Люби меня вечно Линдсей Джоанна
Та снова побледнела. Кимберли поняла, что с таким решением спорить невозможно. Несса бросилась прочь из комнаты.
В неловкой тишине кто-то проговорил:
— Готов ручаться, она попробует скрыться — она же ненавидит Гэвина Керна.
— Он ей делал предложение чуть ли не дюжину раз, — напомнил кто-то другой. — По крайней мере он-то будет рад, что она загнала себя в угол и больше не сможет ему отказать.
— Если он сможет ее найти.
— Идите и задержите ее, — отрывисто приказал Лахлан, кивая двоим мужчинам, стоявшим у двери. — И пусть кто-нибудь приведет сюда Гэвина на его свадьбу. Она состоится сегодня вечером, иначе я накажу всех, кого это касается.
Невероятно, но Кимберли даже пожалела Нессу. Ей претило, что женщину заставляют выйти замуж за того, кого она презирает. Однако она оставила свое мнение при себе. По правде говоря, ей было не настолько жаль Нессу, чтобы за нее вступаться.
Глава 49
В тот вечер почти все получили огромное удовольствие от праздничного ужина, и выходка Нессы не могла испортить атмосферы радости по поводу счастливого возвращения хозяина замка. А когда Лахлан сделал объявление относительно Уиннифред, которая наконец нашлась и вернула ему наследство, то праздничное настроение еще усилилось.
Надо признать, что перестройка замка на новый лад имела и свои недостатки. С исчезновением большого зала не стало помещения, которое бы годилось для такого грандиозного собрания, какое проходило в замке в тот вечер. Еду выносили в столовую, но ели в коридоре, прихожей и гостиной: вдоль всех стен было расставлено великое множество стульев и скамей, заполнивших почти все свободное пространство.
Несса устроилась в углу на одном из диванов, скрестив руки на груди. Выражение лица у нее было возмущенное, а временами, когда кто-то пытался с ней заговорить, злобное. Но с ней мало кто заговаривал.
Кимберли старалась держаться бодро, так как этого требовали приличия. Настоящая леди не выказывает своего огорчения окружающим. Но душа болела, и улыбки давались с трудом. Ее нисколько не утешили уверения Лахлана, что изуродованные вещи можно починить, и все станет как новенькое. Во-первых, она сомневалась, чтобы это было возможно, поскольку топор там поработал на славу. А во-вторых, ей вовсе и не хотелось, чтобы они стали как новенькие. Это же вещи ее матери, они хранили ее тепло и этим были дороги Кимберли.
Она запасется терпением. Муж решительно намерен исправить случившееся. Если это возможно, он позаботится о том, чтобы все было сделано, и сделано как следует. Только эта надежда немного смягчала ее боль; она чувствовала к мужу еще большую нежность, впрочем, ее сердцу не нужны были для этого какие-то дополнительные поводы.
Гэвин Керн был на вершине счастья. Оказывается, он уже несколько лет уговаривал Нессу стать его женой. Кимберли беспокоило, что Нессу насильно выдают за него замуж, но, после того как она несколько минут поговорила с Гэвином, ее тревога улеглась.
Лахлан, весь вечер от нее не отходивший, пошел примирить двух вспыльчивых братьев, ссора между которыми грозила вот-вот перейти в потасовку. Он как раз разговаривал с Гэвином, так что его внезапный уход оставил Кимберли наедине со счастливым женихом, и она утолила свое любопытство.
Гэвин, как она выяснила, принадлежал замку на другой стороне озера — вернее сказать, замок принадлежал ему. Он там родился чуть больше тридцати лет назад и всегда был соседом Макгрегоров, но, будучи старше Лахлана и Нессы, в детстве с ними не дружил. Он одним из первых заметил, как Несса выросла, превратившись в хрупкую красавицу. Она по-прежнему оставалась сорванцом, не интересовалась мужчинами, но Гэвин с той поры начал за ней ухаживать — правда, без всякого результата.
Услышав его рассказ, Кимберли спросила:
— А вас не смущает, что вы женитесь на женщине, которая… э-э…
— Меня презирает? — охотно подсказал он. — Это не так. Она всегда твердит об этом, и прежде я ей верил, но теперь-то понял, что к чему. Она всегда обращается ко мне за помощью, всегда жалуется, когда происходит что-то плохое. Поверяет мне свои мечты, говорит о своих желаниях. Я измучился слушать, как она любит Макгрегора, пока не понял, что это просто привычка, которая осталась с детства.
Гэвин Керн показался Кимберли прекрасным человеком — слишком хорошим для мстительной Нессы. У него были темно-русые волосы, добрые карие глаза, приятные черты лица; ростом он был не выше Кимберли. В отличие от Лахлана в нем не было ничего необычного, но он казался надежным и дружелюбным.
— Привычка далеко ее завела, — заметила Кимберли. — Она даже пришла к вам…
Она не закончила фразу, смутившись поворотом разговора.
Но Гэвин понял ее и ответил:
— Я же сказал: когда ей нужна помощь, она всегда приходит ко мне. И сейчас она могла бы просто попросить денег, и я бы их дал. Она это знала. Но она гордая и понимала, что никогда не сможет их вернуть, так что она предложила себя. Мне следовало бы отказаться, но… — тут он покраснел, — ..я слишком давно ее хотел. И я надеялся, молил небо, что когда Макгрегор узнает, то случится именно это.
— Что он заставит ее выйти за вас замуж?
— Да, — подтвердил он и улыбнулся. — Не сомневаюсь, она тоже знала, как он отреагирует на это. Видите ли, она уже столько раз мне отказывала. Теперь гордость не позволяла ей принять мое предложение.
Кимберли изумилась:
— Вы хотите сказать, что она передумала и захотела выйти за вас замуж, но не могла заставить себя в этом признаться?
Он кивнул.
— Я ведь… провел с ней ночь. В ту ночь мне стали понятнее многие ее чувства, о которых не подозревала даже она сама. Сейчас она бунтует, но это все показное, я думаю, из гордости. Она сложная девушка, моя Несса.
И злобная, и безжалостная, и… Ну, теперь Кимберли, слава Богу, не понадобится разбираться в ее характере. Пусть Несса будет какой угодно сложной — только пусть пребывает на другой стороне озера, а не в Крегоре.
Они с Гэвином еще немного поговорили, прежде чем вернулся Лахлан. Вскоре прямо в гостиной произошло бракосочетание.
Несса, казалось, так и не смирилась. Она не стала переодеваться соответственно событию, не стала причесываться. Она не прикоснулась к еде, которую ей предлагали, и отказывалась отвечать на вопросы, которые задаются невесте во время обряда. Пастор был из Макгрегоров, и всякий раз, не получив от Нессы требуемого ответа, он обводил взглядом присутствующих и произносил нечто вроде:
— Глава клана говорит, что она согласна, мне этого достаточно.
Кимберли решила, что это попахивает средневековьем, но, похоже, саму Нессу ничуть не удивило, что ее выдают замуж без ее согласия, — как не удивило это и всех присутствующих. Когда церемония закончилась, мягкий и сдержанный Гэвин Керн вдруг издал торжествующий вопль, забросил Нессу себе на плечо и удалился, как герой-победитель.
При виде такой смелости Макгрегоры разразились приветственными криками. А Несса нарушила обет молчания и закричала:
— У меня есть ноги, болван! Поставь меня сейчас же! Гэвин с веселым смехом ответил:
— Только когда ты окажешься на моей стороне озера, дорогая Несса.
— Если ты решил, что сможешь теперь мной командовать… — Несса замолчала, чтобы придумать что-нибудь другое, потому что брак позволял мужу именно это, а потом упрямо добавила:
— Ну, посмотрим.
Лахлан похвастался Кимберли:
— Похоже, я отдал ее в сильные руки. Кимберли искоса на него посмотрела:
— Кажется, она с этим не согласна. Лахлан ухмыльнулся.
— Нет, если бы она питала к нему злобу, то сейчас грозилась бы, что вырвет у него из груди сердце. Пройдет какой-нибудь месяц — и она придет меня благодарить.
— Или поклянется, что вырвет твое сердце. Он расхохотался и на глазах у всех присутствующих крепко ее поцеловал. Все снова разразились одобрительными криками. И хотя Кимберли ужасно смутилась, крики присутствующих ее ободрили. По крайней мере остальные Макгрегоры ее приняли. А Несса… Ну, Несса теперь не Макгрегор, а Керн.
День, переполненный событиями и эмоциями, подходил к концу. Кимберли рано отправилась спать. Лахлан распрощался с гостями, чтобы присоединиться к ней, но, вопреки ее ожиданиям, не стал в ту ночь ее любить. Он только обнял ее, прижал к себе и, когда она снова расплакалась, начал шептать на ухо какую-то ласковую чушь. Плакала Кимберли не из-за вещей матери — слезы лились потому, что теперь она уже больше не могла обманывать себя и притворяться, что ее не волнует то, что Лахлан ее не любит. Сердце уже не принадлежало ей: оно целиком перешло во власть мужа.
Глава 50
Примерно неделю спустя к замку подъехали всадники — человек тридцать или сорок, подсчитать было трудно. Поверх теплых курток у всех были перевязи из одинаковой красной с зеленым шотландки. Переехав через подъемный мост с таким видом, словно замок принадлежал им, они выстроились на внутреннем дворе перед главной башней и стали кричать, вызывая старшего Макгрегора.
Лахлан наблюдал за их приближением из окна гостиной со страхом, к которому примешивалась немалая доля раздражения: он решил, что их появлению обязан все той же Нессе. Надо полагать, она в припадке досады отправила им известие — и пусть даже потом раскаялась в содеянном, исправить ничего уже было нельзя. И вот они здесь. Ничего не оставалось, как выйти и заняться ими и, если понадобится, действовать жестко.
Но, распахнув двери, он увидел, что к всадникам приближается Кимберли. Когда они прибыли, она выходила из конюшни и теперь осторожно пробиралась между ними, чтобы попасть в дом, не подозревая, кто именно приехал. Лахлан предпочел бы, чтобы она и дальше оставалась в неведении.
Обхватив Кимберли за талию, он втащил ее в дом и закрыл за ней двери, наказав оставаться внутри.
После слов, прозвучавших как приказ и не сопровождавшихся никакими объяснениями, трудно было ждать, что она послушается, — с ее-то любопытством. Двери за его спиной снова открылись, как раз когда он крикнул:
— Я — Лахлан Макгрегор. Что вам надо? Темноволосый молодой человек, стоявший в середине первого ряда, был, видимо, выбран для ведения переговоров.
— Нам сказали, что у тебя наша сестра. Мы приехали на нее взглянуть.
— Вы все — ее братья? — недоверчиво спросил Лахлан.
— Нет, — ответил говоривший и поднял руку. По этому сигналу вперед выдвинулся один всадник, потом еще один, и еще… В конце концов впереди оказалась чуть ли не половина приехавших.
— О ком они говорят? — прошептала Кимберли за спиной у Лахлана.
— О тебе, милочка, — со вздохом ответил он. — Они все — Макферсоны. — Потом он обратился к предводителю:
— Вы можете ее увидеть, только не вздумайте забрать ее с собой. Теперь она принадлежит Крегоре и мне.
Молодой человек отрывисто кивнул и спешился. Тут Кимберли вышла из-за спины Лахлана, изумленно разглядывая длинный ряд всадников. Те, кто выехал вперед, тоже начали спешиваться. Половина молодых людей были ей примерно ровесниками, остальные — моложе. Самому младшему было около семи.
Ее братья? Кимберли, потрясенная, молча их пересчитала. Их оказалось шестнадцать — шестнадцать копий… Все они обладали явным сходством. У большинства были. точно такие же, как у нее, темно-золотые волосы и темно-зеленые глаза.
Теперь Кимберли поняла, от кого унаследовала свой рост. Не от материнской родни, как она считала прежде. Говоривший за всех был самым старшим и ростом — почти с Лахлана. Еще четверо были такие же высокие, пятеро — почти такие же, а что до младших… Они еще не перестали расти.
Она не могла прийти в себя: росла одна, без братьев и сестер, и вдруг у нее появилось их… больше, чем пальцев на обеих руках. Одна легенда оказалась правдой, а сколько же их еще, рассказываемых об Айене Макферсоне, соответствуют действительности?
— Мы терпением не славимся, Макгрегор, — проговорил один из младших юношей, когда они собрались у дверей. — Когда ты ее приведешь?
Другой подросток ткнул говорившего в бок локтем и кивком головы указал на Кимберли, озорно ей улыбнувшись. Кое-кто засмеялся. Потом они все принялись ей улыбаться и заговорили чуть ли не одновременно."
— А ведь она старше тебя, Айен Один. Похоже, ты больше нами не будешь командовать!
— Тебе все равно вылизывать мне сапоги, Джонни, если мне придет в голову их начистить, — парировал Айен Один, бросая на младшего брата взгляд, обещавший, что сапоги очень скоро потребуют чистки.
Джонни возмущенно взглянул на него, но не успел ответить, как заговорил еще один брат:
— Вам не кажется, что для Макферсон она маловата ростом?
— Она же девушка, дурень, — пояснил еще какой-то брат. — Ей и положено быть крохотной.
— Мне всегда хотелось иметь сестру, — смущенно проговорил рыжеволосый брат.
— У Дональда есть сестра, — напомнил ему один из самых младших, несколько сбитый с толку.
— Но сестра Дональда — не Макферсон, Чарльз, и нам с тобой она не сестра. А эта — Макферсон и принадлежит нам всем, понимаешь?
— Она похожа на Айена Шесть. Видите? Айен Шесть был, видимо, самым младшим. Покраснев, он пробубнил:
— Ничуть не похожа.
Кимберли улыбнулась Айену Шесть. Забавно, что к их именам были добавлены цифры: она вспомнила, что у всех ее братьев разные матери. Или по крайней мере у большинства. Она представила себе, как они желали назвать сыновей в честь их отца, не думая о том, какую неразбериху это вызовет. Надо полагать, номера им присвоили, чтобы избежать путаницы.
Кимберли гадала, сколько они здесь пробудут и стоит ли прилагать усилия, чтобы запомнить, кто из них кто. Сейчас ей ужасно хотелось обнять младшего мальчишку. По правде говоря, ей хотелось всех их обнять. Но они внушали и некоторый трепет: пышные гривы волос, привязанные к ноге кинжалы, внушительный рост, несмотря на то, что все были моложе ее, — и, главное, их было так много! Братья или нет, они пока оставались для нее незнакомцами.
— Ох, да она вылитый Сэм, когда улыбается, — изумленно проговорил черноволосый. — Теперь он не станет сомневаться, что она его.
— Угу, и, может, наконец перестанет быть таким мрачным.
— После того, как отрежет Айену Один голову за то, что тот заставил его ждать, — ухмыльнулся Джонни.
Айен Один густо покраснел оттого, что забыл о полученном приказе, и, резко повернувшись, кивнул одному из всадников, который оставался в седле. Кимберли заволновалась: ведь она забыла о присутствии других Макферсонов, двоюродных и троюродных… И даже, как она узнает потом, четвероюродных. Но, быстро осмотрев ряды всадников, она не увидела среди них человека подходящего возраста, который мог бы быть ее отцом.
Кимберли немного успокоилась. Но тут один из всадников развернулся и поскакал назад, за ворота замка. Если Айен Макферсон дожидается за стенами замка… Но чего ей бояться? Что она ему не понравится? Что он ей не понравится? Если верить Сесилу, этот человек обольстил ее мать из мести. Как она может испытывать к нему симпатию? И все же ее мать его любила. Сесил признал это. В нем должно быть что-то хорошее, если его полюбила нежная Мелисса.
Всадник вернулся; за ним ехал огромный мужчина, казавшийся еще больше из-за громоздкой куртки из овчины. Благодаря такому наряду и очень длинным темно-золотым волосам, чуть тронутым сединой, он казался дикарем. Черты лица у него были резкие, суровые, но в них проступала былая привлекательность, покорявшая женские сердца.
Как только незнакомец въехал во двор, его взгляд сразу же устремился на Кимберли. Медленно приближаясь, он не отрывал от нее глаз — проницательных, волнующих, таких же темно-зеленых, как у нее. Только в них были холод и отчуждение, словно человек потерял способность радоваться жизни.
Когда он подъехал и начал спешиваться, сыновья мгновенно расступились перед ним. Кимберли бессознательно придвинулась к Лахлану, он заботливо обнял ее за плечи. Она была не готова к этой встрече, совершенно не готова.
И вот он уже стоял перед нею, Айен Макферсон, герой легенд, человек, которым пугали малышей, ее отец… Заметив тревогу на его лице, Кимберли, с трепетом наблюдавшая за его приближением, наконец перевела дыхание. Он испытывал те же чувства, что и она, — неуверенность, смятение. Это ее покорило.
Улыбнувшись, она сказала:
— Здравствуй, отец.
Глава 51
Кимберли протянула Айену кружку глинтвейна и села рядом с ним на кушетку в своей гостиной. Наверное, у нее будут синяки после того, как отец стиснул ее в объятиях у дверей замка. Ей далеко не сразу удалось увести всех в дом с холода.
Айен заплакал. Кимберли все еще не переставала этому изумляться. Заключенная в его объятия, она и не заметила бы его слез, если б один из ее братьев не удивился во всеуслышание.
Лахлан взял на себя устройство ночлега для такого огромного количества нежданных гостей, чтобы Кимберли могла побыть с отцом наедине. Она не была уверена в том, что это хорошая мысль: слишком недавно они встретились и еще чувствовали себя неловко. Однако любопытство не давало ей покоя — у нее к отцу было множество вопросов.
— Откуда ты узнал, что я здесь? — неуверенно начала она.
— Я на этой неделе получил письмо от Сесила. Сначала я решил, что это просто дурная шутка. Он написал, что жена его умерла. — Макферсон закрыл глаза: эта мысль по-прежнему причиняла ему острую боль, — но продолжил объяснения:
— Что больше не видит смысла считать незаконного ребенка Мелиссы своим.
— Это не совсем правда. Мне кажется, он принял это решение не по доброй воле. Со смерти моей матери прошло уже больше года, но он всего несколько недель назад признался мне, что мой отец не он, а ты. Он не собирался мне об этом говорить, это получилось случайно. Но раз уж так получилось, то, наверное, он решил, что я стану тебя разыскивать, и захотел сам все тебе сказать.
— Я все еще не могу привыкнуть к мысли, что ее нет, — тихо проговорил он. — Много лет назад я отказался от мечты сделать ее своей и даже увидеться с ней, но любить ее не переставал. Это было навсегда. Я никогда не думал, что она может умереть… — У него перехватило дыхание. — Извини, девочка, — снова заговорил он спустя несколько минут. — Она для меня словно бы только что умерла, и я никак с этим не смирюсь.
— Я понимаю, но не могу разобраться в том, что произошло. Сесил сказал, что ты любил Элли, а мою мать соблазнил только для того, чтобы ему отомстить.
Айен покраснел от гнева.
— Подонок! Он солгал, чтобы скрыть свои грехи!
Если кто и искал отмщения, так это он сам.
— Что же произошло на самом деле?
— Он любил Элеонор, любил горячо и не видел, какая она алчная, корыстная. Он не замечал в ней никаких недостатков. Она согласилась за него выйти: ей хотелось стать богатой, знатной дамой, графиней… но она терпеть его не могла и перед самой свадьбой вдруг решила, что ни за какие деньги не сможет с ним жить.
— Она сказала ему об этом, отменила свадьбу?
— Нет. Он сделал ей много красивых и дорогих подарков, с которыми она не хотела расставаться, понимаешь? Она знала, что он потребует их назад, если она за него не выйдет, и будет прав. Но это я понял только потом. А тогда она плакала и умоляла, чтобы я увез ее и помог скрыться в Шотландии. Она говорила, что они страшно поссорились и если он ее разыщет, то изобьет до полусмерти. Я знал, что Сесил бывает страшно вспыльчив. Ее слова вполне могли оказаться правдой — так я решил. Конечно, я был дурак, что ей поверил.
— Так никакой ссоры не было?
— Нет, это она придумала, чтобы я ей помог, сама мне об этом сказала, когда мы пересекли границу Шотландии, и смеялась над моей доверчивостью. Мне бы тут с нею и расстаться и все рассказать Сесилу — пусть бы он ее разыскивал, если был настолько глуп и хотел по-прежнему жениться на ней. Но я был так зол, что решил везти ее обратно к нему — это было второй моей ошибкой.
— Почему?
— Потому что она отказалась возвращаться, а когда я стал настаивать, она расхохоталась и ускакала во тьму. У меня даже не было времени решить, гнаться ли за ней следом, — почти мгновенно раздался ее крик. Когда я к ней подъехал, она была мертва, а лошадь — искалечена. Стыдно признаться, но мне больнее было прикончить страдающее животное, чем смотреть на нее, бесстыдную обманщицу.
— Но Сесил решил, что ты ее тоже любил и увез от него. По крайней мере так он мне сказал. Почему он так подумал?
— Потому что у меня не хватило мужества сказать ему, что она от него убежала. Это убило бы его; мне не хотелось заставлять его страдать. Поэтому я сказал ему, что тоже ее любил, что решил, будучи пьян, что если увезу ее, то она согласится со мной остаться. Я подумал, пусть он лучше меня ненавидит, если не сможет простить, чем узнает, какая она была на самом деле.
— Думаю, это было твоей третьей ошибкой. С тех пор он возненавидел всех шотландцев и стал тем озлобленным и жестоким человеком, которого я знала всю свою жизнь.
— Я рад это слышать! Кимберли изумилась:
— Ты ненавидел его так же сильно, как он — тебя? Тогда почему же ты попытался скрыть от него правду об Элеонор?
— Потому что это случилось до того, как он мне отомстил, когда я еще был ему другом и чувствовал себя страшно виноватым во всем этом деле.
Кимберли нахмурила лоб.
— Вот тут я запуталась. Сесил утверждает, что это ты ему мстил. Ты ведь соблазнил мою мать?
— Нет, малышка, я любил твою мать. Я всегда любил Мелли, хоть и не надеялся, что смогу на ней жениться. Она ведь была богата, и я знал, что родители хотели бы выдать ее за человека титулованного. Моя семья тоже не бедная, но с ними мы равняться не могли. Когда я узнал, что она тоже меня любит, я почувствовал себя счастливейшим человеком в мире.
— Это было до того, как она вышла замуж за Сесила?
— Да, и до того, как он просил ее руки. Мы собирались убежать и тайно пожениться. Мы ото всех скрывали свою любовь, потому что ее родители своего согласия не дали бы. Но Сесил догадался, что я к ней неравнодушен. Я был слишком счастлив — этого не скроешь.
— Он попытался ее у тебя украсть?
— Не просто попытался — сделал. А я, слепец, не понимал, что он задумал, — с горечью ответил Айен.
— Но как он это сделал?
— Однажды он пришел ко мне и сказал, что понимает, почему я так вел себя с Элеонор, что ее невозможно было не полюбить, и что он меня прощает.
Кимберли недоверчиво взглянула на него:
— Сесил сказал, что тебя прощает?
— Это была ложь, малышка, но тогда я этого не знал. Он сказал, что мое присутствие слишком остро напоминает ему о случившемся, и попросил, чтобы я ненадолго уехал и дал ему возможность немного оправиться, не видя меня и не вспоминая постоянно о происшедшем. Я не мог отказать: ведь я чувствовал себя ужасно виноватым из-за того, что солгал ему, будто ее любил. Мне надо было в тот день рассказать ему правду — хоть я и сомневаюсь, что он мне поверил бы. И все-таки тогда он, возможно, изменил бы свои намерения и Не осуществил свой план.
— И ты уехал?
— Угу, я согласился ненадолго уехать.
— А почему ты не увез с собой мою мать? Ты же собирался с ней сбежать?
— В тот момент она была в Лондоне. Ее мать устроила там большой прием по случаю ее дня рождения. Я отправился в Лондон, чтобы ее найти. Но каждый раз, когда я пытался ее увидеть, ее не оказывалось дома или она была нездорова… Даже тогда я не заподозрил дурного. Я просто каждый день ходил к их городскому дому — и каждый день мне отказывали.
— Ты хочешь сказать, что она не хотела тебя видеть?
— Нет, она не знала, что я в Лондоне. Ей об этом не сказали. А" сказали, что ее па узнал про нас с ней и откупился от меня. Я будто бы взял деньги и пообещал больше ее не видеть. Поскольку это сказал ей отец, она поверила, решила, что я променял ее на деньги. Она была в страшном горе. Не знаю, что Сесил сказал ее отцу, но он убедил его обмануть дочь и выдать замуж за Сесила. А Мелли была в таком отчаянии, что ей было уже все равно.
— О Боже, ее собственный отец…
— Не вини его, малышка. Он, наверное, решил, что спасает дочь от негодяя. Одному Господу известно, что Сесил ему наговорил, как убеждал, лишь бы жениться на женщине, которую я любил. Она не была ему нужна. Он только хотел, чтобы мне она не досталась.
Кимберли грустно покачала головой.
— И они поженились в Лондоне, прежде чем ты успел поговорить с ней и сказать правду?
— Нет, они поженились, как только вернулись в свои поместья, но я целую неделю даже не знал, что она уехала из Лондона. А когда узнал, пришел в такое отчаяние, что не стал прятаться ради Сесила, тоже вернулся в Нортумберленд и узнал от соседа, что они поженились всего за пару дней до моего приезда.
— Почему ты ее не увез? — спросила Кимберли почти с гневом. — Почему оставил мучиться с Сесилом?
— А ты думаешь, я не пробовал? Она чуть не умерла, говоря мне «нет», но она не могла уехать со мной, она была замужем.
— Даже зная, что вы оба были обмануты, она решила остаться?
— Да, ее жизненные взгляды не позволяли ей поступить иначе. Дело было сделано. Она дала обет, и хотя по-прежнему любила меня, нарушить его не могла.
Кимберли печально поникла. Теперь она вспомнила эпизоды своего детства: мать всегда уходила из комнаты, когда дедушка с бабушкой приезжали ее навестить, и никогда с ними не разговаривала, не поехала на их похороны, когда карета опрокинулась и оба погибли.
— Если тебя это утешит, то могу сказать, что она так и не простила родителей. Я тогда была слишком мала, так что не задумывалась над тем, почему она не разговаривает с ними, когда они приезжают.
Айен взял ее руку и нежно сжал пальцы.
— Ничто не утешит меня в этой трагедии. Три жизни прошли напрасно, малышка.
— Да, конечно. — Кимберли вздохнула. — Она даже не сказала тебе, что ждет ребенка?
— Прошло слишком мало времени… Наверное, она и сама не знала, когда мы разговаривали в последний раз.
Кимберли покраснела. Ей было трудно представить себе, что ее мать занималась любовью с мужчиной, не выйдя за него замуж. Но ведь они собирались пожениться, оставаться вместе всю жизнь. О себе с Лахланом она сказать этого не могла. А кончилось тем, что они с Лахланом женаты, а те двое, которые должны были бы пожениться, не смогли этого сделать из-за предательства Сесила.
— Я знаю, потом ты уехал в Шотландию. Но неужели ты больше не возвращался?
— Ни разу. Я знал, что если снова ее увижу, то увезу с собой против ее воли — и она меня за это возненавидит. А если бы я снова увидел Сесила… Ну, мне много лет хотелось его убить. Так что я топил свое горе в виски и женщинах, и… — он пожал плечами, — ты видела результаты моей бурной жизни.
Он сказал это так небрежно, совершенно не смущаясь! У него было шестнадцать незаконнорожденных детей — даже семнадцать, если посчитать и ее. И он взял на себя ответственность за них, растит их, все они живут с ним.
Она вспомнила о слухах — будто они ради развлечения пытаются друг друга прикончить… и улыбнулась:
— У тебя немало славных сыновей.
— Да, и пока ни одного внука, — проворчал он.
Она чуть не поперхнулась;
— Ну так ведь никто из них еще не женат, кажется? Он поднял косматую бровь, словно хотел сказать: «А это тут при чем?» В его случае в этом действительно не было никакой необходимости. Кимберли гадала, живут ли с ним матери его сыновей, но спрашивать об этом не собиралась.
— Я так понимаю, тебе хотелось бы заиметь внуков? — спросила она вместо этого.
— Угу. В моем возрасте приятно видеть вокруг себя малышей, но моя нынешняя подруга бесплодна. А ты сама еще не тяжелая, случаем?
У Кимберли запылали щеки.
— Нет, я только недавно замужем, — сказала она. Отговорка, похоже, для ее необычной родни особого смысла не имела. Спасибо, хоть Айен не стал ей об этом напоминать.
— Ты с Макгрегором счастлива, а?
— Он меня не любит, но мы прекрасно ладим.
И с чего это ей вздумалось в этом признаваться? Отец нахмурил брови и осведомился:
— Тогда почему же ты за него вышла, девочка? Логичный вопрос — и, видимо, жаркий румянец, заливший ей щеки, послужил достаточным ответом, потому что ее отец хмыкнул. К счастью, в эту минуту в комнату вошел Лахлан.
— Так ты мою дочку не любишь, Лахлан Макгрегор? — резко спросил его Айен.
Кимберли чуть не сгорела от стыда. Она не могла поверить, что Айен действительно произнес эти слова, хотя именно это они только что обсуждали. Лахлан вошел в комнату с улыбкой, которая теперь с его лица исчезла.
— Конечно, люблю. Кто говорит, что не люблю?
— Она.
Светло-зеленые глаза обратились к ней — в них отразилось удивление, а потом разочарование. Он вздохнул. А потом поднял ее и перекинул через плечо.
Кимберли ахнула, отец расхохотался, а Лахлан сказал:
— Извини нас, Айен, но мне надо кое-что объяснить твоей дочери. Например, разницу между тем, когда просто спят, а когда любят. Похоже, она не знает, что это не одно и то же.
— Как ты мог сказать отцу такое! — возмущалась Кимберли.
Лахлан унес ее в соседнюю комнату — в спальню и там свалил на постель. Он наклонился над ней: вид у него был серьезный, но Кимберли, смущенная происшедшим, не смотрела на него.
— Ну я и сам это слышал. И он тоже. Разве ты не слышала, чтобы я это говорил?
— Но как ты мог?!
— Твой па — настоящий мужчина, Ким. Знаешь, сколько времени я потратил, чтобы найти кровати для его выводка? Только тебя мои слова и смутили — и поделом тебе, потому что если ты и мне скажешь, будто я никогда не говорил, что люблю тебя, то я тебя…
— Не говорил ты! Ни единого раза. Скажи, когда это было?
— В день нашего приезда я сказал Нессе и знаю, что ты меня слышала. Но это к делу не относится. Как ты могла не понять, что я тебя люблю, если каждый мой взгляд и каждое прикосновение, особенно когда мы занимаемся любовью, говорят тебе, как сильно я тебя люблю?
Она открыла было рот, чтобы снова отрицать все, но тут смысл его слов наконец дошел, до нее, и ей стало не важно, когда и как он говорил ей о своем чувстве, потому что сейчас она определенно услышала эти слова.
— Ты меня любишь?!
Он только посмотрел на нее, раздосадованный ее изумлением.
— Ты все-таки хочешь получить, а? Она улыбнулась, обнимая его за шею.
— Нет, я предпочту выбрать эти самые прикосновения, о которых ты только что говорил, те самые, которые я по глупости не могла толком понять.
Он засмеялся.
— Это, конечно, твоя английская кровь виновата. Но, к счастью для меня, я не так глуп. Я уже давно понял, что ты будешь любить меня вечно.
— Вечно — это ужасно долго, Лахлан. Может, ты согласишься лет этак на пятьдесят?
— Нет, милочка, с тобой мне нужна вечность.
Глава 52
— Боже правый, да это настоящее средневековье! Ты только посмотри, Меган!
Меган выглянула из окна кареты и снова прижалась к мужу.
— Похоже на замок, по-моему. А ты что ожидал от здания, которое носит название «Замок Крегора»?
— То, что в названии есть слово — »замок», не обязательно должно означать…
— Но обычно означает.
Девлин бросил на жену возмущенный взгляд.
— Если мне предложат мыться в деревянной лохани, я уезжаю.
Меган засмеялась:
— Будь любезен, перестань скулить. Я ужасно рада повидать Кимберли. Ты ведь мне не испортишь встречи, не будешь все время дуться, правда?
— Может, и буду.
Тут Меган приподняла бровь.