Издалека Бояндин Константин
И припустил прежним курсом, время от времени оглядываясь.
Окружённый странным, призрачно–зелёным миром, Хиргол из последних сил переставлял ноги. Горностай светился ярко–белым огоньком, то удаляясь, то приближаясь. Юноша мечтал об одном — уснуть.
— Есть идея, — неожиданно объявил монах, глядя на горизонт, где угасали последние волны заката. Здесь, в горах, закаты и восходы особенно выразительны. Внизу, где воздух изобилует пылью, закат долог и размыт, небо медленно плавится и медленно остывает. Здесь же всё происходит стремительно и ярко — словно работает искусный художник. Два–три точных движения — и вот вам закат.
Звёзды здесь, наверху, ярче, сильнее, пронзительнее, чем внизу.
— Там, в Лерее, давно знают про Книгу, — продолжил Унэн, любуясь звёздным небом. Флосс восседал рядом, недвижный и незаметный — но был весь внимание. — Я даже готов предположить, что они не имели ни малейшего понятия о том, что же именно им нужно. Ради приобретения Книги или её части они готовы пойти на всё. Но как они узнали о ней?
— Книга могла появиться на Ралионе столетия назад, — «пожал плечами» Шассим. — Вспомни о золотом мече, который принёс Империи Ар–ра победу и процветание на сотни лет. Он дожидался своего часа десятки тысяч лет, и был обнаружен случайно. Но стоило императору взять его в руки, как тут же выяснилось, что появление меча было давным–давно предсказано. Вспомни о сотнях других потерянных артефактов, про которые успели сочинить множество предсказаний, одно другого нелепее. Я не стал бы удивляться.
— Нет, ты не понял, — с жаром возразил Унэн. — То, что это возможно, я и так знаю. Меня интересует — каким образом. Кто им сказал? Кто придумал предание и как донёс до нужных ушей?
— Для этого придётся выяснить, когда Книга появилась здесь. Или узнать, кто её доставил. Нужна хоть какая–нибудь точка отсчёта.
— Я знаю, кто, когда и как её доставил, — монах вскочил на ноги. — И ручаюсь, что это произошло совсем недавно. Около восьми лет назад.
И принялся рассказывать,
Флосс прикрыл глаза и яркая, живая картина предстала его глазам.
Подножие гор. Каменные столбы, раскиданные там и сям; крохотный лесок внизу, в долине и ручеёк.
Двое людей… молодых людей… одна, похоже, девушка (флосс видит смутно, словно сквозь дымку) стоят у одного из столбов, глядя вверх. Картина меняется. На вершине столба возникает человек, высокий и худощавый, с вытянутым лицом. На миг нагибается… словно только что положил что–то себе под ноги. Улыбается и… шагает вперёд.
Флосс моргнул, и картинка растворилась.
— …вот и сказал мне, что книга лежала наверху. Хотя до него туда забиралось множество народу и… — монах осёкся, заметив, что флосс смотрит куда–то в сторону, прикрыв огромные глаза. — Ты меня не слушаешь? — спросил он почти обиженным тоном. — Зачем я тогда…
— Я всё видел, — перебил его флосс. — Человек, спрыгнувший… шагнувший с вершины столба, — поправился он. Унэн вытаращил глаза.
— Но я же… ах, да, — кивнул монах и с лёгкой завистью воззрился на друга. — Так ты видел его?
— Зеркало, — коротко приказал флосс и вновь прикрыл глаза.
Монах сделал шаг к высокому, в рост человека зеркалу.
Зеркало тускло осветилось изнутри. По ту сторону проявилось изображение человека. Не очень чёткие контуры. Видимо, флосс мысленно приблизил то, что видели другие глаза — менее сильные; что воспринял другой ум — менее сосредоточенный.
Чётче. Ближе. Вот, прекрасный кадр — человек вытянулся в полный рост, плащ развевается у него за спиной. Лицо человека быстро приблизилось. Замерло. Унэн лихорадочно искал в рукаве килиан, запоздало вспомнив о записи. Успел.
Запомнил!
Лицо повернулось — флосс позволил времени проползти вперёд на несколько мгновений.
Улыбка появилась на лице. Ветер откинул капюшон, и стало видно, что волосы человека пепельно–серые. Несмотря на то, что сам он не выглядел старым, глаза его были глазами очень древнего существа.
— Тот человек, Шассим, — сорванным он волнения голосом попросил монах. — Тот, который убегал от нас там… в зале за порталом.
Картинка потемнела и вновь проявилась. Теперь она выглядела гораздо чётче: флосс вспоминал то, что видел сам.
Лицо рывком приблизилось. Замерло.
Запомнил!
Несмотря на разное освещение, чёткость и обстановку, Унэн не сомневался, что видел одно и то же лицо.
Нет. Не одно и то же.
Но очень похожее. Различия были настолько тонкими… что можно было бы считать этих людей близнецами. Да и потом, откуда бы незнакомцу из зала было появиться… в прошлом?
Но что–то общее было. И это главное. Хоть какая–то зацепка.
— Спасибо, Шассим, — он отошёл от зеркала и взглянул на флосса. Тот выглядел, как и прежде, но глаза его налились кровью. Видимо, каждая попытка такого рода дорого обходилась ему.
— Надеюсь, что ты всё записал, — Шассима было едва слышно. — Во второй раз я могу это уже не увидеть.
— Да, — и монах показал ему матово светящийся килиан. — А теперь я буду чувствовать себя куда увереннее. — Монах накрыл шарик рукой, полыхнуло сиреневым, и, когда он отвёл руку, шариков было уже два.
Один из них монах положил в шкаф.
— Мы видели его раньше? — уточнил флосс, всё тем же слабым голосом.
— Да, — ответил Унэн удивлённо. Неужели сам Шассим не видит того, что показывает?
— Ты совершенно в этом уверен?
— Да, — повторил монах после секундного колебания.
— Тогда мы знаем, откуда начинать поиски.
— Верно.
— Завтра, — произнёс флосс удовлетворённым голосом. — Я буду к полудню, — завершил он и улетел прочь.
Монаха едва не сдуло на пол от неожиданности.
XXV
Двенадцать отметок на стене.
Гость делал их кусочком угля, который взял из камина в тот вечер. Двенадцать дней и ночей; солнце здесь всегда находилось за тучами, а ночь всегда была звёздной. Что самое странное, не было луны. Никакой. Ни большой, ни маленькой.
Двойник постепенно приближался к Замку. Гость чувствовал это; ему время от времени снились неприятные сны — исполненные трудно постижимых и поражающих воображение образов.
Он видел человека, шедшего по лесу, деревья в котором неожиданно вырастали так, что кроны их терялись в облаках.
Он видел огромные сооружения — в голове не находилось подобающего слова — составленные из огромных труб, прямоугольных блоков, кирпича. Всё было ветхим, ржавым, рассыпалось на части. Отовсюду выбегали полчища крыс.
Он видел оживающих мертвецов, пожирающих живьём оцепеневших от ужаса прохожих на улице, и пустыню на месте некогда цветущего города.
Он видел и многое другое, что разум порой отказывался запоминать.
Он не решался ложиться спать в роскошной постели Владыки Моррон, в которой, казалось, могло расположиться на ночлег всё уцелевшее Воинство Иглы. Чаще всего он усаживался в кресле перед камином и засыпал. Просыпался от холода и оттого, что чудовищно затекала шея. Вся мебель в Замке была каменной.
Замок продолжал жить своей жизнью. Зажигались и гасли канделябры и причудливой формы светильники; стол время от времени оказывался накрытым — правда, большей частью нетрудно было заметить, что кто–то только что окончил трапезу. Выбирать не приходилось: вода Океана была мертва, и на десятки миль вокруг не было ни единого живого существа. Оставалось надеяться, что нежданное гостеприимство не прекратится.
Двойник приближался, а Норруана не было.
Гость отважился спуститься в подземелья. Более трёх часов блуждал по скупо освещённым ветвящимся переходам; дважды на него нападали огромные, величиной с хорошую собаку, крысы. Если бы не неведомо откуда взявшийся талант фехтовальщика…
Следующий подземный этаж был полон движущихся стен и ловушек. Самым страшным был лабиринт, занимавший большую часть этажа. Состоявший из множества одинаковых квадратных ячеек, с узкими дверями в каждой из стен и множеством отверстий в полу. Проклятое изобретение включилось, едва Гость имел неосторожность сделать шаг. Каждые пять–шесть секунд открывалась одна из дверей, а ещё через две–три секунды острые металлические штыри поднимались из отверстий в полу — на целый фут, не ниже. Первые два раза Гость уцелел случайно; затем догадался, что надо стоять, прислонившись спиной к одной из дверей, чтобы иметь возможность выскользнуть из ячейки прежде, чем его нанижут на штыри, словно жука на булавку.
Так прошло, вероятно, несколько часов. В конце концов, Гость каким–то чудом оказался у лестницы наверх и поспешил убраться, в относительную безопасность наземного Замка. Кем бы он ни считал себя, Замок не повиновался его приказаниям. У Замка уже был хозяин и оставалось терпеливо ждать его возвращения.
Выбор был невелик. Все комнаты, кроме спальни и кабинета, были недоступны — запертые двери оказались отличным препятствием; кроме того, Гость подозревал, что Замку не очень–то понравится, если он вздумает пробиваться сквозь преграды силой.
Время от времени ему слышались чьи–то приглушённые голоса в обеденном зале, но всякий раз, когда он спускался туда, зал неизменно оказывался пуст.
К изумлению Норруана, табличка на двери, в которой обитал старик, оказалась пустой. Гладко отполированная золотая пластинка, без украшений, без каких–либо знаков.
На самом деле, Норруана всё это не очень заботило. Ему никогда не приходило в голову, что может случиться после смерти, но всегда казалось, что заботиться об этом бессмысленно. Это безразличие, наложившись на осознание того, что у него нет очевидного способа повлиять на свою участь, походило на сон. Вот–вот казалось, что он проснётся — у себя, в Замке, в Зивире, застывшем в момент падения ветхой крепости. Иного сравнения на ум не приходило.
Норруан постучал. Осторожно.
— Входите, — послышался жизнерадостный голос с той стороны.
Жилище старика выглядело под стать его виду. Крохотная комнатка, с окнами в стенах по обе стороны от двери. Пейзаж за этими окнами не радовал глаза. Пустыня. Жёлтые дюны, серое небо, и непрерывно льющийся зной. Ветхие шторы служили менее чем условным препятствием слепящим лучам.
Несомненно, всё это находилось внутри хижины, которую милосерднее было бы снести, нежели чинить. За грубо сколоченным столом сидел сам безымянный старик и ещё один человек, — видимо, тот самый Юарон. Выглядел он сродни давешнему музыканту — строгий чёрный костюм, совершенно неуместный в столь убогой обстановке, аккуратная причёска, доброжелательное лицо. Вряд ли ему было больше сорока.
— А, вот и он, — радостно воскликнул старик. — Прошу, прошу…
Откуда–то взялся старенький жестяной чайник и ещё одна глиняная чашка. Норруан сел на свободный табурет, ощущая себя крайне неловко. Хозяин сего жилища был одет немногим лучше нищего. Однако в комнате было весьма чисто — впечатление портил только горячий сухой воздух. Солнечные лучи немного не доходили до Норруана, и тот весьма этому обрадовался.
Норруан отпил из своей чашки. Травяной настой. Вкус крайне необычный, но пить можно. Зря я так оделся, подумал он. Пять минут спустя одежду можно будет выжимать.
— Юарон, — представился третий. — Рад вас видеть, очень рад. Честно говоря, всё время удивлялся — когда же вы появитесь?
— Вы меня знаете? — удивился хозяин Замка, внимательно изучая собеседника.
— Я — нет. До настоящего момента не имел чести. Но вот мои клиенты частенько вас поминают.
По интонации невозможно было понять, надо ли гордиться или же следует оскорбиться.
— Кто меня поминает? — тихо спросил Норруан и поставил чашку на стол.
Старик тем временем подошёл к окну и чуть приоткрыл его. Внутрь немедленно ворвалась волна иссушающего зноя. Как он только выдерживает такое? — подумал Норруан, решив держаться до последнего.
— О, множество народу, — махнул рукой Юарон. — Никто о вас равнодушно не отзывается.
— Кто–нибудь из… Зивира?
— Никогда не слышал о таком месте, — немедленно отозвался Юарон. — Это, конечно, ничего не значит. Позвольте вас спросить, что вы помните?
— Я? — Норруан был изрядно сбит с толку. — В каком смысле?
— В самом прямом. Раз вы здесь оказались, значит, что–то вспомнили. О себе самом. Вот я и спрашиваю — что вы помните?
— Всё, — честно признался Норруан, всё ещё не понимая, к чему клонит собеседник.
— Плохо, — неожиданно заключил тот и улыбка пропала с его лица. — Очень плохо, дорогой мой. Тогда, я боюсь, вы застряли здесь надолго.
— Где это — здесь? Сколько я ни спрашивал, никто со мной не желает говорить. Даже охранники.
Старик обменялся с Юароном многозначительным взглядом.
— Охранники, значит, — покачал последний головой. — Вот как. А наружу вы выходить пытались?
— Куда наружу? — вновь не понял Норруан. — О чём мы вообще говорим? Отсюда нет выхода. Коридоры, коридоры, сплошные коридоры и лестницы. Я даже не уверен, смогу ли вернуться назад к себе… домой, — закончил он неуверенным голосом.
— Я тут проездом, — пояснил Юарон. — Услыхал, что мой хороший знакомый остановился здесь, вот и решил заглянуть. Тут всегда есть на что посмотреть. Лица, правда, все одни и те же — попасть сюда легко, а вот выйти очень трудно.
— Понятно, — Норруан усмехнулся. — Я уже пытался выйти. В окно. Отсюда, правда, я не стал бы и пытаться. Судя по пустыне за окном, лучше оставаться внутри.
— Пустыне? — недоумённо повторил старик и они с Юароном вновь обменялись взглядами. — Подойдите–ка к окну.
Что–то было в его голосе такое, чему невозможно было перечить. Привычки повиноваться у Норруана никогда не было и он с немалым удивлением понял, что послушно встаёт и подходит к приоткрытому окну. Не испытывая ни неловкости, ни раздражения.
С каждым шагом пейзаж за окном менялся. Стоило встать рядом со стариком (который так и не представился), как всё совершенно изменилось. Вместо раскалённой добела пустыни были уходящие в бесконечность холмы, украшенные кое–где низенькими, корявыми деревьями. За окном была ночь; на пол падал жёлтый прямоугольник света — над холмом, запутавшись в кроне дерева, висела огромная тускло–медная луна. Зрелище было потрясающим.
Воздух был напоен прохладой; Норруан дышал им и не мог надышаться.
— Ничего не понимаю, — признался он. — И всё же, где я? Где мы?
— Я — в гостях у старого знакомого, — ответил Юарон, вглядываясь в расширившиеся зрачки Норруана. — Он — у себя в хижине, а вот где вы — это вопрос интересный. Я содержу нечто вроде… ну скажем, таверны (на самом деле Юарон употребил иное слово, но Норруан не понял его). В последнее время туда стало заходить всё больше беженцев. Вокруг становится неспокойно, и одной из причин этого являетесь вы, как это ни прискорбно.
— Я? — вновь поразился Норруан.
— Вы. Если вы помните всё, то, может быть, вспомните это? — Юарон встал, подошёл к другому окну и резко отдёрнул штору.
За окном показалось совсем другое место. Оно напоминало бойню, да и являлось ею по сути: посреди поля, усеянного телами, залитого кровью и грязью, высокий человек в чёрном плаще яростно отбивался от трёх воинов. Видно было, что раны обильно покрывают его тело, но он продолжал сопротивление. Норруан взглянул в лицо человека в чёрном…
Человек на миг взглянул в его сторону.
Они узнали друг друга. Норруан вновь услышал тихий шёпот из–за зеркальной грани: «здравствуй, я…»
И отвернулся.
И неожиданно вспомнил. Теперь он знал, что это за человек, как проходила вся его жизнь и чем закончилась. Потому что сам был этим человеком. Только вот имя его… он никак не мог припомнить.
— Вспомнили, — Юарон отошёл от окна и пустыня постепенно вернулась на место. — Я могу показать вам десятки таких мест, если захотите. За вами постоянно следует опустошение. Только на моей памяти вы восемнадцать раз приходили в мир, который я только что вам показал, — Юарон нахмурился. — Каждый раз немного под другим лицом, но с одинаковым результатом.
— Что вы от меня хотите? — Норруан начинал злиться. Мало того, что в Зивире ему приписывают разнообразные злодейства, так и после смерти не приходится ожидать доброго слова. Впрочем, всё это чушь — что уж доброго можно ждать после смерти!
— Я? Ничего, — Юарон пожал плечами. — Я никому не могу приказывать… в особенности в этом месте. У одного из моих знакомых потерялась книга… очень редкая, надо сказать. У неё уже сменилась множество владельцев, и всё это очень грустно. Поскольку книга не предназначена первому встречному.
— А я–то тут при чём? — Норруану неожиданно стало казаться, что он понимает, о какой книге идёт речь.
— Разве вы не догадываетесь, о чём я?
— Нет.
— Значит, я ошибся. Но если вам доведётся с ней встретиться — а вы сразу поймёте, что это она — то дам вам добрый совет: откажитесь от неё.
— Что?
— Откажитесь от неё, — терпеливо повторил Юарон. — Не пользуйтесь её возможностями, как бы вам этого ни хотелось. Не открывайте её и не читайте. Она… в общем, ей здесь не место.
— Да почему вы так уверены, что я видел её?
— Потому, что вы здесь, — ответил Юарон немедленно, словно ждал вопроса. — Потому, что видите за окном пустыню, а в коридорах — охранников. Зайдите к кому–нибудь в гости и спросите у них о книге. Ручаюсь, вас это позабавит.
И встал, чтобы уйти.
— Подождите, — Норруан поискал глазами старика, который, улыбаясь, стоял возле окна и внимательно слушал беседу. — А как же он? Что, он тоже…
— Сюда можно попасть по крайней мере двумя способами, — Юарон остановился у порога и повернулся. — Можно любой ценой увековечить своё имя, как это сделали вы. Тогда останется привыкнуть к этом месту — оно станет местом страданий. А можно отказаться от своего имени. Тогда у вас появится место, где можно будет отдохнуть. Подумайте как следует, Норруан. Вспомните всё и хорошенько подумайте — нужно ли вам это всё?
— Постойте, — крикнул Норруан, когда Юарон последний раз улыбнулся, вежливо кивнул и скрылся за дверью. — Постойте! А вы? Кто вы такой?..
Он споткнулся о табурет и едва не сломал ногу. А когда, прихрамывая, доковылял до двери, за ней был, увы, всё тот же коридор. И никаких следов Юарона.
— Что же… — начал Норруан, но замолчал.
Потому что в комнате, кроме него, никого не было. Жар накатывался из приоткрытого окна удушающими волнами. Здесь делать было нечего.
Норруан вышел вон (заметив, что с двери исчезла золотая табличка) и побрёл по выстланному роскошными коврами коридору. Из–за дверей доносились голоса, музыка, смех. Никто не жаловался на судьбу, никто не рыдал, не взывал о помощи. Может быть, лучше всё же остаться здесь, чем возвращаться куда бы то ни было?
Он остановился. Прямо перед ним была массивная дверь с табличкой; на табличке было выгравировано его имя. Прежде она была оловянной, а теперь была куском изрядно прогнившей деревянной доски.
Отчего–то именно вид таблички поверг невозмутимого Владыку Моррон в ужас, который не сразу прошёл. Он заперся у себя в «Замке» и твёрдо решил никому не открывать.
Впервые Унэн был допущен в штаб–квартиру Совета Наблюдателей — где принимались ключевые решения, касавшиеся всех. Время, когда возомнившие себя правителями мира представляли серьёзную опасность, лишь для малой части мира, было далёким прошлым. Теперь ни одна серьёзная неприятность не могла не угрожать всем живущим
А мелкими неприятностями теперь занимались иные организации.
Кроме Унэна, Шассима и всех трёх верховных жриц Триады, в комнатке находились две хансса (чего следовало ожидать) и молоденькая девушка, совсем незнакомая Унэну. Выглядела она необычно: большие тёмные глаза, очень короткая стрижка (волосы походили на пух) и светлые кожаные перчатки на руках. Она улыбнулась Унэну и едва заметно кивнула головой, но ничего не произнесла.
Унэн не вполне понимал, зачем его сюда пригласили (Шассим, как всегда, не утруждал себя объяснениями), но слушал охотно, а услышать можно было многое.
Текущие сводки монаха мало заинтересовали. Сколько обнаружено складов запрещённого оружия, сколько разгромлено тайных лабораторий. Сколько монах себя помнил, все постоянно искали эти тайные места, где практиковалась запрещённая магия — некромагия, в частности — и создавалось биологическое и прочее оружие. Теперь, судя по сообщениям, тайным обществам был нанесён сокрушительный удар.
— Возникает ощущение, что нам преднамеренно сдали все эти места, — девушка в перчатках проводила указкой по карте. — А также сотни прекрасно законспирированных магов, изготовителей оружия, просто шпионов. За последние два десятилетия Лерей развил в этой области чрезвычайно бурную деятельность — до того момента, когда Девятка стала редеть. Сейчас же происходит нечто, трудно объяснимое. Если подобные наводки будут продолжаться, через два–три месяца мы останемся без работы. И надолго.
— Хорошо бы, — неожиданно для самого себя произнёс Унэн. Взгляды обратились на него. — Скажите, отчего вы до сих пор не покончили с Девяткой?.. То есть, я хочу сказать — с Семёркой?
— Не могут, — ответил Шассим.
— Что значит — не могут? Только не говорите мне, что вы не в состоянии устранить их физически из каких–то высоких соображений. — Интересно почему Шассим отзывается о Совете в третьем лице? Он что, не состоит в нём?
Унэн взглянул в сторону флосса и тот полуприкрыл глаза. Что означало «да». Ладно, подумал Унэн, мы ещё поговорим по поводу чтения мыслей без разрешения.
— Мы действительно не можем, — подтвердила одна из рептилий. На голове хансса носила массивный обруч из золота, покрытый тонким орнаментом и множеством рун. — Они недоступны нашему восприятию. Собственно, поэтому мы и пригласили вас, достопочтенный Унэн.
— Как недоступны? — не понял монах. — Ну, положим, я могу поверить в то, что при помощи магии их не отыскать. Но как же боги? Могущественный Страж Моста? Триада? — кивок в сторону Айзалы. — Что в них такого сверхъестественного?
Рептилии переглянулись.
— Все члены Семёрки прошли специальные ритуалы, — терпеливо объяснила вторая из них, безо всяких знаков и медальонов, но в чёрном кожаном доспехе и с внушительным кинжалом на поясе. — Они отказались от имён, родственников и предков; они посвятили себя Владыкам Разрушения и полностью им преданы. Культы Владык объявлены вне закона, а это единственные высшие силы, способные отыскать их.
— Что, никто не пытался потолковать с Владыками?
— Об этом не может быть и речи, — сухо ответила первая хансса.
Монах хмыкнул.
— Чем же я могу вам помочь?
— Карта, — вполголоса подсказал флосс.
Монах некоторое время смотрел на него недоумевающе, потом до него дошло. Он извлёк листок (уже изрядно помятый и захватанный), на котором некогда зарисовал появившийся на Плите рисунок. И заметил, что пятна вновь перегруппировались.
— Позвольте–ка, — девушка осторожно взяла лист у него из рук и положила на просторный стол. Разгладила и протёрла каким–то тампоном (да у них тут целая лаборатория! — подумал монах восхищённо, только сейчас заметив, как много было в комнатке шкафчиков, полок и дверец).
После чего положила поверх листа толстую стеклянную пластину.
На стене, где только что появлялась карта Ралиона с описанием военных операций, возник чертёж Унэна. В сильно увеличенном виде.
— И что с того? — приподнял Унэн брови. — Я уже понял, что каждое из… пятнышек — либо человек, либо предмет. Чем это вам поможет?
— Смотрите, — девушка несколько раз легонько прикоснулась указкой к стеклу, и небольшой участок чертежа значительно увеличился. На стене появился небрежно нарисованный прямоугольник и небольшой тёмный кружочек внутри него.
— Не может быть, — монах приподнялся с места. — Я не мог нарисовать настолько мелкие предметы.
— Могу ли я попросить вас подойти ко мне? — девушка не обратила внимания на реплику.
Унэн пожал плечами и послушался. Тут же заметил, как сдвинулся кружочек на экране. Невероятно… монах сделал шаг в сторону — кружочек послушно отъехал вправо. Шаг в другую сторону. Вновь движение. Что–то новенькое!
— Ну хорошо, за мной вы подглядывать научились, — монах старался не обращать внимания на насмешливый взгляд Айзалы и её сестёр по ордену. — Чем это поможет против Семёрки?
— Она тоже где–то здесь, — указала девушка на лист. — Она тоже относится к тем, кто знает о… — она бросила взгляд на рептилию в обруче и та кивнула. — …о книге.
— Предположим, — монах не изменил выражения лица.
— Все, кто имеет к ней отношение, видны на вашем листе.
— Откуда такая уверенность?
— Я это предположил, — вставил Шассим. — Есть все основания полагать, что это так.
Монах почесал подбородок.
— Мне кажется, что необходимы очень веские доказательства.
— Это не первый случай подобного рода, — девушка вновь посмотрела монаху в глаза и тот поразился, насколько её глаза не соответствовали возрасту. Глаза принадлежали человеку, умудрённому опытом многих лет жизни. Я её уже видел, осознал монах, но выглядела она по–другому. — С книгой сталкивалось более… — короткая пауза. — …более сорока человек, на протяжении последних девятисот лет. Все без исключения погибли при странных обстоятельствах. Восемнадцать из них, включая известного алхимика Фемонгира, попытались при жизни достичь господства над миром.
По спине монаха потянуло холодком.
— Не может быть, — повторил он спокойно. — Книга появилась на Ралионе не более восьми лет назад.
— Вот, — девушка взяла из воздуха и протянула Унэну несколько свитков. — Можете убедиться. А вот это взято из сокровищ, погребённых вместе с Фемонгиром, — она протянула тускло–сиреневый, ромбовидный кристалл с острыми гранями. Монах едва не выронил его, настолько он оказался тяжёл. — Посмотрите сами.
Внутри кристалла светилось несколько искорок. Нетрудно было убедиться, что их расположение в общих чертах соответствует пятнышкам на принесённом монахом чертеже.
— Ну положим, — Унэн вернул кристалл. — Зачем же тогда потребовался чертёж?
— Есть причины, — отозвалась Айзала. — Прежде всего, кристалл сопротивляется попыткам исследовать его и непригоден для слежения.
Монах понял, что все взгляды устремлены на него.
— Так что же вы хотите от меня?
— Необходимо узнать, кто в настоящий момент знает о Книге. Кто имеет к ней хоть какое–нибудь отношение… за исключением здесь присутствующих. Чтобы справиться с ней, необходимо выявить всех, кого она так или иначе коснулась.
— Вы говорите так, словно Книга — злобное и опасное существо.
— Так оно и есть, — согласилась Айзала. — Всё указывает на это. И следующий в списке ты, Унэн.
— Я?
— Ты часто пользовался ей. Ты слышишь её голос, ты в состоянии с её помощью влиять на происходящее.
Слишком прямолинейный вывод, решил Унэн. Cлишком простое решение… хотя, если они привыкли заниматься угрозами подобного масштаба, этого и следует ожидать.
— Я в это не верю, — заявил он на словах.
Айзала вздохнула.
— Изучите свитки, — посоветовала девушка. — У нас ещё есть время. Но не затягивайте с решением. Никто не знает, когда Книге надоест играть с вами.
Монах встал и чуть наклонил голову. Это, видимо, было сигналом, что совещание окончено. Айзала и остальные жрицы вышли, что–то оживлённо обсуждая; рептилии попросту исчезли. Шассим вышел вслед за жрицами (шагающий флосс выглядел комично, но монах не осмелился бы засмеяться).
Оставшись с девушкой наедине, Унэн подошёл поближе и, когда та подняла взгляд, спросил:
— Вы случайно не родственница… э–э–э… Нерлона? Мы, правда, виделись крайне редко, но сходство…
— Я Нерлон, — отозвалась девушка и обворожительно улыбнулась. — После линьки я всегда выгляжу по–новому.
— Линьки? — монах смутился. — А… Ну конечно…
Поразительно, но он не нашёлся, что сказать.
Как оказалось, до поверхности земли было рукой подать. Правда, Хиргол готов был поклясться, что до континента подобным темпом нужно было бы идти по меньшей мере месяца три — под землёй, в полной темноте невозможно быстро передвигаться. Но, так или иначе, путь по лабиринту был завершён. Хиргол долго отдыхал, лёжа на холодных и острых камнях, время от времени вздрагивая, когда зверёк–проводник прикасался носом к его лицу.
Увы, никто не обучал юношу основам того, как выжить, когда, кроме голых рук, ничего нет. На воду он набрёл случайно, а вот с пропитанием дело обстояло туго. В конце концов, отчаявшись отыскать хоть что–нибудь съедобное среди растущих вокруг деревьев и трав, полуживой Хиргол увидел затерянное в горах селение.
Жители его не испытали большой радости от вида шатающегося от голода молодого аристократа в пыльной и рваной одежде. Однако в одном доме над ним сжалились и накормили — в обмен на грязную и отвратительную работу в хлеву.
На следующее утро Хиргола схватили.
Флосс категорически отказался сопровождать Унэна.
— Я обещал помочь Айзале, — пояснил он. — Кроме того, есть ещё люди, которым нужна охрана. О ком почему–то забыли там, на Совете.
— Кто это? — подозрительно нахмурился монах.
— Те, для кого у тебя никогда не находится доброго слова, — флосс указал крылом в окошко. Выглянув, Унэн увидел резвящихся близнецов. Ну конечно, Шассим так и не научился отличать, когда слово «разбойница» произносится в шутку, а когда всерьёз. Впрочем, не время выяснять отношения.
— Кто–то всегда говорил мне, что не может один следить сразу за двумя, — усмехнулся Унэн. — Не подскажешь ли, кто?
— Я, — вздохнул флосс. — Что поделать. Лучше всего это получается у тебя, но вряд ли я тебе чем–то помогу. Кроме того, у тебя в запасе всегда есть Крылья.
— Это точно, — оживился монах и тут же ими воспользовался. Не очень хотелось тратить время на путешествие к городку Гилортц — через полмира.
Оставалось два часа до момента, когда эскорт, сопровождавший Хиргола и бесценный груз, прибудет в тайную штаб–квартиру Семёрки на окраине Лерея.
Последние четыре дня Семёрка и остатки её некогда многочисленной агентуры провели в непрекращающемся страхе. Особые отряды возникали, словно демоны, из ниоткуда, выхватывая свои жертвы и мгновенно исчезая вместе с ними — навсегда.
Странным было то, что раскрыли не всех. Словно тот, кому захотелось выдать тщательно готовившихся специалистов, неожиданно потерял к этому интерес. Простые люди наверху начинали собирать урожай этого года и готовились к подобающим этому событию торжествам — словом, жили нормальной жизнью — а в глубоко скрытом под землёй помещении семеро мрачных людей, которых объединяло одинаковое выражение глаз, выслушивали отчёты и давали указания, как поступать. Не понимая, что происходит.
В конце концов, охота прекратилась. Даже не доведённая до конца, она стоила Семёрке многих впустую потраченных лет и огромной горы золота. Война есть война. Но Первый, такой же мрачный на вид, как и его коллеги, продолжал верить в удачу. До сих пор она не изменяла ему.
В конечном счёте.
Унэн сидел на вершине того самого каменного столба, с которого некогда сошёл в пропасть человек в чёрном, оставивший после себя Книгу. Проклятие, как считают в Совете Магов. Орудие разрушения, которое сводит с ума всякого, кто прикоснётся к его тайнам.
Было пасмурно и довольно прохладно; тучи ползли по небу, задевая за острые гребни гор. Вокруг не было ни души: никто не полезет на столбы в такую погоду. Это просто превосходно: ему нужно побыть одному. Возможно, выглядело это странно — искать тех, кто что–то знает о Книге, сидя вместе с ней на вершине столба. Если бы можно было избавиться от неё так же просто… Оставить Книгу здесь, на скале и шагнуть вниз.