Не смей меня касаться. Книга 2 Дмитриева Марина

Глава 2

Мишка сказал, что Таня Лазарева больше не появлялась на работе. Хотя через несколько дней прислала ему детально просчитанные отчеты по тем делам, которые находились у нее в разработке. Белов опять пригрозил хорошенько настучать мне по роже, если я не верну его лучшего финансового аналитика назад в фирму «Эверест».

Об этом мы так и не поговорили с ней прошлый раз. Все вылетело из головы, когда я увидел свою Андалузскую красавицу, также не коснулись вопроса состояния здоровья ее отца, да и других существенных тем. Я много чего не сказал, потому что она, ослепленная болью и своим негодованием, не хотела меня слушать… Пошевелил затекшими ногами, вот уже три часа я сидел в неприметной темной машине во дворе семейства Лазаревых, пытаясь дождаться появления своей Розы. До этого пару раз поднимался на шестой этаж и звонил в дверь квартиры, но открыть мне не пожелали, возможно, никого не было дома, а скорее всего, завидев в глазок мерзавца Шувалова, Таня решила промолчать, подержать его подольше у порога своего дома.

Потом с работы пришел Николай Алексеевич, чуть позже откуда-то вернулись Эльвира Тимофеевна вместе с белобрысой гадиной Ля-ля-ля. Последняя выглядела очень хрупкой и стройной. Неужели действительно где-то внутри ее живота растет мой ребенок?.. Мой?! Ну почему так? Почему беременной оказалась совершенно не та женщина?! Если бы в положении находилась Таня, я, наверное, прыгал бы до потолка, как индюк, надувался от переполняющих меня гордости и радости, а мою Розу только на руках носил, пылинки сдувал, и постоянно, будто разговаривая со своим сыном или дочкой, гладил ее животик. Если бы…

Просидел почти до десяти вечера, правда, пришлось ненадолго, минут на десять, чтобы справить нужду и купить себе что-нибудь перекусить, наведаться в небезызвестное кафе «Лидия», где, помнится, мы мирились с моей колючей леди первый раз. Интересно, а во второй раз возможно примирение?! В гостиной – комнате Тани Лазаревой, окна которой выходили во двор, свет зажегся лишь ненадолго. Значит… ее нет дома. Но где она может ходить в такое время? А главное, с кем? Или же Таня уехала?! Блин, я не готов к ее отъезду, мне жизненно необходимо еще раз поговорить с Адалузской красавицей и теперь постараться не лезть к ней с поцелуями, не распускать руки, а тихо и спокойно рассказать, как все произошло, обсудить все возникшие вопросы, заверить Таню в своей любви. Сказать, что если этот ребенок мой, то я его никогда не брошу и постараюсь стать ему хорошим отцом. Только предоставят ли мне такую возможность?!

***

– Папа, ты должен пойти и поговорить с Шуваловым, чтобы он женился на мне, – настаивала светловолосая девушка. – Ведь ты всегда заявлял, что каждый должен нести ответственность за свои поступки.

– Нет, Юль, я не пойду на поклон к этому богачу-паршивцу, проехавшемуся танком по нашей семье, прося: «Женись на моей дочери». Сами воспитаем ребенка без его гребаных миллионов…

В глазах светловолосой красавицы на миг отразилась растерянность.

– Папа, да что ты говоришь такое?! – немного истерично вскричала она. – Алекс – отец моего ребенка. Почему мы сами должны его воспитывать?! Кроме того, разве ты не хочешь, чтобы твои внуки жили достойно?

– Они и будут жить достойно, учиться, работать… как все люди. А миллионы только лишь расхолаживают, появляются вон такие моральные уроды, для которых нет ничего святого. Спал сразу с двумя сестрами, одной сделал предложение, а другой – ребенка. Скотина! – руки Николая Алексеевича невольно сжались в кулаки, желая опять хорошенько пройтись по морде человека, поступившего так ужасно с его дочерьми, предавшего умницу Таню.

Голубоглазая девушка кусая губы и ломая пальцы забегала по комнате.

– Нет, папа, так нельзя!.. Это ведь все из-за Тани?! Да?! Ты не хочешь, чтобы она расстраивалась. Так?!

– Нет, просто мне будет противно видеть такого человека своим зятем. Я не хочу родниться с семьей буржуинов Шуваловых.

– Ой, папа… вот только не надо показывать эту свою липовую коммунистическую гордость, – возмутилась блондинка. – Все дело в том, что вы только Таню всегда любили, поэтому тебе посрать на то, что будет со мной и ребенком.

– Как ты разговариваешь с отцом?! – на шум из кухни прибежала Эльвира Тимофеевна. – Что у вас тут происходит?!

Блондинка не обратила внимания на слова матери.

– Ах, Таня такая хорошая, умная, ответственная, бери с нее пример. А ты только умеешь, что болтать и тусоваться, – продолжила она визгливо выкрикивать свои претензии отцу. – Ах, Таня с медалью закончила школу, давай, Юля, учись, не подводи семью. Как вы меня достали своими нравоучениями!

– Юляш, ну зачем ты так, – вступила в разговор Эльвира Тимофеевна, – мы разве не любим тебя?! Все для тебя делаем, каждую копейку отдаем на твое образование, в кредит залезли, чтобы ты могла учиться в одном из самых лучших вузов страны на том факультете, о котором мечтала, хотя папа изначально был против, не считая журналистику достойной профессией… Да мы во всем себе отказываем, чтобы ты была довольна и чего-то достигла в жизни.

– Разве это не обязанность родителей?! – кричала не своим голосом Юля. – И представляете, дорогие мои родственники, я тоже скоро стану мамой и хочу, чтобы мои дети жили обеспеченно. Не считали ничтожные копейки, могли путешествовать по всему свету, заниматься с репетиторами, носили качественную одежду, а не китайское барахло, не чувствовали себя вторым сортом, как я, ведь мои одногруппники одеваются сплошь по бутикам и ездят на занятия на личном авто. Мне похрен на вашу гордость!.. Слышишь, пап, похрен!! Ты должен пойти и поговорить с Алексом по-мужски.

– Можно подумать, что тебе только деньги нужны?! – обескураженно пробасил отец блондинки. – Я всегда говорил: «Деньги – это навоз». Они не самое важное в жизни. Главное – жить по совести.

– Нет, не только деньги, папа, но блин… я хочу, чтобы мой ребёнок родился не ублюдком, а в законном браке. Кроме того, я очень люблю Алекса, он мой принц… Вы же, боясь расстроить свою ненаглядную Танюшу, думаете помешать нашему счастью.

– Юлечка, он поступил по-сволочному с вами обеими… Что за бред ты болтаешь?! – возмутилась мама юной блондинки.

Но младшая сестра Лазарева была не в состоянии слушать родителей, руки ее тряслись, лицо перекосилось в неконтролируемом приступе злости.

– Я его люблю! Он мой мужчина!.. Ясно, мой! А вот вы никогда меня не любили, никогда, только Таню. На мое счастье вам начхать с большой колокольни. И учиться вы меня отправили, чтобы галочку поставить, дескать, мы хорошие родители, в такой престижный университет дочку определили.

– Ах ты, неблагодарная дрянь! – ревел Николай Алексеевич. – Разве не твоя мечта была учиться в этом университете? Не смей так говорить с родителями, дура! Что ты себе позволяешь! Совсем от рук отбилась…

От негодования лицо Николая Алексеевича раскраснелось, на лбу выступила испарина.

– Конечно, я дура, вертихвостка! А Таня, умница и красавица… Тане больно… Ее жених предпочел трахать младшенькую сестричку. Так пусть теперь все страдают. Конечно, меня и моего ребенка можно пустить в расход. У такой глупой курицы, как я, вряд ли кто-то стоящий родится. Вы так считаете?!

– Юля, немедленно успокойся! И ты, Коль, тоже держи себя в руках… у тебя ведь давление и сердце, – попыталась примерить родных Эльвира Тимофеевна.

– А у меня, мама, ребенок под сердцем. Но вы продолжаете делать все, чтобы я плакала и страдала, хотя доктор сказала, что мне нельзя волноваться.

– Юля, – Николай Алексеевич постарался говорить более спокойным тоном, – Таня тут совершенно не при чем.

– Ах не при чем! Разве она не твоя любимица, папа?! Скажешь по-другому? – вопросительно уставилась на отца Юля, а тот виновато отвел глаза. – А я вам только проблемы всегда доставляю, и моего ребенка вы тоже не будете любить. Замучите своими наставлениям… Как вы мне надоели! Меня от вас тошнит, от вас и вашей ненаглядной Танечки… Да пошли вы все! – совершенно не жалея родителей, истерично орала блондинка.

– Юля, не неси чепуху. Я вас обеих люблю! И мама тоже.

– Ха, любишь! – зло иронизировала прекрасная блондинка. – За Таню ты бы любого урыл, а ради меня и пальцем не хочешь пошевелишь. Что тебе стоит сходить к Шувалову и заставить на мне жениться! Ведь Алекс – отец моего ребенка.

– Юлька, да кто мы такие, чтобы заставить кого-то жениться?! Ты себя слышишь? Он здоровый богатый мужик. Что за бред ты несешь? – удивлялась Эльвира Тимофеевна.

– Я не хочу, чтобы мой ребенок был ублюдком… – упрямо повторяла Юля. – С Таней вы бы совсем по-другому разговаривали, вы всегда с ней по-другому говорите. А со мной только как с мешающей вам дурочкой. Знаешь, что, папочка, – злая плачущая блондинка обвинительно стала тыкать в отца пальцем. – Если ты не пойдешь к Шувалову… я покончу с собой и этим никому не нужным ребёнком. Так и знай, папочка!

– Юленька! – всплеснула руками мама. – Да что ты такое говоришь? Как ты можешь?!

На светловолосую фурию было страшно смотреть… Она вся тряслась, заплаканные голубые глаза горели ненормальным истеричным блеском. Эльвира Тимофеевна подскочила к дочке, попыталась обнять девичьи худенькие плечи, но та лишь грубо оттолкнула мать, опрокинула стоящий рядом с ней стул, потом сбросила находящиеся на маленьком компьютерном столике письменные принадлежности.

– Дочка, успокойся! – хрипло сказал побледневший Николай Алексеевич, а его рука потянулась к левой стороне груди, где опять начинало гореть и болеть.

– Я не могу успокоиться, папа! Нахрен перережу себе вены! Или повешусь, наглотаюсь снотворных! Пусть все знают, что от вашей родительской любви, точнее равнодушия, младшая дочка наложила на себя руки… И у вас останется только одна, идеальная во всех отношениях дочь. Тогда вы будете довольны!

Николай Алексеевич обессиленно опустился на диван.

– Коленька, тебе плохо?! – встревоженно подскочила к нему Эльвира Тимофеевна.

– Конечно, ему плохо, он чувствует свою вину! Отец только Таню любит, она ведь так похожа на его ненаглядную покойную мамочку. А будет еще хуже, когда поймет, что именно из-за его равнодушия, малодушия и гребаной никому не нужной гордости, покойниками станут дочь и еще не рожденный внук. Ты ведь этого хочешь, папочка?! Чтобы нас не было и мы тебе не мешали жить порядочно! Ты жалкий трус, прикрывающийся принципами, который не может защитить свою дочку. Да и вообще неудачник… Вон дядя Сережа, твой одногруппник…

Злую истеричную речь блондинки прервал звук пощечины – это Эльвира Тимофевна, возмущенная нелицеприятными словам в адрес мужа, ударила дочку.

– Не смей так разговаривать с отцом!

Юля ошеломленно схватилась за щеку, в комнате на миг повисла тишина.

– Вот как, мамочка… – зло прошипела красавица-блондинка. – Вот как… Тебе я тоже никогда не была нужна. Меня никто не любит в этой семье!..

Теперь бледнела Эльвира Тимофеевна, а отец светловолосой девушки, пытаясь справиться с нарастающей сердечной болью, продолжал растирать ладонью левую часть груди.

– Юля, я не хотела… – извиняюще шептала мама блондинки, – тебя надо было в чувство привести… У тебя истерика, ты говоришь полный бред. Мы все тебя любим, особенно Таня, постоянно с тобой возилась, когда ты маленькой была…

Но дочка ее не слушала, со злостью оттолкнула протянутые к ней материнские руки и выскочила из комнаты…

– Ко-о-оля-я-я, – присела Эльвира Тимофеевна на диван рядом с бледным мужем, из ее глаз полились слезы, – Коля, что делать?

– Не знаю, Эль, не знаю… – устало произнес мужчина, продолжая тереть горящую грудь.

– Коль, ты совсем бледный, испарина по телу пошла. Давай, я скорую вызову…

– Нет, Эль, принеси мне таблетки и пойди успокой Юльку… Как бы она и правда чего не наделала, совсем не в себе. Откуда взялся на нашу голову этот богатый паршивец. Су-укин сын, все разрушил…

Их разговор прервал шум, наспех одетая блондинка выскочила из своей комнаты и бросилась к входной двери.

Эльвира Тимофеевна мигом выбежала в коридор.

– Юль, ты куда собралась?!

– Подальше от вас!

– Не смей уходить, дочка! Я никуда тебя не отпущу… Тебя нельзя уходить в таком состоянии. Вон, ты вся трясешься.

– Боитесь, что я с собой что-нибудь сделаю?! Правильно боитесь! Раз самые близкие люди не хотят для меня счастья… мне тоже такая жизнь не нужна.

Младшая сестра Лазарева стала открывать дверь, но мать повисла на ее теле, мешая уйти…

– Юленька, прошу тебя, голубоглазка моя родная, ну что ты, успокойся… Думай о ребенке.

– О ребенке, мама?! – вскричала блондинка. – Его никто не хочет, меня никто не любит… Всем будет лучше, если мы вообще перестанем существовать! Вы как ни в чем не бывало продолжите и дальше жить достойно, успокаивая себя тем, что не переступили через свою гордость. Это ведь такое страшное унижение для папы – пойти поговорить с мужчиной, который заделал его дочери ребенка.

– Надавать бы тебе по заднице за такие слова… Натворила делов, а теперь истеришь, надо было думать головой, а не одним местом, – начала злиться Эльвира Тимофеевна, не давая юной блондинке выскочить на улицу.

Из гостиной появился бледный державшийся за левую сторону груди Николай Алексеевич, чтобы не упасть, он схватился за косяк двери.

– Юля, не уходи, – наконец тихо пробасил он. – Я-я поговорю с Шуваловым… Если он отец этого ребенка, то должен наравне с тобой нести за него ответственность. Но ты должна понимать, он слишком большой и слишком богатый мальчик, чтобы я мог на него повлиять.

***

– Как ты там, Танюша?!

– Все хорошо, мамуль. Люда взяла отпуск, и мы теперь целыми днями посещаем музеи и выставки, а в Питере их столько, что можно еще недели три не беспокоиться о досуге.

Тут я, конечно, покривила душой, стресс и обида не отпускали, стальными обручами с колючими шипами, обращенными внутрь, обхватили мою грудь, не давая свободно дышать. Даже достопримечательности Петербурга и его летняя красота не могли вытеснить из головы постоянно бьющуюся болью мысль: «Твой принц оказался мерзавцем». Нет у тебя больше принца, облапошенная Золушка. Нет, нет, нет… И от этого «нет» во рту скапливалась горечь, в груди нестерпимо жгло, а главное, чувствовала я себя так сиротливо, что хоть волком вой. В самом деле, какие выставки, после предательства самых близких и любимых все краски померкли, выцвели, разъелись… Теперь даже самые красивые картины самых именитых художников мира виделись мне сплошным черным квадратом Малевича.

– Что у вас нового? Как чувствует себя Юля?!

– Ох, Таня… – горестно вздохнула мама в трубку.

– Что-то случилось?!

Тревога пробежалась холодной волной по телу. Самая родная женщина, находящаяся сейчас за много километров от меня замялась, замолчала…

– Мама?! – торопила я с ответом.

– Шувалов потащил Юлю в какую-то лабораторию сдавать анализы на определение отцовства.

– Что ж, вполне предсказуемый шаг с его стороны. Меня только одно удивляет, разве на таком раннем сроке делают ДНК?! Это не опасно, мам?!

– Нет, какой-то новый метод, у Юли просто взяли кровь из вены.

– Не знала, что по крови матери можно определить кто отец ребенка, – снова удивилась я.

– Как нам объяснили, стопроцентную гарантию они не дают, однако определить вполне возможно. Танюш, позвони как-нибудь Юле. Вы были так близки в детстве, ты всегда за нее заступалась… Мужчины приходят и уходят, а вы ведь сестры, родная кровь…

– М-мама…– простонала, точнее тихим больным побитым котенком пропищала я в трубку, – п-пока не могу … Оч-чень больно. Она ведь знала, что я встречаюсь с Шуваловым, но сознательно легла с ним в постель.

Стоило мне закрыть глаза, как тотчас появлялась картинка большущей кровати с широким кожаным изголовьем, где Голубоглазка, словно наездница, скакала на моем любимом мужчине. Девичьи веки прикрыты от удовольствия, волосы с каждым движением бедер плещутся по плечам золотой волной. А мужские руки, клещами вцепившиеся в стройные бедра, помогают блондинке глубже насаживаться на себя. Воображение вовсю работало, подсовывая мне безобразные очертания прекрасных тел, слившихся в пароксизме взаимной страсти. Мерзкие тараканы тотчас выползали со всех углов подружкиной съёмной квартиры, бегом направлялись ко мне, пытаясь покрыть мою кожу своими телами, словно слоем коричневой, постоянно копошащейся грязи.

– Впрочем, Юля не так уж и сильно виновата, просто молоденькая, влюбилась в этого развратника.

– Да, наверное, не так уж сильно… – проговорила мама и замолчала. – Боюсь я за нее, Таня, она… сильно нервничает, совсем другая стала. Очень эмоциональная… даже истеричная. Я просто не знаю, что делать.

– Прежде всего, успокоиться. Это, видимо, беременность так сказывается. У Юли идет перестройка всего организма, очень часто женщины в это время бывают психованными, плачут по каждому поводу. А ситуация сложилась действительно непростая.

– Возможно, и так… – неуверенно пробормотала мама.

Совесть противно заныла. Ну зачем же я уехала?! Спасаясь от своей сердечной боли, бросила в трудную минуту родителей. Слабачка… Жалкая слабачка.

– Мам, может, мне вернуться?!

– Нет, нет… Танюша, тебе необходимо развеяться. Ты только папе чаще звони, ему очень нелегко сейчас, он так любит с тобой разговаривать. И потом, когда сможешь, постарайся все же наладить отношения с Юлей.

Закончив разговор, подошла к окну, задумчиво посмотрев на пейзаж питерского двора. А в глазах произошло наложение, точнее, возникла картина подъезжающего к моему дому на ослепительном черном мотоцикле восхитительно прекрасного брутального принца. Схватилась за волосы… Не могу больше, не хочу больше! Ну почему я все время о нем думаю?! Хотелось расшибить свою голову о стену, вынуть из черепа мозг и вырезать к чертям собачьим ту извилину, которая постоянно возвращает мои мысли к этому гребаному изменщику-принцу. Попытаться навсегда стереть из своей памяти выпендрежника Сашку, вместе со строгим бизнесменом Александром Ивановичем Шуваловым и великолепным любовником Алексом. Уничтожить воспоминания о наших волшебных свиданиях, страстном сексе и прекрасной бакинской сказке. Навсегда, какое чудесное слово… какое ужасное слово.

Из кухни выглянула Люда.

– Ты опять грустишь, прекрасная царевна, – сказала она шутливо.

Нет, всего лишь нищенка, которой приснился прекрасный сон. И теперь мне хочется забыть то дивное сновидение, ведь после почудившихся красоты, богатства и любви очень обидно снова чувствовать себя бедной сироткой.

– Мама переживает за Юлю.

– Знаешь, Тань, я все время думаю, а вдруг твоя сестра ошибается или… сознательно врет. Мне показалась, на твоем дне рождении она странно себя вела, словно хотела тебя принизить, выставить меркантильной и неразборчивой в связях. Вспомни её язвительные комментарии.

– Вот посмотри, Люд, Юля прислала на днях, наверное, чтобы у меня не возникло даже малейших сомнений в ее правоте.

Протянула подружке телефон, там было фото, где на большущей кровати с широким кожаным изголовьем спал абсолютно голый Шувалов. Удачный ракурс, показывающий широкую спину и обнаженные мужские ягодицы. Юлина подпись к фото гласила: «Прости меня за все, Танюша, но перед таким устоять невозможно».

– Тебе не кажется это странным, Тань?! – возмутилась Люда. – То, что она продолжает тебя мучить. Ведь знала, видела, что ты в него по уши влюблена.

Пожала плечами.

– Что странного, Люд, просто тогда и сейчас, наверное, тоже Юля ревнует меня к Алексу… Шувалов ведь уже распределил роли для каждой сестры, мне полагалось стать идеальной женой, а Юле всего лишь на все готовой подстилкой. Но пешки не захотели играть по его правилам, одна вздумала беременеть, а вторая – обиделась и сбежала.

– Уверена, Юля специально забеременела, чтобы вычеркнуть тебя из вашего любовного треугольника.

– Какая разница, Люда, – простонала я, – конечно, Голубоглазка далеко не ангел, но для того чтобы она забеременела, они должны были состоять в интимных отношениях… Значит, значит он изменял мне. Более того, скорее всего измены постоянно происходили бы в нашем браке, не с Юлей, так с другой, другими, потому что для таких, как Шувалов, это норма. Жена, куча любовниц, наличие которых должна терпеть законная супруга, если не хочет лишиться своего статуса первой леди и связанных с этим привилегий. Мне уже объясняли эти правила жизни богатых мужчин, правда тогда предлагали быть любовницей. Но глупая наивная Золушка подумала, поверила, что ее принц совсем другой… Я отказываюсь играть по этим правилам, даже если теперь мне посчастливилось получить роль жены.

– Танюш, я не хочу защищать Шувалова, конечно, он поступил, как последняя сволочь, но если Алекс сразу же прибежал к тебе, пытаясь поговорить, позволил Николаю Алексеевичу себя избить, потом, на следующий день попытался извиниться и, мне думается, если бы ты не уехала из города, сменив номер телефона, еще неоднократно предпринимал попытки до тебя достучаться, тебе не кажется, все его действия говорят о том, что он любит тебя, тогда как с Юлей у них было несерьезно.

– От несерьезного не рождаются дети, Люда. И мне не нужна такая любовь, сегодня тёмненькая, а завтра светленькая.

– Тань, но ведь возможно, изменив по глупости, и прочувствовав твое возмущение, причем на своем теле, он осознает эту ошибку и наоборот больше никогда не позволит себе вольности на стороне.

Меня прошибло током, как тогда, в последний наш разговор с Шуваловым.

«Танечка, прости!.. Девочка моя, пожалуйста, прошу тебя, не разрушай наши жизни. Красавица моя, только тебя люблю… Танечка».

От его поцелуев и ласковых слов я снова превратилась в лужу… лужу расплавленной кипящей грязи. Даже захотелось на миг поверить его оправданиям, более того, навсегда остаться в теплой жиже похабной любви Шувалова, главное – слышать ласковый шепот моего неправильного принца, главное – ощущать мужские руки на своем теле и вдыхать трепещущими ноздрями чуть терпкий запах его одеколона. Но слова про «идеальную женщину» отрезвили, эта лужа грязи была утыкана кусочками разбитых ваз, точнее, осколками моих мечтаний и острыми шипами роз отравленной любви.

Отрицательно покачала головой.

– Нет, Люда, в таком возрасте люди не способны меняться, это раз, ну а два, в любом случае, уже ничего невозможно исправить, поскольку моя сестра ждет от него ребенка. Я не могу переступить через своего племянника или племянницу.

Подружка удрученно кивнула.

– Может, тебе снова попробовать с Геной.

Мысленно содрогнулась, рот свело, словно я лимон съела. Нет, нет, каждый день ощущать уныние и скуку, каждый день тяготиться этими отношениями.

– Это уже пройденный этап, Люда…

Через силу улыбнулась.

– Вдруг где-то за поворотом меня уже ждет другой человек. Неизвестно, что нам готовит жизнь.

– Знать бы только, где этот поворот, – излишне весело начала подружка,– тоже не прочь туда наведаться, может, и меня там дожидается симпатичный умный, преданный, ответственный парень, который не имеет вредных привычек, неплохо зарабатывает и готов к созданию семьи.

Невольно засмеялась.

– Нда, о таком повороте мечтает каждая женщина.

***

– Александр Иванович, охрана внизу сообщила, что к вам посетитель, некто Лазарев Николай Алексеевич.

Танин отец?! Последний раз мы поговорили с ним очень душевно, только-только сошедший фингал под глазом – тому свидетельство. Неужели хочет повторить мордобитие. Или есть другие причины его появления здесь?

– Пропустите.

– Олег, давай прервемся, потом обсудим дела на заводе… Придется делать скидки, сейчас нам никак нельзя потерять компанию «Домострой», просчитай хорошенько, будет ли хоть какая-то маржа, если мы снизим и без того низкие цены.

Мой заместитель собрал документы и вышел.

Набрал секретаршу:

– Николей Алексеевич подошел?

– Да.

– Пусть проходит.

Вскоре дверь моего кабинета открылась, впуская плотную фигуру главы семейства Лазаревых. Подскочил со стула, негоже разговаривать с Таниным отцом, вальяжно развалившись в кресле, он меня и так на дух не переносит.

– Здравствуйте, Николай Алексеевич.

Тот промолчал и не пожал мою протянутую для приветствия руку. Млять, ну конечно же, я ведь «паршивец» и «дерьмо». Придурок, зачем только руку совал, нужно было ожидать такой реакции. Впрочем, инстинктивно получилось, привык за сколько лет работы здороваться за руку с мужчинами, входящими в этот кабинет, тем более, если они по возрасту годятся мне в отцы. Внутри невольно разрасталась злость. Стоит тут такой, типа гордый и принципиальный, правильный, а сам воспитал такую гадину и малолетнюю стерву Юленьку. Но ведь твою идеальную женщину, твою богиню, он тоже воспитал. Как, почему сестры получились такие разные?! Какая-то необъяснима загадка природы.

– Чем обязан вашему визиту? – мой голос звучал по-деловому прохладно.

Пусть я «паршивец» и «дерьмо», однако унижаться перед Николаем Алексеевичем больше не намерен.

– Александр Иванович, я очень надеюсь, что и вы умеете нести ответственность за свои поступки.

К чему такое вступление?!

– Не беспокойтесь, если тест покажет, что ваша младшая дочь беременна от меня, то я, безусловно, стану заботиться о ребенке, он ни в чем не будет нуждаться.

Николай Алексеевич досадливо крякнул, потом начал растирать левую сторону груди. Характерный жест для сердечников. Черт, мне сразу же вспомнился наш разговор с доктором, которого я вызвал Таниному папе после своего избиения.

– Забота – это ведь не только финансовые отчисления, как вы себе, видимо, представляете.

– Понимаю. Если честно, я уже давно задумывался о детях, правда, мечтал, что все будет немного не… так.

Сашка, ну что ты говоришь такое? Иногда нужно вовремя заткнуться. Но блин, я хотел ребенка совершенно от другой женщины, другой сестры. Хорошо хоть не озвучил подобные мысли.

Губы Николая Алексеевича презрительно скривились, видимо, он все-таки понял, о чем я подумал.

– Впрочем, неважно, мне кажется, точнее я попробую стать для этого ребенка хорошим отцом.

– Хорошим отцом невозможно стать, видя своего ребенка набегами, раз в два месяца, когда появляется время между делами и бурной личной жизнью.

Еще один болезненный укол в мою сторону. Впрочем, не страшно, видимо, я начинаю обрастать броней. А может, уже начал свыкаться с неприятной, скручивающейся омерзительным жгутом внутри, удушающей мыслью, что я «паршивец» и «дерьмо».

– А вы считаете, что ваша дочь может быть хорошей матерью? – «мальчик для битья» сделал ответный выпад и, кажется, попал в цель, глаза Таниного отца гневно блеснули, а лицо вмиг побагровело.

– Нет, не считаю! – пробасил он. – Потому что ты скот, не думал своей головой, мало того, что с двумя сестрами спал, так еще не предпринял каких-либо мер контрацепции, обрюхатил восемнадцатилетнюю девочку. Ей еще в куклы играть, а не детей воспитывать. Юльке учиться надо… рановато ей становиться матерью.

Чтобы не сказать этому отцу благородного семейства пару ласковых, «скот» с силой сжал зубы. Не беленись, Алекс, не беленись, во-первых, Николай Алексеевич Танин отец, Танин, только этот факт вынуждал меня быть предельно корректным, во-вторых, я в самом деле виноват, уже взрослый мальчик, пора было научиться сдерживать свои первобытные порывы, думать не отростком между ног, а головой, раз уж она зачем-то сидит у меня на плечах, в-третьих, врач из одного хорошего лечебного центра, специализирующегося на болезнях сердца, который обследовал главу семейства Лазаревых, после того как его кулаки прошлись по моей морде, сказал, что кардиограмма очень тревожная, и старший Лазарев нуждается в срочном всестороннем обследовании.

– Давайте не будем опускаться до оскорблений, – вполне миролюбиво произнес я.

Николай Алексеевич грозно глянул, но промолчал. Надеюсь, это можно считать прогрессом в наших переговорах.

– Я действительно постараюсь как можно больше принимать участия в воспитании и жизни ребенка.

Танин отец скривился…

– Да будь моя воля… – начал он, потом осекся, краснота сошла с его щек, уступая место бледности. – Этого мало, настоящий отец должен каждый день находитьсярядом с ребенком.

К чему эти слова?! Неужели он намекает на то, чтобы я женился на этой белобрысой стерве?!

– Сейчас мужчины думают лишь о получении удовольствий, такие слова, как «честь», «долг», да и просто «совесть» теперь забыты. Не мужики, а какие-то безответственные инфантильные мальчики. «Сунул, вынул и пошел».

«Безответственный мальчик» опять начал злиться.

– Я не понимаю, чего вы от меня ждете? Хотите, чтобы я женился на вашей младшей дочери?!

Николай Алексеевич промолчал, но нетрудно было понять, что я попал, угадал, он ожидает от меня именно таких, на мой взгляд, совершенно идиотских действий.

Очень неудачная шутка. Млять! Я что, похож на осла?! Нахрена мне сдалась такая жена?! У нас с ней ничего общего, более того, я ее вообще плохо знаю, а то, что успел узнать, вызывает во мне лишь отторжение и неприятие.

– Я думаю, настоящий мужчина именно так и должен поступить.

Мать твою! Кажется, взгляды семейства Лазаревых остановились где-то в девятнадцатом веке, лишь одна блондинка Юленька, судя по всему, отличается некой прогрессивностью взглядов. Во всяком случае, не считает для себя зазорным прыгать к малознакомому мужику в постель.

– Н-но я люблю Таню… И вообще, вся история с Юлей произошла совершенно случайно и только потому, что я изначально не знал, что они сестры.

Лицо Николая Алексеевича снова начало багроветь, а руки, желая, видимо, хорошенько пройтись по моей физиономии, сжались в кулаки.

– Забудь о Тане, она не для таких, как… – отец сестренок снова осекся, но я и так понял, что, по мнению главы семейства Лазаревых, «паршивец» Шувалов недостоин даже дышать с ней одним воздухом.

Броня, которую я воображал еще несколько минут назад, треснула, лопнула, словно первый хрупкий осенний ледок под ногами. Лучше уж мордобой, чем эта разрывающая боль в груди.

– Таня – чистая гордая девочка и достойна самого лучшего мужчины. Она тебя никогда не простит. Ты разрушил ее доверие, наплевал в душу… Таня для тебя потеряна.

Хрен вам, хрен вам всем!

– Николай Алексеевич, мне нужно еще раз поговорить с вашей старшей дочерью.

– Я же сказал, забудь о ней, кроме того, Таня уехала.

– Куда уехала?! – не сдержался, заорал на весь кабинет.

– Да какая разница! – закричал в ответ Николай Алексеевич. – Я знаю свою дочь, она никогда тебя больше не подпустит к себе. Ты для нее все равно, что умер.

Хрен вам, хрен вам всем! Рано меня списывать в покойники.

– Пусть так. Мне только одно непонятно, Николай Алексеевич, раз вы считаете меня таким ужасным человеком, скотом, готовым волочиться за каждой юбкой, то почему хотите, чтобы я женился на Юле? Вам кажется, старшей я не достоин, а младшей в самый раз?! Или вам плевать на счастье ваших дочерей?!

– Ах, ты! – вскричал Николай Алексеевич, а его рука привычным жестом потянулась к сердцу.

Ну зачем ты так, Сашка?! Зачем эта злая ирония? Он ведь действительно переживает, неизвестно, как бы ты себя вел на его месте, а главное, Николай Алексеевич серьезно болен. Млять, Шувалов! Держи свои эмоции под контролем, в самом деле, не будь скотом.

–Мне совсем не плевать! Если бы я мог, то и на пушечный выстрел не подпустил такого паршивца ни к одной из своих дочерей. Но у ребенка должен быть отец, чтобы стать полноценным человеком, ему необходимо расти в нормальной семье.

Я бы поспорил с этим утверждением, на мой взгляд, если в семье нет любви, а между супругами отсутствует уважение, то о какой полноценности можно говорить. Бред! Но у главы семейства Лазаревых совсем иные взгляды на жизнь. Ура!! Вперед!! И если ты заделал ребенка, то будь добр, грудью на амбразуру. Конечно, я не понимал таких суждений, наверное, потому что человек другого поколения, а может, слишком привык жить для себя, быть эгоистом до мозга костей.

– Николай Алексеевич, – сказал я почти спокойно, – мне кажется, этот разговор надо отложить до того момента, когда придёт тест ДНК.

– Думаешь, Юля станет врать отцу и матери?

– Я предпочитаю не строить догадки, а опираться на факты, – в моем голосе было показное равнодушие.

Но верить на слово голубоглазой блондинке мог только большой дурак, помнится, стараясь очернить старшую сестру, она уже не единожды мне соврала.

– Хорошо, обсудим позже, – произнес сквозь зубы Николай Алексеевич. – Я просто хотел понять, ты человек чести или… – он опять замолчал, а губы скривились в презрительной усмешке, говоря о том, что старший Лазарев, уже сделал свои выводы.

Не слишком ли скоропалительно? Но вслух возмущаться не стал, предпочел не заметить этот еще один недружелюбный выпад в мою сторону.

– Давайте поговорим на другую тему. Врач, которого я вызвал и которого вы, а скорее всего, Эльвира Тимофеевна или Таня все-таки пустили в квартиру, сказал, что вам срочно нужно пройти обследование, ваша кардиограмма указывает на наличие серьезных проблем.

– Да какая разница тебе до моего здоровья?! Я влеплю иск этому врачу за разглашение врачебной тайны, просил же его не говорить родным, а он не пойми с кем разоткровенничался.

Невольно крякнул, кажется, я подставил врача. «Не пойми кто» платил медикам деньги и, конечно, рассчитывал знать правду о состоянии больного.

– Разница для меня есть, Николай Алексеевич, возможно вы дед моего ребенка… Кроме того… вы… – хотел сказать «Танин отец», но заткнулся, боясь вызвать новую волну праведного гнева.

Однако данный факт, накладывал на меня обязательства сделать все возможное, чтобы Николай Алексеевич был жив-здоров. Я не хочу, не могу позволить, чтобы моя девочка плакала и мучилась еще сильнее.

– Николай Алексеевич, вы, конечно, можете связаться с нашей бесплатной медициной, но скорее всего это займет много времени и нервов. В этой клинике, откуда приезжала бригада врачей, очень хорошие специалисты, лучшие в своем деле. Я вам оплачу лечение…

Брови старшего Лазарева хмуро сошлись у переносицы.

– Бесплатно в нашей стране можно только умереть.

– Почему же, в этой клинике проводят бесплатные операции, правда, берутся за самые тяжелые случаи, и приходится ждать выделение квоты.

– Запомни, мне не нужны твои деньги, сам разберусь со своим здоровьем.

Ну конечно, лучше сдохну, но не возьму денег у богача Шувалова. Тут я как-никогда понял, в кого у Татьяны Лазаревой такая непробиваемая ослиная упертость.

– Николай Алексеевич, мне кажется, глупо отказываться от помощи, рисковать своей жизнью только лишь из-за того, что я, по вашему мнению, ничтожный человек, точнее «скот» и «паршивец».

– Я же сказал, мне не нужны твои деньги, поступи, как подобает мужчине, это все, что от тебя требуется.

Вот же твердолобый дядька! Честь и совесть – хорошие понятия, когда они не перерастают в откровенную глупость и непомерное упрямство.

– Николай Алексеевич, надеюсь, вы хотя бы обратитесь в поликлинику по месту жительства.

***

– Андрей Анатольевич, ты мне срочно нужен, есть одно дело.