Колдуны и капуста Уланов Андрей
– Вообще-то это секретные сведения, штурман, – рассеянно отозвалась Ута, но, взглянув на состроенную юной нэко умильную физиономию, улыбнулась и сказала: – Была.
– Ох. А… неужели вы плавали с самим Каримото?
– Слишком много вопросов, юная леди, слишком много и слишком поспешных, – тягуче-дребезжащим голосом, в котором без особого труда угадывались нотки старого тесе, произнесла капитан «Сагири» – и первая же рассмеялась. Следом заливисто хохотнула Лин Тайл, оскалился вцепившийся в руль хэйте, и даже рядовые матросы-гребцы не удержались от усмешек.
Тайса Бакгхорн прекрасно знала, что поступает неправильно. Фамильярное отношение к младшему по званию офицеру и само по себе не есть хорошо с точки зрения дисциплины, а уж прямое потакание…
Знала – и тем не менее ничего не могла с собой поделать. Изящная кошечка была любимицей всей команды «Сагири», единогласно и безоговорочно выбранным талисманом корабля. Даже всекрейсерское пугало, боцман Масао, при виде Лин прерывал свои высокохудожественные тирады, мягчел лицом и неоднократно отпускал распекаемого с миром – действие, до появления хэйсосе Тайл на крейсере за старым сару никем не замеченное.
– Тогда, – уже нормальным тоном продолжила Ута, – Каримото Нитти был еще не пузатым тесе, проводящим куда больше времени на берегу, чем в море, а всего лишь тюса. Сварливостью, правда, он уже в те годы мог похвалиться избыточной, даже для его нынешнего чина.
– А вы?
– А я была всего лишь тю-и. Скромный, ничем особым не примечательный артиллерийский офицер… – Краем глаза Ута заметила недоверчивую гримаску рулевого. Похоже, команда крейсера была свято уверена, что их капитан никогда не была молодой и глупой и вообще появилась на свет подобно некоей человеческой богине – из морских волн. С той лишь разницей, что наряжена была при этом не в морскую пену, а во флотский мундир – разумеется, выутюженный и без единого пятнышка. – И ужасно гордилась тем, что командую целой батареей на одном из самых сильных кораблей нашего «возрожденного» флота.
– На легендарном «Такао», – восторженно выдохнула нэко.
– Да, на легендарном для вас «Такао», – вновь улыбнулась Ута. – Старом голландском пароходе-фрегате с дюжиной таких же старых гномских пушек. Вам не смешно, хэйсосе? Будь на вашем месте кто-нибудь из наших стрелков, непременно бы засмеялся – ведь на тех дистанциях, что училась стрелять я, они сейчас с завязанными глазами выбьют девяносто из ста.
– Но эти корабли открывали для нас океан!
– В то время, – задумчиво сказала Ута, – многие были этим недовольны. Они говорили, что для столь дорогих игрушек можно найти и более доходное занятие – причем куда ближе к дому.
– Пфуй! – Нэко обиженно дернула носиком. – Что за низменные рассуждения! Они больше подходят каким-нибудь гномам или людям!
– У этих рас есть чему поучиться, юная леди.
– Чему же?
– Например, кораблестроению, – сказала тайса. – Так, чтобы корабль, которым будете командовать вы, оказался спущен на воду в Нагасаки, а не в Эльсвике.
– А когда вы…
– Обернитесь.
– Ай-о! – Вид появляющихся из-за мыса величественных каменных строений исторг из юного штурмана совершенно детский восторженный возглас. Да и полуоткрытый от изумления рот был типично детским… или, вернее, кошачьим, мысленно поправилась капитан «Сагири».
– Тайса… эти каменные громады… они же стоят прямо в воде?!
– Они стоят на подводном рифе, – пояснила Ута. – Точнее, на искусственных островах, основанием которым служит риф.
– Но… это же целый город! Сколько же там этих островов?
«А ведь когда мы впервые увидели это место, – подумала Бакгхорн, – никому и в голову не пришло сравнить его с городом – настолько оно было непохоже на наши привычные лесные селения. Теперь же юная Лин нашла эту метафору с ходу… а я, пожалуй, могу пойти еще дальше и сравнить здешний каменный лабиринт с Венецией. Ну да, с Венецией».
– Мы насчитали девяносто два, – сказала она. – Это действительно настоящий город, со стенами, храмами, дворцами и даже кладбищем.
– Кладбищем?
– Местные называют его Островом Мертвых.
– Но кто построил этот город? Это, наверное, были очень сильные маги? А что с ними случилось?
– Слишком много вопросов, юная леди, слишком много и слишком поспешных, – капитан «Сагири» вновь призвала на помощь одну из любимых фраз старого тесе.
– Простите, тайса…
– И притом таких, – с улыбкой сказала Ута, – на которые я не могу ответить.
– А кто может?
– Эти камни. Впрочем, – добавила Бакгхорн, – надеюсь, что сеса Амика сумеет добиться больших успехов, чем экипаж «Такао».
Каменные громады становились все ближе. Первый остров… он назывался… Бакгхорн едва заметно нахмурилась. Остров Воинов? Нет, Остров Воинов был вторым – самый большой остров на всем рукотворном архипелаге. Идущий от него канал Крокодилов выводил к Острову Крокодилов. Этих тварей там и поныне невероятное множество – так же, как и змей на Острове Змей, в священном бассейне огромного храма. Домашние звери давно сгинувших хозяев…
Затем память сыграла с капитаном «Сагири» злую шутку, добыв из своих потаенных глубин давно и надежно, как казалось Уте, спрятанную картинку. Может, из-за этого картинка и была такой яркой и свежей, словно увиденная вчера, – гладь озера, в котором, по преданию, жрецы могли увидеть любое место на тысячу миль вокруг и в воде, словно в зеркале, две фигуры: смеющаяся тю-и и обиженно отвернувшийся высокий кицунэ. Миг спустя она налетит на него, толкнет в воду и, не удержавшись, свалится следом…
– Мы, – голос Уты был сух и ровен, – мало что смогли узнать. Местные дикари рассказывали нам, что город построили два брата, Олосип и Олосол, прибывшие сюда из далекой страны на огромном корабле. Они отличались могучей силой; они творили чудеса, и стоило им поднять руку, как укрощалась морская стихия. От этих братьев пошла династия Сауделеров. Но эти правители были столь деспотичны и жестоки, что навлекли на себя кару богов. Исокалакал, сын бога-громовержца, покарал последнего тирана, убив его. А освобожденные жители предпочли навсегда покинуть это страшное место.
– Но сейчас-то, – с надеждой сказала Лин Тайл, – мы ведь постараемся узнать об этом месте как можно больше?
– В этот раз, – сказала Ута, – нас интересует не тот Нан-Мадол, что вздымается над волнами, а тот, что сокрыт под ними.
Глава 4
Гоблово, Соломоновы острова, Малыш Уин
Этот маленький остров был открыт гоблинами – факт, который для любого мало-мальски знакомого с данной расой звучит как нелепость уже сам по себе. Тем не менее факт этот исторически достоверен – на момент открытия острова экипаж шхуны «Айк раззанай» состоял из пятерых гоблинов и кока-китайца, который имел еще меньше оснований претендовать на звание мореплавателя, чем его зеленошкурые партнеры.
Понятное дело, из Сиднея шхуна выходила с несколько другим названием – «Шальная удача» – и расово более разнообразным составом экипажа. Однако попытка запастись продовольствием на Малаите оказалась фатальной для ее капитана, первого помощника и троих матросов-канаков. Объяснения насчет судьбы еще двоих матросов гоблины впоследствии давали весьма путаные, кок же на сию тему говорить отказывался категорически.
Оказавшись хозяевами шхуны, гоблины в первую очередь переименовали ее. Переименование затянулось на три дня. На рассвете же четвертого празднество было прервано трагическим событием – на борту закончились запасы спиртного. К полудню гоблины сумели кое-как смириться с утратой и путем неимоверного умственного напряжения пришли к выводу, что вышеупомянутые запасы можно возобновить, если доставить имеющийся в трюме груз копры в порт назначения.
Идея была из тех, что принято именовать «абстрактно правильными». И гоблинам даже удалось значительно продвинуться в ее реализации. Они, пусть и весьма приблизительно, сумели установить текущее местонахождение шхуны, определили направление на Сидней, вернее, на Австралию… собственно, они сделали правильно почти все – вот только в стрелке компаса до конца разобраться так и не сумели. В итоге плавание «Айк раззанай» завершилось значительно раньше, нежели предполагалось, – на рифах безымянного в ту пору островка.
Пятью годами позже Компания Соломоновых островов созрела для мысли, что помимо сиднейской конторы было бы неплохо обзавестись чем-то вроде представительства поближе к разрабатываемому объекту. По итогам двухнедельного спора маленький и плоский «гоблинский остров» неожиданно для себя оказался безусловным фаворитом ввиду отсутствия на нем болот, джунглей и – last but not least[12] – туземцев.
Именно тогда на Гоблове появились упомянутые Малышом магазин и бунгало. Кладбищем островок обзавелся четырьмя месяцами позже – несмотря на отсутствие вышеупомянутых неудобств, новые обитатели Гоблова ничего не могли поделать с его географическим местоположением и, как следствие, с климатом. Климат же Соломоновых островов, обычно характеризуемый либо как «удушающая жара», либо просто как «отвратительный», и в самом деле мог отправить непривычное к нему существо на тот свет ничуть не хуже, чем Отелло – Дездемону.
Уину нравилось бывать на Гоблове. Во-первых, это действительно был опорный пункт цивилизации – человеческой цивилизации, разумеется, ибо все государственные образования остальных разумных и не очень заслуживающих звания таковых рас пока не считали дележку Великого Океана приоритетным занятием либо не очень жаждали афишировать свое участие в нем. Пункт, единственный на тысячу миль, если, стоя на его берегу, смотреть на запад, и на две – если смотреть на восток. Во-вторых, Уин был нетипичным гномом, и нетипичность эта выражалась не только в изрядной доле человеческой крови, но и в нелюбви к тесным, темным и шумным местам вроде каменных джунглей людских городов и пещерных чертогов его сородичей под ними. Последние же четыре года, проведенные Малышом в качестве личной тени одного из виднейших американских гномов, члена Совета Старейшин достопочтеннейшего Корнелиуса Криппа, успешно развили помянутую нелюбовь до стадии стойкой фобии. На Гоблове же можно было воспользоваться плодами прогресса в виде почты и сравнительно свежих газет, не вступая в соприкосновение с большинством порожденных этим прогрессом недостатков.
В-третьих, Уин был отнюдь не прочь пару-тройку раз в году деловито и основательно, как и подобает гному, упиться в приличном обществе, то есть в обществе существ, хотя бы изредка употребляющих выражения «на рассвете» вместо «солнце, он встал» или «обед подан» вместо «каи-каи, он здесь».
Пить на Гоблове умели. Вызвано это было не какими-то особыми флюидами алкоголизма, исходящими от острова, а вполне практическими, хоть и несколько спорными соображениями. Просто каждый из присутствующих вполне мог бы подписаться под высказыванием одного знакомого Малышу русского вампира. «В Сибири водка – это не алкоголь, а средство выживания». С поправкой на географию эта сентенция была вполне справедлива и для Соломоновых островов, на которых самые лучшие амулеты, верно хранившие своих владельцев от Глазго до Шанхая, оказывались бессильными перед лицом тысячи и одной заразы, наполнявшей здешний воздух. Возбудители тропической лихорадки были куда живучее и злобнее бледных спирохет, но регулярно пропитываемые спиртосодержащими растворами организмы стали крепкими орешками даже для них.
Знаком принадлежности к высшему обществу на острове служил галстук. Обычай носить его ввел в бытность прежний местный управляющий, легендарный Жан Неверле, бывший метрдотель парижского ресторана. Галстук или шейный платок – но только настоящий, а не любая наскоро возведенная в ранг такового тряпка.
Для Викки, впрочем, было сделано исключение из правила. Внеочередное заседание «клуба гобловских джентльменов» единогласно постановило, что военно-морской мундир в целом вполне может быть приравнен к требуемой для схода на берег детали гардероба.
Всю мудрость своего решения гости и постоянные обитатели Гоблова смогли оценить вечером, когда выяснилось, что у вексиль-шкипера имеется нераспечатанная колода карт. На Гоблове же – по вине некоего шулера с Левуки – вот уже добрых пять недель наблюдался жесточайший дефицит данного продукта полиграфии, и тот факт, что виновник этого прискорбного состояния обрел свою последнюю якорную стоянку под сенью здешних кокосовых пальм, служил истосковавшимся по игре гобловцам весьма слабым утешением.
Благодаря этой колоде интеграция вексиль-шкипера на Гоблове прошла как нельзя более успешно. Здешнее высшее общество, состоявшее в данный момент из управляющего, двух его помощников, троих плантаторов, торговца жемчугом с Фиджи, капитана трепанговой шхуны «Мечта», а также штурмана и торгового агента с нее же, даже сочло себя обязанным пойти навстречу гостю и включить в число традиционных для острова игр гномский гвинт.
Именно в гвинт, как отчетливо расслышал подходивший к бунгало Малыш, сейчас – как и всю последнюю неделю – играли.
– Пол лепни в сердцах!
– Лепня в шарах!
– Питер, ваше слово?
– М-м-м… гвинт!
– Однако… а пожалуй, что и пас, джентльмены…
– Предлагаю после этой партии перейти на пикет, – сказал Колин Мак-Намара, второй помощник управляющего. – Полагаю, мистер Пит уже достаточно продемонстрировал… добрый вечер, Малыш… что садиться играть в гвинт за один стол с гномом присутствующим пока рановато.
– Вино или сразу скотч, сэр? – вежливо поинтересовался слуга.
– Скотч с содовой, – попросил Уин, оглядываясь в поисках свободного стула.
– Наполни заодно и мой стакан, бой.
– Пусть тащит сразу бутылку.
– Две.
– Для существа с вашими габаритами вы сдались удивительно быстро, Колин, – с улыбкой заметил Фил Фань.
Полное имя скупщика жемчуга было Филандеваль аэн Глауэд Чан Джи Фань, и основания для иронии у него были – унаследовав от обоих своих родителей не только имена, но и присущую их расам хрупкую красоту, по весу он уступал массивному шотландцу примерно втрое.
– Размер головы означает лишь то, что мыслям приходится дольше ползти по извилинам! – парировал Мак-Намара. – И уж точно не делает карты счастливее.
– Счастье? – Вряд ли кто-нибудь из присутствующих смог бы объяснить, каким именно образом полуэльф сумел придать своему лицу выражение поистине безграничного удивления. По крайней мере, бровь он точно не приподнимал. – При чем здесь счастье? Гвинт – математическая игра.
– Какая-какая?
– Математическая.
– Да будет вам, Фил, – сказал капитан «Мечты». – У меня и с арифметикой-то в воскресной школе не ладилось. Да и сейчас я в ней едва плаваю, правда, Барт?
– Точно-точно, – поддакнул штурман. – Недаром портовый инспектор в Сиднее уже пятый год все никак не может постигнуть, почему судно, из рейса в рейс приносящее сплошные убытки, все еще не стоит на приколе?
– Мы-то ладно, – осклабился капитан. – А вспомните Билли Ву… вашего, между прочим, дальнего родственника, Фил.
– По эльфийской линии?
– Нет. По китайской. Таможенники зубами скрипели, глядя, как парень порожняком шныряет между Фриско и Йокогамой. А меж тем каких-то жалких десять-двенадцать рейсов – и Билли-бой, словно по наущению дядюшки-архимага, превращается из простого капитана в мистера Ву: каменный особняк в Сингапуре, собственный выезд и все такое. И уж точно никакой Золушке не дарили такую чековую книжку лондонского банка.
– Иллюзия на трюм? – предположил Викки.
– Нет, что вы, – отрицательно качнул головой капитан. – Все было по-честному… почти. Трюмы были пусты.
Малыш нахмурился.
– Этот Билли Ву, – сказал он, – невысокий малый с аккуратными усиками, шрамом над левой бровью и маленьким пистолетиком в правом рукаве?
– Он самый, – подтвердил управляющий. – «Дерринджер» сорок первого калибра с перламутровой рукояткой. Билли вечно таскал его за манжетой… а может, и по сей день таскает. Старые привычки так просто не уходят.
– А что, – с интересом спросил Фил, – вы имели касательство к этой истории?
– Очень мимолетное, – задумчиво глядя на свой стакан, отозвался Малыш. – Однако же могу предположить, как мистер Ву умудрился сколотить состояние, гоняя через океан пустую шхуну.
– И как же?
– У него был не совсем обычный балласт.
– Перекрашенные золотые самородки? – предположил управляющий.
– Нет, что вы, Сэм! Такими дешевыми фокусами таможню не пронять. В балласте у мистера Ву был песок…
– Золотой! – торжествующе выкрикнул один из плантаторов и, натолкнувшись на десяток недоуменно-сочувственных взглядов, смущенно пробормотал: – То есть я хотел сказать… совсем не то, что сказал. Я хотел сказать: конечно же, не золотой.
– Не золотой, – подтвердил Малыш. – По крайней мере, вкус, цвет, запах и полдюжины алхимических проб свидетельствовали, что это был самый обычный кварц, без всяких драгоценных примесей.
Внезапно Мак-Намара, едва не выронив бутылку, откинулся на спинку стула и громко расхохотался.
– Понял! – объявил он. – Малыш, если я прав, то сейчас я назову тебе штат, где набирали этот песок!
– Попробуй.
– Арканзас!
– Угадал.
– Видимо, я тупой, – подсчитав количество понимающих кивков, пожаловался штурман «Мечты». – Объясните на пальцах.
– Абразив.
– Ты ж сказал – Арканзас?
– Арканзас – это штат в САСШ, – сказал Уин. – Абразив же в просторечии именуют точильным камнем…[13]
– …брусочек которого иной раз стоит дороже самородка такого же веса, – закончил Филандеваль.
– Вот видите, Колин, – продолжил он, – вы абсолютно зря жаловались на скорость прохождения нервных импульсов сквозь содержимое вашего черепа. На самом деле уже сам факт нахождения кого-либо здесь уже с достаточной ясностью свидетельствует о недюжинных интеллектуальных способностях данного существа.
– Любопытное заявленьице, – хмыкнул Мартин Синж, управляющий гобловской факторией. – Я бы даже сказал – неортодоксальное, если уж вам, Фил, так приспичило пользоваться всякими заумными словесами.
– Вот, – ехидно заметил капитан «Мечты», – до чего доводит чтение классиков. К примеру, Стив Ричуинти – шкип был что надо, котиков чуял за двадцать миль, команда на него разве что не молилась – однажды вот так взял в рейс какую-то китайскую книжонку. И – пропал. В разгар сезона бросил все, вернулся в порт, распустил команду, а сам вышел в море и в новенькой, и трех лет не проплававшей шхуне самолично прорубил дыру в днище. Виданное ли дело, а? Потом, говорят, подался к каким-то горным монахам – вымаливать прощение у душ невинно убиенных.
– Он что, многих на тот свет спровадил?
– Многих… да.
– Ладно еще, что он командовал всего лишь котиковой шхуной, – со смехом добавил штурман. – А ну как это была б рыбацкая лоханка? Представляете – просить прощения у каждой выловленной трески!
– Треску можно считать бочонками!
– Э нет, так не пойдет. Чем треска хуже котиков?
Сидевший справа от Малыша Кларк Гендерсон, плантатор с соседнего острова Гуадалканал, внезапно чихнул. Оглушительный – по крайней мере, для Уина – чих сопровождался жалобным звоном стаканов.
– Треска – рыба, котик – зверь.
– Разве? – удивился капитан. – А я-то до сих пор считал, что Господь создал зверей исключительно для суши. То же, что пахнет рыбой и плавает в воде подобно рыбе, рыбой же и зовется.
– С точки зрения современной науки… – начал полуэльф, но его перебил второй помощник управляющего, Рой «Худышка», выкрикнувший:
– Тогда ты сам – рыба, кэп!
После этого все присутствующие в бунгало дружно начали – в зависимости от темперамента – смеяться, хохотать или ржать, двое же самых невезучих – отплевываться, пытаясь направить не вовремя оказавшееся в глотке виски на путь истинный.
– В любом случае, – дождавшись, пока все присутствующие вновь обретут способность если не говорить самостоятельно, то хотя бы внимать звукам чужой речи, сказал Мак-Намара, – ваш, Гарри, подход насчет бочек в корне неверен. Если уж вы распространили понятие бессмертной души на котиков – что вообще-то является наигнуснейшей ересью и потому противно моей шотландской душе, – то отчего же отказываете в этом треске? Это будет… черт, Мартин, как это будет?
– Нелогично, – подсказал управляющий.
– Вот! Нелогично!
– Что ж, – задумчиво произнес Филандеваль. – Знакомство с доктринами дзен-буддизма порой радикально сказывается даже на тех личностях, которые принято относить к разряду сильных. Но, джентльмены, заверяю вас, что «История цивилизации» Бокля, избранная мной для изучения в этом рейсе, никоим образом…
– Фил, не виляйте, словно пеламида![14]
– Вилять? – недоуменно переспросил полуэльф. – Вообще-то мне чрезвычайно затруднительно производить подобное хотя бы в силу отсутствия хвоста, да и общее строение организма не особо благоприя…
– Вы прекрасно поняли, что я имел в виду, – сказал Синж. – Минуту назад вы, Фил, изволили высказать лемму, гласящую, что все присутствующие здесь являются… напомните, как вы сказали?
– Существами недюжинных интеллектуальных способностей, – повторил торговец жемчугом. – Правда, я бы не стал применять к этому утверждению термин «лемма»…
– Неважно, – махнул рукой управляющий. – Я очень смутно представляю себе область применения этого термина, а остальные присутствующие, исключая, понятное дело, вас и, думаю, почтенных гномов…
– Меня, – улыбнулся Малыш, – можно не исключать.
– …и того меньше. Что, кстати, уже опровергает вашу… вашу мысль!
– Вообще-то знание вышеупомянутого термина вовсе не обязательно должно коррелировать…
– Фил! Говорите по-английски!
– Прошу прощения, джентльмены. Я всего лишь хотел сказать, что знание или, наоборот, незнание правил употребления слова «лемма» никак не может рассматриваться в качестве мерила интеллектуальных способностей.
– А присутствие здесь – может? – Мак-Намара, чуть наклонив голову, разглядывал полуэльфа с таким видом, словно на его месте неожиданно возник папуасский шаман. – Лично я до сих пор считал, что в эту чертову дыру попадают лишь полные олухи… наподобие меня.
– Наоборот, – с жаром возразил Филандеваль. – Оказаться здесь нас заставили именно упомянутые мной способности, позволившие нам разглядеть в этой, как вы изволили выразиться, чертовой дыре ее грядущее величие. Да-да, джентльмены, я ничуть не оговорился, – величие. Еще каких-нибудь полвека – и каждый клочок здешней суши, скажем, вашу, Гендерсон, гуадалканальскую плантацию на северо-восточном склоне Маунт Галлего, будут оспаривать друг у друга могучие державы, а… – Окончание фразы растворилось в дружном хохоте слушателей.
– Ну, Фил, ты как скажешь, так скажешь, – утирая слезы, просипел Кларк Гендерсон. – Кусок джунглей, купленный за два ящика табака, две связки ситца и пять бутылок джина будут оспаривать великие империи… ну и ну!
– Прямо так и вижу газетные заголовки, – вторил ему штурман «Мечты». – Бой у острова Саво… Сражение у мыса Эсперанс… Броненосцы в тропических морях…
– Так, джентльмены, – скомандовал управляющий. – Проследите – Филу сегодня больше не наливать!
– Смейтесь-смейтесь, – прищурился полуэльф. – А между тем кое-какие загадочные гости уже начали наведываться в здешние воды.
– И что за гости? – Тон вексиль-шкипера был небрежен настолько, что Малыш с трудом удержался от выкрика: «Викки, не переигрывай!»
– А, чушь собачья! – пренебрежительно махнул рукой Колин Мак-Намара. – Обычные небылицы дикарей.
– При всем уважении, Колин, – медленно произнес Филандеваль, – думаю, не следует быть столь категоричными в оценках. И забывать, что мы чужие в этих краях. Местные…
– …считают богом любого, у кого есть «винчестер», – перебил его Мак-Намара. – Или дьяволом. Я уже сбился со счета, сколько раз здешние черномазые пытались наслать на меня порчу. А старый Фаулер? Сидит себе на атолле посреди океана, запивает джин скотчем, а десять тысяч канаков вслушиваются в каждый его зевок. Говорят, они пришибли уже пятерых своих верховных жрецов за то, что эти Великие Повелители Ужасных Демонов ничего не смогли поделать с маленьким сморщенным пьяницей-шотландцем.
– Однако, – возразил торговец жемчугом, – меня лично крайне занимает тот факт, что легенды о корабле мертвых именно в последнее время получили… или, правильнее сказать, обрели некую конкретную форму.
– Чушь собачья! – повторил помощник управляющего. – Вот вы, мистер гном, скажите – это ведь в ваших легендах плавает Летучий Голландец из костей утопленников?
Малыш, знавший Мак-Намару достаточно хорошо, решил, что Колин задал свой вопрос исключительно в надежде полюбоваться картиной «Гном с выпученными от изумления глазами».
– Что-о-о?
– Подозреваю, – сказал Филандеваль, – что Колин имеет в виду Нагльфар. Драккар ада, везущий воинство тьмы – демонов и призраков Морхегга. Согласно древней легенде Нагльфар будет построен из ногтей трупов.
– Никогда, – гордо заявил Викки. – Мы, гномы, не могли верить в подобную…
– …чушь собачью!
– Никоим образом, почтенный гном, никоим образом, – пропел полуэльф. – Хотя мифология жителей Скандинавии имеет немало общего с вашей…
– Скажите уж прямо – цельнотянута!
– Это, – чуть улыбнулся Филандеваль, – не стану отрицать, одна из основных и наиболее, на мой взгляд, логичных теорий, объясняющих данное сходство. Но бесспорен и тот факт, что так называемые морские мотивы не могли быть заимствованы у вашего, мистер Пит, народа.
– За отсутствием таковых, – фыркнул Колин. – Настоящему гному проще прорыть тоннель под Датским проливом, чем переплыть его.
С освещением в бунгало было неважно – заряды эльмовых шаров приберегались хозяевами на ночь, солнце же без особой настойчивости пыталось просочиться сквозь многочисленные щели в стенах и закрытых ставнях – лишь затем, чтобы запутаться в сизых клубах табачного дыма. Но глазам Малыша хватило и этих остатков света, чтобы заметить, как по напрягшейся шее вексиль-шкипера медленно ползет полоска цвета его же мундира.
– Вы, мистер, похоже, великий знаток истинных гномов, – процедил Викки.
– А вы, Пит, нагляднейшее подтверждение его неправоты! – рассмеялся управляющий. – Довольно, джентльмены, будет вам… сушите весла! Жара, виски, падающий барометр… кстати, о барометре: Барт, вы ближе всех, гляньте, что он показывает?
– Двадцать девять семьдесят пять.
– Пройдет мимо.
– Думаете?
– Хотите пари?
– Спорить с вами? Нет уж…
– Джентльмены, джентльмены… – После бесследного исчезновения пятнадцатого по счету колокольчика Синж оставил попытки оснастить гобловский «клуб» этим атрибутом и теперь не без успеха заменял его пустым стаканом и раскрытым перочинным ножом. – Давайте наконец определимся, во что мы будем играть дальше? Есть предложения?
– Покер? Киббедж?
– Лучше что-нибудь попроще, вроде «казино».
– Может, в тонк, а, джентльмены? Отличная быстрая игра… как думаете, Кларк?
– Почему бы и нет.
– Фил?
Полуэльф отрицательно качнул головой.
– Я, с вашего позволения, – сказал он, вставая, – немного пройдусь. Хочется, знаете ли, время от времени позволить легким насладиться чем-нибудь, кроме продуктов горения смол и никотина.
– Джентльмены, а ведь он снова прав. Вы слишком много курите.
– Трубка и ром, как говорил мой папа-флибустьер, сведут тебя в могилу, сынок, – сказал второй плантатор, чью фамилию Малыш никак не мог запомнить. Что-то французское и связанное с женщинами… Шершель? Ляшарель?
– Как врач, хоть и бывший, – ехидно заметил штурман «Мечты», – вы, Алекс, должны лучше остальных присутствующих знать, что в здешних местах тысяча вещей способна отправить на закат любого из нас куда раньше, чем прокуренные легкие и съеденная циррозом печень. Кто будет сдавать? Кларк?
– Фил, – окликнул Малыш проходящего мимо торговца, – не возражаете, если мы составим вам компанию?
– Мы?
– Я и вот эта, – початая бутылка скотча на миг превратилась в прозрачный круг и снова замерла в ладони полукровки, – красотка. Согласен, – продолжил Уин, – что по части форм она не очень-то соответствует эльфийским стандартам красоты, но зато какой у нее богатый внутренний мир!
– Малыш, в вас пропадает либо поэт, либо философ. – Филандеваль задержался у дверного проема, пропуская собеседника вперед – привычка, над которой, как помнил Уин, уже лет семь подшучивало пол-Океании. Местные острословы утверждали, что манера эта служит не доказательством полученного Чан Джи Фанем воспитания, а недвусмысленно указывает на наличие в отцовской крови изрядной примеси темных сородичей, ибо представители сильного пола склонны пропускать себе подобных вперед только в том случае, когда готовятся вонзить предательский клинок в удобно подставившуюся спину.
– Спасибо, что не артист, – серьезно отозвался Уин.
– Ну, нынешним императорам далеко до своих древних товарищей по профсоюзу, – засмеялся эльф. – Если даже и сжигают столицу, то не свою, а вражескую. Да и то скорее по недомыслию, чем по сознательному умыслу.
– Фил, а правда, – вопрос родился у Малыша неожиданно, словно внезапно налетевший шквал, – что он был эльфом?
– Он – это Наполеон или Нерон? – улыбаясь, переспросил Филандеваль. – Впрочем, ответ все равно один – я не знаю.
– Неужели? А мне иногда кажется, что вы знаете все и обо всем на свете.
– Иллюзия, не более того. – Малыш и торговец шли в сотне шагов от берега, и рокот прибоя странным образом вторил певуче-мягкому голосу полуэльфа. – Подумайте сами, Уин, ну разве может преуспеть в познании этого бескрайнего мира скромный торговец жемчугом? Да, я склонен разнообразить редкие часы своего отдыха, вкушая плоды не только хлебного дерева, но и того, что принято именовать просвещением, однако это не более чем склевывание крупиц со столов великих.
– Фил, ваша скромность может соперничать лишь с вашей же образованностью и доходящей до чопорности вежливостью – это известно каждому моллюску от Новой Зеландии до Алеутов! Так что приберегите все это пышное красноречие для будущей миссис Фань и просто ответьте на вопрос!
– Я говорил тебе, что ты чертов маленький упрямец? – К радости Малыша, Филандеваль наконец в очередной раз счел, что обращение на «вы» также относится к «пышному красноречию и доходящей до чопорности вежливости». – А?
– Тринадцать за все время нашего знакомства, из них два – за последнюю неделю, – отозвался Уин.
– Поставь еще один крестик… и давай присядем. Я, видишь ли, на самом деле вышел не только из-за учиненного нашими друзьями филиала Везувия. Кажется, – озабоченно произнес полуэльф, сосредоточенно вглядываясь куда-то в глубь себя, – последняя бутылка джина была лишней… или не она, а флакон здравура после ленча?
– Интересно, ты блюешь так же изящно, как и делаешь все остальное?
– Возможно, тебе сейчас представится случай… о, черт!
Малыш все же решил проявить деликатность и отвернулся, старательно не обращая внимания на звуки за своей спиной.
– Платок нужен? – наконец деликатно спросил он.
– Благодарю, у меня сво-о…
– Эй, а ты, часом, не отравился?
– Не думаю.
Уин секунд пять пытался подобрать название для цвета, в который накатившая бледность окрасила точеное лицо полуэльфа. Не белый, нет – снежно-белым был батистовый лоскут, который Фил прижимал ко рту. А этот цвет он видел совсем недавно. Видел у… Точно! Малыш с трудом удержался от щелчка пальцами. Ручка трости вексиль-шкипера из мумаковой кости имела точь-в-точь такой же оттенок.
– Не думаю, – повторил Филандеваль. – Разве что повар Синжа раздобыл откуда-то древнекитайский трактат о ядах. Ни одна из известных мне местных отрав подобного букета ощущений не вызывает. Кроме того, я, знаешь ли, существо предусмотрительное…
– …и носишь на безымянном пальце левой руки перстень-ядолов, – закончил Малыш. – У меня, как видишь, такой же – и именно потому я знаю: протухшую рыбу от свежей эта эльфова безделушка не отличает.
– Зависит от концентрации.
– Концентрации чего?
– Трупного яда.
Теперь настала очередь Малыша вглядываться, точнее, вслушиваться в себя, пытаясь уловить, желает ли сегодняшний обед оставаться в районе пряжки пояса?
– Неаппетитная тема, не так ли? – сочувственно произнес полуэльф.
– Ага. Может, сменим?
– Охотно, – кивнул торговец.
– Там, в бунгало, – начал Уин, – Мак-Намара перебил тебя как раз в тот момент, когда ты начал говорить…
– …что легенды о корабле мертвых именно в последнее время обрели весьма отчетливые очертания. Так и есть. Я говорил об этом резиденту на Бугенвиле – увы, его реакция была аналогична той, что сейчас продемонстрировал наш общий друг Колин. Отец Анри с Паумоту отнесся к моим словам с куда большим вниманием, но все, что в его силах, – это отправить тревожное послание Святому Престолу.
– Не так уж и мало.