Порченый подарок Чередий Галина
– Дядя?
– На вашем месте, я бы называл его «правитель» или «наш государь», – все так же не удостоив меня взглядом, ответил руниг. – Усвойте, что в семьях с таким положением, как у вашей, общепринятые понятия родства работают, только если это выгодно тем или иным образом.
Что же, я столько раз про себя потешалась над провинциальными дурочками, с восхищением ожидавшими своего появления на праздниках в надежде на романтическое чудо, а получавшими, если повезет, удачные партии, подобранные их родителями по всевозможным выгодным соображениям. Чем я сама лучше? Только тем, что, взбрыкнув, умчалась в ночь не с тем, с кем надо, а с тем, кого выбрало сердце? Глупое слепое сердце. Но толку-то из всего этого? В итоге вот она я, трясусь в почти промерзшем экипаже именно в том направлении, что было выбрано для меня другими изначально.
– Мой отец хотя бы знает… обо мне? – Ненавистно выспрашивать что-то у Иносласа, будто милостыню просить, но больше-то взять информацию неоткуда.
– Вас интересует, получал ли он ваши письма, где описывалась неземная любовь и безбрежное счастье с милым душе смазливым извращенцем? – цинично ухмыльнулся руниг, кратко сверкнув на меня глазами цвета серого льда. – Да, получал. И даже поверил всему, что там писалось. Знает ли он, что с вами прямо сейчас? Нет, и если вы хоть отчасти та дочь, которой он заслуживает, то это должно радовать вас.
– Радовать? То, что вы не позволили мне увидеться с ним, прежде чем потащить в чужую страну и отдать на растерзание жуткому варвару? – Огромным усилием мне удалось сдержать желание закричать.
– А для чего вам видеться? – пожал плечами Инослас, вперившись безразлично, как смотрят на кого-то бесконечно скучного и незначительного. – Его сердце едва пережило факт того, что вы избрали в спутники жизни простолюдина, вместо десятков достойных молодых людей, что увивались вокруг, любой из которых с легкостью пошел бы на побег от свадьбы с аниром, предложи вы это. Кресс Иногарт – прекрасный политик, умный, жесткий, где нужно, талантливейший управленец и один из лучших умов Гелиизена, но у него есть единственное уязвимое место – вы, кресса Греймунна. Всегда, когда дело касалось вас, он в первую и главную очередь лишь мягкотелый отец, готовый прощать вам все что угодно, идти на поводу у любых ваших капризов, и, как выяснилось, даже способный пожертвовать миром и благополучием Гелиизена ради вашего так называемого счастья. А так как в своих письмах об этом самом счастье вы ему и вещали, а за онора Бора замуж явно не стремились, то он решил сначала ото всех скрыть факт вашего побега, заявив, что вы скоропалительно отправились на воды, смиряться с будущей участью, а потом и вовсе наотрез отказался сообщать Окнерду Пятому о том, где вы и с кем, даже под угрозой суда.
Я охнула, сжимаясь вся от страха за отца.
– Он… Его… Что с ним? – пробормотала, заикаясь.
– Начинаете в полной мере осознавать последствия? – недобро усмехнулся руниг. – Правильно, так и должно быть. Нет, ваш отец слишком ценен для нашего государства, чтобы глупый поступок его дочери перечеркнул все его заслуги, прошлые и будущие. К тому же после некоторых раздумий, мы решили, что, возможно, все и сложилось к лучшему. Поэтому кресс Иногарт так и будет пребывать в убеждении, что вы скрываетесь с вашим Алмером, купаясь в любви и ласке. По крайней мере до тех пор, пока не объявят о вашей свадьбе с онором Бора. Это убережет его от новых множественных потрясений, отвлечений от дел государственной важности и попыток сделать нечто опрометчивое и безумное, чтобы освободить любимую дочурку от ее незавидной участи.
– А потом? Думаете, он спокойно перенесет подобные новости?
– Поверьте моему опыту, кресса Греймунна, люди обладают способностью легче смиряться, когда их ставят перед уже свершившимися фактами, с которыми ничего не поделать, нежели если считают, что возможны иные варианты развития событий. Вот вы наверняка через время стали бы строить иллюзии по поводу того, как могло бы сложиться, убери мы с вашего пути только мерзавку Таниль, но оставь в живых бедняжку слабовольного и порабощенного ее похотью Алмера.
– Этого бы никогда не случилось, – огрызнулась я, сжав зубы и вцепившись в мягкий мех, укрывавший колени. – И обсуждать это я с вами не собираюсь.
– А больше-то и не с кем и нечего, кресса Греймунна, а дорога перед нами долгая и нудная. Вам бы эта беседа помогла бы внести окончательную ясность: например, понять, что никакой любви не было никогда. Все, что вам говорил этот червяк, все нежные фразочки, приемчики, что вас таки пленили, – это искусная манипуляция его сестры, подсказывавшей ему каждое действие. Все по наущению и под чутким руководством опытной партнерши и подельницы: прикосновения, ласки, удовольствия… – Меня передернуло от грубой циничности его тона и собственного стыда. – Хм… а были ли те удовольствия?
– Наслаждаетесь, пытая меня подобным образом? – спросила, добавив в голос яда, прямо и твердо посмотрев на него. – И после этого Таниль и Алмера вы зовете извращенцами? А сами-то не грешите тем же, кресс Инослас?
– О, ну надо же, как быстро вернулась знакомая мне кресса Греймунна! – хмыкнул он и указал глазами на мои стиснутые кулаки. – Кстати, понежнее с мехом, это чрезвычайно дорогая вещица и к тому же подарок будущего супруга. Не хотите взглянуть и на другие? У нас только тут четыре короба, а еще и столько же снаружи.
Он кивнул на небольшие сундуки, окованные серебром, покрытые искусной резьбой и инкрустацией, что стояли под его и моей лавками, на которые я не обращала до сих пор особого внимания.
– Мне плевать на них. – Я дернулась и одеяло оттолкнуть, но окружающий холод заставил умерить гордыню.
– А напрасно! Ваш жених проявил прямо-таки немыслимую щедрость, осыпая вас мехами, украшениями и драгоценной посудой, что прибывали с каждым почтовым обозом. Старался произвести, видимо, впечатление и убедить вас, что нисколько не прогадали, выбрав его.
– Я его не выбирала! Все было как раз наоборот.
– Ну это смотря как на это взглянуть. Метку же ему вас никто ставить не вынуждал, – монотонность голоса, говорящего столь выводящие из себя вещи просто добивала меня.
– Не представляю, о чем вы, кресс Инослас.
– Не лукавьте. Онор Бора покинул зал торжеств дворца, гордо унося на своей щеке след от вашей ладошки. Или запамятовали?
– И что? Он спровоцировал меня, отозвавшись слишком вольно о темпераменте женщин с родины моей матери, я ответила так, как мне показалось нужным в тот момент, – пробормотала уже без всякой уверенности, краснея от воспоминаний о том некрасивом моменте.
– Допустим, того, что он вам сказал, не слышал никто, кроме вас.
– Не имеет значения. В любом случае пощечину сложно счесть за знак расположения к мужчине, – упрямо возразила я.
– В Гелиизене, кресса Греймунна, – указал мне на очевидное руниг. – А вот брачные традиции аниров гласят, что если мужчина претендует на женщину, а она берет и отмечает его каким-либо способом – это равносильно согласию и даже обряду обручения. С этого момента они, считайте, обещаны друг другу.
– Нелепость какая-то! – возмутилась, снова комкая бесконечно мягкое пушистое великолепие на коленях. – А если он ей безразличен?
– Если вам кто-то совершенно безразличен, то вы не вспыхиваете, как катахинская гремучая пыль от пары его неуместных фраз, не так ли? – нудным тоном начал перечислять Инослас. – Игнорируете, отвечаете колкой фразой, строгой сдержанной отповедью или, скажем, идете и жалуетесь тихо или во всеуслышание на нанесенное оскорбление, реальное или вымышленное, но никак не бросаетесь на чужака в разы крупнее вас, рискуя тем самым разрушить перемирие между двумя государствами.
– Вообще-то, игнорировать себя этот варварский громила не позволил, – прищурилась я на невозмутимого мужчину, чувствуя, что начинаю вскипать, точно как тогда в зале. – Два других способа не возымели на него никакого действия, а вот пойти и элементарно наябедничать я как-то не сочла достойным действием.
– А зря, но что уж теперь об этом рассуждать, кресса Греймунна. Факт свершился – метка была вами оставлена добровольно при большом скоплении свидетелей с обеих сторон.
– Я понятия не имела! Что за гость вламывается в чужой дом и навязывает там свои обычаи? – Пресветлая, мне остро захотелось врезать проклятому аниру опять, но теперь это был бы не жалкий хлопок ладошкой, как пристало аристократке, нет, я бы с легкостью опустилась до того, чтобы взять что потяжелее.
Но вместо воображаемого повреждения онору Бора, словесную оплеуху получила сама.
– Тот, кто может себе подобное позволить, говоря с хозяевами с позиции силы и неоспоримого, пока, превосходства, – с беспощадной жесткостью ткнул меня в реальность Инослас.
– Все равно! Что за несуразный, глупый обычай? – огрызнулась, не готовая взять и смирить свой характер под давлением неприглядной действительности. – А если мужчина преследует женщину, доведет ее своими ухаживаниями до белого каления, и она будет вынуждена от него защищаться, то это тоже посчитают признаком скрытой симпатии с ее стороны и объявят их женихом и невестой?
– Мы знаем об обычаях северян и об укладе их жизни в принципе до прискорбия мало, так что могу только предположить, что у них существуют некие законы, как-то регулирующие это. Но в вашей конкретной ситуации поводов для активной защиты онор Бора не подавал, проявите честность.
– Честность? Тогда и вы, может, ее проявите и признаете, что готовы выслуживаться перед ними, словно дрессированный пес, находя оправдания для любых их чокнутых причуд и оскорбительных для каждого преданного гражданина Гелиизена действия или высказывания!
– Преданного гражданина Гелиизена?! – разразился циничным смехом мужчина. – Надо же, кто мне об этом говорит – капризная избалованная девчонка, папенькина дочка, привыкшая что все и всегда сходит ей с рук, причем даже без особых порицаний и упреков! Когда откровенно дерзко себя повели в отношении представителя другого государства, перемирие с которым едва установлено, вы руководствовались исключительно патриотическими чувствами? Или когда сбежали, ставя под угрозу интересы и безопасность собственной страны, членов своей семьи и каждого жителя Гелиизена? Все что вас волновало – это личные бестолковые желания и шанс показать всем и вся невыносимый характер, на что девушка вашего сословия и происхождения не имеет никакого права! И даже сейчас вы тут сидите с оскорбленным видом несчастной жертвы, отдаваемой на заклание, нисколько не задумываясь, сколько людей уже заплатило жизнями, положением, нервами за ваш безответственный побег за якобы счастьем! Да, для меня все они тоже виновны: и ваш отец, кто не проявил достаточной строгости в вашем воспитании и доверял глупой дочери, и ваши учителя, которые не привили вам понятия о серьезном отношении к обязательствам, и слуги и соглядатаи, что вас окружали, но смотрели сквозь пальцы на все, привыкшие, что вам прощается каждый фортель, а значит, зачем и напрягаться, но главное прегрешение за все, однако, лежит на вас! Если еще пытаетесь для себя это отрицать или обелять свои поступки, то о какой честности идет речь? И сравнение с псом из ваших уст не является оскорблением для меня. Да, я пес, верный пес нашего правителя и Гелиизена, готовый со всей свирепостью отстаивать интересы родного государства, блюсти волю монарха, и мне глубоко плевать на мелочные страдания ветреной аристократки, что своими действиями подвергла их возможной неудаче. А на что способны вы, кроме как идти на поводу у своей очередной блажи, благородно предоставляя право расплачиваться за нее окружающим?
Из моей груди рвался крик гнева, бушевала нужда все отвергнуть и одновременно разрыдаться от жестокой справедливости его слов. Но нет у меня прав на малодушные слезы и жалость к себе. Я заслужила эти упреки и обвинения, прекрасно знала с самого начала, как поступать правильно, а что делать неприемлемо с моей стороны. Знала, но пренебрегла всем этим, отбросила с легкостью, на самом деле твердо уверенная, что все мне простится, как-то образуется, ближние и дальние подстроятся под продиктованные мною вздорные условия. Неблагодарная дочь-предательница, племянница правителя, за которую нужно испытывать стыд, негодная аристократка, нарушившая все нормы приличий, и никакая не верноподданная, недостойная гражданка, что уже дважды чуть не спровоцировала конфликт с врагом, поставив на кон жизни всех тех, кто неизбежно в нем бы пострадал. Другие, незнакомые мне люди, но не я. Как всегда. Только и остается, что убраться куда подальше от всех, кому нанесла вред и перед кем опозорилась так или иначе, и попытаться принести хоть мизерную пользу своим существованием и так компенсировать ошибки.
Глава 5
Путь до последнего приграничного города Винигарда занял почти трое суток с краткими передышками в придорожных харчевнях, и чем дольше мы ехали, тем холоднее становилось. Дорогу, раскисшую и разбитую после многодневных осенних дождей, начало прихватывать первыми морозцами, несмотря на солнечную погоду, и под колесами экипажа вовсю шуршало и даже ломко хрустело, особенно ближе к ночи. Мне чудилось, что я уже просто забыла, как это: расслабиться в тепле. Тело ныло и болело от лавки, дико неудобной при бесконечной тряске и в столь долгой поездке, но жаловаться вслух или хоть как-то показывать свой дискомфорт крессу Иносласу мне не хотелось принципиально. И так хватало его цепких, иногда насмешливых, иногда изучающих едва ли не до расчленения взглядов, на игнорирование которых тоже уходило немало моих сил. К общению больше никто из нас не стремился, и все оно сводилось к кратким, исключительно необходимым фразам во время остановок.
На свою гордыню пришлось наплевать и найти в сундуках с подарками моего анирского жениха еще теплых вещей и даже необычайно мягкие и легкие меховые сапожки, и теперь я сидела завернутая в несколько слоев и основную часть времени дремала, стараясь не задаваться вопросом, как вообще собираюсь выжить в краю, где, по слухам, мороз и снег бывают большую часть года. В столице Гелиизена они случались всего на пару недель зимы, и то вся жизнь почти останавливалась, а на родине моей матери о таком не слышали вовсе. Оставалось надеяться на способность человека постепенно приспособиться к чему угодно, иначе мое существование в чужом государстве с совершенно незнакомым огромным варваром в качестве супруга да еще неизвестно с каким характером грозило обратиться в заключение в четырех стенах на все холодное время года. Будет ли это намного хуже, чем если бы меня отправили в замок Позора? Кто знает. Никому не известно, как жилось отправленным туда оскандалившимся аристократкам, но сплетни ходили одна страшнее и отвратительнее другой.
Грохот колес по каменной мостовой вырвал меня из постоянной полудремы, и, открыв глаза, тут же столкнулась с пристальным взглядом главного рунига. Этот человек спит хоть иногда?
– Винигард, кресса Греймунна, – сухо сообщил мне он, когда я мельком глянула в маленькое оконце, изрядно заляпанное по дороге. – Это наша последняя остановка перед границей с Аргастом и весьма длительная. Здесь находятся термические салоны крессы Бронрунны Эвтир, где вам помогут подготовиться достойным образом к встрече с вашим женихом, дабы не разочаровать его нынешним бледным и запущенным видом.
– Этот вид у женщин зовется естественным, кресс Инослас, – огрызнулась я. – И на родине моего будущего мужа у меня вряд ли будет возможность ухаживать за собой привычным для гелиизенской аристократки образом, так что, возможно, ему лучше сразу и привыкнуть видеть меня именно такой.
– Так легко вы не изменитесь, верно? – ухмыльнулся он, в то время как наш экипаж стал снижать скорость перед длинным одноэтажным зданием с яркой вывеской и обильно поднимающимся над трубами паром. – В любом случае решение этого вопроса за мной, а не за вами, так что прошу на выход.
Внутри было тепло и пахло смесью всевозможных дорогих масел и трав, чистотой и душистой влагой, и мое тело сразу же заныло, откликаясь на знакомые ароматы и готовясь получить порцию такого огромного, но прежде нисколько особенно и не ценимого удовольствия. О, Даиг, кто бы мне сказал, даже в начале этого пути, что все моя душа просто возликует в предвкушении горячей ванны и косметических процедур, трата времени на которые вечно раздражала мою неусидчивую натуру?
Главный руниг сам распоряжался всем, отдавая приказания и хозяйке заведения, и прислуге, демонстративно отсекая меня от любого общения. Причем, судя по его командам, этот мужчина был прекрасно осведомлен о том, какие манипуляции совершают женщины со своей кожей и телом в подобных салонах. Кресса Бронрунна попыталась возразить, объясняя, что присутствие мужчин в женском заведение в принципе не предусмотрено, когда Инослас сообщил, что намерен находиться постоянно в одном помещении со мной, но руниг прервал ее совсем не вежливо и тем самым тоном, от которого начинали размягчаться колени у самых дерзких аристократов.
Остальные посетительницы могут явиться за вашими услугами и в любой другой день, дорогуша, – с вымораживающей кровь улыбкой произнес он. – Даю им полчаса на то, чтобы убраться восвояси. И за это же время вам стоит отыскать ширму, или же девушкам из прислуги придется стоять все это время и удерживать простыни. Мне плевать, какой вариант вы выберете, но кресса Греймунна не останется без моего присмотра ни на мгновение.
Прекрасно, теперь все вокруг взирали на меня как на личного врага и источник проблем в чистом виде, и, естественно, ни о каких расспросах, даже шепотом, и речи не шло. А я-то уже понадеялась почерпнуть хоть каких-нибудь знаний об анирах, ведь Винигард всего в сутках езды от границы с чужим государством, и его жители могли просветить меня. Но, очевидно, это не входило в планы Иносласа.
Меня парили, терли, купали, скоблили, удаляли появившиеся волоски повсюду, натирали дорогими маслами, и при других обстоятельствах я едва ли не стонала бы от облегчения в настывшем и столько дней немытом теле, но в этой тягостной тишине из-за близкого присутствия пугающего всех рунига совсем расслабиться не выходило ни у меня, ни у трудящихся надо мной девушек. Они то и дело опасливо косились на тонкую ширму, явно раздраженные необходимостью таскать ее туда-сюда, а потом с боязливым любопытством на меня. Меня это тоже выводило из себя, и я позволила себе маленькую пакость, нарочно подольше задерживаясь в горячих, наполненных сплошным паром комнатах для прогрева, понимая, как должно быть неприятно находиться там одетому Иносласу. Глупость и ребячество, конечно, но это не волновало меня.
В комнате отдыха после всех процедур нам подали теплое питье, какого я не пробовала прежде, и оставили в одиночестве. Странный напиток насыщенного розового цвета, кисловатый и немного терпкий, очень освежал. Главный руниг раскраснелся, как и я, и, скорее всего, не отказался бы тоже вымыться, но сидел с каменным лицом, демонстрируя, что ему, пока он при исполнении, не до примитивных потребностей и простых телесных радостей. Я бы напомнила ему, что нам и дальше ехать в одном экипаже, но решила промолчать. С него станется ответить какой-нибудь гадостью, и все мое немного воспрявшее после мытья настроение развеется.
К моменту, когда мы покинули салон крессы Бронрунны, оказалось, что наш замызганный экипаж отмыт до блеска, несмотря на мороз, позади него стоит запряженная парой низких крепконогих коняг повозка с множеством сундуков, и пристроилась еще одна закрытая карета, с символом Пресветлой Даиг на дверце, что выдавало ее принадлежность храму.
– Естественно, мы берем с собой жреца и двух свидетелей, граждан Гелиизена, не состоящих на службе у правителя, дабы ваш брак с онором Бора был заключен и подтвержден законным образом не только по их обычаям, но и по нашим, кресса Греймунна, – сообщил Инослас, перехватив мой взгляд. – А заодно еще прихватываем кучу всякого, безусловно, необходимого для женщины вашего сословия барахла, да кое-что в качестве приданного, хотя ваш жених и заявлял, что не нуждается в таком с нашей стороны. Но какую-никакую племянницу правителя все же отдаем, надо же соблюсти хоть видимость приличий, верно?
Ну как бы он не ткнул острой палкой в больное место!
– Смотрите, как бы не пришлось спешно тащить все это, своих свидетелей и эту племянницу обратно, когда этот самый онор поймет, что вы ему подсунули, и захочет оторвать головы, – мрачно усмехнулась я, вырывая у рунига свой локоть и самостоятельно забираясь в экипаж.
– Волнуетесь наконец в какой-то мере за окружающих, кресса Греймунна? – издевательским шепотом спросил Инослас. – Тогда не раздвигайте перед ним свои роскошные бедра до свадьбы, а можете поломаться какое-то время и после, и тогда невиновные в ваших собственных прегрешениях и не пострадают.
– Если мое мнение в данном вопросе будет учитываться, то вашему онору Бора никогда не случится консуммировать этот брак, – процедила я сквозь зубы, оборачиваясь слоями меха заново.
– А если бы мне платили монету за каждый раз, когда я слышу подобное от женщины, а потом еще одну за то, что она сию клятву нарушает, я бы стал богатейшим человеком в государстве, – без всякого выражения отмахнулся руниг.
– Мечтаете об обогащении, а на этой службе добиться этого не выходит, и поэтому вы такой злобный и ненавидите почти всех вокруг? – Вот промолчать бы мне, но куда уж там!
Инослас угрожающе подался вперед, заставив меня выпрямиться и вжаться в спинку лавки за спиной, и уставился мне в глаза не моргая, будто пронизывая насквозь и добираясь до самых скрытых глубин.
– Поверьте, кресса Греймунна, вы не захотели бы на самом деле узнать, о чем я мечтаю большую часть времени, что провожу в вашем обществе, – произнес он медленно, давая мне не только услышать, но и прочувствовать кожей и похолодевшим позвоночником каждое слово.
– Какими бы ни были эти ваши желания, в отношении меня они никогда не сбудутся, что не может меня не радовать в свете наших «теплых» отношений. – Мне понадобилось несколько вдохов, чтобы отмереть под его гипнотизирующим змеиным взглядом.
– А вот здесь у нас с вами впервые удивительное совпадение мнений, – таким же стремительным движением он отвернулся к окну.
С того момента и до самой границы мы не сказали друг другу и десяти слов, глядя каждый в свое окно. Ну я уж точно. Ночью пошел мелкий, похожий на крупу снег, и настроение у моего конвоира окончательно испортилось. Он то и дело ударял кулаком в стенку кареты над своей головой, требуя ускориться, и трясти стало просто ужасно, так что даже о прежней дреме в пути оставалось только сожалеть. Тут бы не слететь со своего места на очередном ухабе.
Границы мы достигли где-то во второй половине следующего дня, и последние полсуток никаких остановок, кроме как по острой нужде, не делали. Я уже и сама начала сильно нервничать, ведь Бора тогда сказал, что станет ждать до тех пор, пока в Гелиизене не ляжет снег, а сейчас белый покров был почти повсюду, лишь всякие кочки и мелкие возвышенности оставались свободными от него. Значит ли это, что больше прежние условия не в силе, и мы рискуем явиться незваными визитерами, а не долгожданными гостями. Хотя гостями можно считать тут всех, кроме меня.
Пугала ли меня перспектива оказаться уже непригодной в качестве невесты едва знакомому варвару? Нет, не особенно. Гораздо сильнее страшили возможные последствия опоздания для Гелиизена и то, как со мной могли обойтись как с особой, лишенной официального статуса суженой. Одному шарааку известно, что за обычаи у аниров на этот счет.
Остановка была настолько резкой, что я таки полетела вперед, благо множество слоев одежды и мягкое одеяло спасли меня от серьезных ушибов. Снаружи тревожно заржали и зафыркали лошади, кто-то засвистел. Инослас резким движением усадил меня на место, кратко глянув в лицо, и быстро покинул экипаж.
– Кресса Греймунна, невеста онора Бора из Гелиизена, ее сопровождающие и скарб! – громко прокричал он, хотя никого спрашивающего его о том, кто мы, я не расслышала.
Несколько секунд снаружи царила пугающая тишина, а в мое окошко ничего не удавалось увидеть из-за широкой спины рунига, закрывавшей весь вид.
– Вы опоздали! – рявкнул кто-то в ответ, и дружелюбием в его тоне и не пахло.
– По сути – нет, – возразил Инослас и указал куда-то назад: – Пока нельзя сказать, что снег укрыл землю Гелиизена!
– Снег есть снег! – еще раздраженнее ответил грубый незнакомый голос, точно не принадлежавший моему будущему супругу. Но я ведь и не ожидала, что он станет ночей не спать и дежурить на границе, меня ожидаючи. – Убирайтесь обратно!
– Эй, не спеши их отсылать, Атир! – возразил ему новый, более звонкий голос, у чьего обладателя настроение было явно получше. – Мы все в курсе, как ты любишь свою сестрицу, но ни ей, ни тебе не пойдет на пользу, если ты самовольно развернешь избранницу предводителя.
– Тоже мне… избранница, – тихо проворчал первый. – Своих девок ему мало показалось… гелиизенскую пигалицу подавай. В любом случае я уже отослал к нему гонца с сообщением, что его теплолюбивая раскрасавица не прибыла в назначенный срок.
– Что же, тем самым вы ввели в заблуждение своего правителя, и это стоит немедленно исправить, – невозмутимым тоном вмешался Инослас. – А также вам следует как можно скорее позаботиться об устройстве крессы Греймунны и сопровождающих ли…
– Не умничай мне тут! – рявкнул неприветливый чужак. – На границе я сейчас хозяин! Девку пропущу и гонца еще одного отправлю, но все остальные проваливайте, откуда пришли!
– Кресса Греймунна не может передвигаться без необходимых вещей и охраны, положенных особе с ее статусом! – повысил голос руниг. – И где, собственно, вы намерены принудить ее ждать ответа на ваше послание?
– В общей казарме, другого жилья здесь нет, горластый! – с насмешкой ответил незнакомец.
– Избранницу своего предводителя?! Племянницу правителя Гелиизена и носительницу королевской крови Рунаэ? Вы в своем уме?
– Правда, Атир, ты не перегибай! – влез добродушный.
– А ты мне не указывай, мальчишка! – рыкнул мрачный встречающий и помолчал немного. – Ладно, проезжает эта ваша кресса с самым необходимым и один сопровождающий. Остальные ждут ответа от Бора. Надеюсь, что он уже достаточно одумался и скажет то же, что и я – убирайтесь в свой Гелиизен.
Инослас не стал больше спорить и через пару минут, негромко переговорив с остальными нашими спутниками, вернулся в экипаж, но прежде чем успел закрыть дверцу, ее дернули, распахивая шире, и внутрь наглым образом просунулась светловолосая голова.
– Приветствую вас в землях Аргаста, кресса Греймунна! – совсем не тихо сказал парень лет семнадцати, без всякого стеснения взявшийся разглядывать меня как странную диковинку. Я же уставилась в ответ, отмечая очень насыщенный голубой оттенок глаз, жестковатые, но правильные черты, отсутствие бороды и то, что, несмотря на окружающий холод, одет он был всего лишь в длинную безрукавку из коричневого короткого меха, под которой белела рубаха из грубоватого полотна и легкие на вид свободные штаны, тогда как я куталась во множество слоев и все равно не ощущала себя в тепле.
Под моим встречным изучающим взглядом парень вдруг покраснел, нахальное выражение с него слетело, и он отвел свои яркие глаза.
– Меня зовут Ронра, и теперь я ваш возничий, – пробормотал он и исчез, а я почему-то подумала, что еще у онора Бора заметила эту интенсивную окраску радужки. У большинства жителей Гелиизена тоже были голубые глаза, но нормальных, скорее уж бледных оттенков. Это у меня из-за смешения кровей с темноглазыми рунаэсцами они вышли темно-синими, едва ли не черными.
– Потрудитесь не пялиться столь откровенно на любую появившуюся в поле зрения мужскую особь, кресса Греймунна, – процедил Инослас, пряча в складках одежды выхваченный кинжал. – Мы ведь понятия не имеем, не сочтут ли местные это приглашением к еще более фривольному поведению.
– Не приписывайте другим своих порочных мыслей, – гадко уколола я, про себя, однако, признавая его правоту.
– Снова хотите завести разговор о моих мыслях и желаниях?
– Совсем нет.
– И правильно, неподходящее время, – рассеянно кивнул он, явно занятый размышлениями о чем-то другом, и буквально прилип к своему окну, а я сочла за благо последовать его примеру.
Лишь краем глаза успела зацепить огромные фигуры десяти верховых аниров и их здоровенных коней, что остались позади, и дальше моему взору стала открываться местность, весьма мало похожая на обжитые края или даже природу моей родины.
Дорога шла сначала среди высокого кустарника и молодой поросли, но вскоре этот пейзаж сменился на большие, раскидистые, далеко отстоящие друг от друга деревья, под кроной каждого легко бы расположилось полсотни человек в жаркий летний денек. Снега на земле и ветвях будто стремительно становилось больше с каждой минутой продвижения, да и с неба он начал валить частыми пушистыми хлопьями, напоминающими легковесные перья фарры, наполнявшие мои перины и подушки в отцовском доме… О, Даиг, таких сравнений теперь лучше избегать.
Спустя еще время все опять стало меняться. Древесные исполины исчезли, и им на смену пришел настоящий дремучий лес. Деревьев было так много и стояли они так густо, что создавалось впечатление: сразу за пределами расчищенной полосы дороги наступали сумерки. Ведь, несмотря на зиму, они оставались зелеными. Сочная, насыщенная зелень из-под снежной белизны – это так необычно и… красиво. Но гулять в такой чащобе – бр-р-р, так и чудится, что откуда-то должно выскочить клыкастое чудище. То ли дело прозрачные насквозь, редкие рощицы Гелиизена.
Ничего живого снаружи не было видно, и мне уже почти наскучило пялиться на сплошной строй леса, когда тот резко расступился, являя нам довольно обширную расчищенную площадь, и вот здесь жизнь кипела.
Десятки и десятки поражающих своими габаритами мужчин-аниров занимались всевозможными делами: чистили и расчесывали своих гигантских лошадей и перебирали сбрую, возились с оружием, носили дрова и ведра, очевидно, с водой и делали еще что-то, что рассмотреть я уже не успела из-за резкого окрика Иносласа.
– Кресса Греймунна, потрудитесь закрыть рот и сесть так, чтобы ваши голодные взгляды не успел разглядеть каждый местный… жеребец, – Пресветлая, он не устает быть таким отвратительным?
Даже отвечать не стала, все равно в том, что касается словесных пикировок и оскорблений, он однозначно был готов зайти намного дальше меня, и именно я буду той, кого заденет. Просто чуть отстранилась от окошка, но пялиться не перестала.
Аниры сразу же отвлекались от своих дел, заметив наш экипаж, с любопытством изучали, приветственно кричали и махали нашему юному возничему. Какие же они все-таки мощные, даже при беглом взгляде источают какую-то примитивную силу, и дело не во всех этих мускулах. Не совсем в них. Нечто другое. Это как смотреть на спокойную гладь реки в погожий денек и понимать: случись ненастье, и эта мирная шелковая лента обратится в бушующую яростную стихию, неукротимый поток, что будет крушить жалкие баржи и лодки, сносить мосты, смывать целые поселения, уничтожать с непостижимой легкостью все, что мы, люди, строим и считаем надежным. Ничего удивительного, что эти жуткие варвары разнесли в пух и прах армию Гелиизена. Ну что может человек, со всем своим умом и достижениями, против сил природы? Мужчины снаружи не были солдатами, как те, что служили нашему правителю, нет. Это были… воины.
Мы быстро миновали несколько длинных одноэтажных строений, сложенных из цельных круглых стволов очень впечатляющего диаметра и, проехав немного, остановились еще перед одним домом. Дверца экипажа распахнулась, едва тот успел прекратить движение.
– Милости прошу в приграничный гостевой дом, кресса Греймунна! – радостно выкрикнул разрумянившийся Ронра и протянул мне чуть дрогнувшую руку, но главный руниг, естественно, опередил меня, вышел первым, ненавязчиво, но однозначно оттесняя парня и предлагая мне свою помощь.
На мгновение появился импульс проигнорировать его затянутую в перчатку конечность и демонстративно выпрыгнуть самой, но я одумалась. Стоит ли сразу показывать посторонним наши разногласия и взаимную неприязнь? Вряд ли. Инослас – гад, без сомнения, но гад свой, знакомый, а здесь я знать никого не знаю.
Мы оказались стоящими перед настоящим небольшим особняком в два этажа, и мои глаза опять распахнулись в удивлении и восхищении. Он был так же, как предыдущие здания, сложен из гладких золотистых идеально ровных бревен, которые я едва ли смогла бы обхватить руками, но кроме этого повсюду присутствовала еще и великолепная рельефная резьба. Даиг, у этого мастера были волшебные руки и наверняка бесконечное терпение! Люди в разных позах и ситуациях, известные мне и совершенно невозможные животные, растения, причудливая вязь знаков, наводящая на мысли о чуждом письме – все это покрывало всю доступную взгляду поверхность словно пропитанного ярким солнечным светом дерева. А еще в этом гостевом доме были большие окна с настоящими, очень качественными стеклами. Надо сказать, стекло в принципе, а хорошее особенно, являлось очень недешевым удовольствием в Гелиизене. Простолюдины не могли себе позволить такой роскоши. Впрочем, это лишний раз подтверждало бытующий давно слух, что Аргаст – крайне богатое государство, что и побудило Окнерда Пятого решиться на свой идиотский захватнический вояж.
– Пойдемте внутрь, вам, должно быть, снаружи холодно, – отвлек меня от завороженного любования искусной работой резчика наш молоденький сопровождающий. – Гостей тут уже не ждали и не топлено, но я вам сейчас мигом организую тепло, уют и еду.
Заведя нас в большую комнату с длинным столом, тяжелыми стульями и несколькими креслами, покрытыми темными косматыми шкурами, Ронра умчался. Инослас указал мне на посадочные места, но я уже с лихвой насиделась за время пути и принялась ходить и выглядывать в окна и приоткрывать остальные двери. На улице никакого движения не наблюдалось, а все остальные комнаты оказались отдельными спальнями.
Ронра то и дело возвращался, занося то дрова, то какие-то припасы, то сундуки из нашего экипажа. Парнишка был точно ветер – быстрый и неугомонный и явно страшно любопытный, но сдерживался и не позволял себе ненужной болтовни и излишне пристального разглядывания, пока разжигал просто монстрообразного размера печь, занимавшую половину одной из стен этой гостиной, носил ведра с водой и выставлял на стол какие-то продукты. А вот меня начало клонить в сон и тем сильнее, чем теплее становилось в помещении.
Ела я уже с трудом удерживая глаза открытыми и мало понимая что, но было вкусно, и сразу же отправилась в одну из спален, по совету Ронра ту самую, что соседствовала с печью, и уснула как убитая, едва сбросив верхнюю одежду и вытянувшись за столько дней нормально, во весь рост на божественно мягком. Блаженство!
Разбудили меня, понятия не имею, сколько времени спустя, сердитые мужские голоса.
– Да ты в своем ли уме дорогу мне заступать, меринг ошалевший! – громыхнул первый, и мое сердце моментально заколотилось в бешеном темпе, потому что безошибочно признала надменный тон и густое звучание тембра онора Бора.
– Я могу принести свои извинения вам столько раз, сколько потребуется, но войти в спальню крессы Греймунны, когда она одна и не одета должным образом, не позволю, – ответил Инослас своим обычным невозмутимым тоном. – Я для того и послан моим правителем, дабы проследить за тем, чтобы все формальности были соблюдены и брак оказался заключен на всех законных основаниях, а вовсе не для того, чтобы передать гелиизенскую аристократку вам для утех как продажную девку.
– Ты здесь, потому что твой правитель – самонадеянный дурак, попытавшийся откусить кусок себе не по зубам, и за это расплачивается. Девушка за этой дверью – давно моя собственность, и только мне решать, как, когда и с какими формальностями я возьму то, что и так уже мое! – Бора не кричал и даже голос не повышал, но мне показалось, что оконные стекла стали позвякивать, а окружающий воздух сгустился.
Глава 6
– Не уполномочен вступать в споры по поводу личных качеств и стратегических решений моего правителя, онор Бора, но позвольте осмелиться вам заметить, что делать столь пренебрежительные заявления в отношении юной особы за этой дверью – далеко не лучший способ наладить с ней в будущем сносные отношения, учитывая характер крессы Греймунны.
Странный звук, низкий, раскатистый, но не громкий, едва ли на грани слышимости, но от этого не менее мощный, проник сквозь разделяющую меня и мужчин деревянную преграду, вызвав незнакомый трепет, опознать чью природу мне было не под силу. Страх ли это? Нечто совсем иное, названия чему не знала пока? Или знала, ибо больше всего это напоминало какое-то нездоровое предвкушение, пробуждающее во мне необъяснимую воинственность? В ином случае почему же я уже на ногах, вся напряженная, стояла под дверью, сжимая кулаки, готовая броситься вперед… для чего?
– Мое пренебрежение адресовано исключительно мужчине, чьи заносчивость и скудоумие толкнули его на попытку протянуть руки к чужому, а трусость и неспособность отвечать в полной мере за последствия своих решений вылились в то, что сейчас вынужденно называться расплатой… а могло изначально быть чем-то другим, – под конец фразы почудилось, что раздражение анира заметно поутихло, сменившись скорее уж досадой, и продолжил он почти спокойно: – Хочу ее видеть. Немедленно.
Последовали тяжелые отдаляющиеся шаги и скрип половиц, и спустя полминуты Инослас постучал.
– Кресса Греймунна, мне нужно войти к вам.
Сразу распахнула дверь, и когда столкнулась с ним взглядом, на миг мне показалось, что заметила нечто похожее на неловкость в глазах главного рунига от понимания, что я наверняка уловила все до последнего слова. Но потом он перевел взгляд куда-то мне за плечо, избегая прямого визуального контакта, и шагнул в комнату, бесцеремонно тесня меня внутрь.
– Вы хоть немного задумываетесь о том, во что способна вылиться эта передача меня ему, причем для всего Гелиизена? – прошептала я, представляя, каким оскорблением может счесть онор Бора утрату моей невинности. – Или единственное, что для вас важно, – это дотошное исполнение приказа, а последствия не ваша проблема?
– Не вам о подобном упоминать, девушка, – так же тихим шепотом ответил Инослас, наклоняясь к самому моему уху. – По крайней мере, я точно знаю, что первоначальная договоренность между правителями соблюдена, прямого повода для военного конфликта на данный момент не существует, а неприятный сюрприз, что вы припасли для этого анира, является проблемой сугубо личного характера, но никак не межгосударственной. Поэтому, кресса Греймунна, будьте любезны прикусить свой острый и длинный язычок, держать способные втянуть вас в неприятности ручки при себе, а ноги – плотно сдвинутыми ближайшее время, и очень может статься, что все обернется не так уж и катастрофично для всех и вас в частности.
Я вышла вслед за ним в уже жарко натопленную гостиную и увидела онора Бора сидящим во главе длинного стола из гладковыструганных досок. То, что он не стоял в полный рост, никак не скрадывало, не уменьшало очевидности, насколько громадным был этот пугающий мужчина. Первыми мне в глаза почему-то бросились его напряженно сцепленные между собой, лежащие на столешнице здоровенные ручищи. Широкие ладони, крепкие пальцы с аккуратно остриженными ногтями, набитые красноватые костяшки, отчетливо просматривающиеся под кожей толстые вены, перебегающие на мощные запястья, открытые задравшимися рукавами простой белой рубахи редкие золотистые волоски на тыльной стороне… На мгновение меня накрыло видением, как эта мощная конечность, с жадно растопыренными в собственническом жесте пальцами, накрывает целиком мой трепещущий обнаженный живот, и я вздрогнула всем телом. Откуда это? Мне негде было увидеть такое, Алмер тоже так не делал, но почему же это показалось отчетливым, как вспышка праздничного фейерверка на сплошной черной глади ночного неба?
Качнув головой, скользнула взглядом по светлой ткани, натянувшейся на его бицепсах и плечах, несмотря на свободный покрой, и, наконец, остановилась на лице, все еще уклоняясь от прямого столкновения с его пронзительно голубыми глазами, что опять заставили бы сердце тоскливо сжаться напоминанием впечатлений родом из беззаботного детства о прекрасном, но жутко опасном цветке идриса. Интересно, а здесь он растет?
– Ты плохо выглядишь, маленькая Ликоли, – не скрывая раздражения, проворчал мой будущий супруг. – Почему?
Кончик языка засвербел огрызнуться, указав, что ему стоило бы поработать над своей способностью верно приветствовать женщину и делать ей комплименты, невзирая на реальный внешний вид, но предупреждающее косое зырканье Иносласа заставило его прикусить. Я просто уставилась прямо на Бора, отмечая, что в этот раз его щеки покрывала совсем короткая, одно-двухдневная щетина, в отличие от прежней короткой бороды, отчего линия подбородка выглядела даже жестче и мужественнее, зато свободно рассыпанные по плечам волосы, похоже, стали длиннее, более темные у корней и почти совсем выгоревшие на чуть вьющихся концах. На переносице и под левым глазом появились две белесых тонких полоски – шрамы, которых я не помнила при первой встрече, а нижняя губа справа была чуть припухшей и с пятнышком запекшейся под тонкой кожей крови. Едва мои глаза замерли на этом повреждении, уголок рта анира дернулся так же, как и кадык, снова непонятным образом смешивая мои мысли импульсом не поддающихся анализу ощущений, и собственное горло пересохло.
– Дорога была долгой и изнурительной для крессы Греймунны, – поспешил ответить за меня руниг, чуть ли не насильно усаживая за противоположный край стола на максимальном удалении от Бора. – А встречу на границе вряд ли можно было назвать радушной и той, которой заслуживает аристократка и тем более нареченная правителя государства.
– Я достаточно уже слушал тебя, – не отрывая от меня глаз, буркнул Иносласу онор Бора. – Если захочу этого снова, то и обращусь к тебе. Ответь мне, Ликоли, хорошо ли ты себя чувствуешь?
– Спасибо, со мной все прекрасно! – ответила немного поспешно, и вышло это неожиданно хрипло, словно я перед этим вечность не пользовалась своим голосом.
Бора почему-то рвано вдохнул и вдруг прикрыл глаза, склоняя голову набок, будто не хотел упустить ни единого произнесенного мной звука.
– Хорошо, – еле слышно пробормотал он, непонятно что имея в виду.
– Хорошо? – разрушил момент Инослас. – Что хорошего в том, что вместо приветствия девушке велели убираться прочь, дав понять, что на ее место уже есть претендентка, и попытались напугать подселением в общую казарму с солдатней?
Вот теперь с недовольством на главного рунига зыркнул не только онор Бора, но и я. Какого шараака он испытывал его терпение, да еще и донес о том инциденте на границе? Такое чувство, что это он сам девица, чья гордость должна быть уязвлена практически прямым упоминанием о другой женщине в жизни ее будущего супруга. Я, может, и оказалась глупой и наивной в некоторых аспектах, но знала о наличии фавориток у того же правителя и любовниц у аристократов. И это в Гелиизене, где подобные вещи не приветствовались открыто, что же говорить о местных варварах? В конце концов, наш брак, ежели ему и суждено случиться, – союз сугубо политический и вынужденный, а вовсе не слияние двух любящих сердец, в которое я теперь в принципе не верю. И если у онора Бора есть любовница или сотня – мне же лучше, меньше придется терпеть его внимание определенного рода, а основываясь на прежнем опыте, это равносильно более редким мучениям. И если уж быть до конца честной, то у меня скреблась трусливая мыслишка-надежда, что он таки решит отказаться от меня, и тогда можно будет вернуться на родину. Никаких радужных перспектив, но все же, любые лишения в родном краю представляются не столь страшными, чем в стране, где ты не знаешь ни единой живой души и понятия не имеешь об обычаях и окружающих опасностях.
– Претендентка? – озадаченно нахмурился анир, вроде как вовсе не понимая смысла этого слова. – Общая казарма?
– Возможно, это было некое проявление юмора, которое мы были не в силах оценить, устав с дороги, – вмешалась я.
Вот не хватало еще начать свою жизнь на чужбине, спровоцировав правителя на проявление жестокости к своим воинам, наябедничав из-за какой-то ерунды. Такие вещи помнят ой как долго, а дополнительные враги прямо с порога мне ни к чему.
– Я разберусь, – продолжил хмуриться Бора. – Но сейчас я хочу знать, готова ли ты, Ликоли, разделить со мной первую трапезу и отправиться дальше? Дорогу заметает, и экипаж будет двигаться очень медленно, но мы можем поехать вместе верхом. Обещаю не дать тебе замерзнуть.
Я глянула в окно и действительно убедилась, что там валит снег, да такой обильный, какого мне никогда видеть не случалось.
– Разумно ли передвигаться в такую метель, да еще если нужно пробираться через лесную чащу?
– Метель? Разве это метель? – анир неожиданно улыбнулся, словно я была неразумным дитятем, развеселившим его. Его лицо при этом радикально изменилось, вокруг глаз множественными лучами разошлись морщинки, обнажилась полоска поразительно белоснежных зубов, практически идеальных, если бы не небольшой скол на одном верхнем, но удивительным образом именно этот маленький изъян приковал мое внимание, почему-то порождая мысль о его… ну не такой уж и чуждости, что ли. – Если тебя так уж пугает этот реденький лесочек, то я спрячу тебя под плащом и довезу в целости и сохранности до дома. Уж поверь, рядом со мной тебе ничего не угрожает в этой «страшной лесной чаще». Вообще нигде.
В его голосе прозвучало скорее уж веселье, не насмешка, но все равно я ощутила себя задетой.
– Смею заметить вам, онор Бора, что сама прекрасно держусь в седле, и если уж так необходимо выезжать в такую погоду, то я вполне готова, и в том, чтобы меня оберегали и где-то прятали, не нуждаюсь.
– Кресса Греймунна, – тихо процедил сквозь зубы Инослас.
– Тебе, – сказал анир, снова склонив голову и глядя на меня как на нечто забавное и крайне любопытное, и пусть губы его уже не улыбались, смешливые морщинки вокруг глаз никуда не исчезли и непонятным образом задевали и смущали меня.
– Что?
– Не «выкай» мне. Зови по имени. И в твоем мастерстве наездницы я имел возможность убедиться: ты едва мне сердце не остановила, почти въехав в зад моему Тиславу, – по его тону совершенно не было понятно, пытается он уколоть меня напоминанием о том происшествии или на самом деле признает, что справилась я неплохо, хоть сама и спровоцировала опасную ситуацию. – Хочешь ехать сама – пожалуйста, но вот речи о том, что оберегать тебя не нужно, даже не заводи. Зачем иначе женщине муж, если не беречь и не прятать от любых невзгод?
Я не успела ничего ответить, как распахнулась входная дверь, впуская разрумянившегося Ронра вместе с порывом холодного воздуха и целым облаком снежинок.
– Завтрак готов, отец! – возвестил он с порога.
– Ну так неси его нам, сынок, – онор Бора снова разулыбался парнишке, но в этот раз совсем по-иному, открыто и очень-очень тепло. – И пригласи кресса Иносласа с собой поесть с остальными.
Ну надо же, главному рунигу вежливо, но настойчиво давали пинка под зад. С одной стороны, я злорадствовала, заметив сдерживаемый гнев в его глазах, с другой – реально оробела от перспективы остаться с огромным аниром наедине.
– Вынужден напомнить, что пребывание без свидетелей на данном этапе ваших отношений не соответствует нормам необходимых приличий, и настаиваю на моем дальнейшем присутствии, – отчеканил Инослас, и все мужчины застыли.
Юный Ронра стрелял своими яркими глазами с меня на Бора и Иносласа, кажется, не совсем понимая сути сказанного рунигом, сам же старший анир мгновенно помрачнел и даже разъярился, учитывая легкое подрагивание его верхней губы и правой щеки, и медленно поднялся из-за стола, заставляя мое сердце зайтись в тревожной чечетке от очередного осознания, насколько же он огромный.
– А что ты сможешь сделать, вдруг чего, свидетель? – с уничтожающей насмешкой спросил он Иносласа. – И кому же ты так не доверяешь? Думаешь, я брошусь на собственную невесту, как одуревший во время гона безмозглый бохиль, или что маленькая Ликоли кинется соблазнять меня, едва ты выйдешь за порог? Кто из нас двоих не в состоянии остаться без твоего присмотра, дабы сохранить лицо цивилизованного создания?
– Дело не в доверии, – пробурчал руниг, – а в приличиях.
– Дело всегда в доверии, приличия – ничто! – припечатал анир и указал на дверь: – Иди, я хочу спокойно поесть в обществе девушки, которую и так ждал слишком долго. Не испытывай мое терпение и дальше.
– Помните, что я вам сказал, кресса Греймунна, – прошептал Инослас, прожигая меня глазами, прежде чем направиться на выход.
– Боишься меня? – без обиняков спросил онор Бора, только за рунигом и Ронра закрылась дверь, и я вздрогнула от нового порыва ледяного сквозняка. – Вернуть его?
Я хотела ответить с идеальной смесью гордости и вежливости, что о страхе речи не идет, что было бы, естественно, ложью, но слова вырвались из меня словно сами собой.
– Конечно боюсь, только взгляни на себя… ты ведь просто огромен.
Анир неожиданно запрокинул голову и громко расхохотался, выходя из-за стола совсем, еще больше расправляя свои широченные плечи, и раскинул бугрящиеся мускулами руки, явно нарочно демонстрируя себя мне во всей шокирующей мощи.
– Смотри, смотри на меня, сладкая моя Ликоли! – продолжая веселиться, сказал он. – Смотри и запоминай, что ничто во мне не несет тебе угрозы. Как бы силен и огромен я ни был – все это создано служить твоей защите и удовольствию, и привыкай не боятся меня никогда.
– На это уйдет некоторое время, – ответила тихо, приказывая себе перестать пялиться на красующегося передо мной анира, но не в силах пока отвести глаз. Он был как пожар, пугающий и повергающий в шок, но отвернуться от этого полыхания невозможно.
– У нас полно времени, – Бора стремительно шагнул ко мне, и как бы я хорошо ни держалась, не вжаться в спинку стула не вышло.
Опять нахмурившись, мужчина вдруг опустился на корточки передо мной, создавая прямой визуальный контакт, и протянул огромную ладонь, предлагая вложить в нее свою. Трусь-не трусь, а отказа его жест явно не допускал, и я аккуратно коснулась чужой очень горячей кожи, стараясь скрыть дрожь руки. Бора тут же сжал мою конечность, мягко, но так, что точно не вырваться, потянул к себе и, наклонив голову, прижался носом к изгибу запястья, как тогда в главном зале дворца, и глубоко вдохнул, издав раскатистый звук, напоминающий мурлыканье. Моя кожа вспыхнула, от места прикосновения хлынули сразу два невидимых потока: один ледяной, другой обжигающий. Они заставили задрожать все внутри от сменявшей друг друга контрастности и странно зазудеть кожу от макушки и до кончиков пальцев, и я даже не могла понять, приятно это или, наоборот, отталкивающе. Слишком новые и ошеломляющие ощущения, и я замерла, вслушиваясь и постигая их.
Но онор Бора вдохнул еще раз и еще, гораздо резче, и его брови стремительно сошлись на переносице, верхняя губа задралась, открывая самый натуральный оскал, а пальцы стиснули мою кисть с такой силой, что я вскрикнула от боли. Мурлыканье моментально преобразилось в тот самый пронзающий глухой рокочущий звук, будящий примитивный страх и жажду обороняться, а ярко-голубые глаза потемнели до предгрозовой сини, уставившись в мои с откровенной яростью.
– Как ты посмела?! – прорычал он, вскакивая и отбрасывая мою руку, как ядовитую змею. – Кому ты отдала то, что должно было стать моим?
Ну вот сейчас все и закончится.
– Не могу припомнить, чтобы у меня было хоть что-то, обещанное вам! – Пресветлая, мужчина передо мной был воплощением гнева, и весь он направлен на меня, а я боялась отчаянно, до безумия, желая защититься любым образом, пусть и отчетливо понимала, что не обладаю ничем, что могу противопоставить ему.
– Ты вся! Такая, какой являлась при нашей встрече, вот что давно уже мое!
– Я никогда с этим не соглашалась!
– Метка! Ты сама ее оставила!
– Не нужно притворяться, будто вы, онор Бора, целиком и полностью не спровоцировали меня на это! Мне были незнакомы ваши обычаи, и мое сердце… – «было по глупости отдано другому, нисколько этого недостойному», но вслух произнести это не нашлось сил.
Но, похоже, он меня и не желал услышать вообще, абсолютно поглощенный своей яростью.
– Знаешь, что в моей стране принято делать с предательницами и изменницами? – наклонился анир ко мне, ощериваясь совершенно жутко, вынуждая окончательно проникнуться фактом собственной беззащитности перед ним. – Мужчина лишает такую женщину своей защиты и покровительства, вышвыривает вон, объявляя во всеуслышание, что она шлюха, доступная всем и каждому. Никто не впустит ее в свой дом, не спрячет и не прикроет от мужчин, что станут охотиться на нее, словно на дичь, и брать столько, сколько им заблагорассудиться!
– Выходит, я попала в страну насильников и настоящих зверей! – в панике огрызнулась я. – А к изменившим мужчинам применяют такие же законы, или эта «счастливая» доля отмерена лишь женщинам?
– Ты смеешь еще и говорить со мной в таком тоне после всего? – прогрохотал он, и глаза его стали совсем безумными. – Вместо того чтобы умолять о прощении?
Рявкнув нечто нечленораздельное, онор Бора схватился за край стоящего рядом со мной тяжеленного стола и кинул его в бревенчатую стену, разбивая на части, как если бы тот был ничтожной безделушкой из тонкого стекла, и рванул к двери.
– Я не признаю себя изменницей! – крикнула ему вслед. – Можете приказать растерзать меня, но умолять простить за то, в чем я не вижу своей вины, не стану!
Дверь грохнула с такой силой, что тут же перекосилась и отвалилась, впуская внутрь пронизывающий до костей ветер и множество беспорядочно выплясывающих мохнатых снежинок, а спустя несколько секунд в проеме появился ошарашенный Ронра с огромным блюдом в руках.
– Кресса Греймунна? – Он буквально швырнул свою ношу на стул и метнулся ко мне, бухаясь на колени и заглядывая в лицо, тогда как все мои силы были направлены на то, чтобы усидеть прямо, а не рухнуть и зарыдать от страха и безысходности. – Вам плохо? Отец за целителем убежал?
– Что? – потерянно спросила я, плохо понимая смысл слов.
Вся решимость и гордость улетучились без остатка, и я едва не понеслась вслед за Бора, готовая умолять и покупать свою жизнь и безопасность любой ценой. О чем я только думала, тупая идиотка, разве судьба мало врезала мне за прежнюю опрометчивость, бездумные слова и поступки?
– Как помочь? – Этот мальчишка напоминал встревоженного щенка, бесхитростно глядя на меня бесконечно голубыми глазами, так похожими на те, что только что сжигали меня злобой и презрением и обещали участь хуже смерти.
– Никак, – пробормотала и, поднявшись на трясущихся ногах, пошла в отведенную мне спальню.
Онор Бора умчался объявлять всем и каждому, какая я подлая дрянь и распутная девка? И когда за мной придут, чтобы обойтись именно так, как, по их мнению, заслуживаю? Сейчас же? Через час? С наступлением ночи?
Тело сначала показалось обвисшей бессильной тряпкой, но все растущая паника стремительно вливала отчаянную жажду действий в кровь. Я не намерена просто сидеть и ждать всех желающих поглумиться надо мной! Я согрешила, полюбив, подвела всех вокруг, виновата со всех сторон, но все равно смиряться не хочу и не буду!
Подойдя к окну, распахнула его и, быстро надев пушистую шубейку из подарков теперь уже бывшего жениха, выбралась наружу, тут же провалившись в снег выше колена. С трудом переставляя ноги, добралась до угла гостевого дома и выглянула на большую площадь, где раньше видела множество аниров и их здоровенных коней. На мою удачу, никого не наблюдалось, очевидно, завтрак проходил у всех в одно время, зато у коновязи, фыркая и мотая густыми гривами, стояли сразу три оседланных лошади.
Прикинув, где находится дорога, по которой мы сюда прибыли, я зачем-то пригнулась и, нелепо выдергивая ноги из сугробов, как могла споро помчалась к привязанным животным. Выбрав крайнюю серую в яблоках кобылу за то, что она была хоть немного меньше остальных копытных монстров, быстро отвязала и вскарабкалась в седло. Аж дух захватило: сидеть было очень высоко, куда там моему изящному крохе Орегу! Стремена были отрегулированы не под мой рост, седло с дико непривычной и неудобной посадкой, но кому сейчас на это не наплевать?
На первый удар по бокам серая отреагировала только удивленным поворотом головы и косым взглядом «ты, верно, шутишь?». Но я не собиралась сдаваться и с маниакальной настойчивостью стала понукать наглое создание, так что вскоре мы двигались прочь с открытой для любого взора площади. Правда, неспешным шагом, еле-еле, словно она мне одолжение делала, что не устраивало совершенно.
– А ну шевелись давай, ленивая жирная скотина! – рявкнула я ей почти в ухо, подавшись вперед и грубо ударив поводом по шее, а удилами по зубам. Руки бы за такое поотбивала кому угодно в иное время, но выбора нет.
Новый взгляд темно-коричневого глаза, уже явно раздраженный, и вдруг без всякого предупреждения кобыла ринулась вперед, переходя сразу с шага в галоп, да еще и подкидывая на ходу задом с намерением вышибить меня из седла. Не тут-то было, шарааково ты отродье! При всем неудобстве посадки, моего опыта хватило, чтобы усидеть, и мы понеслись вперед. Глаза залепляли снежинки, капюшон слетел и поправлять его не было возможности, все внимание уходило на усилия удержаться на повторяющей подлые трюки норовистой животине. Кто бы заподозрил в этой мохнатой махине такой скандальный нрав! Кажется, кто-то что-то кричал мне вслед, и даже слышался стук копыт, но оглянуться я не могла, чтобы не пропустить очередной финт лошади, что теперь еще и норовила свернуть в чащу и затащить меня под ветки.
Я безжалостно «запиливала» упрямицу, заставляя двигаться куда мне нужно, одновременно мысленно прося у нее прощения за жестокость, и изо всех сил всматривалась вперед, желая пересечь проклятую границу.
Могли ли аниры преследовать меня и в Гелиизене? Конечно. На что я рассчитывала, устроив этот безумный побег? Понятия не имею, но только сидеть и ждать, когда моя участь будет решена снова за меня, не смогла.
Ноги в сапожках, в которые изрядно набилось снега, заледенели, его же уже полно набилось за воротник, лицо, уши, шея горели и болели, руки без перчаток скрючило, глаза почти ослепли, но я продолжала толкать и толкать под бока ворованную лошадь. Где же эта проклятая граница?
Поменяв посадку, вытянулась, силясь больше увидеть впереди, как вдруг отвлеклась на странную тень, мелькнувшую у дороги, и вспышку искристо-голубого среди сплошной белизны, и хитрая кобыла тут же этим воспользовалась, шарахнувшись влево и врезав моим коленом прямо в ближайший ствол. Истошно заорав, я полетела в снег, встречаясь лбом с низко расположенной веткой. Вот и конец моему побегу. Даиг, пусть мне дадут просто замерзнуть тут!
Глава 7
Мне чудилось какое-то покачивание… ритмично повторяющееся прикосновение чего-то щекочущего и мягкого к щеке и шее… звук немного шумного равномерного дыхания… ворчливое бормотание или даже тихое рычание с намеком на неразборчивую речь… запах чего-то странного, сильного, мускусного и свежего одновременно, совсем не отталкивающего, скорее, вызывающего желание вдыхать еще и еще, стремясь познать оттенки и дать пищу бессознательному почти разуму для опознания. А еще, кажется, я снова видела всполохи ярко-голубого на белоснежном.
– О, Даиг, как же больно! – завопила я, приходя в сознание от того, что кто-то энергично тер мою правую ступню, буквально пытая меня этим.
– Больно – это хорошо! – строго заявил Инослас, опять плеснув на ладони резко пахнущую алкоголем прозрачную жидкость и взявшись за вторую ногу, заставляя меня сжать зубы, чтобы не закричать еще раз. – Какого шараака, кресса Греймунна?! Что это была за дикая выходка с побегом? Мне, казалось, удалось достучаться до вашего разума за время пути, но сейчас вынужден признать, что, может, там не до чего было стучать!
Передо мной в который раз встало искаженное бешенством лицо онора Бора, и в ушах зазвучали жуткие угрозы и незаслуженные обвинения, а взгляд заметался вокруг, прежде чем затуманиться слезами от понимания, что по новой нахожусь в той самой спальне, откуда и совершила попытку своего отчаянного спасения.
– Вы не понимаете! – вышел какой-то сип вместо слов, горло не слушалось и пекло, как после долгого крика, и от этого стало еще горше.
– Вот уж верно, не понимаю! – отрезал главный руниг. – Руки!