Невинная для Лютого. Искупление Коротаева Ольга

Глава 1. Лютый

Я бежал. Быстро, на пределе возможностей.

Вязкая мартовская грязь липла к тяжелым сапогам, бегунок куртки, в котором застряла плащевка, терзал при движении подбородок, и горячая кровь скользила по шее. Руки были скованы наручниками, а кусок обшивки машины болтался на бедре и рвал джинсы острыми пластмассовыми краями.

Жуткую весть принес сегодня адвокат, забирая меня в суд.

После этой новости у меня душа завернулась в спираль, и ждать приговор я отказался. Все остальное утратило смысл, стало блеклым и тусклым, потеряло вкус и цвет.

Ангелина в опасности. Ребенок под угрозой. И события прошедшего месяца разлетелись пылью моего безумия и желания выйти на свободу, толком и не ответив за свои преступления.

Я спасу семью, чего бы это не стоило. Даже если придется нарушить закон, удвоить срок за побег, все равно пойду на крайние меры. Не смогу жить, если с женой что-то случится. Я пережил гибель любимого человека, больше не хочу – лучше сразу в гроб.

Однажды я уже поступил, как слабак, но Лешка Береговой тогда умер, вместо него теперь Лютый.

Когда мы ехали в суд на служебной машине, я понял, что другого шанса сбежать не будет. Руки были прикованы к перегородке по центру, будто я опасный преступник, и ни одной возможности остановить авто и раствориться в суматохе города. Ни одной поблажки. Хорошо хоть не в клетке везут, автозак сломался по пути в ИВС1, и меня забрали лешковушкой.

И через час мне помог случай. Жестокий, смертельный шанс, но выбирать не приходилось.

Я бежал. Все дальше и дальше по трассе от дымящейся машины, увязая сапогами в весенней каше, разрывая грудь холодным воздухом, рассекая плащевку куртки о кусты. Где скрыться? Куда бежать? Лесок в пятистах метрах отсюда выглядел реденьким. В нем настолько крупного, как я, человека заметить проще-простого – нужно искать что-то посерьезней для укрытия.

Я свернул с дороги и помчался через пригорок. Память подсказывала, что заброшенный поселок и старый разваленный мост должны быть по левую руку. Дорога туда давно закрыта, власти не могли поделить финансирование, потому строительство заглохло на стадии возведения стен. Вскоре на месте заложенного поселка вырос настоящий постапокалиптический город-руина. С домами прошитыми насквозь деревьями, покосившимися стенами и выглядывающими из-под веток кирпичными кладками.

Когда за спиной заревели сирены скорой и полиции, я поскользнулся и съехал в ложбину. Пока катился с высоты в несколько метров, или стекло, или штырь, что торчал из земли, глубоко врезался в ногу.

Да чтоб тебя! Водитель, которого я вынужденно вырубил, наверное, уже очухался и вызвал подмогу. Стоило крепче его привалить, зря пожалел.

Нужно спешить!

Я только задумался, как мне сбежать после возвращения из суда, как авария, почти провидение, открыла мне дверь на свободу. Жизнь подкинула горсть везения, как шинку голодной собаке.

Оттепель и грязь затрудняли бег, а еще мучило, что я бросил в разбитой машине людей. Мог ведь помочь, но сбежал. Вдруг там кто-то выжил.

Но раз мне так подфартило и не раздавило грудой мятого железа, я не упущу шанс спасти свою семью.

Адвокату и сопровождающим повезло меньше. Когда машина перевернулась, и нас на кашеобразном снегу занесло в кусты, окно со стороны лысого и довольно добродушного мужичка, проткнуло колючими ветками и почти достало до водителя. Выжить адвокат не мог, там и проверять нечего. Я столько крови еще никогда не видел.

Меня с двух сторон зажимали погибшие конвоиры. Один разбил голову о стекло и, как адвокат, влетел в ветки, второй вмазался в водительское сидение и не двигался, как кукла, насаженная на штырь. По его правому плечу стекала темная кровь.

Сжав зубы, я тряхнул головой, чтобы избавиться от болезненной удавки, что перехватила паникой горло. Соображал, как выбраться из машины. Не хватало еще подохнуть из-за того, что кто-то не справился с управлением на скользкой дороге. Я лучше умру в честном бою, чем так глупо.

В ушах гудело от удара по голове, даже не помню обо что, на зубах хрустело стекло, а язык обдавало железистым вкусом крови. Заметив, что водитель очухался и тянется к рации, я рванул руки с наручниками на себя, выдрав пластик и металлический стержень из перегородки, явно не предназначенной для сдерживания преступников, и толкнул спинку сидения. Водитель ударился лицом о руль, начал вырываться, как бешеный, и кричать: «Не двигаться! Оставаться на месте!», но я успел податься вперед и приложить его локтем по затылку, отчего мужчина быстро затих.

Оставалось только вывалиться из авто. Потратил еще минуту, чтобы вытащить водителя и, бросив его в снег, сорвался с места.

Я петлял мимо разрушенных домов и думал о жене. О том, как она приняла новость, что ей придется одной растить ребенка, пока меня не будет рядом. Как она согласилась ждать несколько лет того, кто ее обидел. Наверное, мне не нужны слова любви и признания, я и так понимаю, что она чувствует. Пусть любовь она проявляет не ко мне, а к малышу, но это многое значит.

И если бы не черная весть, я бы оставался в изоляторе и смиренно ждал своей участи. Расплаты за все, что сделал.

Я добежал до конца заброшенного поселка и споткнулся о спрятанный жухлой травой и снегом кирпич. Замер около стены, чтобы перевести дыхание. Кожа под наручниками стерлась до мяса, бедро заливало кровью, по левой щеке скользила вязкая горячая влага. Стерев ее рукой и звякнув железками, я понял, что далеко не убегу – в голове пульсировала знакомая агония, как после сотрясения. Я выпрямился и упрямо пошел дальше. Пусть и шатался, как пьяный. Не добегу, так дойду, не дойду, так доползу, но вернусь домой.

За спиной послышался взрыв. Я обернулся. Черное облако поднялось за кирпичными стенами. Закружилось, замоталось и, будто толстый великан, упало на поселок. Меня накрыло с головой удушливым дымом. Мир накренился, ушел в сторону, а потом перевернулся вверх тормашками.

Сергей был убит в камере – вот, что сообщил мне адвокат, и я понял, что бой еще не окончен.

Глава 2. Ангел

Ранее

День выдался солнечным, утренние лучи заглядывали в спальню и, жаля мне плечи, напоминали, что скоро придёт весна. Но меня это совсем не радовало.

Лёши всю ночь не было дома.

– Ангелина, ты уже поднялась? – голос Иры появился вместе с ароматом какао. – Я потороплюсь с завтраком.

– Не надо, – принимая тёплую кружку, покачала я головой. – Я не голодна.

– Тебе нужно есть за двоих, – с воодушевлением заявила Ира и погладила мой животик: – Привет, моя принцесса! Скажи маме, чтобы не морила тебя голодом! – Улыбнулась мне и добавила: – Я отнесу какао с зефиринками нашему принцу, а после сделаю вам оладьев и нарежу арбуз дольками.

– Хорошо, – смирилась я и вздохнула: – Хотя я и так уже как арбуз на дольках.

– А врач говорит, что набор веса недостаточный? – с подозрением прищурилась она и кивнула: – Сделаю ещё витаминный салат.

– Делай, – окончательно сдалась я и, забрав из её рук чашку Саши, отдала свою пустую: – А я пока сына разбужу. А то скоро доктор придёт.

– Снова приступ? – запереживала она. – Ты хоть поспала ночью?

– Немного, – не стала отпираться я и быстро, чтобы Ира не успела посетовать насчёт здорового сна, добавила: – Я с ним днём прилягу и подремлю.

Вышла из спальни. Прикорнуть удалось лишь под утро, когда Саша, наконец, перестал задыхаться и уснул. Конечно, приступы сейчас стали намного реже, но лечить ребёнка нужно долго и кропотливо. Я была невероятно зла на тех, кто довёл мальчика до такого состояния. Понимаю, что в приютах нет средств, чтобы проводить грамотное лечение, но ведь можно было перевести Сашку в специализированное заведение.

На миг замерла у недавно оборудованной детской и, постучав, спросила:

– Саша, я могу зайти?

Он сам открыл мне дверь. Тоненький, как тростинка. Со светлыми волосами до плеч, светлой кожей и огромными глазами мальчик напоминал маленького принца из сказки. Вот только худоба его была болезненной, кожа бледной от недостаточного ухода, да и тёмные подглазины много о чём говорили.

Я растянула подрагивающие губы в улыбке. Сердце сжималось от боли за ребёнка:

– Хочешь какао? Ира добавила твои любимые зефирки.

Он кивнул и, оставив дверь открытой, вернулся к столу. Усевшись на стул, взял в руки карандаш и наклонился над рисунком.

Я поставила кружку рядом и спросила:

– Это кот? – Разглядывая картинку, добавила: – Очень похоже.

– Это лошадь! – обиженно буркнул он.

– У, – протянула я и погладила мальчика по голове: – Это очень ласковая лошадь с мягкими копытами. Папе очень понравится такой подарок…

– Я рисую дедушке, – возразил Саша и поднял на меня глаза: – Он обещал научить меня кататься верхом, сразу как разрешит врач.

– Обещал, значит, научит, – подтвердила я. – Дедушка зря слов на ветер не бросает. Хочешь, я почитаю тебе про лошадок?

Саша тут же бросил карандаш и, пересев на кровать, выжидательно посмотрел на меня. Он почти не разговаривал, мало ел и боялся мужчин… Лишь моему отцу каким-то загадочным образом удалось отвоевать уголок в сердце ребёнка.

Но мальчик всё равно никого близко не подпускал. А первым делом, когда его привезли, потребовал отдельную комнату. У меня было ощущение, что это была мечта – своя собственная комната. Поэтому я попросила всех спрашивать разрешения у мальчика, прежде чем туда зайти. Чтобы никто не врывался в мечту Сашки, не топтал его чистую душу. Чтобы у сына был уголок безопасности.

Да. У сына. Я теперь жена Берегового, а Саша его сын, а, значит, и мой.

– А можно, – прервал он меня, – я почитаю? – Кивнул на мой живот: – Ей.

Я улыбнулась и протянула книжку. Буквы там большие, справится. Мы с Лёшей очень удивились, когда узнали, что малыш уже читает. Умненький.

Саша медленно, спотыкаясь, принялся важно читать по слогам, а я тихонько гладила его по волосам и молча благодарила за любовь к нерождённой ещё девочке.

В дверь постучали, и я вопросительно посмотрела на Сашу.

– Войдите, – важно разрешил он.

Заглянула Ира:

– Врач приехал. Что сказать?

Я сжала ладошку мальчика и поднялась:

– Мы спустимся. – Ира кивнула и закрыла дверь, а я повернулась к Саше и спросила с улыбкой: – Я попросила, чтобы прислали тётю-доктора. Ты же поговоришь с ней?

– Я не боюсь, – раскусил меня ребёнок. – Пошли.

Но руки моей не выпускал до тех пор, пока доктор, вывалив на нас неприятные вести, не ушла. Я устало присела на стул и посмотрела в окно. Заметив приближающийся чёрный джип, сказала Саше:

– Твой папа вернулся.

Мальчик бросил играть с Рыжуней, которую Лютый по моей просьбе привёз сюда, поднялся и заявил:

– Я пошёл рисовать!

И убежал наверх. Я лишь вздохнула. Как же помочь Саше наладить отношения с отцом? Мальчик не только не признаёт его, но даже откровенно боится.

Поднялась и пошла встречать мужа. Лютый, сняв пальто, обнял меня и, обдав запахом бензина и сырой земли, невесомо прикоснулся губами к моим. Опустился на корточки и, положив ладони на живот, который по сравнению с лапищами мужа смотрелся не таким огромным, поцеловал его.

Дочка пихнула его ладонь изнутри меня, и Лёша устало улыбнулся.

– Ты в порядке? – заволновалась я.

Лютый молча поднялся и прошёл к столу. Налив стакан воды, залпом осушил его. Я вздохнула:

– Врач приходил. Диагноз подтвердили, у Саши астма. Но… – всмотрелась в лицо мужа. – Расскажи. Я же вижу, что ты встревожен.

Он обвил меня руками, осторожно сжал в объятиях и шепнул:

– Всё будет хорошо.

Завибрировал в кармане телефон. Я достала его и, глянув на номер, похолодела.

– Не будет.

Глава 3. Лютый

Через неделю после хорошей новости о том, что Саша жив, мы забрали его из интерната. Сын стал другим – вытянулся, волосы отросли, глаза стали больше, взгляд осмысленней, но и холоднее. Он воспринимал меня не как отца, а как чужого дядю. Первые дни совсем шарахался и убегал, не давался в руки, пугливо сжимался. И это безумно ранило.

Папой он меня больше не называл.

– Тетя Маша, – зайдя в кухню, я устало сел за стол, – Агате вот-вот рожать. Мы снег с крыш сняли, но мне не нравится, что трещины пошли, и потолок вздулся – может рухнуть. Вызвал ремонтников.

– Хорошо, я встречу, а Миша проследит за работой и переведет красавицу в безопасное место.

– Да, придется какое-то время дежурить около нее. Ветеринар волнуется, что сложные роды предстоят.

– Ангелине сказал? – заулыбалась тетя и всмотрелась в мое лицо. – Какой-то ты бледный. Кофе сделать? Есть запеканка. Твоя любимая.

Я поднялся.

– Не говорил еще Лине, не хочу лишний раз тревожить. Нет, спасибо. Я уже дома позавтракаю, – подошел к тете, поцеловал в щеку и поспешил к выходу, но она остановила:

– Ты обеспокоен чем-то еще.

– Ты была у Милы на кладбище после нашего возвращения?

– Забегала, чтобы снег убрать и проверить все ли в порядке. А что?

– Да ерунда, – отмахнулся я. Хотя тревога не оставляла, грызла, будто под ребрами завелись термиты. – Все, убежал.

– Как Саша? – добавила масла в огонь тетя.

– Все сложно, – я не обернулся. Стоял застывшей глыбой на пороге кухни и смотрел в пол. Будто это поможет.

– Больше терпения, сынок. Мальчик напуган, ему нужно привыкнуть к новому дому. Плюс здоровье слабое…

– Сын меня не помнит, – перебил я и опустил голову на грудь, сжал губы и слегка стукнул кулаком по косяку. – Вообще не помнит.

– Много времени прошло. Ему тоже было непросто все это пережить.

– Мы так и не узнали, что случилось. Сер… – я поперхнулся, – этот урод все еще молчит. И на суде молчал. Скотина.

– Леш, сейчас главное Лина и Саша, оставь расследование. Виновный наказан, не терзай себя и других.

– Ты права, но… – я потер кулаком грудь. Так свербило там. – У меня такое мерзкое ощущение последнее время, будто мы что-то упускаем.

– Езжай домой, а то Лина беспокоится, наверное.

Я кивнул и молча ушел. Оставив за спиной холодные мысли и темные сомнения. Тетя Маша правильно говорит, нужно учиться жить дальше.

За ночь, пока спасали конюшню от обвала, машину занесло снегом. Пришлось повозиться, чтобы хоть стекла освободить. Под руку попался кусочек картонки. Треугольник идеальной формы. Я перевернул его, счистил снежинки, что обжигали кожу холодом, и едва не упал от пронзившего шока. Фотография сына. Та самая, что я оставил на могиле Милы. Через столько дней внезапно оказалась на моем капоте? Разрезанная?

Я обернулся в ужасе. Никого вокруг. Только сосны поскрипывают и птицы воспевают на ветвях скорое приближение марта. А пока зверствует лютый2, по-нашему – февраль.

Я изучил надрез на фото. Идеально по диагонали, будто лезвием.

Только одна тварь могла так сделать. Но он же мертв. Мертв!

Или снова обман и игра в марионетки? Сердцу стало тесно в груди. Оно заколотилось, прыгнуло вверх и заперло дыхание. Я согнулся и долго приходил в себя.

Такие вещи не случайны, фото сами по снегу не скользят и в воздухе не распадаются на части. Это человек сделал. Значит, над моей семьей нависла новая гроза.

Я прыгнул в машину и подгоняемый адреналином, вдавливал педаль в пол, чтобы добраться домой как можно быстрее.

Тестя встретил на улице, у крыльца. Кирсанов мрачно окинул меня взглядом, сдержанно кивнул и пошел к своей машине. Я поговорю с ним позже, нужно сначала все выяснить.

Когда я почти дошел до двери, зазвонил телефон.

– Алексей, – скрипучий голос Настиной соседки насторожил, – вы просили за девчонкой присматривать. Утром увезли ее куда-то. Двое громил. Она и пикнуть не успела.

– Номера записали?

– Да ментовские машины, записала, скину смс-кой.

– Благодарю за бдительность.

– Я же всегда рада, – протянула старушка. За сотню баксов в месяц она готова была почти на коврике Волковых спать.

В доме было тепло, привычно пахло молоком и шоколадом. Ира каждый день какао готовила. Я не очень люблю, а Ангелу нравится.

Стоило мне зайти внутрь, как сын, будто столкнулся с монстром из шкафа, бросился по ступенькам наверх, в свою комнату. Сердце болезненно сжалось, но я не окликнул Сашу. Не хочу, чтобы он видел во мне тирана, заставляющего себя любить. Нет. И жену не заставлял. Любил сам, молчал об этом, но любил.

Все, что мне позволялось – это объятия. Я прижался к Лине и втянул ее запах. Мне больше и не нужно. Только бы знать, что она дома, в безопасности.

На УЗИ нам сказали, что будет девочка. Даже тесть растрогался, спрятал блестящие глаза и украдкой утирал слезы, а у меня от счастья в голове стало пусто, и я забыл, что прежде чем целовать Лину должен спросить разрешения. Она промолчала. Позже и дома я украл несколько таких поцелуев, когда маленькая смеялась с неуклюжего Сашки, что играл в снегу.

Это были безобидные ласковые поцелуи. Не больше. Большее я не заслужил и не просил.

Я признал, что она мне нужна. Что люблю, но в ответ этих слов так и не услышал. Да, Лина ценит меня, уважает, прислушивается, но все еще держит на расстоянии. Зато проявляет преданность к нашему ребенку и возится с Сашкой, хотя он ей вообще никто.

– Ты в порядке? – Ангел очень чуткая, а еще читает мои эмоции, как книгу, но сегодня я не буду ее тревожить. Сначала проверю догадки.

Обнял девушку, прошептал, что все будет хорошо и опустил взгляд на звонящий телефон в ее руке.

«Чехов» – горело на экране.

Глава 4. Ангел

– Я отвечу, – сухо сказал Леша и перехватил мою руку. – Не позволю тебе в это лезть.

И снова меня отшвырнуло назад, в прошлое, где я жила в страхе и ненависти. Сжавшись, я не моргая смотрела на Лютого. Тёмный взгляд, перекосившееся лицо, плотно сжатые губы. Его ярость была мне слишком знакома, она будто выворачивала меня наизнанку, оголяла нервы.

– Присядешь? – Леша отстранился, будто понял, что я испугалась. Взял телефон и, мазнув дрожащим пальцем по экрану, приложил мобильный к уху, замер и прислушался.

Я отступила на несколько шагов и прижалась к стене. Пытаясь выровнять дыхание и успокоить сердце, казалось, выдающее все двести ударов минуту, убеждала себя, что прошлое в прошлом. Что Лютый изменился. Что мой муж никогда не обидит меня. Больше никогда.

Дочка, будто ощутив мою нервозность, начала пихаться, да так болезненно, что я застонала. Скривившись, выгнулась от острой боли – будто малышка попыталась просунуть пятку меж моих рёбер.

Леша ступил ко мне, сжал плечо, а сам вслушивался в телефон. Откинул трубку и присел, коснулся щекой живота, погладил ладонью.

– Тише, папа тут. Не волнуйся и не дерись. Ангел, – он поднял голову, – я не хотел напугать. – Кивнул на стол. – Как его номер у тебя в телефоне остался? Мы же удаляли, кажется.

– Кажется, – пробормотала я, не зная, чего я в данный момент больше боюсь. Прошлого, что вдруг напомнило о себе, или будущего, каким ужасным оно может стать, если Чех каким-то образом выжил. Подумав, осторожно коснулась волос мужа и спросила: – Это ведь может быть кто-то другой? Чья-то несмешная шутка. Врагов у нас хватает. Тот же Носов… Он мог узнать о слитых данных.

– Кто бы ни был, ничего не бойся, – глаза мужа странно загорелись, блеснули затягивающей чернотой. – Никто к вам не приблизится и на шаг. Верь мне.

Губы мои дрогнули. Как можно одновременно бояться и верить? Это будто сухая вода. Но во мне ещё подрагивал ужас, топил меня горечью прошлых обид, а в то же время на сердце становилось тепло, когда Лёша клялся защищать нас.

Нет, я не верила. Я знала, что муж костьми ляжет, но никого к нам не подпустит. Лёша окружил нас ненавязчивой заботой, и даже по ночам, обнимая меня, лишь целовал волосы, хотя я прекрасно ощущала, что ему хочется большего.

Медленно выдохнула и пожала его плечо. Хотела рассказать о Саше, о его забавном рисунке, как по мочевому пузырю будто ножом полоснули.

– Ай, – выдохнула я и, освободившись из объятий мужа, мелкими шажками засеменила в сторону туалета.

Только бы добежать! Но тот был занят. Подниматься на второй этаж сил не было, и я заколотила в дверь.

– Ира, скорее-скорее, а то сама убирать будешь.

Больше было некому, папа на работе, Саша в своей комнате и носа не высунет до обеда. Ирина вылетела, как ошпаренная, пуская меня в вожделенную комнату. Я облегченно выдохнула – не опозорилась.

– Да что за наказание? – проворчала, выходя. Избегая смотреть на Лютого, ощущала себя не в своей колее. Смущённо добавила, будто оправдывалась: – Вроде и не пью много, а как приспичит, так хоть вой.

– Ребёночек на мочевой пузырь давит, – счастливо заулыбалась Ира. – Наша девочка растёт!

– Лина, – муж пошел к двери, стал снова одеваться. Только вернулся же. – Отец не говорил, когда приедет?

– Я спала, когда он ушёл, – ответила и, заволновавшись, направилась к нему: – Куда уходишь? Надолго?

Леша поджал губы, но ответил мягко:

– Проверю конюшню. Через пару минут вернусь.

Сердце забилось чаще, я потянула мужа за руку:

– Что случилось? Ты ночью там был? Лёша, расскажи, а то я придумаю такое, что сам не рад будешь. Кто-то заболел? Кто?

Волнение нарастало.

– Нет, я лучше с тобой пойду. Ир, принеси пальто!

Леша подошел ближе и, не спрашивая разрешения, коснулся губ, а потом выпалил:

– Не хотел тебя волновать, но Агату я купил беременной. Скоро роды. Лина, ты лучше почитай об этом, я совсем не разбираюсь. А дома все в порядке, просто гляну, хорошо ли почистили снег.

Я даже задохнулась от возмущения:

– А почему молчал? Какое волнение? Я ни капельки не волнуюсь… – Обернулась и крикнула спешащей ко мне с пальто Ире: – Где мой ноутбук? Я сейчас же скину сообщение в нашу ветклинику, и они найдут специалиста. Агата! Девочку надо осмотреть. – Встрепенулась и посмотрела на хмурого Лютого: – Папа! Так вот почему ты спрашивал о нём? – Помотала головой: – Нет, я сама всё улажу. Совершенно спокойно!

Леша засмеялся, потянул меня к себе.

– Я уже вызвал ветврача, все уладил, моя воинственная женщина. – Он вдруг перевел взгляд на лестницу, и одними губами сказал: – Саша?

Я вздрогнула, но оборачиваться не стала. Если Саша спустился, не стоит обращать всё внимание на мальчика – это напугает ребёнка. Но и игнорировать не стоит. Высвободилась из объятий мужа и легонько улыбнулась:

– Хорошо, иди посмотри. А мы будем ждать. – Обернулась и неторопливо направилась к застывшему в нерешительности мальчику. – Да, Саш? – Подошла и, взяв его за руку, посмотрела на мужа: – Папа проверит, как там лошадка, у которой в животике жеребёнок, и вернётся.

– Жеребёнок? – заинтересовался Саша и покосился на мой выступающий живот. – Так же, как и у тебя, мам?

У меня дыхание перехватило, глаза защипало, к горлу подкатил ком так, что не сумела и слова вымолвить. Надо было пошутить, что у лошадки жеребята, а у людей ребята, но сумела лишь кивнуть.

– Хочешь посмотреть? – хрипло спросил Леша и осторожно ступил к сыну. Хотел протянуть руку, но мальчик испуганно перешел на ступеньку выше.

Пальцы мальчика впились в мою ладонь, причиняя боль. Я с трудом проглотила вставший после слов мальчика в горле ком и взъерошила волосы Саши.

– С мамой и папой вместе посмотреть на лошадку… – Улыбнулась и хитро добавила: – У которой, как и у меня, скоро будет малыш. Хочешь?

По лицу ребёнка легко было прочесть раздирающие его сомнения, страх и огромное любопытство. Саша очень похож на отца, такой же эмоциональный. И так же пытается это скрывать. Сколько же боли выпало на долю маленького человека!

Я перебирала пальцами мягкие волосы и молча ждала решения мальчика. Как и Лютому, ему было нужно время, чтобы победить своих демонов. Как и Лёше, ему очень хотелось снова поверить в то, что жизнь не только боль.

Глава 5. Лютый

Мне хотелось на воздух, но я не двигался. Стоял, будто вкопанный, и ждал ответа. Я готов вторые сутки не спать, лишь бы увидеть от сына хоть маленький шаг навстречу.

И благодарность Лине распирала грудь, но я сдерживал чувства и неосознанно сжимал кулаки. Увидев обжигающий взгляд Саши, спрятал руки за спину.

– Я жду вас на улице, – проговорил с трудом и вытолкал себя на крыльцо. Как же тяжело представлять, что видел сын в ту ночь. Это заставило его вычеркнуть меня из памяти, а Лина для него теперь Мила. Та, которой больше нет. Я сам опускал тело в гроб и сам закапывал. Нет ее, но для малого она все еще жива.

Приложив ладонь к холодной стене, выдохнул через зубы, чтобы сдержать поток грубостей. Я старался меняться, не материться, быть лучше, мягче, сдирать с себя налипшую за последние годы грязь. Это было тяжело.

И звонок не шел из головы. На губах дрожали самые плохие слова в моем лексиконе, а разрезанное фото сына добавляло остроты, пугало до чертиков. Лина не должна об этом узнать, пусть лучше лошадью занимается. Это отвлечет ее от правды, а с тем, кто может тревожить мою семью, я разберусь.

Я отлепился от стены и пошел в домик охраны. Двое мужчин стояли у ворот и распускали вокруг себя облака дыма. Не переношу запах сигарет, и ребята знают, выбросили бычки в мусор, стоило мне подойти ближе.

Распорядившись об усилении охраны по периметру усадьбы тестя, я сходил на конюшню. Там было сухо и убрано, новый конюх отлично справлялся.

Когда вернулся к дому, с надеждой посмотрел на дверь, и она внезапно открылась.

Лина вышла одна. Она виновато улыбнулась и, кутаясь в пальто, сошла по ступенькам. Приблизилась и шепнула:

– Немного терпения, Лёш. Он уже сам спустился к нам. Ему любопытно, а значит, всё изменится. Если не настаивать, не заставлять лиса выйти из норы, он сам высунет нос посмотреть, чем таким интересным мы занимаемся. – Она мило сощурилась и прикрыла рот ладонью. – Папа учил. Это один из законов бизнеса, но он и тут может пригодиться.

Схватилась за мою руку:

– Поехали навестим Агату? Я бы и к тёте Маше заехала. Такую запеканку, как делает она, и мишленовском ресторане не попробуешь! – Улыбка сползла с её губ, и Ангел добавила: – А ещё нам нужно поговорить о новости.

– Лин, прошу, не лезь, – говорил очень мягко. – Шестой месяц, береги малыша, я разберусь, кто мог звонить.

Жена стала еще симпатичней с круглым пузиком, но теперь у меня не было иллюзий, и внешне она никогда не напоминала больше Милу, но вот ребенок мог ошибаться из-за стресса.

– Нужно вызвать психолога. Саша что-то видел. Сомневаюсь, что узнаем подробности, но попробовать можно, – помогая Лине забраться в машину, залез в салон, чтобы ее пристегнуть. – Он назвал тебя мамой, – глаза защипало, я подался назад, потому что близость нежных губ и глубоких глаз манила, топила меня в жажде проявить больше чувств.

– Звонок очень неприятный, – передёрнула плечами Лина, – но я о Саше. Мне кажется, ты не услышал меня, когда я сообщила о подтверждённом диагнозе. Ему поставили астму, Лёш. Это очень серьёзно. Доктор сказала, что если бы его привели к ней хотя бы на год раньше, всё было бы иначе. А теперь…

Она поперхнулась и, прикусив губу, отвернулась к окну. Медленно выдохнула и продолжила обманчиво спокойно:

– Нам нужно решить, как мы будем с этим справляться. Предложили два пути. Будем лечить его дома, окружая любовью и заботой, но это долго и опасно. Или же больница?..

Она повернулась и полоснула меня острым, как бритва, взглядом:

– Он только-только привыкать стал. Обрёл уголок, где чувствует себя в безопасности. Заговорил, даже к тебе вышел! Неужели всё это напрасно? Доктор настаивает на больнице, и я всё понимаю, но мне кажется, там ему станет хуже. Сердцем чувствую!

Я проверил крепеж, кивнул и вышел на улицу. Когда сел за руль, чувствовал, что Лина глаз с меня не сводит.

– Я знаю о диагнозе, маленькая. Ему еще в три года его поставили. Я ведь дом в соснах купил ради Саши. Нужно будет в больницу – ляжем. Будем втроем в палате, – повернулся и, перехватив ее холодную руку, поцеловал. – Вернее, вчетвером.

Лина втянула воздух и часто-часто заморгала. Глаза её влажно заблестели, с губ сорвалось:

– Спасибо. – И, зажмурившись, отчего по щекам скользнули две прозрачные капли, со смехом добавила: – Только нужно пятиместную палату искать. Папа нас одних ни за что не отпустит!

Прежде чем потянуться, зажмурился, боясь, что прогонит, потом коснулся ее щеки и осторожно вытер слезы.

– Как захочешь. Ты только не плачь, мы справимся. Поехали?

Лина положила прохладную ладонь на мою руку и, прижав к себе, глубоко вздохнула, будто перед прыжком в ледяную воду, а затем очень медленно повернула голову и прижалась мягкими тёплыми губами к моей ладони.

Чтобы не переборщить с эмоциями, я перевел разговор на другую тему:

– Тетя предлагала мне сегодня запеканку. Как знала, что мы приедем, – переместил руку, скользнув по щеке девушки и, не удержавшись, вплел пальцы в волосы. Лина не оттолкнула, но замерла, затаила дыхание и распахнула шире голубые, как небо на рассвете, глаза, потому я снова отступил. Убрал руку, повернулся и завел машину.

В животе у Лины громко заурчало, и она сжалась, едва сдерживаясь.

– Кажется, кому-то ещё хочется запеканки, – давясь смехом, с трудом выговорила она и, охнув, прижала руку к боку: – Двойную порцию, я поняла!