Погибель королей Лайонс Дженн
Она бросила цветок в сторону от тропы.
– Давай, спроси что-нибудь.
Я начал загибать пальцы.
– Где мы? У кого мой гаэш? Действительно ли по острову ходит сама Таэна? Не заглянет ли ко мне в гости Релос Вар – или об этом можно не волноваться? Что это за змеелюды? Что станет с командой «Страдания»? Хамезра – тоже дракон, и если да, то кто тогда Тераэт?
Калиндра откашлялась.
– Когда ты сказал, что у тебя тысяча вопросов, я решила, что это преувеличение.
– Да это просто разминка. Погоди, я еще не разошелся.
Она рассмеялась и пошла дальше.
– У кого твой гаэш, я не знаю. Скорее всего, он у Матери. Спроси у нее. Мы на острове Инистана, в личном средоточии силы Таэны. Это означает, что Релос Вар сюда не явится, ведь он себе не враг. Змеелюды называются «триссы», и они живут здесь уже много веков. Я ничего не упустила?
– Про команду «Страдания», – напомнил я. – И про то, дракон ли эта ваша «Мать».
Калиндра на мгновение умолкла, сложила губы в трубочку и уставилась куда-то в туман.
– Команде дадут шанс присоединиться к нам. Те, кто откажется, смогут вернуться в Жериас на следующем корабле. Им не причинят вреда; те из нас, кто приносит себя в жертву, делают это по доброй воле. Хамезра не дракон – но разве магия сама по себе не чудесна? Хамезра – самая могущественная волшебница из тех, кого я знаю. Она настолько сильна, что может превращаться в дракона. – Калиндра ухмыльнулась. – И это значит, что Тераэт именно такой, каким ты его считаешь: невыносимо красивый.
Она подмигнула мне и пошла дальше, а затем свернула с дорожки на более узкую, но хорошо протоптанную извилистую тропу. Последнюю фразу Калиндры я оставил без ответа, только закатил глаза, а затем бросился ее догонять. Я не думал, что Тераэт красив. Невыносимый – да. Красивый – нет.
Точно нет.
– Вернемся к вопросу о личном святилище Таэны. Если я останусь здесь, то встречу саму богиню смерти? Как это вообще тут устроено? Допустимо ли отводить взгляд при встрече? Должен ли я кланяться ей, если мы повстречаемся на тропе?
Калиндра остановилась и посмотрела на меня так, словно я то ли сложная загадка, то ли просто грубиян. Ничего не сказав, она пошла дальше.
– Эй, ты же обещала ответить на мои вопросы! – Я бросился вслед за ней. – Не останавливайся, даже если вопросы дурацкие.
Она отодвинула широкие зеленые листья какого-то растения, и я увидел небольшую поляну. В воздухе висел сильный запах пепла и серы, а также чего-то похожего на мускус. Этот запах распространялся от бурлящих водоемов, над которыми поднимался пар. Водоемы – широкие, перекрывающиеся овалы – уходили глубоко в черный камень. Мне показалось, что их расширили и углубили вручную.
Калиндра подошла к одному из них и остановилась, поджидая меня.
– Так как это все устроено?
Она удивленно подняла брови.
– Ты про ванну? Она для того, чтобы смыть с себя грязь.
– Нет, я про богиню, которая гуляет по острову. Сама мысль о том, что у бога есть священное место, где он может проявиться… – Я покачал головой. – Никогда о таком не слышал, а я ведь сын уличного музыканта. У меня к таким историям профессиональный интерес.
– Возможно, ты просто знаешь далеко не все. Постарайся не сойти с ума, думая об этом. – Калиндра взяла палку и начертила на земле три линии. – Итак, мир разделен на три состояния – жизнь, магия и смерть.
– Их разделяют две Завесы. Это я знаю.
Калиндра наклонила голову в знак того, что услышала меня.
– Большинство людей верит, что живые остаются здесь… – она указала на первую линию, – а мертвые – здесь, – и она указала на третью. – Вот эта часть в середине, мир магии – место, где живут боги, верно?
Я прищурился.
– Это вопрос с подвохом?
– В некотором роде. Потому что на самом деле это полная ерунда. Да, боги могут заглянуть во все три мира одновременно, ведь это одна из черт, которая и делает их богами, но у божеств все равно есть физические тела. И эти тела, аватары, все равно существуют в мире живых; они ходят, говорят и делают все то же, что и живые существа. Большинство людей никогда не увидят аватара бога, а если и увидят, то останутся в блаженном неведении относительно этого факта[61]. – Калиндра снова указала на первую линию и с силой ее подчеркнула. – Пока этим островом не завладела Таэна, на нем располагалось святилище бога-короля Иниса, который так любил змей и прочих рептилий, что привел сюда своих сторонников и превратил их в триссов. Инис считал, что здесь он в безопасности, что здесь никто ему не помешает.
Калиндра сломала палку и отбросила куски в сторону, а затем затоптала нарисованные на земле линии.
– Вот чем опасны святилища, вот почему умные боги о них помалкивают. Аватар бога может проявиться в его святилище, но именно эта сила делает богов уязвимыми. Единственный способ убить бога – это уничтожить его аватара. Инис погиб, когда сюда прибыл император Симиллион со своим мечом Уртанриэлем[62]. Но Таэна другая. – Калиндра протянула руки в сторону джунглей. – Она всегда здесь, но ты никогда ее не встретишь, разве что вступишь в наш орден и сам станцуешь «Маэванос».
Я прищурился. Наконец до меня дошло. Я сделал глубокий вдох.
– Потому что она – прямая противоположность остальным богам? Ее тело, ее аватар находится не в мире живых? Она «живет» в третьем мире – в загробном. – Я заморгал. – А умереть она может?
– Нет, – решительно, без тени сомнения ответила Калиндра. Да, Калиндра была последовательницей Таэны, но это не означало, что она говорит неправду. Она увидела выражение на моем лице и добавила: – Не волнуйся. Если Релос Вар посмеет затеять что-нибудь здесь, Таэна лично с ним разберется. То, что обычно она живет в Стране Покоя, не означает, что она не может появиться здесь.
По моей коже пробежал холодок.
– Значит, если только Таэна защищает меня от Релоса Вара… то я действительно не могу отсюда уехать? – Мне стало дурно. От заверений Таджи в том, что я всегда могу уйти, во рту теперь остался вкус пепла.
– Я уверена, что рано или поздно Релос Вар о тебе забудет, – сочувственно сказала Калиндра.
– Я даже не знаю, при чем здесь я.
– Есть одно пророчество… – Она остановилась. – Нет, я серьезно. Не смейся.
Но не рассмеяться я не мог.
Калиндру, похоже, это раздосадовало, но она подождала, пока я успокоюсь.
– Пророчество? Ага, точно. Хамезра сказала… Я думал, она шутит. Да нет, наверняка ты меня разыгрываешь! Я здесь из-за какого-то пророчества? Из-за каких-то безумных идей Керована? Потому что какой-то спятивший отшельник заявил, что я спасу мир, и поэтому теперь я нужен Релосу Вару?
Улыбка Калиндры стала холодной.
– Нет, не такое пророчество. – Она отстегнула свои ножны и аккуратно положила меч, цепь и несколько кинжалов рядом со сложенными белыми тряпками – скорее всего, полотенцами. Похоже, здесь действительно находились публичные бани Черного Братства.
– Так что это за пророчество?
Она распустила шнурки на своем лифе.
– Местные минеральные источники помогают восстановить поврежденные мышцы и залечить раны. Твои раны и так неплохо заживают, но помыться тебе не повредит.
– Ты не ответила на мой вопрос.
Она отбросила в сторону свой лиф, но даже не попыталась закрыться от моих взглядов. Видимо, разделения на мужские и женские бани здесь не существовало.
Мой гнев пошел на убыль. Что-то меня отвлекло.
– Прости. Ты о чем-то меня спросил? – За лифом последовала юбка с разрезом, затем нарукавники и блузка. Тело Калиндры было подтянутым и мускулистым. Когда она наклонилась, чтобы стянуть с себя сапоги, я заметил на ее спине старые, тянущиеся крест-накрест шрамы, – отличительный признак непокорного раба. Я увидел свидетельства того, что жизнь у нее была нелегкая: шрамы на запястьях и лодыжках, клеймо на задней поверхности бедра. Старые раны, побелевшие шрамы. Если она и была чьей-то рабыней, то давно.
– Я забыл.
Я уставился на нее. У Калиндры было слишком вытянутое лицо, а нос – слишком крючковатый. В Кууре ее бы сочли недостаточно мягкой и свежей, но она была твердой, храброй и дикой и обладала своей собственной красотой.
Калиндра заметила, что я глазею на нее, и усмехнулась.
– У тебя на родине нет публичных бань? Не может быть, чтобы ты никогда не видел голых женщин.
– Видел, но не таких, как ты.
Калиндра хотела сказать в ответ какую-то остроту, но та застряла у нее в горле. Мы слишком долго смотрели друг на друга. Ты знаешь, как это бывает? Ты смотришь на кого-то, и, может быть, ситуация подходящая, а может – нет, но вы смотрите друг другу в глаза, и все защиты и стены, которыми мы окружаем себя, неожиданно не срабатывают. Ты смотришь слишком долго, и ты видишь слишком многое, и внезапно накатывает возбуждение, и ты понимаешь, как сильно ты хочешь того, кто находится напротив тебя. И ты понимаешь, что это чувство взаимно. Калиндра сделала шаг ко мне и поднесла руку к моему лицу.
Я знал, что будет дальше. Мне хотелось, чтобы это произошло, но в моем сознании промелькнул десяток отвратительных образов. «Подарок» Ксалтората.
Я отвернулся.
Я хотел ее, честное слово, но я совсем себе не доверял.
Дрожащими руками я стянул с себя подвязанные бечевкой штаны, отпихнул их в сторону и нырнул в водоем, словно кролик, который прячется от волка. Вода обжигала, но я не обращал на это внимания.
Может, я хотел причинить себе боль.
– Знаешь, что на Инистане мне нравится больше всего? – Калиндра зашла в воду, подняв тучу брызг.
Ее голос доносился откуда-то издали. Я открыл глаза. Калиндра погрузилась не в тот водоем, в котором был я, а в соседний. В отличие от меня, она не забыла взять полотенца, мыло и губки.
– Что? – спросил я.
– То, что у тебя есть право сказать «нет».
Будь ее слова кинжалами, они резали бы медленно и глубоко. Я вдруг почувствовал, что расслабился, и это ошеломило меня. Какая мощная мысль!
Это – место, где я могу сказать «нет».
Я выдохнул и ухватился за стенку водоема, словно утопающий. Я подтянулся, положил руки на черный камень и опустил на них подбородок. Калиндра могла мне солгать: ведь мой гаэш, в конце концов, все еще находился у Хамезры. Я вспомнил слова Таджи о том, что в гаэше заключена свобода. Я все равно мог сказать «нет». Я мог отвергнуть даже приказ гаэша.
Когда Калиндра потянулась за мочалкой, я прикоснулся к ее ладони.
– Я не хочу говорить «нет», честно, – признался я. – Но я просто не знаю, как сказать «да».
У нее была замечательная улыбка.
– Тогда пока остановись на первом ответе – пока не поймешь, как дать второй. А когда поймешь… – Калиндра взяла меня за руку и поцеловала кончики моих пальцев – медленно и осторожно, словно рука была драгоценной и хрупкой, – тогда разыщи меня.
Я снова содрогнулся, но это была приятная дрожь. Медленные, нежные движения Калиндры каким-то образом побеждали во мне оскверненные воспоминания, оставленные Ксалторатом.
Калиндра вложила мне в руку губку.
– А теперь мойся, обезьянка, а то мы опоздаем на праздник.
28: Лучшие лекари
(Рассказ Когтя)
Тяжелый груз лежал у него на веках, и кто-то сидел у него на груди. Кирин старался дышать, но это было нелегко. Он был прижат. Он не мог двигаться. Он не мог…
Кирин заглотнул в себя воздух и открыл глаза. Он лежал на чем-то мягком, под головой была подушка. Полог из синего муарового шелка поблескивал в лучах утреннего солнца. В воздухе сладко пахло жасмином и сиренью.
Груз у него на груди был не человеком и не водяным буйволом: Кирина придавила шелковая простыня.
Кирин сел на постели. Сейчас, как и в детстве, когда он болел красной лихорадкой, он настолько ослабел, что каждое движение было для него настоящим подвигом. На груди у него была большая белая повязка. Он протянул руку и прикоснулся к гладкой поверхности камня, висевшего у него на шее. Камень никуда не делся.
– О! Он очнулся! Мастер Лоргрин, он очнулся! – воскликнула какая-то молодая женщина и показалась за шелковыми занавесками, висевшими по бокам кровати. Ее синяя сорочка больше походила на нижнее белье, чем на обычную одежду, и практически не оставляла простора для воображения.
– Я… – Язык застрял у Кирина в горле. Ему хотелось пить и есть, но при этом его мутило.
Еще один голос. Мужской.
– Подержи его. Он должен выпить вот это.
Кирин поднял взгляд и увидел пожилого мужчину, одетого в синюю одежду врачевателя. Он прижал к губам Кирина кубок, и у юноши не было сил, чтобы оттолкнуть его.
– Ну же, дитя. Тебе нужно попить, – сказал старик. – Я знаю, что тебя мучает жажда. Обещаю, что от этого тебя не стошнит. Ты должен мне поверить.
В кубке была не вода, не пиво и не вино, однако эта жидкость оказалась восхитительной на вкус, и он с удовольствием ее выпил. Затем женщина опустила его обратно на подушки.
Кирин заснул.
Позднее, в один из тех коротких промежутков, когда Кирин приходил в сознание, а вокруг было светло, он осмотрелся. Он лежал на огромной кровати, под пологом из синего шелка; шелковыми были и простыни. В Кууре шелк стоил так дорого, что его меняли на золото по весу. Шить из него простыни было все равно что рассыпать золотую пыль в конюшне.
За всю свою жизнь Кирин ни разу не видел такой огромной и роскошной комнаты. Позолоченные статуэтки, вазы из тонкого фарфора со свежими экзотическими синими цветами занимали все свободные поверхности. В центре комнаты с потолка свисал золотой канделябр с сапфировыми кристаллами. Стены были выложены темно-синей плиткой с золотой гравировкой. Неделю назад ему, возможно, понравилось бы здесь жить – или он, по крайней мере, оценил бы местный уровень охраны, чтобы потом ограбить это место.
Но сейчас эта комната приводила его в ужас.
Был только один аристократ, который обожал синий цвет и проявлял интерес к Кирину. В те моменты, когда Кирин приходил в себя, он недоумевал, почему он еще не в цепях, почему он еще жив, почему вместо вооруженной охраны рядом с ним только врачеватели и симпатичные рабыни. Он не мог понять, в чем дело, и ответов на свои вопросы у него не было.
На следующее утро его разбудил врачеватель.
– Помнишь меня? – спросил он. – Я – мастер Лоргрин. Давай, попробуй сесть.
Кирин сел, морщась от боли в груди.
– Я думал, что вы, коновалы, лечите раны одним щелчком пальцев. Или у вас почасовая оплата?
– Сил хватает на сарказм. Хороший знак. – Старик снял с Кирина повязку и прижал руку к левой стороне груди мальчика. – Стрела из арбалета попала тебе прямо в сердце и порвала в клочья правое предсердие и аорту. Пока я исправлял нанесенный тебе урон, пришлось поддерживать твое кровообращение с помощью магии. – Он резко взглянул на Кирина. – Во время такой операции спешить нельзя, иначе к восемнадцати годам ты умрешь от остановки сердца.
Кирин опустил взгляд. На груди не было даже шрама.
– Э-э… спасибо?
– Я просто выполняю свою работу, – с суровой нежностью ответил старик. – Мне неприятно это признавать, но на самом деле благодарить ты должен Дарзина. Я был уверен, что мальчишка совсем не слушал меня на уроках, когда я объяснял заклинания, стабилизирующие работу сердца. Но все-таки… ты жив. Похоже, боги очень любят тебя.
– Дарзин… – Кирин вздрогнул. – Где я?
Врачеватель улыбнулся.
– Во дворце де Монов. Полагаю, ты не слишком удивишься, если я скажу, что он находится в Сапфировом квартале Верхнего круга.
– Почему… Почему я здесь?
– Вероятно, потому, что в свое время твоему отцу очень понравилась твоя мать. – Лекарь снова приподнял повязку. – Сердце работает почти как обычно. Полагаю, что скоро тебе уже захочется встать, но я настоятельно рекомендую по крайней мере неделю избегать любых тяжелых нагрузок. Больше отдыхай. Это приказ.
– Нет, я про… – Кирин решил сделать глубокий вдох, почувствовал, что в груди закололо, и передумал. – Почему я здесь, в этой комнате, а не в камере? И доставил ли Краса… то есть лорд-наследник, сюда других раненых? Старика? Красивую женщину с косами?
– Нет. Извини, но если он привез сюда еще кого-то, то ничего мне об этом не сказал. А если бы они были ранены, то я непременно бы про них узнал. – Целитель с любопытством посмотрел на Кирина. – Но камера? Клянусь Галавой! Почему ты, лорд, думаешь, что Дарзин де Мон посадил бы тебя в камеру?
У Кирина сдавило горло.
– Как ты меня сейчас назвал?
– Да, я знаю, – извиняющимся тоном произнес старик. – Никак не могу запомнить все эти титулы. Слишком редко ими пользуюсь. Терин постоянно меня за это упрекает. Когда Дарзин придет к власти, из-за них меня, наверное, убьют. Но, если честно, когда ты помог стольким младенцам из рода де Мон появиться на свет, сложно запомнить, что они уже выросли и даже самостоятельно ходят на горшок.
Кирин почувствовал, что его сердце затрепетало.
– Я не лорд.
– Прости, малыш. Не знаю, что тебе сказал Дарзин, и это меня не касается. Он хочет с тобой поговорить. Наверняка он все тебе объяснит.
Кирин подтянул колени к груди и обхватил их руками.
– Я не хочу с ним разговаривать. Его люди убили моего отца.
Старый лекарь вздохнул и поморщился.
– Кирин… Ты же Кирин, да?
Кирин кивнул.
– Мне жаль, что так вышло с человеком, который тебя вырастил. Вы с ним, очевидно, были очень близки, и я знаю, что тебе сейчас больно. То, что я хочу тебе сообщить, тоже причинит тебе боль. Если не желаешь слушать, дай знать, и тогда я замолкну и уйду.
– Можешь говорить все, что захочешь, но это не значит, что я тебе поверю.
– Что ж, это справедливо, – ответил лекарь. – Подумай вот о чем: может, этот человек и вырастил тебя, но он – не твой отец. Твой отец – настоящий отец – здесь, он жив. Если кто-то тебе сказал, что тебя бросили, усыновили или, я не знаю, нашли в капусте, то все это ложь: тебя похитили. А похищение ребенка из королевской семьи, Кирин, карается смертной казнью. Может, поступок Дарзина и покажется тебе ужасным, но он, как де Мон, имел полное право убить твоих похитителей. Никто не оспорит его действия. Тебе просто не повезло оказаться там во время этого налета. К счастью, ты выжил, и теперь все будет хорошо.
– О, Таджа! Нет… все не так. Совсем не так. Его солдатам было плевать, кто я такой. Он не спасал меня. Он собирался всех нас убить. – Кирину показалось, что еще немного, и его недавно починенное сердце взорвется. Он крепко зажмурился и уткнулся головой в колени. Нет! Этого не может быть. Я – не огенра. Морея погибла, и теперь я никогда не узнаю, огенра я или нет.
Он вспомнил все запреты Сурдье и то, как старый арфист держал его подальше от зрителей, как он не хотел, чтобы Кирин искал поддержки у гильдии Гуляк. Он почувствовал, как в нем зашевелился чудовищный червячок сомнения. Сурдье знал. Он знал.
И Ола тоже знала. Они оба, каждый по-своему, пытались предупредить его о последствиях встречи с главнокомандующим. А теперь они мертвы. Коготь сказала, что убьет Олу, и Кирин понимал, что Ола не сможет спастись. Она уже мертва – возможно, умерла еще несколько дней назад.
Он задрожал.
Лоргрин положил руку ему на плечо.
– Ты переволновался. Я сообщу лорду-наследнику, что ты сможешь встретиться с ним только завтра. – Он нахмурился. – Отдыхай. Тебе понадобится вся твоя сила.
Кирин попытался проспать не только весь тот день, но и следующий, однако Лоргрин не поддался на эту уловку. На заре старый лекарь отодвинул занавески на окнах.
– Мой следующий трюк будет заключаться в том, чтобы наколдовать ведро воды у тебя над головой. Даже не думай, что у меня это не получится: создание чистой воды – одно из самых полезных заклинаний, которым я научился в Академии.
Кирин нехотя вылез из постели и печально уставился на Лоргрина.
– И что теперь?
Лекарь хлопнул в ладоши. По его сигналу десяток мужчин и женщин в набедренных повязках и сорочках принесли в комнату ткани, расчески, зеркала, тазики, бутылки, застежки и башмаки.
– У тебя, лорд, есть выбор, – сказал Кирину Лоргрин. – Ты можешь доказать, что тебе всего полгода до совершеннолетия и пойти с этими добрыми людьми в баню. Там они вымоют тебя, оденут и подготовят к встрече с равными тебе по положению. Или ты можешь плакать, протестовать и закатывать истерику, словно маленький ребенок. В таком случае мне придется защемить тебе нервный узел, который управляет не только болью, но и способностью передвигаться без посторонней помощи. Затем я прикажу страже отнести тебя вниз, и тогда тебя все равно вымоют и оденут, но для тебя это будет более позорно. Выбор я оставляю за тобой.
– Ничего себе выбор. – Кирин нахмурился и скрестил руки на груди. – Не надо мне угрожать. Я ведь хорошо себя вел.
– Да, лорд, это так. Но за долгую жизнь я чуть-чуть набрался ума – по крайней мере, научился немного разбираться в де Монах. Каждый из вас упрям, как сам Хоред. – Лоргрин подошел к окну. – Кирин, иди сюда. Я хочу тебе кое-что показать.
Бросая свирепые взгляды на слуг и на лекаря, Кирин нехотя направился к окну. Но когда он выглянул наружу, у него отвисла челюсть.
Перед ним раскинулся дворец с синей черепицей и лазоревыми стенами, башнями и шпилями, которые пересекались друг с другом, образуя веранды, павильоны и дворики. Его взгляд не нашел ни одной поверхности, которая не была бы окрашена в какой-либо из оттенков синего, или где синий не был преобладающим цветом. Повсюду виднелись восхитительные, изящные арки, затейливая резьба по камню и витражные окна. Кирин знал, что королевские дворцы большие, но сейчас едва мог поверить собственным глазам. В этих стенах поместился бы весь его родной квартал. Это не дворец, это город.
Затем сработали его инстинкты Ночного Танцора, и он принялся подсчитывать стражников. Здания дворца, казалось, выстроены без какого-либо порядка, но на самом деле это было не так. Он не мог найти ни одного места, которое укрылось бы от внимательного взгляда стражников, которые расхаживали по крепостной стене и по мостикам.
– Это – Закрытый Двор, – объяснил Лоргрин. – Здесь могут находиться только члены семьи, а также самые преданные слуги и рабы. Здесь триста комнат, около пятисот стражников, своя больница, театр и сады. Поскольку здесь живет семья де Монов, никто не может проникнуть сюда или уйти незаметно – каждого осматривают и записывают в журнал. Если по какой-то случайности тебе удастся выбраться отсюда, то от городских улиц тебя будут отделять не менее двух дворов. А затем придется иметь дело с городской стражей, которая охраняет дороги, ведущие к Нижнему кругу.
– То есть не будь дураком?
– Ага! У мальчика есть потенциал. Продолжай мыслить в том же духе, и тогда ты выживешь.
Кирин окинул взглядом дворец.
– Я не хочу жить.
– Ты странный малый. Большинство парней твоего возраста отдали бы левое яйцо за такую возможность.
Кирин повернулся к лекарю.
– На Новый год мне исполнится шестнадцать.
– Знаю.
– Я стану совершеннолетним, и тогда никто не заставит меня остаться здесь.
Старик вздохнул.
– За полгода многое может измениться. Пока что с тобой мечтает побеседовать Дарзин, а терпением лорд-наследник не отличается. Так что дай этим добрым людям отработать свое жалованье – тогда у Дарзина не будет повода их выпороть.
Кирин вздрогнул от потрясения и взглянул на слуг. Все они смотрели только в пол. Он легко мог бы принять их за статуи.
– Мне не нужен десяток людей для того, чтобы принять ванну. Кроме того, я только что мылся.
– Люди с подветренной стороны от тебя с этим не согласились бы, – фыркнул врач и повернулся к слуге: – Госпожа Мия приказала выделить для него Баню лепестков. Сделайте что-нибудь с его волосами, ладно? А то сейчас он вылитый ученик колдуна. Когда закончите, сообщите Валрази, и тогда он пришлет эскорт за мальчиком.
Слуга поклонился.
– Да, мастер Лоргрин. Будет исполнено. – Он повернулся к остальным и щелкнул пальцами. Вперед выскользнула девочка-служанка и протянула Кирину синий льняной халат.
– Если что-то нужно, то я в больнице, – снова обратился Лоргрин к Кирину. – Попроси кого-нибудь тебя отвести. Я бросил объяснять дорогу еще в то время, когда Верховный лорд Терин учился ходить. И, Кирин, если начнутся боли в груди… Пусть кто-нибудь найдет меня и притащит сюда. Если тебя станут отговаривать, убеждать, что это ложная тревога, никого не слушай, ясно?
Кирин молча кивнул, боясь сказать что-нибудь не то.
29: Возвращение Тераэта
(Рассказ Кирина)
Когда мы с Калиндрой вернулись из бань, Черное Братство в самом деле устроило роскошный пир. Среди собравшихся я узнал нескольких матросов со «Страдания», но большинство были освобожденными рабами, которые все еще восстанавливались после выпавших на их долю жутких испытаний. Тьенцо я не заметил, и это меня встревожило. Если Братство так сильно ненавидит рабство, то вряд ли ей окажут теплый прием. Что они собираются с ней сделать?
Рептилии, члены Братства, отдыхали, греясь у больших костров. Ванэ тоже, но для них это была, скорее, часть праздника, чем необходимость. Большинство ванэ были из Манола – черно-синие, цвета лесной листвы или рубиново-красные, но я заметил и несколько бледных ванэ из Кирписа. Они передавали друг другу высокие бокалы с игристыми фруктовыми напитками и золотистыми винами, смеялись и разговаривали, сидя и лежа на шелковых подушках или низких диванчиках.
Ванэ – чувственные существа, и мало кто из них просто разговаривал, если была возможность говорить и прикасаться к собеседнику. А если можно прикоснуться, то почему бы не поцеловаться? Я вырос в борделе, но сейчас чувствовал себя не в своей тарелке.
Несколько минут я наблюдал за тем, как целуются две женщины-ванэ из Манола, прежде чем понял, что ни одна из них не является женщиной.
Возможно, меня сбило с толку то, что они были такими красивыми. Возможно, все дело было в том, что в вопросах однополого секса жители Куура проявляют определенное ханжество, которое не свойственно Черному Братству. Да, разумеется, некоторые мужчины-куурцы предпочитают мужчин, но в этих вопросах они действуют очень осторожно. «Бархатных» мальчиков держат в гареме или в публичном доме, не афишируя этот факт, чтобы клиент всегда мог делать вид, что его интересуют женщины. Ни один куурец не признается публично, что он любит мужчин. А здесь, кажется, до этого никому не было дела.
Я покраснел.
Калиндру моя реакция позабавила.
– Обычно после «Маэваноса» нам хочется праздновать. Встреча лицом к лицу со смертью пьянит и даже возбуждает. – Калиндра протянула мне бокал с горячим вином с пряностями.
– Во время ритуала им грозила опасность?
– Ты Кубок видел? – слово «кубок» Калиндра произнесла с особым значением.
Я кивнул.
– Перед ритуалом Тераэт наполняет его ядом.
Я замер с бокалом, поднесенным к губам, и вспомнил Дарзина, его вечеринки и другие кубки с ядом. Я посмотрел на нее.
– Если молящийся безгрешен, яд на него не подействует. Если нет… – Она пожала плечами.
– Ваши люди, похоже, обожают эту тему.
– Потому что ее сложно оспорить, – согласилась Калиндра. – Мы – братья и сестры, мы связаны друг с другом и при жизни, и после смерти. Каждого из нас выбрала богиня, и каждого она выбирает снова. Мы доверяем друг другу, потому что знаем, как может знать только верующий, что она любит нас. Мы не боимся смерти, потому что ощутили на себе ее нежность. Освободившись от этого страха, мы радуемся жизни и всему, что с ней связано.
– Тогда почему люди с таким ужасом относятся к Черному Братству?
– Потому что нет ничего страшнее человека, который не боится смерти и с радостью умрет, если при этом сможет убить тебя, – ответил Тераэт, подходя к нам сзади.
– Иными словами, мы – наемные убийцы, – сказала Калиндра.
Я уставился на Тераэта. Он переоделся: теперь на нем были сине-зеленые шелковые брюки на завязке и зеленая рубашка, украшенная золотистыми изображениями раковин. На шее у него висело ожерелье с черным наконечником стрелы между рядами черных акульих зубов[63]. Рубашка была распахнута на груди, и даже в неверном свете костров я разглядел, что кожа над сердцем выглядела новой и нежной.
Тераэт был таким симпатичным, что мне захотелось его ударить – просто чтобы он стал менее идеальным.
– Сколько пришлось ждать подходящей реплики для подобного появления?
Он ухмыльнулся, показав белые зубы.
– Совсем недолго.
– Подслушивать неприлично.
– Добавь это в список моих грехов. – Тераэт повернулся к Калиндре. – Ну что? Как он тебе?
Я заморгал.
Калиндра рассмеялась.
– О, Тераэт, не будь таким пошлым.
Меня накрыла волна гнева. Может, это какой-то розыгрыш? Друзья устроили пари насчет новенького? Скорее всего, это еще один способ подцепить меня на крючок, узнать, где у меня слабое место.
И теперь я показал им, куда именно нужно бить. Я почувствовал себя идиотом.
– Почему это я пошлый? – рассмеялся Тераэт. – Может, я сам хочу за ним приударить и просто собираю отзывы. – Он подмигнул мне, показывая, что шутит.
Затем он увидел мое лицо.
Его слова не показались мне смешными. Более того, я видел, как поблескивает серебряный ястреб-гаэш у него на запястье. Должно быть, он забрал его у Хамезры.
Если он решит мной овладеть, то я никак – никак – не смогу ему помешать.
Вот тебе и возможность сказать «нет».
– Калиндра, прости, но мне бы хотелось поговорить с Кирином наедине.
– Разумеется. Все равно мне нужно еще кое-куда зайти. До встречи, Кирин. Веди себя прилично. – Она улыбнулась мне, после чего скрылась в джунглях.