Овсянка, мэм! Орлова Анна

Она помотала головой.

– Зато последние три года мы постоянно переписывались. Тетя Мэри, ты для меня ближе всех на свете!

– Даже ближе твоего молодого человека? – спросила я лукаво. – Ну-ну, не смущайся. Это ведь прекрасно.

– Да, но… – Роуз отстранилась и вытерла глаза.

– Что – но?

Ответить она не успела. Из дома выглянула горничная и позвала:

– Мисс Карпентер, мисс Райт! Обед через полчаса, мне велели напомнить.

– Спасибо, Сисси, – отозвалась Роуз смущенно. – Тетя, позже поговорим, хорошо?

Позже нам поговорить не удалось.

Вечером в Дорсвуде разыгралась гроза, а с нею – и ужасная мигрень у леди Присциллы. Роуз просидела у ее постели всю ночь, то давая микстуры, то протирая виски пациентки ароматной водой с уксусом. К утру она сама валилась с ног, и леди Присцилла, которой наконец стало лучше, отослала Роуз отдыхать.

Я позавтракала в одиночестве, а после вышла в мокрый после ночного дождя сад.

Дорожки блестели, словно покрытые лаком. С деревьев срывались холодные капли. Анютины глазки поникли, пришибленные ливнем, а пионы склонили бутоны до самой земли.

Садовник возился с молодыми бальзаминами, которые бурей повалило набок.

– Доброе утро, мистер Джоунс! – крикнула я.

Мокрый газон хлюпал под ногами. Следовало бы купить калоши, но кто знал, что они понадобятся?

– Мисс Райт! – Садовник поднял голову и просиял так, что я сразу заподозрила неладное. – Смотрите, какая напасть!

И сунул мне под нос лист хосты с десятком слизней.

– Что прикажете с этим делать? – Мистер Джоунс преданно таращил глаза, но злорадные нотки в голосе его выдавали.

Должно быть, приличной леди от такой мерзости полагалось завизжать или повалиться в обморок. После чего, конечно, немедленно уехать.

– Мистер Джоунс, это же…

– Вам плохо, мисс?

Не на ту напал.

– …великолепно! – закончила я твердо. – Они очень полезны, вы знали? Конечно, если слизней становится слишком много, они могут нанести вред. Но тогда достаточно обработать сад специальным зельем, я знаю хорошее.

Он замотал головой.

– Зелий хозяйка не признает. Мешают, говорит. Да и вообще… У нас тут так не принято!

Я вздохнула про себя. Так было бы проще, но что поделать?

А с «вообще» тем более не поспоришь. В глубинке до сих пор к зельям относятся с большим предубеждением.

– Тогда можно рассыпать порошок корицы, истолченную яичную скорлупу и чуть-чуть медного купороса. Годится также уксус или соль, но их нужно применять с осторожностью. Если, конечно, вы не предпочитаете пивные ловушки.

– Пивные ловушки? – переспросил он тупо.

– Ну да. Следует закопать в саду банки, в которые налить немного пива. Слизни залезут туда, привлеченные запахом, и…

– И? – переспросил он завороженно.

– Не смогут выбраться обратно! – закончила я с торжеством.

Садовник схватился за сердце.

– Доброе пиво? Слизням? Мисс, да как можно-то?!

– Ну-ну, Джоунс, не нужно так волноваться. – Я по-дружески похлопала его по руке. – Не думаю, что слизни так уж хорошо разбираются в пиве. Так что вы можете налить им какого-нибудь похуже.

– Н-н-нет уж, мисс, – мотнул головой Джоунс, все еще красный от негодования. – Это же надо придумать – пиво! Я лучше по старинке, горчицей обойдусь.

– Как угодно, – ответила я, пряча улыбку. – Если вам требуется лишь отпугнуть слизней, это и впрямь один из лучших способов. А вот если вы хотите их поймать, то я советую все-таки пиво.

– Поймать? – не понял садовник. – Зачем, мисс?

– В Чайне, например, – сказала я наставительно, – их очень уважают. Правда, больше морские виды.

– Их что же, едят?! – позеленел бедный мистер Джоунс.

Как там в Писании? Кто роет другому яму, тот сам в нее попадет? Отец любил это повторять.

– Едят тоже, – согласилась я. – Не вижу принципиального отличия от улиток, которых так любят франки.

– Так то ж франки! Простите, мисс. Добрый альбионец такую гадость в рот не возьмет.

– Слизней очень ценят в медицине как укрепляющее и тонизирующее средство. – Я понизила голос и доверительно склонилась к садовнику. – Особенно джентльмены. Для настоек, мазей… по мужской части. Вы ведь понимаете?

Мистер Джоунс выпучил глаза, выдавил придушенно:

– Простите, мисс.

Бросил лист на землю и с наслаждением раздавил слизней сапогом.

Только три для спустя Джоунс опомнился настолько, чтобы вновь попытаться выкурить меня из «Ив». В этот раз он не делал скидку на женскую чувствительность, а сразу зашел с козырей.

– Как чудесно у тебя пахнет! – заметила Роуз, заглянув в мою комнату по какой-то мелкой надобности.

– Еще бы, – хмыкнула я. – Мистер Джоунс расстарался. Взгляни-ка.

Я отдернула кружевную занавеску. На клумбе под окном бурно цвели и благоухали алиссум, резеда и маттиола. Последняя, правда, пахла только вечерами.

– Ой, – всполошилась Роуз. – Сколько пчел! Закрывай скорей.

Я захлопнула окно и сказала весело:

– Надо поблагодарить мистера Джоунса за дивный запах, как думаешь? И заодно намекнуть ему, что я не боюсь пчел. Они меня не кусают.

Чистая правда. Пчелы, комары и прочий гнус меня избегали. В тропиках это очень пригодилось.

Роуз широко распахнула глаза и прыснула.

– Тетя Мэри!

– Что, дорогая? – Я улыбнулась. – Интересно, что будет следующим?

Следующей была компостная куча в саду неподалеку от моей комнаты. С этим справилась кухарка, которая тотчас принялась распекать садовника за вонючую яму рядом с домом. Чего доброго, крысы заведутся!

– Мистер Джоунс, я вас не узнаю! – выговаривала она. – Вы как будто ума лишились. Чем вам, скажите пожалуйста, так досадила мисс Райт? Такая приятная леди!

Садовник угрюмо молчал, комкая в руках грубые рукавицы. Выглядел он каким-то скособоченным, морщился, словно от боли, и потирал поясницу.

Я постояла с минуту и тихонько прокралась в свою комнату. Вернулась как раз к окончанию воспитательной беседы.

– Возьмите, мистер Джоунс. – Я протянула ему пузырек. – Это настойка с перцем и чабрецом, натирайте больное место перед сном.

Я встретилась взглядом с его мутными от боли глазами.

Ваш ход, мистер Джоунс. Примете руку дружбы?

– Спасибо, мисс Райт, – пробурчал он, пряча взгляд, и добавил с натугой: – Я… очень ценю, вот.

– Пожалуйста, – улыбнулась я, мысленно потирая руки.

Могу поспорить: готов!

И впрямь, вылечив с моей помощью свой прострел, мистер Джоунс стал кротким, как овечка. Разговаривал почтительно и бросался выполнять любой приказ.

Леди Присцилла посмеивалась.

– Не ведьма ли вы, моя милая?

– Разве что по характеру, – отвечала я, улыбаясь.

Вечерами мы с ней повадились играть в криббедж. Роуз к картам не прикасалась, так что тихая игра для двоих оказалась кстати.

Зато леди Присцилла оказалась азартна.

– Милая моя, – сказала она, когда мы впервые сели за игорный стол, – на что будем играть? Согласитесь, без ставок скучно.

– Боюсь, – я потерла переносицу и отодвинула колоду, – мне не по средствам играть на деньги.

– Глупости! – отрезала леди Присцилла, принимаясь тасовать. Пальцы у нее оказались ловкие, хоть и узловатые. Карты в них так и мелькали. – Об этом не может быть и речи. Как вы смотрите на… шоколад?

Рот у меня наполнился слюной. Шоколад был из прошлых, хороших времен.

Леди Присцилла позвонила и велела горничной принести коробку из спальни. Конфеты оказались дорогими, из лучшей столичной кондитерской, в гладкой деревянной коробочке, перевязанной шелковой лентой.

– Обожаю сладости, – созналась старая леди, понизив голос. – Хотя доктор меня за них ругает.

Поэтому леди Присцилла лакомится шоколадом тайком? Ну и ну.

– Пренебрегаете советами врача? – хмыкнула я.

– В моем возрасте маленькие радости важнее. – Она подмигнула. – Между нами говоря, моя милая, я вполне здорова, не считая обычных для стариков недугов. Три месяца назад у меня было воспаление легких, но теперь я полностью оправилась. Я не стала возражать против медсестры лишь потому, что наша милая Роуз меня развлекает.

– Мне нечего поставить взамен.

– Тут вполне хватит на двоих. – И она недрогнувшей рукой разделила конфеты на две горки в разноцветных фантиках.

Грех было от такого отказываться!

Первую же партию я выиграла.

– Хм, – сказала леди Присцилла, пододвигая мне конфету. – Будем считать, новичкам везет.

Однако я выиграла и вторую. И третью.

Леди Присцилла прикусила губу и увеличила ставку.

– На кону три конфеты! – провозгласила она торжественно. – Надеюсь разом отыграться. Только не вздумайте поддаваться, моя милая.

– Что вы такое говорите, леди Присцилла, – пробормотала я, хотя как раз обдумывала, как бы половчее проиграть.

Не стоит лишать леди маленьких слабостей. Это может плохо кончиться!

Впрочем, поддаваться не пришлось. Леди Присцилла, устрашенная перспективой столь крупного фиаско, играла с блеском. Поздним вечером мы разошлись, вполне довольные друг другом. А потом я ела в темноте шоколад и жмурилась от удовольствия…

Так и коротали мы вечера день за днем, целых две недели. Дни я проводила в саду, заглядывая в дом лишь на ленч. Подошло время высаживать рассаду из оранжереи, и мы с мистером Джоунсом трудились не покладая рук. Яркие георгины, пророщенные гладиолусы, нежные лобелии, задорные астры – все это богатство должно было занять место на клумбах. Кроме того, следовало подкормить отцветшие тюльпаны, нарциссы и примулы, подвязать к опорам лилии, соорудить шпалеры для душистого горошка… Всего и не перечесть!

В первый же день садовник чуть не довел меня до сердечного приступа.

– Мистер Джоунс, это что же – вредительство? – вопросила я, застав его на месте преступления с ведром в руке.

От мутноватого раствора знакомо попахивало.

Скорее недомыслие, конечно. Как он только весь сад не загубил? Хотя леди Присцилла говорила, что Джоунс работает у нее только несколько месяцев.

Садовник заморгал.

– Не понимаю, мисс. Отличный навоз, я сам отбирал! К миссис Пейтсли, значит, ходил. У нее хорошие коровки, и удобрение дают преотличное.

– Мистер Джоунс! – вздохнула я. Боже, дай мне сил! – Прошу вас, никогда… Вы слышите меня? Никогда не подкармливайте луковичные свежим навозом!

– Но другим-то цветам ничего, нравится… Ладно-ладно, мисс. Я понял. Не надо так на меня смотреть!

И попятился, чуть не раздавив сапогом молоденькую розу.

Права была леди Присцилла. За ним нужен глаз да глаз!..

В последнюю пятницу мая леди Присцилла была в отличном настроении, нанося мне одно сокрушительное поражение за другим.

– Вы хорошо играете в бридж, моя милая? – заговорила она, любовно разглядывая свой выигрыш.

– Боюсь, нет.

– Жаль. – Старая леди нахмурилась и постучала пальцем по губам. – В субботу и воскресенье мы приглашены в гости к моей внучатой племяннице, большой любительнице бриджа. На праздник по случаю первого дня лета.

Я кивнула. В последнюю весеннюю ночь полагалось не спать до рассвета.

– Мы, леди Присцилла?

Она подняла брови.

– Разумеется! Вы ведь, как-никак, моя компаньонка. И нашей милой Роуз не помешает развеяться. Что думаете?

Роуз от восторга захлопала в ладоши. Тут же опомнилась и напустила на себя подобающий медсестре строгий вид. Какое же она еще, в сущности, дитя!

Внучатую племянницу леди Присциллы звали леди Хелен Хэлкетт-Хьюз. Это нелепое громоздкое имя она несла с гордостью. Впрочем, леди Хелен Хэлкетт-Хьюз (для краткости я решила называть ее леди ХХХ) была горда собой во всех отношениях. Своим древним и славным родом – ее отцу некогда принадлежали места окрест Дорсвуда. Своим домом – между нами говоря, аляповатой смесью барокко и готики. Своим садом, драгоценностями, мужем, сыном… Продолжать можно до бесконечности.

Леди ХХХ была твердо уверена, что она лучше всех. Разве что верноподданно уступала королеве.

Даже когда леди ХХХ хотела быть любезной, разговаривала она так, словно делала собеседнику величайшее одолжение.

– Дорогая тетя Присцилла! – Леди ХХХ цедила слова сквозь зубы, целуя родственницу в щеку. – Я так рада тебя видеть!

– Не сомневаюсь. – В глазах леди Присциллы светилась ирония. – Позволь представить тебе моих сопровождающих. Мисс Мэри Райт, моя компаньонка.

– Очень приятно, – кивнула я.

– Кхм. – Леди ХХХ вперила в меня взгляд. – Не из тех ли Райтов, которые проживали в коттедже… «Ласточки», кажется?

Зря, зря я сюда приехала!

Я постаралась взять себя в руки, даже улыбнулась.

– Увы, нет.

Роуз все испортила.

– «Дрозды», – подсказала она тихо и побледнела под уничижительным взглядом леди ХХХ.

– В мое время девушки не позволяли себе первыми заговаривать со старшими.

– Дорогая, – леди Присцилла покачала головой, отчего крупные бриллианты в ее ушах заискрились, – это было так давно…

Намек на возраст заставил леди ХХХ побледнеть от злости. Она была по-прежнему привлекательна, пусть даже было ей ближе к пятидесяти. Вот только спесивое выражение лица и взгляд свысока ее не красили.

– В юности я бывала в гостях у барона Мэлоуэна, владельца тех мест, – сообщила она надменно. – Вы ведь старшая из девочек викария Райта, верно?

– Увы, нет, – повторила я. – Я – средняя сестра.

– И впрямь. – Леди ХХХ поджала губы, подкрашенные темно-вишневой помадой. – Теперь я припоминаю. Старшая, кажется, Маргарет. Средняя Мэри, а младшая Люси?

– Именно так, – подтвердила я сдержанно. – Моя племянница, мисс Роуз Карпентер, дочь Маргарет. Роуз медсестра, сейчас она ухаживает за леди Присциллой.

– Вам, мисс Райт, следует получше воспитывать вашу племянницу. Иначе она пойдет по стопам вашей младшей сестры!

Роуз напряглась и залилась краской. Я незаметно сжала ее руку.

– Конечно, леди Хэлкетт-Хьюз.

Она надменно кивнула и отвернулась.

До чего неприятная особа!

Деваться было некуда. Положение служащей обязывало меня всюду сопровождать леди Присциллу, если на то будет ее желание. Приходилось терпеть и улыбаться. Зато я могла наблюдать и комментировать про себя.

Компания у леди ХХХ собралась удивительно разномастная, так что рассматривать гостей было интересно.

Полковник Бартоломью Хьюз, супруг достойной леди, оказался здоровяком с мясистым красным лицом и глазами навыкате.

– Парламенту следовало бы хорошенько припугнуть этих разошедшихся сипаев! – гремел он, потрясая кулаком. – Грязные, вонючие туземцы…

Гостям волей-неволей приходилось умолкать.

– Полковник Хьюз – политик? – шепотом спросила я у леди Присциллы, которая усадила меня рядом с собой.

Как сказала сама леди Присцилла: «Две старые девы всегда найдут, о чем посплетничать. Ведь так, моя милая?»

– О нет, – так же тихо отвечала она. – Просто Барт любит разглагольствовать о вещах, в которых ничего не понимает.

Я кивнула и перевела взгляд на молодого человека, не сводившего глаз с Роуз. Высокий статный шатен лет двадцати – двадцати двух оказался сыном и наследником четы Хьюз. На первый взгляд – мечта любой леди от семнадцати до тридцати. Но чуть заметные мешки под глазами, легкая краснота носа, капризный изгиб губ и дрожание пальцев выдавали беспутный образ жизни.

Зато другой джентльмен, знакомством с которым леди Хэлкетт-Хьюз весьма гордилась, был полной его противоположностью. Каштановые кудри Родерика Хьюза – против коротко остриженных, прямых и светлых, как солома, волос Арнольда Фаулера. Голубые глаза навыкате – против неожиданно темно-зеленых, глубоко посаженных. Изнеженная капризная миловидность – против чеканных мужественных черт. К тому же никто не назвал бы профессора Фаулера бездельником. Это был знаменитый исследователь холмов фэйри, который прославился своей удачливостью. Мистер Фаулер хмурился, глядя в свой блокнот, и время от времени что-то туда записывал.

Рядом с Арнольдом Фаулером откровенно позевывала красавица-блондинка в алом, слишком открытом для такого общества платье. Леона Фаулер, восходящая кинозвезда, которая снялась в нашумевшем фильме «Любовь и фэйри». У нее были такие же зеленые, как у брата, глаза, безупречная персиковая кожа и манеры утомленной славой актрисы.

Недавно я видела мисс Фаулер в столичном универмаге, где она произвела фурор. Кажется, все продавцы сбежались, чтобы ее обслужить. За ней следовали горничная и водитель, доверху загруженные пакетами и свертками. Чего там только не было, от чулок до детских игрушек!

И снова, как на заказ, ее полный антипод. Сибил Бредфорд давно переступила сорокалетний рубеж, но это последнее, о чем бы вы подумали, глядя на нее. Треугольное кошачье лицо, иссиня-черные волосы, разноцветные глаза – один карий, другой голубой, порочный рот и текучие плавные жесты – все в ней приковывало взгляд. Жажда жизни и ее удовольствий била из Сибил Бредфорд ключом.

Леди Бредфорд явно положила глаз на Чарльза Гилмора, которому принадлежало большое поместье по соседству с Хьюзами. Пожалуй, мистер Гилмор был не менее экзотичен на свой лад. Черноглазый смуглый брюнет делал все, чтобы его считали оригиналом. Одет он был в расшитый золотом сюртук, а на голове носил тюрбан, сколотый булавкой с огромным рубином. Белые перчатки, трость с навершием в виде ворона и бриллиантовая серьга в ухе довершали образ.

– Самый завидный холостяк в округе, – громким шепотом известила леди Присцилла. – Хотя ему почти сорок.

Мистер Гилмор услышал. Резко обернулся и вперил в меня пронзительные черные глаза. Я бы покраснела, не разучись я краснеть еще двадцать лет назад. Вместо этого я перевела взгляд на его спутника, которого мистер Гилмор представил как инспектора Этана Баррета, своего друга и однокашника по университету.

– Как? – вскричала при знакомстве леди ХХХ. – Разве полицейские учатся в университетах?

– Случается, – отвечал ей инспектор Баррет, и глазом не моргнув.

На редкость флегматичный тип. И снова – контраст. Рядом с вызывающе ярким Гилмором его друг, инспектор Баррет, словно терялся. Сероглазый шатен, не слишком высокий, не слишком низкий, не худой, не полный, не развязный, не бука… И еще много всяких «не». Инспектор казался заурядным до полной потери индивидуальности. А потом вы натыкались на его насмешливый острый взгляд и кривоватую улыбку. Маску посредственности инспектор Баррет носил с блеском.

Зато следующие гости заурядными были, а не казались. Брат и сестра Миллер. Джеймс Миллер, викарий, на окружающих взирал кроткими голубыми глазами за стеклами очков, а его длинноватое, хотя и приятное лицо выражало бесконечную доброту. Викарию было лет пятьдесят, и он до сих пор не обзавелся женой. Хозяйство вела его незамужняя сестра, мисс Рут Миллер, которая была намного младше брата, лет тридцати пяти от силы. Очень худая, с непреклонно сжатыми губами, квадратным подбородком и размашистым шагом, она носила нелепую прилизанную прическу и старенькое вечернее платье, явно не раз перешитое и перекрашенное.

Последним, четырнадцатым, в нашей компании оказался рыжеволосый мужчина лет тридцати, веснушчатый и слегка нескладный. Доктор Пэйн, так его представила хозяйка. Доктору, кажется, общество не доставляло удовольствия, а вечерний костюм раздражал. Мистер Пэйн то и дело поправлял галстук и одергивал манжеты.

Пока я разглядывала гостей, обстановка накалилась.

На очередной пассаж полковника Хьюза: «Этих грязных дикарей давно следовало бы загнать в резервации!» – негромко ответил Чарльз Гилмор:

– Но ведь это их земля.

Низкий голос мистера Гилмора подействовал на полковника Хьюза, как апперкот. Он встрепенулся, выпучил глаза, нелепо дернул головой – и пророкотал:

– Слава альбионской короны!..

– Вряд ли короне принесет славу проигранная война, – заметил профессор Фаулер, отрываясь от своих записей.

– Проигранная?! – еще сильней побагровел полковник Хьюз и загремел: – Славные альбионские воины сметут грязных дикарей за две недели! Это я вам говорю!

– Ну, если вы так говорите… – пробормотал мистер Гилмор с сарказмом.

– Вы ведь не бывали в Хиндустане, полковник Хьюз? – вновь вмешался профессор. – Могу вас заверить, тамошние жители обращаются с оружием, как настоящие дьяволы. Простите, леди.

Леди его простили.

Леона Фаулер прикрыла зевок рукой и отвернулась. Зато леди Бредфорд следила за разгорающейся перепалкой с видимым удовольствием. Как, кстати, и леди Присцилла. Леди ХХХ поджимала губы и гневно раздувала ноздри, хотя ее молчаливое негодование самым преступным образом игнорировали. Роуз переглядывалась с молодым Хьюзом. Сестра викария разглядывала свой носовой платок с таким видом, будто на нем были вышиты библейские заповеди (а может, и были?).

Доктор Пэйн и инспектор Баррет в беседу не вмешивались. У доктора было такое лицо, словно у него мучительно болели зубы. Зато инспектор иронически улыбался, как будто этот спор его чем-то забавлял.

– Истинная вера! Отечество! – гремел полковник Хьюз.

– Вы что-то путаете, полковник, – тонко улыбнулся мистер Гилмор, блеснув рубином в тюрбане. – Наше отечество тут, в Альбионе. Какое отношение к нему имеет Хиндустан?

– Империя! – выкрикнул полковник Хьюз и ударил кулаком по подлокотнику.

– К слову, верования коренных народов Хиндустана весьма интересны. – Это вновь профессор. – Выдвигаются даже версии, что на самом деле фэйри не скрылись в своих холмах, откуда перешли в другой мир, а нашли прибежище в заморских землях. Стали, так сказать, их богами.

– Грязные, презренные божки!

– Джентльмены! прошу вас, успокойтесь, – пытался урезонить их кроткий викарий, блестя стеклами очков.

– Джентльмены. – Ледяной голос хозяйки дома подействовал на спорщиков, как холодная вода на дерущихся кошек. – Полагаю, нам следует сменить тему.

Полковник Хьюз сглотнул, пробормотал:

– Да, дорогая.

И украдкой ослабил галстук.

Мистер Гилмор с улыбкой развел руками, а профессор Фаулер, что-то проворчав, вернулся к своим записям.

– Мистер Гилмор, – проворковала леди Бредфорд, прищурив разноцветные глаза. – А в ваших жилах, часом, не течет туземная кровь?

– Сибил! – прошипела леди ХХХ.

– Да, дорогая? – Голос Сибил Бредфорд был мягок, а лицо – безмятежно. – Это всего лишь любопытство.

– Вы правы, – ответил мистер Гилмор, иронически вздернув бровь. – Моя бабушка была хиндустанской принцессой.

– Принцессой! – повторил полковник Хьюз с отвращением.

– Мистер Гилмор, – вмешалась леди ХХХ, одним взглядом осадив мужа, – вы будете участвовать в конкурсе садоводов? Я слышала, ваш дворецкий вырастил дивные розы.

– О господи! – Леона Фаулер отвернулась и закатила глаза. – Какая скука!

Леди ХХХ поджала губы и метнула в ее сторону гневный взгляд, который та проигнорировала.

– Что вы, леди Хэлкетт-Хьюз, – галантно ответствовал мистер Гилмор. – Как я могу с вами соперничать? Должен сказать, у вас восхитительный душистый горошек. Такие крупные соцветия, такие разнообразные оттенки. Просто водопад цветов.

Леди ХХХ даже немного порозовела, ненадолго сделавшись похожей на живого человека, а не на мраморную статую.

– Благодарю вас. Между нами говоря, из столицы мне прислали удивительные семена. Даже горошек тети Присциллы с моим не сравнится! Магическая обработка многое дает, сами понимаете…

– Это нечестно! – встрепенулся вдруг викарий. Под устремившимися на него взглядами он густо покраснел и пробормотал, запинаясь: – То есть я хочу сказать, это местный конкурс. Цветы выращены силами жителей Дорсвуда и…

– Вы не считаете меня жительницей Дорсвуда, викарий? – холодно поинтересовалась леди ХХХ.

– Что вы, – совсем смешался бедняга. – Но ведь не у всех есть возможность!..

Она рассмеялась неприятным злым смехом.

– Вы заделались социалистом, дорогой мой? Так или иначе, сажать любые сорта правилами не возбраняется.

– Но! – Викарий осекся, и сестра положила руку ему на плечо.

Сказала вполголоса: