Зеленые холмы Земли. История будущего. Книга 1 Хайнлайн Роберт
– Мы!
– Мы!
– Мы, кто же еще!
– А кто там, в преисподней, делает всю грязную работу, чтобы добропорядочные чистюли могли спокойно разъезжать наверху?
На этот раз люди откликнулись дружным ревом:
– Мы-ы!..
Не теряя времени зря, оратор подпускал пару. Слова хлынули единым потоком. Говоривший навис над толпой, стараясь встретиться взглядом с теми, к кому обращался:
– На чем держится бизнес? На дорогах! Что подвозит людям жратву? Дороги! Как они едут на работу? Их везут дороги! А как добираются домой, к своим женам? Опять же – по дорогам!
Он сделал эффектную паузу и, понизив голос, продолжил:
– Где они все окажутся, если вы, парни, перестанете двигать дороги? В заднице, вот где, и они это прекрасно знают! Знают, но что это в них меняет? Да ничего! Неужели мы просим у них слишком много? Или наши просьбы необоснованны? «Право увольняться по собственному желанию». У каждого работника в любом другом месте оно есть. «Равная зарплата с инженерами». А почему бы и нет? Кто здесь настоящие профессионалы – мы или они? Неужели обязательно надо отбарабанить свое в курсантах, нарядившись в их дурацкие шапочки, чтобы выучиться протирать подшипники или опускать барабаны? Кто по-настоящему отрабатывает свой хлеб – джентльмен в диспетчерской или парень в преисподней? Какие еще у нас требования? «Право самим выбирать инженеров». Да, мы хотим этого! Кто сумеет лучше подобрать инженеров – техники или тупая экзаменационная комиссия, которая даже носа в преисподнюю не совала и не может отличить подшипника от катушки электромагнита?
Он, словно прирожденный актер, сменил темп и еще больше понизил голос:
– Я говорю вам, братья, пора кончать с бессмысленными петициями в Транспортную комиссию и начинать бороться по-настоящему. Пусть слабаки болтают о демократии – в наших руках сила, и мы как раз те самые люди, с которыми им придется считаться!
Пока он так разглагольствовал, в конце зала поднялся человек:
– Брат председатель. – Он дождался очередной паузы и произнес, растягивая слова: – Можно мне пару слов?
– Конечно, брат Харви. Говори.
– Я вот что хочу спросить: для чего вы затеяли весь этот балаган? У нас самая большая почасовая оплата во всей гильдии механиков, у нас полная страховка и пенсия, безопасные условия труда, если не считать шума, из-за которого мы все можем оглохнуть. – Харви демонстративно сдвинул на затылок звукозащитный шлем. Одет Харви был в робу – видно, пришел сюда прямо с дежурства. – Конечно, – продолжал он, – нам приходится предупреждать об уходе за девяносто дней, но какого, спрашивается, хрена, мы же знали об этом, когда поступали на работу. Дороги должны катиться, они не могут тормозить всякий раз, когда какому-нибудь бездельнику надоела его работа. А теперь Соупи…
Стук молотка резко его оборвал.
– Простите, – поправился Харви, – я хотел сказать – брат Соупи расписывает, какие мы сильные и каким способом нам следует брать за глотку остальной мир. Чушь! Разумеется, мы можем остановить дороги и превратить страну в сумасшедший дом, но на это способен любой псих с банкой нитроглицерина, и ему при этом вовсе не обязательно быть техником. Думаете, мы с вами одни квакаем в этом болоте? Да, наша работа важна, но где бы мы оказались без фермеров и сталеваров, без дюжин других профессий и ремесел?
Его прервал невысокий, болезненного вида человек с выпирающими, словно у крысы, верхними зубами.
– Минуточку, брат председатель, – сказал он. – Я хотел бы задать вопрос брату Харви.
Он повернулся к Харви и ехидно спросил:
– Ты говоришь от имени гильдии или только за себя? Может быть, ты и вовсе не веришь в гильдию? Ты, случаем, не… – он приостановился, скользнув взглядом по костлявой фигуре Харви, – не шпион, а?..
Харви глянул на него так, как смотрят на таракана, плавающего в тарелке с супом.
– Сайкс, – произнес он, – не будь ты таким коротышкой, я вбил бы твои зубы тебе же в глотку. Я помогал создавать нашу гильдию, я бастовал в семьдесят шестом. А ты где тогда был? Со штрейкбрехерами?
Ударил молоток председателя.
– Прекратите, – потребовал он. – Никто из знающих историю гильдии не сомневается в лояльности брата Харви. Продолжаем в обычном порядке. – Он прокашлялся. – Обычно мы не даем слова посторонним. Большинство из вас терпеть не может инженеров, которые с вами работают, но есть среди них один, которого всем нам приятно послушать по неслужебным вопросам. Думаю, это оттого, что у него та же грязь под ногтями, что и у нас. Во всяком случае, имею честь представить вам мистера Шорти Ван Клика!..
Выкрик из зала прервал его:
– Брата Ван Клика!
– Отлично, брата Ван Клика, заместителя главного инженера нашего родтауна.
– Благодарю, брат председатель. – Представленный оратор проворно взобрался на трибуну, раздаривая собранию улыбки. Его прямо-таки распирало от внимания к своей персоне.
– Спасибо, братья. Разумеется, наш председатель прав: здесь, в зале гильдии сектора Сакраменто, или в любом другом помещении гильдии я чувствую себя куда уютнее, чем в клубе инженеров. Эти сопляки-курсанты у меня уже в печенках сидят. Кто знает, если бы я окончил один из престижных технических институтов, возможно, я считал бы иначе, но свою точку зрения я вынашивал там, внизу, в «преисподней». А теперь я хочу сказать о ваших требованиях, которые Транспортная комиссия вам же и швырнула в лицо. Вы позволите мне быть откровенным?
– Говори, Шорти!
– Можешь нам доверять!
– Возможно, мне не стоило бы об этом и говорить, но ваши интересы – это мои интересы, и молчать я не могу. Дороги в наши дни – самое главное, а вы – те люди, которые их заставляют катиться. И разве не справедливо бы было, если бы ваше мнение выслушали, а просьбы удовлетворили. Думается, политики достаточно умный народ, чтобы понимать это. Иногда, просыпаясь ночью, я ловлю себя на мысли: а почему бы нам, техникам, не взять это дело полностью в свои руки и?..
– Мистер Гейнс, звонит ваша жена.
– Хорошо. – Он взял трубку и повернулся к видеоэкрану. – Да, дорогая, я помню, что обещал, но… Ты абсолютно права, дорогая, но из Вашингтона просили показать мистеру Блекинсопу все, что он пожелает. А я никак не думал, что он прибывает сегодня… Нет, я не могу поручить заместителю. Это было бы невежливо. Он министр транспорта Австралии. Я говорил тебе… Да, дорогая, я знаю, что вежливость начинается дома, но ты же понимаешь – дороги должны катиться. Это моя работа, и ты знала, за кого выходила замуж… Да, это тоже часть моей работы… Вот, славная девочка. Мы обязательно поедем куда-нибудь завтра с утра. Давай сделаем так: ты закажи лошадей, завтраки, и мы устроим пикник. Я встречу тебя в Бейкерсфилде, как обычно… До свидания, дорогая. Поцелуй за меня малыша перед сном.
Он положил трубку на пульт, и хорошенькое, хоть и недовольное разговором, лицо жены исчезло с экрана.
В кабинет вошла молодая дама. Когда она открыла дверь, стала видна надпись на ее внешней стороне:
РОДТАУН ДИЕГО-РЕНО
ГЛАВНЫЙ ИНЖЕНЕР
Усталым взглядом Гейнс посмотрел на вошедшую:
– А, это вы. Хотите добрый совет, Долорес? Никогда не выходите замуж за инженера. Выходите за художников, они чаще бывают дома.
– Хорошо, мистер Гейнс. Мистер Блекинсоп уже здесь, мистер Гейнс.
– Уже? Я не ждал его так скоро. Видимо, корабль «Антиподов»[32] приземлился раньше времени.
– Да, мистер Гейнс.
– Долорес, вы когда-нибудь испытывали эмоции?
– Да, мистер Гейнс.
– Хм… по вам не скажешь. Ну ладно, придется поверить, вы же никогда не ошибаетесь. Пригласите мистера Блекинсопа.
– Хорошо, мистер Гейнс.
Ларри Гейнс поднялся, приветствуя гостя.
«Не больно представительный малый», – подумал он, протягивая вошедшему руку и обмениваясь принятыми в таких случаях любезностями. Сложенный зонтик и котелок выглядели, пожалуй, чересчур идеально. Оксфордский акцент гостя не мог скрыть резкий гнусавый выговор уроженца Австралии.
– Рад видеть вас, мистер Блекинсоп. Надеюсь, ваше пребывание у нас будет приятным.
Блекинсоп улыбнулся:
– Уверен, что так и будет. Это мой первый визит в вашу замечательную страну. И знаете, я чувствую себя здесь как дома: эвкалипты, коричневые сопки…
– Но цель вашей поездки, конечно же, деловая?
– О, разумеется! Моя основная задача – изучить дорожные города, родтауны, и доложить моему правительству, имеет ли смысл применять поразительный американский опыт для решения наших социальных проблем. Думаю, вы понимаете, что именно по этой причине меня и отправили к вам.
– Да, я так и понял. Не знаю только, что именно вы бы хотели посмотреть. Полагаю, вы уже наслышаны о родтаунах – как они начинались, как действуют и так далее?
– Да, конечно, кое-что я читал, но я же не инженер, мистер Гейнс. Моя сфера – социология и политика. Мне было бы интереснее посмотреть, как эти замечательные технические нововведения повлияли на людей. Давайте так: вы будете мне рассказывать о ваших дорогах, как будто я вообще о них ничего не слышал. А я буду задавать вопросы.
– Согласен, это хороший план. Кстати, сколько человек в вашей делегации?
– Только я один. Своего секретаря я отослал в Вашингтон.
– Понятно. – Гейнс взглянул на часы. – Скоро ужин. Я предлагаю пройти на Стоктонскую полосу. Там скоро будет проезжать неплохой китайский ресторанчик – очень даже рекомендую. Перекусим – это займет час, не больше, – а заодно вы посмотрите, как действуют наши дороги.
– Отлично.
Гейнс нажал клавишу, и на большом экране у противоположной стены появился плечистый молодой человек, сидящий за полукруглым пультом, перед которым располагалась контрольная панель, усыпанная приборами. Во рту у него застряла дымящаяся сигарета.
Он поднял глаза, улыбнулся и помахал рукой:
– Мое почтение, шеф. Чем могу служить?
– Привет, Дэйв. Значит, ты сегодня дежуришь? Слушай, я убегаю ужинать в сектор Стоктона. Где Ван Клик?
– Ушел на какое-то собрание. Куда – не сказал.
– Происшествия были?
– Нет, сэр. Дороги катятся, люди едут домой ужинать.
– Замечательно. Так держать.
– Дороги будут катиться, шеф.
Гейнс отключил связь и повернулся к Блекинсопу:
– Ван Клик – мой первый заместитель. Последнее время он слишком увлекся политикой, вместо того чтобы почаще бывать на дорогах. Впрочем, Дэвидсон и без него справится. Идем?
Они спустились по эскалатору и вышли на пешеходную дорожку, которая граничила с полосой, бегущей на север со скоростью пять миль в час. Обогнув вход в туннель с указателем «ПРОХОД НА ЮЖНУЮ ДОРОГУ», они остановились у края первой полосы.
– Вам приходилось кататься на транспортере? – поинтересовался Гейнс. – Это очень просто. Шагайте на полосу лицом навстречу движению.
Переходя с ленты на ленту, они начали пробираться сквозь толчею спешащих домой людей. Посреди двадцатимильной полосы им попалась прозрачная перегородка, почти достигающая крыши. Блекинсоп вопросительно вскинул брови.
– Это ветроломы, – ответил на молчаливый вопрос Гейнс и откатил в сторону дверь, приглашая своего спутника пройти дальше. – Если бы у нас не было способа разделения воздушных потоков у полос с различными скоростями, то на стомильной полосе ветер изорвал бы вам всю одежду в клочья.
Во время разговора Гейнсу постоянно приходилось наклоняться к Блекинсопу, чтобы перекричать свист ветра, шум толпы и приглушенный рокот машин, скрытых под полосой внизу. По мере приближения к середине дороги сочетание этих шумов делало разговор невозможным. Они миновали еще три ветролома, расположенных на сорока-, шестидесяти- и восьмидесятимильных полосах, и наконец добрались до самой быстрой, стомильной полосы, которая пробегала от Сан-Диего до Рено и обратно за двенадцать часов.
Блекинсоп оказался на пешеходной дорожке шириной двадцать футов, ограниченной с другой стороны еще одной перегородкой. Прямо напротив него светилась вывеска:
СТЕЙКИ ДЖЕЙКА № 4
Самая быстрая еда на самой быстрой дороге!
Обед в полете, а мили – в пролете!
– Потрясающе, – сказал Блекинсоп. – Все равно что ужин в трамвае. Там что, действительно хороший ресторан?
– Один из лучших. Конечно, не экстра-класс, но знатоки его уважают.
– В таком случае, может быть…
Гейнс улыбнулся:
– Насколько я понимаю, сэр, вы хотели бы туда заглянуть?
– Право, я не хотел мешать вашим планам.
– Не беспокойтесь. Я голоден как волк, а Стоктон далеко.
Гейнс приветствовал хозяйку, словно знал ее много лет:
– О, миссис Маккой, привет. Как мы поживаем?
– Неужто сам шеф пожаловал? Давненько же мы вас у себя не видали.
Она проводила их в небольшой кабинет, отделенный перегородкой от прочих перекусывающих пассажиров.
– Вы и ваш друг желают поужинать?
– Конечно, миссис Маккой. И во всем полагаемся на ваш вкус, но непременно хотим попробовать ваши замечательные стейки.
– Двухдюймовые, из молодого бычка, который умер счастливым. – Она ушла выполнять заказ, с удивительной грацией для ее грузного тела.
Маккой часто принимала в своем заведении главного инженера и поэтому первым делом принесла и поставила перед ним на столик переносной телефон. Гейнс подключил телефон к розетке на стене кабинета и сразу же набрал номер:
– Алло! Дэвидсон? Дэйв, это я, шеф. Я ужинаю в четвертой столовке Джейка. Звони мне по десять-эль-шестьдесят шесть.
Когда он положил трубку, Блекинсоп вежливо поинтересовался:
– Вы всегда должны сообщать диспетчеру, где находитесь?
– Нет, что вы, – ответил Гейнс, – но знаете, как-то спокойней, когда бываешь в курсе всех дел. Мне или Ван Клику всегда желательно находиться неподалеку от телефона, чтобы старший сменный инженер – сейчас это Дэвидсон – в случае необходимости знал, где нас найти. Сами понимаете: если возникнет чрезвычайная ситуация, я обязан знать об этом в первую очередь.
– А что может вызвать чрезвычайную ситуацию?
– В основном две вещи: в первую очередь – обесточивание роторных барабанов, это остановит дорогу и оставит миллионы людей в сотнях миль от дома. Если такое произойдет в час пик, нам придется эвакуировать всех этих людей с дороги, что не так просто сделать.
– Вы сказали – миллионы людей. Неужели их здесь так много?
– Конечно. От дороги, по которой мы сейчас едем, зависят двенадцать миллионов человек, живущих или работающих в пятимильной полосе вдоль всего ее протяжения.
Век энергии почти неразличимо сливается с веком транспорта, но два ключевых события четко разделены по времени: получение дешевой солнечной энергии и пуск первой механической дороги.
Несмотря на вспыхивавшие от случая к случаю кампании за экономию энергетических ресурсов, уголь и нефть в США были позорным образом разбазарены еще в первой половине двадцатого века. За этот же период автомобиль, начинавший как скромная, одноцилиндровая безлошадная карета, превратился в стального монстра мощностью в сотню лошадиных сил и скоростью, превышающей сто миль в час. Даже в провинции автомобили кишели, словно дрожжи в закваске. Только по данным 1955 года один автомобиль приходился на каждых двух человек.
Они несли в себе семена собственной гибели. Восемьдесят миллионов стальных джаггернаутов, несущихся на огромной скорости и управляемых далекими от совершенства людьми, принесли разрушений и жертв больше, нежели война. В том же 1955 году суммы, выплаченные владельцами автомобилей в качестве взносов на обязательное страхование имущества и возможного ущерба, превысили суммы, затраченные на покупку автомобилей. Кампании за безопасность движения стали хроническим явлением, но при этом они явно напоминали благочестивые попытки королевской рати собрать Шалтая-Болтая. В многолюдных мегаполисах безопасно управлять автомобилем было физически невозможно. В ходу были мрачные шуточки вроде: пешеходы делятся на две категории – быстрые и мертвые.
А еще пешехода определяли как водителя, которому посчастливилось отыскать стоянку для своей машины. Автомобили породили большие города, а затем сами же их и задушили своим громадным количеством. Еще в 1900 году Герберт Уэллс указал, что предел роста городов может быть математически предсказан исходя из возможностей его транспортных средств. Казалось бы, скорость автомобилей позволяет городам вырастать до двухсот миль в диаметре, но постоянные транспортные пробки и растущая опасность, исходящая от мощных, плохо управляемых машин, перечеркнули эту возможность.
В 1955 году «главная улица Америки» – шоссе № 66, Лос-Анджелес—Чикаго – была переоборудована в суперхайвей с нижним пределом скорости шестьдесят миль в час. Строительство дороги планировалось как госзаказ, она должна была поддержать развитие тяжелой промышленности, однако появление трассы имело неожиданные последствия. Большие города, Чикаго и Сент-Луис, выпустили навстречу друг другу что-то наподобие псевдоподий и слились, встретившись возле Блумингтона, штат Иллинойс. Вдоль магистрали выросла застроенная полоса, а население городов-родителей стало меньше.
В этом же году в Сан-Франциско произошла замена устаревших фуникулеров на эскалаторы, действующие от солнечных панелей Дугласа—Мартин. И хотя в том же 1955 году было выдано самое большое количество лицензий на вождение автомобиля, закат автомобильной эры был уже не за горами. Первым предупреждением об этом стал Закон о государственной обороне, принятый в 1957 году.
Этот закон, с таким трудом прошедший через Конгресс, объявил нефть стратегическим сырьем. Вооруженные силы получили приоритетное право на все наземные и подземные запасы нефти, а восемьдесят миллионов гражданских автомобилей оказались на голодном пайке. «Временные» ограничения Второй мировой войны превратились в постоянные.
Возьмем скоростные автострады того времени, урбанизированные вдоль всей своей длины. Добавим к ним механизированные улицы сан-францисских холмов. Нагреем до температуры кипения неизбежной нехваткой бензина и приправим полученную смесь изобретательностью янки. В результате получим первую механическую дорогу, которая была открыта в 1960 году между Цинциннати и Кливлендом.
Как и следовало ожидать, ее конструкция была довольно примитивна и основана на ленточных транспортерах, разработанных для шахт десятью годами ранее. Самая быстрая полоса имела скорость всего тридцать миль в час и была довольно узкой, так что никто и не помышлял заниматься на ней мелкой торговлей. Тем не менее эта лента оказалась прототипом сложнейшей социальной структуры, которой предстояло доминировать на американском континенте в последующие десятилетия. Сельская и городская культуры слились, объединенные быстрым, дешевым и удобным транспортом.
Фабрики – широкие низкие здания, с крышами, покрытыми солнечными панелями того же типа, что двигали полосы, – тянулись по обеим сторонам дороги. Между ними и позади них находились отели, магазины, театры, жилые дома. А чуть дальше от дороги начиналась загородная территория, где и проживала основная часть населения. Небольшие коттеджи расположились среди холмов, по берегам рек, тут и там виднелись между сельскими фермами. Люди работали в городе, а жить предпочитали в деревне – но между работой и домом было не больше десяти минут ходьбы.
Миссис Маккой сама обслуживала шефа и его гостя. Появление знаменитых стейков вмиг оборвало разговор.
В это время впереди и позади них, вдоль всей протянувшейся на шестьсот миль линии, дежурные инженеры секторов каждый час выслушивали доклады техников, следящих за своими подсекторами.
«Подсектор первый – норма!», «Подсектор второй – норма!». Натяжение, напряжение, нагрузка, температура подшипников, показания синхротахометров… «Подсектор седьмой – норма!» Все техники, как один, – выносливые толковые люди в робах, проводящие большую часть жизни в «преисподней», среди вечного шума стомильной полосы, пронзительного визга приводных роторов и стонов передаточных роликов.
Дежурный инженер Дэвидсон рассматривал схему дороги, светящуюся на стене центральной диспетчерской сектора Фресно. Миниатюрная стомильная полоса на схеме едва заметно двигалась, и Дэвидсон машинально отметил место, где располагался «Стейк-хаус Джейка № 4». Шеф скоро доберется до Стоктона, надо будет позвонить ему после проверки. На трассе все спокойно, транспортная нагрузка нормальная для часа пик. Когда все вот так идет своим чередом, дежурный в центральной диспетчерской может спокойно вздремнуть, и никто этого не заметит.
Дэвидсон повернулся к курсант-инженеру:
– Мистер Барнс.
– Да, сэр.
– Как насчет чашки кофе?
– Неплохая идея, сэр. Я закажу, как только поступят все рапорта.
Минутная стрелка хронометра на панели управления подошла к двенадцати. Курсант щелкнул тумблером.
– Всем секторам доложить о ходе работ! – произнес он ломающимся от волнения голосом.
На экране появились лица двух дежурных по сектору. Тот, что помладше, тоже изо всех сил стараясь скрыть смущение, отрапортовал:
– Диего-Кольцевая – катится!
Почти мгновенно их сменили двое других:
– Сектор Анджелес – катится!
Еще через секунду:
– Сектор Бейкерсфилд – катится!
И:
– Сектор Фресно – катится!
Последней отчиталась Рено-Кольцевая. Курсант повернулся к Дэвидсону и доложил:
– Дороги катятся!
– Очень хорошо – так держать!
Неожиданно видеоэкран осветился вновь.
– Сектор Сакраменто – дополнительный рапорт.
– Слушаю.
– Курсант Гюнтер – дежурный курсант-инженер сектора – во время инспекционной проверки обнаружил, что курсант Алек Джинс и техник второго класса Р. Дж. Росс играли на посту в карты. Как долго они отлынивали от патрулирования сектора – в точности неизвестно.
– Повреждения есть?
– Один барабан перегрелся, но остался синхронизирован. Его немедленно опустили и заменили другим.
– Очень хорошо. Прикажите бухгалтерии рассчитать Росса и передайте его дело гражданским властям. Курсанта Джинса – под арест и доставить ко мне.
– Слушаю, сэр.
– Так держать!
Дэвидсон повернулся к пульту управления и набрал временный номер главного инженера Гейнса.
– Мистер Гейнс, вы говорили, что есть две вещи, которые могут вызвать серьезные проблемы на дороге, но упомянули только обрыв питания роторов.
Гейнс собрал с тарелки остатки салата и только тогда ответил:
– На самом деле второй проблемы не существует – этого просто не может произойти. Но я все же скажу: мы сейчас едем со скоростью сто миль в час. Можете представить, что будет, если полоса под нами неожиданно разорвется?
Мистер Блекинсоп беспокойно заерзал на стуле:
– М-да, наверно, это было бы неприятно. Я хочу сказать, что, сидя в этом уютном кабинете, я как-то совсем забыл, с какой скоростью мы несемся. Ну, так что бы тогда произошло?
– Пусть это вас не тревожит. Лента не может разорваться. Она собрана из перекрывающихся секций и имеет двенадцатикратный запас прочности. Чтобы она порвалась, должны заглохнуть сразу несколько миль роторов и разом отказать все предохранители на оставшейся части дороги.
Но такое однажды случилось на трассе Филадельфия—Джерси-Сити, и мы вряд ли это забудем. Авария произошла на одной из первых скоростных дорог. По ней перевозилось огромное количество пассажиров и грузов – она обслуживала большой индустриальный район. Та полоса была не более чем ленточным транспортером, и при строительстве никто не предполагал, какой вес она будет нести. Катастрофа случилась при максимуме нагрузки, когда лента была переполнена людьми. Полоса позади разрыва на нескольких милях вздыбилась вверх, на скорости восемьдесят миль в час размазывая пассажиров о крышу. Секция перед разрывом щелкнула, словно кнут, расшвыряв людей на соседние полосы, и сбросила их вниз на вращающиеся барабаны или ударила о крышу.
Погибших было больше трех тысяч, и по всей стране вспыхнуло движение за запрещение дорог. По приказу президента их даже остановили на неделю, но потом пустили опять. Им не было альтернативы.
– Но почему?
– Страна стала экономически зависимой от дорог. К тому времени они превратились в основное средство сообщения в промышленных районах – в единственное, которое имело какое-то экономическое значение. Фабрики встали, продовольствие не подвозилось, людям угрожал голод – президент был просто вынужден пустить дороги опять. Другого выхода не было, социальная модель вылилась в определенную форму, которую стало уже невозможно изменить в одночасье. Крупное индустриальное общество должно иметь и соответствующий транспорт, не только для людей, но и для торговли.
Мистер Блекинсоп зачем-то скомкал салфетку и неуверенно произнес:
– Мистер Гейнс, я не собираюсь умалять изобретательность и достижения вашего великого народа, но вспомните поговорку: нельзя укладывать слишком много яиц в одну корзину. По-моему, это слишком рискованно – ставить экономику всей страны в зависимость от механизмов какого-то одного типа.
– Я вас понимаю, – спокойно ответил Гейнс. – Правда в ваших словах есть, но далеко не вся. Любая цивилизация, поднявшаяся выше натурального крестьянского хозяйства, зависит от какого-то одного, ключевого типа машин. Старый Юг держался на хлопкоочистительных машинах. Британская империя возникла благодаря паровым двигателям. Большие народы, если они хотят выжить, должны иметь развитое производство, источники энергии и транспорт. Если бы не техника, наша цивилизация никогда бы не встала на ноги. Это не вина техники – это ее сила.
Но и в самом деле, когда техника достигает высокого уровня, люди от нее начинают зависеть. Техника обеспечивает высокий уровень жизни, а нам приходится поддерживать ее работоспособность или страдать от последствий, ежели она вдруг откажет. Но реальный источник опасности кроется не в технике, а в людях, которые управляют машинами. Дороги, если рассматривать их только как механизмы, в полном порядке. Они мощны и безопасны и способны делать то, для чего предназначены. Нет, угроза таится не в машинах, а в людях.
Когда цивилизация начинает зависеть от техники, она становится заложницей тех людей, что обслуживают механизмы. Если у работников сильно развито чувство ответственности, а мораль их высока…
За стеной кто-то на полную мощность включил радио. Взрыв музыки заглушил голос Гейнса. Когда звук немного убавили, Гейнс сказал:
– Кстати. Вот прекрасная иллюстрация к тому, что я говорил.
Блекинсоп прислушался. По радио передавали марш с навязчивым, затягивающим ритмом и в современной аранжировке. Оркестр подражал шуму моторов, ритмичному стуку работающих машин. На лице австралийца появилась улыбка – он узнал мотив.
– Это же гимн полевой артиллерии «Сбор канониров», правильно? Но я не вижу связи с тем, что вы рассказывали.
– Сейчас увидите. Это действительно музыка артиллерийского марша, но мы дали ей другие слова. Теперь это называется «Гимн курсантов-дорожников». Вот, послушайте.
Навязчивый ритм марша, казалось, слился в одно целое с шумом дороги. Затем вступил мужской хор:
- Слушай дороги гуд,
- Смотри, как они бегут!
- Наш бесконечен труд, вечен пот,
- Ибо наши дороги идут вперед!
- Покуда вы мчите,
- Покуда скользите,
- Мы снизу следим за главным событьем:
- Как наши дороги идут вперед!
- Ну-ка, быстро, быстро, быстро!
- Мы недаром мотористы.
- Живо сектора проверьте:
- Первый, и второй, и третий!
- И куда б вы ни попали,
- Вы забудете едва ли,
- Что ваши дороги идут вперед!
- ТАК ПУСТЬ ОНИ КАТЯТСЯ!
- Это ваши дороги идут вперед!
– Вы слышите? – оживленно воскликнул Гейнс. – Слышите?.. Вот в чем подлинное назначение Академии транспорта США. Вот почему транспортники – полувоенная специальность со строгой армейской дисциплиной. Мы – узкое место, sine qua non, непременное условие существования индустрии и всей экономической жизни. В любых других отраслях возможны забастовки, но они вызовут лишь временные и локальные трудности. Иногда могут случаться неурожаи – страна переживет их довольно легко. Но дороги перестанут катиться – остановится все. Результат будет такой же, как при всеобщей забастовке, но с одним важным отличием: всеобщую забастовку должна поддержать большая часть населения, которых надо как следует поприжать, чтобы они решились на такой шаг. А вот люди, которые управляют дорогами – как бы мало их ни было, – способны вызвать полный паралич всей страны.
Пока у нас была всего одна дорожная забастовка – в семьдесят шестом. Причины ее были действительно серьезные, она выявила множество злоупотреблений. Но повториться она не должна!
– А что, по-вашему, мистер Гейнс, может служить порукой, чтобы такое больше не повторилось?
– Гордость работников – esprit de corps. Техникам дорожной службы постоянно внушается мысль, что они не просто трудятся, а выполняют священный долг. Кроме того, мы делаем все возможное, чтобы улучшить их социальное положение. Еще больше внимания мы уделяем Академии. Мы хотели бы выпускать не просто инженеров, а преданных делу людей, людей с железной самодисциплиной и желанием выполнять свой долг всегда, при любых обстоятельствах и несмотря ни на что. У нас есть прекрасные образцы для подражания: Аннаполис, Вест-Пойнт, Годдард.
– Годдард? Ах да, Ракетная академия. Ну и каковы же ваши успехи?
– Возможно, они могли быть и лучше, но мы стараемся. Нужно время, чтобы возникла традиция. Вот когда выпускник Академии, поступивший в нее мальчишкой, превратится в самого старого дорожного инженера, тогда можно будет немного расслабиться и считать, что главная задача выполнена.
– Вы сами, конечно, тоже кончали Академию?
Гейнс улыбнулся:
– Вы мне льстите. Неужели я кажусь таким молодым? Меня перевели сюда из армии. Видите ли, во время забастовки семьдесят шестого Министерство обороны целых три месяца обслуживало дороги. Я был в составе согласительной комиссии, она урегулировала условия труда, решала вопрос о повышении зарплаты и все остальное. Ну а после меня приписали…
Сигнальная лампочка на переносном телефоне замигала красным.
– Извините, – сказал Гейнс и поднял трубку. – Да?
Блекинсоп мог слышать голос на другом конце провода:
– Шеф, это Дэвидсон. Дороги катятся!
– Отлично. Так держать!
– Поступил еще один тревожный рапорт из Сакраменто.
– Опять? Что там на этот раз?
Но прежде, чем Дэвидсон успел ответить, связь оборвалась. Гейнс начал набирать номер, и в этот момент чашка с недопитым кофе опрокинулась ему на колени. В ровное жужжание дороги вплелась незнакомая тревожная нота, Блекинсопа качнуло на край стола.
– Что случилось, мистер Гейнс?
– Не знаю. Аварийная остановка – бог знает почему.
Несколько раз он раздраженно набирал номер, потом бросил трубку, не заботясь, чтобы она попала на место.
– Телефоны не работают. Пойдемте! Хотя нет, вам лучше обождать здесь, так безопасней.
– Можно я пойду с вами? Если не возражаете.
– Ладно, но не отходите от меня далеко.
Он отвернулся, тут же выкинув австралийского министра из головы.
Полоса медленно останавливала свой бег. Гигантские роторные барабаны и мириады роликов все еще двигались по инерции, предотвращая резкую остановку; она оказалась бы гибельной для всех, кто находился на полосе. У выхода из ресторана уже столпилась кучка пассажиров, прервавших ужин, – они устроили давку в дверях.
– Стойте!
В голосе человека, привыкшего к повиновению окружающих, есть что-то, заставляющее ему уступать. Возможно, это особая интонация или та гипнотическая сила, которой, как говорят, отличаются укротители диких зверей. В критическую минуту таинственное «нечто» проявляется и подчиняет даже тех, кто не привык к послушанию.
Пассажиры замерли. Гейнс продолжал:
– Всем оставаться на местах, пока мы не подготовим эвакуацию. Я – главный инженер. Здесь вам ничто не угрожает. Вы! – Он указал на здоровенного парня, стоящего в дверях. – Назначаетесь старшим. Проследите, чтобы больше никто не выходил из ресторана. Миссис Маккой, продолжайте обслуживание.
Гейнс вышел наружу, Блекинсоп последовал за ним.
На самой полосе ситуация выглядела далеко не так просто. Стояла одна стомильная полоса, в то время как рядом с ней бешено мчалась другая, делавшая девяносто пять миль в час. Скорость не позволяла рассмотреть людей, стоявших на движущейся полосе, и их мелькающие фигуры казались вырезанными из картона.
Когда произошла авария, пешеходная дорожка стомильной полосы была переполнена. И теперь посетители магазинов, ресторанов и прочих торговых точек, комнат отдыха и видеозалов высыпали на улицу, желая узнать, что же случилось. И тут же произошла первая трагедия.
Читать бесплатно другие книги:
