Будни наемника Шалашов Евгений
– Голубые мухи живут в торфяниках, у них нет крыльев, зато откладывают личинки круглый год. Это самое вкусное, что я когда-либо ел.
М-да, мухи без крыльев, да еще и голубые. Личинки… Тьфу.
– Ярл, уж если вы меня не убили, то скажите – отчего вы не захотели стать богом?
И что ответить? Пускаться в теологические дебаты? Так в них мои друзья по университету сильны, но не я. А говорить, что верю только в Единого, тоже нет смысла.
– Иди, – только и сказал я. – И не задавай глупых вопросов.
Провожая парня взглядом, примерился к его спине – вон, лопатки торчат, так и просят всадить клинок между ними. Врать не стану – если бы болотник побежал или просто ускорил шаг – завалил бы и угрызениями совести не мучился, а метать клинок в сгорбленную спину противно. Нет, определенно становлюсь слишком добрым.
– И-го? – поинтересовался Гневко.
– Не стоит, – отмахнулся я, заскакивая в седло. Понимаю, что гнедой, которому ходьба по болоту понравилась еще меньше, чем мне, очень хотел догнать проводника и лягнуть полуболотника пониже спины, но коли уж мы его отпустили живым, так и калечить не было смысла.
В этой деревне мы останавливались, хотя я ее и не помнил. Столько деревень попадалось на моем пути, а уж постоялых дворов и того больше. Пейзане не бедные – дома не фахверковые, а каменные. Крыши, правда, крыты не черепицей, а соломой, смешанной с глиной, но это нормально, это дешевле и практичнее.
Я был неправ, думая, что на постоялом дворе нет суеты. Вон, хозяин с подручным выкидывают из дверей старую солому, устилавшую пол в общем зале, тащат свежую. Что ж, молодцы, готовятся к приезду принцессы.
Я въехал, спешился и повел Гневко в конюшню. Однако, на пути возник крепкий рыжебородый мужик, вставший у ворот, словно часовой, решивший умереть, но не пропустить неприятеля. Это он зря. Коли умрешь, неприятель сам пройдет.
– Ты куда прешь, морда? – рыкнул рыжебородый.
– А ты кто, конюх? – поинтересовался я.
– А какое твое собачье дело?
Что-то меня здесь неласково встречают. Может, сразу в ухо дать? Впрочем, к конюхам я отношусь гораздо терпимее, нежели к остальному люду. Наверное оттого, что от них зависит благоденствие моего жеребца. Ладно, морду я ему позже набью, как уезжать стану.
– Расседлаешь, овса задашь, водичку гнедой свежую любит, – кротко сказал я, намереваясь вручить рыжему узду.
– Да куда ты… – попытался возразить мужик, но его рука уже оказалась в моем захвате. Он дернулся, было, пытаясь вырваться, но упал на колени, горестно застонал, глаза наполнились слезами. Вкладывая в помятую ладонь узду, еще раз напомнил:
– Расседлать. Напоить и накормить. – Посмотрев на перемазанные ноги гнедого, засохшую грязь на брюхе, круп, в разводах ржавой болотной тины, добавил. – И почистить жеребца не забудь. Я сейчас еду закажу, перекушу и проверю. И не вздумай грубить, руку оторву, а заодно и язык.
Конюх хотел что-то сказать, но не рискнул, предпочитая остаться с жеребцом, а не с хозяином. А вот это он зря. Гневко просто устал с дороги, но его копыта могут нанести ущерб человеку больше, нежели мои руки.
Убедившись, что конюх, со стоном и причитанием повел гнедого в денник, пошел на постоялый двор. Но туда меня тоже не хотели пускать.
– Чего надо, бродяга?
Неужели мой вид напоминает бродягу? Ну, подумаешь, сапоги измазаны, плащ грязный, штаны тоже просятся в стирку. Странно, я по болоту не полз, а вот измазаться умудрился. И гнедой, к слову, задницей по кочкам не елозил, а перепачкался. Нет, чтобы я еще хоть когда-нибудь отправился в болото!
– И что за день такой? – вздохнул я. – Мне бы поесть, а еще комнату для отдыха.
Хозяин вместе с помощником, видом напоминавшего вышибалу, засмеялись.
– Охренел? Сюда сейчас настоящая принцесса прибудет, а с ней свита – рыцари, а еще барон фон Скилур с самим Артаксом, – с гордостью сообщил хозяин.
А что, принцессы бывают ненастоящие?
– Ничего, они мне не помешают, – ответил я, сдерживаясь, чтобы не засмеяться. Ишь ты, с самим Артаксом.
Трактирщик с подручным удивились такой наглости, но в драку пока не вступали, решив урезонить нахала словесно.
– Мы второй день чистоту наводим, понимаешь? Ну куда ты, чушка болотная прешься? Ты нам свежие полы попачкаешь, а мы только что соломы натащили.
– Есть хочу, – сообщил я. Вздохнув, спросил. – А ты что, не узнал меня?
Хозяин смерил меня пристальным взглядом. Видимо осознал, что бродяги не носят с собой мечи, а одежда, хотя и запачканная, но недешевая. Да и коня моего он видел. Такой жеребец не у каждого состоятельного рыцаря бывает.
– Морда, вроде, знакомая, – нерешительно пробормотал он. – Верно, в охранниках служишь, при купцах? А где твой хозяин? И обоз его где? А почему грязный? Сразу скажу – хрен вам нынче, а не постой, у нас люди познатнее стоят.
– При купцах… – хмыкнул я. – А если я Артакс и есть, что скажешь?
Хозяин с вышибалой переглянулись и принялись хохотать так, что из конюшни им ответила какая-то лошадь. Отсмеявшись, трактирщик протер глаза кулаком и сказал:
– Ишь, Артакс он… Да знаешь ли ты, как Артакс выглядит? Он – во! А ты? Весь грязный, словно пикша болотная и тиной воняешь. Ну, парень, ты и шутник. Ладно, хрен с тобой, я нынче добрый. Проходи, садись в уголок, накормим чем-нибудь. Напакостишь – убирать заставлю. Но как обоз во двор въедет, то не взыщи, я тебя выгоню, чтобы ты своим видом похабным нашу будущую герцогиню не пугал.
Я мысленно загрустил. Вот ведь, как бывает, когда грязная одежда не соответствует внутреннему содержанию.
Скромно усевшись в конце длинного стола, я принялся ждать. Минут через пять, когда терпение уже начало иссякать, а в брюхе забурчало, дородная девка плюхнула передо мной миску с каким-то варевом.
– Что это? – поинтересовался я, с опаской заглядывая в миску. Нюхать вообще не рискнул.
– А сам не видишь? – ухмыльнулась деваха. – Каша перловая. Вчерашняя, правда, но, если голодный, так и такую съешь. Свиньи едят, не жалуются.
– Хозяина позови, – приказал я, расстегивая плащ, чтобы тот не мешал движениям. – Я ему эту кашу в глотку забью, а то, что останется, тебе засуну…
Не стал уточнять, в какое место стану засовывать, а девка открыла рот, чтобы достойно ответить, тут же его и закрыла, увидев, что под испачканным плащом скрывался дорогой камзол и массивная золотая цепь (ее, кстати, я получил от князя в ознаменование титула ярла) тут же его закрыла.
– Бегом! – рявкнул я на служанку и та умчалась.
Нет, я бы все перетерпел, все простил, но только не перловую кашу, непригодную к употреблению человеку.
Ко мне тем временем неслись хозяин и вышибала с дубинкой. Чего они, нюх потеряли? Я запустил миской в рожу хозяина, а пока тот отплевывался, перехватил вышибалу за руку, отобрал кабацкое оружие и как следует припечатал жирную харю к свежевымытой столешнице, отчего та сразу испачкалась.
– Ты чем благородного графа кормишь, тварь? – рыкнул я.
– Виноват, господин граф, – пролепетал трактирщик, видя мою благородную ярость. – Не признали. Вот, как плащик с себя сняли, увидели, что вы господин Артакс. – Ткнув в бок приспешника, зашипел. – Проси прощения у благородного графа.
Вышибала, пытаясь прикрыть разбитый нос кулаком, размазал кровь, что-то залепетал.
– Мне не ваши извинения нужны, а еда.
– Ваше сиятельство, так не готово у нас ничего. Плиту чистили да белили, даже перловку на костре варили. Мы же принцессу ждем, сейчас привезут барашков да хрюшек, резать начнем.
– Делать больше принцессе нечего, как на вашу плиту смотреть, – фыркнул я. – Ладно, яичницу с ветчиной сготовь, и хлеб с сыром тащи. Скажешь, что не сумеешь зажарить, я костер прямо посередине комнаты разведу, а яичницу из твоих причиндалов сготовлю. А пить тащи либо квас, либо каву, если есть.
Кажется, трактирщик здорово перепугался за сохранность своих бубенчиков, хотя, на самом-то деле, я даже бараньи яйца никогда не ел, а кое-кто считает их изысканным блюдом, но пусть боится.
Эх, как меняет отношение к человеку его одежда. И всего-то стоило скинуть с себя грязный плащ. Скоро служанка поставила передо мной свежий хлеб и тарелку с сыром, а чуть позже передо мной водрузили дымящуюся сковородку яичницы с ветчиной. И, только я принялся есть, как во дворе раздался какой-то шум, конское ржание, а в общую залу вбежала юная принцесса. За ней, кланяясь до соломы, застилавшей пол, шел хозяин.
– Ваше величество, ваше сиятельство, – лепетал трактирщик, путая титулование. – Мы думали, что вы попозже прибудете, обед еще не готов.
Но Инга фон Севр, увидев меня, проигнорировала слова хозяина, а устремилась к своему незадачливому телохранителю.
– Граф Артакс, а вы уже здесь? – удивилась девушка. – Я думала, что вы лежите больной, на постоялом дворе. Думала, примерещилось, что Гневко в конюшне стоит.
Как требовал этикет, я встал, изобразил поклон и поинтересовался:
– А вы, сударыня, избавившись от меня, решили развлечься?
– Так обоз этот тащится, словно беременная улитка, я и решила, что поеду побыстрее, – наморщила мордашку юная княгиня, а потом поинтересовалась. – А что вы такое едите? – Принюхавшись, догадалась сама. – Яичница с ветчиной. Я тоже хочу.
– Так и подсаживайтесь ко мне, здесь на двоих хватит, – хмыкнул я, кивая остолбеневшему трактирщику. – Тащи вилку для Ее высочества.
В моей родной Швабсонии, даже при дворе какого-нибудь захудалого барона ни у кого бы не хватило фантазии кормить яичницей девушку из знатной семьи, да еще прямо со сковородки. А тут нравы попроще и скоро принцесса Инга бойко уплетала мою порцию и это у нее так славно получалось, что я жестом приказал хозяину – мол, сделай еще. Нет, хорошо, когда девочка кушает с аппетитом, но я рисковал остаться голодным. Разделавшись со второй порцией, принцесса с довольным видом похлопала себя по брюшку, скрытому кольчугой:
– Вкусно. И почему при дворе яичницу не подают?
– Потому что она считается едой пейзан и солдат, – пояснил я. – Дворянство должно питаться благородной пищей.
– Глупость какая, – скорчила удивленную физиономию Инга. – Разве может быть неблагородной пища, если она вкусная? – Я только пожал плечами, а юная принцесса, как это бывает с подростками, задала новый вопрос. – Граф, а как вы оказались здесь раньше нас? И как ваши раны?
– Раны притихли, не беспокоят, – постучал я на всякий случай по столу. – А раньше вас, так я просто дорогу срезал, проехал по болоту.
Тем временем нам принесли бокал вина для принцессы, а мне большую чашку, заполненную чем-то темным, напоминающим каву, но пахнущим как-то иначе.
– И что это? – поинтересовался я.
– Цикорий, – подобострастно отозвался хозяин. – Кавы у нас нет, но этот напиток не хуже.
Я отхлебнул. Нет, до кавы этому пойлу далеко, но пить вино, после той злополучной ночи, мне не хотелось.
– Кстати, а что за пикша болотная? Никогда о таких не слышал, – поинтересовался я, вспомнив эпитет, которым меня наградил трактирщик при встрече.
– Пикша болотная – это кабанчик, что на болоте живет, – вместо хозяина постоялого двора ответила принцесса. – Но у него вместо копыт лапки, как у утки. Охотник увидит пикшу, думает, что кабан, пойдет за ним, а эта сволочь его в самую трясину заводит, откуда выхода нет. Но если охотник умелый, да на мокроступах, он эту пикшу свободно на копье возьмет. Правда, мясо у нее жесткое, тиной воняет, но есть можно. надо.
Вона, какие твари на болотах встречаются.
– Ступайте прочь, – царственно взмахнула ручкой принцесса, а когда трактирная прислуга, пятясь задом, удалилась, спросила: – Граф, вы за кого посоветуете мне замуж выходить – за герцога или за его сына?
Я чуть цикорием не подавился. А мы за кого ее сватали? А, мы сватали ее за герцогскую корону, а не за человека.
– А сами-то вы за кого хотите? – поинтересовался я.
– Да мне, в общем-то, все равно, – наморщила носик принцесса. – С детства знаю, что дочери князей по любви замуж не выходят, так что, какая разница? Про герцога Силинга слышала, что властитель достойный, боец умелый, только он старый. А Вильфрид, как говорят, государственными делами заниматься не хочет, оружие в руках держать не умеет, все больше просвещением пейзан занимается. Зато наследник престола еще молодой.
Я не стал говорить девушке, что выбор станет делать не она, а Деметрий фон Силинг. Понравится властителю девица – женится сам, а нет, заставит выйти замуж за сына.
– А тут, принцесса, ничего не могу сказать. Приедете, сами решите. Герцог правитель, станете ему опорой, наследника еще одного родите, а там, глядишь, через ребенка власть приобретете. Станете женой молодого Силинга, то после смерти отца – то есть, свекра вашего, будете сами страной править, пока супруг школы да университеты открывает. А оружием владеть вы его сами и обучите, если терпения наберетесь.
Принцесса задумалась. Возможно, решила задать еще какой-нибудь вопрос, на который мне не хотелось бы отвечать. Спросит, например, как себя вел Вильфрид, когда был на той стороне гор, что отвечать? Что сын герцога, позволявший обижать себя всем, кому не лень, вел себя как тряпка? К счастью, от ненужных вопросов меня спасло появление двух воительниц, сопровождавших принцессу. Девушки начали греметь железом, снимая с себя лишние доспехи.
– Госпожа Инга, – обратилась одна из амазонок к принцессе. – В конюшне к вашей кобылке пристает какой-то нахальный жеребец, похожий на гнедого ярла Артакса. Он уже выгнал всех остальных коней во двор, а конюху врезал копытом.
– А сама кобылка не против? – подал я голос.
– Нет, кобылка не против, даже наоборот, – отозвались воительницы в один голос, а лишь потом изумились: – Ярл Артакс? Вы как здесь оказались?
– Тогда не стоит мешать, разберутся сами, – отмахнулась принцесса. – Гнедому Артакса можно к моей кобыле поприставать, хуже не будет. Глядишь, жеребенок симпатичный появится.
Чем хорошо жеребцам, так это тем, что в отличие от людей им не надо заботиться о будущих детях, платить их матерям деньги на содержание потомства, а иначе я бы уже давно разорился.
Глава четвертая
Правосудие герцога
– Дорогой граф, как я рад нашей встрече, – обратился ко мне мой сюзерен герцог Деметрий фон Скилур, когда я вышел во двор, намереваясь посмотреть, как там Гневко. – Вы же идете в конюшню проведать своего боевого товарища? Не возражаете, если я пойду с вами?
– Почту за честь, – прижал я руку к груди, изображая радость.
Едва не под ручку с Его высочеством мы дошли до герцогских конюшен, убедились, что Гневко жует овес, сена у него в достатке, а напоят жеребца чуточку позже, после того, как изволит откушать.
Вообще-то я уже собирался возвращаться в имение, именуемое ныне Йорген. Думаю, Кэйт все глаза проглядела, да и мне хотелось вернуться в свой дом, выспаться в собственной спальне, а заодно расставить по местам трофеи, приобретенные по дороге – оружие и книги. Зима заканчивается, а мне еще исполнять обещание, данное брауни – заделывать оконце в подвал, чинить крышу. Нет, не самому, разумеется, но присмотр за работниками тоже труд, да еще какой.
И что это понадобилось герцогу? Вроде, юную принцессу я привез, она нынче отдыхает с дороги. Отдыхает – понятие условное. Это у меня опять разболелась спина, пришлось отдаваться на растерзание знахарей, мявших мой позвоночник и пить разные отвары. Мяли они меня послабее, чем брауни, зато лекарство оказалось действующим. Вот уже второй день не болит ни одна косточка, а лекари говорят, что и дальше болеть не станет, если я буду принимать лекарства хотя бы раз в неделю. А юная княгиня отдыхала с дороги своеобразно – носилась со своими девами-воительницами по полям и лесам Силингии, осваиваясь на новой родине. Так молодежь, что с нее взять? Сам такой был.
– Ваше высочество, я весь во внимании, – улыбнулся я. – Не поверю, что вы решили составить мне компанию в конюшне.
Герцог знал, что у меня нелады со спиной, поэтому не слишком обиделся, что вместо полновесного поклона я отвесил лишь символический. Удобно, кстати.
Судя по всему, повелитель меня караулил или гулял, в ожидании моего появления. То, что в это время я отправлялся проведать гнедого, во дворце известно. Стало быть, хочет от своего вассала чего-то великого и несбыточного, а иначе просто отправил бы за своим подданным слугу, с приказанием явиться пред светлые августейшие очи.
– Для начала, я хотел бы выбранить вас, – хмыкнул властитель Силингии. – Я изобразил полное неведенье, а герцог продолжил. – Юная принцесса требует на завтрак исключительно яичницу. Говорит, что к этой пище ее приучил граф Артакс, и ей она очень нравится. Теперь я опасаюсь, что девочка начнет кукарекать. Куда годится кукарекающая герцогиня?
– Главное, государь, чтобы она не начала нести яйца, – заметил я, сохраняя серьезный вид. – Кукареканье еще можно как-то объяснить – например, воспоминаниями детства, привычкой издавать боевые кличи, а регулярное появление яиц на троне придворные не оценят.
Мы с герцогом заулыбались, понимая, что пристрастие юной княгини к яичнице не столь серьезная беда. Еще несколько дней, девушку начнет мутить от вида жареных яиц и она начнет есть нормальную пищу, положенную юным аристократкам.
– Как я и думал, граф Артакс обязательно выкрутится, – хмыкнул герцог. – Но если серьезно, то у меня к вам иное дело. Как я полагаю, вы собираетесь домой? Когда рассчитываете уехать? – поинтересовался герцог.
– Сегодня выезжать уже нет смысла, а завтра с утра и выеду.
– Принц, а вы не могли бы задержаться на пару дней? – поинтересовался Силинг.
Ох, если обращается с неуместным титулом, не к добру. Герцогу точно от меня понадобилось нечто важное.
– К вашим услугам, государь, – склонил я голову, потом поинтересовался с должной иронией. – А пары дней на задержку хватит?
– Пока не знаю, все будет зависеть от посыльного и новостей, – не стал кривить душой герцог. – Я его жду завтра-послезавтра, а пока хотел бы пригласить вас на маленькое представление. Посидите часок-другой, а за это я угощу вас кавой.
Вот с кавы-то Его высочеству и следовало начинать. Мол – пойдем, дорогой Артакс, обсудим наши дела за чашечкой ароматного напитка, так все и решим.
Я ожидал, что герцог и на самом деле поведет меня на какое-нибудь представление, хотя бы на кукольное, но он повел меня во дворец, прошел с десяток шагов по длинному коридору и потянул на себя дверь, за которой, как я уже знал, вершится суд и расправа над местными жителями. Вернее, Его высочество разбирает там запутанные дела, с которыми не смогли справится судьи поплоше. Мне стало любопытно, а что за жалобы разрешает Его высочество? Понятно, что он не станет судить разбойников да убийц, с этими в герцогстве поступают просто – казнят лиходеев там, где поймали, не заморачиваясь тратами на прокорм, с ворами, мошенниками и мздоимцами государь тоже не станет разбираться, для этого есть городской суд, где наказанием за содеянное является либо оправдание, коли вина не подтвердится, либо отправка на работу в рудник, к гномам. Гномы, прежде чем заполучить дармового работника, проводили еще и свое расследование, использовав какую-то магию. Коли им пытались «всучить» невиновного, возвращали подозреваемого обратно, уведомив о том герцога. Вот в этом случае на рудник отправлялись судьи. Посему, городские суды всегда старательно изучали дела, искали веские доказательства. Гномы же заботились о заключенных, хорошо кормили, но спуску не давали и работать арестантам приходилось как миленьким. А еще исправно отправляли жалованье, положенное каторжнику, на покрытие ущерба.
В судебном зале стояли стол, за которым сидел нахохленный канцелярист, немедленно вскочивший на ноги, высокий стул с подлокотниками и спинкой, напоминающий трон и еще один стул, на который мне указал герцог.
Усевшись, Его высочество приказал:
– Заводите первого жалобщика.
Первым жалобщиком оказался мужчина лет сорока-сорока пяти, одетый в богатое платье, самого купеческого вида, пришедший на суд вместе с женушкой – на вид, совсем еще девочкой. Супруга была одета чисто, но скромно, напоминая бедную родственницу из провинции, либо приживалку, а не жену богача.
– Господин Кальтер, меховщик, желает расторгнуть брак со своей супругой, – монотонно забубнил секретарь, зачитывая лежащий перед ним документ, – фрау Лиис Кальтер, в девичестве Зунд, а также требует, чтобы оная Лиис вернула ему два талера, что господин Кальтер потратил на свадебные расходы, а также присудить с оной еще два талера за моральный вред, причиненный ему…
Он собирался читать и дальше, но герцог пресек его намерения, кивнув меховщику:
– Пусть господин Кальтер сам расскажет, отчего он хочет развода. Живые слова гораздо лучше передают содержание, нежели сухой текст.
Меховщик, поклонившись герцогу в пояс, принялся излагать:
– Ваше высочество, я желаю развода, потому что моя супруга развратная женщина. Она скрыла, что у нее есть ребенок, рожденный до брака. Не следует начинать семейную жизнь с обмана.
Мы с герцогом дружно посмотрели на юную женушку. Ишь ты, такая юная, а уже с ребенком?
– Как я полагаю, вы уже обращались к патеру, но он предложил вам простить жену? – поинтересовался герцог.
– Да, предложил, – нервно сказал Кальтер. – Патер сказал, что все люди совершают ошибки, и нужно помочь им исправиться. Но почему я должен терпеть обман, да еще и кормить ублюдка, рожденного неизвестно от кого?
– Если бы ваша жена до свадьбы сообщила, что у нее есть ребенок, вы бы женились на ней?
– Конечно нет, – фыркнул меховщик. – У меня два законных сына от первого брака, зачем мне содержать чужого ребенка? Я вдовец, мне нужен покой, а не вопли.
– А почему вы женились на Лиис?
– Я знал ее с детства, потому что ее покойный отец много лет служил у меня приказчиком. Девушка казалась мне аккуратной, из нее должна получиться хорошая хозяйка, способная скрасить мою старость. Я считал, что Лиис чиста, а она оказалась шлюхой. Подумать только, она три года скрывала, что у нее есть ребенок!
Юная женушка стояла, закусив губу, но в глазах не было ни слезинки. Не похоже, что она раскаивалась в содеянном.
– Фрау Лиит, – мягко обратился герцог к девушке. – Все, что говорит ваш супруг – это правда? У вас есть сын? Когда же вы успели?
– Да, Ваше высочество, истинная правда, – глухо отозвалась девушка. – Я родила сыночка в пятнадцать лет.
– А кто отец?
– Отец – простой латник, из горожан. Он обещал жениться на мне…
В глазах девушки проступили-таки слезы, а герцог, почти по-отечески, спросил:
– А когда он узнал о вашей беременности, то отказался?
– Нет, Ваше высочество, он не отказывался. Он даже не успел ничего узнать, потому что погиб на войне с Ботэном. Я приходила к его родителям, но они отказались признать ребенка. Мол, Жак никогда не говорил, что у него есть подруга, так что, с какой стати они станут делиться пенсией, если у них еще двое младших детей? Покойный отец отправил меня рожать на ферму, к сестре и приказал никому ни о чем не говорить. Я очень скучаю по сыну и хотела сама его воспитывать, но после смерти отца мне остался лишь дом. Я думала, что господин Кальтер все поймет и простит, позволит взять ребеночка в наш дом или хотя бы позволит его навещать. А теперь, если мне придется заплатить расходы на свадьбу, у меня не останется ничего.
– Вот видите, Ваше высочество, эта шлюха считала меня дойной коровой… – заорал меховщик, брызгая слюной во все стороны, но наткнувшись на взгляд герцога, притих.
– Ваше высочество, вы позволите задать вопрос? – подал я голос, а дождавшись кивка правителя, спросил. – Какова сумма пенсии за погибшего воина?
– Пенсия равна жалованью, но все зависит от того, кем был воин. Если простой латник, то она составит пятьдесят пфеннигов, десятник – семьдесят, – любезно пояснил герцог, а я мысленно хмыкнул – в Швабсонии ни одному правителю не пришла бы в голову мысль платить семье погибшего солдата пенсию. Как помнил, у моего отца пенсионы полагались лишь престарелым слугам, да и то далеко не всем. А на пятьдесят пфеннигов в месяц в Силингии семья из пяти-шести человек сможет прожить если не припеваючи, то безбедно, да еще и отложить пфенниг-другой на черный день.
– А вот за гибель королевского жандарма сумма гораздо выше – один талер, – дополнил Его высочество свою речь, искоса посмотрев на меня.
Пропустив мимо ушей намек (это же герцог напомнил мне о гибели его жандармов в Черном лесу), спросил:
– Ваше высочество, если вы примете решение о разводе, вы же не станете возражать, если я назначу девочке пенсию из своих средств?
– Разумеется, нет, – усмехнулся герцог.
– В таком случае, с дозволения Вашего высочества, – склонился я в легком поклоне в сторону сюзерена, хотя уже принял решение, что в случае чего обойдусь и его без разрешений, – я дам своему ростовщику распоряжение, чтобы он ежемесячно переводил госпоже Лиис… не запомнил ее девичью фамилию, но секретарь мне потом запишет, некую сумму, сумму… – призадумался я, а потом решил не мелочиться, – пусть будет один талер в месяц, пока ребенку не исполнится шестнадцать лет. Еще я переведу фрау Лиис десять талеров единовременно, чтобы она смогла рассчитаться со своим мужем-пауком, имела приданное и вышла замуж за достойного человека.
– Хорошо, господин граф, доброму поступку не может быть возражений, – кивнул герцог, а потом, добавив в голос немного металла, изрек: – Итак, мой вердикт. Признать иск господина Кальтера к супруге справедливым, посему их брак считать расторгнутым. Касательно иска Кальтера к бывшей супруге, то он будет фру Лиит уплачен в размере двух талеров, но не более.
– Подождите, Ваше высочество, – встрепенулся вдруг меховщик, – но если господин граф, не знаю его имени, назначит пенсию на воспитание ублюдка, то есть ребенка и даст моей супруге приданное, зачем же мне разводиться?
– А потому, что господин граф не назначит пенсию и ничего не даст законной супруге меховщика Кальтера, – усмехнулся я.
– Вы можете попытаться еще раз попросить руку и сердце вашей бывшей супруги, – добавил герцог.
Меховщик пытался еще что-то сказать, но в зале появились два стражника и они быстренько, но без особой грубости, выдворили теперь уже бывшего мужа из зала. Оставшейся стоять как вкопанной разведенной женщине я сказал:
– Фру Лиис, вам придется немного подождать с получением денег. Я сегодня отправлю письмо своему ростовщику, но деньги он сможет перечислить не раньше, чем через неделю.
– Ваш ростовщик, господин Мантиз, не так ли? – спросил герцог. – В Силинге есть представительство его конторы, поэтому вам проще зайти туда самому или отправить письмо. Личар, – кивнул правитель секретарю, – напишите письмо на имя Мантиза, а граф Артакс его подпишет. А чтобы не было никаких сомнений, я заверю документ своей подписью.
Девушку тоже пришлось выводить, потому что она зашлась от слез, пыталась целовать руки герцога и мои, обещала молиться за нас и чуть не забыла самое главное – письмо в представительство ростовщика. Кстати, мне бы все-таки не помешало и самому туда зайти, взять немного денег для возвращения домой. А герцог так и не вернул мне долг – тот самый талер, на который он нанимал меня для поездки в княжество Севр. Но напоминать о таком пустяке неудобно.
Пока секретарь раскладывал бумаги в ожидании очередного жалобщика, герцог сказал:
– Знаете граф, я хотел предложить вам должность главного судьи в Урштадте и его округи, теперь не стану.
– А что не так? – удивился я. Не то, чтобы я рвался занять какую-то должность – я вообще никогда не рвался в начальственные персоны, но фраза Его высочества меня все-таки задела.
– Вы думаете, что облагодетельствовали эту девицу? – с иронией поинтересовался герцог и сам же ответил. – На самом-то деле вы только что произвели на свет тунеядку.
– А как бы вы поступили, если бы меня рядом не было? – полюбопытствовал я, сознавая, что с государственной точки зрения Его высочество абсолютно прав. Вряд ли женщина, на которую нежданно-негаданно свалилось богатство, станет жить честным трудом.
– С супругом, безусловно, я бы ее развел, – раздумчиво сказал герцог. – Оставить юную фрау женой меховщика означало бы превратить в ад и ее жизнь, и жизнь ребенка. Кто знает, чем бы все могло закончиться? Разумеется, никаких компенсаций этому надутому индюку я бы не назначил. Коль скоро он обращался к патеру, а тот посоветовал простить супругу, значит Кальтер уже успел приступить к исполнению супружеского долга, попользовался ее юным телом, а за все на свете нужно платить.
– Но вы бы милостиво пристроили несостоявшуюся меховщицу в прачки или в посудомойки во дворец, чтобы она жила в честной бедности, – завершил я мысль герцога.
– Разумеется, – сухо ответил герцог. – Мы же не можем на основании только слов девицы признать, что ребенок действительно от погибшего латника, верно? Тем более, что пенсия за него уже выплачивается. Если я стану брать на веру слова всех беременных барышень, моя казна закончится быстрее, нежели ваш кошелек.
– Ваше высочество, как хорошо, что я не государственный муж, а уж тем более, не судья, – всплеснул я руками. – Иначе мне пришлось бы думать о последствиях, оценивать, как мое решение отразится на государственных интересах, заботиться о воспитании ваших подданных, зато как частное лицо я могу делать любые глупости.
Его высочество покачал головой. Вздохнув, посмотрел на секретаря, ловившего взгляд государя и уже готового метнуться к дверям за новым истцом, сказал:
– Передайте просителям, чтобы они меня сегодня не ждали. У меня возникли важные государственные дела. – Встав со своего стула-трона, герцог кивнул на выход: – Пойдемте граф.
Надеюсь, не для исполнения великих дел? Лучше все-таки – кава.
Глава пятая
Правосудие герцога (продолжение)
Только мы с герцогом встали со своих мест, как молчаливый секретарь не просто вскочил из-за, а взлетел, словно перепуганный петух на насест и завопил:
– Ваше высочество, ради всего святого, умоляю, примите это семейство…
– Личар, я вам неясно сказал?
В голосе Его высочества было столько хладного металла, что любой нормальный человек осознал бы, что противоречить властителю – это сразу же отправиться либо в ссылку, либо на плаху. В крайнем случае – в тюремные казематы. Но что-то разладилось в голове у секретаря, если он, упав на колени, снова осмелился повторить:
– Ваше высочество, я вас умоляю. Вы же знаете, что я никогда ни о чем не просил ни для себя, ни для кого-либо, но эта семейка пытается попасть на ваш суд уже в третий раз. Они живут неподалеку от нас, почти соседи. Моя бедная матушка опасается ходить на рынок за покупками, потому что мамаша Нитуш бегает за ней по пятам, в голос рыдает и просит, чтобы ее сыночек, то есть я, помог ей с этим делом, грозится подать на матушку жалобу в городской совет за плохое воспитание сына. А я в последние дни боюсь возвращаться домой – она меня подстерегает возле двери и начинает плакать и напоминать, каким я хорошим мальчиком был в детстве и какой неблагодарной тварью оказался теперь.
– Может, следует посадить мамашу Нитуш в колодки, как сварливую бабу? Пусть посидит в ней пару часов, осознает, что не стоит гоняться за матушкой герцогского секретаря и пугать самого секретаря, потом и поумнеет? – предложил я, а герцог одобрительно кивнул.
– Да что вы, господин граф, разве так можно? – испугался секретарь. – Мамаша Нитуш, ко всему прочему, доводится мне крестной. Куда годится, чтобы крестная герцогского секретаря сидела в колодках, словно сварливая женщина? Все-таки, в детстве она приносила мне сладости, и даже несколько раз дарила пфенниги на день ангела.
Я не стал говорить, что бывали случаи, когда в позорных колодках стаивали и благородные люди, по сравнению с которыми и сам секретарь мелкая сошка.
– Эх, ну что же мне с вами делать, Личар? Вы действительно никогда не злоупотребляли своим положением, ничего не просили, хотя могли бы, – вздохнул герцог, сменив гнев на милость. Переведя взор на меня, Его высочество спросил: – Граф, уважим желание нашего юного канцеляриста?
Я только пожал плечами. На месте герцога я тоже уважил бы просьбу юноши, но потом поменял бы секретаря на более непробиваемого человека. Куда годится слуга, манипулирующий хозяином? С другой стороны, не так и много в герцогстве грамотных людей. Вон, и мне он сделал доброе дело, составив письмо для банковской конторы. Но если секретаришка так боится какой-то вздорной бабы, то что случиться, если за него возьмутся более серьезные враги? Впрочем, а скажите-ка откровенно, а кто же не боится сварливых женщин? По мне так лучше встретиться с тремя разбойниками в лесу, чем зацепиться языком с какой-нибудь вздорной сучкой. С разбойниками все просто – убил, и весь сказ, а что делать с языкастыми бабищами?
– Личар, напомните мне, в чем суть дела? – спросил правитель.
– Увы, подробности мне неизвестны. Мамаша Нитуш жалуется на своего зятя, но суть жалобы готова изложить только при личной встрече с Его высочеством. Она обращалась в жалобой в городскую ратушу, но там ее и слушать не стали, потому что не захотела излагать просьбу перед всеми членами, ходила к патеру и, тоже безрезультатно, а теперь у нее осталась только одна надежда – на вас, да на вашу справедливость.
– М-да? Любопытно, – зевнул во весь рот герцог. – Н-ну, заводите, то есть, приглашайте вашу сварливую крестную.
В судебный зал вошло целое семейство – невысокая кругленькая тетка средних лет, длинный сухопарый мужчина – вероятно, супруг, а еще молодая пара – она, рослая деваха, что называется «кровь с молоком», а он – тщедушный, с едва наклевывавшимися усиками, напоминавший скорее подростка, а не мужа.
– Итак, дорогие мои, чем я могу быть полезен? – ласково спросил герцог, когда вошедшие закончили с обязательными поклонами и приветствиями.
Окинув взглядом присутствующих, тетка сразу же заявила:
– Наша беда лишь для ушей господина герцога. Я хочу, чтобы посторонние вышли.
– Милочка, хотеть вы станете дома, а здесь я решаю – кто посторонний, а кто нет. Излагайте, а иначе я сейчас просто позову стражу и прикажу всыпать вам пять плетей за трату моего времени, – лениво сказал герцог. – И мне плевать, что вы не крепостная, а горожанка и жена бюргера, а уж моим латникам тем более.
При всей своей наглости тетка не рискнула проверять, имеет ли правитель право ее выпороть, нет ли, поэтому приступила к делу:
– Жалоба у меня на моего зятя… – Дальше мамаша Нитуш вытолкала вперед дочку. – Рассказывай деточка, что не так.
Статная девица, слегка зардевшись, замялась:
– Дело все в том… в том все дело… а дело-то вот в чем…
– Да уж говори все как есть дура! – толкнула мамаша дочку в спину, а потом, не выдержав, выпалила сама: – Все дело в том, государь, что дочка моя до сих пор целая, хотя они с Курцем уже полгода, как женаты. Вот.
– Стало быть, молодой супруг не хочет исполнять свои обязанности? – перевел герцог взгляд на дочь. – А вы, милочка, не пытались как-то вдохновить вашего супруга? – Его высочество властным жестом остановил пытающуюся отвечать за дочку мамашу и опять посмотрел на молодую женщину. – Ну же, дитя мое, скажите, мне можно знать.
– Да как не пыталась, – горестно вздохнула девица. – Я уж и так, и этак, и поцелую его, и поглажу, и … это самое, а он только ночную рубаху между ног зажимает, морду отворачивает, да пукает, словно от страха.
– Да я в его годы … – попытался что-то сказать супруг, но получив от дражайшей половинки локтем в ребро, притих.
– Так-так, – побарабанил герцог костяшками пальцев по подлокотнику и спросил: – Сколько лет юной супруге?
– Недавно двадцать исполнилось, – сообщила девушка.
– А сколько лет молодому мужу?
– Шестнадцать, – влезла мамаша Нитуш.
– Молчать! – рявкнул герцог так грозно, что даже у меня заложило уши, а жалобщики присели от страха. Ладно, что лужу не сделали: – Курц, сколько тебе лет?
– Четырнадцать, – пролепетал парень.
– Значит, супругу четырнадцать, а жене двадцать, – раздумчиво проговорил герцог, снова побарабанив по подлокотнику. – Конечно, законом не возбраняется, если жениху четырнадцать лет, но вы, дорогие мои, каким местом думали, когда решили выдать замуж взрослую девушку за мальчишку?
– Так мы, это, головой думали, а чем же еще? – с обидой отозвалась мамаша Нитуш, а следом вступил в разговор и папаша:
– Мы с родителями Курца перетолковали, все и сладили. Мы ж бондари – и я, и Дюрекс, отец евонный, то есть, Курцев, – пояснил тесть юного супруга, – порешили наши мастерские объединить, чтобы, значит, дело расширить. Поособицу-то мастерские маленькие, но ежели, две в одну слить, так получается, что и большая. Вдвоем-то мы и работников больше наймем, и бочек побольше сделаем, а на бочки нынче спрос вырос, особенно на маленькие, в которых гномы масло перевозят. Ну, а детишек решили поженить, чтобы договор закрепить. Курц, даром что лет немного, сызмальства отцу помогал, а год назад уже и экзамен сдал на право именоваться мастером. Такой бочоночек сделал, что для ваших погребов впору! Девке моей все равно замуж идти, но жениха подходящего нет. Если по возрасту подходит, так либо не из наших, не из бондарей, а если из наших, то только подмастерье, без своего хозяйства, с таким ей век мыкаться, пока он в мастера не выбьется, а даже и выбьется, то на чужого дядю работать станет. А четырнадцать лет для парня – самый возраст. Не изгуляется, коли своя жена под боком. Я вон, в четырнадцать лет…
Бондарь снова получил локтем от супруги, а герцог изрек:
– Понимаю, что вы руководствовались благими намерениями и у меня нет оснований расторгнуть брак. Но поймите и вы, что невозможно заставить молодого супруга исполнять те обязанности, к которым он еще не готов. Даже я, собственной властью не смогу противоречить воле Единого и природе. Здесь вам даже маги помочь не смогут. Бывает, что и в четырнадцать лет юноша вполне созрел и внешне, и внутренне, но чаще всего он готов стать супругом позже.
– Так и что, сколько мне ждать? – выпятила губу молодая жена. – Мне от подружек, которые замуж вышли неловко. Начнут рассказывать, а мне и неловко, ничего и не знаю. Да и самой…
Герцог развел руками:
– Вы, девушка, замуж шли добровольно, а ведь могли и отказаться. Вы же видели своего жениха до свадьбы? И что же вас подтолкнуло выйти замуж за ребенка? Вас патер спрашивал в храме – добровольно идете, или по принуждению? Спрашивал. Так что, терпите, ждите, пока ваш молодой супруг не созреет. А подругам… А кто сказал, что с подругами следует обсуждать все тонкости вашей жизни? И вот еще что… Если вы, в силу собственных желаний, захотите совершить глупость, то трижды подумайте. Надеюсь, вы меня поняли?
Когда семейство, смущенное и, донельзя озадаченное, покинуло помещение, Его высочество обратился ко мне:
– Видите, господин граф, какими делами приходится заниматься?
Читать бесплатно другие книги:
