Охота начинается. Охотник за душами (сборник) Лисина Александра

ГЛАВА 5

Покинув участок, я снова взял кэб и отправился в южную, наиболее старую часть города — погулять в окрестностях Кенсингтонского парка, поглазеть на окраины и заодно проверить, что за участок приобрел там когда-то мастер Этор.

Ехать пришлось долго, да еще в экипаже меня порядком растрясло, так что впечатления от прогулки остались препаршивые. Зато мне удалось взглянуть на темную сторону этой части столицы, наглядно убедившись, что, по крайней мере, в благополучных районах дела с нежитью обстояли неплохо. Собственно, за всю поездку я заметил лишь одного-единственного гуля — на редкость крупную, мордатую, но весьма осторожную тварь, которая мелькнула в окне второго этажа и тут же пропала. И сколько я ни присматривался потом в проносящиеся мимо дома, сколько ни петлял по узким улочкам, вконец загоняв старенькую лошадку, но больше никто на глаза не попался.

Видимо, разбросанные тут и там сыскные участки и работающие в них темные маги даром свой хлеб не ели. И если не всех, то большинство обитавших здесь тварей точно повывели. А оставшихся заставили попрятаться в совсем уж глухих уголках и в таких глубоких подвалах, что из окна проезжающего кэба я точно не мог их увидеть.

Экипаж я остановил неподалеку от Кенсингтонского парка и, отпустив раскрасневшегося на жаре кэбмена, дальше пошел пешком, внимательно присматриваясь к табличкам на домах.

В бумагах учителя был указан конкретный адрес моих новых владений — Кенсингтонская аллея, двадцать два. Но пока мне попадались лишь нечетные номера, и это приводило в недоумение.

Наконец, углядев вдалеке пустое пространство между тесно сдвинутыми крышами, я решил проверить, что там такое, но вовремя заметил колыхающиеся от ветра верхушки деревьев и растерянно замер. А потом остановил пробегавшего мимо мальчишку и сунул ему под нос бумажку с адресом.

— Вам туда, господин маг, — махнул рукой тот, указав на просвет между домами.

— Там же парк, — удивился я.

— Ага. Но именно туда вам и надо.

Отпустив пацана, я с ворчанием потопал в указанном направлении, в какой-то момент даже пожалев, что так рано отпустил кэб. Идти до места оказалось прилично, да еще и солнце совсем озверело, так что я снова вспотел и едва не переметнулся на темную сторону. Туда, где попрохладнее. Но вовремя вспомнил, что в городском парке, скорее всего, будет нелегко найти во Тьме толковое укрытие, и передумал.

Кенсингтонский парк оказался самым обычным куском давным-давно заброшенного леса, который однажды попал в пределы городских стен и уже забыл те времена, когда его пытались облагородить.

Низенькую деревянную ограду, что раньше обозначала границу зеленой зоны, не красили, наверное, лет сто. Разросшийся вокруг нее бурьян стоял стеной высотой в человеческий рост и лишь в некоторых местах был примят и ободран вездесущими мальчишками. Нестриженые деревья росли вкривь и вкось. Некогда служившие украшением парка металлические ворота покрылись густым слоем ржавчины. А в изобилии растущая перед ними зеленая поросль делала затруднительным процесс проникновения на огороженную территорию.

Скептически оглядев неожиданное препятствие, я покачал головой и, подобрав полы длинного плаща, принялся пробиваться к воротам. К удивлению, довольно быстро до них добрался, потому что за первым, самым большим и колючим кустом внезапно обнаружилось, что не я один такой умный. И кто-то уже не раз проделывал этот путь, сумев создать кривоватую, узкую, но вполне приемлемую тропинку.

Зачем при этом понадобилось оставлять на месте первый куст, я не понял, но на всякий случай огляделся. Однако ни бутылок, ни обычного городского мусора, который непременно образуется в местах частого пребывания людей, не увидел. Да и примятой травы возле ограды не было, так что, если кто-то и завел привычку навещать это заброшенное местечко, то это точно не дети, не влюбленные парочки и не алкаши.

Не удовлетворившись простым осмотром, я на всякий случай проверил и темную сторону, но и тут все было на удивление спокойно. Так что я толкнул провисшую до земли створку ворот и беспрепятственно зашел, следуя по извилистой дорожке, как заблудившийся в лесу путник — по звериной тропе.

Густая трава и кусты некстати загораживали обзор, что в моей профессии было неприемлемо, лезущие в глаза ветки мешались и постоянно норовили за что-то зацепиться. Так что я вздохнул с облегчением, когда кусты наконец закончились и передо мной во всей красе раскинулся старый, неухоженный парк, под сенью которого царили густая тень и благословенная прохлада.

Тропинка, кстати, тянулась в самую его глубину и лишь спустя пару сотен шагов разветвлялась на несколько таких же старых, старательно выложенных булыжниками, но давно не используемых дорожек.

На глазок определив самую старую из них, я свернул направо и без спешки двинулся вдоль деревьев, стараясь краем глаза держать границу парка и при этом следить за всем, что происходит в обоих мирах.

Настораживал тот факт, что вокруг было неестественно тихо. Ни птица в ветвях ни чирикнет, ни шмель над травой не пролетит. А такого в лесу быть не должно. Даже в городе хоть бродячий пес да изредка гавкнет. Или некстати раскаркается сидящая на ветке ворона. А тут ничего. Только вездесущие комары назойливо звенят над ухом, да мошкара нахально вьется перед лицом.

Углядев впереди характерные холмики, я мысленно хмыкнул: теперь понятно, почему дорожка сюда заросла. Немного найдется желающих развлекаться вблизи надгробных камней.

Приблизившись к низенькой кованой оградке, я любопытства ради прошел вдоль нее и довольно скоро нашел табличку — висела, криво прибитая к опорному столбу, к которому когда-то крепились ныне валяющиеся в траве ворота. Прочитав на ржавой железке небрежно выцарапанное: «Кенсингтонское кладбище», я удовлетворенно кивнул, но внезапно обнаружил под названием наполовину стершийся номер и удивленно присвистнул.

Так вот что за землю прикупил старик Рэйш! Но кто бы мне раньше подсказал, что «двадцать два» — это, оказывается, номер не дома, а земельного участка!

— И зачем ему понадобилось древнее кладбище? — буркнул я, заходя внутрь и настороженно оглядываясь.

Так. Что там было в письме?

«Наследие наших с тобой предков осыплется прахом, и имя нашего древнего рода останется высеченным лишь на надгробиях Кенсингтонского кладбища. Навести его…»

Вероятно, мастер Этор спрятал здесь нечто ценное, иначе не отправил бы меня в такую даль, да еще столь иносказательно. Но меня пока больше волновало, что в письме речь шла о плате, которую следовало оставить у входа. Однако сколько и, главное, кому я должен заплатить, если в этом забытом Родом месте уже лет сто не было смотрителя, оставалось неясным.

На всякий случай изучив свободное пространство у входа, но не обнаружив поблизости ни ловушек, ни отдаленных признаков магической защиты, я осторожно про шел вперед, изучая полуистершиеся надписи на надгробиях.

Ни знакомых имен. Ни единой свежей даты. Даже потревоженных могил и то не встречалось. Мертвецы как были здесь похоронены десятилетия или даже столетия назад, так до сих пор и лежали в земле, как приличные люди. А если и опрокинулось где-то тяжелое надгробие, то это явно про изошло не по злому умыслу и, судя по вросшим в мох обломкам, задолго до моего рождения. Ну а если когда-то и наведывались сюда любители наживы, то наверняка ушли ни с чем: ни одного склепа в округе не имелось, а с лежащих в земле бедняков попросту нечего было взять. Ну, кроме саванов, конечно.

Но тогда зачем учитель прислал меня сюда? Вряд ли он мог допустить, чтобы его предки оказались похоронены в столь невзрачном месте. А если и так, то их прах давно перенесли в фамильную усыпальницу, из чего следовало заключить, что родичей в письме он упомянул лишь для красного словца.

Остаются сами могилы и то, что могло быть в них захоронено.

Вернувшись ко входу, я окинул задумчивым взглядом ровные ряды надгробий, образующие один гигантский прямоугольник, но на каждом стояла лишь дата смерти и виднелось всего одно имя. Ни номеров. Ни оград. Ни меток. Ни единого признака, что кого-то из усопших в ближайшие годы навещали. Расстояние между холмиками тоже было примерно одинаковым. Но ни один из них не был как-то помечен. И ни над одним темная сторона не изменила свой цвет.

Хм. А может, говоря об оплате, наставник имел в виду не собственно деньги, а число монет, которые могли соответствовать номеру могилы?

Я торопливо порылся в памяти.

Из наличных денег, что он мне оставил, монеты были лишь в сундуке, который я открыл несколько месяцев назад. Тридцать девять золотых, четырнадцать серебряных и… кажется, восемь медяшек?

Хм. Номер вертикального ряда, номер горизонтального ряда и порядковый номер могилы? Но если так, то искать следует слева или справа от центральной дорожки? А считать могилы надо от входа или от дальней части ограды?

«Плату оставь у входа…»

Ладно, попробуем посчитать от ворот.

Я без спешки дошел до тридцать девятого ряда и, остановившись между двумя параллельно стоящими надгробиями, снова огляделся. Вскоре обнаружил, что надпись на камне слева покрыта грязно-желтым налетом, который наверняка был когда-то похож на золотой, и решительно сошел с дорожки, отсчитывая про себя горизонтальные ряды.

Вот и четырнадцатый.

И снова: направо или налево?

Уже приблизительно догадываясь, что именно искать, я стряхнул с заплесневевших плит паутину и довольно кивнул: направо. После чего добросовестно прошагал мимо семи одинаково древних холмиков и, остановившись перед восьмым, вопросительно приподнял одну бровь.

Что дальше?

С виду могила выглядела совершенно обычно, и признаков того, что внутри лежал кто-то из Рэйшей, на ней, разумеется, не было. Начертанное, вернее, грубо выдолбленное в камне имя принадлежало некоему Принстону Уолшу, о котором я никогда прежде не слышал.

Являлся ли он магом, купцом или же простым работягой, обо всем этом надгробная плита не сообщала. Но мужик явно был непростым, раз о нем упомянул наставник, хотя помер господин Уолш лет этак за триста до моего рождения. Но вот что меня по-настоящему заинтересовало, так это небольшая круглая выбоина, расположенная под датой смерти. С виду самая обычная — ну мало ли, могильщики повредили, пока устанавливали. Или отскочивший камень царапнул во время транспортировки. Вот только на темной стороне эта выбоина имела слишком уж правильные края и больше всего походила на…

Я задумчиво потер нагревшийся под перчаткой перстень. А затем постучал по нему костяшкой указательного пальца и позвал:

— Наро-о-од! Просыпайтесь. Для вас появилась работа.

— Ну наконец-то… опомнился! — ворчливо заявил Грем, выпорхнув наружу. — Неделю были никому не нужны, а тут нате вам, понадобились! Что, нельзя было хоть разок на прогулку выпустить по дороге?!

— Помолчи, — велела леди Камия, появляясь на свет вслед за стариком. — Если бы ты не орал накануне отъезда и не пытался всунуть в мешок сразу все книги из схрона, нас бы не заперли так надолго… Арт, дорогой, как у тебя дела?

— Мы что, уже в столице? — недоверчиво поинтересовался Жук, высунув из перстня растрепанную голову и с любопытством повертев ею в разные стороны. — Да, это точно не Верль. Арт, а почему ты опять привел нас на кладбище?

Я усмехнулся.

— Судьба такая у магов Смерти — время от времени прогуливаться именно по кладбищам. Надо, чтобы вы здесь осмотрелись.

— Что ищем? — деловито осведомилась леди, одним махом взлетев на недосягаемую для меня высоту.

— Все непонятное и необычное: магические метки, символы, руны… и родственников некоего Принстона Уолша, которые, возможно, похоронены поблизости.

Жук, окончательно выбравшись из перстня, переглянулся с Камней и бодро отрапортовал:

— Будет сделано.

Когда они умчались, я повернулся к демонстративно дующемуся Грему, который перед отъездом из Верля и впрямь успел устроить нам веселый вечерок с криками, воплями, а также швырянием в стену древних фолиантов.

— Мне нужна твоя помощь. Взгляни на надгробие. Хочу знать, что ты по этому поводу думаешь.

Старик мигом прекратил изображать оскорбленную невинность и хитро прищурился. Хотел было съязвить, но вовремя сообразил, что дело предстоит серьезное, и оперативно облетел подозрительное надгробие.

— Хм… — задумчиво выдал он, едва ли не носом ткнувшись в заплесневелый, потрескавшийся и выщербленный с одного края камень. — Материал старый. Судя по цвету, его взяли не из местных штолен — в здешних краях камень не такой пористый. Но надписи относительно свежие. Я дал бы им навскидку лет сорок — пятьдесят. Причем почти уверен, что сделали их поверх более старых насечек, так что насчет Принстона Уолша можешь забыть.

— Подделка? — нахмурился я.

Грем, изучив камень с другой стороны, качнул головой.

— Надгробие настоящее. Только имя на нем чужое, и я не могу сказать, кого здесь похоронили на самом деле.

— А что насчет выбоины?

— О-о, — уважительно протянул призрак. — Тут ты прав — это действительно интересная штука. Но чтобы понять, кто и зачем ее сделал, тебе понадобится ключ.

— Перстень, я полагаю, для этого подойдет?

Грем одарил меня удивленным взором.

— Молодец, додумался. В особняке Рэйшей, полагаю, ты уже побывал?

Я угукнул.

— Хорошо, — задумчиво проговорил старик. — Там должно быть мно-о-ого интересного. А насчет могилы скажу так — открыть ее обычным способом, скорее всего, не удастся. Та выбоина, что ты перед собой видишь, ненастоящая.

— В каком смысле?

— Ее проковыряли, чтобы привлечь твое внимание. А настоящий замок находится на темной стороне. И открывать его тоже придется оттуда. Раньше, кстати, часто так делали, если хотели что-то спрятать. Но потом искусство напрямую работать с Тьмой было утрачено, и теперь лишь очень немногие способны им овладеть.

Вот теперь настала моя очередь пристально смотреть на разглагольствующего призрака. В некоторых вопросах Грем был невероятно скрытен, упрям и прямо-таки помешан на идее, что до самых важных вещей толковый маг обязан доходить самостоятельно. Причем меня он толковым не счи тал, а любые мало-мальски ценные сведения выдавал дозированно и скупо. Словно верил, что, узнай я всю правду, то прямо сразу бы возгордился, после чего рухнул на кровать и больше ни за что не поднял с нее отяжелевший зад, ибо стремиться мне стало бы не к чему.

— Арт, мы закончили. Больше никаких Уолшей в округе не похоронено, — доложил вернувшийся Жук. Как раз в тот момент, когда я раздумывал, загнать дурного старика в перстень еще на пару недель или же он может пригодиться. — Есть Уотербеки, Уолсбери и Уэртусы — вон, целыми семьями лежат в соседних могилах, а Уолш всего один.

— Магических меток тоже нет, — подтвердила леди Камия, величественно выплывая из за ближайшего надгробия. — Все чисто, дорогой. Можешь работать.

Я благодарно кивнул и поднял руку с перстнем.

— Нет, — неожиданно воспротивился старик. — Оставь нас здесь — неспокойно мне что-то. И будь осторожен — если что-то пойдет не так, помочь на темной стороне мы не сможем.

— Я помню, — ровно отозвался я, снимая шляпу и аккуратно устраивая ее на могильном камне. — Все, ждите. Попробую узнать, что же там такое запрятано.

Под беспокойными взглядами призраков я медленно и осторожно растворился во Тьме. А когда оказался на темной стороне и обнаружил, что новая броня привычным холодком обласкала кожу, махнул рукой оставшимся по ту сторону реальности духам.

Наверное, надо было раньше сообщить, что у меня теперь новые доспех и оружие. А то застыли вон с отвисшими челюстями, таращатся как на привидение…

Отвернувшись, я собрался было снять перчатку, чтобы вплотную заняться надгробием, но в этот момент понял, что во Тьме что-то неуловимо изменилось.

Нет, в округе все было спокойно. Никто не завыл на окраинах парка и не заскрежетал зубами от злости. Но все же что-то было определенно не так. И мне понадобилось почти два удара сердца, чтобы сообразить, что мое восприятие этого места снова стало иным.

Когда-то давно, еще на заре ученичества, мне казалось, что Тьма — это бескрайний океан с непроницаемо-черными водами. Потом у океана появились оттенки. Со временем Тьма стала более податливой и мягкой, позволив заглянуть туда, где раньше я видел лишь черноту, после чего и вовсе расцветилась чужими аурами и следами от творимой в обычном мире магии.

Но сегодня я с удивлением обнаружил, что в ней скрывалось еще немало секретов. Плохо просматриваемые участки, на которые, как мне раньше казалось, падали тени домов, печных труб или обычных деревьев, сегодня непостижимым образом преобразились. И я с удивлением осознал, что даже у этой, новой и доступной мне Тьмы есть особенная, ни с чем не сравнимая, если не сказать что пугающая глубина.

Я неожиданно почувствовал себя так, словно полжизни провел под дождем и только сейчас обнаружил, что под ногами все это время хлюпали лужи. Большие и маленькие, неглубокие и кажущиеся бездонными — жидкая Тьма сгущалась во всех мало-мальски заметных выемках, ютилась в канавах, в ямках, промоинах и даже в самых обычных трещинках. А местами образовывала тоненькие ручейки и скапливалась между могилами, образуя не просто лужи, а самые настоящие озерца.

Оглядевшись, я, к собственной досаде, выяснил еще и то, что не наступал на них вовсе не потому, что не видел. Оказывается, все это время лужи искусно прятались между неплотно пригнанными камнями, в щелках рядом с надгробиями или в углублениях между корнями. Ни одна из них не разлилась посреди ведущей к могилам тропинки и не посмела выползти на окружающий кладбище пустырь.

Более того, именно сейчас я впервые за долгое время подумал, что здесь, на темной стороне, где никогда не было солнца, теней тоже быть не должно. Но я всегда их чувствовал. Порой даже видел. Но не придавал этому значения и интуитивно обходил стороной, хотя и не мог объяснить, почему мне так не нравилось находиться с ними рядом.

Осторожно переступив ногами, я в качестве проверки опустил сапог в ближайшую лужу. Проследив за тем, как черная жижа плеснула на мысок, так же осторожно нащу пал подошвой твердую поверхность. Убедился, что вижу и воспринимаю расстояние до дна совершенно правильно, а затем снова нахмурился, ощутив, как сквозь доспех просачивается едва заметный холодок.

Необычное ощущение. Запоминающееся. Почти такое же, какое я испытал этим утром, когда заглянул в кабинет мастера Этора.

Впрочем, с лужами у меня еще будет время разобраться. Сперва следовало закончить то, ради чего я, собственно, сюда явился.

Уже без опаски наступив в следующую лужу, я вернулся к могиле Уолша и снял с правой руки защиту. Затем стянул перчатку и, поморщившись от брызнувших в стороны кроваво-красных искр, приложил перстень к камню.

Одного прикосновения оказалось достаточно, чтобы массивное надгробие вздрогнуло и без предупреждения отъехало в сторону. А я отступил от края образовавшегося провала и, всмотревшись в царящую внизу темень, тихо присвистнул, обнаружив, что под могилой виднеются старые, выщербленные от времени и узкие до неприличия ступени.

ГЛАВА 6

Только через несколько мгновений до меня дошло, что в новом восприятии мира есть еще одна странность — оказывается, ступени, как и лужи, я видел лишь одним глазом — левым. Тогда как в правом по-прежнему царила невнятная муть, в которой, как я ни присматривался, не было ни намека на то, что в земле появилась приличная по размерам дыра.

О том, почему это произошло, долго гадать не пришлось: линза… раньше я считал, что в этом мире она не понадобится, и всегда снимал перед тем, как войти во Тьму. Но сегодня банально забыл об этом и теперь с недоверием изучал образовавшийся проем, во мраке которого то появлялись, то вновь исчезали очертания лестницы.

— Однако… — пробормотал я, убедившись, что на темной стороне линза обладает не менее полезными свойствами, чем в реальном мире. После чего разбросал вокруг могилы несколько сигнальных знаков и, поставив ногу на первую ступеньку, начал аккуратно спускаться.

Ощущения при этом были точно такими же, как и тогда, когда мне приходилось забираться в схрон. Дикий холод, мгновенно обжигающий кожу. Черная пленка, ненадолго перекрывающая взор… а затем все. Словно под воду погрузился. И всего через миг оказался в совершенно другом помещении.

Круто изогнутая лестница, идти по которой можно было лишь полубоком, доставила мне немало неприятных ощущений. Однако, вопреки ожиданиям, никаких ловушек на ней не оказалось, и я без помех спустился в небольшой, об лицованный мрамором зал.

Собственно, ничего интересного в нем не оказалось. За исключением очень мощной магической защиты, которая густой сетью опутывала стены склепа изнутри. Скорее всего, в нее были вплетены какие-то элементы, которые не позволяли заподозрить наличие магии. Однако что это за знаки и руны, я не имел ни малейшего понятия, да и заклинание такой сложности видел, если честно, впервые.

На всякий случай изучив и запомнив его рисунок, я оглядел зал в поисках подсказок и вскоре подметил в стенах три неглубоких ниши, в которых, как живая, клубилась жидкая Тьма. Причем ее я тоже видел исключительно левым глазом, в то время как правый упорно пытался доказать, что никаких ниш там не было и в помине.

Немного привыкнув к этой раздвоенности, я обследовал каждую из ниш. Первые две оказались пустыми — моя рука, погрузившись во Тьму почти по локоть, так и не сумела ничего нащупать. Зато в третьей меня ждала награда — маленькая деревянная шкатулка, которая глухо щелкнула и открылась сразу, как только я приложил к крышке магический перстень.

Наверное, я уже давно не испытывал такого любопытства, как в тот момент, когда осторожно, в любой миг ожидая подвоха, поднимал крышку. Однако внутри таинственной вещицы не оказалось ни уникального амулета, ни умопомрачительной мощи артефакта, ни даже старинного свитка с каким-нибудь древним заклинанием. Всего лишь клочок бумаги, очень небольшой и неровно оборванный с одного края. А на нем в столбик было написано десять имен.

— Айнеро, — в некоторой растерянности прочел я, — Дейнеши, Ирранэ, Карино, Летари, Маори, Норрату, Саэфи, Таэро, Уортэ.

Напротив трех имен находились небрежно начертан ные значки, чем-то напоминающие развернутые лезвием влево топоры. Первое, второе, четвертое и восьмое имена были аккуратно зачеркнуты. А напротив шестого и девятого и вовсе стояли вопросительные знаки.

Озадаченно повертев бумажку в попытке отыскать признаки тайнописи, скрытые знаки или иные свидетельства того, что во всем этом был какой-то смысл, я тяжело вздохнул: ничего. Но когда я уже собрался убрать находку за пазуху, бумага внезапно скукожилась, будто ее опалило огнем, и буквально рассыпалась у меня в руках. Вместе со шкатулкой. После чего мне оставалось только стряхнуть с ладоней пепел и растерянно пробормотать:

— Фол… и что все это значит?!

Неожиданно снаружи послышался шум, и один из сигнальных знаков полыхнул тревожным огнем: кто-то пытался войти в склеп. Я ругнулся и со всей доступной скоростью рванул к выходу — пора было выбираться из каменной ловушки, а то как бы древний схрон и впрямь не превратился в могилу.

Мне понадобилось совсем немного времени, чтобы взлететь по лестнице и выглянуть наружу. После чего я был вынужден отпрянуть и выругаться повторно, потому что за то время, что я пробыл внизу, ситуация на кладбище разительно изменилась.

Недавно тихое и пустое, сейчас оно кишмя кишело всевозможными тварями. Гули, шурши, какие-то грибообразные слизни, похожие на потерявших панцирь улиток. Спокойно лежавшая на надгробиях плесень тоже внезапно ожила и принялась отваливаться от камней целыми кусками. Повисшие между плитами нити паутины напряглись, задрожали, производя на редкость низкий и неприятный гул. Древнее кладбище буквально ожило, словно с моим приходом кто-то протрубил в невидимый рожок. Более того, нежить неумолимо стягивалась к могиле Принстона Уолша, а самые наглые уже нетерпеливо бродили вдоль оставленных мною знаков, радостно повизгивая и скребя когтями землю.

Бросив взгляд на пылающий перстень, я выругался в третий раз и, вернув на место перчатку, ненадолго прикрыл глаза.

Демон…

Но ничего не попишешь — сегодня я проявил беспечность, и теперь за нее придется расплачиваться.

Короткий вздох, мгновение тишины, чтобы собраться с мыслями. Затем изменить маску так, чтобы она прикрыла лицо полностью, и вот я уже готов к работе. Одновременно с этим в обеих руках возникло по секире, только древки у них я укоротил, чтобы было сподручнее работать.

Как там говорил мастер Этор, прежде чем зашвырнуть меня в болото к мертвецам?

— Ну что, поехали… — прошептал я и, одним прыжком выбравшись из могилы, метнулся к обрадованно взвывшей нежити.

Работать длинным лезвием в толпе неудобно — для оружия вроде моих секир необходимо пространство для маневра. Но я не зря сделал древки совсем короткими — место для работы следовало еще расчистить.

Больших усилий для этого не потребовалось: секиры вре зались в мертвую плоть легче, чем нож — в румяную курицу. После каждого взмаха на землю летели разрубленные тела, покрытые слизью ошметки, чужие лапы, когти, уши и даже хвосты, но разбираться, кого и в какое место пырнуть, мне было откровенно некогда. А вот когда перед могилой расчистилось достаточное пространство, я отошел, чтобы ненароком не угодить ногой в яму. После чего перехватил секиры поудобнее и, удлинив древко на каждой из них раза в полтора, начал рубить уже в полную силу.

Сколько я изображал ветряную мельницу, сказать затрудняюсь — время на темной стороне течет для меня в своем собственном ритме. Но мне показалось, что его прошло достаточно много, потому что вокруг места схватки образовался настоящий вал из разрубленных тел, а под ногами все хлюпало и чавкало, словно на землю пролился тропический ливень.

Вскоре я был вынужден сместиться в сторону, чтобы не дать тварям возможности использовать тела убитых в качестве опоры для прыжка. И лишь когда меня оттеснили к ограде кладбища, я смог кое-как оглядеться. А затем с неприятным удивлением обнаружил, что, несмотря на все мои способности, нежити вокруг меньше не стало. Напротив, гули и слизни все прибавлялись и прибавлялись. Среди них стали появляться и совсем мелкие особи, и те, что покрупнее. Пугливые шуршы, наплевав на инстинкт самосохранения, перли напролом как ненормальные, и я не раз давил их сапогами, когда становилось ясно, что ударить или пнуть уже не успею.

Самое поганое, что выбирались они отнюдь не из леса. И не с деревьев спрыгивали, наседая со всех сторон так, что я ужом вертелся, чтобы не угодить на чьи-нибудь когти. Нет, твари выпрыгивали прямо из-под земли! Из-под дальних корней, съехавших набок надгробий! Точнее, из тех самых, будь они неладны, луж, которые я по незнанию принял за наполненные Тьмой расщелины!

Судя по всему, именно в этом и заключалась причина, по которой я до сегодняшнего дня встречал так мало нежити в городе. Там, наверху, среди домов и захламленных подворотен, ее и впрямь водилось немного. Но не потому, что ее успели повывести! А потому, что все, кто не желал попасться на глаза темным магам, нашли себе новое убежище! Незаметное большинству из нас! Глубокое! И воистину совершенное, потому что никогда прежде я не слышал, чтобы Тьма образовывала каверны и в этих самых кавернах кто-то жил!

Когда же я понял, что даже для больших каверн тварей на свет выбиралось слишком много, в мою голову пришла еще одна нехорошая догадка: скорее всего, многие из этих подземных карманов были схожи по строению с теми, что маги создавали для схронов. А быть может, на темной стороне маги и вовсе ничего не создавали сами, а лишь использовали то, что сумела создать Тьма. Но, если это так, а лужи на самом деле — не что иное, как обычные пространственные карманы, то кто сказал, что они должны быть небольшими?

У меня аж зубы заныли при мысли, что вся темная сторона может быть изрыта такими кавернами, как старый сыр. А если они между собой еще и сообщаются…

Фол, да что же это творится в мире?! И почему ни мастер Этор, ни мастер Нииро ни разу об этом не обмолвились?!

«Тьма над Тьмой дает свет», — некстати всплыло в памяти откуда-то из самых глубин подсознания, озарив взбаламученный разум очередным откровением.

И вот тогда я сообразил наконец, о чем мне так долго толковали. А поняв, что к чему, торопливо набросил на правый глаз вторую темную линзу и впервые за несколько месяцев взглянул на Тьму через Тьму. Так, как мне давно советовали.

Наверное, если бы не твари, у меня хватило бы времени и знаний, чтобы по достоинству оценить раскинувшееся перед моим взором разнообразие и красоту многочисленных оттенков окружившего меня бескрайнего океана. Если бы не необходимость уворачиваться от чужих когтей и отшвыривать ногами тех, кто пытался пролезть снизу, я бы, возможно, даже восхитился: Тьма больше не скрывала от меня деталей. С нее словно сорвали полупрозрачную вуаль, и все, что раньше казалось обманчивым и блеклым, внезапно обнажилось, заиграло новыми красками и стало на редкость отчетливым, ярким и реальным до дрожи.

Но мне было некогда отвлекаться. Все, что меня интересовало, это то, что теперь я видел округу до самого горизонта, причем с поразительной четкостью. А все, что имело значение, это скорость, с которой врубались в тела нежити мои секиры, и силы, которые даже на темной стороне имели тенденцию медленно, но верно убывать.

Когда же я всерьез задумался, а не свалить ли отсюда подобру-поздорову, напор тварей внезапно ослаб. Непонятно почему, но в задних рядах вдруг произошло волнение. Упорно пытающиеся пробиться ко мне гули сперва замедлились, а затем начали нервно озираться. Некоторые даже тревожно закурлыкали и попытались отпрянуть. А еще через миг одна из морд неожиданно дрогнула и внезапно провалилась вниз, словно кто-то с силой дернул нежить за ноги. После этого волнение среди тварей стало явственнее, сразу две зверюги одна за другой исчезли в большой луже, успев напоследок лишь удивленно вякнуть.

Отступив на пару шагов в сторону, я заработал секирами с еще большим ожесточением, но краем глаза все же следил за периметром и иногда успевал заметить, как находящиеся с краю твари одна за другой беззвучно падают на землю. Некоторые бесследно исчезали в лужах. Другие просто валились замертво, и вокруг них ненадолго образовывалась куча-мала.

Кто или что вдруг надумал мне помочь, я не имел никакого понятия, однако подмога пришлась очень кстати. Подрастерявшие задор гули больше не ломились вперед как оголтелые, а начали неуверенно отступать. Болтающиеся под ногами слизни все реже бросались мне под ноги. А шурши в какой-то момент с испуганным писком ринулись прочь, стремясь как можно скорее нырнуть в ближайшую лужу. Вот только по пути их тоже настигал тот же неведомый рок, и одна за другой твари либо падали на землю, либо ныряли в лужи и больше уже не возвращались.

Когда нежити на поверхности почти не осталось, я запрыгнул на ближайший надгробный камень и настороженно оглядел притихшее кладбище. Но непонятная тварь, так вовремя подсобившая в схватке, почему-то не торопилась нападать. То ли удовлетворилась гулями и слизнями, а то ли просто решила не связываться.

Разумеется, ничего хорошего я от нее не ждал. Но и уйти, не разобравшись, посчитал неправильным. Поэтому выждал еще немного и с мрачным удовлетворением кивнул, когда поверхность одной из луж внезапно выгнулась наружу, словно мыльный пузырь, а затем с тихим чпоканьем лопнула, открыв моему взору на редкость большой черный сгусток, внутри которого смутно проступил человеческий силуэт.

— Рэ-э-эйш… — внезапно разнеслось по притихшему кладбищу. А затем внутри сгустка двумя неестественно яркими точками сверкнули желтые глаза, и я с холодком осознал, что переоценил свои силы.

Нежить бывает разная: низшая и высшая, крупная и не очень. Но среди высших тварей самыми опасными по праву считаются разумные виды, к которым традиционно относили вампиров, моргулов и демонов.

Вампиры — довольно хрупкие, осторожные и крайне уязвимые для темного мага существа, которые предпочитали жить стаями и редко охотились в одиночку. Демоны являлись гораздо более агрессивными и опасными созданиями, но демон не стал бы выжидать, когда меня укокошат твари попроще. Так что, похоже, мне не повезло нарваться на моргула, одну из малоизученных тварей, о которой даже в записях учителя упоминалось вскользь. И о слабых сторонах которой мастер Этор отзывался лишь одним словом: «Неизвестны».

Как оказалось, у моргула не было тела в том понимании, в каком мы привыкли говорить о нежити. Сгусток тьмы, оформленное в виде человеческого силуэта облачко тумана. К тому же моргул не стоял на земле, как полагалось приличной нежити, а завис над ней, словно привидение. Вокруг его головы колыхалось плотное черное покрывало, смутно похожее на низко надвинутый капюшон. Но под покрывалом ничего, кроме мерцающих глаз, больше не было. Собственно, я даже не мог сказать, что это такое и имелось ли у твари лицо, или же она, как Палач, носила безликую маску.

При виде моргула мои оставшиеся не у дел призраки откровенно запаниковали. У Грема жутковато исказилось лицо, леди Камия схватилась за сердце. Жук и вовсе отпрянул, уставившись на тварь с потусторонним ужасом. А затем принялся отчаянно махать руками, привлекая мое внимание.

Наверное, они были правы, когда все вместе начали жестикулировать, недвусмысленно советуя сваливать подобру-поздорову. Но свалить в реальный мир было нельзя: моргул — не гуль. И если он видит на темной стороне так же, как я, то его не обманут ни плащ, ни шляпа — по отсвету перстня он отыщет меня везде. И в любом месте, куда бы я ни направился, меня будут ждать его подручные. Но и использовать прямую тропу я не мог, потому что сдуру послушался Грема и оставил своих призраков снаружи. Так что, если я вздумаю бежать, их утянет за мной. Только не внутри перстня, как раньше, а как собак на поводках. По воздуху. И развеет еще до того, как я снова ступлю на твердую землю.

— Рэ-э-эйш… — снова прошелестел моргул, когда я осознал всю незавидность своего положения. — Отда-а-ай… что взя-а-ал…

Я ошарашенно моргнул.

Демон меня задери! Эта тварь еще и разговаривает?! К тому же знает о списке и специально поджидала, догадываясь, что однажды за ним кто-то придет?!

— Отда-а-ай, — прошептал сгусток, и глаза под капюшоном засветились еще ярче, притягивая к себе внимание, завораживая и парализуя волю.

— Перебьешься, — процедил я и сжал окровавленную секиру покрепче.

Глаза моргула вспыхнули в последний раз и так же внезапно погасли. А затем сгусток уплотнился, утратив сходство с человеческой фигурой. После чего из-под «плаща» высунулись две на редкость длинные клешни с острыми когтями, и моргул одним молниеносным движением переместился.

Наверное, я слишком долго на него таращился. Или что-то еще сделал неправильно, потому что момент атаки оказался бездарно упущен. Кажется, я просто выпал из реальности. Всего на миг, на одно-единственное мгновение. И о том, что не только Палачу, а, похоже, любой высшей нежити доступны прямые темные тропы, додумывал уже на лету: удар у моргула оказался такой силы, что меня попросту отшвырнуло назад, сбив по пути добрый десяток надгробий. А затем еще и приложило спиной о землю, да так, что чуть искры из глаз не посыпались.

Если бы не доспех, меня бы, наверное, разорвало. А может, и расплющило. Или располовинило где-нибудь на уровне груди. Но Тьма уберегла — громадные когти лишь со скрежетом прошлись на нагрудным пластинам. Зато, когда я упал, они мгновенно сомкнулись на горле, настойчиво пытаясь пробить, продавить неподатливую броню, которая лишь чудом держалась под чудовищным напором.

О том, насколько мне повезло, можно было судить по той легкости, с которой моргул вздернул меня наверх и подвесил за глотку на высоте человеческого роста. Сомкнувшиеся на горле пальцы источали невыносимый, просто адский холод. От него слабели руки, кожа покрывалась огромными пупырками. Впившиеся в мое лицо глаза буквально грызли душу, вымораживали ее и едва не выворачивали наизнанку. А прячущийся под капюшоном нечеловеческий разум оказался настолько силен, что я почти физически ощутил, как что-то липкое и мерзкое пытается пролезть в мои мысли.

— Список, — холодно велела тварь, со скрежетом смяв доспех. Исходящий от нее холод стал еще сильнее, золотые глаза оказались совсем близко, и я вдруг понял, почему о моргулах было известно так мало.

Обладающая даром влиять на человеческий разум, невидимая для большинства живых, тварь и впрямь была достойна называться высшей. Если бы не линзы, я бы, скорее всего, даже не понял, что именно на меня напало. А если бы не доспех, она выпотрошила бы меня с первого удара. И никакие амулеты от этого бы не спасли.