Искушение Ремизов Виктор
Тот прикурил спокойно, отвернулся и пошел дальше. Сигаретой дымил. Настя двинулась за ним, ей нужно было в том же направлении. Она вроде и опешила, но вскоре уже усмехалась довольно – она такими себе и представляла москвичей. Наглыми, расслабленными, циничными. Ей что-то нравилось в таких людях. Свобода, наверное, вот так подошел и предложил, не то, что наши, пока не накривляются, не упьются до потери пульса, рта не откроют. Она все следила за тем парнишкой. Был бы он постарше, а она посмелее – догнала и согласилась бы. Ей все было интересно. Взять вот так и предложить! – восхищалась Настя.
Рынок был большой, непривычно чистый и такой красивый, что Настя прямо остановилась от изумления. В метро было не так красиво, как здесь. Овощи и фрукты выложены разноцветными рядами, горками, все сверкало спелостью. Покупателей было немного. Мужики-продавцы на фруктах и зелени все южные, темные и почему-то пожилые. Женщины на мясе и молочных продуктах наоборот – все славянки. Много было толстых и весело улыбающихся теток. В Белореченске все было по-другому. Некрасиво, грязно, маленькие лавочки или холодные металлические контейнеры со сквозняками, хмурые покупатели и продавцы. Настя, растерянно осматриваясь, шла между рядами.
Три азербайджанца, два толстых и один худощавый, явно не продавцы, стояли на краю молочного ряда и разговаривали с молодой рыжей женщиной в белом халате поверх куртки. Держались так, будто весь этот рынок их личный и у них еще два таких есть. Настя сняла куртку, взяла ее на руку, в витрину посмотрелась, увидела белобрысое, расплывшееся по кривой поверхности личико, кофточку сиреневую с двумя неброскими бугорками впереди. Красная сумка не очень шла к сиреневому, и она прикрыла ее курткой. Расправила плечи, выпятила грудь, воздуху набрала… помогло мало, и она снова надела куртку.
– Я прошу прощения… не нужны ли вам продавцы? – Настя начала уверенно и солидно, но на последнем слове голос ее дрогнул, пискнул и почти пропал.
Два сытых удава изучали беленького кролика. Не улыбались. Самый толстый, взял ее за плечо, чуть повернул к себе и, выискивая что-то в ее глазах, спросил с акцентом:
– А паспорт у тебя есть? Голливуд?!
Настя терпела руку на плече, понимая, что так надо.
– Есть, – ответила, как можно скромнее.
– Какой?
– Обычный… – не поняла Настя.
– Украинский? – с нажимом переспросил или даже утвердил толстяк.
– Российский! – ответила Настя и убрала плечо из-под руки.
– Да без разницы, – заключил второй толстяк благодушно, – возьми ее, Мурад, на место Оксаны.
Третий, молодой и самый симпатичный, улыбнулся и кивнул в сторону:
– Пойдем со мной!
Мурад был выше Насти, чуть вихлястый с копной густых черных волос. За золотыми очками щурились хитроватые, весело поблескивающие и, в общем, добрые глаза. Вежливо направляя ее, то за плечо, то за локоть, привел в подсобку, выдал чистый халат, показал, где что брать, назвал цены, научил, что говорить про творог и сметану – из какого она района Рязанской области и от каких коров, и определил в ряд. С соседкой познакомил.
Настя стояла, удивляясь, как все легко и быстро получилось, поправляла длинноватые рукава халата, подравнивала банки со сметаной, старалась улыбаться и отвечала о цене. Рынок был так не похож на их, что она все продолжала робеть и рассеянно думала о своих новых хозяевах. Азербайджанцы, которых она недолюбливала и побаивалась в Белореченске и с которыми у пацанов регулярно возникали разборки, тут не были ни наглыми, ни грубыми, они, конечно, рассматривали ее, но никто не пытался унизить.
Зарплата зависела от выручки, тысячи три-четыре выйдет за день, когда привыкнешь, – спокойно поделилась соседка. Она была украинка, светло-рыжая, с приятными чертами лица, звали Оля. Оля подсказывала, Мурад несколько раз подходил, когда не было покупателей, снимал очки, протирал их чистым носовым платком, сам весело и по-приятельски щурился на Настю большими близорукими глазами и подбадривал. К вечеру Настя освоилась, шутила с покупателями и рассказала Ольге про их с Катей московские приключения.
Она неплохо наторговала. В полвосьмого, когда все убрали, Мурад, округлив в ее пользу, вернул из выручки две с половиной тысячи, и, улыбнувшись довольно, добавил еще пятисотенную. В руках у него была толстенная пачка денег.
– Ты точно будешь работать? – спросил, любуясь очень откровенно.
– Ну! – удивленно подтвердила Настя. – А что?
– У меня таких продавцов еще не было! – Мурад лукаво щурился. Протянул деньги. – Держи, винца выпей сегодня! Ты пье-ошь?
Настя сделала гримаску, типа: кто же теперь не пьет? Она была не просто рада, ей хотелось побежать на улицу, чтобы никто не слышал, и нахвастаться бабе Дине по телефону. Три тысячи заработала! За полдня! Она, впрочем, такого и ждала, просто боялась, что обманут, даже подсчитать успела: пусть будет по четыре тысячи за день выходить, за месяц могло получиться около сотни. Оля сказала спокойно, что в праздники выручка доходит до десятки в день. Голова кругом шла. Настя глуповато улыбалась всем подряд, плохо слышала, во сколько надо приходить завтра. Деньги были очень хорошие, а работа привычная и даже чистая. Вот-вот должна была подъехать Катя. Настя ее вызвала, хотелось похвалиться и новым местом, и новыми знакомыми. Рынок казался ей нарядным и почти родным. У нее в Москве появилось место, которое она понимала и не боялась.
– Пойдем к нам, посидим, если хочешь… у нас у одной день рожденья… – позвала Оля.
Телефон зазвонил в сумочке.
– Ой, сейчас… Да, Катька, ты где? Ага! Иди прямо-прямо до светофора, потом налево – кинотеатр большой увидишь… я навстречу пойду! Оля, а с подругой можно?
– Можно, можно, – Мурад стоял сзади, улыбаясь, – если такая же красавица, с меня бакшиш! – Он вежливо приобнял Настю.
Мурад уже переоделся и был как с иголочки, новенькие коричневые туфли, джинсы с большим лейблом «Армани», свежая белая рубашка и черный летний пиджак, может и не очень подходящий к джинсам, а может, и ничего. У Мурада были нежные, почти женские руки с длинными пальцами и ухоженными ногтями. Насте хотелось потрогать этого глазастого, он был симпатичный, может, даже и красивый. Она радостно поймала руку Мурада на своем плече и, шалея от своей смелости, пожала ее с улыбкой.
Квартира была трехкомнатная, жили в ней четверо украинок и трое молдаван – две девушки и Ваня – скромный парень лет тридцати. Все работали на рынке. Украинки накрывали на стол, у одной из них и был день рождения.
Окна квартиры выходили на Ленинградский проспект, по которому в двадцать быстрых рядов двигались машины. Настя возбужденно и, хвастливо приукрашивая, рассказывала Кате, как все вышло, и даже показала деньги, как будто они были особенные.
– Я сегодня больше всех наторговала, – понизив голос, приврала Настя, – эти девки мне завидуют, я слышала, как они обсуждали… Вообще устроиться очень сложно! Это не у нас, тут такие деньги! Я нечаянно на глаза их шефу попалась, он так: девушка, вы не из Голливуда? Ну, то-се, сами предложили, короче. Тебе Мурад понравился?
– Не знаю… я не обратила внимания. – Катя удивленно глянула на сестру.
– Он, похоже, меня клеит. Такой весь! – Настя томно прикрыла глаза. – Специально для меня вырядился! Я такие штуки чую! Ну что ты смотришь, он тебе что, не понравился?
– У него волосы очень торчат на груди! Много! – виновато и чуть брезгливо улыбаясь, призналась Катя.
– Волосы на груди – это настоящий мужик! – Настя повернулась от окна и посмотрела на Мурада. – Может, мне замутить с ним? Он тут крутой! – Настя, как уверенный в себе охотник, небрежно изучала развалившегося в кресле Мурада.
Сели за стол, Мурад говорил длинные восточные тосты, выпил брудершафт, обнимал и по-братски аккуратно целовал невысокую и пухленькую именинницу-хохлушку.
Катя за день побывала в двух риэлторских конторах и успела посмотреть три адреса в разных концах Москвы, им подходил только один – небольшая отдельная комната в квартире – но там хотели три оплаты вперед, что было подозрительно, да и денег не хватало. Катя пересказала все сестре и сидела тихо, устало, наблюдала необычное застолье. С одной стороны от нее через угол стоял стул Мурада, который не сидел на месте, а все время картинно вскакивал с бокалом в руке, с другой – толкала локтями подвыпившая разгоряченная Настя.
– Может, останемся, здесь переночуем? – зашептала Настя, – Ольга говорит, раскладушки есть. Ты что не пьешь?! Пей, сейчас спать ляжем, все устроится, деньги будут, видишь, сколько за полдня… Занять можно, если что, хочешь я у Мурада попрошу. У него сегодня… такой пакет бабла был! – Настя вытаращила глаза. – А, может, вообще здесь жить можно, надо поговорить с девчатами.
Ночевать было негде, и Катя только неуверенно жала плечами. Она была благодарна хозяевам за тепло и еду, но ей здесь не очень нравилось. Что-то было искусственное и даже нездоровое в этом веселье. Все преувеличенно громко смеялись на не всегда смешные шутки Мурада и потом еще качали головами, как им смешно.
Стол был простой: колбаса, сало, жареные окорочка, да свежие овощи, нарезанные «огородом». Пили водку, Катя поднимала и ставила свою рюмку. Мурад, обнаружив обман, попытался заставить, но Катя не сдалась. Тогда Мурад отправил молдаванина за сладким вином и тортом.
Настя на радостях набралась, стреляла у Мурада сигареты, трясла пепел в крышечку из-под водки и на край своей тарелки, все громко смеялись, разговаривали, перебивая друг друга, молдаванин Ваня в пятый раз объяснял Насте, как правильно держать стакан, как пьют у них в Молдове. Мурад много курил, громко хвастался и показывал на айфоне свой большой дом в Баку, свою яхту и своих коней. У него были кони в горах, их пасли пастухи. Его не особо слушали, видно, он не впервые это говорил, и он стал показывать свои богатства Кате. Придвинулся совсем близко, так что касался ее ног коленями, прямо перед Катей приставил айфон к тарелке и требовал, чтобы она листала фотки. Самого Мурада не разобрать было на этих яхтах и конях, Катя вздохнула, подняла свои вежливо улыбающиеся бархатные глаза навстречу не очень приятному водочному и табачному запаху изо рта Мурада и… почувствовала его руку у себя на джинсах. Мурад продолжал улыбаться прямо в глаза, а рука уверенно раздвигала ей ноги и лезла дальше. Другая его рука властно вцепилась в Катину талию, а эта гладила, мяла и лезла. Катя замерла, пораженная, уверенная рука достигла джинсового тупика, Катя вздрогнула, очнулась, схватила руку и встала, отталкивая Мурада. Будто скидывала с себя мохнатого паука, упавшего на голый живот, стол шатнулся, бутылка грохнулась, водка полилась толчками. Ваня вскочил, подхватил бутылку, все засмеялись, не глядя на Мурада, лица сделались напряженные и растерянные.
– Извините, – Катя, все еще чувствуя руку Мурада у себя на ногах и вцепившись в Настю, стала выбираться из-за стола.
– Что случилось? – дружеским озабоченным голосом спрашивал сзади Мурад. – Катя, простите, это я виноват! Я толкнул бутылку! – И он расслабленно рассмеялся, виновато разводя руки в стороны и вверх, показывая всем, что это он виноват. Что вот они, его красивые руки, они совсем не под столом.
Девчонки ехали в метро по зеленой ветке. Было тепло, вагоны полупустые. На конечной вышли и пересели в обратную сторону. Настя все сокрушалась и вздыхала по поводу Мурада, все пыталась выяснить, дыша на сестру спиртным, как именно он к ней лез. Потом жаловалась, что ноги устали ужасно, стояла целый день, потом тихо уснула, привалившись к Кате. В первом часу вышли на все том же, опустевшем к ночи Ярославском вокзале.
Черненький жилистый и неулыбчивый парнишка из камеры хранения, не спрашивая номерков, принес их сумки и сел, отвернувшись в экранчик айфона.
– У меня последние трусы остались, – тихо ужаснулась Катька.
– Мои наденешь!
– Не налезут!
– Вот эти налезут! – Настя растянула до плеч бежевые трусики, на которых болталась этикетка.
Достали теплые вещи, остальное засунули обратно в сумки, Настя заглянула в окно камеры хранения:
– Э-э, парень… – Настя внимательно его изучала, – ты тоже таджик?
– Нет, я узбек! – угрюмо ответил парнишка.
– А-а-а, ну, молодец… я тоже узбеком скоро стану!
Парень с любопытством глянул на Настю, вроде спросить что-то хотел, но не спросил и забрал сумки. Пошли к эскалатору.
– Помыться охота, прямо не знаю… В баню, что ли, сходить? Есть же в Москве баня какая-нибудь? Для узбеков! Мы с тобой как второсортные – Сапар-мапар, Мурад-пурад! У меня башка что-то побаливает, вино с водкой мешала.
Сапар как будто ждал их, заулыбался радостно, пожал им руки двумя руками, склоняя голову, и тут же стал накрывать.
– Прямо цветет, – прошептала громко Настя, когда он отошел за стойку. – В кого же он втюрился, в тебя или в меня?
– В тебя! Он с тебя глаз не сводит… – Катя тоже радостно улыбалась Сапару.
Народу не было, двое только пили пиво в углу и тихо разговаривали. Катя была не голодна, а Настя после выпивки хотела есть. Сапар приносил еще еды, рядом присаживался. Настя наелась и начала сладко зевать, Катя тоже давила зевки, прикрываясь рукой – день вышел длинный и нервный, их прямо валило в сон. Настя прилегла на руку:
– Ой, я посплю малость.
Сапар исчез куда-то, потом вернулся и, внимательно глянув на пьющих в углу, поманил Катю за собой. В соседнем кафе, в кладовочке, между стеллажами с коробками, впритык к ним стояла раскладушка с матрасом, заправленная бельем:
– Вот здесь, хотите? Мы здесь спим иногда ночью, когда народу нет. Тут чистое все, ложитесь. Я на моей точке буду, вас запру, если полиция будет обходить… немножко посидите тихо. Можно, можно, давайте, – подбодрил он растерявшуюся Катю.
Они так устали, что думали недолго. Легли валетом. Было тесно, раскладушка металлически кряхтела, отзываясь на их движения. Вскоре те двое допили свое пиво, задвигали стульями и ушли. Вокзал затихал, иногда только кашель слышался, да громкий информатор объявлял. Катя начала падать в сон, а, может, уже и заснула, но вдруг услышала, как кто-то зычно окликнул Сапара:
– Что у тебя тут? Все тихо? – Властный голос раздавался не от столиков, а откуда-то сзади.
– Все в порядке, – Сапар говорил громче обычного, гремел посудой в мойке, – там закрыто, идите сюда, чайку попейте… ой! – Что-то звонко упало у него на пол.
В ответ засмеялись, заговорили неразборчиво, голоса приближались, железные набойки на ботинках позвякивали о кафельный пол. Девчонки не дышали, Катя чувствовала, как Настя прижалась к ней, от малейшего движения под ними скрипело.
– Математик! Кто там у тебя? – раздался совсем рядом, над их головами сиплый бас. Кто-то через стойку заглядывал в их кафе.
– Кто там? Нету никого! У меня ключей нету, Валя не оставила… – отвечал Сапар.
– Гм, – хрюкнула негромко Настя, давясь от смеха и, зажимая рукой рот, опять скрипнула раскладушкой.
– Сапар, сука! – Бас выронил что-то на кафельный пол, нагнулся, закряхтел. – Крысы что ли?!
– Ага, таджикские… – пошутил другой голос и сам заржал над своей шуткой.
«Уважаемые граждане встречающие, – заглушая все, заговорил информатор, – поезд «Улан-Батор – Москва» ожидается на второй путь. Нумерация вагонов с хвоста поезда».
– Нету крысы! Зачем обижаешь? Чайку будете? – Сапар продолжать громко греметь посудой.
Полицейские, тяжело позванивая набойками, направились к выходу, затих и Сапар, только ровный гул доносился из зала ожидания.
– Ты спишь? – тихо позвала Катя через некоторое время. Она перепугалась и теперь не могла уснуть.
Настя не ответила. Посапывала равномерными всхлипами. Кто-то пришел, сел за столик и стал негромко говорить по телефону. С Дальним Востоком разговаривал человек, там уже был день, с женой… или не с женой… с любимой женщиной, – поняла Катя и нечаянно улыбнулась. В Белореченске было семь утра, восьмой, тоже можно было позвонить. Мысли о доме расстраивали, она вспоминала сегодняшний день, трогала рукой гладкие коробки с корейской лапшой, возле которых лежала, и ей хотелось домой в свою кровать и вообще становилось грустно.
Утром Сапар накормил их. Катя попыталась заплатить, но он не взял:
– Я такой буду, мне тоже кто-то даст хлеб.
– Какой такой? – заинтересовалась Настя полным ртом.
– Денег нет, дом нет… я такой был. Два года назад, когда сюда приехал, в подвале на трубах спал. И еще деньги полиции давал! – Сапар говорил важно, словно гордился, что он все это вынес.
– Кто тебе помог? – спросила Катя.
– У нас много народу. Родственники, земляки из нашего города. Много!
– Ты тоже из города?! – удивилась Настя.
– Да-а! – Сапар посмотрел на Настю, как на маленькую. – Курган-тюбе – древний город! В три раза старше Москвы! Таджики вообще древний народ! Я в Душанбе университет закончил, математику в школе преподавал.
– О как! – удивилась Настя.
– Почему уехал? – спросила Катя.
– Денег совсем мало… – он подумал, – и жизнь никакой нету. У нас президент как царь или даже хуже! Все у него слуги, все бегают, как шакалы… он еще сказать не успел, а они уже бегут выполнять! В школе очень тяжело работать, все время всякие глупости заставляют детям говорить. А дети умные – они смотрят на меня…
– А у нас что, не так, что ли? – скривилась Настя.
– Не-ет, у нас один человек над всеми людьми, поэтому все плохо! Все очень дорого!
– А у нас два! – захохотала Настя. – У нас тоже скоро ничего не будет!
– Ты где сегодня спал, Сапар? – спросила Катя.
– Я не спал, работал… сейчас домой поеду.
6
На другой день Катя прошла собеседование на секретаря офиса в финской строительной фирме. Оклад предложили тридцать пять тысяч рублей, испытательный срок три месяца. Для окончательного утверждения надо было показаться управляющему, который приезжал через день.
В половине двенадцатого она уже была свободна, набрала сотовый матери, та не взяла трубку, Катя позвонила домой, там было все по-прежнему, отец бодрился, ничего особо не рассказывал, расспрашивал про Москву.
Встретились с Настей на «Пушкинской».
– На испытательном сроке стажерам вообще ничего не платят, только чаевые. Я с официантами перетерла, кто говорит – на чаевых ноги протянешь, кто – ничего вроде… один чувак сказал, до десятки в день чаевых рубит, – Настя посмотрела на Катю, – это он меня кадрил, врал, наверное. Но все говорят, что новичку столики самые плохие дают, куда народ не садится. Ну, это понятно… – Настя задумалась, вспоминая, – матерятся все, как собаки, официанты, повара… Короче, без оклада устроиться можно, но это – не вариант!
Вышли из подземного перехода. Солнышко светило мягко и даже чуть пекло, погода была приятная.
– Может тебе в дорогие рестораны попытаться?
– А ты-то что, не хочешь попробовать? – Настя остановилась и посмотрела на сестру. – Или ты вообще не хочешь в ресторан?
– Я в эту финскую фирму выйду, меня приняли вроде…
– Ну и что, что приняли, может, нас в один ресторан возьмут, вместе будем! Про иностранный, кстати, везде спрашивают.
Катя молчала.
– В дорогих ресторанах… слушай, такие крутые бывают, зайти страшно! – Настя вытаращила глаза, – В некоторые даже не пускают на собеседование… у меня на роже что-то написано? – повернулась к сестре.
– У всех написано, – улыбнулась Катя.
– И что у меня?! Читай!
– Ты, когда улыбаешься, о-о-очень красивая, а бываешь как парень. Тебе бы помягче как-то…
– В Москве помягче?! Ты через охранников, этих тупых амбалов, блин, не пройдешь! Я в один хороший ресторан зашла – объявление висело, – Настя подняла палец вверх, – берут официантов без опыта работы! Не взяли! Сам хозяин со мной разговаривал… ну, понты, конечно… откуда, такая милашка? Где такой говорок дают? Что за Белореченск? Все дела, короче… – Настя нахмурилась. – Может, я роста маленького? У меня же лицо красивее твоего?
– Красивее, – охотно согласилась Катя.
– Титек нет, правда, а задница ничего вроде…
– А какие вопросы задавал?
– Да ничего особенного… у нас высокие зарпла-а-аты! У нас пу-у-ублика! – передразнивала хозяина ресторана Настя. – Путин у них со своей братвой бухают каждый день! И еще спрашивает меня, назовите основных героев «Войны и мира». Прямо, как на уроке блин!
– Ну? – заинтересовалась Катя.
– Что?
– Кого назвала?
– Кого-кого, не помню я никого, кроме Кутузова, да Наполеона, я не читала… а он – это не главные герои! Нормально так, Наполеон не главный! Ну, поручика этого вспомнила и все. Короче, я сама ушла…
– Какого поручика?
– Ну, Ржевского!
Катя рассмеялась, прижимаясь к Насте.
– Что ты умничаешь?! Ты все каникулы в библиотеке работала, а у меня трояк был по литературе! И тот натянутый! И что? На работу меня не брать из-за этого?! Что, я на стол не накрою без твоей «Войны и мира»… Так, стоп! «Мукузани»! Красиво! Нам сюда!
У входа в ресторан была небольшая парковка, отгороженная гранитными тумбами с чугунными цепями. Швейцар в черной мохнатой грузинской папахе стоял у высоких дверей. Катя покачала головой:
– Нет, Насть, иди одна. Я уже обещала…
– Как хочешь, мяться здесь нельзя, – и она решительно стала подниматься по ступенькам мимо внимательно рассматривающей ее папахи. Катя постояла без дела, потом перешла дорогу, почитала афишу кинотеатра, ответила на эсэмэску из Белореченска. Перешла от нечего делать обратно к ресторану, присела на гранитную тумбу. Задумалась, куда ехать сегодня, насчет бани мысли пришли, голова уже начинала чесаться.
Дверь распахнулась, вышел крупный человек в черной рубашке, с длинными темными и тяжелыми волосами по плечам и большим фотоаппаратом в руках, швейцар нес за ним штатив. Фотограф отошел, рассматривая затейливую, в деревенском стиле, вывеску и высокие деревянные окна ресторана. Не обращая внимания на машины, медленно ползущие по переулку к Тверской, перешел на другую сторону дороги и стал смотреть издали. Солнце как раз освещало окна. Он сделал несколько кадров, вернулся, присел рядом с Катей и стал снимать:
– Дайте штатив! – махнул швейцару.
Катя начала подниматься, чтобы не мешать, она сидела почти в кадре.
– Стоп! Стоп! Сидите! – Тут фотограф впервые посмотрел на Катю пристально, – посидите, пожалуйста, – попросил, время от времени щелкая затвором аппарата, – дайте-ка вашу папаху!
Швейцар подал. Фотограф сунул папаху Кате, продолжая глядеть в глазок камеры и снимать:
– Сядьте на это, сейчас уже холодно!
Катя удивилась, глянула на папаху, на растерявшегося швейцара и вернула ему папаху. Фотограф, не обращая на них внимания, все снимал и снимал, чуть перемещаясь и присаживаясь.
Стал смотреть, что вышло.
– Хм! Вас как зовут? – спросил, все еще задумчивый.
– Катя, – Катя пересилила себя и улыбнулась в ответ.
– Ага, – теперь он изучал ее вживую, – давайте в интерьере попробуем.
Он стал подниматься по ступеням, обернулся на стоявшую в недоумении Катю:
– Пойдемте! – он разговаривал с ней так, будто они были знакомы.
Швейцар открыл дверь, Катя вошла внутрь, засмущалась, на них, на нее в основном, как ей казалось, смотрели повара в белых колпаках, официанты в национальных одеждах и даже клиенты из-за ближайших столиков.
– Вот здесь попробуем… – фотограф настроил фотоаппарат и посмотрел на Катю, – вы почему не в одежде?
– Я не знаю…
– Вы тут не работаете? – фотограф наконец понял свою ошибку и растерянно огляделся. – А вы не могли бы… поработать с нами. Вам могут заплатить! Слушайте, Андрей, – он повернулся к невысокому человеку в строгом костюме и галстуке.
Катерина огляделась, Насти нигде не было. Фотограф показывал господину в костюме ее изображения. Катя вздохнула, еще раз обвела взглядом зал – не было Насти.
– Девушка, меня Андрей Иваныч зовут, я… директор здесь, а вас? – обратился к ней невысокий в костюме.
– Катя.
– Вы работаете, учитесь? – Он был вежлив и улыбался скорее по привычке, сам внимательно ее изучал.
– Я устраиваюсь… – Катя не смутилась, ей хотелось уже освободиться.
– А к нам не хотите попробовать? Официанткой? Ребята зарабатывают неплохо. – Он подозвал невысокого худощавого парня, – Богдан, сколько у тебя в месяц выходит?
– Тысяч… пятьдесят, Андрей Иваныч.
– Ну… не прибедняйся…
– Иногда побольше, – согласился парень довольно.
Фотограф, колдовавший что-то на компьютере, развернул экран к Андрею Ивановичу:
– Как вам вот это?!
Катя мельком увидела себя крупным планом в черно-белом изображении, но смотреть не стала, а отступила на шаг, чтобы не мешать.
– Да, неплохо, – серьезно одобрил директор.
– Что вы, Андрей! Она очень интересная! Это просто удача! – фотограф смотрел на Андрея Ивановича недовольно, будто тот был в чем-то виноват. – Я думал, она у вас работает!
Андрей Иваныч взял Катю под руку и, чуть отойдя в сторону, заговорил негромко:
– Катя, на испытательный срок могу предложить оклад в сорок пять тысяч. Это очень хорошо для начала. Оставьте ваши координаты, вот мои. – Он подал визитку.
В это время откуда-то сбоку, из-за резной деревянной перегородки со старинными деревенскими кувшинами, связками лука и сухой кукурузы показалась Настя. Щеки ее были красные, шла решительно, но оказавшись в зале, не знала, куда дальше. Она всем своим недовольным видом показывала, что ищет выход и тут увидела Катю в окружении людей. Не так уже решительно шагнула к ней. Катя обрадовалась:
– Возьмите мою сестру, это моя сестра… Андрей Иванович!
Фотограф, пока она говорила фразу, сделал еще несколько снимков с близкого расстояния.
Андрей Иваныч посмотрел на Настю, поздоровался и опять повернулся к Кате. Дружески тронул ее локоть:
– Это может быть, но дело вот в чем… Стешин, – он кивнул на фотографа, – хочет сделать вас лицом ресторана. Подумайте! Позвоните, в любом случае!
– Спасибо, я подумаю, спасибо… – Катя вышла следом за Настей.
Они шли по людной Тверской. Настя громко и возмущенно рассказывала, она провалила и это собеседование.
– Все уже вроде, сервировку стола ответила, состав блюд она мне простила, ресторан же грузинский, всё, разговариваем нормально, я даже ей анекдот рассказала…
– Какой? – с испугом спросила Катя.
– Ну там, про Гиви… да нет, хороший анекдот, про Гиви и блондинку, я про себя, пошутить хотела! И вдруг – вы нам не подходите! Я ей в лоб – почему?! А она так: «Вы, говорит, девушка очень миловидная, но вульгарная, простите за прямоту!» Слушай, что это значит? – Настя остановилась и посмотрела на Катю. – Нет, я вообще-то понимаю, но все-таки? Вульгарная – это что?
– Простоватая… – смягчила Катя.
– Понятно, – Настя сокрушенно закусила губку… – А ты что там делала?
Катя рассказала. Настя смотрела на нее с подозрением, потом тряхнула головой:
– Ну ваще!!! Иди, чего думать! Сорок пять штук?! Это они по-богатому тебе! Да чаевые еще!
Вышли на Пушкинскую площадь. Близился час пик, пестрый, не сильно веселый московский народ тек в метро. Девчонки остановились, не зная, куда податься, Настя крутила головой:
– Я с голоду подыхаю, пойдем крошку-картошку хоть купим? Или, может, завалимся в какое-нибудь кафе, у меня уже эти пирожки Сапаровы из ушей торчат… не хочу больше на вокзал!
– Надо попробовать в общежитие, объявлений полно! – Согласилась Катя.
Телефон зазвонил.
– О, смотри, Сапар! – рассмеялась Настя, показывая телефон. – Как будто слышал! Здорово, друг! Что делаешь? А? Ну-ну… ну, круто! Слушай, сейчас Катьки нет, она на собеседовании… я тебе попозже перезвоню, ладно? Давай!
Она выключила телефон.
– Та-ак, в гости зовет, праздник, говорит, маленький будет, с сестрой мине хошет познакомисся, – Настя похоже передразнивала Сапара, – вот ослик наш… ну, что?
– Нет, неудобно! – тряхнула головой Катя.
– Да чего тут?! Ночевать, говорит, останетесь! Там можно!
Катя настороженно смотрела:
– Нет, Насть, надо отказаться.
– Отказаться можно, только где сегодня спать будем? На вокзале?
– Надо найти недорогую гостиницу…
– У тебя сколько денег осталось?
– Шестнадцать.
– И у меня девять… тут на одних метро, да троллейбусах кучу денег прокатаешь, а ты – гостиница! – Давай съездим, посмотрим, он же говорит, с сестрой хочет познакомить, значит, все нормально, если что – уедем! Полчаса, говорит, на электричке.
Большая семья таджиков – близкие и дальние родственники – снимали старый домик в Подмосковье. Домик был изрядно покосившийся, приземистый, с пристройками и, видно, только благодаря этому не падал. Весь огород занимали три самодельные теплицы из пленки. Дорожки были аккуратно выложены камнями и битым кирпичом. Две девушки колотили толстые одеяла, развешанные на заборе.
Заправляла всем старшая сестра Сапара Гульнара, улыбчивая и смешливая тетка в шелковом малиновом халате, из-под которого видны были ярко-желтые шальвары. Толстая, но быстрая и ловкая и в словах и движениях. Потолки в доме низкие, натоплено тепло, в большой комнате мебели не было, ковры на полу, подушки. Девочки вошли, осматриваясь. В углу на подушках сидел пожилой мужчина, в толстом таджикском халате и тюбетейке. Сапар познакомил со всеми, большинство были одеты обычно, в джинсы, спортивные трико и майки.
– Ай, красависы! – пела Гульнара, рассматривая девчонок, а Настю даже ощупала за бока и плечи, скривившись на ее худобу, и ласково погладила по щеке. – Руськи красависы! Ходите-ходите… руки мойте? Что хотите-е-е? А-а, это у нас на улиса ходить над-да!
Она что-то сказала по-таджикски маленькому мальчику, тот, быстро оглядываясь смышлеными глазками, повел их к туалету за домом. Открыл дверь, и когда Настя зашла, приник к щели. Катя позвала его, присела:
– Тебя как зовут? – Катя хотела обнять, но черноглазенький, стриженый налысо мальчишка не дался. Молча на нее смотрел, потом быстро побежал в дом. Тапочек слетел, он затормозил, вернулся, не сразу его надел и, надевая на ходу, скрылся в проеме двери. Громко о чем-то заговорил там. Мальчишка был совсем, как Андрюшка, постарше только. Через минуту, он уже тащил за руку Сапара и что-то быстро лопотал.
Сапар подошел, улыбаясь:
– Переводчика привел! – кивнул на мальчика.
Они долго ужинали. Все сидели за большим дастарханом, накрытом на ковре. Женщины и дети – у дверей.
– Мы – женщины – обычно там кюшаем, – широко улыбаясь, объясняла Гульнара, показывая на кухню, – гости когда, все тут, – она опустила ладони на ковер и счастливо засмеялась. – А когда Таджкстан дома ходим… дома только кухня сидим, все приготовим мужчинам и сюда не заходим! Они все сами в кухня берут и сюда кладут. Тут кюшают! – И она опять засмеялась, радуясь, как ловко она все объяснила.
Подъезжали еще люди, садились за стол, мужчины проходили на хорошие места, но делали это так, что никому не было обидно, они никого не прогоняли, просто так у них было заведено. Все много смеялись и громко говорили. Сначала долго пили чай, потом дали закуски, лепешки горячие… потом внесли плов в большом казане. Запах от него кружил голодные головы девчонок. Сначала старику, потом гостям подавали полные тарелки, так, что с них сыпалось.
– Ничего-ничего! Кюшайте! Такой маленький девюшки, замуж кто возьмет? Ай-яй-яй! – смеялась Гульнара, показывая своими толстыми ладошками, какой девюшки маленький.
Все смеялись, кто не понимал, были и такие, спрашивали у соседей, потом кивали головами и опять смеялись, показывая на девчонок. Худых женщин за столом не было.
– Хорошо, не стали крошку-картошку, – шептала Настя, – к которой плыла по рукам вторая тарелка. – Я лопну! Сапар, – повернулась она к Сапару, – я не поняла, обычно вы как едите, отдельно?
– Да, женщины на кухне, мужчины – тут, за достарханом! Только для вас так сделали.
Читать бесплатно другие книги:
