Мэнсфилд-парк Остин Джейн
Но вот опять послышались шаги, и Фанни оглянулась в надежде увидеть мистера Рашуорта с ключом от ворот. Но на этот раз вместо него появилась Джулия. Она торопливо шла по главной аллее и, запыхавшись, опустилась на скамью. Увидев Фанни в полном одиночестве, Джулия в удивлении приподняла брови:
– Вот это да! А где же остальные? Мне показалось, что мистер Кроуфорд и моя сестрица направились именно сюда!
Фанни пришлось снова все объяснить.
– Ну и дела! – не переставала изумляться Джулия. – Что-то не вижу я их отсюда… Впрочем, они не могли далеко уйти. А я перемахну через эту ограду даже без посторонней помощи, – хвастливо заявила она. – Уж если Мария смогла, то я и подавно…
– Но, Джулия, – попыталась урезонить кузину Фанни, – давай лучше подождем мистера Рашуорта. Он вот-вот должен прийти сюда с ключом!
– Ни за что на свете! – сердито воскликнула Джулия. – Еще чего не хватало! Меня уже тошнит от этого семейства. Если хочешь знать, я только минуту назад сумела отделаться от его любезнейшей матушки. Я чуть с ума не сошла от ее глупой болтовни. Тебе хорошо рассуждать – ты тут сидела себе на скамеечке в тени и отдыхала. А попробовала бы ты вынести хоть пять минут общества этой старой ведьмы, так нет ведь! Все невзгоды и страдания опять на мою шею!
Это замечание было таким несправедливым, что Фанни от обиды закусила губу, но тем не менее промолчала. Она понимала, как сердится сейчас ее кузина, как она раздражена, и поэтому решила оставить ее в покое, задав один-единственный вопрос:
– А ты не видела мистера Рашуорта?
– Видела, конечно, он летел к дому, как угорелый. Однако, заметив нас, на секунду остановился и сказал, куда он мчится и зачем, добавив, что вы тут все на скамье. Вот я и прискакала к вам, как ненормальная.
– Жаль, что пришлось так беспокоить его…
– Ну, это уже проблемы Марии, – решительно заявила Джулия. – Лично я не собираюсь даже думать о его благополучии и спокойствии. От его матушки я не могла отделаться из-за уважения к ее возрасту, пока наша говорливая тетушка щебетала о чем-то с экономкой, но уж от общества сынка меня, пожалуйста, увольте!
С этими словами она ловко перелезла через забор и быстро зашагала вперед к дубовой роще, даже не ответив Фанни не вопрос, не встретились ли ей на пути Эдмунд и мисс Кроуфорд. Впрочем, у мисс Прайс не оставалось времени переживать о том, как долго отсутствовали эти двое, потому что уже через пять минут на аллее появился и сам мистер Рашуорт с ключом от ворот. Увидев его, Фанни задрожала, представив себе, что именно предстоит ей сейчас поведать ему.
Только теперь она поняла, что вся компания просто воспользовалась ею и оставила ей самое трудное – каждый раз объясняться за поступки других. Как можно спокойнее, мисс Прайс рассказала Джеймсу обо всем, что произошло. Некоторое время он стоял перед ней, как громом пораженный. Фанни видела, что он растерян и огорчен, словно не хотел верить ее словам. Потом он подошел к воротам и несколько минут просто молча смотрел на них, не зная, как поступить дальше.
– А меня попросили остаться здесь, – робко добавила Фанни. – Моя кузина Мария велела сказать, что они ушли вон туда – в дубовую рощицу. Там вы их и найдете… – Она немного помолчала и добавила: – Или где-нибудь рядом.
– Что-то мне расхотелось идти туда, – нахмурился мистер Рашуорт. – Я их не вижу, а пока доберусь до того холма, они уже переместятся в другой лесок… И вообще, мне кажется, за сегодняшний день я и без того достаточно находился. Пора отдохнуть и мне.
И он сел на скамью, рядом с растерявшейся Фанни.
– Мне очень жаль, что все так получилось, – участливо произнесла девушка. Ей хотелось утешить его, сказать что-то обнадеживающее, но слова почему-то не шли в голову.
– Мне показалось, что они дождутся меня, – после небольшой паузы заметил Джеймс.
– Мисс Бертрам подумала, что вы пойдете за ними и быстро их нагоните.
Они помолчали.
– Скажите, мисс Прайс, – снова начал Джеймс, – а что все находят в этом мистере Кроуфорде? По-моему, ничего особенного в нем нет. Признайтесь, может быть, вы тоже считаете его каким-то замечательным и неповторимым, как и остальные?
– Красавцем его не назовешь, – уклончиво ответила Фанни.
– Красавцем! – усмехнулся мистер Рашуорт. – Такого пигмея! Да он мне до плеча не достает! Просто хиляк какой-то. Мне кажется, нам эти Кроуфорды – как пятое колесо в телеге. Мы без них чувствовали себя куда спокойнее!
Фанни тихо вздохнула, полностью разделяя чувства взбешенного жениха.
– Если бы я отказался принести ключ, тогда мне было бы понятно, почему она так поступила. Но ведь я помчался за ним, как только она приказала мне это! – сокрушался мистер Рашуорт.
– Я вполне с вами согласна, – участливо заметила Фанни. – Ведь я все видела и слышала сама. Вы пошли к дому сразу же, но только до него все же долго идти. Понимаете, когда ждешь чего-то, то время тянется гораздо медленнее, и каждая минута как бы превращается в целые пять…
Джеймс снова подошел к воротам.
– Проклятый ключ! – в сердцах воскликнул он. – И почему это я его не захватил сразу?
Фанни чувствовала, как негодует Джеймс, как переживает и как корит сейчас самого себя за промашку, и попыталась еще раз успокоить юношу.
– Вы знаете, – тихо произнесла она, – а ведь они направились туда на холм специально для того, чтобы с высоты лучше оглядеть поместье и подумать, как его можно улучшить. А без вашего присутствия это было бы нелепо. Возможно, что они и сейчас ждут вас там…
Но, по-видимому, у Фанни были прекрасные способности утешать несчастных. Последнее время она только этим и занималась, ожидая, видимо, что хоть кто-нибудь составит ей компанию. Но получалось как раз наоборот. Да и сейчас мистер Рашуорт, открыв ворота и произнеся: «Ну что ж, раз вы так считаете..» торопливо покинул ее.
Сейчас, в очередной раз оставшись одна, Фанни наконец-то решила действовать. Ей наскучило сидеть на скамье, и она подумала, что будет мудрее пойти навстречу Эдмунду и Мэри и отыскать их самой. И она не ошиблась. Уже завернув за первый поворот, она услышала заливистый смех мисс Кроуфорд и, пройдя еще несколько ярдов, почти нос к носу столкнулась со счастливой парочкой. Они, как выяснилось, исходили этот парк вдоль и поперек, наслаждаясь прохладой и, наконец, немного притомившись, решили передохнуть, уютно расположившись под могучей старой лиственницей. Во всяком случае, так они сказали Фанни. По всему было видно, что они прекрасно чувствовали себя в обществе друг друга и поэтому как-то забыли о времени.
Правда, Эдмунд тут же добавил, что он постоянно вспоминал о Фанни и несколько раз порывался вернуться за ней, да только знал, что ей надо отдохнуть, и таким образом, благие намерения оставались только намерениями. В результате получилось, что Фанни просидела на скамье целый час. Теперь она испытывала лишь горькое разочарование и досаду от этой прогулки. Тем более, что у всей компании оставалось мало времени до обеда, поэтому было решено возвращаться в дом.
Больше всех наслаждалась визитом к Рашуортам миссис Норрис. Все неприятности, которые пришлось пережить ее племянницам в тот день, были ей неведомы. Миссис Норрис с удовольствием осталась возле дома и за время отсутствия молодежи успела подружиться с экономкой. Впрочем, она не особенно и стремилась путешествовать по дикому парку. Вместо этого она понаблюдала за фазанами и так расхваливала хозяйство Рашуортов, что экономка провела ее и в домашнюю сыроварню, угостив вкуснейшим домашним сыром и открыв некоторые секреты приготовления этого лакомства.
А как только Джулия умчалась в парк, миссис Рашуорт познакомила ее и со своим садовником. Тот буквально влюбился в тетушку Норрис после того, как она начала хвалить его способности и умение. А когда он рассказал ей о больном внуке, и миссис Норрис обещала достать ему амулет от лихорадки, старик так растрогался, что даже подарил ей несколько редчайших саженцев превосходного вереска.
После этого миссис Норрис и миссис Рашуорт вернулись в дом, где продолжили беседу, уютно расположившись на диванчике и дожидаясь появления молодежи, чтобы сытно отобедать всем вместе.
Постепенно в дом вернулись и остальные. Фанни невольно наблюдая за счастливыми парами – мисс Бертрам и Генри, Эдмундом и мисс Кроуфорд, не могла не отметить, что все-таки кроме нее были и другие «пострадавшие» за этот день. Джулия за обедом больше помалкивала, а мистер Рашуорт сидел такой расстроенный, что Фанни снова захотелось подбодрить его и вернуть всей компании хорошее настроение.
После обеда подали кофе и чай. Однако времени оставалось мало, и пора было возвращаться домой. Миссис Норрис и тут успела подсуетиться. Она так долго распиналась в комплиментах перед миссис Рашуорт и ее экономкой, что последняя, с разрешения хозяйки, преподнесла миссис Норрис несколько фазаньих яиц и весьма увесистый кусок домашнего сыра.
Вскоре к главному входу подали экипаж, и миссис Норрис сразу же заторопилась к дверям, увлекая за собой и всех остальных.
Мистер Кроуфорд подошел к Джулии и, вежливо поклонившись, произнес:
– Я надеюсь, на обратном пути у меня будет та же пассажирка на козлах. Если, конечно, – тут же спохватился он, – вас не страшит вечерняя прохлада.
Джулия, не ожидавшая такого предложения, тем не менее, с восторгом приняла его. Похоже, день для нее заканчивался так же приятно, как и начинался. Правда, это несколько расстраивало планы Марии, но она, тут же, взяла себя в руки. Во-первых, мисс Бертрам утешала себя тем, что, по крайней мере, весь день Генри посвятил именно ей, а не Джулии. А, во-вторых, теперь мистер Рашуорт мог с ней спокойно попрощаться, как и подобало жениху и невесте. Ему, разумеется, было гораздо приятнее усаживать Марию в экипаж, нежели устраивать ее на козлах рядом с ненавистным Генри. Так что и для Джеймса это было небольшим утешением и компенсацией за испорченный день.
– Ну что ж, Фанни, – обратилась к племяннице миссис Норрис, как только экипаж тронулся, – я считаю, что сегодняшний день был для тебя настоящим подарком. Только подумай! Сплошное наслаждение с утра до вечера! Об этом только мечтать можно. И все благодаря твоей тетушке леди Бертрам и мне.
Мария, снова услышавшая с козел веселый хохот Джулии, беседовавшей с мистером Кроуфордом, ехидно заметила:
– Я думаю, тетушка, что больше всех удовольствие от поездки получили вы. И не только моральное… Вот тут стоит какая-то огромная корзина, которая постоянно бьет меня по локтю…
– Что ты, милая, – спохватилась миссис Норрис. – Это только саженцы вереска, которые мне любезно преподнес старый садовник миссис Рашуорт. Но если она тебе мешает, я с удовольствием возьму ее себе на колени… Фанни, – тут же обратилась она к племяннице, – возьми-ка лучше ты эту корзину, детка, и еще вот эту, только поаккуратней – тут домашний сыр – тот самый, что мы пробовали за обедом… Я бы ни за что не согласилась принять такой дорогой подарок, но экономка миссис Рашуорт – миссис Уайтейкер – чуть не расплакалась, услышав мой отказ. Эта миссис Уайтейкер – просто прелесть! И такая наивная! Представьте себе, я спросила ее, принято ли у них за обедам красное, имея в виду, разумеется, вино, а она поняла это по-своему, и тут же отправила двоих служанок поменять белые фартучки на алые!.. Вот так, Фанни, поосторожнее, – руководила движениями племянницы тетушка, – смотри, будь аккуратна! А уж этот сверточек в маленькой корзинке я подержу и сама.
– Что это вы там так бережно устраиваете на коленях? – поинтересовалась Мария, довольная тем, что тетушка так расхваливает поместье ее жениха.
– Это фазаньи яйца, моя дорогая, четыре фазаньих яйца, которые тоже преподнесла мне милейшая миссис Уайтейкер. Она никак не принимала отказа, и мне пришлось захватить и их. Я рассказала ей о своем одиночестве, и она тут же посоветовала мне начать разводить фазанов. Ведь я сегодня просто поражена была этими забавными птицами! Я думаю, это как раз то, что мне нужно. Я велю служанке подложить эти яйца под курицу, и если выведутся птенцы, я выстрою маленький птичник рядом с домом специально для них. Представляешь, какое это будет утешение для твоей старенькой одинокой тетушки! А если все пойдет хорошо, то через некоторое время я подарю несколько фазанов и твоей матери…
Вечер выдался спокойным и тихим. Когда миссис Норрис, наконец, замолчала, больше никто не возобновлял разговора. А что больше принес этот день – наслаждений или разочарований – теперь каждый решал сам для себя…
Глава 11
Какие бы неприятности ни принес тот день в Сотертоне, все же для обеих мисс Бертрам он был куда радостнее тех вестей, что сообщал их отец в письме с Антигуа, которое пришло вскоре после этого. Как приятно было мечтать о мистере Кроуфорде, а вот теперь приходилось еще думать и об отце и о его возвращении в Мэнсфилд! Разумеется, обеих сестер это письмо не обрадовало, тем более, что в нем сообщалось, что сэр Томас вернется никак не позже начала ноября.
Несчастный баронет в своем послании искренне расписывал свою тоску по дому, рассказывал о том, что дела его, кажется, пошли на лад, и что в сентябре он уже отправится в Англию на пароходе.
Впрочем, Марию следовало пожалеть даже больше, чем Джулию, потому что старшей дочери приезд отца сулил и кое-что другое. Ведь вместе с дорогим папочкой она моментально получала еще и мужа. Однако такая перспектива ее пока что не устраивала. Сердце Марии пылало страстью к мистеру Кроуфорду. «Ну что ж, – рассуждала девушка, – до ноября еще далеко, а к тому времени, глядишь, туман и рассеется. Возможно, я охладею к Генри и стану доброй женой для своего избранника. Впрочем, совсем необязательно, что отец вернется в самом начале ноября. Пароходы опаздывают, так что будем рассчитывать примерно на середину ноября. До этого времени остается три месяца, значит, тринадцать недель. А мало что может произойти за тринадцать недель…»
Узнав бы о том, что думают его любезные дочурки по поводу приезда отца, несчастный сэр Томас, наверное, застрелился бы в ту же минуту. Уж никак не мог он ожидать от них такой «преданности» и «любви»! Но его прибытие в Англию волновало душу и сердце не только мисс Бертрам. Была еще одна юная леди, беспокоящаяся о том, когда же вернется баронет.
Мисс Кроуфорд, посетившая Мэнсфилд как-то вечером вместе со своим братом, услышала о новостях, но восприняла их по-своему. Разумеется, она тут же принялась поздравлять всех обитателей Парка с возвращением хозяина дома и была несколько удивлена, встретив равнодушный взгляд обеих сестер Бертрам. Правда, мисс Норрис за чаем немного подробней рассказала Кроуфордам о письме и на этом тема была исчерпана. Правда, чуть позже, когда, стоя у открытого окна с Эдмундом и Фанни, мисс Кроуфорд наблюдала за закатом, она вдруг повернулась к залу, где суетились обе сестры Бертрам, Джеймс и Генри, расставляя свечи вокруг рояля, и как бы невзначай заметила:
– Вы только посмотрите, какое счастливое выражение лица у мистера Рашуорта. А я знаю почему. Он сейчас мысленно уже перенесся в ноябрь.
Эдмунд отвернулся от окна, чтобы взглянуть на счастливого жениха, но ничего не сказал.
– Возвращение вашего отца, мистер Бертрам, наверное, будет самым знаменательным событием года, – шутливо заметила Мэри.
– Разумеется, – согласился Эдмунд. – Но не только потому, что его не было с нами так долго. Ведь его поездка связана с опасностями. Мы все очень волнуемся за отца, и это вполне естественно.
– И сразу после его приезда произойдет еще несколько приятных и значительных событий, – продолжала мисс Кроуфорд. – Во-первых, свадьба вашей старшей сестры. А во-вторых, принятие вами духовного сана.
– Да.
– Вы только не обижайтесь на меня за такое, может быть, несколько глупое сравнение, – вдруг рассмеялась Мэри, – но мне сейчас почему-то вдруг вспомнились древние языческие герои, которые совершали подвиги вдали от родных мест, а потом возвращались домой настоящими победителями. При этом они буквально не щадили ни себя, ни своих близких, уезжая куда-нибудь в дальние края. А милые дамы, чтобы угодить богам, не придумав ничего умнее, жертвовали собой ради благополучного возвращения своих избранников. По-моему, я читала об этом в какой-то книге.
– Ну, в нашем случае никаких жертв не предвидится, – серьезно заметил Эдмунд, лишь слегка улыбнувшись для приличия и все еще не отводя глаз от зала, – она поступает так по собственной воле.
– Конечно-конечно! – поспешно добавила Мэри. – Я знаю. Это была только шутка. Я уверена, что мисс Бертрам будет верной супругой, а то, что произошло в Сотертоне – минутная блажь, не более. Но ведь жертвы приносили не только дамы… Вот что я имела в виду.
– Уверяю вас, мой выбор профессии такой же добровольный, как и свадьба Марии.
– Я надеюсь, что вы все же не уедете далеко от родных мест после того, как примете духовный сан? – поинтересовалась мисс Кроуфорд. – К тому же ваш отец – весьма влиятельный и известный человек. Наверняка он уже приготовил для вас тепленькое местечко где-нибудь поблизости? Ну-ка, признавайтесь!
– И вы думаете, что я обязан воспользоваться этим, если, конечно, мой отец действительно подберет мне такое, как вы выразились, «тепленькое местечко»?
– Уверена, что нет! – воскликнула Фанни.
– Спасибо, кузина, за теплое слово, – сказал Эдмунд и повернулся к мисс Кроуфорд. – Я думаю, что смогу защититься и сам. Возможно, я бы и был рад такому предложению отца. А почему бы и нет? Ведь от того, что я займу место приходского священника по рекомендации, мои способности не изменятся. Поверьте, я вовсе не стал бы зазнаваться только потому, что приход для меня подыскали по просьбе отца. Но даже если все и произойдет именно так, это вы предполагаете, то, во всяком случае, не по моей личной просьбе.
– Это все равно, если сын адмирала пойдет служить во флот, а сын генерала станет солдатом, – заметила Фанни. – Никто не будет укорять их за выбор профессии, в которой их родственники уже обзавелись хорошими связями, что только облегчит молодым людям продвижение по служебной лестнице.
– Не совсем так, – возразила мисс Кроуфорд. – Служба в армии или во флоте, красивая форма и то, как этих молодых людей принимают в свете, делают выбор такой профессии не только желанной, но и почетной.
– Значит, по-вашему, выбор служения пастыря вы считаете предосудительным? Ведь он, на первый взгляд, не дает тех сиюминутных выгод, которые обеспечивают блестящий офицерский мундир, – сказал Эдмунд. – Тем более, что сан приходского священника не обещает какого-либо быстрого продвижения по службе. Люди, обладающие завидным талантом находить общий язык со своей паствой, порядочные во всех отношениях, не могут рассчитывать стать епископом или кардиналом. Всю жизнь они могут посвятить себя служению Богу в скромной роли деревенского священника.
– В таком случае ему придется влачить довольно жалкое существование, если он будет лишен средств и протекции со стороны родственников или знакомых, – заявила мисс Кроуфорд.
– Такая участь поджидает многих священников, – согласился Эдмунд. – Некоторым приходится надеяться лишь на доброхотные пожертвования прихожан. Являясь духовным руководителем прихода, без сомнения, человеком уважаемым, он, тем не менее, принимая сан, навсегда отрекается от мирской суеты, блеска балов и общества прекрасных дам. Разумеется, на выбранном им поприще его не ждут ордена, фанфары и восхищение общества. Тем более, такое служение людям, я считаю, намного труднее и благороднее. Ведь он поступает так по зову сердца, ничуть не заботясь о материальных выгодах, которые ему может принести его должность.
– С другой стороны, – заметила мисс Кроуфорд, – о священниках, во всяком случае, о большей их части, закрепилось характеристика, как о ленивых, не всегда опрятных бездельниках. В самом деле, ведь кроме проповедей, все его занятия сводятся к обильным обедам, чтению газет, да ссорам с женой. К тому же необходимость постоянно отпускать людские грехи со временем делает его эгоистичным и черствым.
– Наверняка такие священники существуют, мисс Кроуфорд, но далеко не большинство, как вы утверждаете. Впрочем, я уверен, что так бессердечно описывать духовенство вы сами не смогли бы. Наверняка подобные суждения вы слышали от кого-то другого и теперь просто пересказываете мне чье-то мнение. Ведь вы сами не слишком хорошо знакомы со священнослужителями, поэтому откуда вам знать, чем они занимаются после того, как приходят домой? Как вы можете так легко говорить о том, с чем вам лично никогда не приходилось сталкиваться в жизни? Скорее всего, вы слышали подобную чепуху, сидя за столом в доме своего дядюшки.
– Я выразила только мнение большинства, а оно, как правило, бывает верным. Не спорю, сама я мало знакома с частной жизнью духовных особ, но то, что мне рассказывали другие, вполне компенсирует недостаток моих собственных знаний о данном предмете.
– Если таково распространенное общественное мнение, то это результат не только незнания, но и кое-чего другого, – улыбнулся Эдмунд. – Что же касается адмиралов, к котором принадлежит и ваш дядюшка, то им приходилось общаться в основном с корабельным священником или армейским капелланом. А им, как известно, по роду окружения, в котором они находятся – среды офицеров и солдат, где царят довольно грубые нравы – то неудивительно, что это наложило свой отпечаток на характер этих служителей божьих.
– Бедный Уильям! – вздохнула Фанни. – Хотя по тому, что он мне писал о своей встрече с в Антверпене с капелланом их корабля, это человек во всех отношениях достойный. – Сказав это, она умолкла, не желая бередить себе душу воспоминаниями о брате, по которому успела очень соскучиться.
– Честно говоря, – продолжала мисс Кроуфорд, – я не так уж часто и принимала участие в беседах за столом, пока жила у дядюшки, а тем более, мне не доставляло особого удовольствия прислушиваться к мнению адмиралов. Но если вы завели об этом разговор, то позвольте мне напомнить, что именно сейчас у меня есть самый близкий пример – ведь я сейчас как раз в гостях у моего родственника – доктора Гранта. Разумеется, это милый человек и в отношении меня он проявляет большое уважение и тактичность.
Да, он прекрасно читает проповеди, и довольно неплохо образован – с этим нельзя не согласиться – но, с другой стороны, я ведь каждый день имею возможность понаблюдать за ним, так сказать, в кругу семьи. И я могу подтвердить, что доктор Грант – самый настоящий брюзга и обжора. При этом он и пальцем не пошевельнет для того, чтобы как-то облегчить жизнь несчастным поварам. Зато как он горазд на скандалы, если вкус какого-нибудь блюда ему не понравится! Тут даже и самой миссис Грант достается на орехи! Если быть честной до конца, то мы сегодня с Генри просто сбежали из дома, – такой шум он поднял из-за пережаренного гуся. Несчастная сестрица должна была переносить эту грозу в одиночестве…
– Я не понимаю, какая связь имеется между духовным саном и скверным характером доктора Гранта, – пожал плечами Эдмунд. – Если он действительно превратился в ворчуна, то это не имеет никакого отношения к его профессии. Я прав, Фанни? – обратился он к кузине.
– Разумеется, – кивнула девушка. – Это, скорее всего, действительно относится скорее к натуре доктора Гранта. Но если он и вправду настолько раздражителен, то представьте себе, сколько бед он смог бы натворить, если бы служил во флоте или в армии, да еще имел в своем подчинении людей. Вот тогда бы он срывал свое зло не только на жене… Но мне что-то не верится, чтобы человек, который так страстно читает великолепные проповеди, призывая ко всеобщей любви, мог, придя домой, тут же превратиться в черта и начать издеваться над женой…
– Да, конечно, – согласилась мисс Кроуфорд, – сразу перевоплотиться из доброго священника в негодяя и зануду невозможно. Но вам не кажется, дорогая мисс Прайс, что при этом вполне доступно каждому смертному с понедельника по субботу быть настоящим «чертом», а по воскресеньем – так уж и быть! – ради разнообразия становиться этаким ангелочком? Во всяком случае, лично вам, я не хотела бы, пожелать выйти замуж за миловидного добропорядочного на первый взгляд священника, который всю неделю пилил бы вас и попрекал пережаренными гусями!
– Я думаю, человек, способный поссориться с Фанни или просто накричать на нее, вообще не мог бы читать проповеди, – улыбнулся Эдмунд.
Фанни отвернулась к окну. Мисс Кроуфорд только успела произнести: – Разумеется, Фанни заслуживает лучшей участи, – как всю компанию сестры Бертрам пригласили послушать песню, которую они собирались спеть на два голоса. Мисс Кроуфорд легкой походкой удалилась в зал для того, чтобы аккомпанировать на рояле, а Эдмунд с восхищением смотрел ей вслед, снова и снова удивляясь многочисленным талантам девушки и с удовольствием наблюдая за ее грациозными движениями.
– Как она прекрасна! – заметил Эдмунд. – Ты только посмотри, Фанни, как легко она движется! А сколько в ней чувства юмора, жизнерадостности! И какая она послушная – ведь ее только что пригласили сыграть, а она тотчас готова исполнить любое пожелание тех, кого уважает и ценит! Как жаль, что этой девушке пришлось так много пережить…
Фанни только кивнула в ответ, не смея возразить кузену. Но сейчас она была счастлива хотя бы потому, что он остался с ней у окна, а не заспешил в зал послушать песню. Как хорошо побыть с ним наедине! Фанни смотрела в окно. Девушка набрала полную грудь прохладного вечернего воздуха. На темном небе выступили яркие звезды, и лес неподалеку тихо шелестел, когда легкий ветерок шевелил могучие кроны деревьев.
– Вот где настоящая гармония, – мечтательно произнесла Фанни. – Вот что приносит истинный покой и наслаждение! Только природа является вершиной блаженства. Она оттесняет любое искусство. Даже музыка отступает перед ней. Вероятно, поэзия может немного посостязаться с подобной красотой. Этот парк и успокаивает меня и одновременно наполняет энергией! Когда по ночам я выглядываю в окно, мне начинает казаться, что в мире не существует ни боли, ни печали, и что каждый человек совершенствуется, лишь только он поближе соприкоснется с природой.
– Приятно слышать такие слова, Фанни, – согласился Эдмунд. – Я сам люблю заниматься созерцанием, особенно по ночам. Тут ты, несомненно, права. Я думаю, что те, кто не обладает твоим чувством прекрасного, многое теряют в жизни, и очень многое им становится просто недоступным.
– У меня был очень хороший учитель, – улыбнулась Фанни.
– А у меня – прекрасная ученица… Ты только посмотри, как сегодня сияет Арктур!
– И Большая Медведица тоже… Жаль, что не видно Кассиопеи.
– Для этого нам придется выйти из дома. Ты не испугаешься темноты?
– Ничуть. К тому же мы так давно с тобой не смотрели на звезды вдвоем…
– Да. Но я и сам не знаю, почему так получилось. – Из зала донеслись звуки рояля, через несколько секунд послышались голоса сестер Бертрам. Песня началась. – Постой-ка, – спохватился Эдмунд, – как же я забыл – нас же приглашали в зал…
С этими словами он направился в гостиную, туда, где стоял рояль, и подошел к самому инструменту. Погрустневшая Фанни печально смотрела ему вслед. Когда песня закончилась, она услышала, что восхищенный Эдмунд попросил повторить ее снова.
Фанни посидела у окна еще немного, пока сердитая тетушка Норрис не прогнала ее оттуда, сославшись на то, что племянница может запросто простудиться и заработать себе насморк.
Глава 12
Итак, сэр Томас возвращался в ноябре, но его старшему сыну пришлось приехать в Мэнсфилд пораньше. Об этом он сообщил в первую очередь егерю, охранявшему дичь, а затем и Эдмунду. В конце августа юный мистер Бертрам появился в поместье собственной персоной – отдохнувший, повеселевший и жизнерадостный. Он принялся рассказывать мисс Кроуфорд о скачках, о своих многочисленных приятелях и бесконечных вечеринках. Но если шесть недель тому назад подобные разговоры хоть как-то развлекали ее, теперь девушка потеряла к ним всяческий интерес и только удивлялась, как это она могла раньше увлечься таким пустым типом и не обратить внимание сразу же на младшего из братьев Бертрам.
Эти беседы не приносили Мэри никакого удовольствия, а наоборот, лишь вызывали ее раздражение. «Как это только мне в голову пришло, что я должна выйти замуж именно за Тома! – рассуждала мисс Кроуфорд. – Да, он, несомненно, красив, ну и что из того? Пожалуй, здесь все его достоинства и заканчиваются. Да и он на меня даже не смотрит, а приходит в гости и беседует только ради приличия. Впрочем, и с моей стороны больше не наблюдается даже простой симпатии… А что из того, что со временем он вступит во владение Мэнсфилдским Парком? Этого слишком мало, чтобы я могла принять его как мужа. Нет, решительно нет!»
Наступал сезон охоты, и это тоже было немаловажной причиной тому, почему Том снова оказался дома. Кроме того, за время его долгого отсутствия в поместье накопились кое-какие дела, которые он должен был решить самостоятельно.
В это же время отбыл в Норфолк и мистер Кроуфорд, без которого там просто не могли обойтись. Он уезжал всего на две недели, как предполагалось, но, сколько тоски и грусти принесли эти четырнадцать дней обеим сестрам Бертрам! Мир словно померк без их любимчика. Джулия не переставала ревновать его к собственной сестре, и даже иногда по вечерам желала, чтобы он не возвращался вовсе.
Сам же Генри в это время прекрасно отдыхал и в перерывах между охотой и нежной дремой подумывал, как бы ему задержаться в собственном поместье хотя бы еще чуточку. Однако скоро такая праздная жизнь надоела ему и, вспомнив милое общество Мэнсфилда, он с радостью отправился в Парк точно в обещанный день к тем, кто уже изрядно соскучился по мистеру Кроуфорду.
Компанию Марии в отсутствие Генри составлял лишь мистер Рашуорт. Но юной леди наскучили его бесконечные разговоры об охоте. Он то хвастался своими исключительными гончими псами, то высмеивал соседей-неудачников, то гонялся за браконьерами, при этом каждый день давая подробный отчет своей невесте о том, как прошла охота – неважно, удачно или нет. Казалось, мистер Рашуорт не понимал, что подобные темы вовсе не интересуют женщин, но он этого не замечал, как и не замечал тоскующих глаз Марии и не слышал ее легких вздохов. А если и слышал, то приписывал их, разумеется, на свой счет.
Джулия, оставшись совершенно одна, чувствовала себя куда хуже. При этом каждая сестра считала себя первой в сердце мистера Кроуфорда. Джулия сделала такие выводы для себя, поговорив с миссис Грант и уловив в ее репликах некие намеки, а Мария – вспоминая ее разговоры с самим Генри. Тем не менее, как только мистер Кроуфорд вернулся, все вошло в привычную колею, словно тот никуда и не уезжал. Генри старался относиться к обеим сестрам одинаково и не выделял ни одну, но при этом был галантен, как всегда, и умиротворение снова овладело Мэнсфилдом.
Фанни была, пожалуй, единственной, на кого никак не подействовало отсутствие в Парке мистера Кроуфорда. Однако после его появления и после всего того, что случилось в Сотертоне, теперь каждый раз, когда Генри находился в обществе сестер Бертрам, она внимательно следила за ними, не скрывая своего недовольства. Она осуждала такое легкомыслие и как-то раз решила спросить мнение Эдмунда – своего единственного покровителя и доверенного лица во всем Парке.
– Мне просто удивительно, – начала она, – что мистер Кроуфорд вернулся так рано из своего поместья. Ведь он не был там целых два месяца. Как я поняла, Генри очень любит перемены, и поэтому подумала, что после Норфолка он умчится куда-нибудь еще. По-моему, он привык к более веселым местам, нежели Мэнсфилд.
– Ну что ж, его приезд только говорит о том, что он, возможно, начал исправляться, – заметил Эдмунд. – Зато представляешь, как обрадовалась его сестра, увидев брата снова рядом с собой. Она и без того постоянно переживала, что он вечно где-то путешествует или гостит у приятелей.
– А мои кузины, похоже, в нем души не чают! – продолжала Фанни.
– Да, девушкам нравится общество таких молодых людей, особенно их манеры, – согласился Эдмунд. – Мне кажется, миссис Грант уверена, что он поглядывает на Джулию. Я, правда, сам этого не замечаю, но было бы неплохо, если бы они действительно полюбили друг друга. В общем-то, он парень неплохой. Конечно, не без недостатков, но это только потому, что он еще слишком молод.
– Если бы мисс Бертрам не была уже помолвлена, – осторожно начала Фанни, – я бы подумала, что Генри предпочитает именно ее, а вовсе не Джулию.
– Может быть, как раз поэтому, у Джулии сейчас гораздо больше шансов, чем ты, Фанни, предполагаешь. А ты знаешь, в жизни частенько случается и такое, что увлеченный молодой человек начинает выделять сестру или подругу своей избранницы и через некоторое время оказывается, что эта сестра или подруга ему становится гораздо интересней и ближе. К тому же, если бы Кроуфорд почувствовал, что нравится Марии, я думаю, он сумел бы это исправить и сам. Нет, я за нее не боюсь, а то, что случилось в Сотертоне – сущий пустяк. Ее чувства к Генри не могут быть сильными.
Фанни подумала, что ошиблась, потому что уже много лет привыкла доверять Эдмунду и решила понаблюдать за поведением Генри и кузин более пристально. Но тайные намеки и случайные взгляды запутали ее еще сильнее. И хотя теперь она старалась считать, что выбор мистера Кроуфорда пал именно на Джулию, все же что-то тревожило ее душу.
Один раз ей невольно пришлось присутствовать при разговоре на эту тему между миссис Норрис и миссис Рашуорт. Она и рада была бы не слушать эту беседу, но получилось так, что все остальные молодые люди танцевали, и она осталась одна у камина в обществе пожилых дам. Она сидела молча в кресле и ждала появления старшего кузена, потому что именно он должен был по всем правилам пригласить ее на танец.
Это был первый бал Фанни. Но она не готовилась к нему и не ждала этого дня в том восхищении, которое обычно охватывает любую девушку при мыслях о первом бале. Нет, все было очень скромно. После обеда в поместье пригласили скрипача, и вместе с ним, миссис Грант и новым приятелем мистера Бертрама, который приехал в Мэнсфилд погостить, набралось пять пар.
Правда, Фанни была даже счастлива и от этого и танцевала с огромным удовольствием. Ей было жаль терять даже четверть часа, сидя у камина. И вот, наблюдая за танцующими, и, время от времени, нервно поглядывая на входную дверь, ей пришлось невольно стать свидетельницей следующего диалога:
– Мне кажется, мэм, – начала миссис Норрис, поглядывая на танцующих мистера Рашуорта и Марию, – что я вижу тут в зале весьма счастливые лица.
– Да, мэм, я вполне с вами согласна, – ответила миссис Рашуорт, жеманно улыбаясь. – Сейчас они снова не могут оторвать взгляд друг от друга. Как жаль, что им все равно придется, пока что, расстаться, таковы традиции. Я представляю, как хотелось бы моему сыну позабыть о них!
– Возможно, мэм. Но Мария прекрасно воспитана и не позволила бы себе никогда ничего лишнего. Это, к сожалению, не так уж часто встречается среди нынешней молодежи… Нет, вы только посмотрите на ее лицо, миссис Рашуорт, она просто сияет от счастья! А два танца назад ведь была совсем другой…
Мисс Бертрам действительно выглядела превосходно, глаза ее блестели, на щеках появился румянец, она выглядела несколько возбужденной. Может быть оттого, что совсем рядом оказалась Джулия, а в этом танце ее партнером был как раз мистер Кроуфорд?..
Фанни не помнила, как выглядела Мария два танца назад, потому что сама танцевала с Эдмундом, и остальное ей было безразлично.
– Как приятно, что двое молодых людей так счастливы вместе, – продолжала миссис Норрис. – Они словно созданы друг для друга, они как будто две половинки одного целого! Представляю себе, какая это будет радость для сэра Томаса. А что вы думаете, мэм, насчет еще одной пары, так сказать, в плане соединения сердец? Мне кажется, ваш сын подал неплохой пример, а такие вещи у молодежи всегда весьма заразительны.
Миссис Рашуорт растерялась, потому что сейчас не видела в зале никого, кроме собственного сына.
– Взгляните вон на ту пару, – подсказала миссис Норрис, – рядом с мистером Рашуортом.
– Неужели? Мисс Джулия и мистер Кроуфорд. Да, это было бы интересно. Каковы его доходы?
– Четыре тысячи в год.
– Что ж, совсем неплохо, – закивала миссис Рашуорт. – Те, кто не обладает сказочным богатством, должны довольствоваться и тем, что имеют. Четыре тысячи в год… Наверное, у него неплохое поместье, да и выглядит он настоящим джентльменом. Надеюсь, мисс Джулия будет с ним счастлива.
– Ну, об этом пока еще не было даже и разговора, – пояснила миссис Норрис. – Пусть это до поры до времени останется между нами. – Правда, он ухаживает за Джулией так, что скоро о них будет знать вся округа!
Дальше Фанни не слушала, потому что в зал вошел, наконец, мистер Бертрам. Девушка трепетала в ожидании. Вот сейчас он подойдет и пригласит ее на танец…
Том неторопливыми шагами приблизился к камину, но вместо того, чего так долго ожидала Фанни, зачем-то пододвинул к огню еще одно кресло, уселся в него и стал рассказывать кузине о том, как поживает его больная лошадь. Он довольно долго объяснял ей, что думает по этому поводу конюх, с которым он только что беседовал и выразил надежду, что в скором времени его любимая кобыла все же выздоровеет. Фанни не верила своим ушам. Только природная скромность не позволяла ей выразить словами все то, что она сейчас переживала.
После рассказа о лошади Том взял со столика газету и, углубившись в нее, усталым голосом произнес:
– Фанни, если тебе очень хочется танцевать, то я, конечно, пойду с тобой…
– Нет-нет, что-то я слегка притомилась, – пробормотала Фанни, не находя нужных слов, – не надо…
– Вот и хорошо, – он отложил газету в сторону. – Признаться, я и сам уже не чувствую под собой ног. И что только люди находят в этих танцах? Наверное, все влюбились или просто сошли с ума. Ты только посмотри – по-моему, они действительно все по уши влюблены, ну, разве что кроме моего приятеля мистера Йейтса да еще миссис Грант. Несчастная женщина! Наверное, как и все остальные мечтает завести любовника. Представляю себе, какая тоска жить с этим занудой-доктором! – Фанни прыснула, не в силах сдержаться, потому что доктор Грант сидел чуть поодаль, и, услышав такие слова, побагровел. Заметив его, Том моментально перестроился и, приняв заинтересованный вид, обратился к священнику: – Доктор Грант, как вы считаете, не странное ли явление – эта Америка? Вы не находите? Я вот до сих пор не могу их понять. Я к вам зайду как-нибудь на днях, и мы потолкуем об этом. Хорошо?
– Том, разве ты не танцуешь? – донесся до мистера Бертрама голос тетушки Норрис. – А раз так, то присоединяйся к нам, мы как раз собирались играть в вист! – Чтобы заполучить племянника в свою компанию, миссис Норрис поднялась с кресла и подошла к нему поближе. – Понимаешь, у нас как раз не хватает пары для миссис Рашуорт. Твоя матушка, безусловно, могла бы сыграть с нами, но у нее осталось еще немного рукоделия на сегодня – она так занята своей бахромой, что и слышать ничего не желает про карты. А как было бы чудно! Я играю с доктором Грантом, а ты – с миссис Рашуорт. Правда, мы играем по полкроны, но с доктором Грантом ставки можно и повысить…
– С удовольствием! – воскликнул Том и тут же вскочил с кресла. – Я был бы так счастлив, составить вам компанию, но, к сожалению, сейчас я танцую с Фанни. Пойдем, – пригласил он девушку, увлекая ее за собой, – хватит сидеть на месте, а то музыка кончится.
Фанни с удовольствием последовала за кузеном, хотя в душе ее остался неприятный осадок. Она прекрасно понимала, что, танцуя с ней, Том всего-навсего выбрал наименьшее из зол.
– Ничего себе предложение! – негодовал мистер Бертрам, лишь только они отошли от камина. – Пригвоздить меня к карточному столу на пару часиков, да еще в таком обществе! Да милая тетушка будет постоянно грызться с доктором Грантом, а я время от времени рассказывать старой карге о правилах игры, потому что она так же разбирается в висте, как и в алгебре. По-моему, моя тетя просто кипит бурной деятельностью, что дает выход ее неуемной энергии. А в какой форме она все это преподнесла, ты не обратила внимания? Вроде и отказаться неприлично. Вот это меня в ней больше всего раздражает. Вечно она, то с советами лезет, то с предложениями, то с просьбами, как будто я ей чем-то обязан. Нет, у меня решительно портится настроение после общения с ней. Мне еще повезло – я сумел отговориться. Если бы не ты, Фанни, весь остаток вечера был бы безнадежно загублен. А уж если моя тетушка что решила – она из шкуры будет лезть вон, а своего добьется.
Глава 13
Достопочтенный Джон Йейтс, новоиспеченный приятель Тома, не отличался ничем особенным, кроме пристрастия тратить деньги и одеваться по последней моде. Он был младшим сыном местного дворянина, знакомого сэра Томаса, и последнему приходилось несколько раз встречаться с Джоном. Зная этого прощелыгу, баронет вряд ли бы обрадовался, встретив его у себя в Мэнсфилде.
Том познакомился с Джоном во время своего пребывания в Уэймуте, и там они весьма весело проводили время в одной и той же компании целых десять дней. Молодые люди подружились, если такие отношения, конечно, можно было назвать дружбой, и Том без всякой задней мысли, вернее, скорее из приличия, пригласил мистера Йейтса погостить в Мэнсфилде. Тот, разумеется, согласился и нагрянул гораздо быстрее, чем того даже требовал элементарный такт. А получилось это потому, что Джон был вынужден распроститься с компанией еще одного приятеля и ему просто некуда было деваться. Тогда-то он и вспомнил о приглашении мистера Бертрама.
Джон приехал в Мэнсфилд весьма разочарованным. А расстроился он потому, что в гостях, где он до недавнего времени пребывал, хозяева увлеклись домашними постановками и решили разыграть какой-нибудь особенно модный спектакль. В нем была довольно значительная роль и у самого мистера Йейтса. Репетиции шли успешно, но за два дня до премьеры в семействе случилась трагедия – умерла их какая-то родственница. Разумеется, теперь хозяевам было не до развлечений, и самодеятельная труппа распалась.
Можно было понять чувства несчастного Джона. Он был так близок к славе, почти что к бессмертию! О нем могли писать в газетах в течение целого года. Еще бы! Ведь самодеятельные театры стали весьма популярны в Англии, и на них теперь вся общественность обращала особое внимание. И в один день все надежды безвозвратно рухнули. Естественно, переживания мистера Йейтса были настолько сильны, что сейчас он не мог говорить и думать ни о чем другом, кроме как о постановках. Домашний театр – бесконечные репетиции, примерка и подгонка костюмов, заучивание ролей, шутки, всеобщее веселье и приятное ожидание премьеры – все это теперь было в прошлом.
К счастью для Джона, в Мэнсфилде любили театр, особенно молодежь, и отчасти сами были бы не прочь поучаствовать в каком-нибудь спектакле, поэтому мистер Йейтс при всей своей занудливости и однообразии тем для разговора никак не мог наскучить собеседникам. Надо признать, что он так искренне и восторженно рассказывал о репетициях, что пораженные Бертрамы и Кроуфорды сами уже мечтали поставить какую-нибудь пьесу и в Мэнсфилде. Во всяком случае, почти каждый из них уже мысленно возомнил себя актером или актрисой. А почему бы и в самом деле не испытать себя на этом поприще?
Джон сказал, что его друзья предполагали поставить пьесу «Обет возлюбленных», где ему выделили роль графа Касселя.
– Роль в общем-то не самая выигрышная, – признался Джон, – а главное, не совсем соответствующая моему вкусу. Если бы мне предложили выбирать самому, я бы никогда на нее не согласился. Но две другие роли, достойные внимания, были уже расхватаны до меня. Барона играл сам хозяин дома лорд Рейвеншоу, а Фредерика – его приятель-герцог. Правда, лорд Рейвеншоу был готов уступить свою роль мне, но вы, мои друзья, прекрасно понимаете, что я не мог принять такой жертвы от своего давнишнего приятеля. Конечно, мне было его искренне жаль! Он так кривлялся на сцене во время репетиций и корчил из себя какого-то жалкого бедолагу, а не благородного барона, как того требовала пьеса. Разумеется, бедняга переоценил свои актерские возможности. Представьте себе хилого, невысокого человечка с тихим, чуть заикающимся голосом, который к тому же начинал хрипеть и кашлять уже после первых десяти минут репетиции! Одно это уже ставило под сомнение весь успех нашей постановки. Тем не менее, я гордо отказался и стал разучивать роль графа.
К тому же сэр Генри упорно хотел завладеть ролью Фредерика и постоянно твердил, что герцог с ней не справляется. Но не потому, что тот уж слишком переигрывал, просто лорд Рейвеншоу сам хотел выступить в роли Фредерика, хотя она ему тоже совсем не подходила. Вот уж не ожидал, что сэр Генри начнет просить и клянчить эту роль так долго и нудно. Странно, как ему ее не уступили, лишь бы только он отстал. Слава Богу, что от него мало что зависело в пьесе; его роль попытались сократить так, чтобы ему достался только эпизод, иначе эти двое – и сам хозяин, и его любимый друг-герцог – могли бы все загубить. А вот роль Агаты играла неподражаемая девушка, да и герцог получился в общем-то неплох. В целом мы могли, разумеется, надеяться на шумный успех…
Когда же восторженные слушатели начинали выражать свою досаду и сочувствовали несчастному мистеру Йейтсу, он вздыхал и обычно отвечал так:
– На все Божья воля! Что поделать. Никто не мог даже предположить, что эта престарелая дама вдруг возьмет и отправится к праотцам в самый неподходящий момент. А так как она жила в каком-то захолустье, можно было бы потерпеть еще три денька и не распространять эту печальную новость. Подумаешь, какое несчастье! Всего-навсего три дня. Тем более, что это была какая-то двоюродная бабушка и хоронили ее за двести миль от их поместья. И кое-кто из нашей труппы намекнул об этом хозяину дома, но тот, будучи человеком чересчур честным и щепетильным, наотрез отказался от дальнейших репетиций, и все мы разъехались кто куда.
– Печальный конец вместо веселой комедии! – подытожил мистер Бертрам. – Итак, вместо «Обета возлюбленных» лорд и леди Рейвеншоу были вынуждены вдвоем представлять самую скучную пьесу «Моя двоюродная бабушка и поминки». Ну что ж, надеюсь, наследство, полученное от этой бабули немного скрасит печальное существование Рейвеншоу, раз уж он добровольно лишил себя такого развлечения, как домашняя постановка. Но не переживай, любезный друг, может быть, он немного придет в себя, потренирует легкие и снова сможет репетировать роль барона. А пока что не надо унывать. Мне в голову пришла замечательная мысль. А почему бы нам и в самом деле не попробовать самим что-нибудь в этом же роде? А тебя, дорогой Джон, мы попросим стать нашим режиссером. У тебя, как я вижу, уже есть навыки в сценическом искусстве.
Это было сказано, скорее в шутку, но тут же подхвачено почти всеми присутствующими с восторгом. Жизнь в Мэнсфилде действительно не отличалась разнообразием, и молодежь начала понемногу скучать. А что как не веселая постановка могла пробудить к деятельности молодых людей! Каждый мечтал проявить на сцене свои способности, показать себя в какой-нибудь героической роли и таким образом выделиться среди остальных. Тем более, что в отсутствии сэра Томаса пока хозяином поместья оставался старший из братьев Бертрам, так что ему принадлежало и право решать, что же станет с его задумкой. Итак, фраза, произнесенная вслух Томом, запала в сердце и душу всем присутствующим.
– Если кто-то другой может, то почему и нам не попробовать?
Читать бесплатно другие книги:
