свиньи, возмущенные тем, что пол качается.

– Я им понравлюсь? – жалобно произнесла Лия.

– Да они тебя полюбят! – воскликнула Сара. – Поэтому мы все это и затеяли. Не хочу, чтобы ты боялась быть самой собой. И скрывала свой талант.

Лия крепко прижалась к ней и, наверное, собиралась задать следующий из своих многочисленных вопросов, но тут к ним по трапу взбежала Кресси; ее светлые волосы развевались на ветру. Она сменила домашнее платье на наряд с высоким воротником и рукавами, перехваченными красными лентами, надела широкополую шляпу с перьями, а туфельки держала в руке. Лоб покрывала испарина.

– Вот вы где, – произнесла Кресси, запыхавшись. – Я вас повсюду ищу.

– Что случилось? – забеспокоилась Сара.

Кресси прибыла в Батавию два года назад по велению генерал-губернатора и, словно солнышко, осветила их скучную жизнь. Прирожденная кокетка и талантливая рассказчица, она развлекала их историями чуть ли не каждый день. Сара не помнила, чтобы Кресси была не в духе или тревожилась о чем-то. Ее естественным состоянием была нега, и рядом всегда находился поклонник, который пробуждал в ней это чувство.

– Я знаю, что за опасность грозит кораблю, – выпалила Кресси, все еще пытаясь отдышаться. – Знаю, кому служил Боси.

– Что? Но как?! – воскликнула Сара, не в силах удержаться от вопросов.

Кресси обессиленно оперлась на поручни. Сквозь квадратные окна прямо под ними было слышно, как Кроуэлс до сих пор пререкается с ван Схотеном из-за каюты.

– Я ведь рассказывала тебе о Пьетере Флетчере, моем втором муже? – спросила Кресси.

– Только то, что он – отец Маркуса и Осберта, – нетерпеливо отозвалась Сара. – И что он знал моего мужа.

– Пьетер был охотником за ведьмами. – Кресси произнесла имя мужа с явным усилием. – Тридцать лет назад, задолго до того, как мы поженились, он приехал в Голландию из Англии, исследуя символ, который распространялся по поместьям знатных семейств, как чума.

– Такой, как тот, что появился утром на парусе? – спросила Лия.

– В точности. – Кресси озабоченно поглядела на раздувающееся белое полотнище. – Пьетер тогда изгнал бесов из сотен прокаженных и ведьм, и все они рассказывали одну и ту же историю. Что в самый жуткий в жизни час, когда они теряли надежду, ночью им слышался странный шепот. Некто, называющий себя Старым Томом, предлагал им исполнить самое заветное желание в обмен на услугу.

– Какую? – спросила Сара, не в силах скрыть волнение.

Такое же чувство возникало у нее всякий раз, когда в Батавию привозили очередные заметки о расследованиях Пипса. Сара и Лия разыгрывали их в лицах и старались самостоятельно разрешить загадку. Чаще всего Сара оказывалась права во всем, кроме мотива преступления. Не знавшая ни ревности, ни отвергнутой страсти, она не могла понять, как эти чувства могут толкнуть человека на преступление, тем более на убийство.

– Муж не рассказывал мне подробностей о своей работе. Считал, что они не предназначены для женских ушей.

– Разумно, – сказал Вос, поднимаясь по трапу. – Мой господин требует вас к себе сей же час, госпожа Йенс.

Кресси недовольно посмотрела на него.

Позади Воса возвышался Арент. Он слегка кивнул Саре. Что-то изменилось в нем с тех пор, как она видела его в порту. Он ступал медленно и тяжело, будто нес на плечах какую-то тяжесть.

– Погоди, Кресси, – сказала Сара. – Ты знакома с лейтенантом Хейсом? Он помогал мне с прокаженным в порту.

– С Арентом, – пророкотал Арент, улыбаясь Саре.

Она невольно улыбнулась в ответ.

Кресси посмотрела на Арента сияющим взглядом и кокетливо ответила:

– Нет, но надеюсь познакомиться. Слухи о вашей комплекции вовсе не преувеличение. Бог будто бы увлекся, когда создавал вас.

– Соблазнишь его позже, Кресси, – мягко поддразнила ее Сара и обратилась к Аренту: – Очевидно, метка на парусе принадлежит демону по имени Старый Том.

Выражение лица Арента изменилось.

– Вам знакомо это имя? – спросила Сара, наклонив голову набок.

– Слышал от генерал-губернатора.

– Один юноша рассказал мне сегодня, что прокаженного звали Боси и он был плотником на «Саардаме», – продолжала Сара. – Незадолго до смерти он хвалился, что ему попалось выгодное дельце, надо, мол, только услужить одному господину.

Кресси с грустью покачала головой:

– О чем бы ни договорился этот Боси со Старым Томом, он обрек себя на страдания. – Она вытерла соленые морские брызги с лица. – Если вступаешь в сговор со Старым Томом, становишься его рабом. И не видать тебе свободы. Он кормится человеческими страданиями и мучает тех, кто отказывается ему служить. Даже Пьетер, который обладал незаурядным мужеством, не мог спокойно говорить о злодеяниях, свидетелем которых был.

Саре подумалось, что, если Старый Том ищет тех, кого обидела жизнь, здесь таких не перечесть. На корабле каждому было на что пожаловаться. Каждый чувствовал себя обделенным и желал того, что есть у других. И готов был пойти на многое ради лучшей жизни.

А на что готова пойти она сама?

– На «Саардаме» так много горя, – проговорил Арент, будто вторя ее мыслям. – Ваш муж говорил, кто такой этот Старый Том?

– Какой-то демон, но сам он с ним не сталкивался, пока не… – Кресси запнулась; глаза ее наполнились слезами. – Четыре года назад Пьетер прибежал домой в панике. Мы жили в Амстердаме, в огромном доме с кучей слуг. Он заставил нас сесть в карету и уехать в Лилль без всяких объяснений. Мы даже вещи не успели с собой взять…

– В Лилль? – пораженно переспросил Арент.

– Да. Вы что-то знаете об этом? – спросила Кресси, пытаясь понять, что его так удивило.

– Нет… я… – Арент покачал головой. Выражение лица у него было такое, будто он только что увидел в окне призрака. – Мы расследовали там одно дело, очень неприятное. Вспоминать не хочется. Простите, что прервал ваш рассказ.

Сара помнила наизусть все расследования Пипса, и ни в одном из них не упоминался Лилль. Но у нее было слишком много забот, чтобы пытаться узнать, что это за неудачное расследование и почему Аренту стало не по себе.

– Муж сказал тогда, что его нашел Старый Том и нам надо бежать, – продолжала Кресси с болью в голосе. – Я умоляла его объяснить, в чем дело, но он больше не сказал ни слова. Через три недели путешествия мы прибыли в новый дом, а через два дня Пьетер погиб. – Она сглотнула. – Старый Том пытал его и оставил метку на стене, чтобы все знали, чьих это рук дело.

Сара сжала руку Кресси:

– Повторишь все это моему мужу? Может, это убедит его вернуться в Батавию.

– Не убедит, – сказал Арент. – Генерал-губернатор знает, что означает метка. Он просил меня заняться этим делом и не отдаст приказ менять курс корабля.

– Чертов упрямец! – воскликнула Сара и тут же с беспокойством поглядела на Лию.

– Вам не подобает говорить о супруге в таком тоне, – упрекнул ее Вос, за что удостоился гневного взгляда Кресси.

Гофмейстер заломил руки и, чтобы скрыть смущение, поспешно проговорил:

– Раз мы имеем дело с дьяволом, могу ли я предложить обратиться к священнику? Он более сведущ в таких вопросах.

– Вы верите в демонов, Вос? – удивилась Лия. – Вот уж не подумала бы. Вы такой…

– Бесстрастный? – подсказала Кресси.

– Рассудительный, – пояснила Лия.

– Я видел их своими глазами, – сказал Вос. – Они осаждали мою деревню, когда я был мальчиком. Только несколько домов уцелели.

– Я поговорю со священником, если хотите, – сказала Сара, обращаясь к Аренту. – Мне в любом случае надо договориться об исповеди.

– Да, это было бы кстати, благодарю, – ответил Арент. – Я поспрашиваю про Боси. Если он и впрямь служил Старому Тому, его приятели могут знать, как они познакомились.

– У меня есть кое-какие сведения, которые могут оказаться полезными.

Сара рассказала Аренту все, что узнала утром о плотнике, в том числе и его последние слова перед тем, как ему отрезали язык.

– Лаксагарр? – задумчиво переспросил Арент. – Я говорю на нескольких языках, но никогда не слышал этого слова.

– Я тоже. – Сара схватилась за поручень, когда корабль взмыл на волне. – Юноша, с которым я разговаривала, считает, что это норнское слово, а единственный, кто говорит здесь на норне, – боцман Йоханнес Вик. Это он отрезал Боси язык, так что вряд ли ему понравятся наши расспросы.

– Не понравятся, – подтвердил Арент. – Я уже с ним беседовал.

– Я велела Доротее поспрашивать пассажиров на нижней палубе. Вдруг кто-нибудь из них нам поможет.

Арент восхищенно посмотрел на Сару. Ответом ему была смущенная полуулыбка.

– Если Старый Том кормится людскими страданиями, зачем ему было покидать Батавию? – произнес Вос невыразительным тоном. – В городе тысячи страдальцев, а на борту «Саардама» всего несколько сотен. Зачем менять пиршество на легкую закуску?

– Он явился за мной. – Голос Кресси дрогнул. – Разве вы не понимаете? Пьетер освободил его приспешников и изгнал из Республики. В отместку Старый Том его зарезал, но я сбежала до того, как он успел расправиться со всей семьей. Я постоянно переезжала, чтобы он никогда нас не нашел, но думала, что здесь, в далеких краях, мы будем в безопасности. Я потеряла бдительность, а теперь он пришел за моей семьей. – Она в отчаянии посмотрела на Сару. – Он явился за мной.

16

День клонился к вечеру. На шкафуте матросы пели, плясали и играли на виолах, прислушиваясь к резким окрикам, время от времени раздававшимся со шканцев, а те, кто сидел на снастях, хохотали над скабрезными шутками и дразнили тех, кто находился внизу. Стоял такой галдеж, что резко наступившая тишина показалась громоподобной.

Арент шагал мимо грот-мачты.

Капитан Кроуэлс на шканцах тихо чертыхнулся и уже собирался прокричать предупреждение, но тут же понял, что толку не будет. Даже недолгого знакомства с Арентом Хейсом хватало, чтобы понять, что он всегда идет туда, куда пожелает.

Матросы побросали работу и уставились на наемника. Во время плавания вся передняя часть корабля до грот-мачты принадлежала им. С пассажирами, отважившимися зайти на эту половину, могли сделать все что угодно. Так было всегда, но Арента это, похоже, нисколько не волновало. Пока что никто не сдвинулся с места. Несколько матросов покосились на проходящего, прикидывая, нельзя ли его обокрасть или припугнуть, но, струсив при виде могучей фигуры, вернулись к своим делам, и Арент спокойно поднялся на бак[6].

Паруса фок-мачты создавали вокруг тень. Резной позолоченный лев на носу корабля, казалось, перепрыгивает с волны на волну.

Огненное закатное солнце слепило глаза и заливало алым пламенем белые паруса соседних кораблей.

Арент заморгал, по улюлюканью и смачным звукам ударов догадываясь, что рядом идет кулачный бой. Сквозь толпу моряков и солдат он разглядел соперников, которые, покрытые синяками и кровоточащими ссадинами, устало и беспорядочно наносили друг другу удары. Чаще всего промахивались. Проиграет тот, кто первый рухнет в изнеможении.

Арент поискал взглядом Исаака Ларма.

Старший помощник сидел неподалеку на поручне, лицом к носу корабля, и, болтая коротенькими ножками, остругивал ножом деревяшку. Иногда он поглядывал на дерущихся и осуждающе усмехался с видом бывалого кулачного бойца.

Не успел Арент сделать двух шагов, как Ларм покачал головой и, не отрываясь от своего занятия, предупредил:

– Сгинь.

– Капитан сказал, что тебе знаком плотник по имени Боси. С кем он водил дружбу? Чем занимался до того, как наняться на корабль?

– Сгинь, – повторил Ларм.

– Тебя передернуло, когда я упомянул Боси в кают-компании. Ты что-то знаешь.

– Сгинь.

– «Саардам» в опасности.

– Сгинь. Сейчас же.

Вокруг поднялся смех. Бой прервался, и теперь все смотрели на них.

Арент сжал кулаки, сердце забилось, как заяц в силках. Он с детства ненавидел быть в центре внимания. Почти всегда опускал плечи и сутулился, но все равно был слишком велик, чтобы оставаться незамеченным. Поэтому ему так нравилось работать с Сэмми. В присутствии «воробья» никому не было дела до других.

– Я говорю с вами как представитель генерал-губернатора, – зашел Арент с другой стороны, ненавидя себя за то, что ссылается на дядю.

– А я – как человек, который не дает этому отребью перерезать тебе глотку в темноте, – зловеще осклабился Ларм.

Матросы заулюлюкали. Перепалка заинтересовала их гораздо больше, чем кулачный бой.

– Мы думаем, что у Боси был хозяин, Старый Том, который пытается погубить корабль.

– И по-вашему, для этого нужен хитроумный план? – отрезал карлик. – Самый верный способ потопить галеон – оставить его в покое. Если не шторм – так пираты, а не пираты – так хворь. Корабль обречен, с прокаженным или без него.

Матросы одобрительно забормотали; руки невольно потянулись к амулетам. Каждый соответствовал характеру своего владельца. Тут были и обгорелая фигурка, и причудливый узел, локон, покрытый запекшейся кровью, пузырек с темной жидкостью, расплавленная железка и кусок разноцветной слюды с опаленными краями.

Амулет Ларма тоже был странным. Вырезанная из дерева половинка ухмыляющейся физиономии.

– Будешь отвечать на мои вопросы? – бросил Арент.

– Нет.

– Почему?

– Потому что не обязан, – буркнул Ларм, резко снял стружку с деревяшки и выбросил в море. Потом дождался, когда смешки утихнут, и махнул ножом в сторону окровавленных бойцов. – Выходи драться.

– Что?

– Дерись, – повторил Ларм в ответ на недоуменный ропот собравшихся. – Мы так споры решаем; если повезет, еще и подзаработаешь.

Матросы переглядывались в поисках глупца, который захочет сразиться с этим великаном. Кто-то произнес имя Йоханнеса Вика, и в толпе одобрительно зашептались.

– Я не дерусь на потеху, – сказал Арент. И честно добавил: – Больше не дерусь.

Ларм стряхнул с ножа стружки.

– Они за деньги дерутся. Это нам потеха.

– И за деньги не дерусь.

– Тогда ты зря забрел на эту половину.

Арент беспомощно уставился на него. Он не мог придумать, что еще сказать. Сэмми бы заметил что-нибудь или вспомнил какой-нибудь важный факт. Подобрал бы ключик к этому человеку. Арент же мог только стоять с глупым видом. Он сделал последнюю попытку:

– Если не хочешь отвечать на вопросы, скажи хотя бы, как разговорить боцмана.

Ларм снова рассмеялся. Зловеще.

– Накорми повкуснее и шепни что-нибудь ласковое на ушко, – ухмыльнулся он. – А теперь сгинь, а мы закончим бой.

Аренту ничего не оставалось, кроме как повернуться и уйти под гогот матросов.

17

Сумерки украсили небо лиловыми и розовыми лентами, то тут, то там вспыхивали точки звезд. Земли не было видно. Вокруг простиралось море.

Капитан Кроуэлс приказал убрать паруса и бросить якоря. Закончился первый день плавания. Генерал-губернатор пожелал узнать, почему нельзя плыть ночью, ведь многие капитаны преодолевают немалое расстояние при лунном свете.

– Разве вы менее умелый мореход? – спросил он, пытаясь уязвить Кроуэлса.

– Что проку в умении, если не видишь, кто или что пытается тебя потопить, – спокойно ответил Кроуэлс. – Назовите мне имена капитанов, которые плывут ночью, и я скажу, как они потопили свои корабли и потеряли груз.

Эти слова положили конец спору, и теперь Кроуэлс слушал, как Ларм отбивает восемь склянок, объявляя смену вахтенных.

Кроуэлс любил этот вечерний час. Обязанности по отношению к команде закончились, а по отношению к этой чертовой знати еще не начались. Это время принадлежало только ему. Один предзакатный час, чтобы насладиться морским воздухом, ощущением соленых брызг на коже и той жизнью, что он вынужден вести.