Ты – мое желание Кистяева Марина

– Да, тоже Марк привозил.

– Ох-ре-неть.

– Ты выражаешься.

– Имею право. Тут такие события происходят, а я не в курсе.

Они ещё поболтали с минуту о ни о чем.

– Какая помощь нужна с кафе?

– Буду благодарна, если ты съездишь посмотреть, что там и как. Я волнуюсь. Пусть Арина и опытный администратор, но могут возникнуть проблемы… – Олеся запнулась, облизнула пересохшие губы и продолжила: – с поставщиками. Мало ли.

– Конечно, сгоняю. Поправляйся, красивая девочка. Устроим пати у меня малой компанией.

После разговора с Мартой Олеся некоторое время полежала, так и сжимая телефон в руке. Потом заставила себя встать. Болезнь, конечно, многое оправдывает – и немытые волосы и не накрашенное лицо, но сколько можно! И если на лицо Леси было относительно наплевать, волосы она предпочитала держать в чистоте. Как и тело.

Придерживаясь рукой за стену, Олеся дошла до ванной. Помыться надо. Она быстренько. Даже вставать под душ не будет. Волосы сначала в ванне под краном вымоет и лишь потом лейкой тело сполоснет.

Зеркало подтвердило, что выглядит она не очень.

Марк обещал прийти вечером.

Она будет его ждать. Поэтому следует собраться и сделать необходимые процедуры, в том числе и почистить зубы.

Два дня провалялась – хватит. Если всё будет хорошо, завтра она планировала съездить в кафе. Арина и Марта, безусловно, сделают всё, что в их возможностях, но Олесе важно самой видеть, что происходит в «Весте». Как там идут дела. И не пытаются ли некоторые личности снова вставлять палки в колеса.

Никита пропал.

Олеся не знала, радоваться или готовиться к атаке по всем фронтам.

Скорее, второе.

Вода немного взбодрила её, но Олеся не обнадеживалась. Слабость может вернуться в любой момент.

Угораздило же её.

Впервые в жизни у неё отношения, настоящие, не по принуждению, и её одолела болезнь.

Странно другое.

Её ощущения.

Пропало чувство одиночества.

Ей хорошо.

Просто хорошо.

Несмотря на слабость. Сонливость. Насморк.

Олеся прошла на кухню и поставила чайник. Сейчас заварит чай и вернется в постель. Почитает книгу или…

Напишет сообщение Марку.

Они переписывались эти дни. Постоянно. Он спрашивал, как у неё дела, говорил, чем сам занимается. Легкая и необременительная беседа, которая давала понять, что человек о ней думает.

И это… возносило Олесю, если не к небесам, то куда-то рядышком.

Она была счастлива. Оглушающе. По нескольку раз перечитывала каждое сообщение, уже без сомнений открывая телефон и не опасаясь натолкнуться на оскорбления от Белова-младшего.

Оказалось, пока она находилась в ванной, ей кто-то звонил. На телефоне мигал огонёк.

Неужели Белов… Помяни черта.

Олеся разблокировала экран и с облегчением вздохнула.

Звонила Катя. Вот, с кем не созванивалась целую вечность.

После замужества они с сестрой отдалились. Частично в этом была вина Олеси. Она настолько погрузилась в собственное несчастья, так отчаянно пыталась приспособиться к новым реалиям, что разговоры с Катей ввергали её в ещё большее уныние. Катя напоминала ей о прошлых временах, когда будущее казалось беззаботным и счастливым. Они были маленькими, наивными девочками, верящими, что с ними ничего страшного не может приключиться.

К тому же, Катя винила себя, что её не было в тот роковой вечер дома. И что она попросила Олесю выйти вместо себя. Она призналась в этом.

– Прекрати, Катюш, – прозвучал ответ Олеси. – Значит, он ещё где-нибудь меня увидел.

На самом деле, если бы подобная история случилась с Катей, Олеся так же испытывала бы вину. Где бы увидел её генерал, не выйди она в ту смену в кафе? Даже если предположить, что она могла идти по дороге, а его машина проезжала. Какова вероятность, что она его зацепила бы? Минимальная.

А тут…

Прошлое изменить нельзя. Поэтому не стоило гадать. Что случилось, то случилось.

Олеся никого не винила.

Тем более, сестру.

У Кати всё складывалось благополучно. Она вышла замуж, родила двух мальчуганов. С мужем они открыли автомойку, бизнес неплохо развивался.

Олеся ответила. Они говорили долго, полтора часа. Меньше у них никогда и не выходило.

Катя рассказывала про детей. Про их шалости, что старший начинает показывать характер, что всё должно быть только по его. Олеся слушала и завидовала. Конечно, «по-белому», по-доброму, но завидовала.

Она тоже так же хотела.

Семью. Детей.

Особенно детей. Мальчика и девочку. Можно и однополых. Можно даже одного. Только бы был, были.

– Приезжайте ко мне в гости. Я соскучилась.

– Ой, Леся, когда? Коля не оставит мойку, сейчас самый сезон начинается. Грязь, слякоть. Неееее. Давай лучше ты к нам. На пару деньков хотя бы. Садись на самолет и через три часа ты у нас уже. Давай, правда.

– Слушай, может, и приеду. По мальчишкам соскучилась.

– Вот и отлично! Посмотришь, какой мы ремонт сделали. Гостиную и пристрой забабахали.

– Отлично.

– Но сначала выздоравливай.

– Обязательно.

– Люблю тебя, сестренка.

– Я тебя тоже.

– Всё, пока.

– Пока.

Олесе понравилась идея слетать к Кате и Николаю. Почему бы и нет? Сразу же подумалось и про Марка. Может, и его пригласить? Хотя… Вряд ли это будет удобно. Как он отреагирует? Девочки говорили, что мужчинам не нравится, когда их знакомят с родственниками. Поэтому, наверное, стоит повременить.

Олеся продолжала раздумывать, когда услышала мягкий звук открывающейся двери. А вот и Марк. Девушка подорвалась на кровати, обрадовавшись. Быстро сунула босые ноги в тапочки и устремилась в прихожую.

Он пришел…

Пришел.

Олеся так спешила, что едва носом тапка не зацепила за пол и не споткнулась.

– Если бы знал, что так будешь спешить – пришел бы раньше.

Бытует такое выражение: «как ушат холодной воды» вылили.

Олеся испытала на себе это.

Всё тело сковало ледяными иглами. Они пронзали кожу, проникали в кровь, парализуя и лишая воли.

– Что ты… Какого черта?

К сожалению, выпалить с яростью, что пришла на смену шоку, не удалось.

В коридоре, точно в своем собственном, стоял Белов-младший. В кожаной куртке, с пакетом в руках. Слегка небритый и помятый. Не спал или с дороги.

Олеся вцепилась рукой в угол стены.

Это неправда…

Может быть такое, что у неё жар и галлюцинация?

Ответ: нет.

Слишком сильным было отрицание.

– Не меня ждала, да, матушка? – Никита поставил пакет на пол и начал снимать с себя куртку, чем окончательно привел Олесю в чувство.

– Убирайся… вон! – от слабости её голос звучал сипло, не получалось вложить в интонацию гнев, что скрутил Лесю пополам.

– Тон поубавь, – напускное радушие Никиты слетело в одно мгновение, обнажив маску пробуждающегося зверя.

– Как ты вошёл? Откуда у тебя ключи?

– Оттуда.

– Верни!

– Я сказал: тон поубавь. Иди, поставь чайник, есть хочу. Хотя бы бутеры сделаю. Пока – сам себе.

Олеся оказалась слишком слабой физически, чтобы перегородить ему дорогу. Она попыталась. Честно. Он её попросту подвинул.

И прошел на кухню, точно хозяин. Олеся схватилась за горло.

Господи… Помоги…

Как его выгнать? Вызвать полицию? Те только посмеются. Нет оснований. Они родственники, пусть и не прямые, пусть и бывшие. Но не чужие друг другу.

Олесю затошнило. Она даже рот рукой зажала. Может, если её стошнит на Белова-младшего, он от неё отстанет?

Она на ватных ногах прошла на кухню и встала в дверном проеме. Плечом уперлась в косяк и с наигранным любопытством принялась наблюдать, как в её, черт возьми, квартире хозяйничает Никита.

Он поставил пакет на стол и принялся выкладывать продукты. Его движения были спокойными. В её сторону он не смотрел. На столе появились сыр, ветчина, буженина, конфеты, бутылка вина, фрукты.

Особенно насторожила бутылка вина. Неужели самомнение Никиты зашкалило настолько высоко, что он решил, что она с ним будет пить?

Ничего удивительного. Отец, пусть и был с ним строг, но самолюбие парня тешил.

– Так. Где у тебя чайник? Что молчишь? Так и будешь стоять в дверях?

– Отдай ключи. Они не должны быть у тебя.

– А ты возьми.

Они оба знали, что она не справится с ним. Подходить же к нему – опасно.

– Уходи.

– Ты негостеприимна. Не в курсе, что месяц уже заканчивается?

– А ты дни считаешь?

– Меня просили тебя не трогать месяц. Я не трогаю.

– Никита.

Она сознательно позвала его, обратилась и сделала паузу.

Мужчина прошел к кухонному гарнитуру и нажал на чайник, что стоял на столешнице.

– Что?

– Зачем я тебе сдалась? – Олеся задала вопрос тихо, едва слышно.

Вопрос, что терзал её не первый месяц. Не давал спать. Вызывал страх и в то же время дикое желание бороться, не сдаваться.

Не прогибаться.

Она и не прогнется.

О, нет, только не сейчас.

Когда у неё есть Марк.

Который может приехать к ней в любую минуту.

И застать на кухне Никиту.

Олеся говорила себе, что Марк разумный мужчина. Что не будет рубить с плеча. Ему такое несвойственно. Были же намёки, разговоры, что у неё не всё так просто в ближайшем прошлом. Если он увидит Никиту, ей придется рассказать.

Вопрос в другом: какие слова подобрать? Вдруг Марк сочтет, что она недостойна того, чтобы с кем-то соперничать из-за неё? К тому же он задавал прямой вопрос про возможного соперника.

Но она-то не считает Никиту конкурентом Марка! Она ненавидит его всей душой. Она даже мысли не может допустить, чтобы он когда-то прикоснулся к ней. Был рядом.

Тошнота усиливалась.

– Ответь, Никита.

Мужчина повернулся к ней, вжав руки в края столешницы. Его лицо исказила гримаса вырывающейся наружу ярости.

– Хочешь услышать?

– Да. Очень.

– Ты бледна.

– Говори.

Она продолжала настаивать. Или сейчас, или никогда. Никита сегодня был другим. Более растрепанным, как она отметила по приходу. Нельзя не воспользоваться слабиной, хотя его слабость могла быть только видимой.

– Что говорить-то, матушка? – его тонкие губы искривились, в глазах появился опасный блеск. – Я поехал кукушкой по тебе в то же время, что и батя. Когда он привел тебя к нам в дом. Увидел и всё, п*ц подкрался незаметно. До сих пор помню то чертово белое платье, в которое ты была одета. И синяки. На плечах, шее. Стертые колени твои тоже помнил. Я смотрел на тебя и видел, как мой предок ставит тебя на колени и дерет сзади, врезаясь по самые яйца. Или трахает сверху, сжимая тонкое горло. Фиксирует, чтобы ты никуда не делась. Побледнела… Мне не продолжать?

– Продолжай.

Она справится…

Она выслушает.

– Я знал своего отца. Если я только посмотрю в твою сторону с вожделением, санкции будут жесткими. Потому что то, что его – его. Я видел, как он на тебе помешался. Всех своих баб забросил. А по бабам он любил ходить. Мы даже пару раз вдвоем драли. Ладно, хрен с ним. Пусть покоится с миром. Долго я на тебя облизывался, Лесь. Семь лет. Семь долгих лет дрочил в соседней комнате, пока тебя драл мой батя.

Про соседнюю комнату он врал. Никита с ними почти не жил. Олеся не стала поправлять его.

То, что он говорил, поражало в равной степени, как и ужасало.

Почему она раньше ничего не видела?

– Я представлял, что однажды придет день, и я займу его место. Точно так же поставлю тебя на колени, намотаю волосы на кулак и вгоню член по самые яйца в твоё мокрое лоно. Я сходил по тебе с ума, матушка. И сейчас схожу. Девять месяцев кружу вокруг тебя. Я тебе рассказываю, чтобы до твоей красивой головки, наконец, дошло: я тебя в покое не оставлю. Будешь сопротивляться, отталкивать – кафе отберу. Потом приду за квартирой. Я лишу тебя всего, что дорого. Кредиты на тебя повешу. Подставные аварии. Лесечка, крошка, я многое, что могу. Я буду целенаправленно убирать всё, что тебе дорого, пока не услышу твоё «да».

Олеся прикрыла глаза, протяжно выдохнула воздух из груди и открыла глаза.

– Ты такой же псих, как и твой отец, Никита. Ты думаешь, что, причиняя мне вред и пакостничая, сможешь получить моё расположение?

– Чхать я хотел на твоё расположение! Ты будешь со мной, как была с моим отцом.

– Я ненавидела его.

– Ты жила с ним! – Белов-младший повысил голос.

– Потому что, как ты правильно заметил, он меня загнал в угол. Но он – не ты. У тебя ничего не получится.

– Хочешь проверить?

Она не успела ничего ответить. Снова послышался звук открывающейся двери.

Его услышала не только Олеся. Никита тоже. Мужчина сразу же напрягся, ощерившись.