Погибель королей Лайонс Дженн

23: Утренняя служба

^{(Рассказ Кирина)}

За поворотом передо мной открылся потрясающий вид. Идя по извилистой тропе по склону горы в центре острова, я оставил позади туманные джунгли. Теперь тропа превратилась в мощеную дорожку, хотя камни, которыми она была вымощена, кое-где повылезали и покосились. Любой на этой дорожке был бы виден за пятьсот шагов – здесь не было ни убежищ, ни укрытий, только голый черный камень.

Тропа вела к храму.

По крайней мере, я предположил, что это храм.

На нем не было вывески, но обычно, если я поворачиваю за угол и вижу высеченную из черного базальта огромную кобру, хвост которой стекает по древним ступенькам к двойным дверям, которые ведут во тьму, я предполагаю, что там, наверное, храм.

Но кому или чему он посвящен? Я понятия не имел. Даже если истинных богов всего восемь, Куур – страна тысячи богов[54]. Среди них должен быть и бог змей, но я не знал, кто это, как и не знал, каких богов почитают ванэ Манола. Может, Таэну связывают со змеями? В Кууре – точно нет, но кто знает, как ей поклоняются за его пределами?

Стоя на тропе, я услышал доносившийся из храма барабанный бой.

Я пожал плечами. Какого дьявола? Если приверженцы этого культа заняты своей службой, то, возможно, сейчас у меня появляется та возможность, которая мне нужна. Охранников я не заметил, но зачем охрана, если нет никакого способа вторгнуться сюда? Все, наверное, сейчас собрались в храме.

Ну ладно, ладно. Если ты так хочешь это узнать, то да, мне было интересно.

Подходя к храму, я испытал чувство особой незащищенности. Я не видел ни одного места, где можно спрятаться, ни одного способа подкрасться незаметно. Одолженные мною сандалии гулко шлепали по камням, несмотря на мои попытки приглушить звук. Я решил снять их и понести в руках.

Когда я подошел ближе, мне стало ясно, насколько древний этот храм. Его кладка уже начала осыпаться. Каменные блоки потрескались, словно их быстро нагревали и охлаждали. Само здание было значительно больше, чем я предполагал. Я не мог отделаться от ощущения, что храм уже готов рухнуть, что в любую секунду вся эта огромная масса камней упадет…

Я содрогнулся. Ванэ не стали бы строить нечто подобное, верно? Все эти камни и тяжелая, давящая земля были совсем не похожи на эфемерную красоту госпожи Мии или даже на острые словно бритва тени Тераэта. Это здание казалось… старше их.

Но возможно ли это?[55]

Я проскользнул в широкие двери, не встретив ни единой души. Воздух внутри был мускусный и влажный. Храм стоял довольно далеко от берега, но в нем все равно пахло океаном. К запаху морской воды примешивалась слабая нотка чего-то сладкого и гнилого. Барабаны зазвучали громче. Я ощутил вибрацию подошвами ног. Через несколько секунд мои глаза привыкли к темноте.

Тема змей продолжалась и внутри здания. Каменные змеи оплетали колонны и формировали арки дверных проемов, вырезанных в барельефе. Даже плитка под ногами была сделана в виде чешуи. Темные влажные камни сияли маслянистым блеском. Здесь были и статуи тоже: каменные женщины с аспидами вместо волос; мужчины – мускулистые, покрытые чешуей, с надувшими капюшоны кобрами вместо голов; свивающиеся в кольца питоны с человеческими лицами. Я подавил дрожь, вспомнив истории про чудовищ, которые Сурдье рассказывал мне в детстве.

Местные чудовища, по крайней мере, были каменными.

Ступая еще осторожнее, чем раньше, я пошел на рокот барабанов. Я предполагал, что скоро наткнусь на других членов Черного Братства, и не был уверен, что после этого произойдет. Что нужно сказать группе фанатиков-убийц, которые спасли тебя от верной смерти? Эй, спасибо, не поможете ли мне вернуться на континент?

Сырой тоннель закончился, и я обнаружил, что стою в задней части большого зала. Он был заполнен людьми, лица которых закрывали такие же черные капюшоны, как у Тераэта и Хамезры в Кишна-Фарриге. Я тихо скользнул внутрь.

Снаружи было прохладно, и поэтому воздух в храме показался мне неестественно теплым. Сквозь отверстия в полу в зал поднимались струи пара, смешиваясь с благовониями и кровью на алтаре. Этот алтарь… Мне пришлось покрепче сжать губы, чтобы не ахнуть во весь голос.

За алтарем стояла статуя, непохожая на все, что ее окружало. Эта статуя доходила почти до самого потолка, поэтому даже мне, стоящему у самых дверей, казалось, что она может в любой момент до меня дотянуться. Она, как и все остальное, была сделана из черного камня, но в ней – и только в ней – я мог разглядеть искусную работу мастера-ванэ. В каждой руке она держала по змее, и эти змеи отклонялись назад, чтобы восхититься ею или напасть на нее. Я, если честно, не мог понять, ласкает ли она змей или душит их. Каждый дюйм ее каменного одеяния покрывали золотые листья. На ней было ожерелье и пояс из черепов. Выкованные из железа розы украшали ее волосы и платье. Они заржавели от соленого воздуха, окрасившись в цвет крови.

Я нервно сглотнул. Я ее знал. А кто ее не знает? Это же Таэна[56].

Она – Бледная Госпожа. Она – повелительница подземного царства. Она – богиня смерти. Тераэт сказал, что Черное Братство служит богине смерти, и здесь его слова получили подтверждение.

Нахмурясь, я посмотрел на нее. Я не знал, какую роль она играет во всей этой истории, но подозревал, что она замешана не меньше Таджи. Вдруг по моему телу прошла дрожь.

Может, это я позвал ее, а не наоборот. Возможно, это произошло, когда я впервые оказался на борту «Страдания», – еще до гаэша, созданного Тьенцо. А может, еще в Столице, когда я призывал Таэну…

Я стиснул зубы и запретил себе думать об этом.

Помост, на котором возвышался алтарь, не пустовал. Двое мужчин склонились над огромными барабанами и выбивали ритм, который вибрировал в каждом камне. Перед алтарем стояли две знакомые фигуры. На Хамезре была целая гора покрытого вышивкой черного бархата, словно жара ее совсем не беспокоила. Рядом с матерью стоял Тераэт – во всем зале он один был облачен в одежду другого цвета. Его штаны были темно-зелеными, с блестящими серебряными узорами. Длинные полосы зеленого и золотого шелка струились по телу и рукам. Я был слишком далеко и не мог как следует разглядеть его костюм, но даже издали он казался диким и безумным.

Хамезра раскинула руки в стороны, подражая жесту Таэны. Барабаны смолкли.

Она выдержала паузу и сказала…

Если честно, то я понятия не имею, что именно она сказала.

Я никогда не слышал ничего подобного, не говоря уже о том, чтобы это понять. Она говорила не на языке ванэ. Слова текли и шипели, свист перемежался с гортанным рыком.

Если учесть, что голос звучал так, словно он принадлежит не смертному существу, а какому-нибудь творению стихий – например дракону, – то все это производило сильное впечатление.

Кроме того, я понял, что в зале потрясающая акустика. Казалось, словно старуха стоит рядом со мной; ее хриплый шепот доносился до самых дальних уголков храма. Несмотря на то что я не понял ни слова, ее речь показалась мне тревожной и пугающей.

Закончив, она опустила руки. Тераэт достал из-под алтаря широкую и плоскую чашу. Ее он наполнил мутной водой из раковины, находившейся рядом с алтарем, и плеснул в чашу что-то из красного графина. Затем Тераэт взял черный кинжал с извилистым лезвием, сделал им надрез на своей руке и позволил крови стекать в чашу.

Его мать что-то сказала, и собравшиеся один за другим начали подходить к алтарю. Каждый произносил несколько слов – часто шепотом. Большинство говорило на этом странном шипящем языке, но иногда мне удавалось расслышать знакомые слова.

Затем они пили из чаши Тераэта – отвратительное зрелище, по-моему, – ведь в ней была его кровь. После этого каждый из них замирал, словно ожидая чего-то. Но ничего не происходило, и Тераэт жестом приказывал им уходить. Напряжение среди тех, кто еще не пил из чаши, было вполне осязаемым, как и облегчение тех, кто шел обратно.

Когда все вернулись на свои места, Хамезра раскинула руки в стороны и произнесла что-то невероятно эффектное на своей тарабарщине. Затем настала тишина. На мгновение все замерли.

Тераэт выступил вперед и положил ладонь на рукоять кинжала. Кто-то ахнул.

– Не ты, – сказала Хамезра, похоже, удивленная.

Тераэт покачал головой.

– Я.

– Сейчас не твоя очередь.

– Он чуть не умер из-за меня. Я должен это сделать.

Они долго смотрели друг на друга, а затем Хамезра взяла кинжал у сына и протянула ему рукоятью вперед.

– Да будет так. – Она отошла в сторону, словно снимая с себя ответственность за то, что сейчас произойдет.

Тераэт ткнул кинжалом в воздух над головой и прокричал что-то на этом странном чужом языке. Барабанщики бешено замолотили в барабаны, а собравшиеся в храме затопали в ритм. Тераэт встал под статуей и принялся размахивать руками и ногами. Его движения были такими ритмичными и странными, что я не сразу понял, что он танцует. Его танец был не вызывающим, он не возбуждал: он был мощным, диким и яростным. Темп барабанов увеличился, а с ним ускорился и мой пульс. Тераэт кружился и размахивал клинком так быстро, что я не мог понять, как он еще не порубил себя на куски.

Затем он остановился.

Он встал лицом к зрителям, запрокинув голову, чтобы посмотреть на свою богиню.

Барабаны смолкли.

Он поднял руку и одним изящным движением вонзил клинок себе в сердце.

– Проклятье! – ахнул я.

Хотя акустика зала и приглушила звук моего голоса, меня услышали все.

Одновременно произошло несколько событий. Во-первых, окровавленный Тераэт упал. Во-вторых, несколько сотен людей в черных одеяниях с капюшонами посмотрели в мою сторону. В-третьих, двое барабанщиков подняли головы, и поэтому, благодаря их анатомическим особенностям, капюшоны упали, открыв их лица.

Точнее, их змеиные морды.

Они были в точности такие, как и статуи, которые я видел в зале, только живые. Барабанщики встали.

Я испугался и бросился бежать.

В данных обстоятельствах это показалось мне весьма разумным решением.

24: Коготь ястреба

^{(Рассказ Коготь)}

Когда Кирин вбежал во двор клуба «Разорванная вуаль», из своих покоев ему навстречу вышла встревоженная Ола с арбалетом в руках.

– Ола, где Морея?

– Ой! Как ты меня напугал! У меня чуть сердце не остановилось. Нет, это я хотела у тебя об этом спросить, милый. Я услышала вопль – и нет, это вопили не от радости. Где твоя девочка? И почему это ты тут бродишь? – Она подбоченилась и возмущенно посмотрела на него.

– На разговоры нет времени. Ее в доме не было?

– Я не видела. А что происходит?

– Дай мне арбалет. – Кирин посмотрел вверх, на лестницу, которая вела в его комнату, и с ужасом подумал о том, успела ли Морея туда добраться.

– Объясни, что происходит, ясноглазый.

– Тебе что-нибудь говорит имя Дарзин де Мон?

Ола посерела и крепко, словно куклу, прижала к груди арбалет.

– Проклятье! Ола, ты должна была мне об этом рассказать.

– Это не то, что ты думаешь!

– Он убил Мягкобрюха, – прошептал Кирин. – И он идет сюда, понимаешь? Возможно, его люди уже здесь.

– О, богиня! – вполголоса выругалась она.

– Бери Роарина, Лесвера и беги. Ничего не бери, просто уходи. Где логово, ты знаешь.

– Что ты собираешься делать?

Кирин вздохнул, собираясь с силами.

– Я возьму твой запасной арбалет и проверю, все ли в порядке с остальными.

Он нырнул в ее покои, прежде чем она успела его остановить.

Гостиная была такой же, какой он ее помнил – экзотичная и сверкающая. В тусклом свете маски казались жуткими. Арфа стояла у двери, именно там, где он ее оставил, все еще в тряпичном чехле. Мореи нигде не было видно.

Он подошел к одному из шкафчиков и достал запасной арбалет и колчан со стрелами.

Кирин хорошо стрелял из арбалета – это был полезный навык для вора. С помощью арбалета было удобно забросить крюк с веревкой или подстрелить сторожевую собаку. Он никогда еще не стрелял в человека, но был почти уверен, что принцип тот же.

Он взвел механизм арбалета. Вставив стрелу, он услышал тихий шорох – звук кожаной подошвы, скользящей по плитке. Возможно, это Морея в спальне – возможно, она все еще притворяется спящей. Возможно.

Но Кирин так не думал.

Он подошел к занавеске из бусин, раздвинул ее нити и заглянул в комнату.

Комната тоже выглядела как обычно. За окнами сияла Завеса Тиа, расписывая простыни на кровати сине-зелеными, розовыми и сиреневыми полосами. Кирин нахмурился. Под простынями лежали два комка, похожие на людей.

У него что-то сжалось внутри. Ола не могла это не заметить. Она наверняка должна была проверить.

У Кирина сдавило горло. Он осторожно подкрался к постели и откинул простыню.

На кровати лежали Морея и Сурдье.

Их уложили очень тщательно – скрестили им руки на груди, закрыли им глаза. От этого еще заметнее казались глубокие разрезы на их глотках, совсем такие же, как раны Мягкобрюха. Простыня под телами стала черной от крови.

Они убиты.

Кирин посмотрел на них. Нет. Нет, этого не может быть. Ему наверняка это мерещится. Она была жива. Они оба были живы. Его отец был жив. Он всего лишь зашел к Мягкобрюху и вернулся. Они были живы!

Кирин прижал руку к горлу. Камень на его шее был ледяным.

В отличие от Мягкобрюха, ни Сурдье, ни Морею не пытали.

В этом не было необходимости. Убийцам нужно было просто подождать, пока появятся жертвы. И они все еще ждали.

Кирин мог не заглядывать за Первую завесу – он и так чувствовал, что люди все еще ждут в засаде.

Какой-то человек вышел из тени и замахнулся большой булавой. Кирин отпрыгнул назад, едва уклонившись от удара, который проломил бы ему голову. Он вдруг ощутил странное спокойствие, рассчитывая свои шансы. Четверо врагов в броне, с оружием наготове. Один встал у него за спиной, перекрывая путь к отступлению.

Кирин прицелился из арбалета в громилу, прячущегося за занавеской из бусин. У него был только один выстрел.

Стрела попала человеку в грудь; смертельная рана. Это было бы достаточно, будь он один, но убийца привел с собой троих друзей. И эти друзья не дураки, они не дадут Кирину снова зарядить арбалет. Трое убийц двинулись на него, уверенные в неизбежной победе.

Если Кирин когда-либо и оказывался в более скверной ситуации… ну, правда, еще днем он был в лапах Ксалтората, принца демонов.

Но на этот раз никакой главнокомандующий не придет к нему на помощь.

Кирин взял за лезвие один из кинжалов и метнул его в веревку, которая удерживала балдахин над кроватью Олы. Кинжал попал точно в цель и перерезал веревку и завязки.

Несколько десятков ярдов сатина упали, словно сеть.

Эти люди вооружены дубинами и палицами, но у них нет ничего, что могло бы разрезать ткань. Может, у них и есть ножи в сапогах, но удивление помешает им вовремя их выхватить. Убийцы завопили, пытаясь стряхнуть с себя балдахин.

Кирин отскочил в сторону и перезарядил арбалет. Двух он подстрелил, пока они еще пытались выбраться. Затем он подтянулся, залез на балку и снова зарядил арбалет. Его сердце очерствело. Во взгляде юноши не читалось ничего, когда он посмотрел в лицо последнему из нападавших и увидел, как его глаза расширились от страха. Убийца бросился к двери. Кирин всадил ему стрелу в спину.

В комнате воцарилась тишина.

Кирин сидел на балке, сгорбившись. Убить этих людей оказалось легко, легче, чем он предполагал. Он подумал, что это неправильно. Отстраненная, лишенная эмоций часть его сознания предположила, что сейчас он ничего не чувствует из-за шока. Если встречи с Ксалторатом оказалось недостаточно для того, чтобы заморозить его душу, то она превратилась в кусок льда сейчас, когда он увидел убитого отца.

Неужели после той встречи на улице прошло всего несколько часов? Кирину казалось, что с тех пор он постарел на несколько десятилетий.

Кирин перезарядил арбалет и посмотрел на одного из убийц, на оружие, разбросанное по полу, на кровать. У них не было ни мечей, ни кинжалов. «Это сделали не они», – подумал он. Ему нужно убираться отсюда, да побыстрее. Ола… Он не хотел продолжать эту мысль. Кирин слез, пнул все еще извивающегося врага и взял булаву. Затем он раздвинул нити занавески и прошел в гостиную.

И резко остановился.

Все свечи в комнате горели.

На стеклянном столе ничком лежала женщина. Ее вид и поза напомнили Кирину местную кошку по кличке Принцесса, когда она только что поймала мышь и была довольна собой. В руках женщина держала чучело ворона, совсем недавно висевшее на стене, и смотрела на него, прижав нос к клюву птицы.

Кожа женщины была медово-золотистого цвета, а ее каштановые волосы – длинные и шелковистые. В свете свечей ее гибкое тело сияло розовым блеском; ее одежда состояла из черных кожаных ремней, которые пересекали ее грудь, живот, ее бедра, но не защищали ее и не скрывали ее наготу. Никакого оружия Кирин у нее не заметил.

Она была бы ошеломительно красивой, если бы не безумный огонь в ее темных глазах.

Кирин едва не сказал ей, что она зашла не в тот бордель и что если ей нравится причинять боль, то нужно искать клиентов у Красных Меток, но шутка застряла у него в горле. Она пришла сюда не ради секса.

Она пришла за ним.

– Ты прав, мой милый ангелочек, – сладко замурчала она. – Я пришла к тебе. Ты – мой маленький кокос; я разобью тебя, чтобы добраться до мякоти.

Женщина улыбнулась и вскочила на ноги с такой легкостью, что даже не сдвинула с места стекло. Теперь, когда она встала, ремни закрывали ее еще меньше, чем раньше. Ворона она отбросила в сторону.

Кирин сглотнул.

– Я что, сказал это вслух?

– Нет, ясноглазый. – Она ухмыльнулась.

– Я так и думал. – Его сердце бешено забилось. Еще один демон. О Таджа, только не еще один демон.

– О нет, милый, я не демон. У демонов нет настоящих тел. А у меня есть.

– Прекрати читать мои мысли.

Женщина нежно улыбнулась ему.

– Ну что ты, глупыш. Кстати, ты отлично поработал. – Она кивнула в сторону занавески из бусин. – Обычно люди теряют самообладание, когда видят трупы родных. Кто-то застывает на месте, другие бегают с воплями. Если бы ты так поступил, тебя бы уложили ударом дубины, словно теленка. Да, ты хорошо поработал, но один из тех людей еще жив. А противников нужно добивать.

– Какая небрежность с моей стороны. Пожалуй, я вернусь и исправлю ошибку.

– Вряд ли, утеночек. – Она облизнулась. Все еще улыбаясь, она постукивала ногтями одной руки по бедру. Ногти были длинные, острые, раскрашенные в темно-красный или в черный. Они казались мокрыми.

Кирин огляделся.

– Сюда идут еще громилы?

– Нет, тут только я, – ответила женщина.

– Только ты. А кто ты такая?

– Как это мило с твоей стороны – спросить меня об этом. Я – Коготь. Сегодня я стану твоим убийцей. Считай, что это честь для тебя, ведь мне поручают только важные дела.

– Спасибо, но я, пожалуй, обойдусь. – Кирин направил на нее арбалет и выстрелил, молясь о том, чтобы она не успела прочитать его мысли и уклониться.

Она не уклонилась. Стрела попала ей в грудь. Женщина пошатнулась, а затем нежно, словно возлюбленная, улыбнувшись Кирину, вытащила из своего тела стрелу. Рана тут же бесследно исчезла.

Кирин уставился на нее, не веря своим глазам.

– Предупреждаю: у меня сегодня был очень плохой день. – Он отбросил арбалет и взял в руки палицу.

Она кивнула, не переставая улыбаться.

– Не волнуйся так сильно, красивый мальчик. Скоро все закончится. – Она бросила стрелу за плечо и пошла на Кирина. – Волосы у тебя наверняка крашеные, но ты симпатичный. Интересно, почему ты так важен?

– Обещай, что не убьешь меня, и тогда я тебе объясню. Может, за ужином?

Она посмотрела на него, словно орел – на белку.

– Ой, прости, но на ужин я собираюсь съесть слепого музыканта и танцовщицу. Не бойся, тебя я припасла на десерт. Похоже, ты вкусный.

Кирин побледнел.

– Ты – мимик[57].

Женщина захлопала в ладоши, словно ребенок, радующийся похвале.

– Похоже, что в детстве кто-то внимательно слушал сказки. – Ее тело замерцало, и на секунду Кирин увидел в ней свое зеркальное отражение. Затем она снова превратилась в прекрасную женщину. – Это, разумеется, просто импровизация. По-настоящему принимать твой облик я научусь после еды.

– О, богиня…

– Милый, боги тебя не спасут. – Она спокойно пошла к Кирину, а он попятился. – Поверь, уж я-то знаю. Раньше я очень ревностно поклонялась богам, но когда моя богиня мне в самом деле понадобилась, где она была? Точно не в городе, уверяю тебя.

– Что ты сделала с Олой?

– Она в одной из комнат, трахает какую-то смазливую шлюху. – Мимик перешла на театральный шепот: – И она не знает, что сейчас происходит!

– Но я видел Олу… – Его глаза широко распахнулись. – Это была ты? Ты позволила мне войти сюда, зная, что я здесь найду?

– Ну что тут скажешь, любимый? Я люблю играть с едой. Мне хотелось увидеть, как ты воспримешь эту новость, и должна сказать, что ты повел себя восхитительно. И теперь я съем не три мозга, а семь. Семь мозгов добавлю в свою коллекцию. Как хорошо, что мне не грозит переедание.

– Я тебе заплачу.

– О, как это мило… Но нет, я занимаюсь этим не ради денег. – Женщина ухмыльнулась. – Скорее бы увидеть лицо Олы, когда она войдет сюда и поймет, что с тобой стало. Это с лихвой отплатит мне за многолетние мучения. Пожалуй, я запытаю ее до смерти. Медленно. О, восхитительных воспоминаний об этом мне хватит на несколько веков.

Кирин нахмурился.

– Ты… подожди… все это из-за Олы? Но я думал… Дарзин де Мон…

Коготь застыла.

– Ты уже упоминал про него. Как, ты сказал, тебя зовут?

– Я не называл своего имени.

– Кирин? – Она наклонила голову набок.

– Не лезь в мои мысли! – Кирин попятился.

– Кирин… – Она снова назвала его имя, но произнесла его неправильно[58]. – Другой цвет волос… – Ее глаза расширились. – Она тебя не бросила? Ола держала тебя здесь? – Она окинула его взглядом с ног до головы, словно он – редкое произведение искусства. – Невероятно… ну и хитрая же шлюха. – Когда ее взгляд добрался до его лица, она нежно и радостно ему улыбнулась. – У тебя есть ожерелье. Кандальный камень. А, неважно, как он называется. Ты, скорее всего, понятия не имеешь, какое у него настоящее название. Для тебя он просто синий камень в золотой оправе. Он у тебя с тех самых пор, когда Ола нашла тебя в парке Арены[59].

– Ола нашла меня не в парке Арены.

Она рассмеялась.

– О да, нашла. Нашла. Я там была. Я стояла там, а мои руки сжимали горло этой вонючей сучки… – Она протянула руки, словно представляя себе эту картину. Ее тело снова изменилось, превратилось в незнакомого Кирину мужчину, а затем снова вернуло себе прежний облик. Женщина на секунду закрыла глаза и вздрогнула. – Извини. Иногда он вырывается на свободу. Этот урод считает, что раз он меня убил, то это дает ему какие-то особые права.

Проскользнуть мимо нее не удастся. Пальцы Кирина крепче сжали рукоять палицы. Коготь протянула к нему руку.

– А я-то собиралась тебя убить. – Она истерически рассмеялась. – Это было бы… ой. Да, пронесло. – Она ухмыльнулась и замахала на себя ладонью, словно веером. – Похоже, мне сильно повезло. Подумать только, я едва не совершила ту же ошибку, что и мой убийца. Поверь мне: нельзя убивать человека, на котором Кандальный камень. Это каждый раз приводит к катастрофе. – Она взмахнула руками.