Крещение огнем. Башня Ласточки Сапковский Анджей

– Что фронт уже передвинулся, и от нильфгаардцев нас отделяют темерские войска. Мы в безопасности.

– А дымы впереди?

– Это наши, – уверенно заявил краснолюд. – Жгут деревни, которые давали ночлег либо жратву «белкам». Говорю вам – мы уже за линией фронта. С этого развилка начинается южный тракт, который ведет к Армерии, укрепленному замку в вилке Хотли и Ины. Дорога смотрится прилично, по ней можно идти. Бояться нильфгаардцев нечего.

– Где дымит, там горит, – бросила Мильва. – А где горит, там можно обжечься. Я так думаю – дурное дело идти на огонь. Дурное дело идти по дороге, на которой нас сразу же любой конный разъезд окружит. Заберемся в леса.

– Здесь прошли темерцы или войско из Соддена, – упирался краснолюд. – Мы за линией фронта. Можно не опасаясь жать по тракту: если и встретятся войска, то наши.

– Рисковый ты мужик, Золтан, – покачала головой лучница. – Ежели ты такой уж шибко военный, то должен знать, что у нильфов в обычае далеко запускать конные разъезды. Здесь были темерцы. Возможно. А вот что перед нами, мы не знаем. На юге небо аж черно от дыма, не иначе как горит твой замок в Армерии. А значит, мы не за фронтом, а на фронте. Можем наткнуться на войско, на мародеров, на бандитов, на «белок». Пошли к Хотле, но просеками.

– Верно, – поддержал ее Лютик. – Мне тоже эти дымы не нравятся. Даже если Темерия перешла в наступление, перед нами еще могут быть передовые нильфгаардские части. Черные делают глубокие рейды. Выходят на тылы, соединяются со скоя’таэлями, сеют панику и отходят. Я помню, что делалось в Верхнем Соддене во время предыдущей войны. Я тоже считаю, что идти надо лесами. В лесах нам ничего не грозит.

– Я бы, пожалуй, не был так-то уж уверен. – Геральт указал на последнего повешенного, у которого, хоть он и болтался выше всех, вместо ступней были разорванные когтями, окровавленные огрызки с торчащими костями. – Глядите. Это работа гулей.

– Вампиров? – Золтан Хивай попятился, сплюнул. – Трупоедов?

– Вот-вот. Ночью в лесу надо оберегаться.

– Куррррва мать! – заскрипел Фельдмаршал Дуб.

– Ну, прям мои слова, птица, – насупился Золтан Хивай. – М-да, попали мы в переплет. Ну, так что ж? В лес, где упыри, или по дороге, где армия и мародеры?

– В леса, – убежденно сказала Мильва. – И в самую гущу. Лучше гули, чем люди.

Шли лесами, вначале осторожные, собранные, реагирующие на каждый шорох в чаще. Однако вскоре приободрились, настроение немного улучшилось, и темп движения восстановился. Ни гулей, ни каких-либо следов их присутствия видно не было. Золтан в шутку бросил, что вампиры и всякая прочая нечисть, должно быть, узнали о приближающихся войсках, и ежели чудам еще и довелось увидеть в деле мародеров и вердэнских волонтеров, то они с перепугу забились в самые дикие и непроходимые дебри и сидят, дрожа со страха и клацая клыками.

– И стерегут вомпериц, жен своих и дочек, – ворчала Мильва. – Чуды знают, что солдат в походе и овцы паршивой не пропустит. А ежели бабские рубашки на вербе повесить, то героям хватит и дыры от сучка.

Лютик, который долгое время не терял задора и юмора, настроил лютню и принялся складывать соответствующий куплет о вербах, дуплах и похотливых вояках, а краснолюды и попугай наперебой подбрасывали ему рифмы.

– О, – сказал Золтан.

– Что? Где? – спросил Лютик, приподнимаясь на стременах и заглядывая в овраг, на который указывал краснолюд. – Ничего не вижу.

– О, – повторил Золтан.

– Не болтай, словно попугай! Что – о?

– Речка, – спокойно пояснил Золтан. – Правый приток Хотли. Называется О.

– Аааа…

– Да ты что? – засмеялся Персиваль Шуттенбах. – Речка А впадает в Хотлю в верховьях далеко отсюда. А это О, а не А.

Низина, по дну которой текла речушка с незатейливым названием, заросла высокой, выше краснолюдских голов, крапивой, пронзительно пахла мятой и сопревшей древесиной и была до предела заполнена непрекращающимся лягушиным кваком. Берега у нее были крутые, и именно это сделало свое гиблое дело. Телега Вэры Лёвенхаупт, которая с самого начала движения героически переносила все превратности судьбы и преодолела все преграды, проиграла в стычке с речкой О. Она вырвалась из рук спускающих ее к воде краснолюдов, подскакивая, съехала на самое дно низинки и развалилась на мелкие куски.

– Крррва мать! – заскрежетал Фельдмаршал Дуб, контрапунктируя хоровой крик Золтана и его компании.

– Откровенно говоря, – оценил Лютик, рассматривая останки экипажа и раскиданную поклажу, – оно, может, и к лучшему. Дурной воз – мир праху его! – только затруднял движение, вечно с ним были хлопоты. Взгляни реально, Золтан. Согласись, нам здорово повезло, что никто на нас не напал и не преследовал. Если б надо было быстренько драпать, пришлось бы фургон бросить вместе со всем вашим добром, которое теперь можно спасти…

Краснолюд с негодованием отвернулся и зло забурчал себе в бороду, но Персиваль Шуттенбах неожиданно поддержал трубадура. Поддержку, как заметил ведьмак, сопровождало несколько многозначительных подмигиваний. Подмигивания, по идее, должны были быть незаметными, но выразительная мимика маленькой физиономии гнома всякую незаметность исключала.

– Поэт прав, – повторил Персиваль, кривясь и подмигивая. – Отсюда до Хотли и Ины можно шапкой докинуть. Перед нами Фэн Карн, сплошное бездорожье. Там тащиться с телегой было б тяжко. А если нас на Ине встретят темерские войска, то с нашим грузом… нам пришлось бы трудновато.

Золтан задумался, шмыгнул носом.

– Ну ладно, – наконец сказал он, поглядывая на останки телеги, омываемые ленивым течением речки О. – Разделимся. Мунро, Фиггис, Язон и Калеб остаются. Остальные идут дальше. Лошадей придется нагрузить торбами с провизией и ручным инструментом. Мунро, знаешь, что делать? Лопаты есть?

– Ну!

– Только чтобы мне никаких видимых следов не осталось. А место как следует пометьте и запомните!

– Будь в спокое.

– Догоните нас запросто. – Золтан закинул за спину вещевой мешок и сигилль, поправил топорик за поясом. – Идем по течению О, потом вдоль Хотли до Ины. Ну, пока.

– Интересно, – шепнула Мильва Геральту, когда поредевший отряд двинулся в путь, провожаемый взмахами рук оставшейся позади четверки краснолюдов. – Интересно, что такое было в тех туесах, ежели их надо на месте закопать, а место пометить? Да еще и так, чтобы не видел никто из нас?

– Не наше дело.

– Вряд ли, – вполголоса сказал Лютик, осторожно направляя Пегаса между обнаженными стволами, – в туесах были сменные подштанники. У них с этим грузом связаны крупные планы. Я достаточно много с ними болтал, чтобы сообразить, чем дело пахнет и что в их туесах может быть спрятано.

– И что же там, по-твоему, спрятано?

– Их будущее. – Поэт оглянулся, не услышит ли кто. – Персиваль по профессии шлифовщик камней, собирается открыть собственное дело. Фиггис и Язон – кузнецы, говорили о кузне. Калеб Страттон намерен жениться, а родители невесты однажды уже выгнали его взашей как голодранца. А Золтан…

– Перестань, Лютик. Треплешься, словно баба. Прости, Мильва.

– Да чего уж там…

За речкой, за темной и подмокшей полосой старых посадок лес редел, дальше пошли поляны, низкий березняк и сухие луговины. И все-таки продвигались медленно. По примеру Мильвы, которая, стоило им тронуться, взяла на седло веснушчатую девочку с косичками, Лютик тоже взял на Пегаса ребенка, а Золтан усадил на гнедого жеребца двух, а сам шел рядом, держа поводья. Но скорость не увеличилась, женщины из Кернова не поспевали за конными.

Уже смеркалось, когда, проплутав почти час по ярам и оврагам, Золтан Хивай остановился, перебросился несколькими словами с Персивалем Шуттенбахом и повернулся к остальным членам группы.

– Не галдите и не смейтесь надо мной, – сказал он, – но, сдается мне, заблудился я. Не знаю, хрен его возьми, где мы находимся и куда надо идти.

– Не болтай глупостей, – занервничал Лютик. – Что значит не знаешь? Мы же руководствуемся течением речки. А там, внизу, ведь все еще речка О. Я прав?

– Прав. Только заметь, в какую сторону она течет.

– Елки… Невероятно!

– Вероятно, – угрюмо сказала Мильва, терпеливо выбирая сухие листики и хвою из волос веснушчатой девочки. – Мы заплутали среди оврагов. Река вертит, выкручивает подковы. Мы – на излучине.

– Но это все еще речка О, – упирался Лютик. – Если держаться речки, заплутать невозможно. Речкам доводится выписывать кренделя, согласен, но в конце концов все они обязательно куда-то впадают. Таков закон природы.

– Не мудри, певун, – поморщился Золтан. – Заткнись. Не видишь, я думаю?

– Нет. По тебе не видно. Повторяю, надо двигаться берегом речки, и тогда…

– Перестань, – буркнула Мильва. – Ты городской. Твой закон природы стенами обложен, там твои мудрости, может, чего и стоят. А ты глянь кругом. Долина изрыта оврагами, берега крутые, заросшие. Как ты собираешься идти вдоль речки? По склону яра вниз, в заросли и болото, потом обратно наверьх, снова вниз, обратно наверьх, коней за вожжи тащить? Два оврага осилишь, а на третьем пластом свалишься. Мы женщин и детей везем, Лютик. А солнце того и жди сядет.

– Заметил. Ну ладно, молчу. Послушаем, что предложат привычные к лесам следопыты.

Золтан Хивай хватил по голове матерящегося попугая, накрутил на палец клок бороды, зло рванул.

– Персиваль?!

– Направление в общем-то знаем. – Гном взглянул на солнце, висящее уже над самыми кронами деревьев. – Значит, первая… э… концепция будет такова: плюнем на речку, возвращаемся, выходим из оврагов на сухую землю и идем через Фэн Карн по междуречью аж до Хотли.

– Вторая концепция?

– О – речка мелкая. Правда, после недавних дождей воды в ней прибыло, но перейти можно. Срезаем извилины поперек течения, всякий раз, когда она загородит нам дорогу. Держась солнца, выйдем впрямую на развилок Хотли и Ины.

– Нет, – вдруг проговорил ведьмак. – От второй… концепции предлагаю отказаться сразу же. Об этом нечего и думать. На другом берегу мы рано или поздно влезем в одно из Мехунских Урочищ. Паскудные места, я решительно советую держаться от них в стороне.

– Что ли знаешь эти места? Бывал когда? Знаешь, как отсюда выбраться?

Ведьмак немного помолчал. Потер лоб.

– Довелось как-то. Три года назад. Но въехал я с противоположной стороны, с востока. Направляясь в Бругге, хотел срезать кусок. А как выбрался, не помню. Потому что меня полуживым вывезли на телеге.

Краснолюд некоторое время глядел на него, но больше вопросов не задавал.

Повернули молча. Женщины из Кернова шли с трудом, спотыкаясь и опираясь на палки, но ни одна ни разу не пожаловалась на трудности. Мильва ехала рядом с ведьмаком, поддерживая руками веснушчатую девочку с косичками.

– Мнится мне, – неожиданно проговорила она, – что крепко резанули тебя тады на Урочище, ну, три лета назад. Думаю, чуда какая. Рискованное у тебя занятие, Геральт.

– Не возражаю.

– Я знаю, – подхватил сзади Лютик, – как тогда было. Ты был ранен, какой-то купчина вывез тебя оттуда, а потом в Заречье ты отыскал Цири. Мне об этом Йеннифэр говорила.

При звуке этого имени Мильва слегка усмехнулась. Геральт заметил и решил на ближайшей стоянке как следует надрать Лютику уши за неуемную болтовню. Однако, зная поэта, не рассчитывал на особый результат, тем более что скорее всего Лютик уже выболтал все, что знал.

– А может, напрасно, – бросила после недолгого молчания лучница, – не поехали мы тем берегом, на Урочища… Ежели в тот раз ты девочку отыскал… Эльфы говорят, что если второй раз то место посетить, где что-то случилось, то время может обернуться… Они это называют… А, черт, забыла… Чего-то там с судьбой. Узел, что ль…

– Петля, – поправил Геральт. – Петля судьбы.

– Тьфу ты! – скривился Лютик. – Кончайте болтать о петлях и судьбах. Мне когда-то эльфка наворожила, что с этой юдолью слез я распрощаюсь на эшафоте с помощью ловкого мастера висельных дел. Правда, не верю я в такого рода дешевую ворожбу, но несколько дней назад приснилось мне, будто меня вздергивают. Проснулся весь в поту, сглотнуть не мог и воздуха хватить. Так что не люблю я, когда кто о петлях болтает.

– Не с тобой разговариваю, а с ведьмаком, – парировала Мильва. – А ты ушей не наставляй, так ничего дрянного в них не влетит, верно, Геральт? Так что скажешь об этой петле судьбы? Вдруг да повторится время-то, если на Урочище заехать?

– Потому и хорошо, что завернули мы, – резко ответил он. – У меня нет никакого желания повторять кошмар.

– М-да, ничего не скажешь, – покачал головой Золтан, осматриваясь. – В хорошенькое местечко ты нас завел, Персиваль! Лучше некуда!

– Фэн Карн, – буркнул гном, почесывая кончик длинного носа. – Выгон Курганов… Всегда пытался понять, откуда такое название…

– Теперь понял? Курганы тут пасутся. На выгоне, стало быть.

Просторная низина перед ними была уже затянута вечерним туманом, из которого, словно из моря, докуда хватал глаз, выступали бесчисленные могильные холмы и омшелые монолиты. Некоторые камни были обычными бесформенными глыбами. Другие, ровно отесанные, превращены в обелиски и менгиры. Третьи, стоявшие ближе к центру этого каменного леса, были сгруппированы в дольмены, могильные холмики и кромлехи и расположены концентрически, что исключало случайный каприз природы.

– Да уж, – повторил краснолюд. – Лучше места для ночлега не придумаешь. Эльфье кладбище. Если мне память не изменяет, ведьмак, ты недавно гулей упомянул? Ну так вот знай, я их чую меж этих курганов. Здесь, должно быть, все. Гули, гравейры, вампиры, вихты, духи эльфов, привидения – полный набор! Все сидят там и знаете о чем сейчас думают? Что, мол, вот не придется ужин искать, сам пришел.

– Может, вернемся? – шепотом предложил Лютик. – Может, выберемся отсюда, пока еще немного видно?

– Бабы больше и шага не сделают, – зло бросила Мильва. – Дети от усталости с ног валятся. Кони утомлены. Сам же подгонял, Золтан, еще немного, еще полверсты, повторял, еще стае[12], болтал. А теперь что? Два стае взад переть? Дерьмо все это! Кладбище – не кладбище, жальник – не жальник, ночуем где досталось.

– И верно, – поддержал ведьмак, слезая с лошади. – Не паникуйте. Не всякое кладбище чудовищами и привидениями полнится. Я никогда не бывал на Фэн Карне, но если б тут действительно было опасно, я б об этом слышал.

Никто, не исключая и Фельдмаршала Дуба, не проронил ни слова. Женщины из Кернова разобрали своих детей и уселись тесной кучкой, молчаливые и явно напуганные. Персиваль и Лютик стреножили коней и пустили их на буйную траву. Геральт, Золтан и Мильва подошли к краю поляны, рассматривая утопающее в тумане и надвигающихся сумерках кладбище.

– Ко всему прочему еще и новолуние, – буркнул краснолюд. – Ох будет сегодня ночью ведьмов праздник, чую, ох дадут нам демоны жару… А что это там светится на юге? Не зарево?

– А как же, зарево и есть, – подтвердил ведьмак. – Снова кому-то кто-то крыши над головами запалил. Знаешь что, Золтан? Я себя как-то безопаснее чувствую здесь, на Фэн Карне.

– Я тоже так себя почувствую, когда солнце взойдет. Если только гули дадут нам восхода дождаться.

Мильва покопалась в торбе, вытащила что-то блестящее.

– Серебряный наконечник. На такую оказию приберегала. В пять крон мне на базаре обошелся. Таким гуля можно пришить, ведьмак, а?

– Не думаю, чтобы тут были гули.

– Ты ж сам говорил, – буркнул Золтан, – что висельника на дубе гули обгрызли. А где жальник, там и гули.

– Не всегда.

– Ловлю тебя на слове. Ты – ведьмак, спец, надеюсь, будешь нас защищать. Мародеров ты здорово разделал… А что, гули дерутся лучше мародеров?

– Несравненно. Я же просил – перестаньте паниковать.

– А против вомпера пойдет? – Мильва насадила серебряный наконечник на стержень стрелы, проверила остроту подушечкой большого пальца. – Или на упыря?

– Может подействовать.

– На моем сигилле, – буркнул Золтан, обнажая меч, – выгравировано старинными краснолюдскими рунами древнейшее краснолюдское заклинание. Ежели хоть какой-никакой гуль приблизится ко мне на длину клинка – запомнит меня! Вот гляньте.

– Хо, – заинтересовался подошедший в этот момент Лютик. – Так вот они какие, знаменитые тайные письмена краснолюдов? И о чем говорит надпись?

– «На погибель сукинсынам!»

– Что-то пошевелилось среди камней! – неожиданно воскликнул Персиваль Шуттенбах. – Гуль, гуль!

– Где?

– Вон там, там! Среди камней спрятался!

– Один?

– Я видел одного.

– Знать, здорово проголодался, коли думает к нам еще до ночи подобраться. – Краснолюд поплевал на ладони и крепче ухватил рукоять сигилля. – Хо-хо! Враз убедится, что лакомство ему не по зубам. А ну, Мильва, всади ему стрелу в жопу, а я выпущу из него дух!

– Ничего я там не вижу, – прошипела Мильва, держа у подбородка перья стрелы. – Ни травка меж камней не дрогнет. А тебе не привиделось, гном?

– Отнюдь, отнюдь, – возразил Персиваль. – Видите вон тот валун, что вроде разбитого стола? Туда гуль скрылся, как раз за ту каменюку.

– Стойте здесь. – Геральт быстро вынул меч из ножен за спиной. – Стерегите баб и следите за лошадьми. Если гули нападут, животные сбесятся. Я пойду проверю, что это было.

– Один не пойдешь, – решительно возразил Золтан. – Тогда, на мызе, я позволил тебе одному пойти, потому как оспы испугался. И две ночи кряду не мог уснуть от срама. Больше – никогда! Персиваль, а ты куда? На тылы? Ты ж вроде бы чуду увидел, значит, теперь авангардом пойдешь. Не боись, я иду следом.

Они осторожно пошли меж курганов, стараясь не шуметь в траве, доходящей Геральту до колен, а краснолюду и гному до пояса. Приближаясь к дольмену, который указал Персиваль, быстро разделились, отрезая гулю дорогу к бегству. Но тактика оказалась ненужной. Геральт знал, что так оно и будет – его ведьмачий медальон даже не дрогнул, не просигналил ни о чем.

– Никого тут нет, – осматриваясь, отметил Золтан. – Ни живого духа. Надо думать, привиделось тебе, Персиваль. Ложная тревога. Напрасно только страху на нас нагнал. Да, положено тебе за это дать пинка под зад.

– Видел! – взъерепенился гном. – Видел, как между камнями проскакивал. Худой, черный, как сборщик податей…

– Заткнись, гном дурной, не то я тебе…

– Что за странный запах? – спросил вдруг Геральт. – Не чуете?

– А и верно. – Краснолюд принюхался на манер гончей. – Странно воняет.

– Травы. – Персиваль потянул воздух чутким двухдюймовым носом. – Полынь, камфорный базилик, шалфей, анис… Корица? Какого черта?

– А чем воняют гули, Геральт?

– Трупами. – Ведьмак быстро осмотрел следы в траве, потом в несколько шагов вернулся к дольмену и слегка постучал плоскостью меча по камню.

– Вылезай, – прошипел он сквозь зубы. – Знаю, что ты там. А ну живо, не то ткну в дыру железом.

Из идеально замаскированной норы под камнем донеслось глухое урчание.

– Вылезай, – повторил Геральт. – Мы ничего тебе не сделаем.

– Волос у тебя с головы не упадет, – сладко заверил Золтан, поднимая над норой сигилль и грозно вращая глазами. – Выходи смело!

Геральт покачал головой и решительным жестом велел ему отойти. В дыре под дольменом снова захрипело и оттуда крепко дыхнуло травяно-корневым ароматом. Через минуту появилась седая голова, а потом лицо, украшенное породистым горбатым носом, определенно принадлежавшим не гулю, а худощавому мужчине средних лет. Персиваль не ошибся. Мужчина действительно немного смахивал на сборщика податей.

– Можно вылезти не опасаясь? – спросил он, поднимая на Геральта черные глаза под седеющими бровями.

– Можешь.

Мужчина выбрался из дыры, отряхнул черную одежду, перехваченную в поясе чем-то вроде фартука, поправил полотняную торбу, вызвав тем самым волну травяных запахов.

– Предлагаю вам, милостивые государи, спрятать оружие, – сказал он совершенно спокойно, водя взглядом по окружающим его путникам. – Оно не понадобится. У меня, как видите, никакого оружия нет. Я его не ношу. Никогда. Нет при мне также ничего такого, что можно было бы счесть достойной вас добычей. Меня зовут Эмиель Регис – цирюльник. Я из Диллингена.

– Действительно, – поморщился Золтан Хивай. – Цирюльник, алхимик или же знахарь. Не обижайтесь, но от вас сильно несет аптекой.

Эмиель Регис, не разжимая губ, странно усмехнулся, развел руками – мол, что поделаешь.

– Запах вас выдал, милсдарь цирюльник, – сказал Геральт, убирая меч в ножны. – У вас были особые причины прятаться от нас?

– Особые? – глянул на него черноглазый мужчина. – Нет. Скорее – обычные. Просто испугался. Такие времена.

– Верно, – согласился краснолюд и указал большим пальцем на освещающее небо зарево. – Времена такие. Я думаю, вы такой же беженец, как и мы. Конечно, интересно, почему вы, так далеко от родимого Диллингена убежав, в одиночку скрываетесь среди здешних курганов. Впрочем, людям всякое случается, тем более в трудные времена. Мы испугались вас, вы – нас. У страха глаза велики.

– С моей стороны, – назвавшийся Эмиелем Регисом мужчина не спускал с них глаз, – вам ничего не угрожает. Надеюсь, я могу рассчитывать на взаимность?

– Вы что ж, – ощерился Золтан, – за разбойников нас принимаете, или как? Мы, милсдарь цирюльник, тоже беженцы. Направляемся к темерской границе. Хотите, можете пристать. Вместе-то оно лучше и безопасней, чем в одиночку, а нам медик может пригодиться. С нами женщины и дети. А не найдется ль среди смердящих чудодейственных лекарств, которые, чую, вы носите при себе, чего-нибудь против ног? Стерли мы их.

– Найдется, – тихо сказал цирюльник. – Рад случаю помочь. Что же до вашего предложения… Искренне благодарю, но я не беженец. Я не бежал из Диллингена от войны. Я здесь живу.

– Подумать только! – нахмурился краснолюд, слегка отступив. – Живете? Тут, на кладбище?

– На кладбище? Нет, что вы, у меня хата неподалеку. Кроме дома и магазина в Диллингене, разумеется. Но здесь я провожу все лето, каждый год с июня по сентябрь, от соботки, то есть летнего солнцестояния, до эквинокциума, то есть осеннего равноденствия. Собираю разные травы и коренья, частично на месте дистиллирую лекарства и эликсиры.

– Но о войне знаете, – отметил, а не спросил Геральт, – несмотря на отшельничью жизнь вдали от мира и людей. От кого знаете?

– От беженцев. В неполных двух верстах отсюда, у реки Хотли, большой лагерь. Там скопилось несколько сотен беженцев, кметов из Бругге и Соддена.

– А темерская армия? – заинтересовался Золтан. – Двинулась?

– Об этом мне не ведомо.

Краснолюд выругался, потом уставился на цирюльника.

– Так. Стало быть, живете здесь себе, поживаете, милсдарь Регис, – проговорил он протяжно. – А по ночам меж могил разгуливаете. И не страшно?

– А чего мне бояться?

– А вот этот… господин. – Золтан указал на Геральта. – Ведьмак. Он недавно видел следы гулей. Трупоедов, понимаете? А не надо быть ведьмаком, чтобы знать, что гули держатся жальников.

– Ведьмак? – Цирюльник с явным интересом взглянул на Геральта. – Истребитель чудовищ? Ну-ну. Любопытно. А вы не объяснили спутникам, милостивый государь ведьмак, что этому некрополю больше полутысячи лет? Гули неразборчивы в пище, верно, однако пятисотлетние кости не грызут. Здесь гулей нет.

– Это меня нисколько не огорчает, – сказал Золтан Хивай, оглядываясь. – Ну-с, милсдарь медик, позвольте пригласить вас в наш лагерь. Побалуемся холодной конинкой, надеюсь, не побрезгуете?

Регис долго смотрел на него. Наконец сказал:

– Благодарствую. Однако у меня есть мысль получше. Приглашаю к себе. Правда, моя летняя, так сказать, резиденция скорее шалаш, а не хата. Но рядом ключевая вода. И «топка», на которой можно разогреть конину.

– Охотно воспользуемся, – поклонился краснолюд. – Может, и нет здесь гулей, но все равно мысль о ночевке на кладбище не очень меня привлекает. Пошли, познакомитесь с остальными из нашей компании.

Когда они подходили к стоянке, кони зафыркали, стали бить копытами.

– Встаньте малость под ветер, милсдарь Регис. – Золтан Хивай окинул медика красноречивым взглядом. – Запах шалфея пугает лошадей, а мне, стыдно признаться, напоминает о зубодрале.

– Геральт, – буркнул Золтан, как только Эмиель Регис скрылся за пологом, прикрывавшим вход в хату. – Разуй глаза. Этот вонючий знахарь не шибко мне нравится.

– Что-нибудь конкретное?

– Не нравятся мне люди, сидящие целое лето на кладбищах, к тому же вдали от человеческого жилья. Неужто травы не растут в более приятных местах? Уж больно этот Регис смахивает на любителя пограбить могилки. Цирюльники, алхимики и им подобные выкапывают на жальниках трупы, чтобы потом проделывать с ними разные экскременты.

– Эксперименты. Для этих целей используют свежие трупы. А здесь очень старое кладбище.

– Точно, – почесал бороду краснолюд, наблюдая за женщинами из Кернова, готовящими себе ночлег у кустов черемухи, растущей вокруг халупы цирюльника. – А может, он выгребает из могил спрятанные там драгоценности?

– Спроси его, – пожал плечами Геральт. – Приглашение ты принял сразу, не раздумывая, а теперь вдруг тебя подозрительность заела, словно старую деву, которой расточают комплименты.

– Хммм, – протянул Золтан. – Вообще-то ты, пожалуй, прав. Но я охотно глянул бы, что у него там, в халупе. Так, для верности…

– Так войди и прикинься, будто хочешь попросить вилку…

– Почему вдруг вилку?

– А почему нет?

Краснолюд долго глядел на него, потом решился, быстро подошел к хатке, аккуратненько постучал в косяк и вошел. Не выходил довольно долго, потом вдруг появился в дверях.

– Геральт, Персиваль, Лютик, идите-ка сюда. Увидите нечто интересное. Ну, смелее, без церемоний, господин Регис приглашает.

В хате было тесно и забито теплым, дурманящим, свербящим в носу запахом, бьющим в основном от пучков трав и кореньев, которыми были увешаны стены. Вся мебель состояла из подстилки, тоже прикрытой травами, и колченогого стола, заставленного неисчислимыми стеклянными, глиняными и фарфоровыми бутылочками. Скупой свет, позволявший видеть все это, шел от угольев в топке странной пузатой печки, напоминавшей клепсидру на сносях. Печку охватывала паутина разнокалиберных трубок, изогнутых дугами и спиралями. Под одной из таких трубок стояла деревянная бадейка, в которую что-то капало.

При виде печки Персиваль Шуттенбах вытаращил глаза, раззявился, вздохнул, потом подпрыгнул и восторженно заорал:

– Хо-хо-хо! Что я вижу? Это же самый настоящий перегонный куб с ректификационной колонкой и медным охладителем! Какая работа! Сами сконструировали, милостивый государь цирюльник?

– Именно, – скромно признался Эмиель Регис. – Я занимаюсь изготовлением эликсиров, приходится дистиллировать, извлекать пятые вытяжки, а также…

Он осекся, видя как Золтан Хивай ловит стекающие из трубки капли и облизывает палец. Краснолюд вздохнул, на его румяной физиономии отразилось неописуемое блаженство.

Лютик не выдержал, тоже попробовал. И тихонько застонал.

– Пятая вытяжка, – признал он, причмокивая. – А может, шестая или даже седьмая.

– Ну да, – слегка улыбнулся цирюльник. – Я же сказал, дистиллят…

– Самогон, – поправил Золтан. – Да еще какой! Испробуй, Персиваль!

– Я в органической химии не разбираюсь, – не вставая с коленей, растерянно ответил гном, изучающий особенности монтажа алхимической печи. – Сомневаюсь, что распознаю компоненты…

– Дистиллят из мандрагоры, – рассеял сомнения Регис. – Обогащенный белладонной. И ферментированный крахмальной массой.

– То есть затором?

– Можно и так назвать.

– А нельзя ли попросить какую-нибудь плошку?

– Золтан, Лютик. – Ведьмак скрестил руки на груди. – Вы что, сдурели? Это же мандрагора. Самогон из мандрагоры. Оставьте в покое бадейку.

– Но, милейший господин Геральт. – Алхимик отыскал среди запыленных реторт и бутылей небольшую мензурку, заботливо протер ее тряпочкой. – Ничего страшного. Мандрагора была собрана в соответствующий сезон, а пропорции старательно подобраны и точно отмерены. На одну либру крахмальной массы я даю только пять унций поскрипа, а белладонны всего половину драхмы…

– Не об этом речь. – Золтан глянул на ведьмака, понял с ходу, посерьезнел, осторожно отодвинулся от печи. – Не в том дело, милсдарь Регис, сколько драхм вы туда кидаете, а в том, сколько стоит одна драхма поскрипа. Слишком это дорогой напиток для нас.

– Мандрагора? – удивленно шепнул Лютик, указывая на лежащую в уголке домишки кучку клубней, напоминающих маленькие сахарные свеколки. – Это мандрагора? Настоящая мандрагора?

– Женская разновидность, – кивнул алхимик. – Она растет в больших количествах именно на кладбище, на котором нам довелось познакомиться. Поэтому здесь я и провожу лето.

Ведьмак красноречиво взглянул на Золтана. Краснолюд моргнул. Регис едва заметно ухмыльнулся.

– Прошу, прошу, господа, если есть охота, искренне приглашаю продегустировать. Ценю ваш такт, но в данной ситуации у меня мало шансов довезти эликсиры в охваченный войной Диллинген. Все это и без того пропало бы, поэтому не будем говорить о ценах. Как говорится, лучше в нас, чем в… Простите, но сосуд для дегустации у меня всего один.

– Достаточно, – проворчал Золтан, принимая мензурку и осторожно зачерпывая из бадейки. – Ваше здоровье, милсдарь Регис. Ууууу!..

– Прошу прощения, – снова улыбнулся цирюльник. – Качество дистиллята, вероятно, оставляет желать лучшего… В принципе это полуфабрикат.

– Это самый лучший полуфабрикат из всех полуфабрикатов, какие только я пил, – наконец смог выдохнуть Золтан. – Бери, поэт…

– Аааах! О, мать моя! Отличный! Попробуй, Геральт.

– Первая – хозяину, – слегка поклонился ведьмак Эмиелю Регису. – Где твои манеры, Лютик?

– Извольте извинить, милостивые государи, – ответил поклоном на поклон алхимик. – Но я себе этого не позволяю. Здоровье уже не то, что ранее. Пришло время отказаться… по многим причинам.

– Ни глоточка?

– Тут дело в принципе, – спокойно пояснил Регис. – Я никогда не нарушаю принципов, которые сам себе установил.

– Восхищаюсь и завидую принципиальности. – Геральт малость отпил из мензурки и после недолгого колебания выпил до дна.

Удовольствие немного подпортили брызнувшие из глаз слезы. По желудку растеклось живительное тепло.

– Схожу-ка я за Мильвой, – бросил он, передавая сосуд краснолюду. – Не вылакайте все, пока мы не вернемся.

Мильва сидела при лошадях, играя с веснушчатой девчушкой, которую весь день везла на своем седле. Узнав о гостеприимстве Региса, она сначала пожала плечами, но упрашивать себя не заставила.

Войдя в домишко, они застали компанию за осмотром корней мандрагоры.

– Впервые вижу, – признался Лютик, вертя в руках клубень. – И верно, немного напоминает человека.

– Которого перекорежил прострел, – заявил Золтан. – А этот вот – ну прямо баба на сносях. А глянь, этот-то, прошу прощения, словно два человека трахаются.

– У вас одни потрахушки в башках-то. – Мильва ловко опрокинула наполненную мензурку, крепко кашлянула в кулак. – А, чтоб тебя… Хороша фиговина! И верно, что ль, из поскрипа? Чародейский напиток пьем! Не всякий раз попадается. Благодарствую, милсдарь цирюльник.

– Ну что вы, что вы, право! И мне приятно!