Водоворот Гранхус Фруде
Изнывая от нетерпения, он прождал около четверти часа, а потом, наконец, к нему подошел врач.
– Пациент находится в состоянии болевого шока, ему дают внутривенные обезболивающие. Мы готовим его к транспортировке в больницу Хаукеланд.
– Можно с ним немного поговорить?
Врачом оказалась девушка, которой на вид было не больше тридцати лет, но выглядела она очень строго.
– Уточняю еще раз: у пациента сильный болевой шок, к тому же он под действием препаратов. Было бы безответственно с моей стороны…
– В любом расследовании очень важно начать как можно раньше. Если его перевезут до того, как мы с ним побеседуем, мы потеряем сутки, а то и больше. И все закончится тем, что полицейскому в Бергене придется провести, мягко говоря, не самый приятный допрос. Десять минут сейчас могут стать решающими.
Он увидел, что его слова заставили врача с лицом цвета больничных стен засомневаться. Женщина засунула руки глубоко в карманы халата и продолжала стоять, в раздумье перебирая связку ключей.
– Я узнаю. Подождите здесь.
Через пару минут она вернулась.
– Его увезут примерно через полчаса. У вас несколько минут.
Когда он зашел в палату, сладкий, тошнотворный запах едва не сбил его с ног. Пострадавший лежал на кушетке, его рука была поднята на передвижной столик для манипуляций, скрытый от глаз пациента ширмой. Медсестра заканчивала перевязку. Из-под бинта выглядывали лишь кончики пальцев, частично прикрытые фольгой.
Медсестра вопросительно взглянула на инспектора, закончила процедуру и вышла из комнаты вместе с врачом.
Рино сел на табуретку и пододвинулся к пациенту.
– Можно задать вам пару вопросов?
Пострадавший, мужчина лет тридцати, скептически оглядел его и кивнул. Взгляд был затуманенным, Рино подумал, что это наверняка результат действия обезболивающих.
– Я буду очень краток, – он наклонился ниже, хотя от запаха ему хотелось убежать подальше. – Можете в общих чертах рассказать, что случилось?
Лицо мужчины, на котором, казалось, застыла маска удивления, исказилось от боли:
– Это… – он кивнул в сторону ширмы.
– Пожалуйста, немного подробнее…
– Я не знаю, – Слова звучали отрывисто.
– Не знаете?
– Черт возьми, не имею ни малейшего представления, за что мне все это.
– Понимаю.
– Проклятье! – Мужчина несколько раз всхлипнул, плотно стиснув зубы.
Кому адресовалось проклятье – ему или преступнику, – Рино не понял.
Мужчина тяжело дышал.
– Я наблюдал за парой куропаток, точнее, пытался установить, были ли эти две птицы парой.
Рино взглянул на капельницу с обезболивающим – не слишком ли большую дозу ему колют? Уколы, подавляющие мозговые импульсы, временно изменяют восприятие действительности. Он подумал об Иоакиме. Кулаки непроизвольно сжались.
– Вдруг что-то взорвалось. Бинокль упал, а я почувствовал во рту какую-то гадость. Я все еще чувствую этот отвратительный запах тряпки, которую он прижал к моему лицу. Запах камфоры и мочи. Больше я ничего не помню.
– До какого момента?
Мужчина поморщился и отвернулся от ширмы.
– До того, как почувствовал, что меня швырнули на землю, как какой-то кусок мяса. Пахло креозотом и смолой, поэтому я понял, что меня привезли на причал.
«Преступник не упускает своих шансов», – подумал Рино, и у него затеплилась надежда, что могут быть свидетели:
– Эта пара куропаток… Где конкретно вы находились в тот момент?
– У озера в долине Будёмарка.
– Вы там часто бываете?
Во взгляде пострадавшего читался немой вопрос: какое это вообще имеет отношение к делу?
– Иногда.
Значит, преступник знал, где его ждать.
– Вас привезли на причал…
– Сначала я подумал, что он посадит меня в лодку. Вместо этого он опустил меня на землю возле одного из доков и привязал к лестнице… – Из-за новой дозы лекарства взгляд пациента затуманился еще сильнее. – Потом я опять потерял сознание и очнулся уже, когда моя рука горела.
Рино опять почувствовал запах горелой плоти.
Пациент, всхлипнув, вздохнул.
– Мне понадобилось время, чтобы поверить в происходящее… Что я и впрямь сижу на цементном полу, а моя рука привязана к чертовой электропечке.
Конечно, инспектор уже заметил контраст между ледяной водой в первом случае и обжигающим жаром во втором, это наводило его на мысли, которых он старался избегать. – Вы не знаете, кто это сделал?
– Поверьте, если бы я знал…
– И никаких даже смутных догадок?
Мужчина снова попытался удивиться:
– Да разве на такое вообще бывают причины?
– В вашем и в моем мире – нет. В дьявольском преступном мире – определенно да. В нашем случае мы говорим о хорошо спланированном преступлении. А значит, кто-то считает, что у него есть причина.
По выражению лица пациента было понятно, что уровень обезболивающих опять достиг максимума:
– То есть, по-вашему…
– У вас есть враги. По крайней мере, один. Если криминалисты не нароют больше, чем обычно, нам придется надеяться, что вы скажете нам имя.
– Боже мой!
– Начните с голоса.
– Он не сказал ни слова.
– Может, прошептал? – молчание Рино посчитал отрицательным ответом. – Он не оставлял никаких рисунков так, чтобы вы их видели?
На секунду мужчина удивился осведомленности полицейского:
– Восемь дурацких человечков… Он прилепил рисунок к стене.
– Рисунок вам о чем-нибудь говорит?
– А?
– Он положил вашу руку на электропечку, а прямо перед носом повесил рисунок. Вам не приходило в голову, что здесь есть какой-то умысел?
Мужчина почти плакал.
– Никаких мыслей?
Пациент снова поморщился, но тут распахнулась дверь, в палату зашла медсестра:
– Мы готовы к транспортировке.
Рино поднял палец, но сестра не обратила внимания на предостережение и знаками попросила его не мешать. Инспектор встал.
– Следователь из полиции Бергена свяжется с вами. Если о чем-нибудь вспомните…
Сестра села на табурет спиной к инспектору и начала бинтовать руку.
– На нем были резиновые перчатки. Или, может быть, какой-то костюм для подводного плавания.
Причал Амундсена построили после войны, он состоял из пяти зданий на трех уровнях: три строения недавно отремонтировали, с двух других кусками осыпалась оранжевая краска. На причале, прислонившись спиной к лоткам для свежей рыбы, сидели двое рабочих. Те, кого Сельма посчитала грузчиками, были, скорее, плотниками, работавшими над возрождением этих домов с привидениями. Устройство самого причала позволило бы ему выдержать шторм судного дня: деревянные сваи толщиной с нефтяные бочки и такой надежный настил, что не сгнил бы и за столетия. На якоре возле пирса стояло несколько небольших суденышек: новый хозяин, видимо, решил возобновить прием рыбы.
Завидев Рино, один из плотников встал и принялся судорожно поправлять инструменты на поясе, ему явно было не по себе. Шок от происшествия, по всей видимости, убил желание работать, а может, Сельма попросила его прервать работу и дождаться инспектора.
– Велле?
– Это я, – веснушчатый рыжеволосый парень, похожий на чистокровного ирландца, еще раз убедился в том, что молоток надежно сидит в кармашке, и неуверенно протянул руку.
– Вы обнаружили пострадавшего?
– Да, в подвале одного из зданий.
– Вы делаете ремонт?
– Да, почти закончили. Я услышал крики.
– Когда это случилось?
Плотник переглянулся с напарником:
– Мы начинаем в восемь. Я пришел немного раньше. Где-то без десяти.
Рино огляделся. Ближайшее здание находилось метрах в ста.
– Не покажете, где именно вы его нашли?
Плотник направился к одному из разрушенных строений, открыл косо висящую дверь и пропустил вперед инспектора. Пахло сыростью и гнилью, как в старом подвале, к этому запаху примешивалась вонь от горелого мяса. На первом этаже стоял только десяток лотков для рыбы и штабель стройматериалов.
– Это здесь, внизу.
Люк в полу был открыт, и чем ниже они спускались, тем невыносимее становилась вонь. Низкий потолок в подвале не позволял разогнуться, стены были обшиты грубыми досками, а на цементном полу виднелись лужи. Рыжеволосый сопровождающий направился в соседнее помещение, дверь туда была закрыта. Он распахнул дверь, отвратительный запах усилился. Рино сразу же заметил, что доски на стенах почернели от сажи, будто от пожара. Потом он увидел электропечку, вещь из семидесятых, ее красная раскаленная спираль источала жар. У дедушки Рино была такая печка, в детстве инспектор частенько испытывал себя, дотрагиваясь до нее ногой. От печки по всему помещению шла труба. На полу лежали остатки темного стального троса.
– Я его освободил.
– Он был привязан к трубе?
– Да, от ладони до локтя. А вторая рука была привязана за спиной.
Рино представил себе эту картину. Наверняка уже само положение тела причиняло пострадавшему боль. К тому же, привязав руку жертвы к трубе, преступник смог поближе придвинуть печку.
– Печь стояла совсем близко?
– Где-то в пяти сантиметрах. Он буквально жарился на ней.
Рино обернулся и увидел рисунок, прикрепленный к стене в полуметре от пола.
Прямо на уровне лица. Фигурки те же самые. И подпись тоже.
– Дыма было много?
Плотник задумался.
– М-да, дым был. Я действовал инстинктивно, выключил печку и освободил его руку, а потом бросился звонить в скорую. Здесь мобильники плохо берут.
– А стены поэтому обгорели?
– Стены? Да нет, это, наверное, от пожара. Он случился в шестидесятые. Здание нужно было частично отремонтировать. Потолочные балки от пожара не пострадали, видите?
Действительно, потолок был чистым.
– Страшно представить, что могло случиться, если бы все это произошло вчера, – плотник провел рукой по волосам, но те опять приняли ту же беспорядочную форму. – Я ходил к зубному. А Ингар, мой напарник, обычно опаздывает минут на пятнадцать. Еще пятнадцать минут в этой жаре…
При одной мысли об этом по коже побежали мурашки:
– Вы работаете каждый день?
– С прошлого октября.
– Сюда много народу приезжает?
– Нет, только туристы иногда. Иногда по много недель никого не бывает.
– И все?
Мужчина опять начал перебирать инструменты на поясе.
– Могу спросить у Ингара, но я совершенно уверен, что уже неделю здесь никого не было. Разве что одна пожилая пара.
Рино ни на секунду не сомневался, что преступник отлично знал помещения пристани. Удивлял тот риск, на который он шел, доставляя своих жертв в эти заранее запланированные и подготовленные места. Он с легкостью мог снизить риск вдвое, ведь ничто не указывало на публичность как часть его мотива. Получается, для него важен был именно способ расправы.
– Тогда я, пожалуй, пока пойду. Продолжайте работать.
Запах сразу стал еще сильнее. Перед глазами опять появилась эта сцена: красная раскаленная спираль, тающая, как жир на сковороде, кожа, капли на полу. Скорее всего, нервные окончания и сосуды были сожжены и повреждены навсегда. Возможно, врачам придется ампутировать руку, а ведь этого медики опасались и в первом случае.
Ампутация.
В чем же тут дело?.. Его размышления прервала песня «Back in Black»[4] на мобильнике. Значит, мобильные здесь все-таки берут. На экране высветилось имя. «Томас» – коллега и единственный близкий друг.
– Ты где?
– В подвале причала Амундсена.
– Я так и думал. Это тот же?
– Да.
– Точно?
– Точно.
– Сельма сказала, что там ужас.
– У него на глазах его собственная рука превратилась в груду угольков.
– Звучит неприятно.
– Да уж.
– Я тут чуть-чуть покопался в фактах, – коллега откусил яблоко, – этот Олауссен… Похоже, работа очень хорошо ему подходит. Ему нравятся темные, злачные места, где много дыма, он носит свою одежду до тех пор, пока она не отправляется стройными рядами в прачечную, и говорит миру «доброе утро» тогда, когда нормальные люди возвращаются домой с работы.
– Ты все это выяснил наверняка?
– Нет, это только мое впечатление, – Томас опять откусил большой кусок яблока. – А ты что скажешь? Он снимает крохотную комнатку, работает допоздна, наливает пиво беззубым пьяненьким горожанам. Работает на полставки, долгов выше крыши, поэтому он частенько наведывается в социальную службу. Ни хороший, ни плохой. Серенькая личность, приспосабливающаяся к обстоятельствам. Есть ребенок – живет, естественно, с матерью.
– Естественно?
– Я видел фасад его лачуги и его соседей.
– Где находится квартира?
– На Ландстранда.
– А точнее?
– Напротив офиса авиакомпании «Видерё». Я поговорил с тремя соседями. Никто ничего особенного не заметил.
– Неудивительно.
– Да, в этот раз нам придется нелегко.
– Ладно. Мне нужно идти, здесь уже побывали плотники и «скорая».
– Кстати, у тебя тут в верхнем ящике кокосовое печенье…
– Съешь его ради бога.
Он обернулся и еще раз оглядел место преступления.
Черные стены, лужи на полу.
Тут и до клаустрофобии недалеко.
Электрическая печка как орудие убийства.
Обреченный на медленную мучительную смерть.
Определенно, преступник пылает от ненависти. Инспектор уже почти выбрался наружу, когда телефон снова зазвонил. Это был Ричард Нордму, адвокат и друг, каких мало.
– Привет! По поводу той фразы, которую ты просил проверить. Juss talionis – право талиона.
Рино совсем забыл. Когда он позвонил, Ричард сказал, что не знает такой фразы, но обещал проверить.
– И что?
– Я выяснил, что это значит.
– И?
– Похоже, ты ищешь мстителя.
Глава 6
Бергланд
– Только теперь я понимаю, как соскучилась по Бергланду, – Карианне Хултин не сводила глаз с горизонта. Легкий ветерок, непривычно теплый для этого времени года, играл ее волосами. Иногда прядки попадали ей прямо в глаза, но, казалось, она этого не замечала. Ее любовь к северной природе не ослабела. Щеки порозовели – но не цветущим здоровым румянцем, а яркой болезненной краснотой, как бывает при жаре.
– Да, понимаю, по такому месту можно соскучиться, – Никлас шутливо улыбнулся.
Они сидели на пригорке напротив дома, который сняли без особых раздумий. В этом желтом строении довоенных времен уже несколько лет никто не жил, и это было заметно, поэтому Карианне и Никлас собирались подыскать что-нибудь другое, как только появится возможность.
За все эти годы перешучивание и состязание в острословии стало для них естественной формой общения, но теперь Карианне вдруг потеряла к этому всякий интерес. За пару месяцев до переезда она внезапно заметила, что у нее опухла щиколотка. Сама она уверяла, что все в порядке, но было заметно, что она нервничает. Теперь опухла и вторая щиколотка и даже несколько пальцев на ногах. Никлас пытался говорить о давлении – высоком, низком, атмосферном, объяснять этим нарушения в обмене жидкостей в организме, но Карианне лишь улыбалась, словно благодаря его за попытку представить все не таким страшным, как на самом деле.
– Может, в нашем переезде сюда и был какой-то смысл. Неважно, что у него болит, если у него вообще что-нибудь болит. Мне кажется, я ему нужна.
Карианне говорила об отце, тот за последние месяцы совсем сдал и уже почти не вставал. Все началось с неопределенных болей в животе, а потом распространилось по всему телу как острое вирусное заболевание, однако до сих пор никакой убедительной причины обнаружить не удавалось. Никлас подозревал, что причиной болезни могла стать многолетняя тоска. Карианне соглашалась, но в то же время говорила, что на отца, который всегда встречал жизненные неприятности с высоко поднятой головой, это непохоже.
– Представляешь, вся деревня читает журнал «Очаг»! – она обняла колени и сидела, свернувшись в клубок. – И все комментируют репортаж.
– Ну, ты же единственная местная знаменитость, не забывай!
Журналисты связались с ней незадолго до Рождества. Карианне несколько недель размышляла над предложением, а потом согласилась. Журнал сделал из ее рассказа душераздирающую историю, в которой было все – и детство, полное страданий и одиночества, и новая счастливая жизнь. Не забыли в статье и Никласа, назвав его «любовью всей ее жизни». И хотя это, к счастью, действительно было так, после репортажа ему стало неловко и беспокойно. Описанная в журнале жизнь казалась практически невозможной.
– Я и раньше ей была. Только отрицательной героиней, – Карианне передернула плечами. Ветер становился холоднее.
– Папа был замечательным. Полтора года он учил меня дома, составлял вместе со школьным учителем план занятий и занимался со мной. И я не могу припомнить ни одного случая, чтобы он вышел из себя или расстроился. Папа был водопроводчиком, а вовсе не педагогом, у него образование – плохонькая сельская школа. И тем не менее он был самым терпеливым учителем в моей жизни.
– Это большая редкость. Учитывая, что вы жили одни.
Она чувствовала, что обязана отцу всем и что теперь настало время отдавать долги, даже если заболел он всего лишь от тоски.
– А письма – это его идея?
Она кивнула:
– В тринадцать-четырнадцать лет мне надоели эти обязательные визиты. В конце концов, для меня и моих одноклассников они стали неприятными и странными, ребята приходили все реже. С письмами дело пошло гораздо лучше. Папа попросил одноклассников посылать мне письма. Можно было отправлять все, что захочется: рисунки, рассказы, сказки, которые они вместе придумывали. Ну, знаешь, когда один начинает сказку, а второй сочиняет продолжение, и так далее.
Никлас уже это слышал. Неоднократно. И иногда ему казалось, что он лишь тень ее отца. Но он чувствовал, что ей нужно восстановить справедливость. Ведь, несмотря ни на что, ей удалось уговорить его переехать сюда и уволиться с любимой работы.
– И для одного из них сочувствие переросло в нечто большее, – сказал он, опередив ее.
– Да, для одного из учеников, конечно, неизвестного, ведь далеко не все мне писали… Этот парень, можно сказать, стал моей первой любовью.
– Но не самой большой?
Она поймала его взгляд, улыбнулась:
– Нет, не самой большой. Но что-то происходит с девочками в этом возрасте. Ты лежишь одна, больная, всеми забытая, и вдруг у тебя появляется тайный друг, которого очень волнует твое состояние, он пишет тебе длинные захватывающие письма.
– Ты на все письма ответила?
– Только на первые два или три. Я не успевала отвечать, новые так и сыпались в почтовый ящик. Папе это не понравилось. Он никогда ничего не говорил, но я это видела. Он считал, что это уже слишком.
– Может быть, тебе как раз и нужен был такой тайный друг в то время?
– Да, он был лучиком света, хотя иногда становилось как-то… не знаю, как объяснить…
– Жутко?
– Да, наверное. Это был перебор… Но чувство обожания было мне уже знакомо.
– Да?
Она усмехнулась:
– Была одна девочка, она ходила в седьмой или восьмой класс, когда я пошла в школу. По какой-то причине я ей очень понравилась, я помню, она говорила, что я заколдованная красавица. Однажды она сказала слова, которые я не могу забыть, может быть, потому, что позже со мной все это случилось. Она сказала, что мечтает однажды проснуться и оказаться в моем теле. Чтобы мы обменялись телами. Красиво сказано?
– Теперь я понимаю, почему ты так хотела вернуться. Здесь все тебя обожают. Меня это совсем не радует.
– Дурак! – Она погрозила ему кулаком. – Уже потом, после операции, один парень начал оказывать мне знаки внимания.
– У вас с ним что-то было?
– Никлас!
– Ну, вы встречались?
Она улыбнулась, поддразнивая его:
– Я думаю, судьба в тот момент уже решила, что мне предназначен ты. Бедняга сломал ногу и пролежал несколько недель в гипсе. А потом интерес угас. К сожалению. Я начала разбираться в парнях.
– Кстати… – Никлас подсел поближе. – Линд вчера кое-что рассказал об этом Бродяге.
– О Конраде? Ох. Мне так его жаль.
– Что его сестра сбежала.
– Он так и сказал?
– Не совсем. Он сказал, что она исчезла, но было понятно, что именно это он имел в виду. Линд рассказал об их неблагополучной семье, о том, что исчезнуть было неплохой альтернативой.
– Не знаю. Я всегда считала, что она упала со скалы, и ее унесло течением. Но, конечно, гораздо лучше думать о том, что она живет припеваючи, хотя я в этом сомневаюсь.
– В любом случае грустная история.
– Из-за Конрада она еще грустнее. Он ведь совсем не глупый. Вот так копать изо дня в день, год за годом, видимо, они были крепко привязаны друг к другу…
Воцарилось молчание, потом Карианне вновь заговорила:
– Думаешь, тебе здесь понравится?
Читать бесплатно другие книги:
