Мэнсфилд-парк Остин Джейн

Молодые люди понравились друг другу с первой встречи. Все они были милы, общительны и между ними сразу возникла взаимная симпатия. Сестры Бертрам не завидовали красивым девушкам, потому что сами были весьма высокого мнения о собственной внешности. Мэри Кроуфорд понравилась им не меньше, чем их братьям — черноглазая, смуглая, с длинными каштановыми волосами. Будь она блондинкой, как Мария и Джулия, могла возникнуть и конкуренция, но тут ни о каком сравнении не могло быть и речи, поэтому обе мисс Бертрам сразу же успокоились, увидев девушку, совсем не похожую на них самих.

Вот брат Мэри был, конечно, не так красив. Его скорее можно было назвать простоватым. Он был черноволос, с несколько грубоватыми чертами лица, но, тем не менее, настоящий джентльмен, умеющий прекрасно держаться в обществе. И его изысканные манеры тут же расположили к нему обеих сестер. Во время второй встречи выяснилось, что Генри не такой уж и простачок, как могло показаться с первого взгляда. Теперь сестры отметили и приятный овал лица, и безукоризненно белые зубы, и даже крепкое телосложение. После третьей встречи в доме священника, ни о какой простоте уже не было и разговора. Генри, как выяснилось, был самым очаровательным молодым человеком, с которым приходилось общаться сестрам Бертрам, и обе были от него без ума. Но так как Мария официально была уже помолвлена с мистером Рашуортом, следовательно, уже не могла претендовать на его внимание. Джулия прекрасно сознавала это и, понимая, что все права на юношу принадлежат исключительно ей, уже через неделю готова была безумно влюбиться в Генри Кроуфорда.

Однако Мария не собиралась уступать Генри. И хотя все в округе прекрасно знали о ее помолвке, все же свадьбы пока не было, и поэтому она рассуждала так:

— Я еще свободна и имею право обращать внимание на симпатичных молодых людей. Ничего страшного в этом нет. А уж мистер Кроуфорд пусть сам решает, как ему поступить.

Генри, безупречно следуя этикету, ухаживал за сестрами, никому из них не отдавая, однако, предпочтения.

— Мне очень нравятся эти сестрички, — объявил он миссис Грант, проводив обеих мисс Бертрам до экипажа после обеда, — они такие замечательные!

— Мне очень приятно это слышать, — улыбнулась миссис Грант. — Но кажется, Джулия все-таки нравится тебе больше. Гораздо больше.

— Да-да, несомненно, — согласился Генри.

— Правда? А ведь все говорят, что старшая сестра самая красивая во всей округе.

— Наверное, ты права. — Несчастный Генри был готов поддакивать сколько угодно. — Она действительно безупречно сложена, да и лицо у нее куда приятнее. Но все же Джулия в чем-то милее ее. Разумеется, Мария определенно нравится мне больше, но я постараюсь с этим смириться, поскольку ты приказала мне нацелиться на Джулию.

— Я не хочу даже с тобой разговаривать. Но, в конце концов, ты поймешь, что я была права. Джулия как будто была создана специально для тебя.

— Я про это и говорю.

— Кроме того, дорогой братец, Мария Бертрам уже помолвлена. Она сделала свой выбор, и тебе нечего даже приставать к ней со своими ухаживаниями.

— Да, именно это мне и нравится в ней больше всего. Помолвленная женщина всегда находится в выигрыше перед свободной. Так что Мария уже всем довольна и имеет право вести себя естественно. Ей не приходится насильно улыбаться и кокетничать, чтобы очаровать какого-нибудь холостяка. В этом огромное преимущество всех помолвленных женщин. Да и мне легче. Я не буду иметь перед ней никаких обязательств.

— Между прочим, мистер Рашуорт — достойный юноша, — заметила миссис Грант. — И они очень скоро поженятся.

— Но мне кажется, что мисс Бертрам не слишком часто о нем думает. Во всяком случае, ведет она себя довольно свободно. Но меня это не касается. Надеюсь, мисс Бертрам хорошо подумала, прежде чем дала согласие на помолвку.

— Ну что нам с ним делать, Мэри? — воскликнула мисс Грант, обращаясь к мисс Кроуфорд. — Наш брат становится невыносим.

— Я думаю, лучше всего оставить его в покое. Такие разговоры ни к чему не приведут. В конце концов, какая-нибудь девица все равно обведет его вокруг пальца.

— Но я этого не хочу! — возмутилась миссис Грант. — Я не позволю никому одурачить собственного брата! Все должно быть честно.

— Не стоит так переживать, — успокоила сестру мисс Кроуфорд. — Ему это не повредит. Любого из нас одурачивают рано или поздно.

— Но не в браке же, Мэри!

— А в браке особенно, — невозмутимо продолжала мисс Кроуфорд. — Подумай сама, дорогая миссис Грант, и назови хоть одну пару, где оба супруга выиграли от брака и ни один из них при этом не был бы одурачен. Именно на свадьбе и совершаются самые жульнические сделки. А происходит все потому, что человек, решившийся создать семью, требует от своего партнера максимум красоты, ума и состояния, предлагая взамен, как правило, жалкий минимум. Разве не так? Нет, я верю, что исключения существуют, возможно, одно или два на каждую сотню супружеских пар.

— Ну, милочка, вероятно, твоя тетушка преподавала тебе плохие уроки семейной жизни. Надо было тебя давно забрать сюда в деревню. Город действует губительно на молодую душу.

— Моя тетушка, действительно, была несчастлива в браке, — согласилась мисс Кроуфорд. — Но кроме нее у меня есть много примеров, исходя из которых, я могу сделать заключение, что брак — это система уловок и расчетов. Иногда человек, рассчитывающий на какую-то добродетель партнера, сразу после свадьбы сталкивается с такими его пороками, что и сказать страшно. Но уже ничего не поделаешь — приходиться смиряться. Так как же это назвать, если не обманом?

— Дорогая моя сестричка, уж здесь позволь мне с тобой не согласиться, — возразила миссис Грант. — Если тебя послушать, то получается, что после свадьбы начинается только ужас семейной жизни. Ты однобоко смотришь на этот вопрос. Конечно, потребуется немало времени, чтобы люди привыкли друг к другу, так сказать, притерлись, поскольку мы идеализируем своих любимых еще до свадьбы, а приходится сталкиваться с обыденной жизнью. Но если партнер не обладает каким-то достоинством, на которое мы рассчитывали, мы наверняка отыщем у него массу других — такова человеческая натура. Если стараться больше обращать внимание на хорошее, тогда и в голову не придет, что тебя кто-то обманул.

— Мне остается только позавидовать твоему оптимизму, — улыбнулась Мэри. — Ну что ж, попробую никого не разочаровать и оставаться верной себе еще до замужества. Надеюсь, что и мои друзья не слишком будут меняться после свадьбы.

— Да я смотрю, ты такая же упрямая, как и Генри! Ну, ничего, мы тебя вылечим, и твоего братца тоже. Оставайтесь жить в Мэнсфилде, и вот увидишь — вы оба у меня забудете о своих бредовых заблуждениях.

Кроуфорды с удовольствием приняли предложение остаться. Новый дом Грантов прекрасно устраивал Мэри, да и Генри был не прочь задержаться здесь еще на некоторое время. Если поначалу он намеревался провести в Мэнсфилде лишь недельку, то теперь понял, что воздух здесь здоровый, люди приятные и торопиться ему было, собственно, некуда. Миссис Грант с восторгом сообщила мужу о том, что Кроуфорды остаются у них пожить, и доктор не протестовал. Общение милой болтушки Мэри доставляло ему удовольствие, а присутствие в доме Генри служило отличным поводом ежедневно распивать кларет.

Мисс Кроуфорд была приятно поражена тем, какое впечатление произвел ее брат на обеих сестер Бертрам. Впрочем, девушки его всегда любили, может быть, не столь открыто и восторженно, но все же… Что касается братьев Бертрам, то они, в свою очередь, тоже сразу же понравились Мэри. Она призналась себе в том, что даже в Лондоне вряд ли можно было бы найти двух столь очаровательных юношей. Старшего она немного знала, встречаясь с ним время от времени на столичных вечеринках. Он и тогда обращал на себя всеобщее внимание, а теперь оказался здесь, буквально под боком. В этом Мэри усматривала перст самой судьбы. Эдмунд был мил и приятен, но не столь эффектен, как Том. К тому же, Том был старшим, и это решало все. Через несколько дней Мэри явно почувствовала, что звездам угодно, чтобы она влюбилась именно в Тома.

Том Бертрам нравился всем. Это был разговорчивый и весьма общительный молодой человек. В обществе он держался с достоинством, но всегда собирал вокруг себя любознательных молодых людей, которым мог поведать о чем угодно и ответить на любой вопрос. Он был весьма популярен в свете. Казалось, что деревенская жизнь ничуть не повлияла на его характер и развитие — он вел себя как самый настоящий столичный джентльмен.

Вскоре мисс Кроуфорд поняла, что они с Томом составят великолепную пару. Раздумывая о достоинствах Тома, Мэри на первое место выдвинула парк — самый настоящий классический английский парк окружностью в пять миль. Сюда можно было добавить просторный современный дом, так удачно расположенный в центре парка и скрытый в зелени деревьев — такому особняку позавидовал бы кое-кто и из королевской семьи! Его только нужно заново обставить, но это придет со временем. У Тома очень милые сестры, тихоня-мать, да и сам он человек приятный во всех отношениях. К тому же в будущем он станет следующим сэром Томасом. Вот только не стоило ему так сильно увлекаться игрой, уж слишком он азартен. Но и с этим можно было бы бороться… Таким образом, Мэри выбрала Тома и теперь, чтобы лучше понять его, стала интересоваться лошадью, на которой Том скоро должен был отправиться в Лондон, чтобы принять участие в ежегодных скачках.

И хотя сами скачки продолжались не слишком долго, зная характер Тома, можно было предположить, что он застрянет в столице на несколько месяцев. Поэтому Мэри должна была действовать активно. Том неоднократно приглашал ее на эти скачки, часто говорил о них и задумал даже устроить вечеринку по поводу своего отъезда, но дальше разговоров дело не пошло, и бедная Мэри пока что оставалась ни с чем.

А что же в это время происходило с Фанни? Как она отнеслась к появлению новых жителей в Мэнсфилде? Казалось, ее мнением вообще никто не интересуется. При случае Фанни могла открыто восхититься красотой мисс Кроуфорд. Что же касается Генри, она старалась помалкивать, потому что до сих пор считала его простоватым, а так как кузины решительно протестовали против этого, не желала им перечить. Такое молчание вызвало недоумение Мэри.

— Я ничего не могу понять, — заявила как-то раз мисс Кроуфорд, прогуливаясь по парку с братьями Бертрам. — Кто такая ваша Фанни? Теперь я имею представление о всех членах вашей семьи, но эта девушка остается загадкой. Она уже принята в свете или еще нет? Так как она обедает с вами у нас, надо полагать, что выезжает и в свет. Но, с другой стороны, за столом она ведет себя так тихо, что кажется, она еще ни разу не выезжала. Может быть, вы будете так милы, что объясните это мне?

— Мне кажется, я понял, о чем вы спрашиваете, — ответил Эдмунд, к которому непосредственно обратилась Мэри. — Я не знаю, как это считается официально, но могу заверить, что наша кузина — совершенно самостоятельная и независимая девушка. Что же касается условности «быть принятым в свете», то я решительно отказываюсь ее понимать.

— Неужели? По-моему, это очень легко, — улыбнулась Мэри. — Кстати, от этого многое зависит. И манеры, и даже внешность у девушек сильно отличаются в зависимости от того, выезжают они в свет или пока что остаются в доме. Ваша Фанни для меня пока что загадка, а вообще-то по виду девушки это всегда легко распознается. Девицы, которые еще не выезжают в свет, носят одинаковые платья и даже шляпки. Они выглядят чересчур серьезными, а иногда и чопорными, все время молчат и если отвечают на вопросы, то односложно. Вы зря улыбаетесь. Поверьте, это все на самом деле так. И если только не возводить это в ранг культа, то я считаю такую градацию уместной. Девушки обязаны быть тихими и скромными. Единственное, что тут плохо — так это перемена в поведении девушки, которая происходит внезапно, в кратчайший срок. Бывали случаи, когда скромница после первого бала превращалась чуть ли не в распутницу, до того резко приходится менять свои манеры! Представьте себе, как юная девица восемнадцати или девятнадцати лет после долгого молчания вдруг должна научиться разговаривать на любые темы и поддерживать светские беседы! Это же уму непостижимо. Мистер Бертрам, я думаю, вы поддержите меня. Наверняка вам самому приходилось наблюдать в обществе нечто подобное.

— Я с вами полностью согласен, — отозвался Том. — Мне кажется, вы сейчас вспомнили мисс Андерсон. Но это несправедливо по отношению к ней.

— Да что вы! Я никого конкретно не имела в виду! — начала оправдываться мисс Кроуфорд. — Я даже не знаю, кто она такая. Но раз вы уж о ней заговорили, то теперь позвольте попросить вас рассказать и более подробно, тем более, если ваша история может подтвердить правоту моих слов.

— Ну что ж, если вам будет угодно, — согласился Том. — Право, мне не хотелось навязывать вам свои воспоминания… Вы легко можете представить себе эту мисс Андерсон. Это та самая юная девушка, которая резко изменилась после первого выезда в свет. А произошло вот что. Я, кстати, имею в виду Андерсонов с Бейкер-стрит. Мы о них вспоминали не далее, как вчера. Эдмунд, помнишь, я говорил про Чарльза Андерсона? Обстоятельства в их семье сложились именно так, как нам поведала только что очаровательная мисс Кроуфорд. Когда я был в гостях у Чарльза года два тому назад, он познакомил меня со своей сестрой, которая еще в то время не выезжала в свет. В тот день она только кивнула мне, но не произнесла ни слова. Я был занят разговором с другом и не обратил на это внимания. Через несколько дней я снова зашел к Чарльзу, но того не оказалось дома и слуга предложил не подождать. Я просидел целый час в гостиной, где находилась только мисс Андерсон и две маленькие девочки. Видимо, служанка отлучилась ненадолго, и мисс Андерсон сама присматривала за сестренками. Мать Чарльза, как назло, тоже ушла в гости. Представьте себе мое мучение! Целый час я так и не смог вытянуть ни слова из этой девицы. В конце концов, она одарила меня презрительным взглядом, сжала губы и демонстративно отвернулась. Но прошел год, и мы встретились на балу у миссис Холфорд. Я не узнал свою старую знакомую! Она тут же подскочила ко мне, взяла под руку и уволокла в дальний угол зала, где принялась щебетать без умолку, задавала миллионы вопросов и, не дожидаясь ответа, продолжала что-то говорить, смотря при этом мне прямо в глаза до тех пор, пока я не знал, куда от нее деться и как избавиться. На меня глядели с сочувствием, а некоторые джентльмены открыто посмеивались, уже ощутив, видимо, на себе дружелюбность несравненной мисс Андерсон. Я думаю, мисс Кроуфорд, вы слышали эту историю…

— Конечно, — засмеялась Мэри. — Правда, мне не пришлось самой присутствовать при этом, но я охотно верю вам, Том. Что поделать! К сожалению, подобное иногда случается и мисс Андерсон далеко не исключение. Дело, очевидно, не столько в самих девушках, как в их матерях, которые не совсем правильно воспитывают своих дочерей.

— Я думаю, есть женщины, которые великолепно ведут себя на любых балах и вечеринках, — заметил Том. — Почему бы девушкам, впервые выехавшим в свет, не брать с них пример, если уж их собственные матери не в силах передать свой опыт?

— Дело тут вот в чем, — вступил в разговор Эдмунд. — Мне кажется, такие девушки воспитываются неправильно с самого начала, поэтому им бывает трудно, а иногда и просто невозможно, быстро перестроиться на нужный лад и как можно скорее адаптироваться и привыкнуть к новшествам. Их приучают быть скромными, но скромность эта остается фальшивой, это самое настоящие лицемерие, поэтому при первом же удобном случае наружу выплескивается то, что скрывалось под маской воспитанности.

— Трудно судить, — задумчиво произнесла мисс Кроуфорд. — Но бывает еще вот что. Девушек не вывозят в свет, но позволяют им делать то, что возможно только на балах. Вот такая свобода мне совсем непонятна. Это просто отвратительно!

— Да, тут действительно можно запутаться, — согласился Том. — Придешь в такой дом, и становится непонятно — имею ли я право уже ухаживать за такой девицей или еще нет. Если, конечно, вы издалека увидели характерную шляпку и чопорную позу, тут все понятно. А вот что произошло со мной в прошлом году, кажется, в сентябре. Сразу после возвращения из Вест-Индии меня пригласил к себе на недельку мой приятель Снейд — Эдмунд, помнишь, я говорил тебе про Снейда. Так вот, в доме присутствовали его родители и сестры, с которыми я еще не был знаком. Когда мы добрались до усадьбы, то выяснилось, что все семейство отправилось погулять к пирсу. Мы со Снейдом пошли навстречу им. Миссис Снейд, окруженная мужчинами, не могла уделить мне много внимания, обещав поговорить в доме за обедом. Я сразу же подхватил под руку одну из ее дочерей, и по дороге домой, как мог, развлекал свою спутницу. Девушка мне понравилась, мы смеялись, я что-то говорил, она принимала живое участие в беседе. Мне и в голову не пришло, что я делаю что-то предосудительное. Сестры показались мне одинаковыми и, вообщем-то, ничем не выдающимися девушками — хорошо одетые, шляпки с вуалью, зонтики от солнца… Только потом я выяснил, что оказывал знаки внимания совсем не той, кому был должен. По ошибке я выбрал младшую сестру, которую еще не вывозили в свет, нанеся тем самым смертельное оскорбление старшей сестре. С тех пор младшей сестре запретили даже смотреть в мою сторону в течение последующих шести месяцев, а старшая, я думаю, не простит мне моей ошибки уже никогда.

— Как же вы могли так промахнуться, мистер Бертрам! — ахнула мисс Кроуфорд. — Бедная мисс Снейд! Хотя у меня нет младшей сестры, я могу себе представить ее оскорбленное самолюбие. Но и в этом, я скажу, была ошибка матери. Младшая сестра должна была находиться под присмотром гувернантки. Вот что значит недоглядеть за дочерью! Но теперь позвольте спросить вас еще о вашей Фанни. Она выезжает на балы? И обедает ли она вместе с вами еще где-нибудь, кроме как у Грантов?

— Нет, — не задумываясь, ответил Эдмунд. — На балу, насколько мне известно, она не была ни разу в жизни. Моя мать не любит шумное общество и не ходит в гости. В лучшем случае она посещает мистера и миссис Грант, а Фанни всегда находится при ней.

— Тогда все понятно, — подытожила мисс Кроуфорд. — Фанни в свете не представлена.

Глава 6

Вскоре Том уехал на скачки, и мисс Кроуфорд приготовилась к тому, что отныне обеды превратятся для нее в скучнейшее времяпрепровождение. Без Тома, самого остроумного и веселого собеседника, весь разговор за столом казался пустой болтовней. Особенно Мэри угнетало то, что семьи сдружились надежно, и не было никакой возможности пропустить хоть один такой обед. Она с тоской смотрела на пустующее место Тома и ждала его скорейшего возвращения из города.

Эдмунд, как полагала мисс Кроуфорд, был плохим заместителем своего красноречивого брата. Он больше помалкивал, а иногда и отвечал не так удачно, как тут же бы нашелся Том. Суп казался безвкусным, вино пресным, а ветчина без острых анекдотов просто не лезла в рот. Как не хватало сейчас веселой шутки или смешной истории Тома про одного из его многочисленных друзей, неизменно начинающаяся словами «Помнишь, Эдмунд, я тебе про него рассказывал?».

Но Том все не приезжал, и Мэри ради разнообразия переключила свое внимание на другой конец стола, туда, где теперь восседал мистер Рашуорт, впервые приехавший в Мэнсфилд после того, как здесь обосновались Кроуфорды. Мистер Рашуорт только что вернулся от своего друга, где провел целую неделю, наблюдая за перестройкой и переделкой поместья своего приятеля. В моду вошло так называемое улучшение планировки поместий, и им заразилась буквально вся Англия. Специалисты по устройству садов, парков и аллей были нарасхват, и один из таких мастеров как раз и потряс мистера Рашуорта своим талантом. Он вернулся от приятеля потрясенный с твердым решением устроить то же самое и в своем поместье. Он был полон творческих планов, и теперь, казалось, уже не мог говорить ни о чем другом. Все утро он только и твердил об этом в холле, сейчас же, когда гости переместились в столовую, энтузиазм его даже возрос.

Основной целью, очевидно, было все же привлечь внимание Марии Бертрам, но получилось так, что переустройство поместья стало центральной темой за столом. Особенно это было приятно самой Марии. Она самодовольно оглядывала присутствующих, слушая, как ее жених рассказывает о своих владениях, которые, как она рассчитывала, скоро будут принадлежать и ей.

— Вы бы только видели, какую сказку сотворил мой приятель из своего сада! — восторгался мистер Рашуорт. — Это настоящее произведение искусства! Кто бы мог подумать, что поменяв пейзаж, можно приобрести буквально рай на земле! Я так и сказал Смиту. Ведь из-за того, что окружает дом и под каким углом рассажены деревья, может целиком поменять и вид на само здание. Не перестраивая дом, вы полностью меняете его, как будто приобретаете совершенно новый. Поверьте мне, когда я вчера вернулся в свой Сотертон, он мне показался тюрьмой — омерзительной старой тюрьмой!

— Побойтесь Бога! — воскликнула миссис Норрис. — Ничего себе тюрьма! Сотертон считается одним из стариннейших и богатейших поместий во всем графстве!

— Но его следовало бы переделать, мэм, я точно уверен. Я не видел более запущенного поместья, чем это. Кроме того, мне кажется, что в нем я чувствую себя весьма одиноко.

— Не удивительно, что мистер Рашуорт думает так именно сейчас, — произнесла миссис Грант, обращаясь к миссис Норрис. — Но попомните мои слова — он приведет в порядок свой дом именно тогда, когда пожелает его сердце.

— Придется задуматься об этом, — произнес мистер Рашуорт. — Но, мне кажется, здесь понадобится помощник.

— В таком случае, я полагаю, — произнесла мисс Бертрам, — что лучше прибегнуть к помощи мистера Рептона. Ведь он отменный специалист по благоустройству любых усадеб и парков.

— Именно об этом я и думаю. Ведь Смиту он сделал все на «отлично», так что я решил пригласить его и к себе. Правда платить придется по пять гиней в день, но на такого специалиста не жалко и потратиться…

— А если бы и десять! — воскликнула миссис Норрис. — Считаю, что в таких делах жадничать не следует. На вашем месте я бы не стала мелочиться. Уж я бы постаралась изобразить из своего поместья настоящий дворец. Тем более, дорогой мой, у вас есть деньги, а Сотертон достоин многого. Он такой роскошный, земля до горизонта. Поверьте — она отплатит вам за заботу. Поймите меня правильно — имей я хоть одну сотую вашей земли, уж я бы превратила ее в райский сад. Но, к сожалению, у меня сейчас во владении только пол-акра. Что мне с ним делать? Вы знаете, я так люблю копаться в земле — уж я бы только и делала, что сажала диковинные растения тут и там и с утра до вечера придумывала сама, как бы получше украсить беседки или постричь лужайку. Но, увы! Мне даже и мечтать об этом не приходится. Раньше, когда мы с мужем жили в приходском доме, мы многое сделали, чтобы изменить наш маленький сад. Он стал совсем не таким, как раньше, когда мы в него переехали. Вы молоды и не можете этого помнить. Если бы сэр Томас был здесь, он подтвердил бы правоту моих слов. Мы бы сделали и больше, но болезнь мистера Норриса не позволяла мне отвлекаться на это. Последние годы он почти не выходил из дома, и я, конечно, находилась в таком подавленном состоянии, что и думать забыла об усовершенствовании и переделке нашего садика.

Правда, с сэром Томасом мы любили обсуждать, что можно было бы еще придумать. Например, мы всегда мечтали сделать как бы живую стену из деревьев, ограждающую дом от кладбища, что впоследствии и воплотил в реальность доктор Грант. — Тут миссис Норрис повернулась к доктору Гранту и, обращаясь к нему, добавила: — За год до смерти бедного моего мужа мы как раз и посадили около конюшни чудесное абрикосовое дерево. Вы, я надеюсь, успели оценить его?

— Дерево действительно достойно внимания, — подтвердил доктор. — Но, что же в этом странного? Почва там прекрасная, вот оно и растет себе потихонечку. Жаль только, что сами абрикосы на нем никудышные, а то бы мы их начали собирать.

— Но почему же? — удивилась миссис Норрис. — Это совершенно особенный сорт абрикоса. Кстати говоря, это был подарок сэра Томаса, иначе, где бы я смогла достать такую прелесть? Между прочим, я своими глазами видела счет, присланный за тот саженец. Он стоил целых семь шиллингов, сэр.

— Понимаю, — кивнул доктор Грант. — Если саженец был подарен, вам было от него не отвертеться. Поверьте мне, с закрытыми глазами вы бы не отличили картофелины от абрикоса с вашего любимого дерева.

— Я вам скажу правду, — вступила в разговор миссис Грант, шепча нарочито громко, чтобы слышали все за столом. — Дело в том, что доктор Грант никогда и не пробовал настоящих абрикосов. Но я-то знаю истинную цену этим фруктам. Наша повариха умудряется изготавливать из них прекрасный джем для пирогов, так что ни один абрикосик у нас не пропадает, не волнуйтесь.

Миссис Норрис, которая к этому времени уже побагровела от злости, тут же успокоилась, и разговор плавно перешел на другую тему. Впрочем, она и доктор Грант невзлюбили друг друга с самого начала, и несчастная миссис Грант только и занималась тем, что мирила их.

Поняв, что ссора потухла, так и не начавшись, мистер Рашуорт снова взял слово.

— Вы знаете, поместье Смита теперь — предмет зависти любого землевладельца. Но это только благодаря гениальности Рептона. Думаю все же, что надо нанять именно его. Вот кто настоящий художник и фантазер!

— Мистер Рашуорт, — оживилась леди Бертрам, — я бы посоветовала вам посадить побольше густых кустарников и сделать даже из них аллеи. Вы знаете, в жару это — первое спасение.

— Я сам об этом подумывал, — согласился мистер Рашуорт. — У меня есть собственное мнение по поводу кустарника. К тому же, эти кусты в основном нравятся только женщинам, а меня интересует только одна… — Тут он запнулся, поняв, что говорит совсем не то. Всех выручил Эдмунд, предложив выпить еще вина, и мужчины принялись ухаживать за дамами, наполняя их бокалы.

Мистер Рашуорт был человек, в общем-то, не слишком разговорчивый, но безумная идея о благоустройстве собственного поместья буквально преобразила его. Казалось, он мог вещать об этом теперь, не переставая. Осушив свой бокал, он продолжал:

— У Смита владений всего-то сто акров, и то, смотрите-ка, во что они превратились. А у меня в Сотертоне — семьсот, не считая заливных лугов, разумеется. Представляете, что можно там напридумывать! Вот я, например, срубил три старых дерева, которые росли уж очень близко к дому — и знаете что? Тут же появилось ощущение простора. Я думаю, надо будет вообще вырубить несколько аллей, чтобы дышалось посвободнее. Вот, например, ту самую, что ведет с запада на вершину холма. — Он повернулся к мисс Бертрам. — Помнишь, дорогая?

— Аллею? — удивилась Мария. — Не совсем. Честно говоря, я не очень хорошо помню Сотертон.

Фанни, сидевшая как раз напротив мисс Кроуфорд и до сих пор внимательно слушавшая весь разговор, теперь подняла голову и тихо произнесла:

— Вырубить аллею? Какая жалость! Это же такая красота. Как же можно?

— Увы, милая Фанни, я уже почти уверен, что этой аллее осталось слишком мало шансов выжить, — улыбнулся мистер Рашуорт.

— Как бы мне хотелось увидеть Сотертон до переделки, — вздохнула девушка. — В первозданном виде, с аллеями и со всем, что там есть, пока никто ничего не успел вырубить. Но, видимо, это только мечта.

— А разве вы там никогда не бывали? — удивился мистер Рашуорт. — Впрочем, что я говорю. Разумеется, нет. Для прогулки верхом расстояние до моих владений слишком большое, но я думаю, мы сможем и это как-нибудь устроить.

— Не стоит беспокоиться! — воскликнула Фанни. — В любом случае, если мне удастся там побывать, вы же сможете рассказать мне, как эти места выглядели раньше, верно?

— Как я понимаю, — произнесла мисс Кроуфорд, — Сотертон — весьма древнее поместье. Интересно, а ваш дом такой же старинный? — обратилась она к мистеру Рашуорту.

— Разрешите сказать мне, — заговорил Эдмунд. — Я неплохо знаю эти места. Сам дом был выстроен во времена королевы Елизаветы. Он немного мрачноват с виду, но довольно удобный — там достаточное число комнат, где можно разместить и слуг, и гостей. А стоит он в самой низинной части парка, и в этом отношении, конечно, здорово проигрывает. Но леса там замечательные, есть и небольшая речушка. Работа мистеру Рашуорту предстоит огромная. Но, в общем, он прав, надо придать поместью более современный вид. Я уверен, что он безукоризненно справится и с этой задачей.

Мисс Кроуфорд с восторгом выслушала эту речь, а про себя подумала: «Какой умный и воспитанный молодой человек! Почему я раньше не обращала на него внимания?»

— Я, конечно, не хочу навязывать своего мнения мистеру Рашуорту, — продолжал Эдмунд, — но если бы передо мной стояла подобная цель, я, безусловно, не стал бы обращаться к специалистам, а понадеялся бы на свое чувство прекрасного. Ведь тогда я бы делал все по своему желанию, а не по воле и причудам художника, пусть даже хорошего. Это не картина, которую можно перевесить или вообще выкинуть, если она надоела. Это земля, которая останется с вами на всю жизнь.

— Ну нет, с этим я не согласна! — рассмеялась мисс Кроуфорд. — У меня на такое не хватило бы изобретательности. Вот если бы у меня было поместье, я бы наняла любого мистера Рептона, лишь бы он помог мне, и полностью доверилась бы его вкусу. При этом я не жалела бы никаких денег, только бы он сделал все на высшем уровне. Но при этом я переехала бы жить куда-нибудь к друзьям, чтобы увидеть свое новое поместье уже в готовом виде, а не наблюдать за ходом работы.

— А мне было бы, наоборот, интересно видеть, как день за днем меняются привычные знакомые места, — улыбнулась Фанни.

— Ну уж нет, увольте! — возразила мисс Кроуфорд. — Впрочем, вам, наверное, невдомек, что все это значит. А мне пришлось испытать это, так сказать, на собственной шкуре. Три года назад, мой достопочтенный дядя, адмирал, приобрел коттедж для того, чтобы было где проводить лето. Мы и отправились туда вместе с тетушкой, счастливые и довольные. Я-то представляла себе цветочные клумбы, уютные лужайки и тенистые аллеи, а дядюшке вдруг взбрело в голову все там перестроить. Представляете себе, мы не знали, куда ступить! Мы ходили все лето в пыли и грязище! Он снес все, что можно, решив поменять даже скамейки, и нам присесть негде было. Пусть бы мы лучше остались в городе! Вот Генри — он совсем другой — ему бы все строить да строить!

Эдмунду стало неприятно, что мисс Кроуфорд, которая начинала ему нравиться, в таком непочтительном тоне говорит о своем дяде. Однако, ее рассказ всем понравился и вызвал доброжелательные улыбки.

— Мистер Бертрам, — снова обратилась она к Эдмунду, — У меня есть кое-какие известия о моей арфе. Ее наконец-то благополучно доставили в Нотгемптон. К сожалению, она, как выяснилось, находится там уже десять дней. Нам обещали привезти ее прямо сюда, но, как всегда, обманули, — вздохнула девушка.

— Это правда? — оживился Эдмунд. — Арфа уже здесь, в городе?

— Конечно, — продолжала мисс Кроуфорд. — Но вы же знаете, в ваших местах иногда бывает так трудно докопаться до истины. Сколько раз мы посылали слугу выяснить, доставлена ли арфа или нет. Никаких результатов. И вот теперь, оказывается, в городе о ней узнал какой-то фермер и рассказал мельнику. Мельник — мяснику, зять мясника — еще кому-то, и окольными путями весть докатилась и до нас. Представляете?

— И все равно я рад это слышать, — улыбнулся Эдмунд. — Теперь, надеюсь, никакой задержки не будет, и ваша арфа скоро займет свое место в Мэнсфилде.

— Завтра ее можно будет забрать, — подтвердила мисс Кроуфорд. — Но вот только как доставить? Никакой повозки или телеги я не смогла раздобыть. Мы с Генри обошли всю деревню и повсюду слышали только отказы. Я чувствую, дело кончится тем, что нам придется нанять грузчика и самую обычную садовую тачку.

— Что ж, я могу это понять, — кивнул Эдмунд. — Подумайте сами, сейчас лето, идет сбор урожая, и нанять повозку с лошадьми в самом деле не так-то просто.

— Не то чтобы не просто, а буквально невозможно, — подтвердила мисс Кроуфорд. — Правда, выглядывая в окошко, я иногда видела и праздно шатающихся «работничков», которые могли бы мне помочь, но и они отказывались. Кажется, никто тут не хочет заработать. Да и управляющий мистера Гранта лишь пожал плечами, услышав мою просьбу. Похоже, дело становится совершенно безнадежным!

— Милая мисс Кроуфорд, не стоит огорчаться, — успокоил девушку Эдмунд. — Разве вы еще не убедились на собственном жизненном опыте, что как только вам понадобится какая-нибудь вещь, она тут же становится недоступной? Но тут дело еще вот в чем. Вообще-то крестьяне очень неохотно отдают свои повозки. А летом, уверяю вас, не только именно вам, но и любому другому они бы отказали. И если бы вам даже посчастливилось достать телегу, то ни о какой лошади в страду говорить не приходится. Поверьте мне — я прожил тут всю жизнь!

— Надеюсь, со временем я привыкну и начну понимать все ваши деревенские обычаи и традиции, — вздохнула мисс Кроуфорд. — Я привыкла к столичным принципам — деньги решают все. Но, признаюсь, мы все же нашли выход и повезем арфу прямо в ландо.

— Вы знаете, а ведь арфа — мой любимый инструмент! — признался Эдмунд. — Теперь я буду считать каждую минуту до того упоительного момента, когда мне посчастливится услышать ее прелестное звучание!

— В самом деле? — воскликнула Фанни. — А я, представьте, к своему стыду, ни разу не слышала арфу. Надеюсь, что очень скоро вы нам сыграете. Я так люблю музыку!

— С удовольствием сыграю вам обоим, — обрадовалась мисс Кроуфорд. — Конечно, если это вам не наскучит уже через пять минут. А может, вам и в самом деле понравится, и тогда я буду играть очень долго. Я сама без ума от музыки… Кстати, мистер Бертрам, если вы будете писать брату, сообщите ему, пожалуйста, что арфа уже доставлена в Мэнсфилд. Я говорила ему, как тоскую без нее. И еще добавьте, что я заранее подготовлена к тому, что его лошадь проиграет. Но ничего страшного, верно? Это еще не конец света.

— Когда я буду ему писать, то добавлю от вашего имени все, что прикажете, — согласился Эдмунд, — только сейчас у меня нет возможности передать для него послание.

— Нет, разумеется, специально для меня этого делать не нужно, — спохватилась мисс Кроуфорд. — А вдруг он задержится еще на год? Какие же странные создания эти братья! По-моему, они все одинаковы. Вы можете не писать друг другу месяцами, но когда возникает крайняя необходимость, готовы сообщить новость буквально в одной строчке. Кстати, Генри точно такой же. Он самый типичный брат. Он любит меня, помогает во всем, мы можем подолгу с ним беседовать на любые темы, но заставить его написать кому-нибудь — упаси Бог! А сам, когда отлучается куда-нибудь, присылает не письмо, а какую-то жалкую писульку вроде: «Милая Мэри, добрался отлично, тут все хорошо, твой брат». И не более того. Вот уж действительно настоящий братец! — И она весело рассмеялась.

— Неправда, — возразила раскрасневшаяся Фанни, вспоминая Уильяма, — если они вдали от всей семьи и надолго, они пишут длинные пространные письма.

— У мисс Прайс брат во флоте, — пояснил Эдмунд. — Он действительно пишет подробно обо всем. Так что, милая мисс Кроуфорд, не думайте так плохо обо всех братьях.

— В королевском флоте? Правда?

Фанни не хотела сама рассказывать об Уильяме, но так как Эдмунд молчал, и пауза затягивалась, ей пришлось поведать о том, где сейчас находится ее брат, в каких городах он успел побывать и как долго они не виделись. При этом она так расчувствовалась, что на глазах ее выступили слезы.

— Может быть, вы знаете капитана, под чьим командованием служит мой кузен? — обратился Эдмунд к мисс Кроуфорд. — Капитан Маршалл. Вам, мне кажется, должны быть знакомы многие люди в королевском флоте.

— Только адмиралы, — надменно произнесла мисс Кроуфорд. — Низшие чины у нас в доме никогда и не бывали. Нет, я, конечно, не исключаю, что среди них встречаются достойные люди, но они были бы не нашего круга. Об адмиралах я могла бы рассказать многое — вплоть до скандалов, но что касается какого-то капитана… Нет, решительно нет. Мне приходилось общаться только с адмиралами, даже те, кто был в отставке, все равно сплошь одни адмиралы!

Эдмунд снова помрачнел и произнес уже вполне серьезным тоном, не допускающим никаких шуток:

— Но ведь капитан — это серьезная и ответственная должность.

— Возможно, — согласилась мисс Кроуфорд, — если только вы уверены, что дослужитесь до адмирала. Тогда и капитаном можно стать. Что касается меня, то море мне безразлично.

Эдмунд постарался скрыть свое разочарование и снова переключился на разговор об арфе.

Сразу после этого, как и предполагалось, все снова вернулись к теме благоустройства поместий. Миссис Грант, заметив, что Генри Кроуфорд все это время о чем-то мило щебетал с Джулией, не принимая участия в общем разговоре, решила обратиться и к нему:

— Дорогой братец, а тебе разве нечего сказать по этому поводу? Насколько мне известно, ты и сам большой любитель пофантазировать и придумать что-то совсем уж оригинальное в смысле переустройства поместья. Говорят, ты даже помогал кому-то из друзей сделать из лесопарка настоящее чудо! Жаль, мне не довелось посмотреть на это собственными глазами!

— Мне достаточно того, что ты заочно довольна моим творчеством, — ответил Генри. — Правда, лично я считаю, что тебя бы моя работа несколько разочаровала, потому что я знаю твой вкус. К тому же там, вообщем-то, и работы никакой не было. Мне бы что-нибудь грандиозное…

— Так вы действительно любите этим заниматься? — заинтересовалась Джулия.

— Безумно, — подтвердил Генри. — Но только у меня мало опыта в таких делах. Везде, где мне пришлось приложить руку, вернее, фантазию, все было уже почти готово до моего появления. Для моей персоны оставляли, так сказать, последние штрихи. К тому же мне часто казалось, что там, куда меня приглашали полюбоваться работой, уже и делать было нечего. Любая лишняя деталь могла бы нарушить уже удачно выполненную композицию. Как же я завидую мистеру Рашуорту — вот у кого работы непочатый край!

— Ну, раз вас приглашали посмотреть даже на уже перестроенные поместья, дорогой Генри, — заявила Джулия, — значит, к вашему мнению прислушиваются. И чем мечтать и завидовать мистеру Рашуорту, лучше бы помогли ему советами. Верно?

Эту мысль тотчас подхватила миссис Грант.

— В самом деле! — воскликнула она. — Мистер Рашуорт, а не стоит ли, прислушаться к совету друзей — людей, совершенно не заинтересованных в ваших деньгах и к тому же обладающих прекрасным художественным вкусом? Поверьте мне, Генри ценили очень многие, и никто потом не пожалел, что пригласил его посмотреть поместье и порекомендовать что-либо доделать. Это лучше, чем отдаться во власть профессионала. Мне кажется, что те, кто делает на этом состояние, иногда повторяются и становятся шаблонщиками.

— Что ж, я не против, — улыбнулся мистер Рашуорт. — Генри, я готов принять вас в любое время, как только вам это будет удобно. Если, конечно, вы согласны…

Миссис Норрис тут же почуяла возможность отличиться и заодно дать возможность своим племянницам и отдохнуть, и устроить свои личные дела. Ведь если мистера Кроуфорда уже пригласили, значит, надо действовать.

— Конечно, конечно дорогой Генри согласится! — воскликнула она. — Но почему бы и нам не присоединиться к вашей компании? Милый мой мистер Рашуорт, ведь не только Генри интересуют все ваши новшества! А вдруг и кое-кто из нас сможет дать дельный совет? К тому же я уже давно не виделась с вашей матушкой, а нам есть о чем с ней побеседовать. Вы ведь знаете, у меня нет своих лошадей, а то я бы навещала ее каждый день! А тут представляется такой чудесный шанс! Это будет замечательно! Молодежь бы осматривала поместье, а мы, старушки, пили бы чай и толковали о жизни. Потом мы бы дружно пообедали, а к вечеру уже вернулись домой. Я думаю, мы устроим все так. Мистер Кроуфорд, обе мои племянницы и я поедем в ландо, а Эдмунд сможет добраться до Сотертона и верхом. Леди Бертрам, я знаю, не любительница таких путешествий и останется дома. Но ничего страшного, она не будет скучать — ведь с ней всегда рядом ее верная Фанни!

Леди Бертрам не возражала. Казалось, все были счастливы и довольны. Как это миссис Норрис смогла все продумать и рассчитать! Вот только Эдмунд промолчал и, опустив голову, продолжал задумчиво смотреть в свою пустую тарелку, словно не находил, что сказать.

Глава 7

— Ну что, Фанни, ты не изменила свое мнение о мисс Кроуфорд? — обратился к кузине Эдмунд на следующий день. — Как тебе понравилось ее вчерашнее поведение? — Сам он уже успел подумать об этом и составить собственное мнение.

— По-моему, она довольно мила, — ответила ничего не подозревающая девушка. — Мне доставляет удовольствие даже просто смотреть на нее.

— Да, она действительно симпатична, — согласился Эдмунд. — Но тебя ничто не поразило в ее рассказах? Подумай хорошенько.

— Ну конечно же! Не стоило ей так говорить о своем дядюшке. Я была несколько удивлена. Неважно, какими причудами он бы ни страдал, все равно не надо было так высмеивать его. Ведь они прожили вместе столько лет! К тому же, он любил ее брата как родного сына. Ты прав, тут она, мягко говоря, переборщила.

— Я и не сомневался, что ты это заметишь. С ее стороны это было весьма неприлично.

— И неблагодарно, — подтвердила Фанни.

— Ну, с этим можно поспорить. Я не знаю их отношений, но судя по их рассказам благодарить его действительно было не за что. Главную роль там играла тетушка. Именно ее тепло и спасало Кроуфордов. Я понимаю, что не вправе влезать в чужие семейные отношения и готов понять мисс Кроуфорд. Ей стало обидно, что дядя невзлюбил ее, а после смерти своей супруги и вовсе стал несносен. Но, согласись со мной, эти маленькие секреты надо держать при себе и уж, ни в коем случае не делать их достоянием всех окружающих.

— А может быть, — предположила Фанни, — такое отношение к адмиралу было и у миссис Кроуфорд? Вспомни, кто воспитывал Мэри. Теперь понятно, почему она так ненавидит его. Может быть, она целыми днями только и слышала, какой дядя противный и нехороший. А дети все схватывают на лету. И теперь ей уже трудно перемениться.

— Мне как-то это даже и в голову не приходило, — признался Эдмунд. — А ведь верно. И зря мы набросились на Мэри — это не ее вина, а скорее, вина ее тетушки. Ну да ладно. Надеюсь, что теперь она успокоится. В новом доме к ней все относятся хорошо, и теперь у Мэри не будет повода раздражаться. Да и на брата она не в обиде. По-моему, они обожают друг друга.

— Да, только ей почему-то не нравятся его короткие письма, — парировала Фанни. — Я чуть не рассмеялась, когда она заявила об этом за столом. Уж я-то знаю: если есть о чем писать, любой брат с удовольствием поделится новостями с родным человеком. Кстати, почему она так плохо думает о тебе? Я уверена, если бы ты оказался в другой стране, то писал бы нам обо всем, что тебя окружает и что с тобой происходит. Ведь так?

— Конечно. И я уверен, что Мэри считает точно так же. Мне показалось, что она говорила об этом несколько несерьезно, а просто так — ради шутки, чтобы немного поддеть своего собственного братца. Мне только не понравилось ее отношение к дяде. А во всем остальном она — просто прелесть. Такая женственная и естественная, настоящая леди!

Произнеся все это, Эдмунд, казалось, несколько успокоился. Теперь он был уверен, что мисс Кроуфорд практически не обладает никакими недостатками, а самое главное, точно так же (с его помощью) стала думать и его кузина. Он продолжал восхищаться этой девушкой, не сознавая того, что Фанни это могло не совсем понравиться. Тем не менее, его восторг не утихал…

На другой день в Мэнсфилд наконец-то доставили арфу. И теперь остроумная, симпатичная и жизнерадостная Мэри показала себя и как неплохая арфистка. Она играла великолепно (или, по крайней мере, так казалось Эдмунду). Она старалась понравиться, она исполняла на заказ любые мелодии и могла играть ровно столько, сколько желали ее гости.

Эдмунд зачастил в дом священника. Он приходил туда утром и, прослушав несколько пьес, естественно, получал приглашение и на следующий день. Какая женщина откажется от такого благодарного поклонника ее музыкального таланта?

Впрочем, симпатичная молодая женщина с арфой, высокой и стройной, как ее хозяйка, сидящая у открытого окна в летний солнечный день, могла бы приворожить любого джентльмена.

Кстати говоря, весеннее солнце словно соблазняло их на приключения. Миссис Норрис, весьма противная и занудливая, никак не соответствовала их компании. А там, где возникает любовь, и все остальное начинает стремиться к совершенству. Гармония любви притягивает к себе все прекрасное. Теперь даже доктор Грант и его огромный поднос с сэндвичами уже казались восхитительными.

Эдмунд, сам не подозревая того, начал инстинктивно тянуться к Мэри Кроуфорд. Она нравилась ему, а может быть, в его юном сердце сейчас как раз вспыхнуло настоящее чувство, которое было настолько новым и странным для него, что молодой человек не сразу понял, что случилось. Но, тем не менее, он ясно ощущал, что его тянет именно к этой девушке.

И Мэри, безусловно, тоже почувствовала это. Однако, она пока что не могла понять, отчего это происходит и к каким последствиям может привести. Эдмунд казался по-прежнему серьезным. Он не нес чепухи, что так свойственно всем влюбленным, он не осыпал ее комплиментами, а оставался таким же серьезным и рассудительным, как и обычно. И одновременно теперь он казался Мэри самим очарованием. Этот юноша имел определенную цель в жизни, он был искренен и с ней, и со всеми остальными. Он поддерживал любые разговоры и был не в тягость в компании, даже когда тема беседы сама по себе становилась занудливой и попросту неинтересной. Однако Мэри, нацелившаяся на старшего брата, пока что не задумывалась над своими чувствами. Ей было приятно находиться в обществе Эдмунда, а большего она и не желала.

Фанни уже не удивлялась переменам, которые произошли с ее кузеном. Эдмунд каждый день ходил в гости к Грантам. Впрочем, сама Фанни тоже с удовольствием составила бы ему компанию, но только она не хотела являться без приглашения и слушать тайком чудные звуки арфы. А вечером Эдмунд, после прогулки, непременно провожал миссис Грант и Мэри Кроуфорд до дома, на что тоже уходило немало времени. Мистер Кроуфорд же продолжал уделять, на сторонний взгляд, излишнее внимание сестрам Бертрам.

Фанни все это, разумеется, не нравилось. Она привыкла к обществу Эдмунда. Но так как теперь он не наливал ей вина, разбавляя его водой, упрямая Фанни решила про себя, что отныне она вообще никогда не прикоснется к вину, и никакой мистер Кроуфорд не сможет сравниться с Эдмундом. Каждый раз, когда он предлагал дамам немного выпить, Фанни вежливо отказывалась, не объясняя причины.

Однако Фанни не удивлялась, почему Эдмунд так резко изменил отношение к своей кузине и вместо того, чтобы проводить с ней побольше времени, отдал предпочтение мисс Кроуфорд. Даже когда они с Эдмундом оставались наедине, он любил заводить разговоры о Мэри. Теперь он каждый раз сообщал Фанни, что мисс Кроуфорд больше не вспоминает об адмирале и эта тема разговора стала закрытой. Несчастная Фанни только молчала в ответ. Ей не хотелось спорить с кузеном и таким образом, выказывать свое настоящее отношение к Мэри.

Но уже вскоре Фанни поняла, что мисс Кроуфорд — весьма опасная соперница. Произошло это, на первый взгляд, совершенно случайно. Как только Кроуфорды обосновались в Мэнсфилдском парке, Мэри тут же высказала свое желание научиться ездить верхом. Каждое утро она наблюдала за девушками, которые занимались верховой ездой на лугу, и ей, как и всякой увлекающейся натуре, тоже захотелось присоединиться к их жизнерадостной компании.

Эдмунд, разумеется, очарованный блистательной мисс Мэри, тут же предложил свои услуги как учитель верховой езды. Немного поразмыслив, он решил начать уроки, взяв свою смирную кобылу, на которой каталась Фанни, так как больше подходящих лошадей в конюшне не нашлось. Разумеется, он не хотел доставить некоторые неудобства своей любимой кузине, поэтому занятия было решено проводить по утрам, так, чтобы Фанни потом могла спокойно прокатиться, сколько ей вздумается.

Эдмунд объяснил, что будет забирать лошадь только на полчаса, чтобы побыстрее обучить Мэри всем премудростям искусства верховой езды. И Фанни, смущенная тем, что кузен даже попросил ее о разрешении пользоваться кобылой, тут же дала свое согласие.

Поначалу все шло именно так, как и предполагалось. Фанни не испытывала никаких неудобств и даже не перекладывала время своих утренних прогулок. В первый же день Эдмунд вернул кобылу к установленному сроку и ни сама Фанни, ни старый конюх, который ухаживал за кобылой и подготавливал лошадей к прогулкам, не могли бы обидеться на молодого Бертрама. А вот уже во второй раз начались неприятности.

Дело в том, что мисс Кроуфорд так понравились эти увеселительные и восхитительные уроки, что она была не в силах остановиться, и полчаса пролетали для нее, как одна минута. Невысокая, но очень крепкая и жизнерадостная, Мэри словно была создана для верховой езды. Может быть, ее врожденные способности сыграли некоторую роль, а может быть, и талант Эдмунда, как учителя, но только в то утро мисс Кроуфорд уж очень не хотелось слезать с седла.

Фанни уже оделась для прогулки, и миссис Норрис удивлялась, почему же ее племянница так медлит, но лошади не было видно, как, впрочем, и самого Эдмунда. Не в силах выносить ворчания тетушки, Фанни, в конце концов, вышла из дома и сама направилась в сторону дома священника.

Строения располагались меньше чем в миле друг от друга, но за деревьями не были видны. Лишь пройдя около пятидесяти ярдов, Фанни смогла обозревать владения доктора Гранта, расположенные неподалеку от дороги, ведущей в деревню. И там, на лужайке, перед домом священника, она заметила всю веселую компанию. Эдмунд и мисс Кроуфорд ехали верхом бок о бок, а Гранты, Генри и трое конюхов стояли поодаль и наблюдали за всадниками.

Видимо, они прекрасно проводили время. Все глаза присутствующих были устремлены на Мэри. И даже с такого большого расстояния до слуха Фанни донесся радостный смех мисс Кроуфорд и подбадривающие указания Эдмунда. Однако, Фанни не разделяла всеобщего ликования, ей, во всяком случае, не стало веселее от того, что она увидела. Сердце у нее сжалось и теперь девушка уже не могла отвести взгляда от лужайки и, как зачарованная, смотрела на кузена.

Сначала всадники описали большой круг по лугу быстрым шагом, потом перешли на легкий галоп, и Фанни не могла не отметить грациозной осанки наездницы. После этого лошади остановились, Эдмунд подъехал поближе к Мэри и взял ее за руку, видимо, объясняя, как надо правильно держать повод. Впрочем, расстояние было довольно приличным и Фанни решила, что это ей просто показалось.

«Ничего странного в этом нет, — успокаивала себя девушка. — Подумаешь, что тут такого особенного? Просто Эдмунд хочет помочь Мэри побыстрее научиться управлять лошадью, вот и все. И уж если он сам взялся за это дело, то будет стараться изо всех сил».

«Конечно, — продолжала рассуждать Фанни, — ее братец мог бы и сам поучаствовать в этих занятиях. Он наверняка знает свою сестру получше!» Но только Генри, по-видимому, ничего не понимал в верховой езде и поэтому безоговорочно согласился на то, что учителем у Мэри будет именно Эдмунд. Фанни рассердилась на кузена. «Если он забыл про меня, то подумал бы, хотя о бедной лошадке! Каково ей теперь придется — сначала катать эту дурочку, а потом еще и меня! Это несправедливо» — злилась она.

Однако вскоре Фанни успокоилась. Видимо, урок закончился, потому что Эдмунд спрыгнул с коня и, взяв кобылу под уздцы, направился к тому месту, где сейчас стояла Фанни. Мэри, правда, не собиралась спешиться. Остальные наблюдатели разбрелись — кто в дом, кто на конюшню. Теперь Фанни ругала себя за беспочвенные подозрения и излишнюю нетерпеливость. Чтобы как-то скрасить свою нервозность, она пошла навстречу Эдмунду и мисс Кроуфорд.

— Моя дорогая мисс Прайс! — заговорила Мэри, как только они встретились. — Я специально не пошла домой, а приехала сюда, чтобы лично извиниться перед вами. Простите меня, неразумную. Мне так понравилось кататься, что я ничего не смогла с собой поделать. Вы меня поймете — это так замечательно! Я знала, что мое время уже закончилось, но остановиться было не в моих силах. Это чистейшей воды эгоизм. Но вы должны извинить меня, пожалуйста, хотя бы по той простой причине, что эгоизм не лечится, и тут уже никто ничего поделать не сможет.

Фанни, улыбнувшись, коротко заметила, что прекрасно понимает мисс Кроуфорд и, конечно же, ничуть не сердится на нее. Но в этот момент в разговор вступил Эдмунд, полностью становясь на защиту своей новой ученицы.

— Ничего страшного не произошло, — обратился он к Мэри, словно не замечая кузину. — Фанни может кататься, сколько угодно. Наоборот, вы ей сделали одолжение, заняв лошадь на полчаса. Посмотрите сами — на небе собираются облака, и теперь кузина не будет страдать от жары, катаясь на лошади. А то она бы измучилась под солнцем. Я волнуюсь теперь за вас — ведь вам придется возвращаться домой пешком! Не надо было сюда приезжать — это так опрометчиво с вашей стороны! А теперь вы устанете…

— Ерунда, — отмахнулась Мэри и ловко выпрыгнула из седла. — Жаль, что урок так быстро закончился. Не волнуйтесь, прогулка до дома меня нисколько не утомит. Меня можно утомить только в одном случае — заставить делать то, что я терпеть не могу… Мисс Прайс, я передаю вам это великолепное послушное животное и надеюсь, что сегодняшнее утро вам тоже принесет только радость и удовольствие.

Но Фанни была уже достаточно уязвлена, чтобы наслаждаться туманным прохладным утром.

К ним подъехал конюх на своей лошади, Фанни вскочила в седло, и они устремились в дальнюю часть парка. Девушка старалась побыстрее забыть свои обиды, но конюх, как назло, завел разговор о мисс Кроуфорд, и долгое время надоедал Фанни своими замечаниями: какая Мэри восхитительная наездница, как она изящна и как здорово у нее все получается.

— Мне доставило большое удовольствие наблюдать за ней, — не умолкал конюх. — Приятно полюбоваться на настоящую леди. Она как будто родилась в седле! И ничуть не боится ездить. Не то, что вы, мисс… Я помню, когда шесть лет назад сэр Томас вас усадил на пони, вы так дрожали, что даже смешно было смотреть!

Когда Джулия и Мария встретились в гостиной с Фанни, восхищению сестер Бертрам не было предела. Они буквально возносили мисс Кроуфорд до небес. Ах, как у нее все быстро получается! Потом они, разумеется, вспомнили и себя, какие они бесстрашные и искусные наездницы, и в конце концов пришли к выводу, что равных им нет во всей округе.

— Я и не сомневалась, что у мисс Кроуфорд большие способности, — заметила Джулия. — По ней это сразу видно. У Мэри идеальная фигура, как и у ее брата.

— Это верно, — согласилась Мария. — К тому же она вся переполнена энергией, а лошади это хорошо чувствуют. Мэри — настоящая умница, она прекрасно понимает животных, а я уверена, что в верховой езде ум и сообразительность имеют решающее значение.

Когда наступил вечер, к Фанни подошел Эдмунд и как бы невзначай спросил, собирается ли кузина поехать на прогулку завтра утром.

— Еще не решила, — ответила Фанни. — Я полагаю, что тебе просто нужна лошадь?

— Лично мне она, как ты понимаешь, ни к чему, — улыбнулся Эдмунд. — Но если ты все равно останешься дома, то я заберу ее для Мэри. Мисс Кроуфорд без ума от моих уроков, и мы смогли бы позаниматься подольше… Короче говоря, я бы с удовольствием поучил ее кататься, не пожалев для этого и половины дня. Миссис Грант много рассказывает Мэри о тех великолепных пейзажах, которые начинаются за пределами нашего парка. Бедная Мэри ничего еще не видела, и я бы показал ей чудесные места… Впрочем, — спохватился юноша, — это не очень срочно. Я смогу это сделать и в любой другой день. Мэри очень огорчится, если узнает, что это расстраивает твои планы. Тем более, что тебе это важнее, ведь она катается только ради удовольствия, а тебе это необходимо для здоровья…

— Нет, завтра я определенно никуда не поеду, — твердо произнесла Фанни. — Мне кажется, что в последнее время я слишком увлеклась этими прогулками верхом. А я уже достаточно окрепла, чтобы ходить пешком. К тому же мне бы действительно хотелось побыть дома, хотя бы ради разнообразия.

Эдмунд остался доволен таким ответом, и на следующий же день они с мисс Кроуфорд поехали кататься по окрестностям. Эдмунду не терпелось показать Мэри и деревню, и леса и все, что только было достойным внимания в их округе. К этой компании присоединились и Генри, и обе сестры Бертрам, а вечером за столом все бурно обсуждали свою поездку. Прогулка удалась и так понравилась молодежи, что все наперебой предлагали свои маршруты и на следующий день.

Правда, их планам мешала жара, но каждый тут же вспоминал, что есть и тенистые аллеи, по которым проехаться — одно удовольствие. Лишь одна Фанни молчала и не участвовала в этих горячих спорах.

Четыре дня подряд Бертрамы, как настоящие гостеприимные хозяева, показывали Кроуфордам красоты графства. Казалось, все были счастливы, и жара ничуть не смущала молодых людей. Напротив, трудности даже вдохновляли их. Все шло своим чередом, и лишь на пятый день над компанией сгустились тучи. И причиной их стала Мария Бертрам.

После того, как всадники вернулись в Парк, миссис Грант пригласила на обед Эдмунда и Джулию. Конечно, она не хотела обижать и Марию, но в тот день в Мэнсфилд пообещал приехать мистер Рашуорт, и миссис Грант посчитала, что Мария должна была его встретить в собственном доме. Но мисс Бертрам почувствовала себя оскорбленной и, сжав губы, молча отправилась восвояси.

Дело осложнилось еще и тем, что мистер Рашуорт так и не появился. Несчастной Марии пришлось провести вечер в обществе матери, тетушки и кузины. Она сидела за столом, насупившись, и не поддерживала никакие разговоры. Если она еще и надеялась днем сорвать свое зло на женихе, то теперь ей надо было слушать весь вечер праздную болтовню миссис Норрис. Едва дождавшись десерта, она вышла из-за стола и, взяв какую-то первую попавшуюся неинтересную книгу, устроилась в гостиной на диване.

В половине одиннадцатого в дом ввалились счастливые Джулия и Эдмунд. Они разрумянились и от них веяло свежестью вечернего воздуха. По их радостным лицам нетрудно было догадаться, что ужин прошел восхитительно.

Мария, при их появлении, даже не оторвала глаз от книги, леди Бертрам уже задремала, а миссис Норрис, задав один или два вопроса об ужине и поняв, что на нее никто не обращает внимания, тут же смолкла.

Некоторое время Эдмунд и Джулия рассказывали о красоте звездного неба, о том, как хорошо сейчас на улице, как вдруг Эдмунд огляделся по сторонам и с удивлением спросил:

— А где наша Фанни? Неужели она уже отправилась спать?

— Не знаю, — пожала плечами миссис Норрис. — Только что была тут…

— Я здесь, — раздался тихий голос самой Фанни из темного угла комнаты. Девушка устроилась на диване так, что ее было почти не видно.

— Так ты весь вечер просидела здесь? Как глупо! — заворчала миссис Норрис. — Могла бы присоединиться и к нам, а не скучать в одиночестве. Если тебе нечем заняться, сказала бы мне об этом прямо, уж я бы нашла, чем тебя развлечь. Недавно нам прислали новые образцы ситца, я с ними совсем замучилась. А ты, оказывается, и помочь ни в чем не хочешь. Думаешь только о себе и валяешься на диване без всяких забот!

Услышав первые слова тетушки, Фанни быстро вернулась к столу и снова взялась за вышивание леди Бертрам. Джулия не могла спокойно смотреть на это и, будучи в прекрасном расположении духа, тут же бросилась на защиту кузины:

— Ну уж, тетушка, вы слишком строги к Фанни. Уж кто-кто, а она как раз никогда не прохлаждается без дела!

— Фанни, — заговорил Эдмунд, чуть внимательнее присмотревшись к девушке. — Мне кажется, ты неважно себя чувствуешь. У тебя случайно не болит голова?

Та не стала скрывать своего недомогания, объяснив, правда, что боль пройдет сама и не стоит беспокоиться по такому пустяковому поводу.

— Я тебя хорошо знаю, — прервал ее Эдмунд. — Ну-ка признавайся, что с тобой стряслось?

— Ничего страшного, просто голова разболелась. Сразу же после ужина, наверное, от жары.

— Зачем же ты выходила в такую жару?

— А почему она не может немного погулять? — взорвалась миссис Норрис. — Сегодня был чудесный день. Мы все выходили. Даже твоя матушка погуляла часок в саду!

— Да, Эдмунд, это правда, — сообщила леди Бертрам, разбуженная криками сестрицы. — Я почти что целый час просидела в саду, пока Фанни срезала розы. Была ужасная жара, я чуть не задохнулась даже в беседке, только и мечтая о том, когда же снова вернусь в дом.

— А Фанни все это время находилась на солнце? — возмутился Эдмунд.

— Да, — самым невинным голоском ответила леди Бертрам. — И наверное, в этом году это уже последние розы. Бедняжка Фанни! Как она только выдержала на таком пекле! Но ждать было нельзя — розы необходимо было срезать, они уже и так слишком сильно распустились.

— Да, сестра права, — подхватила миссис Норрис. — Ждать было нельзя. Я думаю, может быть, от этого у Фанни и разболелась голова… Но ничего страшного, завтра все пройдет. — Она помолчала и обратилась к леди Бертрам. — Дорогая, я полагаю, надо дать Фанни немного ароматического уксуса, от него любая боль проходит, как ты считаешь?

— Я ей уже его дала, как раз после того, как она во второй раз вернулась от тебя.

— Что?! — возмутился Эдмунд. — Мало того, что Фанни срезала для вас розы, так она, оказывается, по такой жаре еще и путешествовала к вам домой два раза? Я правильно все понял, тетушка?

Но миссис Норрис уже о чем-то щебетала с Джулией и не расслышала его вопроса.

— Я так и думала, что у нее разболится голова, — призналась леди Бертрам, — но когда розы уже были срезаны, твой тете, Эдмунд, очень захотелось, чтобы они стояли и у нее в доме. Поэтому мы и послали туда Фанни.

— Да, но неужели их было так много, что она не могла отнести их за один раз?

Страницы: «« 1234 »»

Читать бесплатно другие книги:

В новой книге Романа Сенчина две повести – «У моря» и «Русская зима». Обе почти неприкрыто автобиогр...
Продолжение романа «Кукольная королева», и вторая книга тетралогии «Темные игры Лиара».Полгода. Всег...
Чарли практически не знает человека, сидящего сейчас за рулем, Джоша Бакстера. Они встретились в кам...
Николай Тимофеев-Ресовский… Зубр. Один из отцов-основателей современной генетики. Невероятный челове...
Цифровой мир продолжает стремительно развиваться и уже ясно, что криптовалюты и технологии, основанн...
Стать драконом может лишь тот, чьи помыслы чисты. Но что делать тому, кто превратился в змею? Смирит...