Я (не) согласна Красовская Марианна

Глава 9. Издержки мужского костюма

Работодатель из Дамира Всеславовича вышел какой-то неправильный. Он относился ко мне скорее как к равному, чем как к слуге, и это льстило. Хотя, конечно, ему нужен был не столько секретарь, сколько мальчик на побегушках. В мои обязанности входило следить за корреспонденцией, писать ответы – когда под диктовку, а когда и самостоятельно, забирать письма из почтовых отделений, а также везде сопровождать Дамира Всеславовича, наблюдать и потом рассказывать о своих выводах. Должность у кнеса Ольхова называлась внушительно: государев финансовый инспектор. Чем-то мне это напоминало отца – он ведь глава службы безопасности Галлии, иными словами, Первый ловчий.

Мы всё же дождались, когда приедет целитель и займётся несчастным Талли, которому был теперь рекомендован полный покой на несколько недель и строгая диета, и только затем двинулись в Даньск с попутной купеческой подводой. Дамир всем растрепал, какой я великолепный боец, и мне пришлось пару раз продемонстрировать своё умение драться с шестом. Когда я поколотила третьего охранника с мечом, меня зауважали. Интересно, если бы они поняли, что я девушка – сильно бы расстроились?

Мужчиной быть в этом мире проще, чем женщиной. Можно громко разговаривать, смеяться, похабно шутить и храпеть, чем я всю дорогу и занималась. Единственное, что было нелегко – это то, что женщин в обозе не было, и мужчины не бегали в кусты, а справляли свои естественные надобности вдоль дороги. А я так не умею, поэтому все каждый раз смеялись, когда я бегала за деревья или в кусты. Впрочем, в Славии деревья почти везде, а где нет их – есть овраги и высокая трава. Так что и этот момент меня не слишком напрягал.

Здесь значительно теплее, чем в Галлии. К такой жаре я не привыкла – солнце палило с неба так сильно, что шляпа была необходима почти весь день. Шляпу-то я выторговала у одного из купцов, но под ней ужасно потела и чесалась голова. Да и несвежая рубашка для моей нежной кожи оказалась тем еще испытанием. Мужчины раздевались до пояса. Дамир Всеславович имел целый саквояж тончайших батистовых сорочек и был всегда свеж и бодр. Я отчаянно ему завидовала, но молчала, с нетерпением ожидая прибытия хоть в какую-нибудь деревушку. К моему ужасу, первую ночь мы провели в чистом поле. Здесь даже реки не было – только ручей, искупаться в котором было невозможно. Мне удалось за кустами прополоснуть рубашку, но надеть её пришлось мокрую – другой одежды у меня не было.

– Ты идиот? – вежливо поинтересовался Дамир, увидев дрожащую меня. – Ты зачем надел мокрую рубашку? Хочешь лишить меня ещё одного секретаря?

– В-воняет, – коротко ответила я.

– Ну и сядь голым, а рубашку над костром повесь. Тут одни мужики.

– Не, я так не могу.

С тяжёлым вздохом Ольхов пожертвовал мне одну из своих сорочек, в которой могли поместиться по меньшей мере два Степана Градова. Я не стала спорить, с благодарностью переодевшись в кустах.

Всё-таки он хороший человек, этот загадочный Дамир Всеславович. Добрый, кажется, хотя и на первый взгляд ядовитый, как поганка. Только отец мне всегда говорил не смотреть на то, что человек говорит, а подмечать, как он себя ведёт с тем, кто ниже по положению, с тем, кто слабже. Дамир вовсе не задирался перед купцами и их слугами. Он без возражений помогал таскать тюки и ходил за дровами, только сразу сказал, что готовить не умеет, но заплатит за еду для себя и секретаря. Со старшими обращался уважительно, со сверстниками шутил, словом – образцовый кнес. А за простолюдина принять его было невозможно: он даже ел не как все. Вроде и руками ломал мясо, и пил из ручья, но неторопливо и очень аккуратно. Совсем как я.

На вторую ночь остановились в большой деревне, и Дамир Всеславович немедля велел затопить баню. Позвал и меня, настаивал, но я сказала, что приду позже, а пока займусь своими делами.

– Гляди у меня, – сердито зыркнул кнес. – Не будешь мыться – насильно заставлю. Мне секретарь-неряха не нужен!

– Да буду, буду, – кивала я. – Только насчет ужина распоряжусь и одежды куплю. Мне же надо во что-то переодеться.

На самом деле я просто тянула время: мне нужно было, чтобы он ушел. Рубашку и чистые портки я купила сразу по приезду: у хозяина постоялого двора был сын-подросток, сложением похожий на меня. Когда хозяин сообщил, что Дамир Всеславович велел мне принести чистую рубаху и кваса, я обрадовалась: наконец-то он закончил! Бодро подхватила огромную деревянную кружку, влетела в заполненное паром помещение, даже не подумав о том, что он там может быть не одет, и замерла в ужасе.

Блондин был не один. Я вначале даже не поняла, что происходит и успела перепугаться, решив, что ему стало дурно от жары. Но женский стон вывел меня из ступора. Я увидела немногое – белую полную спину, влажные прилипшие к ней чёрные волосы и загорелые мужские руки на округлых ягодицах – но и этого мне с лихвой хватило, чтобы залиться краской и зажмуриться.

– Стёпа, рубашку на лавке оставь, – хрипло пробормотал Дамир. Его дыхание сбивалось. – Кружку на стол. Чего стоишь как баран? Бабу голую ни разу не видел?

– Откуда мне? – с трудом выдавила я, отворачиваясь и мелкими шажками пробираясь к столу.

– Ты что, девственник? Серьёзно? – весело фыркнул мужчина. – Ганна, надо срочно исправить это дело!

– Н-не надо! – выкрикнула я и выскочила из бани.

Вслед мне донёсся хохот, а потом женский стон. Обхватив голову руками, я опустилась на крыльцо. О богиня, во что я вляпалась? Это даже постыднее, чем дом утех. Только вдруг мне подумалось, что зря я глаза закрывала. Надо было разглядывать внимательнее. Когда я еще голого мужчину увижу? Тем более, такого красивого, как Дамир. И не случилось вовсе ничего страшного: просто глупый мальчишка-секретарь не вовремя заглянул к своему господину. Бывает.

– Стёп, Ганна ждёт тебя, коли пожелаешь, – раздалось у меня над ухом.

Я подскочила от неожиданности.

– Спасибо, я так не хочу, – быстро выпалила заготовленную заранее фразу. – Подожду свою суженую.

– Ой, дурак, – тоскливо вздохнул Дамир, к счастью (или к сожалению) уже одетый. – Нашёл, чего ждать. А потом с женой будете в брачную ночь в гляделки играть, да? Что же ты с ней, неопытный, делать будешь?

– Да дело-то нехитрое, – пробормотала я, прикладывая ладони к пылающим щекам. – Теорию я знаю.

– И откуда? – заинтересовался мужчина. – Книжки читал или рассказал кто?

– Подглядывал, – огрызнулась я.

От прилетевшего подзатыльника увернуться не успела. Дамиру мой ответ явно не понравился.

– Слышь, Степан, – хмуро сказал он. – Ты не забывай, с кем разговариваешь. Я такого тона терпеть не намерен. Понял?

– Понял, – буркнула я, пряча глаза.

Легко сказать. Я еще даже не хамила, между прочим. Просто разговаривала как с ровней. Вот только ровней я ему не была, он сейчас куда выше меня по положению и к тому же старше. Это Стефе много чего позволено, а пацану без рода и племени нужно кнесу в ножки кланяться и за милость благодарить.

К счастью, Дамир отходчивый. Посмотрел, что я голову повесила, хмыкнул только и ушёл. А я собрала в охапку чистые вещи и поплелась в баню, ругаясь сквозь зубы.

– Вон пошла, – надменно, словно неугодившей служанке, кинула толстощёкой бабе с черными волосами.

Настроение вконец испортилось. Отчего-то женщина послушно и быстро закивала и вылетела прочь, но это нисколько не радовало. Я молча разделась, быстро помылась в тазу, накинула свежую рубашку и постирала одежду. Ну как постирала: прополоскала с водой и мылом. Что такое стирка, я понятия не имела. У меня всю жизнь прислуга была, а вещи, которые нельзя было никому показывать, я просто сжигала в камине и покупала новые. Даже от простых действий нежные пальцы у меня покраснели и распухли. Мало мне проблем с ногами и мозолями от новых ботинок, теперь еще и руки болеть будут.

– Давай я тебя веником побью? – заглянул в баню Дамир.

– Спасибо, я уже закончил, – холодно ответила я. – Я не очень люблю баню.

– Я вижу, – хмыкнул мужчина. – Весь пар выпустил. Обиделся?

– На правду не обижаются.

– Стёпа, я же вижу, что ты знатного воспитания, – неожиданно сказал Дамир Всеславович. – Не знаю, что у тебя в жизни сломалось, но актёр из тебя не очень. Тебе надо гордость свою умерить, а иначе не от меня получишь, а от кого-то другого. Оно тебе надо?

– Нет у меня никакого воспитания, – смутилась я. – Просто манеры знаю да книжек много читал. Что вы, в самом деле, Дамир Всеславович!

– Ладно, ужинать иди, умник. Надо встать рано, чтобы завтра к вечеру уже в Даньске быть.

На постоялом дворе меня ждал сюрприз: заказывали и оплатили мы две комнаты, а выделили нам всего одну. Оказалось, пока мы были в бане, приехал какой-то важный кнес да еще и с супругой и со свитою – и хозяин нас потеснил. Я хотела орать и ругаться, но Дамир только рукой махнул. А от моей репутации и без того ошмётки остались, теперь ещё и спать в одной спальне с мужчиной! Более того, в одной кровати, хоть и большой!

Я знала, что на постоялых дворах девушек могут в такие кровати и по двое, и по трое уложить – и в этом нет ничего странного или неприличного. Спят ли мужчины на одной кровати, я понятия не имела, но решительно собрала свои пожитки и заявила, что ночевать теперь буду на сеновале или на конюшне.

– Да и хрен с тобой, – устало ответил блондин. – Тоже мне, аристократ выискался. Мальчики меня, Стёпа, не интересуют, за свою задницу можешь не переживать. А вот на конюшне всякий люд ночует. Хочешь приключений – вперёд! Одни проблемы с тобой. Бабы не так ломаются, как ты.

Я сначала не поняла, при чём здесь мальчики и задница, а потом густо покраснела. И ведь не маленький ребёнок, и скандал с лордом Стерлингом был – а о такой опасности даже ни разу не подумала. Вот что значит – папина дочка! Всегда чувствовала себя в безопасности! Теперь-то я ни за что не рискну ночевать одна! Дамир уже храпел вовсю, а я утащила на пол подушку и улеглась у стенки. Богиня, отец узнает – не поглядит, что я взрослая: выпорет. И правильно сделает. Но домой я всё равно не вернусь, ибо замужество – это даже хуже, чем разбойники, а пристрастия высшего света ничем не отличаются от нравов простолюдинов. Пожалуй, и хуже: многие из лордов до того пресыщены, что ищут странных и опасных развлечений. Неизвестно ещё, что потребует от меня муж. Я даже приподнялась и поглядела на храпящего мужчину. Неужели это он – тот, с кем я приносила клятвы в храме? Что бы захотел Дамир? Вспомнив сцену в бане, я вновь залилась краской. Будь у меня такой муж, я бы, наверное, не стала ему отказывать в супружеских утехах.

Глава 10. Серо-зеленый конверт

Судя по тому, что в Даньске Дамир снял целые апартаменты, включающие в себя роскошную спальню, кабинет, гостиную, отдельную уборную и спальню поменьше (явно для прислуги), задержимся мы здесь на значительное время. А почему бы и нет? Город большой, красивый, каменный. Мостовые брусчаткой выложены, фонари везде горят, водопровод опять же имеется. Сумки мои почта доставила в сохранности, и теперь я не просто секретарь, а секретарь с имуществом. Накупила себе красивых батистовых рубашек с жабо, жилетов расшитых – мода на них из Франкии пришла – да обувь приличную у сапожника заказала. А то обычные готовые ботинки мне широки, приходится под них носки надевать потолще. Я-то даже в монастыре шелковые и кружевные чулочки носила, а в мужские сапоги только толстые шерстяные носки могла надевать. А летом, да две пары носить – это вовсе убийство. Хорошо, что на телеге можно было босиком ехать. А в городе по булыжной мостовой с голыми пятками никак нельзя. Если бы сейчас мне время вспять поворотить – я б того разбойника, который мои великолепные сапоги изуродовал, забила бы до полусмерти. Возможно, даже сапогом.

У меня много работы: для Дамира пришло просто невероятное количество корреспонденции. Столько даже отцу не приходило, а ведь я отцу нередко помогала отвечать на письма. Стол в кабинете просто завален, бумаги падают на пол от неловкого движения.

– Твою мать, – тоскливо произнёс кнес Ольхов, вороша конверты, будто тесто. – Сдохнуть можно.

– Сдохнем вместе! – радостно предложила я. – У вас есть какая-то система?

– А как же! – ухмыльнулся Ольхов. – Предлагаю всё сжечь! Шутка. Давай по содержимому: всё, что неважно – в одну стопку. Всё, что от сиятельных или помеченных вот таким знаком (он нарисовал на каком-то конверте непонятную закорючку) ты не читаешь, сразу мне. Остальное в третью.

– А с корреспонденцией из Галлии что делать? – скрипуче спросила я, кончиками пальцев, будто опасное насекомое, извлекая из кучки конверт столь любимого отцом серо-зелёного оттенка. – Я думаю, мне его не стоит вскрывать?

Письмо это будто жгло мне руку. Во рту пересохло, колени затряслись – благо, под столом не видно. Дамир схватил конверт, быстро распечатал его, пробежался глазами и грязно выругался. Настолько красочно, что я немедленно захотела записать все эти выражения.

– Мне страшно представить, что там может быть написано, – прошептала я. – Войну, что ли, нам Галлия объявляет?

– Хуже, – мрачно ответил Дамир, зло швыряя письмо на стол. – На, почитай.

Я вытаращила глаза, но письмо взяла, хоть и с некоторой опаской. Твёрдый почерк с завитушками я узнала сразу. Отец всегда пишет вот так, будто несерьёзно. Но я-то знаю, что чем затейливее и красивее написано, тем больше усилий ему потребовалось, чтобы сформулировать мысль.

"Любезный кнес, – вслух зачла я. – Сообщаю Вам, что известная особа ожидает только Вашего приглашения. Дочери моей месяц как исполнилось восемнадцать лет, так что, не видя причин для откладывания церемонии, я прошу Вас назначить дату бракосочетания. Полагаю, по славским обычаям нам стоит прибыть в начале осени, но если пожелаете – мы приедем и раньше. Прошу известить меня о ваших дальнейших планах. Со всем уважением, Ваш будущий родственник, К.Б."

Надо признать, это письмо вызвало у меня ужас ничуть не меньший, чем у Дамира. Значит, он всё-таки Даромир. Значит, наречённый супруг. А отец – наглец! Где он собирается брать невесту?

– Бракосочетание? – тихо спросила я, радуясь, что голос не дрожит. – Неужели это так страшно?

– Разумеется! – хлопнул ладонью по столу мой, стало быть, муж. – Это же конец всему! На кой бес мне вообще жена, ты сам посуди? Это ж никаких больше женщин, кроме супруги!

– И что вас остановит? – приподняла брови я. – Неужели планируете хранить верность?

– Кирьян Браенг меня остановит, – печально вздохнул Дамир. – Этот демон мне яйца оторвёт, если его единственная доченька будет несчастна.

– Тот самый Браенг?

– Ай, Степан! Ты не слышал этого имени, понял?

– Чего непонятного-то? А хотите совет?

– Хочу, – пристально взглянул на меня Дамир, или, точнее, Даромир.

– По галлийским законом девица несовершеннолетняя. Это в Славии совершеннолетие в восемнадцать. А в Галлии в двадцать. Во Франкии, кстати, в шестнадцать.

– Стёпа! – заорал блондин радостно. – Да ты гений! Как изящно! Как ловко! Два года свободы! Давай пиши!

– Кто, я?

– А кто у меня секретарь? Пиши: дорогой друг, мне кажется, разговор о немедленной свадьбе заводить преждевременно. Смею ли я лишить вашу дочь последних годов отрочества? По законам Галлии она ещё дитя. Я настаиваю на отсрочке бракосочетания до момента совершеннолетия девушки. Искренне ваш, эээ… подпишу я сам.

– А девушку как зовут? – полюбопытствовала я.

– А бес её знает, – пожал плечами Дамир. – То ли Виолетта, то ли Эстелла.

– Прекрасно, – пробурчала я. – Вы – образцовый жених.

– Стёп, это навязанный брак. Можно сказать, политический.

– Династический, ага.

Блондин тяжело посмотрел на меня, и я тут же одной рукой зажала рот, а другой замахала, чтобы продолжал. Но Даромир замолчал, опустив голову, а потом спокойно взял у меня письмо, подписал, свернул и запечатал. Я с тревогой поглядела на него. Опять я веду себя как Стефа! Знал бы он правду, ни за что бы не захотел такую жену, как я!

Я придвинула к себе письма и принялась вскрывать конверты и озадаченно хмуриться. Содержимое меня напрягало: жалобы, доносы, разные предложения – и отчего-то сведения по лошадиным фермам и закупкам овса. Меня не оставляло ощущение, что мой хозяин – тот же самый Кирьян Браенг. Что же это, папочка подобрал мне мужа по своему образу и подобию?

То, что отец знал моего супруга лучше, чем кто-либо другой, я догадывалась. Кирьян Браенг явно собрал на Даромира Ольшинского самое подробное досье, вплоть до сведений, какое у него было первое слово и чем он болел в детстве. Впервые я вдруг задумалась о том, что ни разу отец не сделал ничего, что не послужило бы мне на пользу. Бывало, я ссорилась с ним, а он наказывал меня за проступки, но всегда его наказание оборачивалось для меня уроком. И даже монастырь и его строгие уставы оказались для меня несомненным благом, потому что я в своей глупости слишком рисковала не только репутацией, но и жизнью. Неужели и жениха он подбирал по тому же принципу? Да нет, бред. Когда нас сосватали, мне было лет семь. Тогда еще было совершенно неясно, кто вырастет из высокого худенького мальчика. Я ведь почти его не помнила – и не удивительно. Меня в те дни гораздо больше интересовали занятия магией. Подумаешь, жених! Всё это казалось нереальным.

Зато сейчас мой кошмар во плоти сидел напротив меня и, хмурясь и почёсывая переносицу, быстро сортировал письма. Конверты, будто карты, мелькали в его руках, то ложась на стол веером, то выстраиваясь в идеально ровную стопочку. Позёр! Некоторые письма он распечатывал, внимательно изучал и сжигал на месте. Некоторые сжигал не читая. И всё равно бумаг было много – а ведь вторая и третья стопка требовали ответа! Наконец Дамир Всеславович откинулся на спинку стула, потянулся и заявил:

– На сегодня хватит! Письмо в Галлию отправь сейчас же дипломатической. Остальное успеется.

Я кивнула, разглаживая пальцами конверт с едва заметными водяными знаками и уже почти готовясь написать адрес, который Степан Градов просто никак не мог знать. Вот так, Стефа, на таких мелочах и прокалываются шпионы!

– Конверт подписать надо, – тихо напомнила я блондину. – Наверное, как-то условно?

– Да, я подпишу, – рассеянно сказал Дамир. – Стёпа, письмо отнесёшь и до вечера свободен. Меня не ищи, я ночевать в другом месте буду.

Почему-то это кольнуло меня, словно я имела на него какие-то права. Впрочем, имела, конечно, но очень смутные. Пока на ладонях нет брачных меток, ни одна женщина не потребует от мужчины верности. Впрочем, в высшем свете вообще всё очень зыбко. Браки по любви случаются редко, в основном – политика. А любовь… Вот у родителей, как я знала, была любовь. Не ровня сын захудалого, отверженного, практически вычеркнутого из всех списков рода единственной королевской дочери. И пусть он хоть трижды герой, пусть лучший Охотник ловчей службы, пусть ловкий политик – но я всё равно не понимала, каким образом ему дозволили совершить такое святотатство. Особенно если учесть, что не так уж и давно наш предок был замешан в государственной измене и подготовке восстания. К чести её высочества, об этом факте она при ссорах ни разу не упоминала. Зато о том, что ради какого-то Браенга (не какого-то, а последнего – поправлял отец) принцесса отказалась от брака с франкским монархом, матушка вспоминала нередко.

Я очень боялась, что в моей жизни будет похожая ситуация: супруг потребует от меня безупречного поведения, посещения всяческих приёмов и будет следить за каждым моим шагом. Но оказалось, что Дамир боится ровно того же, и я не могла не улыбаться, спеша в почтовое отделение.

В Славии простые и понятные города. Рядом с почтой – полицейский участок. Рядом с полицейским участком кофейня. Я заглянула: народу полно. Наверное, кофе здесь хороший. Потом приду, когда потише будет. По широкому бульвару цокают и скрипят пролётки с откинутым по летнему времени верхом. Выглядят они заманчиво – тем более, что тяжелые мужские ботинки начали немилосердно натирать ноги, и дорога из почтового отделения уже не кажется короткой. За что же мне такое наказание? Я с тоской во взгляде приникла к витрине женской обуви: ах, какие туфельки! Атласные, на маленьком каблучке, с серебряной пряжкой. Но я ж мужик. Мне теперь долго без туфель жить.

Зато я могу ходить по улице в одиночку и даже без шляпы, и на мои голые лодыжки никто не заглядывается. Ничто не мешает мне взять извозчика пусть и всего на два квартала – а для дамы это было бы решительно невозможно. Только кухарки и прачки ходят по улице спокойно, а женщину благородных кровей должен непременно кто-то сопровождать. Но обычная горожанка не позволит себе проехаться в пролетке, да и куда ей ездить? Разве что на рынок. В театре или вернисаже на одинокую женщину будут смотреть косо, а просто гулять по улице – да когда им?

В гостинице я с облегчением стаскиваю ботинки и бледнею: шерстяные носки пропитаны кровью. Только этого мне сейчас и не хватало! Как назло в дверь тарабанят:

– Стёпа, я ухожу до утра. Если завтра до полудня не появлюсь… Что это у тебя с ногами? – если Дамир Всеславович повышает голос, то можно прятаться.

– Ботинки не по размеру, – пожала плечами я. – Ничего серьёзного.

– У меня так у одного знакомого заражение крови случилось, – вкрадчиво произнёс блондин. – Хочешь ног лишиться?

– Нет, – замотала головой я.

– Стёпа, тебе деньги нужны? Попросить аванс не догадался, дурная голова?

– У меня есть деньги, – гордо ответила я. – И ботинки по ноге заказаны уже. Не извольте переживать.

Лицо Дамира расслабилось, он даже улыбнулся, пусть и криво.

– Я лекаря пришлю, – кивнул он. – И не вздумай сбежать куда-то. Сиди и жди. И ботинки свои выкинь немедленно. Хотя знаешь что…

Он взмахнул рукой, и моя единственная пара обуви вспыхнула жарким огнем.

– Эээ! – возмутилась я. – Что вы себе позволяете!

– Еще одно "э", – прищурился Дамир. – И я урежу тебе жалованье.

– Деспот, – пробурчала я, когда за ним закрылась дверь. – Сатрап.

– Минус серебрушка, – раздалось из-за двери.

Я насупилась и фыркнула.

– Минус две!

– За что?!

– Думаешь громко…

Теперь я не удержалась и захихикала. Что ж, раз у меня законный выходной, напишу-ка я пару заметок о том, как опасно в одиночку передвигаться по дорогам Славии.

Глава 11. Развлечения

Дамир действительно прислал мне врача – из-за такой ерунды, как сбитые ноги! Влас Демьянович, лысеющий невысокий мужчина средних лет, долго ворчал, что его отвлекают от работы ради всяких неразумных юнцов, но дело своё знал и не только подлатал ступни, но и выдал мне флакон с заживляющей мазью. Мы с ним как-то быстро нашли общий язык, а уж после того, как он докопался, что это я штопала рану на плече Дамира (лекарь оказался старым знакомым блондина), и вовсе принялся звать меня в ученики. Говорил, что рука лёгкая. Я ему объяснила, что не имею склонности к медицине, да и дар у меня совсем другой. Расстались мы совершенно довольные друг другом.

Жизнь начинала налаживаться. Новые туфли мне доставили к утру, и они оказались настолько удобными, что я не поленилась сбегать в мастерскую и лично поблагодарить сапожника, а заодно заказала ещё сапоги и запасные ботинки.

Я уже догадалась, что удобная обувь – это самая необходимая в моей работе вещь, ибо я была не столько секретарём, сколько адъютантом.

"Стёпа, отнеси записку в первый полицейский"

"Степан, сбегай в почтовое управление"

"Мальчик мой, вот эти документы очень аккуратно – градоправителю"

"Стёпа, принеси пожрать. Чего-чего – ну хоть булку с молоком. Быстрее, парень, а то я тебя сожру!"

Хотя стоит признать, сам Дамир Всеславович тоже был лёгок на подъём. С финансовой инспекцией он посетил все крупные лавки. Мы перетрясли учётные книги рынка, проинспектировали казну (адский труд, занявший больше недели), проверили документы налоговой службы. Дамир в своей работе, конечно, хорош – он видит подвох с первого взгляда. То ли он колдун, то ли просто – опыт. Склоняюсь к последнему, конечно. Но всё же его интуиция достойна восхищения. Если бы он ещё работал в полную силу – во всей Славии не осталось бы ни одного мошенника. Но кнес Ольхов предпочитал жить на широкую ногу: надирался в трактирах, кутил с весёлыми дамами (и где он находил их в таких количествах?), устраивал шикарные пирушки. Денег, похоже, у него куры не клевали. Его обожали и полицейские, и налоговики, и купцы во главе с градоуправителем, да и как можно не любить такого славного парня, который может угостить всё первое полицейское выпивкой и не гнушался побрататься с купцом первой гильдии? А то, что он при этом подписывал приказ об аресте господина Сметанова, который водил службу с местным судьёй и оттого выигрывал все тяжбы, так это работа такая. А я, привыкшая к урокам отца, замечала, что взгляд блондина во время очередной попойки не становился стеклянным, как у его собутыльников, а кубок нередко опустошался в ближайшую кадку с цветком.

Кнес Ольхов был страшным человеком, и я была счастлива, что нахожусь в его лагере. Были ли у него друзья? Возлюбленные? Доверенные лица, наконец? Понимала ли его хоть одна из тех красавиц, которым он легко и просто посылал наутро букеты цветов, а потом не узнавал на улице? Впрочем, и букеты выбирать быстро стало моей обязанностью. Это было, пожалуй, даже забавно, хотя время от времени царапало мне душу. Всё же он мой почти что супруг, а ведёт себя совершенно безнравственно. Главное, не влюбляться в него – слишком больно он может сделать. Он же женщин ни во что не ставит! Разве можно вот так:

– Стёпа, ты запомнил эту рыженькую актриску? Цветы ей пошли на свой вкус. И если будет меня искать – скажи, что я скончался.

– Она не актриска, – вздыхаю я. – Актриска была третьего дня. Рыженькая – вдова купца Ермилова, между прочим. Того самого, что парк выстроил и на богадельню денег дал.

– Зануда ты, Стёпа. Ну ладно, закажи еще купцу на могилку букет. Да гляди, не перепутай!

Я ж говорю, совершенно невыносимый человек! А букеты я всё же перепутала. Купцу на могилку положили роскошные лилии с запиской "Спасибо за волшебную ночь и прощай", а рыженькой лисичке доставили бордовые розы с траурной лентой. Этими розами Дамир Всеславович в тот же день получил по физиономии. Я хохотала до слёз, а потом забаррикадировалась в комнате вдвоём с местной кошкой и даже ужинать не вышла. Ибо страшно. А кошка в гостинице хорошая, толстая, хотя и дура.

У меня никогда животных не было. В Галлии любят собак, но в королевском дворце они живут на псарне, а принцессе там делать нечего. В детстве я ещё могла поиграть со щенками, но потом с людьми играть стало гораздо интереснее. Что мне те щенки, когда можно сбежать на улицу и поговорить там с чумазым мальчишкой?

У местной полосатой кошки не было имени, зато был пушистый хвост, шикарное мурчало и удивительная способность успокаивать. Я залезла в кровать прямо в одежде, затащила кошку себе на живот и начала размышлять, как объяснить отцу, что я передумала на счёт свадьбы. И дело даже не в том, что Дамир-Даромир хорош собой или по-настоящему мне нравится – нет. Из него выйдет прекрасный союзник для Галлии. Времена, когда нет войны – поистине благодатные, а такой человек, как Мир (или Дар – как я осмелюсь называть его хотя бы в мыслях) разбирается в экономике государства гораздо лучше, чем тот, кто сидит во дворце.

– Стёпа, я успокоился, – раздался ровный голос блондина из-за двери. – Можно войти? На самом деле это было очень смешно, но если ты продолжишь в таком духе, не я буду платить тебе, а ты мне.

Дамир, не дожидаясь позволения, с силой толкнул дверь. Не веря своим глазам я смотрела, как тяжёлый комод, которым я припёрла вход, довольно быстро отъехал прочь. Гм, а я чувствовала себя в безопасности! Впрочем, и сейчас чувствую, несмотря на то, что блондин глядит на меня (или на кошку?) каким-то непонятным, задумчивым взглядом.

– Это так мило, так по-домашнему, – ядовито заметил блондин, оглядывая меня. – Я даже подумал, что случайно вломился в будуар хозяйки гостиницы.

– С вас станется, – махнула я рукой снисходительно. – Ошиблись дверью, с кем не бывает! Не надо извинений, но хозяйская спальня в другом крыле. А если уж вам так нужно – в конце коридора комната Дарины.

Дамир вздрогнул. Горничная в гостинице была очень интересной девушкой. Миловидная, бойкая, яркая, она активно строила глазки моему хозяину. Девушка так часто что-то роняла к его ногам, а потом нагибалась или приседала, демонстрируя глубокое декольте, что кнес Ольхов теперь от неё шарахался, как от огня.

– Стёпа, ты козёл, и шутки у тебя козлиные, – заявил Дамир. – Но я тебе отомщу. Намекну Дашке, что ты у нас невинный юноша, и она влюбится в тебя.

– О, мой господин, пощадите, это слишком жестокая кара! Я бы встал на колени, но кошка мне мешает.

Блондин хмыкнул и почесал нос.

– На колени, Стёпа, я тебя ещё поставлю, в угол и на горох.

Он быстро прошел в комнату и оседлал стул, опустив руки на спинку.

– Я ведь тебе говорил угомониться, мальчик, – мягко взглянул на меня он. – Ты ведёшь себя порой безобразно. Ты хулиган и разбойник, Степан. Не будь ты действительно лучшим секретарём, которые у меня только были, я бы давно выкинул тебя прочь.

– Как будто вы у нас образец добродетели, – хмуро выпрямилась я, спихивая с себя кошку.

– Стёпа, я взрослый мужчина и кнес. Я могу ответить за все свои проступки. Я даже откупиться могу. А ты всего лишь дерзкий мальчишка, к тому же несовершеннолетний. Я тебя очень прошу – будь осторожен. Я-то закрою глаза на твои выходки, а кто-то другой всыплет тебе по первое число и будет в своём праве. Я не буду больше читать тебе нотаций, просто предупреждаю – есть ситуации, в которых даже я тебе не смогу помочь.

Он поднялся и ушел, а я хмуро кусала губы. Терпеть не могу, когда меня ругают, но еще больше – когда за дело. Отец тоже всегда так делал: не орал, не рычал, а просто объяснял мне, что могло случиться, если бы я попалась. Он неустанно мне напоминал, что не всегда сможет быть рядом и вытащить меня из очередного скандала. Я же только кивала, улыбалась и делала по-своему. Что ж, отца здесь нет. А Дамир… Дамир, может, и прав, но только ничего страшного я не делала. Подумаешь, букеты заменила! Не долговые же бумаги выкрала, как кнес Ольхов. Он-то сам, думая, что я не вижу, кое-какие расписки со стола градоправителя в карман сунул. Не учёл только, что в зеркале всё отражалось.

Я же не стала вопить во всё горло: вор! вор! Нет, я тактично не заметила. А он из-за какого-то дурацкого букета вспылил!

– Вот так, Кошка, и разбиваются мечты, – сказала я своей красивой и толстой спутнице, чеша её за ухом. – А я ведь за этого мелочного человечишку собиралась замуж выйти. Кто дура, я дура? Может и так.

Голод всё же заставил меня выйти из комнаты и осторожно спуститься вниз, в столовый зал. Я тихонько устроилась в уголке, заказала себе стакан молока и булку, и принялась слушать, что говорили вокруг. А тему они обсуждали преинтересную: несостоявшуюся дуэль кнеса Ольхова с Борисом Ермиловым. Оказывается, этот самый Борис был младшим братом покойного купца и, навестив могилу усопшего и обнаружив там легкомысленный букет с однозначной запиской, заподозрил, что кто-то поглумился над местом упокоения брата, а уж когда, пылая праведным гневом, примчался в его дом и обнаружил рыдающую вдову, сразу всё понял. Разумеется, это кнес Ольхов, известный своим скандальным поведением, во всём виноват!

Я втянула голову в плечи. Ой, мамочки! Не такого результата я ожидала.

– А дальше что? – спросила я замолчавшего рассказчика за соседним столом.

– А дальше, знамо дело, Ермилов сюда примчался бить морду Ольхову. Кажется, даже успел один раз ударить. А потом кнес его скрутил, что-то ему сказал и они пили вместе. Дамир, конечно, гусь! Всё понимаю, но букетики на могилу – это мерзко.

– А где сейчас Ермилов? – тихо поинтересовалась я.

– Где-где, Дамир его в кабак утащил!

Я подскочила и побежала на улицу ловить пролетку. Конечно, уже поздний вечер, почти что и ночь, но стыд жег мне пятки.

Кнес Ольхов самым нежным образом любил в Даньске заведение под названием "Чайная роза". Чай там не подавали, роз тем более не выращивали, но трактир, а точнее даже ресторан, пользовался популярностью у приличных людей. Дамир нашёлся за столиком возле стены. С ним был молодой светловолосый мужчина с округлой бородой – по виду совершенный купец, вот только взгляд у него был острый, умный.

– Дамир Всеславович, – робко окликнула я "своего" блондина.

Он встрепенулся, отставляя стакан с прозрачной жидкостью, напрягся.

– Случилось что, Стёпа?

– Случилось, – кивнула я. – Господин Ермилов?

– Он самый, – милостиво взглянул на меня купец.

– Это я букет на могилу отнёс, – опустила я голову, пряча глаза и в волнении сжимая руки за спиной. – Пошутить хотел. Простите, не подумал. Идиот я. Если желаете, я готов понести наказание.

– Ну охренеть, – с чувством крякнул Ермилов. – А ты говорил, что посыльный перепутал.

Он толкнул Дамира в плечо, раздвигая в улыбке красные губы.

– Стёпе шестнадцать, – устало ответил Ольхов, потирая лицо руками. – Я сам его выругал.

– За такие шутки розгами секут, – веско сказал купец. – Готов, парень?

– Заслужил, – кисло ответила я. – Готов.

Меня ни разу в жизни не били (пощёчины от матушки не в счёт), и я надеялась, что так будет всегда, но сейчас я понимала, что виновата.

Купец же только рассмеялся.

– Садись, пацан, – заявил он. – Пей. Прощаю дурака. Ты ж не со зла!

Я молча выдохнула и осторожно села на лавку. Поглядела жалобно на Дамира Всеславовича, пытаясь извиниться взглядом. Он, кажется, понял и кивнул.

– Я рад, что ты сумел признать свою ошибку, – мягко похвалил он. – Но впредь не суйся в чужие дела, не спросив. На месте Бориса мог оказаться куда более мстительный человек. Я ведь тебя уже отмазал, а ты меня дураком и лжецом выставил.

Я отвернулась, скрывая дрожащие губы. Опять всё не так сделала!

– Выпьем, – разрушил напряженное молчание купец, наливая мне в стакан водки из прозрачного графина. – За истину!

Мне пришлось глотнуть эту мерзость, я поперхнулась, закашлялась: мужчины рассмеялись и захлопали меня по плечам с двух сторон. Больше я не пила. Терпеливо дождалась ночи, молча вернулась с кнесом Ольховым домой, столкнула с кровати кошку и завалилась спать, надеясь, что поутру противное чувство гадливости от самой себя рассеется как рассветный туман.

Глава 12. Падение… повязки

Проклятая кошка, возлюбившая меня всей душой, теперь не давала мне проходу, ластясь и призывно мурлыча при виде меня. С одной стороны, это меня умиляло, но с другой – именно она послужила причиной моего очередного падения, бросившись мне в ноги аккурат в тот момент, когда я только собиралась спуститься с высокой лестницы вниз, в столовую залу. Увы, устоять мне не удалось. Нелепо взмахнув руками, я кубарем полетела вниз, считая локтями и коленками ступеньки и добрым словом вспоминая сестру Марию, которая учила нас правильно падать. Полёт мой закончился плачевно: я лежала у подножия лестницы, едва сдерживая слёзы боли.

– Давай, Степан, вставай, – уговаривала я себя. – Ты же мужик.

По лестнице спустились быстрые длинные ноги и остановились подле моего лица.

– Встать сможешь? – полюбопытствовал мой хозяин. – Ничего не сломал?

Я подняла голову и неловко села, ощупывая себя руками. Кажется, всё в норме. Переломов нет. Синяков, конечно, будет много, но это не страшно. Ухватившись за протянутую руку, встала и взвыла, не в силах наступить на ногу, которую пронзила острая боль. Клянусь, я даже услышала треск рвущихся сухожилий!

– Стой ровно, – Дамир присел у моих ног и жёсткими цепкими пальцами ощупал мою щиколотку, заставляя меня шипеть сквозь зубы от боли. – Перелома нет. Растяжение. По лестнице тебе не подняться. Я отнесу.

– Чего? – вытаращила глаза я. – Вот еще выдумали! Дайте опереться на вас, и я допрыгаю.

– Мне некогда с тобой возиться, – буркнул блондин.– Дотащить быстрее. Пришлю тебе лекаря.