В паутине чужих заклинаний Вонсович Бронислава

Глава 7

Новое место работы поутру встретило меня пустотой. Небрежно запиханное в шкаф одеяло с подушкой намекали, что работодатель здесь ночевал. В комнате, которая гордо называлась лабораторией, стояли еще горячий чайник и грязная чашка с остатками чая, которую я тут же вымыла, чтобы не портила вид лабораторного стола. Я еще раз с сомнением посмотрела на набор из «Юного алхимика». Вполне возможно, что на непосвященное лицо он произведет гораздо более правильное впечатление, чем на меня. Блестящие новехонькие колбы, мензурки и пробирки способны отвлечь кого угодно. Не на это ли рассчитывал Дитрих?

Я прошлась заклинанием уничтожения пыли по обоим помещениям и села за свой стол. Больше делать мне было нечего. Даже цветы не полить, поскольку цветов никаких не было. Завести, что ли? Вон в том углу прекрасно встанет фикус, а традесканция оживит угол шкафа. Я обдумывала, что лучше встанет на подоконник – несколько горшков с фиалками или один с чем-то посолиднее, когда Дитрих наконец вернулся. Тащил он сразу несколько коробок – вовсю шел переезд из старого офиса в новый.

– Линда, вы так пунктуальны, – пропыхтел он и свалил коробки в угол. – Все, еще защиту здесь поставлю, и будем считать переезд свершившимся. А у вас что новенького?

– Мне вчера пригодился выданный вами артефакт.

Я не стала тянуть и выложила все, что вчера случилось. Со своим отношением к действующим лицам я так и не смогла определиться до конца. Оба они – и Эмми, и Штефан – были слишком убедительны, чтобы до конца увериться в виновности одного из них. И, рассказывая все это частному сыщику, я думала, что уж он-то точно сможет подсказать, кому верить. Выбор-то не слишком велик!

– Не хочу вас огорчать, Линда, – заметил Дитрих по окончании моего рассказа, – но к ментальному воздействию мог быть причастен и кто-то третий.

– Как это? – удивилась я. – Только эти двое держали меня за руку. А всем известно, что менталистам для лучшего контакта требуется…

– Для лучшего, – прервал меня Дитрих. – То есть это желательное условие, но совсем не обязательное. Хорошему менталисту достаточно настроиться на вашу ауру на близком расстоянии. Он мог сидеть этажом выше и вовсю ломиться к вам в голову, а вы могли это заметить не сразу, поскольку были увлечены разговором и не ожидали подвоха. Вы ведь даже не сразу поняли, что артефакт сработал.

– У меня подобного опыта до сих пор не было, – заметила я. – Получается, я не только не могу кого-то исключить из подозреваемых, но мне приходится думать, что есть еще кто-то третий?

– Правильно, подозревайте всех. – Дитрих широко улыбнулся, от чего стал необычайно привлекательным. – Больше вероятности, что все будет в порядке.

– И вас? – не удержалась я.

– Меня? – удивился он. – Меня-то в чем?

– Не знаю, – ответила я. – Но мне теперь кажется, что вы тоже меня не случайно на работу взяли.

Возможно, я сказала это зря, но мой начальник улыбнулся еще шире и с необычайно хитрым видом сказал:

– И правильно кажется. Для работы секретарем у вас слишком высокая квалификация.

Ответ был для меня неожиданным и тем страшнее оказался. Неужели я права и Дитрих тоже в чем-то замешан? В голову полезли всякие ужасные предположения, никак поначалу не вязавшиеся с тем молодым инором, который с легкой улыбкой наблюдал за моим смятением. Пока я не вспомнила, что артефакт дал мне он, а значит, может сейчас и обходить защиту каким-то неизвестным мне образом. Ментал в нашей академии совсем не преподавали. С одной стороны, это было неплохо – меньше бессмысленной нагрузки, поскольку способностями к этому разделу обладали единицы, с другой – порождало массу разнообразных слухов и домыслов.

– Дитрих, тогда почему вы меня взяли? – выдавила я.

– Вы хотите честного ответа? – зачем-то уточнил он.

– Конечно. Зачем мне нужна неправда?

– Тогда я вам отвечу через неделю, – неожиданно сказал он.

– Почему через неделю? – возмутилась я. – Я хочу знать сейчас. Возможно, от этого зависит моя безопасность.

– Вряд ли, – не согласился Дитрих. – Но скажу я вам только через неделю. Раньше никак.

– Я от вас увольняюсь.

– Тогда вы никогда не узнаете, почему я вас взял.

Речь шла об очень серьезных вещах, а Дитрих откровенно развлекался. Это меня настолько разозлило, что я схватила одну из принесенных им папок и стукнула по его наглой белобрысой голове. Точнее, хотела стукнуть, поскольку он отклонился и удар пришелся вскользь по плечу. Он участливо спросил:

– Как, легче стало?

– Меня никто не смеет шантажировать, – ответила я.

– Линда, разве я вас шантажирую? – удивился он. – Я просто сказал, если уйдете – не узнаете. Вдруг эта информация напрямую касается моей деятельности? Не могу же я ее выдавать кому попало?

Я сама удивилась своему поведению – Штефан не вызывал у меня столь сильных чувств, даже когда Эмми рассказала, что видела его с другой, а Дитрих всего лишь отказывается рассказать что-то, пусть и касающееся меня напрямую. Я никогда не находила в себе склонности к членовредительству, да и вспомнила, что в моем положении рабочими местами не разбрасываются, да еще и придется сдать артефакт. А вчера он мне очень даже помог. Я с сожалением покачала в руке тяжелую папку, поняла, что с ее помощью выбить все равно ничего не удастся, и почти миролюбиво спросила:

– А почему именно через неделю? Не через месяц? Не через год?

– Если хотите через месяц или год, возражать не буду. – Он необычайно ехидно улыбнулся. – А теперь, когда мы решили вопрос с доверием ко мне…

– Не решили, – напомнила я.

– …я хотел узнать, не рассказала ли вам подруга что-нибудь еще интересного про спутницу этого Эггера, – невозмутимо продолжил он. – Линда, и положите наконец папку на место, она вас отвлекает и мешает думать.

С этим я вынуждена была согласиться. Папка в руках наводила меня совсем не на такие мысли, которые должны были быть у секретаря по отношению к собственному начальнику. Мне все так же хотелось узнать, что прочнее: его голова или эта папка, и я ничегошеньки не могла с этим желанием поделать, хотя прекрасно понимала, насколько неблагоразумно бить работодателя. Я вздохнула и с сожалением положила свое орудие выбивания правды на стол. И даже отодвинула от себя подальше, чтобы не соблазниться.

– Нет, она сама больше ничего не рассказывала, а я у нее не стала спрашивать, – по возможности спокойно ответила я. – Эмми вскипала сразу, как упоминалось имя Штефана. Она очень обиделась на него, просто до слез.

– Обидеться она могла из-за того, что Эггер выдал ее маленькую женскую тайну, – невозмутимо сказал Дитрих. – Подруги иной раз за спинами друг у друга такое выделывают, вы не представляете, Линда. Но все равно продолжают считать себя подругами.

– Эмми не такая, – убежденно сказала я. – Она не стала бы пытаться заинтересовать инора, с которым я встречаюсь.

– Возможно, – сказал Дитрих, хотя сомнение в правдивости моей подруги никуда из его взгляда не делось. – Так. Планы на этот день. Сейчас я закончу с защитой офиса и уйду наблюдать выход иноры Кремер в люди – раньше полудня, по словам мужа, она не выползает. Примерно прикидываю, что она из себя представляет, и возвращаюсь сюда.

– А разве вам не надо за ней весь день наблюдать? – удивилась я.

– Мне? Не надо, – уверенно ответил Дитрих. – Я в основном головой работаю, а ее передвижения и встречи может записать и другой. Затем мы с вами, Линда, идем… хотел было сказать «на ужин», но нет – к менталисту, с которым я договорился. А поужинаем после него.

– Вы меня приглашаете на ужин? – уточнила я.

– Если вы будете в состоянии есть, непременно приглашу, – ответил он. – Или у вас другие планы на этот вечер? Связанные с инором Эггером?

– Планов, связанных с инором Эггером, у меня нет, – ответила я. – С чего вы вообще взяли, что они могли появиться? Я вам вчера сказала, что мы со Штефаном расстались.

– Мало ли как могло повлиять неожиданное предложение руки и сердца, – усмехнулся Дитрих. – Но мы отвлеклись от главного: вы согласны со мной поужинать?

С ответом я не торопилась, хотя хотелось согласиться. Но слишком все это было странным. На краткий миг мне даже показалось, что он пытается за мной ухаживать. Или отвлечь от чего-то более важного? Да, конечно же, отвлечь. О каком ухаживании может идти речь со стороны частного сыщика? Да он наверняка настолько привык играть разные роли, что ему и театральные курсы не нужны. Или же он их давно окончил с отличием, да еще и учился со скидкой, положенной для соседнего офиса. Оценил же он игру Эмми невысоко, значит, разбирается. И все же зачем он меня приглашает? Не ответит ведь. Зато я тоже могу провести время с пользой и попытаться выяснить, почему же он меня взял на работу.

– Конечно, Дитрих, – улыбнулась я ему как можно обаятельней.

Так, чтобы, если он пытается все же за мной ухаживать, непременно растаял и освободил от работы до конца дня. И не просто освободил, а раскаялся и выложил, почему взял. Не зря же он говорил о моих красивых глазах и толпах поклонников.

– Ну и замечательно, – улыбнулся он мне в ответ. – Пока я заканчиваю с защитой этого помещения, можете приступать к своим прямым обязанностям и сделать мне чай. Пыль, я смотрю, вы уже убрали? Похвально.

Я еще раз убедилась, что как лицо противоположного пола его не слишком занимаю, и все время, что заваривала чай, размышляла, зачем же он меня в таком случае взял. И правда, для заваривания чая мое образование слишком велико. А для протирания пыли оно чрезмерно. Тогда зачем?

Я вернулась в главную комнату. Дитрих все так же занимался защитой, и я сочла лучшим его не тревожить – еще ошибется где-то и получит на выходе не то, что хотел. А внутри защищаемого помещения нахожусь я. И это прямое нарушение техники безопасности! Как я раньше не подумала? Наверное, потому, что голова сейчас занята совсем другим. Но Дитрих, он же должен был потребовать от меня уйти, и не в соседнюю комнату, а наружу. Все это я ему и высказала, лишь только он закончил свое ответственное дело. Оправдываться он и не подумал. Взял принесенный мной чай и с наслаждением отхлебнул глоток.

– Линда, если бы вы положили одну ложку сахара, было бы совсем замечательно, – сказал он.

– Я сахар не видела. Но я вам о другом говорю, более важном.

– Сахар в шкафу для реактивов, в баночке без наклейки.

– Как это в шкафу для реактивов? – невольно возмутилась я. – Он должен отдельно стоять.

– У меня реактивов все равно пока никаких нет, – пояснил он. – А так солидности придает.

– Да кто там ее увидит, эту солидность, кроме меня? – начала я выговаривать, потом поняла, что он опять пытается меня отвлечь, и продолжила ему выговаривать: – А вот то, что вы меня не попросили выйти на время наложения защиты…

– …было совершенно правильно, – закончил он мою фразу. – Я до вашего прихода почти все сделал. Осталось настроить на вас. Линда, согласитесь, без вас это я сделать никак бы не смог.

На это мне было ответить нечего. Дитрих допил чай, выдал мне краткую инструкцию, заключавшуюся в регистрации посетителей в журнале, в котором, опять же, не иначе как для солидности, велись записи с середины, а всем листам до нее был придан вид бывших довольно давно в употреблении. Но сам мой работодатель не очень-то был уверен, что этот журнал мне понадобится, поскольку милостиво разрешил сходить на обед при условии, что я не забуду активировать защиту.

Время до обеда мы провели вдвоем с журналом, никем не побеспокоенные. Я его лениво перелистала, после чего у меня возникли обоснованные сомнения, что Дитрих сможет мне вообще что-то заплатить. Но другого работодателя у меня все равно не было, а этот выдал защитный артефакт, договорился с менталистом и собирался покормить ужином, что в моем положении – несомненный плюс. Я походила по офису, делать было совершенно нечего. С горя я сложила Дитрихову постель более аккуратно и положила в шкаф так, что тот смог наконец закрыться. Бесполезные размышления, кто и зачем стер мою память, я старалась от себя гнать. Вот сходим вечером к менталисту, возможно, что-то и прояснится, а до этого – думай или нет – ничего не изменится. Вместо панических мыслей в голову начали лезть всякие глупости. И как только Дитрих умудряется тут спать? Разве что на полу? Стулья его точно не выдержат – тот, на котором я сижу, подозрительно поскрипывает при каждом движении. На всякий случай я немного на нем покачалась, чтобы увериться в прочности. Стул устоял. Никогда не думала, что быть секретарем частного сыщика настолько скучно. Создавалось впечатление, что во всей Гаэрре не происходит ничего такого, что требовало бы срочного или несрочного, но непременно оплачиваемого вмешательства. До обеда ничего не произошло, так что я безо всяких угрызений совести отправилась в ближайшее кафе. Вряд ли криминальная ситуация сильно изменится за время, что я буду есть.

Столик для обеда был выбран не случайно – рядом с ним стоял большой горшок с фикусом, лист от которого перекочевал в мой карман. Фикус был большой и развесистый, без одного листа ему даже лучше, а мне срочно нужно было найти занятие в офисе.

Глава 8

Дитрих пришел, когда я уже с тоски прочитала найденный справочник алхимика-криминалиста и даже поначалу вдохновилась, пока не поняла, что все это – бесполезно для человека, кому в обязанность вменяется слежка за неверными женами. Хотя в случае инора Кремера наклевывалось нечто намного более интересное, но кто мне в этом интересном даст поучаствовать? Работы алхимику там не предвиделось, а на слежку меня никто не поставит. С моим опытом меня засечет первый же выслеживаемый. Штефан непременно решит, что это я из ревности, и вдохновится на второе предложение. А я и так его вчера не смогла убедить, что то, что он в растерянности выдал Эмми, – самая что ни на есть правда.

Одному сосуду из алхимического набора я все же нашла применение – в колбе гордо красовался лист фикуса. Конечно, можно было бы ускорить его прорастание магически, но потом же нужно будет все время вливать в него магию. А так я просто добавила в воду зелье, помогающее укоренению, отчего она приняла красивый нежно-голубой цвет, и посчитала, что этого достаточно.

– Маскируем улики? – деловито спросил Дитрих, поднял с моего стола колбу и начал крутить перед глазами.

– Дитрих, поставьте на место, пожалуйста, – ответила я. – Укореняющиеся растения не любят, чтобы их дергали.

– Вы этот лист укореняете? Зачем?

– В том углу жизненно не хватает фикуса, – ответила я. – Поэтому с меня – растение с корешком, с вас – все, что нужно для его посадки.

– С меня?

– Он же будет украшать ваш офис.

– Разве что так. – Задумчивость из взгляда Дитриха не ушла, но колбу на стол он поставил. – А почему там такая странная вода?

– Добавка для укоренения.

– Лист стащили из ближайшего кафе, – укоризненно заметил он. – Что там будут думать о моих подчиненных?

Я не могла понять, серьезен он или шутит, поэтому лишь плечами пожала. Конечно, если все начнут таскать листья из кафе, то тамошний фикус очень быстро облысеет и потеряет свою привлекательность. Но пока листьев там много, а желающих улучшить интерьер за их счет – мало. Не уверена, что они вообще до меня были.

– Почему вы решили, что лист оттуда?

– Обедать вы ходили наверняка куда-нибудь поблизости. Такое растение есть лишь в одном заведении. Листья без корней в цветочных магазинах не продаются. Линда, не переживайте, я готов посмотреть на ваше поведение сквозь пальцы. Все же вы первая инорита, пошедшая на воровство ради моего офиса.

– Не думаю, что это можно назвать воровством, – с некоторым сомнением сказала я. – Мне просто интереснее что-то вырастить с самого начала, чем купить готовое.

– Будем считать, что вы отрабатывали навыки, полезные в нашей профессии. – Дитрих окончательно потерял интерес к листу и даже ничего не сказал по поводу того, в каком сосуде фикус укореняется. – А теперь, Линда, нас с вами ждет менталист.

– А инора Кремер? – начала было я.

– А инора Кремер никого не ждет. А вот ее ждали, – усмехнулся Дитрих. – Думаю, вы догадываетесь, кто?

– Штефан, – уверенно ответила я.

– Он самый, – кивнул Дитрих. – Удовлетворили любопытство?

Любопытство я не удовлетворила, но расспрашивать дальше – выказывать себя ревнивой дурой. Хотя меня и волновало, выглядела ли их встреча похожей на встречу двух возлюбленных, но не потому, что я ревновала Штефана, а потому, что хотела выяснить, говорил ли он вчера правду.

Дитрих закрыл офис, активировал защиту и как благовоспитанный инор предложил мне руку. Меня сильно беспокоила предстоящая процедура, особенно когда вспоминала намеки, что я после нее могу и не захотеть ужинать. Возможно, поэтому Дитрих меня и пригласил? В надежде сэкономить? Его присутствие меня не успокаивало, напротив – тревожило, и очень сильно. Сам он даже не пытался меня успокоить, лишь загадочно молчал. Когда мы направились в ту же сторону, где мне вчера выдали справку, я поначалу подумала, что наш путь там и закончится. Но нет – даже не доходя до того здания, Дитрих повернул направо, потом налево, потом повороты стали так причудливо чередоваться, что я заподозрила – он пытается меня запутать настолько, чтобы без него я не нашла дороги назад. Но эту часть Гаэрры я знала довольно хорошо, так что не потеряюсь ни с ним, ни без него. Когда мы в третий раз вышли на один и тот же перекресток, но с разных сторон, я не выдержала:

– Дитрих, а зачем мы ходим кругами?

– Вариант, что мне приятно пройтись по улице с красивой иноритой, вас устроит?

Если Дитрих и был недоволен моим вопросом, он этого никак не показал, напротив – попробовал отшутиться.

– Нет, для этого кругами ходить не обязательно.

Он неопределенно хмыкнул.

– И все же, Дитрих, зачем мы так странно идем?

– Для конспирации, – пояснил он.

Его ответ меня успокоил – значит, он пытался запутать не меня, а некоего потенциального наблюдателя, чтобы тот потерялся в хитросплетениях гаэррских улочек и не смог нас проследить до конечной точки нашего пути.

– А кто за нами может следить? – решила я уточнить.

– Мало ли, – туманно ответил он. – Кто бы ни следил, ему совсем не обязательно знать, куда мы с вами идем. Пусть считает, что мы обычная прогуливающаяся парочка.

– Для обычной прогуливающейся парочки мы идем по странному маршруту и слишком быстро, – чуть понизив голос, наверное, тоже для конспирации, сказала я.

– Да? – Дитрих снизил скорость. – Теперь больше похожи?

На мой взгляд, теперь, когда мы шли медленнее, а Дитрих еще и наклонился ко мне с необычайно внимательным видом, на прогуливающуюся парочку мы были похожи много больше, но я дипломатично сказала:

– Вам виднее, вы же специалист по конспирации.

– Иногда полезен взгляд со стороны, – заметил он. – Впрочем, мы уже пришли.

Он церемонно открыл передо мной тяжелую дверь подъезда и приглашающим жестом указал внутрь. Внутри было темно, и пахло оттуда сыростью. Внезапно мне стало страшно. Не знаю, чего я боялась больше – что этот менталист не сможет ничего выяснить или что сможет и все там окажется совсем ужасным. Я замерла на пороге, не решаясь сделать шаг, отделяющий шумную жаркую улицу от тихого и прохладного подъезда.

– Линда, все будет хорошо, – попытался подбодрить меня Дитрих. – Чем быстрее зайдем, тем быстрее выйдем. Карл – прекрасный менталист. Если можно вытащить, он вытащит, уж поверьте.

– Главное, чтобы еще чего-нибудь неважного не стер, – нервно пошутила я.

– С вами же я, я непременно прослежу, чтобы все прошло как надо, – бодро ответил он. – Стирать я ему ничего не позволю.

– Дитрих, я вас совсем не знаю, – заметила я. – И о вас – тоже ничего. Вы даже не сказали, зачем взяли меня на работу.

Мне захотелось развернуться и уйти. В конце концов, у меня всегда был беспроигрышный вариант – выйти замуж за Штефана и забыть про все случившееся. Не думаю, что он так легко отступится. Вчера он выглядел раздосадованным, но не смирившимся, и букет мне пытался вручить до последнего.

– Линди, – ласково сказал Дитрих и успокаивающе положил руку мне на плечо, – поверьте, все будет хорошо. Если я об этом говорю, непременно позабочусь. И потом, у нас с вами сегодня в планах ужин, вы не забыли? Но ужином я вас накормлю только после менталиста.

– Если я буду в состоянии есть, – мрачно сказала я и храбро шагнула вперед.

– Будете, – уверенно сказал Дитрих. – Карл работает…

Он сделал странное движение сложенными пальцами, которое должно было выражать восхищение профессионализмом менталиста, к которому мы шли. Но разве будет профессионал работать на дому? А то, что это жилой дом, сомнению не подлежало.

– И почему я вас только послушалась? – проворчала я.

– Потому что поняли – меня бояться глупо, – ответил Дитрих. – Зачем мне вам делать что-то плохое, если мы только вчера познакомились?

– Может, это месть за то, что я вас чуть не стукнула папкой?

– Вот если бы стукнули, тогда – да, месть была бы страшной.

Он зловеще понизил голос, но я лишь рассмеялась. В самом деле, стирание памяти за неудачный удар – чрезмерное наказание. А человеку, у которого проблема с психикой, никогда не дали бы разрешения заниматься частным сыском. Но все же страхи до конца не рассеялись, и когда мы остановились у нужной двери, вернулись обратно. Но теперь Дитрих стоял чуть сзади, словно намеревался перехватить меня сразу, как только попробую убежать. Но я даже не успела начать обдумывать планы побега. Дверь резко распахнулась, хотя мы даже не успели постучать.

– Наконец-то, – сказал хозяин жилища. – Дирк, что-то ты долго. Важное дело, важное дело, а сам не торопишься. Впрочем, – он окинул меня внимательным взглядом, – рядом с таким «важным делом» я и сам забыл бы о времени. Проходите, инорита.

– Карл, у меня с собой заключение Сыска, – сказал Дитрих, лишь только за нами закрылась дверь. – Но покажу я тебе его потом, после того как ты посмотришь Линду. Там есть несколько смущающих меня моментов, и я не хочу, чтобы они как-то повлияли на твое восприятие.

– Даже так? – Менталист выразительно поднял кустистую бровь, но развивать эту тему дальше не стал. – Инорита, проходите вот сюда, устраивайтесь поудобнее. Сейчас я первичный осмотр проведу, а потом будем думать, удастся ли восстановить стертое.

Кресло было удивительно мягким, обволакивающим, подголовник – словно создан для того, чтобы положить на него усталую голову и набраться сил. В другой день я бы в таком с удовольствием посидела, но сейчас напряжение пронизывало каждую клеточку моего тела. Казалось, даже волосы пытаются выбиться из прически и встать дыбом. Карл устроился за моей спиной и положил руки на виски.

– А артефакт для работы вам не нужен? – спросила я, вспомнив вчерашний поход к целителю.

– Мне – нет, – ответил он. – Закройте глаза и расслабьтесь. Больно не будет.

Пальцы у него были сухие и прохладные, от них шло легкое покалывание, немного щекочущее, но не болезненное. Неприятным его тоже назвать нельзя было. Продолжалось это недолго, менталист отнял руки и сказал:

– Так, выжигание действительно было очень грубым, у вас наверняка болела в тот день голова, инорита. И сильно болела. Так что вы наверняка можете точно сказать дату.

– У меня примерно неделю после смерти наставницы все как в тумане было, – виновато сказала я. – И голова болела все эти дни очень сильно.

Я чуть повернулась, чтобы смотреть на Карла, когда с ним говорю. Дитрих стоял рядом и хмурился.

– Состояние шока? – Менталист обращался не ко мне. – Дирк, тогда твое предположение насчет кого-то, кому инорита доверяла, может не оправдаться. Вот более ранние воздействия могли идти только от того, кто был рядом постоянно.

– Более ранние? – удивилась я.

– Да, примерно год назад на вас кто-то очень аккуратно начал воздействовать вплоть до момента стирания. Можно сказать, ювелирная работа. Заметят только при специальном обследовании, и то если будут искать.

– В Сыске не заметили, – подал голос Дитрих.

– Если смотрел кто попало, мог пропустить.

– Ее сканировали на предмет запрещенной магии после смерти Вернер. Думаешь, могли кого попало взять? – Дитрих протянул приготовленный лист, по всей видимости, скопированный с заключения на мое обследование и ткнул пальцем в подпись.

– Интересное дело, – протянул менталист. – Ну-ка, ну-ка, что он тут понаписал?

Он быстро бегал глазами по строчкам и хмурился все сильнее. Меня его поведение пугало. И сказанные слова тоже. Теперь речь шла не об однократном стирании, а о постоянном воздействии.

– А постоянно… мне тоже что-то стирали? – внезапно охрипшим голосом спросила я.

– Нет, постоянно вам меняли отношение к чему-то, – небрежно бросил Карл. – Судя по подходу, действовали здесь два разных менталиста. Не мог тот, кто с ювелирной точностью, мягко, постепенно менял ваше сознание в нужном направлении, в последний раз так грубо сработать. Вы ему уже доверяли. Если бы ему что-то нужно было убрать, он скорее подменил бы одни воспоминания другими.

– Думаешь, менталистов было два? – спросил Дитрих.

– Не знаю, Дирк. Смотри. Если бы не стирание, следы мягкого воздействия были бы намного виднее, не исключаю, что по ним можно было бы найти автора. Одного или нескольких. Но после грубого вламывания они очень истончились, нельзя сказать, ни на что они были направлены, ни кто делал. Странно, что в Сыске этого момента не отметили… Но надо признать, заключение довольно поверхностное.

– Мне показалось, что меня тщательно сканировали, – растерянно сказала я. – Мне так плохо было после всего этого.

– Дирк?

– Есть у меня одно предположение, Карл, но тебе оно не понравится, – мрачно сказал Дитрих. – Попробуешь вытащить, что ей стерли? Может, что и прояснится.

Но ничего не прояснилось. Единственное, что удалось узнать, – был стерт кусок моего разговора с инорой Вернер на кафедре. Разговора, при котором никто не присутствовал, кроме нас двоих.

Глава 9

– Получается, память мне стерла наставница? – прямо спросила я у Дитриха, когда мы покинули квартиру его знакомого менталиста. – Но я не знала, чтобы она таким увлекалась. Впрочем, я и о ее занятиях запрещенной магией не знала, если таковые были.

Даже сейчас у меня оставались сомнения в причастности иноры Вернер. Предположим, в нашем разговоре было что-то, из-за чего мне убрали воспоминания. Но ведь других стираний не было, а не заметить что-то при условии, что я несколько лет очень близко с ней общалась, довольно сложно. Возможно, конечно, причиной была моя ненаблюдательность…

– Мне тоже не удалось найти никаких упоминаний о ее способностях к менталу, – ответил Дитрих. – Правда, это не значит, что их не было. Такие вещи тщательно скрываются. По разным причинам, не всегда криминальным. Жаль, что не удалось восстановить весь ваш разговор, возможно, тогда было бы понятно, из-за чего его потребовалось убирать. У вас есть какие-то соображения?

– Нет, – без тени колебания ответила я. – Судя по тем обрывкам, что всплыли, разговор шел о моем дипломе. Что такого криминального там могло быть, ума не приложу.

– Может, дело не в разговоре? – предположил Дитрих. – Увидели что-то?

– Может, – согласилась я. – Но теперь уже не узнать.

Да, я в этом окончательно уверилась. Если уж даже специалисту Дитриха не удалось восстановить больше, то узнать, что же там такого было, мне не суждено никогда. Было ужасно грустно, словно у меня украли кусок жизни, который никак не вернуть. И пусть, как мне говорили, он был для меня совсем не важен, если я даже не заметила, как его убрали, но это была моя жизнь. Так какого орка ею распорядился кто-то посторонний?

– Линда, не грустите.

– Я не грущу, я злюсь, – пояснила я. – Мне не нравится, ужасно не нравится, что кто-то влез без моего разрешения ко мне в голову и стал там все перекраивать по своему желанию. Это я не только про стирание. И про то, что что-то пытались поменять.

– В любом случае теперь все изменения ушли, – ответил Дитрих. – У вас есть защитный артефакт, а значит, больше никто к вам в голову не полезет. Во всяком случае, так, чтобы вы об этом не узнали.

– Но причина-то неизвестна, – возразила я. – И это меня тревожит, понимаете, Дитрих? Я не знаю, кто это делал, и начинаю подозревать всех. И Эмми, и Штефана, и свою умершую наставницу, и… даже вас, Дитрих, вас я тоже подозреваю, чего уж скрывать.

Он рассмеялся. Немного приглушенным, но таким заразительным смехом, что я невольно начала улыбаться, хоть и чувствовала себя необычайно глупо. Мне не нравилась ситуация, в которой я сейчас находилась, и не нравилось, что я никак не могу на нее повлиять. За то время, что уехала из дома, я привыкла, что моя жизнь зависит только от меня.

– Подозреваете, что я забыл про ужин? – уточнил Дитрих. – Не надейтесь. Как вы, кстати, себя чувствуете? Тошнота прошла?

– Ее почти не было, – пояснила я. – Даже странно, если учесть, как плохо мне было после сканирования в Сыске.

– Во-первых, с вами работал Карл, а он умеет делать все очень бережно, – пояснил Дитрих. – А во-вторых, в Сыске скорее всего старались вытащить воспоминание так, чтобы оно у вас не восстановилось. Вот и…

Мы шли по улице размеренным шагом бесцельно прогуливающихся людей, и мне подумалось, что сейчас мы стороннему наблюдателю напоминаем обычную парочку, болтающую о всяких глупостях, хотя речь шла о вещах довольно серьезных. Наверное, это и есть та самая «конспирация»?

– Вот довольно приличное заведение, – неожиданно сказал Дитрих, остановившись перед входом в полуподвальное помещение, над которым весело плясала в воздухе фантомная вывеска ресторана «Гаэррский плющ». В нем я не была ни разу. Со Штефаном мы часто ходили по разным местам, но все они относились к модным заведениям, в которых могли позволить себе ужин только обеспеченные люди. Штефан… Имеет ли он отношение к тому, что случилось в моей голове? Или я разлюбила его потому… потому что никогда не любила, честно призналась я себе. Мне льстили его ухаживания и настойчивость, льстило, что Эмми, да и не только она так восхищаются моим поклонником. Но сильного чувства не было никогда.

– Почему плющ? – спросила я Дитриха. – Здесь подают только растительную пищу?

– Обижаете, Линда. – Он аж передернулся от возмущения. – Стал бы я приглашать девушку туда, где нет мяса?

– Так для конспирации же, – напомнила я.

– Даже для конспирации не готов пойти на такую жертву, – чуть обиженно ответил он. – Всему должен быть предел. Незачем над собой издеваться без особой необходимости. Нет, с едой здесь все хорошо, вот увидите. У них такая фирменная отбивная! Ммм… – Он мечтательно поднял глаза, уперся взглядом в потолок и посмотрел теперь уже на меня. – Попробуете, поймете.

Отбивная действительно оказалась хороша. Сочная, благоухающая не только ароматом жареного мяса, но и специй, удачно подобранных местным поваром, она доказала, что Дитрих не зря вспоминал о ней с таким восхищением. Интересно, как многих он приводил сюда насладиться местной кухней? Неожиданно мне стало неприятно от мысли, что я с ним сюда пришла не первая и не последняя. Пришлось себе напомнить, что Дитрих – мой работодатель. Кого он сюда приводил и зачем, меня совершенно не касается.

– У вас так выражение лица изменилось, – заметил Дитрих. – Неужели что-то вспомнили?

– Нет, просто подумала о неприятных вещах, – несколько резко ответила я, пытаясь подчеркнуть своим тоном, что они, эти вещи, его тоже не касаются.

– Не надо думать о неприятных вещах, – наставительно заметил он. – И вообще, такие мысли лучше заедать. Определились с десертом?

– Спасибо, но он будет уже лишним, – ответила я.

От десерта я отказалась не столько потому, что наелась, но и потому, что мне хотелось поскорее остаться в одиночестве, дойти до дома, закрыться и обдумать все, что сегодня узнала. Вопрос, кто же стер мне память и зачем, так и остался нерешенным. Менталист Дитриха не прояснил его ни на самую малость.

– А с собой?

На удивление, Дитрих выглядел расстроенным, хоть и старался этого не показывать. Неужели он за десертом рассчитывал меня еще расспросить про мои сложные взаимоотношения с окружающими? Во время ужина мы говорили о чем угодно, только не о том, что меня тревожит. Наверное, хотел, чтобы я расслабилась, а он так неожиданно – бац – и вопрос о… Вопрос о чем? О чем он мог меня спросить? Я несколько недоумевающе на него посмотрела.

– Линда, я вам предлагаю заказать здесь что-нибудь вкусное, но забрать домой, – пояснил Дитрих, решивший, что мое недоумение относится к его вопросу.

– Мне сейчас ничего не хочется, – честно ответила я.