Пригоршня вечности Бояндин Константин
— Ему, наверное, наши лица не нравятся. Может быть, женские не будут тебя так раздражать? — Тембр его голоса на полуслове изменился, и перед ошеломленным Нламинером оказались три миловидные девушки. Лица их, правда, сохраняли то же обветренное, жесткое выражение.
— Нет, ему, наверное, хочется чего-нибудь страшного, — ответила вторая, и — новое превращение. Три четвероруких, зубастых создания уставились на него красными горящими глазами, потирая внутренние руки. Блеск их когтей и зубов, несомненно, быстро бы свел с ума любого человека… вероятно. В Нламинере же поднялась лишь усталость. Он был сыт по горло этим миром, где ничто не следовало привычным физическим законам.
— Где я? — спросил он у своих новых знакомых. Ближайшее чудовище скривилось, пошло волнами и вновь превратилось в того, кто показал ему землетрясение.
— Он не помнит! — радостно вскричал третий. — Как раз то, что нам нужно!
— Ты действительно не помнишь, откуда ты здесь? — спросил его мрачный. Нламинер покачал головой. — Ну что ж, мы, конечно, поможем. Только у нас принято оказывать ответные услуги.
— У вас? — вырвалось у Нламинера.
— У нас, у вас… — Мрачный поморщился. — Ты каждый день встречал нас раньше, однако не замечал. Так что не перебивай.
— Пусть присоединяется к игре! — воскликнул улыбающийся. — Не надо навязывать ему сторону — пусть выберет сам! Давненько у нас не было подобного зрелища…
— Что за игра?
— Наша игра. — Первый поднял указательный палец, и солнце немедленно зашло, а звездное небо стремительно возникло из-за горизонта. У Нламинера закружилась голова, и он закрыл глаза ладонями. Открыв их, он увидел за спиной у троих огромную, в треть неба, луну. Зрелище было настолько жутким, что он отвернулся, чтобы не сойти сума.
— К тебе однажды подойдет кто-нибудь и попросит оказать услугу — от нашего имени. Как по-твоему, это равноценная услуга?
— От вашего? От чьего именно?
— Не беспокойся, этого ты не узнаешь. По крайней мере, от нас. Но этого посланца ты узнаешь безошибочно.
Нламинер смотрел в глаза собеседника и видел в них что-то, трудно описываемое словами. Миры… события… катастрофы… видения едва не захлестнули его, и он отвел взгляд вниз.
У каждого из его собеседников было по три тени. По две указывали на двух остальных… а третья — на Нламинера. У самого Нламинера тени не было.
И вновь Нламинер ощутил, как знание ворочается в глубине разума, но не может облечься в слова.
— Согласен, — ответил он после долгой паузы, и трое зааплодировали.
— Мы будем наблюдать, — произнес улыбающийся, и небо вновь стало дневным, а воздух — прохладным.
Нламинер чувствовал, что засыпает. Падая куда-то в вязкую теплую пропасть, он слышал над собой голоса, что могли бы принадлежать богам. Неимоверная мощь чувствовалась в каждом звуке.
— …говорил, что их было двое…
— …пусть останется, если захочет…
— …действительно самый первый…
В этот или другой момент где-то вдали от него случилось два события.
Рисса проснулась и села, озираясь. Вокруг нее расстилалась каменная пустыня, с расставленными там и сям могильными камнями. Внутри остывал болезненный жар, и тысячи тонких иголочек пронизывали все тело. Ощущения были такими, словно она проснулась от долгого непрекращающегося бреда, очнулась от болезни, что терзала ее несколько лет.
Нлоруан с криком проснулся, сбрасывая с себя покрывало и хватаясь за оружие. Впервые за бессчетное количество ночей он увидел сон. Кошмарный сон. Такой, который никогда никому не рассказывают, чтобы видения постепенно забылись и рассеялись. Впрочем, когда на его крик снаружи в дверь его номера вежливо постучали, он вернул себе самообладание и предложил стучавшему убраться туда, откуда еще никто и никогда не возвращался.
Он очнулся все там же. Он лежал ничком в густой траве, в очень неудобной позе, и шея страшно затекла.
Поднимаясь, он ушибся головой о дерево и чертыхнулся. Потирая затылок, повернулся кругом и встретил все тот же неизменный мир. Холмы, деревья и все прочее. Он вспомнил странную троицу и поморщился. Разыграли? Он по-прежнему не помнил ничего, кроме своего раннего детства и бесконечности Лугов. Что теперь?
Подняв глаза, он увидел две полосы, небрежно проведенные краской по коре дерева. Черная и белая. На их стыке краски слегка смешались, и тончайшие струйки серого всех оттенков разделяли два цвета. Краска еще не высохла — она блестела на солнце и источала густой хвойный запах.
Нламинер вгляделся в нарисованные полосы и поднял ладонь ко лбу. Туман в сознании заклубился и начал стремительно таять. Память наваливалась так быстро, что он обхватил дерево руками и прислонился к нему.
Прошлое возвращалось.
…Обмакнув кисть в белую краску, Инлеир провел по деревянному щиту белую полосу. Другой кистью он провел черную — так, чтобы края полос соприкоснулись.
— Ты видишь черное и белое, — сказал он Нламинеру, и тот кивнул. — Детский взгляд на мир. Правильное и неправильное. Доброе и злое, созидательное и разрушительное… и так далее.
Теперь вглядись, — указал он, и Нламинер придвинулся ближе. — Видишь ли ты четкую грань между черным и белым? Так, чтобы можно было сказать: «Вот место, где начинается чисто белое»?
Нламинер покачал головой и улыбнулся.
— Это знание — одно из самых очевидных, но и наиболее труднопостигаемых. — Инлеир поднял указательный палец. — Истина в том, что всегда существует граница. Никогда не бывает противостояния двух сил. Всегда есть третья — иногда плохо различимая, иногда отлично заметная — она есть всегда. Без нее весь мир был бы вечной ареной, вечным полем боя, безо всякого затишья.
Граница эта, — продолжал маг, — присутствует во всех аспектах существования. Поясню на примере еще одного популярного заблуждения. Магия очень привлекательна и полезна с точки зрения некоторых и кажется источником невероятной угрозы для других. Где, по-твоему, истина?
— Где-то посередине, — предположил Нламинер.
— Верно. Все зависит от употребления. А теперь скажи, часто ли ты слышал легенды о могущественных злобных магах, которые развили свою мощь до такой степени, что сами законы мироздания бессильны перед ними и кажется, что обрести власть надо всем сущим для них — легкая задача?
— Конечно, — Глаза Нламинера загорелись. — И книги читал, и немало представлений в килиане видел…
— Как, по-твоему, возможно ли такое? Нламинер подумал несколько секунд и молча пожал плечами.
— Трудный вопрос, согласен. Теоретически это возможно. Черная полоса в этом случае — это то состояние, когда мощность мыслящего существа такова, что оно в состоянии манипулировать законами реальности, в которой обитает. Белая — это наш уровень, уровень существ принципиально ограниченных, неспособных бросить вызов всему остальному миру.
— Граница в этом случае, — маг подошел к окну и говорил, не глядя на ученика, — весьма своеобразна, и единого мнения среди магов нет. Наиболее общая точка зрения такова. Когда существо приобретает способности, превосходящие те, которые записаны в его нити жизни, — некоторые называют это кармой, но разница все же есть, — то законы воплощения начинают подавлять такое существо, чтобы не нарушать равновесия его и окружающего мира.
— Равновесия? — подал голос Нламинер. — Как же, слышал. Ходил однажды проповедник и говорил, что все в мироздании предопределено и уравновешено и что задача каждого — медитацией понять, как надо поступать, чтобы не нарушить текущее положение вещей. Представляю себе картину — все сидят и медитируют, а вселенная тем временем живет сама по себе…
— Занятно. — Инлеир улыбнулся. — Впрочем, проповедников нынче много, так что не стоит слишком уж верить их словам. Вообще, слова лучше всегда подвергать сомнению — мои, кстати, тоже. Так вот, завершая эту тему. Мы вольны упражняться в наших магических искусствах как угодно, в рамках ограничений, что накладывает на нас образ жизни, общество, вера — неважно, какой культ ты исповедуешь и исповедуешь ли вообще. Как только маг попытается переступить ту грань, в рамках которой он не нарушает равновесие своей нити жизни, сернхе, вмешиваются иные силы, что неподвластны ни смертным, ни богам и противодействуют попыткам стать чрезмерно могущественным.
— И нельзя обмануть эти силы?
— Кто знает! Однако ни одно смертное существо на памяти Ралиона не смогло установить сколь-нибудь полный контроль над всем миром, хотя некоторые были весьма близки к этому. Замечу, однако, что все такие личности либо сходят с ума, либо неожиданно изменяются духовно и отказываются от власти. Что-то ломает их решимость в той или иной форме. Разумеется, ни из чего не следует, что эти силы нельзя обойти. Если хорошенько захотеть, то можно постараться. Вопрос только — зачем?
— Да, это сложный вопрос, — ответил Нламинер несколько секунд спустя. Новое знание взбудоражило его и зародило сомнения в его правомерности. Воистину, чем больше узнаешь о мире, тем больше видно непознанного…
— …Хорошенько захотеть, — произнес он, вставая с земли и отряхиваясь. Дерево таинственным образом усохло, пока он сидел у него, и полосы, проведенные на коре, казались невероятно старыми.
Окружающая местность также изменилась. Она стала заметно менее холмистой. Камни покрывали ее в изобилии; деревца были чахлыми, и голоса птиц больше не раздавались вокруг. Смолкли все насекомые, и теплую жару сменила осенняя прохлада.
— А я хочу вспомнить все, что забыл, — произнес Нламинер и вновь ощутил, как что-то настороженно шевельнулось в его сознании.
Один невысокий холм возвышался к северу от него — или к югу, а может быть, вообще в любую сторону. Если предположить, что огромное тусклое солнце садилось на западе, то к северу.
И на этом холме стояло неприветливое квадратное сооружение с колоннадой, украшающей стены. Единственная постройка за все время его последних скитаний. Намек был понятен; Нламинер направился к постройке, и с каждым шагом прошлое возвращалось к нему, и многие вопросы находили свои ответы.
И почему-то казалось, что его обвели вокруг пальца.
Рисса сидела прислонившись спиной к ближайшему могильному камню и размышляла.
Несколько недель — или меньше? — она пребывала в необычном мире, который совпадал со своей астральной проекцией. Всего там было вдоволь: и еды, и воды, и ощущений — не было лишь собеседников. Память вернула ей имя, воспоминания о детстве, о воспитании, об обучении и первых стычках с врагами…
И ничего больше?
Память возвращалась скачками. Трое ее детей… двое из которых все еще были живы… битва с Повелителями Химер и серьезное ранение в болотах Лерея…
Что же не хочет возвращаться к ней?
Странным было это чувство — осознание того, что память вернулась не вся. Странным и жутким. Рисса взывала к богам, к Эзоксу и Андринксу, — но боги молчали. Ни Всезнающий, ни Вечно Следящий ничего не знали о месте, в котором она застряла. Мысль была настолько необычной, что Рисса даже улыбнулась.
Поскольку холм, на котором она очнулась, ничем не отличался от других в обеих проекциях, не было смысла куда-то двигаться. Ждать на месте — тоже способ перемещаться. Рано или поздно мир сам сдвинется из-под ног.
Как сейчас вот сдвинулся.
Один раз ей показалось, что она слышит скрипучий смех в три голоса. Как-то раз она проснулась ночью и увидела луну, не менее чем в треть неба, что нависала над ней, ослепительная и неправдоподобная. Видения других незнакомых мест — могучего замка на небольшом острове, пыльной анфилады комнат, заваленных книгами, почти бесплодного пейзажа, по которому во все стороны разбегались двойные ниточки железных брусков, опирающихся на бруски деревянные… Великое множество видений посещало ее сны, но все были мимолетными, неясными и зачастую не поддающимися толкованию.
И многие сны, что не относились к Ралиону или его проекциям… но вызывали острое чувство уже пережитого. Глянцево-черная река, отделявшая пустошь от буйного леса, статуя каменного ворона с жарко горящими глазами… чьи это были сны?
И вот теперь этот бесконечный могильник. Интересно, кто-то собрался ее напугать? Человека это могло бы испугать. При виде нежити, выбирающейся их могилы, человек, как правило, впадал в смертоносное оцепенение от страха. Их раса боялась совсем другого. Для нее кладбище — это почти что священное место, место отдыха души, место, где всегда незримо присутствует страж Моста, их расовое божество, великий Наата.
Или же ей создают священное место? И это глупо, так как все эти могилы — не более чем декорация. Это ясно и по ощущениям, от них исходящим, по запаху, по внешнему виду… Непонятно.
Камушки скрежетнули справа от нее, и, повернувшись, она увидела выходящего из-за постамента Шаннара. Он приветствовал ее жестом и сел напротив, тоже прямо на землю.
— Вспомнить все пока еще не удалось, — произнес он глубоким голосом, в котором что-то выдавало нечеловеческое происхождение.
Рисса кивнула.
— Мы знакомы, — продолжал собеседник. — Я участвовал в штурме башни Мерго, когда тебе было примерно сто двадцать лет.
Рисса сузила глаза (они при этом стали чуть-чуть карими) и произнесла:
— Человек, что сражался под зеленым знаменем? Тот, кто не позволил убить пленников? Шаннар кивнул.
— В тот раз меня звали…
— …Арлион. «Стремительный». Помню. Только мне не о чем говорить с тем, кто стоял на стороне Хаоса.
И встала, чтобы уйти.
— Начнем с того, что я не повинуюсь богам, — произнес человек за ее спиной, и Рисса вздрогнула. — Боги иногда повинуются мне — это верно.
Рисса остановилась.
— Во-вторых, я стоял на стороне Равновесия, а не Хаоса. Ты же не видела меня ни раньше, ни позже, верно?
Рисса обернулась.
— В-третьих, сейчас у меня к вам неотложное дело, и нет никакой надежды, что я смогу еще вот так запросто с вами поговорить.
Рисса в замешательстве прикоснулась ладонью ко рту.
— С нами? С кем еще?
— Так ты его не вспомнила? Ладно, немного подскажу. Не так давно ты отправлялась в Сингару, чтобы запечатать могильники…
Рисса хотела что-то сказать, но осеклась.
— Вижу, что вспоминаешь! Я показал бы его тебе, но последние детали тебе предстоит вспомнить самой.
Он помолчал и продолжил:
— Здесь, конечно, время не идет — для всех, кроме меня. Поэтому я немного тороплюсь. Итак, я указываю тебе, куда идти, чтобы наконец выбраться отсюда, а в ответ ты меня выслушаешь. Идет?
Рисса кивнула. Шаннар указал пальцем куда-то вдаль, и там Рисса заметила небольшой холм и какую-то постройку. Отсюда она казалась совсем крохотной, и никаких деталей не было видно.
— До чего же приятно иметь дело с расой наподобие твоей! — сказал Шаннар, когда они зашагали к далекому холму. — Людям приходится доказывать по несколько часов, что их не вводят в заблуждение, не обманывают, не пугают…
— У людей слишком мало органов чувств, — отвечала Рисса. — И раса их еще молода.
— Так вот, — продолжал Шаннар. — Я не стану представляться — у меня уже сотни имен, и узнать еще одно — невелика радость. Вам нужно узнать имя того, кто вас отправил сюда. Выглядит он примерно так…
И на ходу Шаннар превратился в небольшого карлика, которого повстречал Нлоруан на берегу острова. Шагать ему приходилось теперь чуть ли не вдвое быстрее.
— Где-то я это уже видела, — ответила Рисса, осмотрев подвижное существо с немигающими глазами рептилии, но практически без чешуи и с чрезвычайно подвижными пальцами.
— Несомненно. Однако позволь предупредить. Как только вы узнаете его имя, он сможет вновь добраться до вас. Он сделал двойника твоего спутника, и я пока не знаю, почему именно его. Это вам тоже предстоит выяснить. И не забывайте, что, как только вы получите ответ на оба вопроса, у вас будет всего несколько дней на все действия.
— А что будет потом? — поинтересовалась Рисса.
— Потом состоится Суд Смертных, и я уже ничего не смогу изменить.
Сказав это, Шаннар растаял в воздухе. Рисса остановилась, некоторое время ожидая его возвращения, затем пошла дальше. Память возвращалась к ней с каждым шагом, и, когда она подошла совсем близко к постройке, кто-то высокий и худощавый сидел на ступенях, глядя в ее сторону. Не помня себя от радости, Рисса бросилась бегом. Позже они довольно долго простояли, взявшись за руки и глядя друг другу в глаза.
У обоих было, что спросить и что рассказать.
Глава девятая
В одном из многочисленных трактиров озерного города Яндор сидел, закутанный в тяжелый плащ, Нлоруан и потягивал вино, слушая разговоры и размышляя. Похоже, что его новый союзник не лгал: силы его уже почти восстановились, и чутье подсказывало, что говорит он именно то, что думает.
Две вещи омрачали его существование. Прежде всего, союзник никогда не называл себя по имени. Про себя Нлоруан звал его «коротышкой», а в разговоре все более обходились местоимениями. Тем не менее тому имя Нлоруана было известно.
Одно за другим Нлоруан вспоминал свои прежние имена. Цепочка Медленно уходила в прошлое — Нлоруан, Каллиро, Оттураэ, Ценнонн… Новая память подсказывала ему видения, которых не могло быть в этом мире, — черная река, в водах которой застывало само время, расколотый надвое фиолетовый пик посреди великой пустыни, кольцо гор, внутри которого господствовала нежить… Ничего такого здесь не было. Так, обширный, но в целом сонный мир — с небольшой армией он взял бы его за считанные дни. В этом ли будет его поручение?
Далее, невидимая область в его памяти по-прежнему оставалась. В отличие от своего союзника, Нлоруан знал, что в решающий момент удача ему изменит, знал, что сама по себе его ненормальная, бесконечная цепь возрождений не прервется. Что-то сломалось во вселенском законе, и он стал жертвой этого сбоя. Ни предсказатели, ни могущественные телепаты — никто не мог пробиться в мертвую зону и вынести оттуда единственное знание, в котором Нлоруан нуждался: узнать, почему это случилось.
Союзник обещал это рассказать… когда он, Нлоруан, поможет ему в решающий момент. Может быть, бросить все это ко всем чертям и заняться своей жизнью? Перестать выполнять чьи-то поручения, попытаться освободиться от гнета предыдущих жизней: их память не умирала в его голове и, хотя и не сводила с ума, ничего приятного также не приносила.
Что-то еще?
Ах да, его новое тело. Это, конечно, забавно, но такой расы здесь нет. Он один в своем роде. Впрочем, возможно, это чьи-то эксперименты. Не он ли сам некогда создавал совершенно невероятных существ, которые в одиночку могли справляться с целыми армиями, а выглядели совсем похожими на людей?
И еще этот шепчущий голос в голове… непохожий на память прошлого. Живой, отличающийся от него самого голос. Чей он, интересно?
Тут, как всегда, появился «коротышка». Он молча сел за тот же столик и жестом заказал себе вина. Когда заказ был исполнен, он положил обе руки на стол и произнес:
— Ну что же, через восемь дней я должен буду решить одну небольшую проблемку. А тебе через два дня надо будет встретиться кое с какими людьми и…
— Убить? — равнодушно спросил Нлоруан, одним глотком допивая то, что у него оставалось.
Карлик сморщился.
— Разве для этого я. стал бы нанимать профессионала? Нет, дело тут гораздо тоньше.
Он придвинулся поближе и заговорил шепотом. Со стороны эта компания не вызывала никаких подозрений: двое прилично одетых торговцев совещались о чем-то. Никому и в голову не пришло бы подслушивать их беседу.
Повелитель драконов был сух и неразговорчив.
Его жилище было открыто всем ветрам. Вокруг расстилалась безбрежная пустыня, а вглубь пещеры, у которой он встретил Шаннара, он его не пригласил.
«С кем только не приходится иметь дело», — вздохнул про себя Шаннар и в который раз обрадовался тому, что его мысли неосязаемы даже для богов.
В этот раз Зартин принял человеческий облик. Он выглядел воином, в богатой сверкающей кольчуге, со множеством украшений на пальцах, запястьях, голове. Ослепительно сияющий амулет светился на его шее.
— Я уже сотни лет не участвую в Судах Смертных. — Голос Зартина содержал и шорох начинающегося обвала, и далекие раскаты грома. Даже на почтенном расстоянии Шаннар ощущал тепло, источаемое его телом. — Почему я должен изменить своим привычкам? Мои подданные живут в другом мире и не имеют ничего общего с остальными… — он помедлил, — расами.
— Давно ли я нарушал твой покой, Владыка Драконов? — спросил Шаннар, глядя прямо в глаза Зартина, в бушующее алое пламя. Его собеседник выдержал взгляд и чуть усмехнулся. Каждое его движение наводило на мысль о невероятной, почти непреодолимой мощи. Шелест его одежд казался свистом далекого урагана, а звуки голоса внушали ужас.
— По счету времени Ралиона, не беспокоил тысячу сто шестнадцать лет. Что с того? Предыдущий раз я послушался тебя, но мог бы и не слушаться.
«Предыдущий раз тебя и всех твоих подданных могли бы изгнать, не уговори я Элиора поддержать тебя», — подумал Шаннар, но вслух говорить этого не стал. На лице у Зартина читалось, как неудобно ему говорить с тем, чьи мысли — тайна за семью печатями, и Шаннар позволил себе вновь немного этому порадоваться.
— Ладно. — Шаннар стер с лица вежливую улыбку и принял такое же кислое выражение, какое видел на лице у собеседника, — Поистине, терпение мое небесконечно. Если сам мой визит не свидетельствует, что к словам моим стоит прислушаться, то далее убеждать тебя бесполезно. Желаю всего наилучшего.
Он резко повернулся и пошел прочь. Теперь-то он знал, как поступит Зартин, и прилагал все силы, чтобы не расхохотаться. Как просто порой можно заставить собеседника сделать то, что нужно! При условии, конечно, что вас не сотрут в порошок, не обратят за беспокойство в нечто безобидное, не одарят любым из тысяч известных проклятий. О смертные! Для чего вы выдумываете своим богам такое щедрое разнообразие проклятии…
Невзрачное серое здание, у которого они встретились, имело по двери в центре каждой стены. И двери, и стены, и ступени были невероятно пыльными — словно тысячелетия не дул здесь ветер, не проходила ничья нога. Нламинер было коснулся массивной золотой ручки, когда Рисса поймала его за руку.
— Взгляни-ка, — указала она пальцем поверх двери.
Там, полускрытая осевшей пылью, была высечена надпись. На Тален. Словно вся вселенная на нем разговаривает, подумал Нламинер, подпрыгивая, чтобы смахнуть наросты пыли. Открывшаяся надпись была так же лаконична, как и непонятна.
«РАЛИОН».
— Понятно, — кивнул он, — дорога домой. Не хочется туда вернуться? Рисса покачала головой.
— Нет, мне много чего было обещано, если я вернусь назад. Тебе там, кажется, тоже делать нечего. По крайней мере, сейчас.
Нламинер кивнул.
— Ну что же, пошли дальше. Следующая дверь (шли они по часовой стрелке) была помечена:
«МУЗЕЙ».
— Не сказал бы, что у этого музея много посетителей, — сказал Нламинер, отряхивая с коленей поднявшуюся въедливую пыль.
— Как бы самим не оказаться экспонатами, — проворчала Рисса и потянула его за руку. — Пошли дальше.
«АНЕКТАС».
— Что бы это значило? — спросил Нламинер озадаченно. — Я что-то не припомню такого слова.
— Я тоже.
«ПОРТ».
— Отлично! — выразил Нламинер свое восхищение. — Последние несколько дней у меня складывается впечатление, что я — кукла в какой-то непонятной и страшно глупой пьесе. Теперь я в этом совершенно убежден. Ну что, куда пойдем?
— Пойдем-ка дальше, — сказала Рисса, у которой начало возникать нехорошее предчувствие.
Следующая дверь была девственно пыльной, и надпись на ней гласила: «БИБЛИОТЕКА». Оба путешественника посмотрели на надпись, затем друг на друга.
— Пять сторон у квадрата, — задумчиво произнес Нламинер и вновь почесал затылок. — Хорошо, что я сидел, а не ходил вокруг здания. Долго же мы искали бы друг друга!
Они помолчали несколько минут.
— Я настроен войти, — заявил Нламинер. — Может быть, мы кого-то и позабавим, если будем без конца бегать вокруг этого здания, но мне, честно говоря, хочется ясности.
— Пошли, — согласилась Рисса.
Он открыл дверь, и из открывшегося черного проема на них пахнуло пылью выдержки в несколько тысячелетий. Воздух был невероятно сух, и от него неприятно запершило в горле.
Они сделали шаг в проем, взявшись за руки, и окунулись в непроглядный мрак, что тянулся на многие мили во все стороны. Слабое эхо их шагов возвращалось спустя несколько секунд, и от этого единственного звука у Нламинера по спине забегали мурашки.
Нламинер ощущал себя затерявшимся в обширном помещении, словно мошка, залетевшая в храм. Стен не было видно; под ногами чуть поскрипывал паркет (менее пыльный, чем входные ступени), и ничего опасного вроде бы не ощущалось.
Распахнутая дверь позади выглядела прямоугольной дырой, пробитой в черноте, и вызывала неприятные чувства. Впрочем, Нламинер не полностью проникся человеческой склонностью бояться всего, что непонятно или не видно. Ему не мерещились притаившиеся за спиной орды привидений, среди шорохов сквозняка не чудились стоны и плач. Темнота была просто темнотой. Залах пыли и другой, не менее своеобразный аромат пробудили в нем воспоминания о библиотеке Оннда — восьми огромных залах, где собралась мудрость двадцати пяти веков, художественная литература (жанр, который только начинал развиваться), всевозможные атласы, справочники, жизнеописания и много чего еще.
В библиотеке Оннда было принято окуривать книги неким алхимическим составом, что защищал хрупкую бумагу от разрушения, предохранял книги от влаги, насекомых, грызунов. И здесь, в неизвестном до сих пор месте, он ощутил отголоски того, привычного и спокойного запаха, и последние остатки настороженности испарились прочь.
…Рисса шла, размышляя о своих невероятно обострившихся чувствах и о загадочной речи ее старого (как теперь выяснилось) знакомого. Мыслимо ли, чтобы человек прожил так долго и не изменился? Ничего магического или сверхъестественного не излучал Арлион, не был он ни аватарой божества, демоном или кем-то еще не от мира сего. И все же сохранился! Ее память напомнила тот день, когда объединенные войска трех рас разрушили гнусную башню, откуда выходили практически неуязвимые и невероятно опасные чудовища, порожденные больной фантазией хозяев башни… Тогда Арлион первым разгромил магическую лабораторию, но встал, с клинком наголо, у сдавшихся на милость нападавших горстки чародеев и не позволил озверевшим бойцам разорвать их на части немедленно… Так и ушел вместе с ними куда-то, не пожелав ничего объяснить. Никто не осмелился его преследовать: до той поры он был надежным союзником, и его огненный меч, Ридиал (Гроза), не раз обращал исход сражений в пользу объединенных сил.
Как давно это было! Она помотала головой, отгоняя видения. Ее ночное зрение показывало ей ряды стеллажей с книгами, стойки, кресла, столы, аккуратно положенные дорожки. Ни в коей мере это место не пребывало в запустении. Но где же тогда посетители? Ей приходилось бывать в десятках библиотек (хотя город Оннд обладал крупнейшей), но все они, вместе взятые, целиком уместились бы в этом зале. Вдали, где даже ночное видение не проникало сквозь мглу, смутно угадывались очертания еще одной двери. Новый зал? Новые стеллажи? И как, интересно, они смогут прочесть здесь хоть что-нибудь?
Немногие расы издавали книги. Лидером здесь были, как ни странно, люди, которые во всех остальных отношениях были гораздо моложе остальных рас. Только ольты, найя и дарионы сами научились печатать книги. Остальные расы, включая хансса, использовали до настоящего времени другие способы. Птицы флоссы, которым отсутствие рук отрезало путь ко множеству технологий, в совершенстве владели способом запоминать практически любой объем знаний и передавать их, не теряя ни одного ощущения, ни слова, ни мысли. Хансса изобрели сложную пиктографическую систему и воспроизводили памятники своей культуры во множестве пещер, подземных городов, на камне и дереве, на металле и кости. Впрочем, теперь они тоже печатают книги — бумага хоть и ненадежна на вид, а хранит сведения не менее надежно, чем гранитная стена, да и печатать книги проще.
Не всем, конечно, нравятся нововведения, но даже самые придирчивые мудрецы не нашли ничего недостойного в том, чтобы доверять тонкой бумаге священные тексты, исторические записи, картины и многое другое.
Рисса заметила, как Нламинер зажег крохотный магический огонек, машинально, сам того не замечая. Теперь она осознавала, что сам он не всегда замечает, как быстро чему-то обучается, и пользуется своими возможностями не всегда осознанно. Ловушка, в которую угодили многие до него.
И были случаи, когда его поведение ставило ее в тупик! Она считалась одним из лучших экспертов по человеческой и ольтийским расам, и все же Нламинер, воспитанный людьми, оставался уникальным. Она не знала, есть ли у него цель в жизни. Он никогда не отходил ни на шаг от своих решений и практически никогда не терял голову. Разум его казался совершенно бессбойным, а неправильные решения, видимо, объяснялись только недостатком знаний. Рисса поежилась. Никто из ее знакомых никогда не слышал о такой расе, не знал даже малейших упоминаний о таких существах. Десятки вымерших или считающихся вымершими рас известны Ралиону, но Нламинер такой один. И его имя — в переводе с диалекта Анлавена оно означает «находящийся под покровительством». Уж это точно…
Он не знает ничего о своих родителях или сородичах (и это его нисколько не тревожит), а теперь кто-то, не менее загадочный, интересуется им.
Тут она вспомнила пещеру, бассейн, разрушившуюся статую Андринкса… Он тоже заглянул в бассейн. Сама Рисса там увидала множество образов, так или иначе связанных с хансса. А что видел там он?
Так ведь и не нашлось времени спросить!
Ладно, как только будет время устроить привал, спрошу непременно. Собственно, это все, за что пока можно зацепиться.
Элиор, вопреки всем ожиданиям, оказался наиболее дружелюбным.
Он встретил Шаннара на берегу небольшого озера, у приветливой березовой рощи. Было лето, и воздух был в меру теплым.
— Честно говоря, я немного устал, — добавил Шаннар, после того как рассказал, зачем он, собственно, побеспокоил его. Элиор (на сей раз выглядевший одетым во все желтое тяжеловесным воином) кивнул и сказал:
— Посылал бы меньшую аватару.
— Все мои аватары ты видишь перед собой.
— Ах да. — Элиор усмехнулся. — Неужели дело ожидается настолько серьезное? Как зовут претендента?
— Никто не знает.
— Так уж никто?
— Никто из смертных, — уточнил Шаннар. — Те двое, что ближе всего к ответу, находятся в серьезной опасности. Хуже всего, что я не могу подсказать им, где искать, так как сразу же выйду из игры. А мне надо в любом случае присутствовать на Суде.
— Кто будет выносить вердикт?
— Эзоксу, наверное. Уже две тысячи лет, как он. Никто пока не в претензии.
Бог-Солнце нахмурился, и вокруг потемнело. Шаннар поднял голову и увидел небольшую тучку, заслонившую солнечный диск на небе.
— Ладно, — в конце концов ответил Элиор, и тучка немедленно растаяла. — Я постараюсь узнать все, что смогу. И помогу в случае чего. В обмен на любезность, конечно.
— Любезность?
Элиор кивнул.
— У меня много проблем в приграничных с Ралионом реальностях. Кто-то усердно выкорчевывает мой культ… и все мои меньшие воплощения. Мне пригодилась бы помощь.
Шаннар кивнул.
— Я думаю, мы договоримся. Прежде чем я пойду дальше, не позволишь посидеть здесь немного? Очень уж отдохнуть хочется.
— Чувствуй себя как дома. — Элиор подмигнул и растаял в воздухе.
Шаннар улегся у самой воды и уставился в небо. Солнечный диск исчез с неба, но было по-прежнему светло. Вереница облаков плыла над его головой, меняя очертания.
— Зверски трудно иметь дело с богами, — проворчал он в надежде, что никто из них его не услышал.
Рисса бродила по залу, открывая все новые детали его интерьера.
Стоило закрыть «входную» дверь, как где-то невероятно высоко над головой зажглось освещение. Вокруг все равно были сумерки, в которых читать было бы очень трудно, но все же это было лучше, чем ничего.
Множество кресел, сооруженных из неизвестного Риссе металла, стояли по два — по три у низеньких деревянных столиков. Искусственные цветы — также из неизвестного легкого материала — стояли на столиках в изящных вазах. Рисса фыркнула, изучив одну из ваз. Неужели настоящие цветы чем-то хуже этих подделок?
Нламинер с энтузиазмом рылся в огромном каталоге — несколько десятков тысяч ящиков, где сведения о книгах хранились на множестве бумажных карточек. В библиотеках Ралиона предпочитали магические носители. Прикоснешься к такому, сосредоточишься на искомом — получишь ответ. Быстро и эффективно. Здесь же надо было рыться в каталогах, перебирая многие тысячи карточек, вдыхая пыль… Одно забавно: стоило взять карточку в руки, как текст на ней становился понятным. Не то чтобы совсем: некоторые названия — впрочем, чего уж греха таить — большинство названий не говорили абсолютно ничего. Мир, в котором собрали эту библиотеку, был совершенно не похож на Ралион. Рисса вздохнула. Люди завидуют остальным расам, чей век в несколько раз дольше их. Мы, хансса, иногда завидуем драконам, что живут тысячи лет. Хватило бы драконьего века, чтобы постичь все, что здесь есть?
…Нламинер за какой-то час понял, чем руководствовались создатели каталога, и быстро нашел стопку карточек со ссылками на книги о культах. Поиск самих этих книг занял существенно больше времени: пришлось пройти в следующий зал (который начинался за дальней дверью), и еще раз в следующий. Ковер-самолет совсем бы не помешал, подумал Нламинер, взбираясь на головокружительную высоту по хрупким на вид лестницам.
В конце концов и Рисса подошла к каталогу и принялась что-то сосредоточенно искать.
— Вот здесь. — Нламинер сидел у одного из столиков, заваленных подобранными им книгами, и быстро листал массивный том. — Я нашел упоминания о многих культах, о которых на Ралионе, возможно, никто никогда не слышал.
Заинтересованная Рисса наклонилась поближе. На страницах, исполненные в красках, мелькали сотни картинок — сопровождаемые бисерным, но вполне понятным текстом. Несмотря на свой кажущийся возраст, книга пребывала в отличном состоянии. Как это, интересно, достигается?..
— …Вот здесь. — Нламинер открыл очередную страницу, и знакомый лик глянул на Риссу. Все атрибуты. Короткий плащ, пронизывающие до глубины души глаза, жезл со множеством насечек, которым отмеряется будущая участь смертного. Наата. Одно из наиболее распространенных изображений.
— Откуда это? — произнесла Рисса, вчитываясь в текст.
— Я думал, что это — наше, из Ралиона. Не тут-то было! Это — совсем неизвестный мне мир. Что-то вроде Анлигей. И бога этого зовут Дажез. Но ты, я вижу, опознала его сразу?
— Это Наата, — кивнула Рисса. — Никаких сомнений быть не может.
— Значит, не только нам он… — Нламинер бросил взгляд на картинку и поправился, — она известна.
Рисса скрыла улыбку.
— Что-то не так? — озадаченно спросил Нламинер, глянув в ее глаза.
— Наата обычно является смертным, приняв облик противоположного пола, — пояснила она. Нламинер усмехнулся.
— Значит, точно он… Я тут подобрал еще двенадцать томов об истории культов. Сейчас сяду разыскивать нашего знакомого.
Щелк! Что-то в голове у Риссы сместилось.
— Ты думаешь, что это — божество? — спросила она, и внутри у нее словно все застыло.
— Он обратился ко мне — «смертный». Значит, либо бог, либо считает себя богом. — Нламинер кивнул и направился к стеллажам. Магический огонек не поплыл за ним, но остался висеть над Риссой. Она, забыв про найденные ей тома, склонилась над изображением Дажез-Нааты и изучала черты, знакомые ей с детства.