Скала Прощания. Том 2 Уильямс Тэд

– А чего еще можно ждать от такого места? Давайте спустимся и отыщем тех, кто здесь живет. Вы же знаете, что нашему народу очень нужна помощь.

Эолейр осторожно на нее посмотрел.

– Принцесса, я очень сомневаюсь, что там кто-то живет. Вы видите движение внизу? И нигде нет света, если не считать наших факелов.

– А с чего вы взяли, что Мирные не могут видеть в темноте? – заявила она, рассмеявшись над глупостью мужчин вообще, и даже таких умных, как граф Эолейр.

Сердце так отчаянно колотилось у нее в груди, что смех грозился вот-вот вырваться на свободу. Безопасность! Какая головокружительная мысль! Кто или что сможет причинить им вред в объятиях древних защитников Эрнистира?

– Хорошо, миледи, – медленно проговорил Эолейр. – Мы немного спустимся вниз, если этой лестнице можно доверять. Но ваши подданные за вас беспокоятся… – он поморщился, – и я тоже. Мы должны быстро вернуться в пещеру. Мы всегда можем прийти сюда снова, прихватив с собой еще людей.

– Конечно. – Мегвин махнула рукой, показывая, как мало ее волнуют его доводы.

Они вернутся сюда со всеми ее людьми и навечно здесь поселятся, и тогда ни Скали, ни Элиас, ни пропитанные кровью безумцы, живущие наверху, не смогут до них добраться.

Эолейр взял Мегвин за локоть и с почти смешной осторожностью направил к лестнице. Ей же ужасно хотелось броситься вниз по вытесанным из грубого камня ступеням. Разве мог кто-то причинить им здесь вред?

Они спускались, точно две маленькие звезды в громадную пропасть, и пламя их факелов отражалось от бледных каменных крыш внизу. Эхо их шагов разгуливало по огромной пещере, отскакивало от невидимого потолка, бесконечное число раз повторялось и возвращалось к ним легким топотом, подобным шороху бархатных крыльев миллиона летучих мышей.

Несмотря на завершенность, город походил на скелет. Соединенные между собой дома были отделаны каменными плитками самых невероятных цветов, от белоснежного до бесконечного многообразия оттенков песочного, жемчужного и пепельно-серого. Круглые окна смотрели на гостей невидящими глазами, улицы из гладко отполированного камня напоминали следы улиток, расползшихся в разные стороны.

Когда они добрались до середины лестницы, Эолейр остановился и прижал руку Мегвин к своему боку. В свете лампы его лицо, на котором застыло беспокойство, было почти прозрачным, и ей вдруг показалось, что она может прочитать все его мысли.

– Мы зашли слишком далеко, миледи, – сказал Эолейр. – Ваши люди наверняка уже нас ищут.

– Мои люди? – переспросила Мегвин, отодвигаясь от него. – А разве они и не ваши тоже? Или вы теперь стоите намного выше простого племени напуганных жителей пещер, граф?

– Вы прекрасно знаете, что я совсем не это имел в виду, Мегвин, – резко ответил он.

«Мне кажется, я вижу боль в твоих глазах, Эолейр, – подумала она. – Неужели необходимость подчиняться безумной женщине причиняет тебе страдание? Как я могла быть такой дурой и любить тебя, зная, что могу рассчитывать лишь на вежливую снисходительность в ответ».

– Вы можете уйти, когда пожелаете, граф, – сказала она вслух. – Вы во мне сомневались. Теперь, возможно, боитесь встретиться с теми, чье существование отрицали. Что же до меня, я никуда не собираюсь уходить и спущусь в этот город.

Изящное лицо Эолейра наморщилось от раздражения. Когда он невольно испачкал подбородок сажей из лампы, Мегвин неожиданно стало интересно, как она сейчас выглядит. Долгие часы одержимости, когда она искала, копала, сражалась с засовом на огромной двери, всплыли в ее сознании, точно полузабытый сон. Сколько времени она провела внизу, в недрах горы? Мегвин с нараставшим чувством ужаса посмотрела на свои руки с засохшей грязью – она действительно должна выглядеть как сумасшедшая – но принцесса тут же с отвращением прогнала эту мысль. Разве подобные мелочи имеют значение в такой знаменательный час?

– Я не могу позволить вам здесь заблудиться, леди, – наконец сказал Эолейр.

– Тогда идите со мной или заставьте меня силой вернуться в ваш жалкий лагерь. – Неожиданно ей самой не понравились собственные слова, но она не стала забирать их назад.

К ее удивлению, Эолейр нисколько не рассердился, на его лице лишь появилось выражение усталого понимания. Боль, которую она видела на нем раньше, никуда не делась, скорее спряталась где-то глубоко, просочившись на лицо.

– Вы мне обещали, Мегвин. Перед тем как я открыл дверь, вы сказали, что примете мое решение. Я не думал, что вы не держите слово. Ваш отец никогда не нарушал свои клятвы.

Мегвин обиженно от него отстранилась.

– Не нужно попрекать меня отцом!

Эолейр покачал головой.

– И все же, миледи, вы обещали.

Мегвин стояла и смотрела на Эолейра, что-то на его осторожном умном лице зацепило ее, и она не бросилась вниз по лестнице, как собиралась. Внутренний голос потешался над ее глупостью, но она ему не поддалась.

– Вы только частично правы, граф Эолейр, – медленно проговорила она. – Если вы не забыли, вам не удалось самому открыть дверь и мне пришлось вам помочь.

Он внимательно на нее посмотрел.

– И что?

– Компромисс. Я знаю, вы считаете меня упрямой или еще того хуже, но мне по-прежнему нужна ваша дружба. Вы прекрасно служили дому моего отца.

– Значит, сделка, Мегвин? – без всякого выражения спросил он.

– Если вы согласитесь, чтобы мы спустились до конца лестницы – до того места, где мы сможем ступить на выложенную плитками улицу города, – я развернусь и пойду с вами… если вы этого хотите. Обещаю.

Усталая улыбка коснулась губ Эолейра.

– Вы обещаете, да?

– Клянусь Стадом Багбы. – Мегвин прикоснулась грязной рукой к груди.

– Здесь, внизу, вам бы лучше поклясться Черным Куамом. – Из его длинных волос, собранных в хвост, выскользнула черная лента и осталась лежать на плечах. – Хорошо, меня совсем не привлекает перспектива тащить вас вверх по лестнице против вашей воли.

– А вы бы и не смогли, – заявила довольная Мегвин. – Я слишком сильная. Давайте, пошли быстрее. Как вы сказали, нас ждет мой народ.

Они начали молча спускаться, Мегвин наслаждалась безопасностью теней и скалистых гор, Эолейр погрузился в собственные мысли. Они внимательно смотрели под ноги, чтобы не оступиться, хотя лестница была достаточно широкой. Ступеньки, выщербленные и с трещинами, выглядели так, будто земля постоянно ворочалась в беспокойном сне, но работа мастеров, великолепная и изысканная, производила огромное впечатление. Свет лампы вырывал из темноты сложные рисунки, которые, пересекая ступеньки, поднимались на стены над лестницей, изящные, точно побеги молодых папоротников или крошечные перышки колибри. Мегвин не удержалась и с довольным видом повернулась к Эолейру.

– Вы видите?! – Она поднесла лампу к стене. – Разве простые смертные могли бы сотворить такое?

– Я вижу, леди, – мрачно ответил Эолейр. – Но на другой стороне лестницы нет такой стены. – Он показал на резко уходивший вниз склон каньона.

Несмотря на расстояние, которое они преодолели спускаясь по лестнице, до земли было еще довольно далеко, и падение вполне могло оказаться смертельным. – Пожалуйста, перестаньте так внимательно разглядывать рисунки, вы можете упасть.

– Я буду осторожна, граф. – Мегвин сделала реверанс.

Эолейр нахмурился, возможно, из-за ее легкомыслия, но лишь молча кивнул.

Внизу огромная лестница раскрывалась, точно веер, охватывая дно каньона. Когда они вышли из-под нависавших стен пещеры, казалось, будто свет их ламп потускнел, ему стало не под силу разгонять глубокий и всепоглощающий мрак. Здания, которые сверху представлялись хитроумными игрушками, теперь высились над ними, превратившись в фантастическое собрание окутанных тенями куполов и спиральных башен, уходивших в темноту, точно невероятной красоты сталагмиты. Мосты из будто живого камня протянулись от стен пещеры к башням, обвивая их, словно ленты. Из-за того, что различные части города соединялись узкими каменными переходами, складывалось впечатление, что это единое, живое и дышащее существо, а не артефакт, построенный из безжизненного камня, однако не вызывало сомнений, что в нем никого нет.

– Ситхи давно ушли отсюда, леди, если вообще когда-то тут жили, – мрачно сказал Эолейр, но Мегвин показалось, что она услышала в его голосе нотку удовлетворения. – Пора возвращаться.

Мегвин с отвращением на него посмотрела. Неужели в нем совсем нет любопытства?

– В таком случае, что это? – спросила она, показывая на едва различимое сияние недалеко от центра окутанного тенями города. – Если не свет лампы, тогда я риммер.

Граф внимательно посмотрел и осторожно проговорил:

– Похоже… Но вполне может быть и чем-то другим. Например свет падает откуда-то сверху.

– Я много времени провела в тоннелях, – ответила Мегвин, – и уверена, что солнце наверху давно зашло. – Она прикоснулась к его руке. – Пойдемте посмотрим, Эолейр, пожалуйста! Ну не будьте вы таким стариканом! Неужели вы сможете отсюда уйти, не выяснив, что там такое?

Граф Над-Муллаха нахмурился, но она заметила и другие эмоции, пытавшиеся выбраться на поверхность. Она не сомневалась, что он тоже хотел знать, что светится вдалеке. Именно его открытость завоевала ее сердце. Как он мог служить послом ко всем дворам Светлого Арда и одновременно быть безоблачно предсказуемым, точно ребенок.

– Пожалуйста, – повторила она.

Эолейр проверил масло в лампах и лишь после этого ответил:

– Хорошо. Но только чтобы вы успокоились. Я не сомневаюсь, что вы нашли место, которое когда-то принадлежало ситхи или еще более древним людям, обладавшим утерянным в наше время мастерством. Они не смогут спасти нас от нашей судьбы.

– Как скажете, граф. Давайте поспешим!

И она потянула его за собой, в город.

Несмотря на уверенность Мегвин, каменные дорожки выглядели так, будто по ним уже давно никто не ходил, и на них лежал толстый слой пыли. Они шли довольно долго, Мегвин почувствовала, что ее воодушевление начинает отступать, и ей становилось невероятно грустно, когда свет ламп выхватывал из темноты высокие башни и открытые пространства. Она снова подумала про кости, словно они брели через изуродованную временем грудную клетку какого-то невозможного зверя. Шагая по извивавшимся улицам заброшенного города, Мегвин вдруг почувствовала, что он ее поглощает, и впервые невероятная глубина и бесконечные фарлонги камня между нею и солнцем показались ей гнетущими.

Они прошли бесчисленное множество пустых отверстий в резных каменных фасадах, гладкие края которых говорили о том, что когда-то их плотно заполняли двери. Мегвин представила, что из темноты на нее смотрят глаза – не злобные, а наполненные печалью, глаза, следящие за нарушителями их покоя, скорее с сожалением, чем с гневом.

Оказавшись среди гордых руин, дочь Ллута почувствовала невероятную тяжесть на сердце от того, чем не стал и никогда не станет ее народ. Несмотря на огромные, залитые солнцем поля, где они могли бы счастливо жить, эрнистирийские племена позволили загнать себя в горные пещеры. Эрнистирийцев бросили даже их боги. По крайней мере ситхи сохранили о себе память в великолепно обработанном камне. Ее народ строил из дерева, и даже кости воинов, оставшихся в долине Иннискрич, исчезнут с лица земли по мере того, как будут проходить годы. И скоро от эрнистирийцев совсем ничего не останется.

Если только кто-то их не спасет. Но не вызывает сомнений, что никто, кроме ситхи, на такое не способен – и куда они ушли? Она была уверена, что они скрылись в глубинах земли, но теперь начала думать, что перебрались еще в какое-то место.

Мегвин искоса посмотрела на Эолейра, граф молча шагал рядом с ней, разглядывая великолепные башни, точно крестьянин, живущий на границе Сиркойла и впервые оказавшийся в Эрнисдарке. Глядя на его лицо с тонким носом и растрепавшиеся черные волосы, Мегвин вдруг почувствовала, что любовь к нему вырвалась из того места, где, как ей казалось, она была спрятана, безнадежная и неоспоримая, причинявшая такую же боль, как горе. Воспоминания вернули Мегвин на двадцать лет назад, когда она увидела его впервые.

Она была тогда еще совсем девчонкой, но уже высокой, как взрослая женщина, с отвращением вспоминала Мегвин. Она стояла за троном отца в большом зале в Таиге, когда граф Над-Муллаха прибыл, чтобы принести традиционную клятву верности королю. В тот день он казался ей таким молодым и стройным, с блестящими, как у лиса, глазами, явно нервничал, но его переполняла невероятная гордость. Казался молодым? На самом деле он был молодым, не больше двадцати двух лет, и отчаянно сражался с весельем юности. Он поймал взгляд Мегвин, которая с любопытством посматривала на него через высокую спинку кресла Ллута, и она стала пунцовой от смущения, Эолейр улыбнулся, продемонстрировав ей ослепительно-белые, маленькие острые зубы, и у нее появилось ощущение, будто он нежно откусил кусочек ее сердца.

Разумеется, Мегвин знала, что для него это ничего не значило. Она была тогда совсем девочкой, но уже знала, что ее ждет судьба неуклюжей королевской дочери и старой девы, женщины, которая все свое внимание отдает свиньям и лошадям и птицам со сломанными крыльями, а еще постоянно что-то сбрасывает со стола, потому что не умеет изящно ходить, сидеть и вести себя, как пристало настоящей даме. Нет, конечно, он просто улыбнулся девчонке с широко раскрытыми глазами, но его невольная улыбка навсегда поймала ее в такие прочные сети, что она не могла их разорвать…

Ее размышления прервались, когда ограниченная с двух сторон стенами дорога, которую они выбрали, закончилась у широкой, приземистой башни, украшенной вырезанными в камне ползучими растениями и прозрачными цветами. Настежь распахнутая дверь напоминала черный беззубый рот. Эолейр с подозрением посмотрел на окутанный тенями вход, прежде чем подойти к нему и заглянуть внутрь.

Башня оказалась на удивление просторной, несмотря на тени, висевшие у входа. Лестница, засыпанная мусором, уходила вверх у одной из внутренних стен, другая по периметру всей башни шла вниз в противоположную сторону. Когда они направили лампы на вход, мерцание света – почти совсем неразличимое – озарило то место, где лестница, которая вела вниз, исчезала из вида.

Мегвин сделала глубокий вдох – она на удивление не испытывала страха, оказавшись в столь невероятном месте.

– Мы повернем назад, как только вы скажете.

– Та лестница слишком опасна, – ответил Эолейр. – Нам следует повернуть назад. – Он колебался, сражаясь с любопытством и ответственностью. Теперь уже не вызывало сомнений, что внизу что-то светилось. Мегвин посмотрела на слабый лучик, но промолчала. – Мы немного пройдем по другой.

Они шли по уходившей вниз винтовой лестнице около фарлонга, пока не оказались наконец в широком проходе с низким потолком. Стены и сам потолок украшали резные ползучие растения, трава и цветы – которые могли жить только наверху, под голубым небом и солнцем. На каменном гобелене рядом с ними бесконечно переплетались стебли и виноградная лоза. Несмотря на огромные размеры панелей, рисунки нигде не повторялись. Да и сами картины были составлены из разных камней невероятных цветов и оттенков, которых оказалось великое множество, однако они не являлись мозаиками из отдельных плиток, в отличие от пола. Скорее складывалось впечатление, что сам камень обрел четкие и приятные очертания, как живая изгородь в саду, где стараниями садовников повторяла формы животных или птиц.

– Клянусь богами Земли и Неба, – выдохнула Мегвин.

– Мы должны повернуть назад, принцесса.

Однако в голосе Эолейра не прозвучало особой убежденности. Здесь, на огромной глубине, время, казалось, замедлило свой бег или почти остановилось.

Они пошли дальше, молча разглядывая поразительные, вырезанные из камня картины. Наконец свет их ламп заглушило рассеянное сияние в дальнем конце тоннеля. Когда Мегвин и Эолейр из него вышли, они оказались в огромной пещере, где окутанный тенями сводчатый потолок терялся где-то далеко наверху.

Они стояли на широкой площадке над огромной, но не глубокой каменной чашей.

По всему периметру арены, шириной в три броска камня, шли скамейки из рассыпавшегося халцедона, как будто когда-то здесь устраивали разнообразные зрелища или поклонялись богам. В открытом центре чаши сиял дымчатый белый свет, подобный слабому солнцу.

– Куам и Бриниох! – тихо выругался Эолейр, в голосе которого появился намек на страх. – Что это такое?

Посреди арены на алтаре из тусклого гранита стоял огромный кристалл с острыми углами, мерцавший, словно блуждающие огни на кладбище. Сам камень был молочно-белого цвета, с гладкими плоскостями и грубыми краями, точно неровный кусок кварца. Его диковинный нежный свет медленно становился ярче, потом гас и снова разгорался – в результате древние скамьи, расположенные к нему ближе остальных, пропадали из вида и появлялись снова.

Когда Мегвин с Эолейром подошли к необычному предмету, на них пролился его бледный свет, и холодный воздух стал заметно теплее. У Мегвин на мгновение перехватило дыхание от причудливого великолепия, открывшегося ее глазам. Они с Эолейром долго смотрели в снежное сияние, наблюдая, как нежные цвета в глубине камня быстро, точно ртуть, сменяют друг друга – желтый и коралловый и бледно-лавандовый.

– Как же красиво, – сказала наконец Мегвин.

– Да.

Завороженные потрясающим зрелищем, они стояли, не в силах сдвинуться с места. А потом с очевидной неохотой граф Над-Муллаха отвернулся и сказал:

– Но здесь больше ничего нет, миледи. Ничего.

Однако прежде чем Мегвин ему ответила, белый камень неожиданно ярко вспыхнул, его сияние начало набирать силу и расцветать, словно родилась новая звезда, и вскоре ослепительный свет заполнил всю пещеру. Мегвин попыталась сориентироваться в море наводившего ужас великолепия и протянула руку к Эолейру, но слепящий свет стер черты лица графа Над-Муллаха, сделав их почти неразличимыми, дальняя от Мегвин сторона тела скрылась в тени, и он стал казаться половиной человека.

– Что происходит? – вскричала она. – Камень горит?

– Миледи! – Эолейр попытался ее схватить и оттащить подальше от ослепительного сияния.

Дети Руяна!

Мегвин от неожиданности шарахнулась назад и оказалась в надежных руках Эолейра. Камень заговорил женским голосом, который окружил их со всех сторон, как будто слова произнесли сразу много ртов.

Почему вы мне не отвечаете? Вот уже три раза я отправляла вам свои призывы. У меня больше нет моей силы! И я не смогу воззвать к вам снова!

Язык, на котором говорила женщина, был незнаком Мегвин, но каким-то непостижимым образом она его понимала, как родной эрнистирийский, а голос звучал так отчетливо и ясно, словно женщина находилась у нее в голове. Неужели ее настигло наконец безумие, которого она так опасалась? Однако Эолейр тоже прижал руки к ушам, он, как и она, слышал этот нечеловеческий голос.

Народ Руяна! Я умоляю вас, забудьте о древней вражде и своих обидах. Гораздо более страшный враг угрожает всем нам!

Казалось, женщина говорила, прикладывая огромные усилия, в ее голосе звучали усталость и печаль, но еще и намек на огромное могущество, силу, от которой у Мегвин по телу побежали мурашки. Она прикрыла глаза расставленными пальцами и прищурилась, стараясь заглянуть в самое сердце ослепительного сияния, но ничего не увидела. Свет, хлеставший ее, толкал, точно порывы ветра. Неужели кто-то стоит посреди этого ошеломляющего света? Или, может быть, странные слова произносит сам камень? Мегвин вдруг поняла, что сочувствует тому, кто – или что – с таким отчаянием зовет кого-то, и одновременно пыталась прогнать безумную мысль об ожившем камне.

– Кто вы? – крикнула она. – Почему вы в камне? Уходите из моей головы.

Что? Наконец сюда пришел кто-то? Да будет благословен Сад! – неожиданно в голосе появилась надежда, которая на мгновение заменила усталость. – О, моя древняя родня, черное зло угрожает земле, которую мы удочерили! Мне очень нужны ответы на мои вопросы… они могут спасти всех нас!

– Леди!

Мегвин наконец заметила, что Эолейр крепко держит ее за талию.

– Оно не причинит мне вреда! – сказала она ему и немного приблизилась к камню, пытаясь выбраться из его сильных рук. – Какие вопросы? – крикнула она. – Мы эрнистирийцы. Я дочь короля Ллута-аб-Ллитинна! А кто вы? Вы находитесь в камне? Вы здесь, в городе?

Свет, который испускал камень, потускнел и начал мерцать. После паузы голос заговорил снова, но на сей раз звучал более приглушенно, чем раньше.

Вы тинукеда’я? Я почти вас не слышу, – сказала женщина. – Слишком поздно! Вы исчезаете. Если вы все еще можете меня слышать и готовы помочь в борьбе с древним врагом, приходите к нам в Джао э-Тинукай’и. Кто-то из вас должен знать, где он находится. – Ее голос стал еще тише, пока не превратился в шепот, щекотавший уши Мегвин. Ослепительное сияние камня превратилось в слабый свет. Многие ищут три Великих Меча. Послушайте меня! Это может стать для всех нас спасением или уничтожит. – Камень начал пульсировать. – Больше мне ничего не смогла сказать Роща Ежегодного Танца, все листья будут петь… – Отчаяние наполнило стихавший голос. – Я потерпела поражение, стала слишком слабой. Первая Бабушка бессильна… я вижу только приближение тьмы…

Тихие слова наконец совсем смолкли, и говорящий камень потускнел до бледного сияния прямо на глазах у Мегвин.

– Я не смогла ей помочь, Эолейр. – Она чувствовала себя опустошенной. – Мы ничего не сделали, а ее наполняла такая печаль.

Эолейр мягко отпустил ее.

– Мы недостаточно понимаем, чтобы кому-то помочь, миледи, – тихо сказал он. – Нам самим требуется помощь.

Мегвин отошла от него, сражаясь со слезами гнева. Неужели он не почувствовал доброту и печаль той женщины? Мегвин ощущала себя так, будто она наблюдала, как прекрасная птица бьется в силках, а она ничего не может сделать.

Повернувшись к Эолейру, Мегвин с удивлением увидела двигавшиеся в темноте искры света, которые спускались по проходам окутанной тенями арены.

Эолейр проследил за ее взглядом.

– Щит Мурхага! – выругался он. – Я был прав, когда не доверял этому месту. – Он потянулся к мечу. – Встаньте за мной, Мегвин!

– Прятаться от тех, кто может нас спасти? – Она бросилась мимо его руки, пытавшейся ее удержать; мерцавшие в темноте огни приближались. – Это наконец-то ситхи! – Огоньки, розовые и белые, начали метаться точно светлячки, когда она сделала шаг вперед. – Мирные! – крикнула Мегвин. – Вы нужны вашим старым союзникам!

Слова, произнесенные шепотом из теней, явно слетали не с человеческих губ. Мегвин наполнило дикое возбуждение, она уже не сомневалась, что сны ее не обманули. Новый голос заговорил на древнем эрнистирийском языке, которым люди не пользовались несколько веков. Как ни странно, в нем прозвучал намек на страх.

– Наши союзники превратились в кости и пыль, как и большинство соплеменников. Что же вы за существа, что не боитесь Осколка?

Говоривший и его товарищи медленно выступили на свет. У Мегвин, считавшей, что она готова ко всему, возникло ощущение, будто сама гора зашевелилась у нее под ногами, и она вцепилась в руку Эолейра, в которой тот держал меч, а граф Над-Муллаха зашипел от удивления.

В первый момент их потрясли странные глаза незнакомцев, большие и круглые, лишенные белков. Моргавшие в свете ламп четверо «гостей» походили на испуганных зверюшек из ночного леса. Ростом со взрослого мужчину, болезненно худые, они сжимали в длинных паучьих пальцах блестящие прутья из какого-то прозрачного драгоценного камня. Тонкие светлые волосы обрамляли тонкие лица с изящными чертами, но одеты странные существа были в грубую одежду из шкур и пыльной кожи, обрезанную на коленях и локтях.

Меч Эолейра с шипением покинул ножны, вспыхнув розовым светом в сиянии прозрачных прутьев.

– Отойдите назад! Кто вы такие?

Ближайшее к нему существо отступило на шаг назад и остановилось, на его худом лице появилось не вызывавшее сомнений удивление.

– Но это вы во владения вторглись наши. Ах да, вы Дети Эрна, как мы и подозревали. Смертные. – Он повернулся и сказал что-то своим спутникам на языке, подобном шелесту песни. Они с серьезным видом кивнули, а потом четыре пары глаз, похожих на блюдца, снова обратились к Мегвин и Эолейру. – Нет. Мы поговорили. И наше условие – вы должны произнести ваши имена.

Удивляясь тому, как обернулся ее сон, Мегвин выпрямилась, держась за руку Эолейра, и заговорила:

– Мы… мы являемся… Я Мегвин, дочь короля Ллута. Это Эолейр, граф Над-Муллаха.

Необычные существа принялись кивать головами на тонких шеях, снова заговорили между собой на своем мелодичном языке, а Мегвин и граф обменялись озадаченными, недоверчивыми взглядами и повернулись, когда тот, кто с ними разговаривал, издал едва различимый звук.

– Вы говорите с вежливостью. Значит, вы благородные люди своего народа, это правда? И обещаете не причинять нам вреда? К сожалению, прошло много времени с тех пор, как мы в последний раз имели дело с народом Эрна, и совершенно ничего про вас не знаем. Мы очень испугались, когда вы обратились к Осколку. Эолейр сглотнул и спросил:

– Кто вы? И что это за место?

Вожак незнакомцев долго на него смотрел, и в его огромных глазах отражался свет их ламп.

– Йис-фидри, это я. Моих спутников зовут Шо-венэй, Имаи-ан и Йис-хадра, моя добрая жена. – Они по очереди склоняли головы, когда он их называл. – Город называется Мезуту’а.

Мегвин заворожили Йис-фидри и его друзья, но в глубине ее сознания появилась неприятная мысль. Вне всякого сомнения, они были странными, но совсем не теми, кого она ожидала увидеть…

– Вы не можете быть ситхи, – сказала она. – Где они? Вы их слуги?

На лицах странных существ с огромными глазами появилась тревога, они сделали несколько шагов назад и принялись что-то обсуждать на своем музыкальном языке. Через пару мгновений Йис-фидри повернулся к Мегвин и Эолейру и заговорил немного резче, чем прежде.

– Мы служили когда-то другим, но с тех пор прошло много-много веков. Это они прислали вас за нами? Мы не вернемся. – Несмотря на вызов, прозвучавший в голосе Йис-фидри, в огромных печальных глазах и качавшейся голове было что-то жалкое. – Что вам сказал Осколок?

Эолейр, который ничего не понимал, покачал головой.

– Простите нас, если мы покажемся вам грубыми, но мы никогда не видели подобных вам существ. Нас никто не отправлял на ваши поиски. Мы даже не знали о вашем существовании.

– Осколок? Вы имеете в виду камень? – спросила Мегвин. – Он много чего говорил. Я попытаюсь вспомнить. Но кто же все-таки вы такие, если не ситхи?

Йис-фидри не ответил, но медленно поднял худую руку с хрустальным прутом и направил его розовый холодный свет на место рядом с лицом Мегвин.

– Глядя на вас, скажу, что народ Эрна не слишком изменился с тех пор, как мы, горные тинукеда’я с ними встречались, – грустно проговорил он. – Как получилось, что о нас совсем забыли, – разве так много поколений смертных пришло в этот мир, а потом его покинуло? Ведь наверняка земля сделала всего несколько оборотов с тех пор, как ваши бородатые соплеменники с севера нас знали. – Его лицо стало каким-то отстраненным. – Северяне называли нас двернинги и приносили подарки, чтобы мы делали для них красивые вещи.

Эолейр сделал шаг вперед.

– Вас наши предки называли домайни? Но мы думали, что это всего лишь легенды, или по крайней мере ваш народ давно исчез с лица земли. Вы… дварры?

Йис-фидри слегка нахмурился.

– Легенды? Вы ведь принадлежите к народу Эрна, так? Как вы думаете, кто в ушедшие времена научил ваших предков в горах добывать полезные ископаемые? Это были мы. А имена не имеют значимости. Некоторые смертные называют нас дварры, другие – двернинги или домайни. – Он медленно и печально помахал в воздухе тонкими пальцами. – Всего лишь слова. Мы тинукеда’я. Мы пришли из Сада, куда не сможем вернуться. Никогда.

Эолейр убрал меч в ножны, тот звякнул, и эхо разнеслось по всей пещере.

– Вы искали Мирных, принцесса! Это странно или даже и того больше! Город в самом сердце горы! Дварры из наших древних легенд. Неужели мир под землей точно так же сошел с ума, как и тот, что находится наверху?

Мегвин была удивлена едва ли не меньше Эолейра, но не знала, что сказать. Она грустно смотрела на дварров. Черная туча, которая на мгновение, казалось, отступила, снова заполнила ее мысли.

– Но вы не ситхи, – сказала она наконец ровным голосом. – Их здесь нет. И они нам не помогут.

Спутники Йис-фидри сдвинулись с места и образовали полукруг около Эолейра и Мегвин, внимательно и с беспокойством за ними наблюдая, готовые в любой момент броситься бежать.

– Если вы пришли зида’я искать – тех, кого вы зовете ситхи, – осторожно начал Йис-фидри, – это наш огромный интерес, ведь мы здесь от них прячемся. – Он медленно кивнул. – Давным-давно мы не захотели больше подчиняться их воле и высокомерной несправедливости и бежали. Мы думали, они про нас забыли, но оказалось, что ошиблись. Сейчас нас так мало, и мы невероятно устали, а они снова пытаются нас поймать. – В глазах Йис-фидри вспыхнул тусклый огонь. – Они даже зовут нас через Осколок, Свидетеля, который молчал много долгих лет. Они смеются над нами с помощью самых разных уловок, чтобы выманить.

– Вы прячетесь от ситхи? – удивленно спросил Эолейр. – Почему?

– Мы и правда когда-то им служили, Дитя Эрна. Но бежали от них. Теперь они хотят вернуть нас назад. Они говорят про мечи, чтобы завлечь нас, им известно, что мы всегда любили создавать подобные вещи, а Великие Мечи – лучшее из того, что мы сделали. Они спрашивают нас про смертных, о которых мы никогда не слышали, разве у нас сейчас могут быть какие-то отношения со смертными? Вы единственные, с кем мы встретились за целый век.

Граф Над-Муллаха ждал, что Йис-фидри продолжит, но он молчал, и тогда Эолейр спросил:

– Про смертных? Вроде нас? Кого из смертных вам называли?

– Женщина зида’я, которую зовут Первая Бабушка, несколько раз говорила про… – дварр коротко переговорил со своими спутниками, – про Безрукого Джошуа.

– Безрукого!.. О Боги земли и воды, вы имеете в виду Джошуа Однорукого?! – Потрясенный Эолейр не сводил с них глаз. – О святые небеса, это настоящее безумие! – Он тяжело опустился на одну из полуразрушенных скамеек.

Мегвин плюхнулась рядом. В голове у нее и без того все спуталось от усталости и разочарования, и уже не осталось сил удивляться, но, когда она отвернулась от робких огромных глаз озадаченных дварров и взглянула на Эолейра, она увидела на его лице выражение человека, которого ударила молния в его собственном доме.

Саймон пришел в себя после полета через темные пространства и пронзительно вопивший ветер, который продолжал завывать, но по мере того, как мрак начал отступать, перед глазами у него расцветал красный свет.

– Врен, маленький идиот! – визжал кто-то рядом. – Кровь попала в круг!

Саймон попытался сделать вдох и почувствовал, как что-то на него давит, толкает вниз, и легкие отказываются подчиняться. На мгновение у него промелькнула мысль, что на него упала крыша. Пожар? Красный свет ревел и набирал силу. Неужели загорелся Хейхолт?

Но тут он увидел огромную фигуру в чем-то белом, развевавшемся на ветру. Казалось, она вытянулась до самых верхушек деревьев и дальше устремилась в небо. Лишь через некоторое время он сообразил, что лежит на ледяной земле, а над ним стоит Скоди, которая на кого-то орет. Сколько времени?..

Мальчик по имени Врен с выпученными на смуглом лице глазами извивался на земле неподалеку от Саймона, прижимая обе руки к горлу. К нему никто не подходил и не прикасался, а он отчаянно колотил ногами по замерзшей земле. Где-то рядом завыла Кантака.

– Ты плохой! – вопила Скоди, лицо которой стало малиновым от ярости. – Плохой Врен! Пролил кровь! Они сейчас полезут! Плохой! – Она сделала глубокий вдох. – Наказание! – Мальчишка извивался на земле, точно растоптанная змея.

За спиной Скоди из самого центра пульсировавшего огня за ней наблюдало окутанное тенью лицо, подвижный рот которого смеялся. Через мгновение бездонные черные глаза остановились на Саймоне, и их неожиданное прикосновение было подобно ледяному языку, лизнувшему его в щеку. Он попытался закричать, но непонятная огромная тяжесть давила ему на спину.

Маленькая мушка, – прошептал голос у него в голове, тягучий и темный, словно сама земля. Он преследовал Саймона во множестве снов, голос красных глаз и обжигающего мрака. – Мы встречаем тебя в странных местах… а еще у тебя есть меч. Мы должны рассказать о тебе нашему Господину. Ему будет интересно. – Голос замолчал, существо в пламени костра, казалось, стало расти, а глаза превратились в холодные черные ямы в сердце преисподней. – О, посмотри на себя, человеческий детеныш, – ворковал он. – У тебя идет кровь.

Саймон вытащил из-под себя дрожавшую руку, заинтересовавшись тем, почему ему кажется странным, что она его слушается. Когда он убрал ее с рукояти Шипа, он увидел, что его пальцы действительно испачканы кровью.

– Наказаны! – визжала Скоди, и ее детский голос прервался. – Все будут наказаны! Мы должны были сделать подарок Лорду и Леди!

Снова завыла волчица.

Врен, лежавший лицом вниз у ног Скоди, обмяк. А Саймон рассеянно смотрел, как земля вспучилась, закрыв от него бледное, скорчившееся тело мальчика. Через мгновение совсем рядом с ним появился еще один шевелившийся бугорок, частично оттаявшая земля разошлась в стороны с громким чавкающим звуком, и наружу вылезла тонкая темная рука, которая тянулась к тусклым звездам расставленными, точно лепестки черного цветка, пальцами с длинными когтями. Следом появилась еще одна, а за ней бледные глаза и голова размером не больше яблока. На сморщенном лице с черными усами расцвела улыбка, открыв острые, как иголки, зубы.

Саймон попытался увернуться, не в силах даже закричать. На земле появилась новая дюжина бугорков, потом еще. А через мгновение копатели начали выбираться наружу, точно черви из лопнувшего трупа.

– Буккены! – испуганно завопила Скоди. – Буккены! Врен, маленький придурок, я же тебе говорила, чтобы ты постарался не пролить кровь в магическом круге! – Она принялась махать жирными руками на копателей, которые перебирались через визжавших детей, точно море пищащих крыс. – Я его наказала! – кричала Скоди, показывая на неподвижно лежавшего на земле мальчика. – Уходите! – Скоди повернулась к костру. – Прогоните их, господин! Заставьте уйти!

Пламя металось на ветру, но лицо в нем только наблюдало за происходящим.

– Помоги! Саймон! – охрипшим от страха голосом крикнул Бинабик. – Помоги нам! Мы все еще связаны!

Саймон перекатился, не обращая внимания на боль, и попытался подобрать под себя колени. Его спину сжимал узел, который не давал пошевелиться, словно его лягнула лошадь, и ему казалось, будто воздух у него перед глазами наполнен блестящими снежинками.

– Бинабик! – простонал он.

Волна визжавших черных существ оторвалась от основного скопления и потекла мимо детей в сторону стены аббатства, где лежали Слудиг и тролль.

– Остановитесь! Я вас заставлю! – Скоди зажала уши руками, как будто хотела спрятаться от жалобных криков детей. Маленькая нога, бледная, как гриб, на мгновение показалась из массы копателей, и тут же снова исчезла. – Остановитесь!

Неожиданно земля вокруг нее словно взорвалась, куски студенистой грязи заляпали ночную рубашку, множество рук, похожих на паучьи лапы, обхватили икры, и копатели принялись взбираться вверх по ногам Скоди, точно те превратились в два ствола. Ночная рубашка начала распухать, когда копатели, которых становилось все больше, стали забираться под нее, пока тонкая ткань не разорвалась, словно забитый до отказа мешок, открыв миру копошившуюся массу тощих ног, рук с когтями и глаз, почти полностью скрывших толстое тело Скоди. Она широко открыла рот, собираясь закричать, в него тут же по самое плечо забралась худая рука, и глаза Скоди вылезли из орбит.

Саймону наконец удалось встать на четвереньки, когда мимо него, словно молния, пронеслась серая тень и врезалась в извивавшуюся, громко стонавшую массу плоти, которая была Скоди, и повалила ее на землю. Мяукающие крики копателей стали пронзительными и быстро превратились в вопли страха, когда Кантака принялась ломать им шеи и крушить черепа, с ликованием подбрасывая в воздух маленькие тела. Через мгновение она с ними покончила и помчалась в сторону толпы копателей, набросившихся на Бинабика и Слудига.

Неожиданно пламя в костре вспыхнуло особенно ярко и поднялось на огромную высоту, а бесформенное существо внутри принялось хохотать. Саймон чувствовал, как его жуткое веселье высасывает из него жизнь и лишает сил.

Как весело, маленькая мошка, разве ты со мной не согласен? Подойди ко мне ближе, и мы посмотрим вместе.

Саймон пытался не обращать внимания на притяжение жуткого голоса и настойчивую силу слов. С трудом прогоняя боль, он поднялся на ноги и, спотыкаясь, начал отходить от костра и существа, прятавшегося в нем. Он опирался на Шип, как на костыль, хотя рукоять то и дело выскальзывала из покрытых кровью рук. Рана, оставленная Вреном у него на спине, превратилась в холодную боль и онемение, причинявшее ему страдание.

Существо, которое призвала Скоди, продолжало над ним потешаться, голос эхом разгуливал в голове Саймона, развлекаясь, как жестокий ребенок с пойманным насекомым.

Маленькая мошка, ты куда собрался? Иди сюда. Господин захочет с тобой встретиться…

Саймон изо всех сил старался не останавливаться, медленно направляясь в противоположную от страшного существа сторону, и ему казалось, будто жизнь вытекает из него, как песок. Визгливые голоса копателей и радостное, влажное рычание Кантаки звучали у него в ушах, точно далекий рев.

Он даже довольно долго не замечал вцепившиеся ему в ноги когти, а когда наконец посмотрел вниз, в паучьи глаза буккена, у него возникло ощущение, будто перед ним окно в какой-то другой мир, жуткое место, к счастью, отделенное от его собственного. И только после того, как острые когти начали рвать штаны, царапая кожу под ними, он вынырнул из подобного сну состояния и с криком ужаса врезал кулаком в сморщенное лицо. Но уже другие копатели карабкались по его ногам, и Саймон с отвращением принялся лягаться и подпрыгивать, чтобы от них избавиться, но, казалось, им нет числа, как термитам.

Шип снова задрожал у него в руках; не особо думая, Саймон поднял его, и черный клинок со свистом опустился на скопление злобных существ. Саймон почувствовал, как меч загудел, словно исполнял тихую песню. Став невероятно легким, Шип отрубал головы и руки, точно стебли травы, и черный гной и кровь текли по нему ручьями. Каждый взмах отзывался ослепительной болью в спине Саймона, но одновременно он чувствовал, как его наполняет безумный восторг. И даже когда все копатели, окружавшие его, сбежали или были убиты, он продолжал рубить гору трупов.

О, да ты у нас свирепая мошка! Иди к нам. – Голос, казалось, пробирался в голову Саймона, точно в открытую рану, и он сморщился от отвращения. – Сегодня великая ночь, дикая ночь.

– Саймон! – приглушенный крик Бинабика наконец разорвал исступление ненависти. – Саймон! Развяжи нас!

Ты же знаешь, что мы победим, маленькая мошка. Даже в это мгновение, далеко на юге, один из ваших величайших союзников терпит поражение… ощущает отчаяние… умирает…

Саймон повернулся и, спотыкаясь, направился к троллю. Кантака, морда которой до самых ушей была испачкана кровью, продолжала удерживать толпу прыгавших и визжавших копателей. Саймон снова поднял Шип и начал прорубать себе дорогу сквозь буккенов, убивая сразу по несколько штук, пока они наконец не убрались с дороги. Голос у него в голове что-то еле слышно бормотал почти без слов. Освещенный пламенем костра двор мерцал у Саймона перед глазами.

Он наклонился, чтобы разрезать веревки, связывавшие Бинабика, и у него так закружилась голова, что он чуть не упал на землю. Бинабик принялся водить веревкой об острый край Шипа, и вскоре ее обрывки оказались на земле. Он быстро пошевелил запястьями, чтобы вернуть в них жизнь, а потом повернулся к Слудигу. Сначала тролль попытался развязать узел, но у него не получилось.

– Давай, разруби веревку мечом, – начал он и вытаращил на Саймона глаза. – Камни Чукку! – вскричал он. – Саймон, у тебя вся спина в крови!

Кровь откроет дверь, мальчик-мужчина. Приди к нам!

Саймон попытался заговорить с Бинабиком и не смог. Вместо этого он выставил перед собой Шип и неуклюже ткнул острием Слудига в спину. Риммер, медленно приходивший в сознание, застонал.

– Когда он спал, они ударили его камнем по голове, – грустно сказал Бинабик. – Думаю, из-за того, что он такой большой. Меня они только связали. – Он начал пилить веревки Слудига Шипом, пока они не упали на заснеженную землю. – Ты справишься?

Саймон кивнул. Ему казалось, что голова у него стала слишком тяжелой для шеи, а грохот и рев в мыслях начали уступать место пугающей пустоте. Во второй раз за эту ночь он почувствовал, что его внутренняя сущность начинает выбираться из своей раковины, и испугался, что на этот раз возвращения назад не будет. Он заставил себя стоять прямо, в то время как Бинабик помогал еще не пришедшему в себя Слудигу подняться на ноги.

Господин ждет в Зале Колодца…

– Единственное, что мы можем сделать, – это бежать к конюшням, – крикнул Бинабик, стараясь перекрыть угрожающее рычание волчицы. Она отогнала копателей, и между ними и друзьями Саймона образовалось несколько ярдов открытого пространства. – Если Кантака побежит впереди, возможно, нам удастся туда добраться, но мы не должны медлить и колебаться.

Саймон покачнулся.

– Нужно забрать наши седельные сумки, – сказал он. – Из аббатства.

Тролль недоверчиво на него уставился.

– Это глупо!

– Нет, – Саймон, словно перебравший спиртного пьяница, покачал головой. – Я не уйду… без… Белой стрелы… Она… они ее не получат. – Он посмотрел через двор на шевелившуюся массу копателей, собравшихся в том месте, где раньше стояла Скоди.

Ты будешь стоять перед Поющей Арфой и услышишь Его сладостный голос…

– Саймон, – начал Бинабик и быстро сделал жест, защищавший кануков от безумцев. – Ты едва держишься на ногах, – проворчал он. – Я схожу.

Прежде чем Саймон ему ответил, тролль исчез в двери темного аббатства. Прошло довольно много времени, прежде чем он вернулся, за собой он тащил седельные сумки.

– Большую часть мы повесим на Слудига, – сказал Бинабик, с опаской поглядывая на поджидавших их копателей. – Он еще не совсем пришел в себя и не станет возражать. Так что он будет нашим вьючным бараном.