Ты – мое желание Кистяева Марина
– Да, тоже Марк привозил.
– Ох-ре-неть.
– Ты выражаешься.
– Имею право. Тут такие события происходят, а я не в курсе.
Они ещё поболтали с минуту о ни о чем.
– Какая помощь нужна с кафе?
– Буду благодарна, если ты съездишь посмотреть, что там и как. Я волнуюсь. Пусть Арина и опытный администратор, но могут возникнуть проблемы… – Олеся запнулась, облизнула пересохшие губы и продолжила: – с поставщиками. Мало ли.
– Конечно, сгоняю. Поправляйся, красивая девочка. Устроим пати у меня малой компанией.
После разговора с Мартой Олеся некоторое время полежала, так и сжимая телефон в руке. Потом заставила себя встать. Болезнь, конечно, многое оправдывает – и немытые волосы и не накрашенное лицо, но сколько можно! И если на лицо Леси было относительно наплевать, волосы она предпочитала держать в чистоте. Как и тело.
Придерживаясь рукой за стену, Олеся дошла до ванной. Помыться надо. Она быстренько. Даже вставать под душ не будет. Волосы сначала в ванне под краном вымоет и лишь потом лейкой тело сполоснет.
Зеркало подтвердило, что выглядит она не очень.
Марк обещал прийти вечером.
Она будет его ждать. Поэтому следует собраться и сделать необходимые процедуры, в том числе и почистить зубы.
Два дня провалялась – хватит. Если всё будет хорошо, завтра она планировала съездить в кафе. Арина и Марта, безусловно, сделают всё, что в их возможностях, но Олесе важно самой видеть, что происходит в «Весте». Как там идут дела. И не пытаются ли некоторые личности снова вставлять палки в колеса.
Никита пропал.
Олеся не знала, радоваться или готовиться к атаке по всем фронтам.
Скорее, второе.
Вода немного взбодрила её, но Олеся не обнадеживалась. Слабость может вернуться в любой момент.
Угораздило же её.
Впервые в жизни у неё отношения, настоящие, не по принуждению, и её одолела болезнь.
Странно другое.
Её ощущения.
Пропало чувство одиночества.
Ей хорошо.
Просто хорошо.
Несмотря на слабость. Сонливость. Насморк.
Олеся прошла на кухню и поставила чайник. Сейчас заварит чай и вернется в постель. Почитает книгу или…
Напишет сообщение Марку.
Они переписывались эти дни. Постоянно. Он спрашивал, как у неё дела, говорил, чем сам занимается. Легкая и необременительная беседа, которая давала понять, что человек о ней думает.
И это… возносило Олесю, если не к небесам, то куда-то рядышком.
Она была счастлива. Оглушающе. По нескольку раз перечитывала каждое сообщение, уже без сомнений открывая телефон и не опасаясь натолкнуться на оскорбления от Белова-младшего.
Оказалось, пока она находилась в ванной, ей кто-то звонил. На телефоне мигал огонёк.
Неужели Белов… Помяни черта.
Олеся разблокировала экран и с облегчением вздохнула.
Звонила Катя. Вот, с кем не созванивалась целую вечность.
После замужества они с сестрой отдалились. Частично в этом была вина Олеси. Она настолько погрузилась в собственное несчастья, так отчаянно пыталась приспособиться к новым реалиям, что разговоры с Катей ввергали её в ещё большее уныние. Катя напоминала ей о прошлых временах, когда будущее казалось беззаботным и счастливым. Они были маленькими, наивными девочками, верящими, что с ними ничего страшного не может приключиться.
К тому же, Катя винила себя, что её не было в тот роковой вечер дома. И что она попросила Олесю выйти вместо себя. Она призналась в этом.
– Прекрати, Катюш, – прозвучал ответ Олеси. – Значит, он ещё где-нибудь меня увидел.
На самом деле, если бы подобная история случилась с Катей, Олеся так же испытывала бы вину. Где бы увидел её генерал, не выйди она в ту смену в кафе? Даже если предположить, что она могла идти по дороге, а его машина проезжала. Какова вероятность, что она его зацепила бы? Минимальная.
А тут…
Прошлое изменить нельзя. Поэтому не стоило гадать. Что случилось, то случилось.
Олеся никого не винила.
Тем более, сестру.
У Кати всё складывалось благополучно. Она вышла замуж, родила двух мальчуганов. С мужем они открыли автомойку, бизнес неплохо развивался.
Олеся ответила. Они говорили долго, полтора часа. Меньше у них никогда и не выходило.
Катя рассказывала про детей. Про их шалости, что старший начинает показывать характер, что всё должно быть только по его. Олеся слушала и завидовала. Конечно, «по-белому», по-доброму, но завидовала.
Она тоже так же хотела.
Семью. Детей.
Особенно детей. Мальчика и девочку. Можно и однополых. Можно даже одного. Только бы был, были.
– Приезжайте ко мне в гости. Я соскучилась.
– Ой, Леся, когда? Коля не оставит мойку, сейчас самый сезон начинается. Грязь, слякоть. Неееее. Давай лучше ты к нам. На пару деньков хотя бы. Садись на самолет и через три часа ты у нас уже. Давай, правда.
– Слушай, может, и приеду. По мальчишкам соскучилась.
– Вот и отлично! Посмотришь, какой мы ремонт сделали. Гостиную и пристрой забабахали.
– Отлично.
– Но сначала выздоравливай.
– Обязательно.
– Люблю тебя, сестренка.
– Я тебя тоже.
– Всё, пока.
– Пока.
Олесе понравилась идея слетать к Кате и Николаю. Почему бы и нет? Сразу же подумалось и про Марка. Может, и его пригласить? Хотя… Вряд ли это будет удобно. Как он отреагирует? Девочки говорили, что мужчинам не нравится, когда их знакомят с родственниками. Поэтому, наверное, стоит повременить.
Олеся продолжала раздумывать, когда услышала мягкий звук открывающейся двери. А вот и Марк. Девушка подорвалась на кровати, обрадовавшись. Быстро сунула босые ноги в тапочки и устремилась в прихожую.
Он пришел…
Пришел.
Олеся так спешила, что едва носом тапка не зацепила за пол и не споткнулась.
– Если бы знал, что так будешь спешить – пришел бы раньше.
Бытует такое выражение: «как ушат холодной воды» вылили.
Олеся испытала на себе это.
Всё тело сковало ледяными иглами. Они пронзали кожу, проникали в кровь, парализуя и лишая воли.
– Что ты… Какого черта?
К сожалению, выпалить с яростью, что пришла на смену шоку, не удалось.
В коридоре, точно в своем собственном, стоял Белов-младший. В кожаной куртке, с пакетом в руках. Слегка небритый и помятый. Не спал или с дороги.
Олеся вцепилась рукой в угол стены.
Это неправда…
Может быть такое, что у неё жар и галлюцинация?
Ответ: нет.
Слишком сильным было отрицание.
– Не меня ждала, да, матушка? – Никита поставил пакет на пол и начал снимать с себя куртку, чем окончательно привел Олесю в чувство.
– Убирайся… вон! – от слабости её голос звучал сипло, не получалось вложить в интонацию гнев, что скрутил Лесю пополам.
– Тон поубавь, – напускное радушие Никиты слетело в одно мгновение, обнажив маску пробуждающегося зверя.
– Как ты вошёл? Откуда у тебя ключи?
– Оттуда.
– Верни!
– Я сказал: тон поубавь. Иди, поставь чайник, есть хочу. Хотя бы бутеры сделаю. Пока – сам себе.
Олеся оказалась слишком слабой физически, чтобы перегородить ему дорогу. Она попыталась. Честно. Он её попросту подвинул.
И прошел на кухню, точно хозяин. Олеся схватилась за горло.
Господи… Помоги…
Как его выгнать? Вызвать полицию? Те только посмеются. Нет оснований. Они родственники, пусть и не прямые, пусть и бывшие. Но не чужие друг другу.
Олесю затошнило. Она даже рот рукой зажала. Может, если её стошнит на Белова-младшего, он от неё отстанет?
Она на ватных ногах прошла на кухню и встала в дверном проеме. Плечом уперлась в косяк и с наигранным любопытством принялась наблюдать, как в её, черт возьми, квартире хозяйничает Никита.
Он поставил пакет на стол и принялся выкладывать продукты. Его движения были спокойными. В её сторону он не смотрел. На столе появились сыр, ветчина, буженина, конфеты, бутылка вина, фрукты.
Особенно насторожила бутылка вина. Неужели самомнение Никиты зашкалило настолько высоко, что он решил, что она с ним будет пить?
Ничего удивительного. Отец, пусть и был с ним строг, но самолюбие парня тешил.
– Так. Где у тебя чайник? Что молчишь? Так и будешь стоять в дверях?
– Отдай ключи. Они не должны быть у тебя.
– А ты возьми.
Они оба знали, что она не справится с ним. Подходить же к нему – опасно.
– Уходи.
– Ты негостеприимна. Не в курсе, что месяц уже заканчивается?
– А ты дни считаешь?
– Меня просили тебя не трогать месяц. Я не трогаю.
– Никита.
Она сознательно позвала его, обратилась и сделала паузу.
Мужчина прошел к кухонному гарнитуру и нажал на чайник, что стоял на столешнице.
– Что?
– Зачем я тебе сдалась? – Олеся задала вопрос тихо, едва слышно.
Вопрос, что терзал её не первый месяц. Не давал спать. Вызывал страх и в то же время дикое желание бороться, не сдаваться.
Не прогибаться.
Она и не прогнется.
О, нет, только не сейчас.
Когда у неё есть Марк.
Который может приехать к ней в любую минуту.
И застать на кухне Никиту.
Олеся говорила себе, что Марк разумный мужчина. Что не будет рубить с плеча. Ему такое несвойственно. Были же намёки, разговоры, что у неё не всё так просто в ближайшем прошлом. Если он увидит Никиту, ей придется рассказать.
Вопрос в другом: какие слова подобрать? Вдруг Марк сочтет, что она недостойна того, чтобы с кем-то соперничать из-за неё? К тому же он задавал прямой вопрос про возможного соперника.
Но она-то не считает Никиту конкурентом Марка! Она ненавидит его всей душой. Она даже мысли не может допустить, чтобы он когда-то прикоснулся к ней. Был рядом.
Тошнота усиливалась.
– Ответь, Никита.
Мужчина повернулся к ней, вжав руки в края столешницы. Его лицо исказила гримаса вырывающейся наружу ярости.
– Хочешь услышать?
– Да. Очень.
– Ты бледна.
– Говори.
Она продолжала настаивать. Или сейчас, или никогда. Никита сегодня был другим. Более растрепанным, как она отметила по приходу. Нельзя не воспользоваться слабиной, хотя его слабость могла быть только видимой.
– Что говорить-то, матушка? – его тонкие губы искривились, в глазах появился опасный блеск. – Я поехал кукушкой по тебе в то же время, что и батя. Когда он привел тебя к нам в дом. Увидел и всё, п*ц подкрался незаметно. До сих пор помню то чертово белое платье, в которое ты была одета. И синяки. На плечах, шее. Стертые колени твои тоже помнил. Я смотрел на тебя и видел, как мой предок ставит тебя на колени и дерет сзади, врезаясь по самые яйца. Или трахает сверху, сжимая тонкое горло. Фиксирует, чтобы ты никуда не делась. Побледнела… Мне не продолжать?
– Продолжай.
Она справится…
Она выслушает.
– Я знал своего отца. Если я только посмотрю в твою сторону с вожделением, санкции будут жесткими. Потому что то, что его – его. Я видел, как он на тебе помешался. Всех своих баб забросил. А по бабам он любил ходить. Мы даже пару раз вдвоем драли. Ладно, хрен с ним. Пусть покоится с миром. Долго я на тебя облизывался, Лесь. Семь лет. Семь долгих лет дрочил в соседней комнате, пока тебя драл мой батя.
Про соседнюю комнату он врал. Никита с ними почти не жил. Олеся не стала поправлять его.
То, что он говорил, поражало в равной степени, как и ужасало.
Почему она раньше ничего не видела?
– Я представлял, что однажды придет день, и я займу его место. Точно так же поставлю тебя на колени, намотаю волосы на кулак и вгоню член по самые яйца в твоё мокрое лоно. Я сходил по тебе с ума, матушка. И сейчас схожу. Девять месяцев кружу вокруг тебя. Я тебе рассказываю, чтобы до твоей красивой головки, наконец, дошло: я тебя в покое не оставлю. Будешь сопротивляться, отталкивать – кафе отберу. Потом приду за квартирой. Я лишу тебя всего, что дорого. Кредиты на тебя повешу. Подставные аварии. Лесечка, крошка, я многое, что могу. Я буду целенаправленно убирать всё, что тебе дорого, пока не услышу твоё «да».
Олеся прикрыла глаза, протяжно выдохнула воздух из груди и открыла глаза.
– Ты такой же псих, как и твой отец, Никита. Ты думаешь, что, причиняя мне вред и пакостничая, сможешь получить моё расположение?
– Чхать я хотел на твоё расположение! Ты будешь со мной, как была с моим отцом.
– Я ненавидела его.
– Ты жила с ним! – Белов-младший повысил голос.
– Потому что, как ты правильно заметил, он меня загнал в угол. Но он – не ты. У тебя ничего не получится.
– Хочешь проверить?
Она не успела ничего ответить. Снова послышался звук открывающейся двери.
Его услышала не только Олеся. Никита тоже. Мужчина сразу же напрягся, ощерившись.
Глава 16
Марк безошибочно выбрал направление.
В однушке особо не разгуляешься. Или кухня, или комната.
Он прошёл на кухню.
Олеся обернулась, чтобы он увидел её первой.
Марк… Её захлестнула нежность. Ещё возникла необходимость броситься к нему в объятия, прижаться крепко-крепко к груди и попросить, чтобы он её никуда не отпускал. Никому не отдавал. Чтобы обнял, успокоил.
Она бы так и сделала, если бы не наличие Никиты в квартире.
И выражение лица Марка.
Мужчина, конечно же, увидел чужую обувь. Её сложно не заметить.
Оставалось надеяться, что он не сделал поспешных выводов.
Но его лицо… Оно уже многое сказало Лесе, откинув её в дни отдыха у Марты. Тогда он точно так же на неё смотрел: холодно, выжидающе, с легким прищуром, от которого становилось не по себе.
– Привет, Марк, – она начала первой.
– Добрый вечер, – слишком спокойно поздоровался в ответ Марк.
Олеся, поддавшись порыву, откровенно наплевав на присутствие Никиты и на то, что будет потом, какие выводы сделает этот одержимый урод, отошедший на второй план с его закидонами и угрозами, сделала шаг в сторону Марка.
За спиной послышался то ли смешок, то ли приглушенное улюлюканье.
Тойский тоже пришёл не с пустыми руками. Пакет и коробка с пончиками.
Которые он сразу же и протянул Лесе, разделяя их подобным образом.
У девушки засосало под ложечкой.
Нет-нет, Марк же умный мужчина, он не развернется и не уйдет! Не оставит её наедине с этим.
Она приняла пакет и негромко сказала:
– Мы поговорим. Позже. Пожалуйста.
Марк медленно кивнул. Посмотрел за её спину. Потом ей в глаза.
У Олеси возникло чувство, что она с разбега прыгнула в пропасть. Даже не намёка на улыбку.
– Я не помешал?
Господи, Марк, ну что ты такое говоришь…
Что творишь…
– Нет. Никита уже уходит.
Никита оттолкнулся от столешницы и выдвинулся в их сторону. Олеся кожей ощущала его приближение. Шаг за шагом. Ей даже казалось, что волоски на коже встают дыбом.
– Я ухожу. Но я вернусь. Это оставлю пока себе.
Никита подкинул кверху ключи.
От её квартиры.
Взгляд Марка метнулся к ключам, а у Олеси всё замерло внутри.
Вот сукин сын!
Никита прошел мимо, и девушка интуитивно вжалась в стену.
Поравнявшись с Марком, он задел его плечом. Марк ответил, послав корпус вперед.
– Ты…
– Эй, парень, тихо-тихо, видишь, я ухожу. Без скандала.
От его мерзкой улыбки Олесю передернуло. От напряжения, что повисло в коридоре, хотелось кричать. Сползти по стене, осесть на корточки, зажать уши руками и тихо закричать, выпустить из себя всё отчаяние, что властно, надменно распространялось по крови, наполняя её ядом.
– Дверь за собой прикрою. Лесечка, не провожай.
Олесю начало потряхивать. Она не понимала, почему молчит. Почему не пошлет его на хрен! Почему не скажет, чтобы он убирался и не смел больше приближаться к ней, даже на пушечный выстрел.
Молчал и Марк.
Некоторое время и Олеся, и Марк не двигались с места, пока за Беловым-младшим не закрылась дверь.
Олеся не смотрела на Марка.
Не могла.
– Ты принес пончики. Чайник вскипел. Будешь?..
Она даже не смогла договорить, настолько уничтоженной себя чувствовала.
Марк прошёл на кухню, отодвинул стул, развернул его и оседлал, положив руки на высокую спинку.
Олеся снова зацикленно залюбовалась его сильными кистями, на которых привычно красовались кожаные браслеты и часы.
– Я налью. Или тебе кофе сварить?
Она развернулась к Марку спиной, поставив коробку с пончиками и пакет рядом к продуктам, что принёс Никита. Их сразу же захотелось смести на пол, Леся втянула в себя воздух, гася истерику.
Только истеричкой не хватало выступить перед Марком.
– Как ты себя чувствуешь?
И снова нейтральный тон, который лезвием вскрывал ей нервы. Они рвались, трещали.
– Лучше. Марк…
– И сколько у тебя экземпляров?
– Чего?
Олеся не поняла смысла вопроса и обернулась.
– Связок ключей.