Последнее послание Бёгле Николя

8

Через разбитое стекло в комнату ворвался ветер, хлестнувший Грейс по лицу и вздыбивший в вихре страницы открытой на столе Библии. В спешке монах не успел прицелиться, и Грейс увернулась от стула. Она вскочила на стол и за стеной возобновившегося ливня угадала силуэт человека, бегущего к морю.

Она тоже выпрыгнула из окна, находившегося в метре над землей. Из-за недостатка тренировки приземление получилось не слишком удачным. Она поскользнулась на размокшей почве и уткнулась лицом в грязь, почувствовав во рту вкус земли, но тут же вскочила на ноги и бросилась в погоню, выхватывая на бегу оружие.

– Стой! – приказала она.

Но монах убежал уже слишком далеко, а голос молодой женщины заглушался шумом дождя. Ее охватила паника: внизу поросшего травой склона она различила белесое острие верхушки скалы. И брат Колин бежал прямо к нему.

Она сделала предупредительный выстрел в воздух. Монах обернулся, его ряса хлопала на ветру. Он снова побежал, держась за ногу и прихрамывая – вероятно, при прыжке порезался осколком стекла.

Вид приближающейся скалы усилил страх Грейс, и она прибавила скорости, крича так, что едва не разрывались легкие:

– Не делайте этого!

Она не успеет. Сейчас он прыгнет и разобьется о скалы. На мгновение фигура монаха, очерчиваемая серыми линиями дождевых струй, замерла на краю пропасти. Затем наклонилась вперед.

Вспомнив далекие уроки катехизиса, Грейс из всех сил закричала, надеясь, что последние усилия позволили ей приблизиться на достаточное расстояние, чтобы быть услышанной:

– Бог дал вам жизнь, брат Колин, и одному ему решать, когда ее у вас взять!

Беглец на мгновение замер. Грейс была всего в нескольких метрах от него. Брат Колин выпрямился, но смотрел по-прежнему в бездну, где под проливным дождем волны с ревом разбивались о скалу.

– Бог любит вас, он вам поможет! – бросила Грейс, осторожно приближаясь.

Монах обернулся, и она встретилась с ним взглядом; его глаза были полны ужаса.

– Бог вас простит, если вы его попросите… Я чувствую, что вы не желали того, что произошло, брат Колин. Позвольте Господу проявить к вам милосердие.

Она протянула монаху руку. Тот посмотрел на нее. Потом она увидела, как его глаза потемнели от отчаяния. Он перекрестился, наклоняясь вперед.

Грейс выстрелила. Пуля попала в заднюю часть бедра молодого человека, отчего нога поскользнулась и тело подалось назад. Детектив воспользовалась случаем, схватилась за капюшон рясы и рванула его на себя. Монах навзничь рухнул в лужу, крича от боли и зажимая рану на бедре.

Не деликатничая, Грейс приподняла его за руку и, тяжело дыша от напряжения, оттащила подальше от края скалы, после чего упала на колени возле него. Брат Колин бился в истерике.

Грейс положила его лицом на землю и защелкнула на его запястьях наручники, которые носила на поясе.

Совершенно обессилевшая, она вытерла испачканное грязью лицо мокрым рукавом куртки и зажала монаху рану, которую ему причинила. Она собиралась достать из внутреннего кармана телефон, когда вдруг почувствовала, что рядом кто-то есть.

Откинув назад мокрые волосы, она подняла голову и полными воды глазами увидела стоящую возле нее фигуру в капюшоне, с лицом скрытым тенью. На мгновение ей почудилось, что это демон, вырвавшийся из преисподней.

– Что вы сделали?

Она узнала аббата Кэмерона, когда он опустился рядом на колени. Лицо его выражало ужас, глаза устремлены на его брата, корчащегося от боли.

– Он поправится, – ответила Грейс. – На острове есть медики?

– Да, врач, в деревне…

– Вызовите его. И помогите мне перенести вашего брата в монастырь.

Аббат был настолько потрясен, что начинал движения и не заканчивал их. Он поднес руку ко лбу, потом принялся искать свой телефон, потом спохватился и растерянно посмотрел по сторонам.

– Брат Кэмерон, – окликнула Грейс, беря его за руку. – Врач!

– Да… да, конечно.

Пока аббат разговаривал с врачом, Грейс снова зажимала рану брата Колина.

– Он немедленно приедет, – сообщил аббат, нажав на кнопку «отбой» телефона.

– Перенесем раненого в монастырь.

– Хотя бы снимите с него наручники!

– Нет.

Грейс подняла монаха под мышки и сделала аббату знак взять его за лодыжки.

– Моя нога! – взвыл брат Колин.

Скользя по грязи, несколько раз остановившись перевести дыхание, они наконец добрались до дверей монастыря, где им на помощь прибежал брат Рори.

– Что случилось?

– Отнесем его в медпункт! – бросил в ответ аббат.

Они вошли в здание, наконец укрывшись от дождя.

Остальные монахи, хоть и шокированные тем, что видели, помогли поднять своего брата. Теперь, когда подача электричества была восстановлена, они прошли по ярко освещенным коридорам до пропахшей эфиром маленькой комнаты, где положили раненого на кровать. Грейс сняла один из браслетов наручников с запястья подозреваемого и пристегнула его к спинке кровати.

– Мы услышали звон разбивающегося стекла и выстрелы… – начал брат Рори, испепеляя собеседницу взглядом. – Что вы сделали?

– Он ранен пулей в правое бедро и, кажется, порезал ногу осколком стекла, – сказала Грейс.

Монах с огромными ручищами задрал рясу своего брата и действительно обнаружил две раны. Он приложил несколько салфеток, чтобы остановить кровотечение из огнестрельной раны, потом принялся дезинфицировать резаную, бормоча, что брат Колин был самым милым и самым чистым из них всех, что он не заслужил подобного обращения.

Грейс не мешала ему обрабатывать раны, но, едва он закончил, велела ему, вместе с остальными, выйти, оставив ее наедине с подозреваемым.

– Дайте ему хотя бы морфий! – возмутился их настоятель.

– Нет.

Поскольку аббат настаивал, Грейс подошла к нему вплотную и посмотрела снизу вверх, наставив на него указательный палец.

– Его свидетельские показания, данные под действием морфия, не будут иметь никакой ценности, и их можно будет оспорить, а ваш брат теперь является главным подозреваемым в убийстве Антона Сьюйака. Итак, если вы не выйдете отсюда немедленно, я доложу куда следует о том, с каким рвением вы мешали мне вести расследование, и вас привлекут к суду за чинение препятствий правосудию.

В такие моменты Грейс казалось, что полнота добавляет ее словам больше веса, чем если бы она была худенькой. К тому же ее правая бровь начала раздраженно приподниматься, нижняя губа стала тяжелее, а мягкость взгляда ореховых глаз сменилась властностью, с которой не хотелось спорить.

Брат Рори что-то пробурчал. Грейс смерила его суровым взглядом, и он, как и аббат Кэмерон, развернулся и покинул медпункт.

Оставшись одна, она склонилась над Колином, чьи стоны заполнили комнату.

– Что вы сделали с Антоном Сьюайком?

Монах молча покачал головой, прижимая руку к ране на бедре.

– Чем быстрее вы мне ответите, тем скорее доктор даст вам морфий и извлечет из ноги пулю.

На лице молодого человека дождевые капли смешивались с каплями пота от начинавшейся лихорадки.

Грейс ненавидела наблюдать за страданиями живого человека, даже если он убийца. Но она готова была вытерпеть это вызывавшее у нее отвращение зрелище, если это могло привести ее к истине.

– Я… я не убивал Антона, – простонал монах.

– Тогда почему вы убежали? Почему хотели покончить с собой?

Грудь парня прерывисто вздымалась, по щекам покатились слезы.

– Это не я… но…

Словно священник в исповедальне, Грейс не шевелилась, боясь нарушить хрупкость рождающегося признания.

– Колин, расскажите мне, что произошло, и я буду знать, как вам помочь.

Монах икнул от боли и волнения. В его глазах Грейс прочла жгучее желание раскрыть ей свой секрет.

9

– Я не убивал Антона… но он погиб по моей вине… – пробормотал брат Колин.

Грейс едва заметным кивком подбодрила монаха, приглашая его продолжать.

– Кто же убийца?

– Он выглядел таким симпатичным…

– Кто?

– Тот молодой человек, что жил в деревне последние недели. Я встречал его всякий раз, когда ходил за покупками, и он смотрел на меня так, будто хотел со мной заговорить, но не решался…

Он скривился в иронической усмешке.

– Обычно это я так смотрю на других, и, когда я увидел его в этом состоянии, робеющего, совсем одинокого, меня это взволновало. Я идиот.

Грейс положила пальцы на руку монаха.

– Что произошло дальше, Колин?

– Я подошел и заговорил с ним. Я спросил, почему он так на меня смотрит. Он мне сказал, что его брат Антон много месяцев живет в нашем монастыре и что он не знает, как его повидать. У него был такой печальный вид, инспектор, такой… страдальческий.

– Почему он не пришел прямо в монастырь и не постучал в дверь?

– Это был первый вопрос, который я ему задал; он мне ответил, что его брат сильно поссорился с ним и с остальной семьей. Что он не хотел больше слышать о них. Он мне показывал фотографии, где они были вдвоем, обнимающиеся за плечи, улыбающиеся… и плакал.

– И тогда он умолил вас организовать их встречу, да? Без ведома Антона?

Брат Колин кашлянул и снова тяжело задышал. Грейс ощущала пальцами, как его кожа нагревается из-за лихорадки.

– Да… в некотором роде. Он мне объяснил, что хотел попросить у брата прощения за то, что не поддержал его в споре с родителями. Что хотел прекратить вражду между ними. Что ему его жутко не хватает.

– И этого оказалось достаточно, чтобы вы решили помочь совершенно незнакомому человеку? – удивилась Грейс.

– Нет… Но еще он сказал, что, если немного повезет, он уговорит Антона отказаться от этого самоизгнания и вернуться домой.

Брат Колин отвернулся, сжав губы так, словно хотел удержать во рту слова, вырвавшиеся наружу.

Грейс начинала понимать.

– Вы хотели избавиться от Антона…

– Вы считаете меня злым, да?

– Я никогда не сужу поступки других людей, потому что не знаю, что сама сделала бы на их месте. Я здесь только для того, чтобы выслушать вас.

– Да, я это сделал, потому что не хотел больше видеть этого Антона! – прошипел монах сквозь стиснутые зубы.

– Но… почему?

Склонившись над монахом, Грейс смотрела на него с участием и говорила мягким голосом, как будто сидела у постели больного родственника.

– Потому что он меня мучил, инспектор. Он постоянно меня мучил, этот змей. Он насмехался надо мной, над моей внешностью, над медлительностью моего ума, над моей глупостью, как он это называл. И никто этого не видел! Он всегда старался обидеть меня, унизить, когда не было свидетелей. Я был его тайным мальчиком для битья. Потому что… потому что этот человек, которого все обожали и необыкновенную личность которого расхваливали братья, был самым вы… высокомерным, самым са… самовлюбленным из все… всех, кого я… встречал! Ум… умный – да. Но з… злой… с… самыми с… слабыми…

– Не волнуйтесь, – посоветовала Грейс, видя, что он теряет над собой контроль.

Монах перевел дыхание.

– Я больше не мог это выносить, понимаете? Он превратил мою жизнь в муку. И когда появилась возможность сделать так, чтобы он убрался отсюда навсегда, я ухватился за этот шанс.

– Вы не рассказывали аббату о том, что заставлял вас пережить Антон?

Брат Колин с сожалением покачал головой:

– Нет… я не осмелился. Он так его любил, что в жизни бы мне не поверил. А потом, я думал, что Господь послал мне это испытание, что он наказывает меня за какой-то грех, и я принял это как наказание и терпел в надежде, что небо дает мне шанс на спасение.

Чувствовать себя брошенным, жертвой жестокой и несправедливой судьбы, уповая на божественное милосердие. Возможно, Грейс лучше, чем кто бы то ни было еще на этом острове, понимала, что испытал брат Колин. На мгновение она вспомнила тот день, в который, столкнувшись с немыслимым для ребенка ее возраста, она едва избежала безумия, решив верить, что это Бог послал ей испытание по причине, которую рано или поздно ей откроет.

Но она прогнала начавшую зарождаться в ней симпатию, потому что именно трагедия, случившаяся в прошлом, привела ее на работу в полицию, где требовались безупречное самообладание и контроль над своими эмоциями.

– И как все прошло этой ночью? – спросила она, в то время как молодой монах с такой силой сжимал челюсти, что вены вокруг его глаз набухли и посинели.

– Моя нога…

– Да, доктор придет с минуты на минуту…

Он опустил веки, как будто потерял сознание.

Грейс встряхнула его.

– Скажите правду, брат Колин, вам станет легче…

Монах набрал в легкие воздуха.

– В час ночи я открыл ему дверь монастыря, одолжил одну из моих ряс на случай, если он встретит кого-нибудь из братии, и указал келью Антона. Он мне пообещал все сделать быстро. Я ждал его в холле у выхода. Через час он пришел быстрым шагом, бросил на ходу, что Антон согласился вернуться в семью, а потом убежал, не вернув мне рясу.

– Она была запачкана кровью?

– Было слишком темно, и все произошло так быстро… Я не хотел этого…

– Я знаю, – шепнула Грейс, не убирая пальцев с руки монаха. – Знаю. Вам известно имя человека, выдававшего себя за брата жертвы?

– Нет… но я могу его описать, а потом… он жил на острове в гостинице. Наверное, он там общался с другими людьми.

– Когда вам станет лучше, я пришлю к вам члена моей группы, который по вашим указаниям нарисует портрет. А пока скажите мне, как он выглядел.

– Лет двадцати пяти, очень стройный, но крепкий. Однажды, когда погода была чуть теплее, он закатал рукава рубашки, и я увидел у него на запястьях красные и синие татуировки. Только не спрашивайте меня, что они изображали: я не обратил внимания.

– Хорошо… Продолжайте, вы мне очень помогаете.

– Он выглядел очень ухоженным. Всегда аккуратно причесанный, волосы уложены с гелем. У него была бородка, очень чистая, ровно подстриженная. И еще у него всегда были наушники, то в ушах, то свисали с плеч. И… хотя меня это не интересует, я сказал бы, что он был красивым.

– Хорошо…

– Меня отправят в тюрьму, да?

– Если то, что вы мне рассказали, правда, то я в этом не уверена.

В дверь постучали, и мужской голос произнес:

– Доктор Биссет!

В помещение медпункта ворвался пожилой мужчина с густыми седыми усами, в руке у него был саквояж.

– Прошу вас, начинайте, – сказала Грейс врачу, посторонившись, чтобы он мог приблизиться к брату Колину.

Она собиралась закрыть за врачом дверь, когда из коридора ее окликнул аббат:

– Инспектор Кемпбелл…

Он явно хотел поговорить с ней наедине. Пока врач начал зондирование раны, Грейс выскользнула из комнаты, оставив дверь приоткрытой, чтобы следить за происходящим внутри.

– Инспектор, мне очень жаль, – шепотом сказал аббат, – но я не мог удержаться, чтобы не послушать вашу беседу с братом Колином.

Грейс, сильно раздраженная, вскинула голову.

– Подождите, подождите… возможно, я поступил правильно. Я не знал об издевательствах Антона над нашим братом. В противном случае, клянусь вам, я бы не колебался ни секунды. Я никогда не потерпел бы подобного поведения с его стороны, если бы мне было известно, что происходит.

Глядя на него, Грейс развела руками, словно подбадривая раскрыть ей все, что ее могло заинтересовать.

– Послушайте…

Настоятель убедился, что они в коридоре одни. Он был сейчас так же сильно взволнован, как утром, когда открыл ей дверь монастыря.

– Антон был для меня больше чем просто постоялец, – шепнул он на ухо Грейс. – Он был мне другом. Другом, которому я дал одно обещание, которое намеревался сдержать даже после его смерти…

Аббат надолго замолчал, собираясь с духом и гладя свою бороду.

– Но то, что я сейчас услышал, ставит все под вопрос. Он предал меня, дурно обходясь с одним из моих братьев. Он растоптал нашу дружбу и разорвал соединявшие нас узы доверия.

Грейс уловила дрожь в голосе служителя Бога, боровшегося с самим собой.

– Господь мне свидетель, и он покарает меня, если сочтет клятвопреступником, но я больше не могу хранить мою тайну.

Глаза аббата Кэмерона покраснели, взгляд горел; он покачал головой, как будто давая себе разрешение заговорить.

– Пойдемте со мной, – наконец пригласил он шепотом. – Я должен вам кое-что показать.

10

Грейс убедилась, что врач извлекает пулю из ноги брата Колина, закрыла дверь и внимательно посмотрела на аббата Кэмерона.

– Стало быть, не услышь вы признания вашего брата, вы бы ничего мне не сказали?

– Да, я знаю, что мирянину это может показаться абсурдным, но для нас клятва до сих пор остается священной.

Грейс не стала спорить. Она могла это понять.

– Что вы хотите мне показать?

Аббат пошел прочь от медпункта, и она последовала за ним.

– Надо вернуться туда, где нашли тело Антона.

– И что?

– Теперь вы знаете, что Антон был ярким, незаурядным молодым человеком, и его интеллектуальная активность никогда не смогла бы вынести подобную изоляцию, если бы он не имел возможности реализовывать свой талант.

Грейс вспомнила, что действительно подумала об этом, спрашивая себя, почему этот интеллектуал, такой жадный до знаний, решил запереться на столь долгий срок в монастыре, где единственная доступная духовная пища должна была концентрироваться на религии.

Они вернулись в монастырь и прошли под готическими арками. Грейс увидела, что струи дождя падают вертикально, значит, ветер стих. Ожидаемое ею подкрепление скоро прибудет и присоединится к ней.

Аббат свернул на дорожку, ведущую к помещениям, отведенным для постояльцев. Неяркие прожекторы, расположенные на земле, ненавязчиво освещали рельефы на каменных стенах.

– При моей помощи Антон занял старую келью самого первого приора нашей общины, – объяснил аббат. – Возможно, вам неизвестно, что Айонский монастырь один из древнейших в Шотландии и был, вне всякого сомнения, колыбелью церкви в Европе. Полторы тысячи лет назад у нас было много врагов, и на случай нападения предусмотрены потайные помещения. Хотя бы для того, чтобы прятать в них наши ценные рукописи…

Аббат перекрестился, бормоча молитву, и открыл дверь комнаты Антона.

Труп по-прежнему лежал возле кровати, и Грейс заметила, что монах изо всех сил старается не смотреть в ту сторону.

К сожалению для него, смерть уже начала наполнять помещение тем неизбежным запахом, который хватает вас за горло и выворачивает желудок. Готовая к этому Грейс дышала ртом, но монах оказался застигнут врасплох и поспешно прижал рукав рясы к носу, подавляя приступ тошноты.

С неожиданным для него проворством он присел на корточки возле шкафа, поднял крюк, спрятанный за одной из его ножек, и толкнул шкаф плечом. Дерево скрипнуло, и шкаф прополз вдоль стены, открывая сводчатую арку и проход вниз.

Аббат пошарил рукой в подземелье и повернул выключатель. На потолке загорелась лампочка.

– Это личный кабинет Антона… – сообщил он голосом, приглушенным тканью рясы, прижатой ко рту.

Пригнувшись, чтобы войти в узкий лаз, аббат Кэмерон первым спустился в подземелье. Заинтригованная, Грейс в свою очередь спустилась вниз и попала в круглую комнату, напоминающую университетский кабинет.

В центре стоял большой рабочий стол, на котором расположились открытая рабочая тетрадь с покрытыми расчетами страницами, а также высокая стопка похожих тетрадей.

Напротив стояла школьная доска, тоже исписанная математическими знаками, только мелом. Рядом книжный шкаф. Библиофилка Грейс бросила быстрый взгляд на корешки стоявших в нем книг. Все они были научного содержания, несколько даже по астрофизике.

Закончив изучать названия книг, она перевела взгляд на противоположную стену. Та была покрыта десятком бумажных листов, прикрепленных скотчем.