Шелковые слова Браун Сандра

— Он знает. Скоро и вами займется. Пылесос снова загудел.

— Лейни! — радостно воскликнул Дик, влетая в комнату с проворством полузащитника НФЛ. — Что ты делаешь дома так рано? Ах черт… — Он хлопнул себя ладонью по лбу. — Я и забыл, что накануне каникул вас могут отпустить раньше. Хотел закончить со всем этим до твоего прихода.

— Что, черт возьми, здесь происходит? — вскричала Лейни, глядя на Дика в упор, лицо ее раскраснелось, глаза метали молнии.

Парень в ковбойской шляпе тихонько присвистнул. Столяр, вернувшийся с гвоздями, смущенно кашлянул. Миссис Томас выключила пылесос — жалобно взвыв, тот умолк. Она подошла к телефону и негромко попросила ожидавшего абонента перезвонить позже и повесила трубку. Тут из-за двери, ведущей в спальню, в комнату ввалились двое незнакомых Лейни мужчин и замерли как вкопанные, вытаращившись на нее. Стук на кухне прекратился, и в дверях возник еще один незнакомец. Человек, сидевший на диване, встал, однако, поразмыслив, сел обратно. Телефонный мастер выпрямился. Все они с любопытством уставились на Лейни, будто это она была здесь не на месте и, возможно, не в своем уме.

Сделав глубокий вдох и пытаясь сохранить остатки самообладания и здравого смысла, она спросила, уже более тихим, но срывающимся голосом:

— Что происходит, Дик? Кто все эти люди и что они делают в моем доме?

Он забрал у нее сумочку и портфель и, помогая снять пальто, спокойно ответил:

— Это миссис Томас, чье предназначение, думаю, говорит само за себя. Она нанята для уборки, поскольку я в этом деле не силен, да и не большой любитель, а тебе этим заниматься не следует. Также она будет готовить, ибо в моем меню всего два блюда: спагетти и омлет, и ты их уже отведала. — Дик повернулся к домработнице и улыбнулся:

— И, между прочим, она уже поставила в духовку жаркое.

Мужчина на диванчике привлек внимание Дика, робко помахав рукой.

— А, мистер Смолли. Я чуть о вас не забыл. — Дик повернулся к Лейни. — Он доставил твой новый автомобиль, но я все никак не мог улучить минутку, чтобы подписать соответствующие бумаги. — И, обращаясь к мужчине, добавил:

— Прямо сейчас с вами займусь.

— Телефон готов, — сообщил мастер и принялся складывать свои инструменты.

— Он установил новую проводку и дополнительный номер, чтобы я мог вести дела отсюда и держать связь с офисом, — пояснил Дик. Затем указал на двоих мужчин в дверях спальни. — Они разбирают старую кровать и собирают новую, а при этом испытывают мое терпение, царапая стены. — Рабочие сконфуженно исчезли в спальне.

— Новый автомобиль? Новая кровать? Но мне не нужна новая кровать.

— Тебе — возможно. Но нам нужна.

— Ну и ну, — буркнул себе под нос парень в ковбойской шляпе, скрестив руки на груди и явно наслаждаясь спектаклем.

— Прошу прощения. Мне бы пройти… — Столяр снова бочком протиснулся мимо Лейни, виновато бормоча, что, мол, ему остались какие-то мелочи и он скоро закончит.

— Я попросил вынести из кухни шкаф, чтобы освободить место для посудомоечной машины, которую… — Тут Дик осекся и свирепо воззрился на молодого человека, который довольно нагловатым образом рассматривал Лейни. Взгляд Дика вмиг сделался жестким и холодным. — А вы кто такой?

— Я привез посудомоечную машину, — бойко отозвался парень.

— Пожалуй, столяры все для вас подготовили. Проще будет внести машину через черный ход.

— Отлично. — Парень оглядел Лейни с головы до ног, многозначительно задержавшись взглядом на ее округлом животе, после чего понимающе подмигнул Дику, громко щелкнул очередным пузырем жвачки и, прикоснувшись к своей шляпе, отозвался:

— Показывайте дорогу, приятель.

— Ты же обещал, — укоризненно заметила Лейни, обессиленно опускаясь на диван.

— Я обещал не распаковывать вещи — и не распаковал. — Дик пристроился рядом с ней и похлопал себя по коленям. — Клади сюда ноги.

Лейни слишком устала, чтобы спорить, и к тому же мечтала дать облегчение своим отекшим ногам, а посему откинулась на спинку дивана и положила их Дику на колени. Он расстегнул ее сапожки, снял их и принялся умело растирать ее ступни.

Посторонних в доме не осталось. Каким-то образом Дику удалось это устроить за рекордно короткий промежуток времени, Лейни же молча наблюдала за суетой, ощущая свою полнейшую никчемность.

— Сегодня снова растоплю камин, погреешь ножки у огня. Опять они у тебя ледяные, прямо как вчера ночью в постели. Но мы ведь их согрели, правда? — Он легонько пощекотал ей пятку.

— Не переводи разговор на другую тему, — укорила она, пытаясь забрать у него свою ногу, но тщетно. — Дик, ты чуть ли не весь дом мне перестроил.

— Я купил тебе новую кровать с жестким матрасом и десятилетней гарантией и новую посудомоечную машину со всевозможными функциями. Гарантийное обслуживание в течение трех лет.

Скажи на милость, что же в этом плохого?

— А что скажет хозяйка дома?

— Сначала скажу ей я, что посудомоечная машина останется, когда ты отсюда съедешь. И она на это ответит только то, что она в восторге.

— А автомобиль и миссис Томас?

— Можешь считать автомобиль одним из рождественских подарков. А миссис Томас я нанял не только ради тебя, но и ради себя.

— Вот именно! — Высвободив наконец свои ноги, Лейни поставила их на пол. — Ты же здесь не задержишься надолго. — Она встала и подошла к окну. Лейни намеренно отошла от Дика как можно дальше: находясь рядом с ним, она расслаблялась, а стоило ей расслабиться…

— Ты должен уехать. Сегодня же. — Он не ответил, по-прежнему храня молчание за ее спиной, и Лейни продолжила:

— Я искренне благодарна тебе за заботу. Честно говоря, не ожидала такого в эпоху сексуальной свободы. Не думала, что тебя заинтересует моя судьба и судьба ребенка. Хочу сказать, что целиком и полностью несу ответственность за ту ночь в Нью-Йорке и сумею воспитать ребенка одна.

— Но это несправедливо, Лейни. Ведь он и мой ребенок. Несмотря на мое семейное положение, я с глубоким уважением отношусь к институту семьи, традициям, стремлению иметь наследника — ко всем этим старомодным вещам. К черту сексуальную свободу и ответственность! Все это не имеет никакого отношения к моему приезду сюда.

Лейни набрала в легкие побольше воздуха, собираясь сказать Дику о своем решении, выдохнула и сразу же начала:

— Я думала о твоем отношении к ребенку. Очень много думала. Конечно, было бы несправедливо лишить ребенка общения с тобой… а тебя — с ним. Поэтому я готова позволить тебе часто навещать его. Когда малыш подрастет, то сможет приезжать к тебе в гости… — Слова давались ей нелегко, будто застревая в горле. Громко откашлявшись, она подошла к своей сумочке и достала документ, над которым немало потрудилась.

— Я письменно изложила все по пунктам… на мой взгляд, это будет вполне справедливое соглашение. Прочти и скажи, что ты думаешь. Я готова все спокойно обсудить.

Она протянула ему листок, после чего вернулась к окну и замерла в напряженном ожидании, разглядывая носки своих туфель.

По истечении пяти томительных минут молчания Лейни услышала звук разрываемой бумаги и, подняв голову, увидела, как Дик аккуратно рвет документ, стоивший ей стольких стараний.

— Но, Дик! — в гневе вскричала она. — Ведь это было бы справедливо для всех нас! И для ребенка тоже.

— Ты упускаешь самое главное, Лейни, — сказал он, рывком встал и направился к ней с целеустремленностью хищника. Подойдя, он обвил ее рукой и привлек к себе, другую руку тем временем запустил в ее волосы на затылке и повернул ее голову, заставляя взглянуть ему в глаза. — Я приехал сюда вовсе не затем, чтобы выклянчивать у тебя право видеться с ребенком. И не затем, чтобы угрожать забрать у тебя ребенка. Черт побери! За какого же монстра ты меня принимаешь? Что же я такого сделал, с чего ты взяла, что должна защищаться от меня и защищать от меня моего — моего ребенка?

— Ты уже однажды воспользовался моей слабостью.

— Да, наверное, — согласился он.

— Больше я тебе этого не позволю. Губы его сжались в угрюмую, жесткую полоску, но глаза горели.

— Я не хочу тобой пользоваться, Лейни. Я хочу, чтобы ты навсегда осталась в моей жизни. Неужели, по-твоему, я смог бы позволить тебе исчезнуть после той ночи, Лейни? Неужели ты не понимала, что я стану разыскивать тебя повсюду, ни перед чем не остановлюсь, пока не найду? Задолго до того, как я узнал о ребенке, я твердо решил отыскать тебя и сделать своей навсегда.

— Но…

— Помолчи и выслушай меня, — строго велел Дик, еще ближе привлекая ее к себе, так что каждое его слово сперва струей воздуха достигало ее губ, а уж потом ушей. — Разве ты не знала, что отличаешься от других? Что после всех женщин, которые у меня были, — я вовсе не хвастаюсь и не пытаюсь произвести впечатление, а всего лишь констатирую факт, которым отнюдь не горжусь, — думаешь, я не почувствовал разницу? Почувствовал и не смог забыть. То, что произошло между нами в ту ночь, было чудесно, Лейни. Такого я не испытывал никогда прежде. И та ночь подарила нам ребенка. Нашего ребенка.

— Это была случайность. — Лейни пыталась справиться с сумятицей противоречивых чувств. Какая-то ее часть с замиранием сердца слушала Дика, радостно внимая каждому слову; другая же часть приказывала не слушать, быть осторожной и бдительной, не поддаваться. — Мы оказались в плену у чрезвычайных обстоятельств.

— Сейчас-то мы не в плену. Нет ни лифта с отключенным электричеством, ни клаустрофобии, ни истерики, ни бренди. Сейчас полдень и ярко светит солнце. Если все это было случайностью, почему же я хочу тебя сейчас больше прежнего?

Дик привлек ее к себе так, что она не могла не ощутить силы его желания. Символ его мужественности крепко прижался к ее бедру, и Лейни всем своим существом откликнулась на этот призыв.

— Я нужна тебе из-за ребенка, вот и все, — упрямо настаивала она.

Его губы, волшебники-искусители, запечатлели жаркие поцелуи на ее губах, щеках, подбородке.

— При чем здесь ребенок? — хрипло выдохнул Дик. — А теперь оставь все эти глупости и поцелуй меня.

Издав тихий стон, Лейни позволила его губам слиться со своими. Обжигающее тепло поцелуя, казалось, проникло в ее вены, разливаясь по всему телу, растапливая самые непоколебимые внутренние запреты и возражения. Она вновь ощутила себя жертвой этой непреодолимой слабости, восхитительной неги, которую дарили только его объятия.

С губ ее сорвался глухой звук, напоминающий мурлыканье, а руки сами обняли Дика. Он перевел дыхание.

— Вот так, Лейни. Не сдерживай себя. Доверься мне. Иди ко мне, как в ту ночь…

И вновь губы его коснулись ее припухших губ. Он стал горячо нашептывать ей разные нежные слова, пока ее не закружило в водовороте страсти. Когда она в истоме выкрикнула его имя, язык Дика проник в ее рот, лаская и дразня.

— О Боже, — выдохнула она несколько минут спустя, когда язык его слизывал с ее верхней губы росу их поцелуя. — Зачем ты это делаешь?

Он притворился, что не понял.

— Потому что ты прекрасна, юна и чиста. Потому что ты очень красивая на вид, восхитительная на ощупь и сладкая на вкус. Потому что когда-то я был у тебя глубоко внутри, а теперь там мой ребенок.

— Я не об этом.

— Знаю. Но тем не менее это так. — Он пощекотал губами ее ухо. Даже ощущать на своей коже его дыхание было чудесно. Забыв обо всем на свете и отдавшись порыву, Лейни откинула голову назад.

На ней было темно-зеленое платье с кремовым воротничком; сверху донизу оно застегивалось на перламутровые пуговицы и слегка расширялось книзу, скрадывая фигуру. За время их прерывистой беседы руки Дика успели расстегнуть несколько пуговок.

Но когда он пробрался под платье и погладил ее прикрытую нейлоном грудь, очарование момента улетучилось и Лейни напряглась.

— Нет, — со страхом запротестовала она, не пытаясь, однако, высвободиться из его объятий.

— Лейни, — принялся он мягко увещевать, — нет ничего плохого в том, что любовники ласкают друг друга.

— Мы не любовники.

— Разве? Ведь ты носишь моего ребенка. И я дотрагивался до тебя куда более интимно. — Он бережно поцеловал ее в губы. — Я хочу дотрагиваться до тебя, хочу положить руку на твою чудесную грудь.

— Нельзя, — слабо воспротивилась она. Ладонь его была такой нежной, приятной…

— Но я ведь уже дотрагивался. Прошлой ночью. И целовал тебя. Вот сюда. — Большим пальцем он легонько коснулся соска. — Ласкал тебя языком. — Лейни сдавленно застонала, уткнувшись в его грудь, такую теплую и пахнущую им. Волосы на его груди приятно щекотали ее лицо. — И сейчас прошу лишь об одном: позволь мне коснуться тебя. Ночью было темно, и мы лежали под одеялами. А мне так хочется прикасаться к тебе при свете дня, видеть свои руки, ласкающие тебя. Видеть на себе твои руки…

Он терся об ее шею носом и губами, легонько задевал языком ухо. Но ласки эти не пугали — напротив, они как бы развеивали ее страхи.

В теле Лейни пробуждались ощущения — ощущения, уже не раз посещавшие ее. Только тогда они были смутные и неопределенные, сейчас же всецело завладели ею, и она самозабвенно, почти неистово захотела испытать их вновь, прежде чем они исчезнут. Груди ее налились, потяжелели — и не беременность была тому причиной. Соски напряглись под тканью бюстгальтера, горя от томления.

Когда Дик губами разомкнул ей рот и язык его метну лея внутрь, остатки сомнений растаяли. Напряжение покинуло Лейни, всем своим существом она устремилась к Дику. Он мгновенно почувствовал перемену и, одобряя ее порыв, нежно прошептал:

— Милая, ты никогда не должна меня бояться. Слышишь, никогда.

В этот момент она и сама так думала. Руки ее скользнули под воротник его рубашки, обвили шею. Она прижалась к нему бедром, безотчетно стремясь дать приют его напористой мужественности в нежном лоне своего женского естества. Что происходит с ней всякий раз, когда она с ним, почему этот мужчина, и никто иной, вызывает в ней такой отклик, — она не могла сказать. Не знала ответа, да и не хотела его искать, когда губы Дика слились с ее губами, а ладонь его пробралась под ее бюстгальтер, даря столь желанные и долгожданные ласки.

Но затем он постепенно стал отступать. Рука его на несколько мгновений замерла на ее груди, после чего он вернул на место кружевной бюстгальтер и прервал поцелуй. Пристально глядя Лейни в глаза, застегнул на ней платье. В ее отчаянном взгляде застыл невысказанный вопрос.

— Это процесс обучения, — тихо ответил он, нежно целуя ее в губы. — Я учу тебя доверять мне, делая шаг за шагом. — Он сделал глубокий вдох. — А сам я, да и «молния» на моих джинсах в ходе этого урока уже почти исчерпали допустимую норму напряжения.

Лейни вспыхнула и тотчас спрятала лицо. Рассмеявшись, Дик крепко обнял ее и принялся плавно покачивать, словно убаюкивая.

— Ты просто прелесть. Почти семь месяцев беременности, а такая стыдливая, что, можно подумать, никогда не была с мужчиной.

— Я этого почти не помню.

Дик отстранил ее от себя, заставляя посмотреть ему в глаза. Провел пальцем по ее нижней губе, припухшей от недавних поцелуев.

— По-омнишь, — прошептал он. Тут настроение его круто переменилось и, шутливо шлепнув Лейни пониже спины, он указал ей в сторону спальни:

— Иди надень что-нибудь поудобнее, пока я накрою на стол.

Радостное настроение сохранялось и во время чудесного ужина, который миссис Томас оставила для них в духовке. Покончив с мытьем посуды, они отправились гулять и купили рождественскую елку рядом с клубом «Оптимист». Лейни твердила, что елка слишком велика для дома, и Дик окрестил ее Скруджем[1], а уж когда узнал, что у нее и украшений елочных нет, еще более утвердился в выборе прозвища. После чего скупил чуть ли не все имеющиеся в магазине гирлянды, шарики и мишуру.

Последующие несколько дней прошли как в сказочном сне. Дик каждое утро приносил ей завтрак в постель и вообще баловал беспредельно. Невзирая на ее протесты, взялся обучать, как пользоваться различными приспособлениями в новом автомобиле.

— Зачем мне учиться водить этот механический Диснейленд? Ты же заберешь его с собой, когда вернешься в Нью-Йорк.

— В Манхэттене никто не держит машин.

— А как же эта? — Лейни кивнула на «Кадиллак».

— Взял напрокат в Талсе, пока метался по городу в поисках тебя.

Лейни вынуждена была умолкнуть и уступить, согласившись ездить на новой машине. Кроме того, старая таинственным образом исчезла и ее местонахождение Дик не желал раскрывать.

Они купили приданое для малыша, а еще приобрели новое покрывало для огромной кровати. Вдобавок дотошный Дик заказал простыни и одеяла.

— Как мило с твоей стороны позволить мне выбрать покрывало, — ехидно заметила Лейни.

Дик тотчас наклонился и запечатлел на ее устах громкий поцелуй на глазах изумленных покупателей и продавцов.

— Люблю, когда ты так надуваешь губки.

Застеснявшись привлеченного внимания, Лейни тихо пробормотала:

— Больше не буду надувать.

— Что ж, найду другой повод тебя поцеловать.

Куда бы они ни выходили, он обращался с ней как с фарфоровой вазой, которая в любой момент может разбиться. Одной рукой обнимал за талию, другой неизменно поддерживал под локоть. И изводил бесконечными вопросами о самочувствии.

— Ты не устала?.. Спина начинает болеть, да?.. Снова распухли лодыжки? Надо мне поговорить об этом с доктором Тейлором.

Лейни перестала требовать, чтобы он уехал. Сумела даже найти оправдание своему решению позволить ему остаться. Она знала одно: ее уютный домик стал еще уютнее с появлением этого деятельного мужчины. Ей нравился запах его одеколона, витавший в ванной комнате и сохранявшийся на простынях. Нравился даже его терпковатый запах пота, когда он возвращался с пробежки или теннисного корта. Ей нравился шум, который Дик производил, одеваясь в спальне, так же как и тишина, воцарявшаяся, когда они вместе смотрели телевизор или сидели рядышком у камина и читали.

Дни проходили в мирной неспешности, что было для нее чем-то новым, впрочем, как и все, связанное с Диком. Он не настаивал на интимной близости, а Лейни была слишком сбита с толку, чтобы разбираться в своих чувствах по этому поводу. Он редко дотрагивался до нее, не считая ласковых поцелуев или галантных жестов. Каждую ночь на широкой кровати он обнимал ее и сочувствовал, когда ребенок мешал ей спать, но заниматься любовью не пытался. Она уже привыкла чувствовать рядом его мускулистое тело, ласковые руки, слышать его тихое дыхание.

Дальнейшему узнаванию способствовала необходимость.

Как-то проснувшись утром, Лейни поняла, что ей срочно нужно в туалет, и она принялась отчаянно молотить в дверь ванной. Когда Дик открыл, он стоял, обмотанный полотенцем вокруг пояса. Капельки воды, словно алмазы, переливались на буйной растительности у него на груди. Наспех вытертые седые волосы прилипли к голове.

— Что такое? А, понятно. — И быстро уступил ей ванную.

Когда она вернулась в комнату, Дик стоял к ней спиной у комода и натягивал облегающие плавки. На миг Лейни застыла, завороженная совершенством его тела, наблюдая за игрой мышц его бедер и ягодиц. Она даже тихонько ахнула, хотя позднее клялась самой себе, что не было такого.

Услышав, Дик обернулся.

— Уже все? Я могу снова занять ванную?

Энергично закивав, Лейни стремглав выскочила из комнаты, ладони ее вспотели, сердце неистово колотилось, а в голове внезапно появилось решение.

Она позволит ему остаться. Он останется с ней… только до рождения ребенка. На этом она будет твердо настаивать. Как только родится ребенок, Дик должен вернуться в Нью-Йорк, а она будет жить своей жизнью. А насчет общения с ребенком они как-нибудь договорятся.

Он может остаться, если будет хорошо себя вести. Но она ни в коем случае не должна к нему привязываться и зависеть от него.

— Напомни, чтобы я прибавил миссис Томас жалованье. В жизни не ел такого вкусного соуса.

— В здешних краях это называют приправой, а секрет заключается в количестве добавляемого шалфея, — отозвалась Лейни.

Был первый день Рождества, и они сидели за обеденным столом, сытые и довольные. Домработница приготовила все накануне, так что им оставалось только поставить блюдо в микроволновку и завести таймер.

— Если ты у нас такая умная, может, мне сэкономить на ее зарплате, а готовкой займешься ты?

— В любом случае так и будет, — заметила Лейни и, поднявшись из-за стола, принялась очищать тарелки и складывать их на поднос.

Дик рассмеялся:

— Ну уж нет, тем более когда у тебя начнется следующий семестр. Полагаю, мне удастся уговорить тебя не возвращаться.

Лейни в ужасе уставилась на него:

— Конечно, нет!

Он недовольно покачал головой.

— Этого я и боялся.

— Согласен ты или нет, но моя работа важна.

— Да я…

— У меня, между прочим, степень магистра, которую я заработала упорным трудом. Я люблю детей. Начальная школа — это самый решающий этап…

— Лейни, я ведь не спорю, — тихо произнес он.

Прервав свою гневную тираду, она продолжала уже в более спокойном тоне:

— Дик, я очень люблю свою работу. Она много для меня значит. До… — она уже начала говорить «до тебя», но поправилась… — до ребенка у меня ведь больше ничего в жизни не было. Я хорошая учительница и хочу продолжать учить детей.

— Лейни, я слегка поддразнивал тебя, когда предложил пропустить семестр. Просто подумал, что тебе было бы так легче.

Она покачала головой:

— Наоборот. Только время дольше бы тянулось.

Он стал помогать ей убирать со стола.

— Когда же начнутся занятия?

— Сразу после Нового года.

— А когда у тебя следующие каникулы?

— В марте. И это удачно совпадает со сроком рождения ребенка.

— А до тех пор ни единого праздника?

Вопросы его были слегка небрежными, слегка настойчивыми и очень уж напоминали предварительное прощупывание перед массированной атакой искусного адвоката. Лейни моментально насторожилась. Поставив бокал на поднос, она устремила внимательный взгляд на Дика.

— А что? Почему ты интересуешься каникулами?

Тот беспечно пожал плечами:

— Да просто пытаюсь сообразить, когда бы нам пожениться.