Путешествия Гулливера Свифт Джонатан
И, попросив у короля разрешения, он подробно рассказал, кто он такой, откуда приехал, где и как жил до сих пор.
— В наших краях обитают миллионы мужчин и женщин такого же роста, как я, — уверял он короля и учёных. — Наши горы, реки и деревья, наши дома и башни, лошади, на которых мы ездим, звери, на которых мы охотимся, — словом, всё, что нас окружает, во столько же раз меньше ваших гор, рек, деревьев и животных, во сколько я меньше вас.
Учёные засмеялись и сказали, что они для того и учились так долго, чтобы не верить нелепым басням, но король понял, что Гулливер не лжёт.
Он отпустил учёных, позвал к себе в кабинет Глюмдальклич и велел разыскать её отца, который, к счастью, ещё не успел уехать из города.
Он долго расспрашивал их обоих, как и в каком месте был найден Гулливер, и ответы их вполне убедили его в том, что Гулливер говорит правду.
— Если это и не человек, — сказал король, — то, во всяком случае человечек.
И он попросил королеву беречь Гулливера и заботиться о нём как можно лучше. Королева охотно обещала взять Гулливера под своё покровительство. Умный и вежливый Грильдриг понравился ей гораздо больше, чем её прежний любимец — карлик. Этот карлик до сих пор считался самым маленьким человеком в стране. Он был ростом всего в четыре сажени и еле доходил до плеча девятилетней Глюмдальклич. Но разве можно было сравнить его с Грильдригом, который помещался у королевы на ладони!
Королева отвела Гулливеру комнаты рядом со своими собственными покоями. В этих комнатах поселилась Глюмдальклич с учительницей и служанками, а сам Гулливер приютился на маленьком столике под окошком, в красивом ореховом ящике, который служил ему спальней.
Этот ящик изготовил по особому заказу королевы придворный столяр. Ящик был длиной в шестнадцать шагов, а шириной — в двенадцать. С виду он походил на небольшой домик — светлые окошки со ставнями, резная дверь с висячим замком, — только крыша у домика была плоская. Эта крыша поднималась и опускалась на петлях. Каждое утро Глюмдальклич поднимала её и прибирала спальню Гулливера.
В спальне стояли два платяных шкафа, удобная кровать, комод для белья, два стола и два кресла с подлокотниками. Все эти вещи сделал для Гулливера игрушечный мастер, который славился своим умением резать из кости и дерева изящные безделушки.
Кресла, комод и столики изготовили из какого-то материала, похожего на слоновую кость, а кровать и шкафы — из орехового дерева, как и весь домик.
Для того чтобы Гулливер невзначай не ушибся, когда его домик будут переносить с места на место, стены, потолок и пол спальни обили мягким и толстым войлоком.
Дверной замок был заказан по особой просьбе Гулливера: он очень боялся, чтобы к нему в дом не проникла какая-нибудь любопытная мышь или жадная крыса.
После нескольких неудач слесарь смастерил наконец самый маленький замочек из всех, какие ему когда-либо приходилось делать.
А между тем у себя на родине Гулливер только один раз в жизни видел замок таких размеров. Он висел на воротах одной барской усадьбы, хозяин которой славился своей скупостью.
Ключ от замка Гулливер носил у себя в кармане, потому что Глюмдальклич боялась потерять такую крошечную вещицу. Да и зачем ей был нужен этот ключ? В дверь она всё равно войти не могла, а для того чтобы посмотреть, что делается в домике, или достать оттуда Гулливера, довольно было приподнять крышу.
Королева позаботилась не только о жилище своего Грильдрига, но и о новом платье для него.
Костюм ему сшили из самой тонкой шёлковой материи, какая только нашлась в государстве. И всё же эта материя оказалась толще самых плотных английских одеял и очень беспокоила Гулливера, пока он не привык к ней. Сшит был костюм по местной моде: шаровары вроде персидских, а кафтан вроде китайского. Гулливеру очень понравился этот покрой. Он нашёл его вполне удобным и приличным.
Королева и обе её дочки так полюбили Гулливера, что никогда не садились обедать без него.
На королевский стол возле левого локтя королевы ставили столик и стул для Гулливера. Ухаживала за ним во время обеда его нянюшка — Глюмдальклич. Она наливала ему вино, накладывала на тарелки кушанья и следила, чтобы кто-нибудь не перевернул и не уронил его вместе со столиком и стулом.
У Гулливера был свой особый серебряный сервиз — тарелки, блюда, супник, соусники и салатники.
Конечно, по сравнению с посудой королевы этот сервиз казался игрушечным, но он был очень хорошо сделан.
После обеда Глюмдальклич сама мыла и чистила тарелки, блюда и миски, а потом прятала всё в серебряную шкатулочку. Эту шкатулочку она всегда носила у себя в кармане.
Королеве было очень забавно смотреть, как ест Гулливер. Часто она сама подкладывала ему на тарелку кусочек говядины или птицы и с улыбкой следила за тем, как медленно съедает он свою порцию, которую любой трёхлетний ребёнок проглотил бы в один приём.
Зато Гулливер с невольным страхом наблюдал, как уплетают свой обед королева и обе принцессы.
Королева часто жаловалась на плохой аппетит, но тем не менее она сразу брала в рот такой кусок, какого хватило бы на обед целой дюжине английских фермеров после жатвы. Пока Гулливер не привык, он закрывал глаза, чтобы не видеть, как грызёт королева крылышко рябчика, которое в девять раз больше крыла обыкновенной индейки, и откусывает кусок хлеба размером в две деревенские ковриги. Она не отрываясь выпивала золотой кубок, а в этом кубке помещалась целая бочка вина. Её столовые ножи и вилки были вдвое больше полевой косы. Один раз Глюмдальклич, взяв на руки Гулливера, показала ему разом дюжину ярко начищенных ножей и вилок. Гулливер не мог смотреть на них спокойно. Сверкающие острия лезвий и огромные зубья, длинные, точно копья, привели его в трепет.
Когда королева узнала об этом, она громко засмеялась и спросила своего Грильдрига, все ли его земляки так боязливы, что не могут видеть без трепета простой столовый нож и готовы удирать от обыкновенной мухи.
Её всегда очень смешило, когда Гулливер с ужасом вскакивал с места, оттого что несколько мух, жужжа, подлетали к его столу. Для неё-то эти огромные большеглазые насекомые, величиной с дрозда, были и вправду не страшнее мухи, а Гулливер не мог и думать о них без отвращения и досады.
Эти назойливые, жадные твари никогда не давали ему спокойно пообедать. Они запускали свои грязные лапы в его тарелку. Они садились к нему на голову и кусали его до крови. Сначала Гулливер просто не знал, как от них отделаться, и в самом деле готов был бежать куда глаза глядят от надоедливых и дерзких побирушек. Но потом он нашёл способ защиты.
Выходя к обеду, он брал с собой свой морской кортик и, чуть только мухи подлетали к нему, быстро вскакивал с места и — раз! раз! — на лету рассекал их на части.
Когда королева и принцессы увидели его сражение в первый раз, они пришли в такой восторг, что рассказали о нём королю. И на другой день король нарочно обедал вместе с ними, чтобы только поглядеть, как Грильдриг воюет с мухами.
В этот день Гулливер рассёк своим кортиком несколько больших мух, и король очень хвалил его за храбрость и ловкость.
Но драться с мухами — это ещё было не такое трудное дело. Как-то раз Гулливеру пришлось выдержать схватку с противником пострашней.
Случилось это в одно прекрасное летнее утро. Глюмдальклич поставила ящик с Гулливером на подоконник, чтобы он мог подышать свежим воздухом. Он никогда не позволял вешать своё жилище за окном на гвозде, как вешают иногда клетки с птицами.
Открыв пошире все окна и двери у себя в домике, Гулливер сел в кресло и стал закусывать. В руках у него был большой кусок сладкого пирога с вареньем. Как вдруг штук двадцать ос влетело в комнату с таким жужжанием, будто разом заиграли два десятка боевых шотландских волынок. Осы очень любят сладкое и, наверное, издалека почуяли запах варенья. Отталкивая друг друга, они кинулись на Гулливера, отняли у него пирог и мигом раскрошили на кусочки.
Те, кому ничего не досталось, носились над головой Гулливера, оглушая его жужжанием и грозя своими страшными жалами.
Но Гулливер был не робкого десятка. Он не растерялся, схватил свою шпагу и кинулся на разбойниц. Четырёх он убил, остальные обратились в бегство.
После этого Гулливер захлопнул окна и двери и, передохнув немного, принялся рассматривать трупы своих врагов. Осы были величиной с крупного тетерева. Жала их, острые как иголки, оказались длиннее, чем перочинный нож Гулливера. Хорошо, что ему удалось избежать укола этих отравленных ножей!
Осторожно завернув всех четырёх ос в полотенце, Гулливер спрятал их в нижний ящик своего комода.
— Если мне ещё суждено когда-нибудь вернуться на родину, — сказал он себе, — я подарю их той школе, где я учился.
8
Дни, недели и месяцы в стране великанов были не длиннее и не короче, чем во всех других краях света. И бежали они друг за другом так же быстро, как и всюду.
Понемногу Гулливер привык видеть вокруг себя людей выше деревьев и деревья выше гор.
Как-то раз королева поставила его к себе на ладонь и подошла с ним вместе к большому зеркалу, в котором оба они были видны с головы до пят.
Гулливер невольно засмеялся. Ему вдруг показалось, что королева самого обыкновенного роста, точь-в-точь такая, как все люди на свете, а вот он, Гулливер, сделался меньше, чем был, по крайней мере в двенадцать раз.
Мало-помалу он перестал удивляться, замечая, что люди прищуривают глаза, чтобы посмотреть на него, и подносят ладонь к уху, чтобы услышать, что он говорит.
Он знал заранее, что чуть ли не всякое его слово покажется великанам смешным и странным, и чем серьёзнее он будет рассуждать, тем громче они будут смеяться. Он уже не обижался на них за это, а только думал с горечью: «Может быть, и мне было бы смешно, если бы канарейка, которая живёт у меня дома в такой хорошенькой золочёной клетке, вздумала произносить речи о науке и политике».
Впрочем, Гулливер не жаловался на свою судьбу. С тех пор как он попал в столицу, ему жилось совсем неплохо. Король и королева очень любили своего Грильдрига, а придворные были с ним весьма любезны.
Придворные всегда бывают любезны с теми, кого любят король и королева.
Один только враг был у Гулливера. И как зорко ни охраняла своего питомца заботливая Глюмдальклич, она всё-таки не смогла уберечь его от многих неприятностей.
Этот враг был карлик королевы. До появления Гулливера он считался самым маленьким человеком во всей стране. Его наряжали, возились с ним, прощали ему дерзкие шутки и надоедливые шалости. Но с тех пор как Гулливер поселился в покоях королевы, и она сама и все придворные перестали даже замечать карлика.
Карлик ходил по дворцу хмурый, злой и сердился на всех, а больше всего, конечно, на самого Гулливера.
Он не мог равнодушно видеть, как игрушечный человечек стоит на столе и в ожидании выхода королевы запросто беседует с придворными.
Нагло ухмыляясь и гримасничая, карлик начинал подтрунивать над новым королевским любимчиком. Но Гулливер не обращал на это внимания и на каждую шутку отвечал двумя, ещё более острыми.
Тогда карлик стал придумывать, как бы иначе досадить Гулливеру. И вот однажды за обедом, дождавшись минуты, когда Глюмдальклич пошла за чем-то в другой конец комнаты, он взобрался на подлокотник кресла королевы, схватил Гулливера, который, не подозревая угрожающей ему опасности, спокойно сидел за своим столиком, и с размаху бросил его в серебряную чашку со сливками.
Гулливер камнем пошёл ко дну, а злой карлик опрометью выбежал из комнаты и забился в какой-то тёмный угол.
Королева до того перепугалась, что ей даже в голову не пришло протянуть Гулливеру кончик мизинца или чайную ложку. Бедный Гулливер барахтался в белых густых волнах и уже, наверное, проглотил целый ушат холодных, как лёд, сливок, когда наконец подбежала Глюмдальклич. Она выхватила его из чашки и завернула в салфетку.
Гулливер быстро согрелся, и неожиданная ванна не причинила ему большого вреда.
Он отделался лёгким насморком, но с этих пор не мог без отвращения даже смотреть на сливки.
Королева сильно разгневалась и приказала строго наказать своего прежнего любимца.
Карлика больно высекли и заставили выпить чашку сливок, в которых выкупался Гулливер.
После этого карлик две недели вёл себя примерно — оставил Гулливера в покое и приветливо улыбался ему, когда проходил мимо.
Все — даже осторожная Глюмдальклич и сам Гулливер — перестали опасаться его.
Но оказалось, что карлик только ждал удобного случая, чтобы за всё рассчитаться со своим счастливым соперником. Этот случай, как и в первый раз, представился ему за обедом.
Королева положила себе на тарелку мозговую кость, достала из неё мозг и отодвинула тарелку в сторону.
В это время Глюмдальклич пошла к буфету, чтобы налить Гулливеру вина. Карлик подкрался к столу и, прежде чем Гулливер успел опомниться, засунул его чуть ли не по самые плечи в пустую кость.
Хорошо ещё, что кость успела остыть. Гулливер не обжёгся. Но от обиды и неожиданности он чуть не заплакал.
Обиднее всего было то, что королева и принцессы даже не заметили его исчезновения и продолжали преспокойно болтать со своими придворными дамами.
А звать их на помощь и просить, чтобы его вытащили из говяжьей кости, Гулливеру не хотелось. Он решил молчать, чего бы это ему ни стоило.
«Только бы кость не отдали собакам!» — думал он.
Но, на его счастье, к столу вернулась Глюмдальклич с кувшином вина.
Она сразу же увидела, что Гулливера нет на месте, и кинулась искать его.
Что за переполох поднялся в королевской столовой! Королева, принцессы и придворные дамы принялись поднимать и перетряхивать салфетки, заглядывать в миски, стаканы и соусники.
Но всё было напрасно: Грильдриг пропал без следа.
Королева была в отчаянии. Она не знала, на кого ей сердиться, и от этого сердилась ещё больше.
Неизвестно, чем бы окончилась вся эта история, если бы младшая принцесса не заметила головы Гулливера, торчащей из кости, словно из дупла большого дерева.
— Вот он! Вот он! — закричала она.
И через минуту Гулливер был извлечён из кости.
Королева сразу догадалась, кто был виновником этой злой проделки.
Карлика опять высекли, а Гулливера нянюшка унесла отмывать и переодевать.
После этого карлику запретили появляться в королевской столовой, и Гулливер долго не видел своего врага — до тех самых пор, пока не встретился с ним в саду.
Случилось это так. В один жаркий летний день Глюмдальклич вынесла Гулливера в сад и пустила его погулять в тени.
Он пошёл по дорожке, вдоль которой росли его любимые карликовые яблони.
Деревца эти были такие маленькие, что, закинув голову, Гулливер мог без труда разглядеть их верхушки. А яблоки на них росли, как это часто бывает, ещё крупнее, чем на больших деревьях.
Внезапно из-за поворота прямо навстречу Гулливеру вышел карлик.
Гулливер не удержался и сказал, насмешливо поглядев на него:
— Что за чудо! Карлик — среди карликовых деревьев. Это не каждый день увидишь.
Карлик ничего не ответил, только злобно поглядел на Гулливера. И Гулливер пошёл дальше. Но не успел он отойти и трёх шагов, как одна из яблонь за тряслась, и множество яблок, с пивной бочонок каждое, с гулким шумом посыпалось на Гулливера.
Одно из них ударило его по спине, сбило с ног, и он плашмя растянулся на траве, закрывая голову руками. А карлик с громким смехом убежал в глубь сада.
Жалобный крик Гулливера и злорадный хохот карлика услыхала Глюмдаль клич. Она в ужасе кинулась к Гулливеру, подняла его и отнесла домой.
На этот раз Гулливеру несколько дней пришлось пролежать в постели — так сильно ушибли его тяжёлые яблоки, которые росли на карликовых яблонях в стране великанов. Когда же он наконец встал на ноги, оказалось, что карлика больше нет во дворце.
Глюмдальклич доложила обо всём королеве, а королева так рассердилась на него, что не захотела больше его видеть и подарила одной знатной даме.
9
Король и королева часто путешествовали по своей стране, и Гулливер обычно сопровождал их.
Во время этих путешествий он понял, почему никто никогда не слыхал о государстве Бробдингнег.
Страна великанов расположена на огромном полуострове, отделённом от большой земли цепью гор. Горы эти такие высокие, что перебраться через них совершенно немыслимо. Они отвесны, обрывисты, и среди них много действующих вулканов. Потоки огненной лавы и тучи пепла преграждают путь к этому исполинскому горному хребту. С остальных трёх сторон полуостров окружён океаном. Но берега полуострова так густо усеяны острыми скалами, а море в этих местах такое бурное, что пристать к берегам Бробдингнега не смог бы даже самый опытный моряк.
Только по какой-то счастливой случайности кораблю, на котором плыл Гулливер, удалось подойти к этим неприступным скалам.
Обычно даже щепки от разбитых кораблей не доплывают до неприветливых, пустынных берегов.
Рыбаки не строят здесь своих хижин и не развешивают сетей. Морскую рыбу, даже самую крупную, они считают мелкой и костлявой. И неудивительно! Морская рыба заходит сюда издалека — из тех мест, где все живые существа гораздо меньше, чем в Бробдингнеге. Зато в местных реках попадаются форели и окуни величиной с большую акулу.
Впрочем, когда морские бури прибивают к прибрежным скалам китов, рыбаки иногда ловят их в свои сети.
Гулливеру как-то раз случилось увидеть довольно крупного кита на плече у одного молодого рыбака.
Этого кита купили потом для королевского стола, и он был подан на большом блюде с подливкой из разных пряностей.
Китовое мясо считается в Бробдингнеге редкостью, но оно не понравилось ни королю, ни королеве. Они нашли, что речная рыба гораздо вкуснее и жирнее.
За лето Гулливер изъездил страну великанов вдоль и поперёк. Чтобы ему было удобнее путешествовать и чтобы Глюмдальклич не уставала от большого тяжёлого ящика, королева заказала для своего Грильдрига особый дорожный домик.
Это был квадратный ящичек всего в двенадцать шагов длины и ширины. В трёх стенках его проделали по окошку и затянули их лёгкой решёткой из железной проволоки. К четвёртой, глухой стене были приделаны две прочные пряжки.
Если Гулливеру хотелось ехать на лошади, а не в карете, верховой ставил ящик на подушку у себя на коленях, просовывал в эти пряжки широкий кожаный ремень и пристёгивал к своему поясу.
Гулливер мог переходить от окошка к окошку и с трёх сторон осматривать окрестности.
В ящике была походная постель — гамак, подвешенный к потолку, — два стула и комод.
Все эти вещи были крепко привинчены к полу, для того чтобы они не падали и не опрокидывались от дорожной тряски.
Когда Гулливер и Глюмдальклич отправлялись в город за покупками или просто так, погулять, Гулливер входил в свой дорожный кабинет, а Глюмдальклич садилась в открытые носилки и ставила ящичек с Гулливером к себе на колени.
Четыре носильщика неторопливо несли их по улицам Лорбрульгруда, а вслед за носилками шла целая толпа народа. Всем хотелось бесплатно посмотреть на королевского Грильдрига.
Время от времени Глюмдальклич приказывала носильщикам остановиться, доставала Гулливера из ящика и ставила его себе на ладонь, чтобы любопытным было удобнее его рассматривать.
Когда шёл дождь, Глюмдальклич и Гулливер выезжали по делам и на прогулку в карете. Карета была величиной с шестиэтажный дом, поставленный на колёса. Но это была самая маленькая из всех карет её величества. Остальные были гораздо больше.
Гулливер, который всегда был очень любознателен, с интересом осматривал различные достопримечательности Лорбрульгруда.
Где только он не побывал! И в главном храме, которым так гордятся бробдингнежцы, и на большой площади, где устраиваются военные парады, и даже в здании королевской кухни…
Вернувшись домой, он сейчас же раскрывал свой путевой журнал и вкратце записывал впечатления.
Вот что написал он после возвращения из храма:
Здание действительно великолепное, хоть колокольня его вовсе не так уж высока, как говорят здешние жители. В ней нет и полной версты[8]. Стены сложены из тёсаных камней какой-то местной породы. Они очень толстые и прочные. Если судить по глубине бокового входа, толщина их равняется сорока восьми шагам. В глубоких нишах стоят прекрасные мраморные статуи. Они выше живых бробдингнежцев по крайней мере в полтора раза. Мне удалось разыскать в куче мусора отломанный мизинец одной статуи. По моей просьбе Глюмдальклич поставила его стоймя рядом со мной, и оказалось, что он доходит мне до уха. Глюмдальклич завернула этот обломок в платок и принесла домой. Я хочу присоединить его к другим безделушкам моей коллекции.
После парада бробдингнежских войск Гулливер написал:
Говорят, на поле было не больше двадцати тысяч пехотинцев и шести тысяч кавалеристов, но я ни за что не мог бы сосчитать их — такое огромное пространство занимала эта армия. Мне пришлось смотреть парад издалека, так как иначе я бы ничего не увидел, кроме ног.
Это было очень величественное зрелище. Мне казалось, что каски всадников касаются своими остриями облаков. Земля гудела под копытами коней. Я видел, как все кавалеристы по команде обнажили сабли и взмахнули ими в воздухе. Кто не бывал в Бробдингнеге, пусть даже не пытается вообразить себе эту картину. Шесть тысяч молний разом вспыхнули со всех сторон небесного свода. Куда бы ни занесла меня судьба, я не забуду этого.
О королевской кухне Гулливер написал в своём журнале всего несколько строк:
Я не знаю, как изобразить словами эту кухню. Если я самым правдивым и честным образом буду описывать все эти котлы, горшки, сковородки, если я попробую рассказать, как повара поджаривают на вертеле поросят величиной с индийского слона и оленей, рога которых похожи на большие ветвистые деревья, мои соотечественники мне, пожалуй, не поверят и скажут, что я преувеличиваю, по обычаю всех путешественников. А если я из осторожности что-нибудь преуменьшу, все бробдингнежцы, начиная от короля и кончая последним поварёнком, обидятся на меня.
Поэтому я предпочитаю промолчать.
10
Иногда Гулливеру хотелось побыть одному. Тогда Глюмдаль клич выносила его в сад и пускала побродить среди колокольчиков и тюльпанов.
Гулливер любил такие одинокие прогулки, но часто они кончались большими неприятностями.
Один раз Глюмдальклич, по просьбе Гулливера, оставила его одного на зелёной лужайке, а сама вместе со своей учительницей пошла в глубь сада.
Неожиданно надвинулась туча, и сильный частый град посыпался на землю.
Первый же порыв ветра сбил Гулливера с ног. Градины, крупные, как теннисные мячи, хлестали его по всему телу. Кое-как, на четвереньках, ему удалось добраться до грядок с тмином. Там он уткнулся лицом в землю и, накрывшись каким-то листком, переждал непогоду.
Когда буря утихла, Гулливер измерил и взвесил несколько градин и убедился, что они в тысячу восемьсот раз больше и тяжелее тех, которые ему приходилось видеть в других странах.
Эти градины так больно исколотили Гулливера, что он был весь в синяках и должен был десять дней отлёживаться у себя в ящике.
В другой раз с ним случилось приключение более опасное.
Он лежал на лужайке под кустом маргариток и, занятый какими-то размышлениями, не заметил, что к нему подбежала собака одного из садовников — молодой, резвый сеттер.
Гулливер не успел и крикнуть, как собака схватила его зубами, опрометью побежала в другой конец сада и положила там у ног своего хозяина, радостно виляя хвостом.
Хорошо ещё, что собака умела носить поноску. Она умудрилась принести Гулливера так осторожно, что даже не прокусила на нём платье.
Однако же бедный садовник, увидя королевского Грильдрига в зубах у своей собаки, перепугался до смерти. Он бережно поднял Гулливера обеими руками и стал расспрашивать, как он себя чувствует. Но от потрясения и страха Гулливер не мог выговорить ни слова.
Только через несколько минут он пришёл в себя, и тогда садовник отнёс его обратно на лужайку.
Глюмдальклич была уже там.
Бледная, вся в слезах, она металась взад и вперёд и звала Гулливера.
Садовник с поклоном вручил ей господина Грильдрига.
Девочка внимательно осмотрела своего питомца, увидела, что он цел и невредим, и с облегчением перевела дух.
Утирая слёзы, она стала укорять садовника за то, что тот впустил в дворцовый сад собаку. А садовник и сам был этому не рад. Он божился и клялся, что больше никогда не подпустит даже к решётке сада ни одной собаки — ни своей, ни чужой, — пусть только госпожа Глюмдальклич и господин Грильдриг не говорят об этом случае её величеству.
В конце концов на том и порешили.
Глюмдальклич согласилась молчать, так как боялась, что королева на неё рассердится, а Гулливеру совсем не хотелось, чтобы придворные смеялись над ним и рассказывали друг другу, как он побывал в зубах у разыгравшегося щенка.
После этого случая Глюмдальклич твёрдо решила ни на минуту не отпускать от себя Гулливера.
Гулливер давно уже опасался такого решения и поэтому скрывал от своей нянюшки разные мелкие приключения, которые то и дело случались с ним, когда её не было поблизости.
Один раз коршун, паривший над садом, камнем упал прямо на него. Но Гулливер не растерялся, выхватил из ножен свою шпагу и, обороняясь ею, бросился в заросли кустов.
Если бы не этот ловкий маневр, коршун, наверно, унёс бы его в своих когтях.
В другой раз во время прогулки Гулливер взобрался на вершину какого-то холмика и вдруг по шею провалился в нору, вырытую кротом.
Трудно даже рассказать, чего ему стоило выбраться оттуда, но он всё-таки выбрался сам, без посторонней помощи, и ни одним словом ни одной живой душе не обмолвился об этом происшествии.
В третий раз он вернулся к Глюмдальклич хромая и сказал ей, что слегка подвернул ногу. На самом деле, гуляя в одиночестве и вспоминая свою милую Англию, он нечаянно наткнулся на раковину улитки и чуть не сломал себе ступню.
Странное чувство испытывал Гулливер во время своих одиноких прогулок: ему было и хорошо, и жутко, и грустно.
Даже самые маленькие птички нисколько не боялись его: они спокойно занимались своими делами — прыгали, суетились, отыскивали червяков и букашек, как будто Гулливера вовсе и не было возле них.
Однажды какой-то смелый дрозд, задорно чирикнув, подскочил к бедному Грильдригу и клювом выхватил у него из рук кусок пирога, который Глюмдальклич дала ему на завтрак.
Если Гулливер пытался поймать какую-нибудь птицу, она преспокойно поворачивалась к нему и норовила клюнуть прямо в голову или в протянутые руки. Гулливер невольно отскакивал.
Но как-то раз он всё-таки изловчился и, взяв толстую дубинку, так метко запустил ею в какую-то неповоротливую коноплянку, что та повалилась замертво. Тогда Гулливер схватил её обеими руками за шею и с торжеством потащил к нянюшке, чтобы поскорей показать ей свою добычу.
И вдруг птица ожила.
Оказалось, что она вовсе не была убита, а только оглушена сильным ударом палки.
Коноплянка начала кричать и вырываться. Она била Гулливера крыльями по голове, по плечам, по рукам. Ударить его клювом ей не удавалось, потому что Гулливер держал её на вытянутых руках.
Он уже чувствовал, что руки его слабеют и коноплянка вот-вот вырвется и улетит.
Но тут на выручку подоспел один из королевских слуг. Он свернул разъярённой коноплянке голову и отнёс охотника вместе с добычей к госпоже Глюмдальклич.
На следующий день по приказанию королевы коноплянку зажарили и подали Гулливеру на обед.
Птица была немного крупнее, чем лебеди, которых он видел у себя на родине, и мясо её оказалось жестковато.
11
Гулливер часто рассказывал королеве о своих прежних морских путешествиях.
Королева слушала его очень внимательно и однажды спросила, умеет ли он обращаться с парусами и вёслами.
— Я корабельный врач, — ответил Гулливер, — и всю свою жизнь провёл на море. С парусом я управляюсь не хуже настоящего матроса.
— А не хочешь ли ты, мой милый Грильдриг, покататься на лодке? Я думаю, что это было бы очень полезно для твоего здоровья, — сказала королева.
Гулливер только усмехнулся. Самые маленькие лодочки в Бробдингнеге были больше и тяжелее первоклассных военных кораблей его родной Англии. Нечего было и думать справиться с такой лодкой.
— А если я закажу для тебя игрушечный кораблик? — спросила королева.
— Боюсь, ваше величество, что его ждёт судьба всех игрушечных корабликов: морские волны перевернут и унесут его, как ореховую скорлупку!
— Я закажу для тебя и кораблик и море, — сказала королева.
Через десять дней игрушечных дел мастер изготовил по рисунку и указаниям Гулливера красивую и прочную лодочку со всеми снастями.
В этой лодочке могло бы поместиться восемь гребцов обыкновенной человеческой породы.
Чтобы испытать эту игрушку, её сначала пустили в лохань с водой, но в лохани было так тесно, что Гулливер едва мог пошевелить веслом.
— Не горюй, Грильдриг, — сказала королева, — скоро будет готово твоё море.
И в самом деле, через несколько дней море было готово.
По приказу королевы плотник смастерил большое деревянное корыто, длиной в триста шагов, шириной в пятьдесят и глубиной больше чем в сажень.
Корыто хорошо просмолили и поставили в одной из комнат дворца. Каждые два-три дня воду из него выливали и двое слуг в каких-нибудь полчаса наполняли корыто свежей водой.
По этому игрушечному морю Гулливер часто катался на своей лодке.
Королева и принцессы очень любили смотреть, как ловко он орудует вёслами.
Иногда Гулливер ставил парус, а придворные дамы с помощью своих вееров то нагоняли попутный ветер, то поднимали целую бурю.
Когда они уставали, на парус дули пажи, и часто Гулливеру бывало совсем не легко справиться с таким сильным ветром.
После катания Глюмдальклич уносила лодку к себе в комнату и вешала на гвоздь для просушки.
Однажды Гулливер чуть не утонул в своём корыте. Вот как это произошло.
Старая придворная дама, учительница Глюмдальклич, взяла Гулливера двумя пальцами и хотела посадить в лодку.
Но в эту минуту кто-то окликнул её. Она обернулась, чуть разжала пальцы, и Гулливер выскользнул у неё из руки.
Он бы непременно утонул или разбился, рухнув с шестисаженной высоты на край корыта или на деревянные мостки, но, к счастью, зацепился за булавку, торчавшую из кружевной косынки старой дамы. Головка булавки прошла у него под поясом и под рубашкой, и бедняга повис в воздухе, замирая от ужаса и стараясь не шевелиться, чтобы не сорваться с булавки.
А старая дама растерянно глядела вокруг и никак не могла понять, куда же девался Гулливер.
Тут подбежала проворная Глюмдальклич и осторожно, стараясь не поцарапать, освободила Гулливера от булавки.
В этот день прогулка на лодке так и не состоялась. Гулливер чувствовал себя нехорошо, и ему не хотелось кататься.
В другой раз ему пришлось выдержать во время прогулки настоящий морской бой.
Слуга, которому поручено было менять в корыте воду, как-то недоглядел и принёс в ведре большую зелёную лягушку. Он перевернул ведро над корытом, выплеснул воду вместе с лягушкой и ушёл.
Лягушка притаилась на дне и, пока Гулливера сажали в лодку, тихонько сидела в углу. Но чуть только Гулливер отчалил от берега, она одним прыжком вскочила в лодку. Лодка так сильно накренилась на одну сторону, что Гулливер должен был всей тяжестью навалиться на другой борт, а не то бы она непременно опрокинулась.
Он налёг на вёсла, чтобы скорей причалить к пристани, но лягушка, словно нарочно, мешала ему. Напуганная суетой, которая поднялась вокруг, она стала метаться взад и вперёд: с носа на корму, с правого борта на левый. При каждом её прыжке Гулливера так и обдавало целыми потоками воды.
Он морщился и сжимал зубы, стараясь уклониться от прикосновения к её скользкой бугристой коже. А ростом эта лягушка была с хорошую породистую корову.
Глюмдальклич, как всегда, кинулась на помощь к своему питомцу. Но Гулливер попросил её не беспокоиться. Он смело шагнул к лягушке и ударил её веслом.
После нескольких хороших тумаков лягушка сначала отступила на корму, а потом и вовсе выскочила из лодки.
12