Тёмное пророчество Риордан Рик
– Давай издевайся, – проворчал я. – Я-то думал, ты дашь мне совет, что делать дальше. Но толку от тебя никакого.
– Советую перестать быть таким gloutos.
Это слово означало «ягодицы» на греческом, правда, у древних греков оно имело куда более грубый оттенок. Я попытался придумать в ответ что-нибудь уничижительное, но совершенно забыл, как сказать по-древнегречески «Кто обзывается, тот так и называется».
Калипсо взъерошила оперение стрел в моем колчане:
– Если хочешь совета, что же не спросишь свою стрелу? Может, она знает, как спасти грифонов.
– Хм. – Совет Калипсо спросить совета пришелся мне не по душе.
Я не понял, какой толк может быть от говорящей по-шекспировски стрелы в нашем нынешнем квесте. Впрочем, я ничем не рисковал, кроме собственного спокойствия. Если стрела доведет меня до белого каления, я всегда могу выстрелить ею в gloutos какого-нибудь чудовища.
Я достал Стрелу Додоны. И тут же у меня в голове зазвучал ее зычный голос, я почувствовал, что каждое ее слово отдается дрожью в древке.
– ЧУ! – сказала стрела. – УЖЕЛЬ У СМЕРТНОГО ПРОСНУЛСЯ РАЗУМ?
– Я тоже по тебе скучал, – ответил я.
– Она говорит? – спросила Калипсо.
– К сожалению, да. О Стрела Додоны, я хочу задать тебе вопрос.
– ПОРАЗИТЬ МЕНЯ ЖЕЛАЕШЬ? ИЗВОЛЬ.
Я рассказал ей о своих видениях. Уверен, что со стороны это выглядело нелепо: мы шли по Уэст-Мэриленд-стрит, и я разговаривал со стрелой. Возле Конференц-центра Индианы я споткнулся и едва не выколол себе глаз, но Калипсо даже не засмеялась. За время наших путешествий она видела меня в куда более унизительных положениях.
Выпустив стрелу из лука, я бы, наверное, куда быстрее ввел ее в курс дела, чем рассказывая о наших злоключениях, но наконец я закончил.
– ФИ! – Стрела задрожала у меня в руке. – СИЕ НЕ ВОПРОС, А ИСТОРИЯ.
Я задумался, а не испытывает ли она мое терпение, проверяя, как долго можно надо мной издеваться, пока я не разломлю ее напополам. Я бы давно так и сделал, но боялся, что в таком случае обломки в один голос будут давать мне только плохие советы.
– Хорошо, – ответил я. – Как нам найти грифонов? Где Мэг Маккаффри? Как нам победить местного императора, освободить узников и вырвать из его лап оракул Трофония?
– НА СЕЙ РАЗ ТЫ ЗАДАЛ СЛИШКОМ МНОГО ВОПРОСОВ, – пропела стрела. – Я МУДРА, НО НЕ ИЗРЫГАЮ ТЬМЫ ОТВЕТОВ, КАК ГУГЛ.
Да, стрела явно хотела, чтобы ее сломали.
– Тогда давай начнем с простого, – предложил я. – Как нам найти грифонов?
– НАПРАВЬТЕ СТОПЫ СВОИ В ЗООПАРК.
– Мы туда и идем.
– ОТЫЩИТЕ КЛЕТКУ С ГРИФОНАМИ.
– Да, но где?! И не говори мне, что в зоопарке! Где именно в зоопарке Индианаполиса держат грифонов?
– ИЩИТЕ ЧУХ-ЧУХ.
– Значит, чух-чух.
– ЧТО СИЕ – ЭХО?
– Хорошо! Мы поищем чух… то есть поезд. Когда мы найдем грифонов, как нам их освободить?
– ВНИМАЙ! ЗВЕРИ ПРИЗНАЮТ ТЕБЯ, КОГДА ИХ НАКОРМИШЬ МАЛЫШКАМИ-КАРТОШКАМИ.
– Малышками-картошками?!
Я ждал разъяснений или хотя бы очередного язвительного комментария. Но стрела молчала. Презрительно фыркнув, я вернул ее в колчан.
– Знаешь, – сказала Калипсо, – я ведь слышала только половину разговора – и ничего не поняла.
– Если бы ты слышала его полностью, яснее бы не стало, – заверил я ее. – Там было что-то про поезд. И про детей, сделанных из картошки.
– Малышки-картошки – это еда. Лео… – ее голос дрогнул, когда она произнесла его имя. – Лео их любит.
Мой богатый опыт общения с женщинами подсказывал, что Калипсо либо жалеет о вчерашней ссоре с Лео, либо малышки-картошки для нее больная тема. Но я решил ничего не выяснять.
– Как бы то ни было, неведомо мне… – я отплевался от шекспировского языка. – Я не знаю, что значит совет стрелы. Может, когда будем в зоопарке, станет понятней.
– Да, ведь так обычно и происходит в новых местах, – кивнула Калипсо. – Все вдруг обретает смысл.
– Ты права, – вздохнул я. – Но от этого, как и от советов моей стрелы, мало толку. Идем дальше?
По мосту Вашингтон-стрит-бридж мы перешли через реку Уайт-Ривер, которая оказалась вовсе не белой. Она была широкой и лениво несла свои бурые воды между ограждений; из воды то и дело торчали островки с жалкими кустиками, похожие на прыщи (которые уже стали моими старыми знакомыми). Почему-то она напомнила мне римский Тибр – другую малопримечательную и давно забытую реку.
И тем не менее на берегах Тибра разворачивались события, менявшие ход истории. Я вздрогнул при мысли о том, что Коммод задумал сделать с этим городом. Если вода в каналы его тронного зала поступает из Уайт-Ривер, то его логово совсем рядом. А значит, новый императорский префект уже мог добраться до зоопарка. Я решил ускорить шаг.
Зоопарк Индианаполиса был расположен посреди парка, неподалеку от Уэст-Вашингтон-стрит. Мы прошли через пустую автостоянку и направились к главному входу под бирюзовым козырьком. Вывеска у входа гласила: «ДИКАЯ МИЛОТА!» Я было решил, что работники зоопарка узнали о моем прибытии и решили меня поприветствовать. Но потом я понял, что это реклама коал. Как будто их нужно рекламировать!
Когда мы подошли к закрытым билетным кассам, Калипсо нахмурилась:
– Никого нет. Все закрыто.
– Мы на это и рассчитывали, – напомнил я. – Чем меньше смертных вокруг, тем лучше.
– Но как нам попасть внутрь?
– Вот бы кто-то из нас повелевал духами воздуха, которые перенесли бы нас за ограду!
– Вот бы кто-нибудь мог телепортировать нас, – парировала она. – Или по щелчку пальцев перенести грифонов сюда, к нам.
Я скрестил руки на груди:
– Начинаю вспоминать, почему тебя сослали на остров на три тысячи лет.
– Три тысячи пятьсот шестьдесят восемь лет. А будь твоя воля, ты бы держал меня там еще дольше.
Я не хотел снова ругаться, но Калипсо сама напросилась.
– Ты жила на тропическом острове с девственными пляжами, в роскошно обставленной пещере с воздушными духами у тебя в услужении.
– Разве от этого Огигия перестала быть тюрьмой?
Я едва сдерживался, чтобы не поразить ее божественной силой, правда… ее-то у меня и не было.
– Значит, по острову ты не скучаешь?
Она заморгала, будто я швырнул ей в лицо песка:
– Я – нет. Дело не в этом. Рядом не было никого…
– Да брось! Хочешь знать, что такое настоящее изгнание? Меня в третий раз превратили в смертного. Лишили силы. Лишили бессмертия. Я могу умереть, Калипсо!
– Я тоже, – огрызнулась она.
– Да, но ты сама решила пойти с Лео. Ты отказалась от бессмертия из-за любви! Ты ничем не лучше Гемифеи!
Я и сам не предполагал, сколько злости было в моих последних словах, пока они не сорвались у меня с языка. Мой голос эхом прокатился по парковке. Где-то в зоопарке возмущенно заклекотала разбуженная тропическая птица.
– Конечно.
– Я имел в виду…
– Не надо, – она обвела ограду пристальным взглядом. – Давай найдем место, где можно перелезть.
Я попытался сочинить вежливое извинение, которое к тому же доказывало бы мою правоту, но решил оставить эту тему. Возможно, мой крик разбудил не только туканов. Нужно было торопиться.
Мы нашли место, где ограда была немного ниже. Даже в юбке Калипсо лазала проворней меня. Она легко перемахнула на ту сторону, а я зацепился ботинком за колючую проволоку и повис вверх тормашками. Только по счастливой случайности я не свалился в вольер с тигром.
– Замолчи! – сказал я Калипсо, когда она меня освободила.
– Я ничего и не говорила!
Тигр бросил на нас из-за стекла красноречивый взгляд, как бы говоря: «Зачем вы меня потревожили, если не принесли завтрак?»
Тигры всегда казались мне разумными созданиями.
Мы с Калипсо крались по зоопарку, оглядываясь на тот случай, если появятся смертные или императорская стража. Но, кроме смотрителя, поливающего водой из шланга вольер с лемурами, мы не встретили ни души.
Мы остановились на большом перекрестке: слева от нас была карусель, справа на огороженном сетью участке на деревьях отдыхали орангутаны. Вокруг перекрестка стояло несколько закрытых сувенирных магазинчиков и кафе. Надписи на стрелках указателя, направленных во все стороны, гласили: «ОКЕАН», «РАВНИНЫ», «ДЖУНГЛИ», «ПОЛЕТ ФАНТАЗИИ».
– «Полет фантазии», – прочел я. – Ну конечно, они бы еще назвали грифонов «фантазийными летунами».
Калипсо огляделась вокруг. Глаза у нее были пронзительные – темно-карие, смотрящие в самую суть – почти как у Артемиды, когда она целится в жертву. Наверное, дело в том, что на Огигии она годами пялилась на горизонт, ожидая, когда наконец там появится что-нибудь интересное.
– Твоя стрела говорила о поезде, – сказала она. – Судя по указателю, поезда отправляются оттуда.
– Да, но она еще говорила про малышек-картошек. Похоже, древко у нее слегка рассохлось.
– Смотри, – Калипсо указала в сторону ближайшего уличного кафе.
На стене у закрытого окна раздачи висело обеденное меню. Я пробежал глазами по позициям.
– Четыре вида малышек-картошек?! – Я совершенно запутался в этой кулинарной неразберихе. – Зачем так много? С перцем чили. Из батата. Синие?! Разве малыши бывают… – Я замер.
Какую-то долю секунды я не понимал, что меня встревожило. Но затем понял: мой чуткий слух уловил звук, донесшийся издалека, – звук мужского голоса.
– Что случилось? – спросила Калипсо.
– Тсс! – я прислушался.
Я надеялся, что ошибаюсь. Может, это хрипло каркнула очередная экзотическая птица, или выругался смотритель, очищая вольер от лемурьих какашек. Но нет. Несмотря на то что сам я был слабым смертным, слух у меня остался исключительным.
Мужчина заговорил снова – голос был знакомым и стал гораздо ближе:
– Вы трое – туда. Вы двое – со мной.
Я тронул Калипсо за рукав:
– Это Кукурузник Литиерс.
Волшебница пробормотала очередное ругательство на минойском, упомянув такую часть тела Зевса, о которой я даже думать не хочу.
– Нужно спрятаться, – заключила она.
К сожалению, Литиерс приближался с той стороны, откуда мы пришли. Судя по голосу, до его появления на перекрестке оставались считаные секунды. Перед нами в разные стороны расходились дорожки, но каждая отлично просматривалась с перекрестка.
Спрятаться можно было только в одном месте.
– Когда сомневаешься, – сказала Калипсо, – бери малышки-картошки.
Она схватила меня за руку и потащила за угол кафе.
13
Кафе с фастфудом
Цель всей жизни достигнута
Картошечки фри?
Когда я был богом, то очень радовался, если красотка тащила меня за угол. Но я был Лестером Пападопулосом, а тащила меня Калипсо, так что было ясно: меня скорее убьют, чем поцелуют.
Мы притаились у входа на кухню, скрючившись за грудой ящиков из-под молока. Здесь пахло растительным маслом, голубиным пометом и хлоркой из расположенного неподалеку детского аквапарка.
Калипсо подергала закрытую дверь и уставилась на меня.
– Помоги! – прошипела она.
– И чем я тебе помогу?
– Сейчас твоя божественная сила была бы очень кстати.
Лучше бы я вообще ничего не рассказывал об этом ни ей, ни Лео. В какой-то момент, когда я сражался с Нероном в Лагере полукровок, ко мне ненадолго вернулась сверхчеловеческая сила, с помощью которой я одолел германцев императора. Я подбросил одного из них так высоко, что, насколько мне известно, он по сей день вращается на околоземной орбите. Только это длилось лишь мгновение. А больше сила ко мне не возвращалась.
Однако Лео и Калипсо, похоже, считали, что как бывший бог я могу возвращать себе божественную улетность когда захочу. Что было совершенно несправедливо.
Но я попробовал открыть дверь. Дернул за ручку и едва не оторвал себе пальцы.
– Ай! – вскрикнул я. – Двери у смертных стали покрепче. Вот в бронзовом веке…
Калипсо шикнула на меня.
Голоса врагов приближались. Я слышал Литиерса, а двое других изъяснялись какими-то гортанными звуками, похожими на древний галльский язык. Вряд ли они были работниками зоопарка.
Быстро покопавшись в волосах, Калипсо вытащила невидимку. Ага, значит, ее локоны держатся в укладке не по волшебству! Она ткнула пальцем в меня, а затем указала на угол. Я подумал, что она велит мне бежать и спасаться. Это было бы весьма разумное предложение. Но потом я понял, что она просит меня покараулить.
Не имея ни малейшего представления, зачем это нужно, я все же выглянул из-за молочных ящиков и принялся ждать, пока германцы придут и убьют нас. Я слышал, как они гремят ставнями раздачи и обмениваются короткими репликами, кряхтя и ворча. Зная императорскую стражу, я мог предположить, что их разговор был примерно таким: «Убьем?» – «Убьем». – «Проломим череп?» – «Проломим череп».
Интересно, почему Литиерс разделил свой отряд на две группы? Естественно, им было заранее известно, где держат грифонов. И зачем в таком случае им обыскивать парк? Если, конечно, они не ловят нарушителей, то есть нас…
Калипсо разломила невидимку надвое, вставила металлические палочки в дверной замок и принялась крутить их, закрыв глаза и делая вид, что очень сосредоточена.
Как глупо, подумал я. Такое срабатывает только в кино да в гомеровском эпосе.
Щелк. Дверь открылась внутрь. Калипсо помахала мне, загоняя меня в помещение. Затем, вытащив из замка обломки невидимок, она шагнула за порог и осторожно затворила за нами дверь. Едва она закрыла защелку, как кто-то снаружи дернул за ручку.
Грубый голос сказал что-то по-галльски. Вероятно, что-то вроде: «Не везет. Проломим кому-нибудь череп в другом месте».
Шаги удалились.
Я наконец вспомнил, что нужно дышать.
Повернувшись к Калипсо, я спросил:
– Как ты взломала замок?
Она с недоумением взглянула на сломанную невидимку у себя в руке:
– Я… я подумала про ткачество.
– Ткачество?
– Я ведь не разучилась ткать. Я тысячи лет провела у станка. Вот и решила, что, может быть… ну, поддеть замок невидимкой – это примерно то же самое, что заправить ткацкий станок.
Мне-то казалось, что это вещи несопоставимые, однако результат говорил сам за себя.
– Значит, волшебство тут ни при чем?
Я постарался скрыть разочарование. Иметь парочку духов воздуха в нашем распоряжении было бы сейчас очень кстати.
– Нет, – сказала она. – Ты поймешь, что ко мне вернулась магия, когда полетишь кувырком через весь Индианаполис.
– Жду не дождусь.
Я оглядел темное кафе. Вдоль дальней стены, как обычно, располагались раковина, фритюрница, плита и две микроволновки. Под прилавком уместились два горизонтальных холодильника.
Вы спросите, откуда я знаю, что обычно бывает на кухне в кафе быстрого питания? Я открыл певческий талант Пинк, когда она еще работала в «Макдоналдсе». Я нашел Куин Латифа в «Бургер Кинге». Так что я довольно много времени провел в подобных местах. Никогда не знаешь, где обретается настоящий талант.
Я открыл первый холодильник. Внутри, окутанные морозной дымкой, лежали аккуратно подписанные коробочки с полуфабрикатами, но ни на одном ярлыке не было надписи «МАЛЫШКИ-КАРТОШКИ».
Второй холодильник оказался закрыт.
– Калипсо, – позвал я, – можешь соткать еще одну отмычку?
– Ну и от кого теперь нет толку?
Я понял, что в моих интересах было промолчать. Отступив на шаг, я позволил Калипсо проявить свои не магические умения. С этим замком она справилась даже быстрее, чем с первым.
– Молодец, – похвалил я ее и заглянул в холодильник. – Ага!
Внутри лежали сотни свертков в белой плотной бумаге, каждый был подписан черным маркером.
Калипсо взглянула на надписи.
– «Плотоядные лошади. Смесь»? «Боевые страусы. Кубики»? И… «Грифоны. Малышки». – Она с ужасом посмотрела на меня. – Они что, пускают животных на еду?!
Я вспомнил, как много веков назад злобный царь Тантал подал богам жаркое, приготовленное из его собственных сыновей. От людей всего можно ожидать. Но вряд ли работники кафе включили в меню блюда из мифических животных.
– Эти свертки хранятся под замком, – сказал я. – Думаю, здесь сложен корм для самых редких животных в зоопарке. Это смесь для кормления плотоядных лошадей, а не фарш из них.
По виду Калипсо можно было понять, что если ее и перестало тошнить, то лишь чуть-чуть.
– А что за штуковина такая – боевой страус?
Ее вопрос всколыхнул старое воспоминание. На меня нахлынуло видение – мощное, как вонь от немытой лемурьей клетки.
Я возлежал на кушетке в военном шатре моего друга Коммода, который отправился в военный поход со своим отцом Марком Аврелием. Правда, ничто в этом шатре не напоминало о суровом образе жизни римского легионера. Над нашими головами трепетал на ветру белый шелковый купол. В одном из углов сидел музыкант и услаждал наш слух нежными звуками лиры. Под ногами расстилались лучшие ковры из восточных провинций – каждый стоил едва ли не дороже целой виллы в Риме. На столике между нашими кушетками из золотого рога изобилия так и сыпались закуски: жаркое из кабана, фазан, лосось, фрукты.
Я забавлялся, бросая Коммоду в рот виноградины. Конечно, промахивался я, только когда хотел, но мне нравилось наблюдать, как ягоды отскакивают от носа Коммода.
– Ты ужасен, – поддразнил он меня.
«А ты прекрасен», – подумал я, но промолчал и едва заметно улыбнулся.
Ему было восемнадцать. В облике смертного я выглядел примерно на тот же возраст, но даже с моими божественными возможностями мне едва ли удавалось быть красивее принцепса.
Несмотря на беззаботную жизнь императорского отпрыска, Коммод был идеалом атлетичности: гибкое мускулистое тело, локоны золотых волос, обрамляющих лицо, достойное бога-олимпийца. Его физическая сила уже снискала ему славу и сравнения с легендарным героем Геркулесом.
Когда я бросил очередную виноградину, он поймал ее рукой и принялся рассматривать.
– Ах, Аполлон… – Да, он знал, кто я на самом деле. Мы были друзьями, даже больше, чем просто друзьями, уже почти месяц к тому моменту. – Я так устал от всех этих военных походов. Отец почти все время своего царствования проводит на войне!
– Я вижу, ты очень страдаешь! – я обвел рукой роскошный шатер.
– Но это же просто смешно! Тащиться через дунайские леса, истреблять варварские племена, которые ничем не угрожают Риму. Зачем становиться императором, если ты никогда не бываешь в столице и не отдыхаешь?
Я откусил кабанятины:
– Поговори с отцом. Скажи, что тебе нужен отпуск.
– Ты ведь знаешь, что он сделает, – фыркнул Коммод. – Прочтет мне очередную лекцию о долге и морали. Он ведь такой добродетельный, такой идеальный, такой уважаемый.
Произнося каждое из этих слов, он рисовал пальцем в воздухе кружок (воздушные кавычки в то время еще не изобрели). Я полностью разделял его чувства. Марк Аврелий был самым строгим, самым властным отцом в мире после моего собственного отца – Зевса. Они оба любили читать нотации. Оба любили напоминать своим отпрыскам, что те совершенно не оправдали родительских ожиданий. И, конечно, у обоих были потрясающие, талантливые и катастрофически недооцененные сыновья.
Коммод раздавил виноградину и наблюдал, как по его пальцам стекает сок.
– Отец назначил меня младшим соправителем, когда мне было пятнадцать, Аполлон. Это давит. Служба, постоянная служба. Потом он заставил меня жениться на этой отвратительной Бруттии Криспине. Да кто в здравом уме назовет дочь Бруттией?!
Я не хотел смеяться над его отсутствующей женой… но часть меня радовалась, когда он плохо отзывался о ней. Мне хотелось быть центром его внимания.
– Но когда-нибудь ты будешь править единолично, – сказал я. – Тогда ты будешь диктовать правила.
– Я заключу мир с варварами, – тут же ответил он. – А затем вернусь домой и отпраздную это, устрою игры. Лучшие игры всех времен. Я соберу самых необычных зверей со всего света. И сам буду сражаться с ними в Колизее – с тиграми, слонами, страусами.
Я рассмеялся:
– Со страусами? Ты когда-нибудь видел страуса?
– О да, – мечтательно проговорил он. – Изумительные создания. Если научить их драться, а может, даже придумать для них какую-нибудь броню – это будет невероятно!
– Ты прекрасный идиот, – я бросил в Коммода еще одну виноградину, которая отскочила от его лба.
На миг его лицо озарила ярость. Я знал, что порой мой милый Коммод мог быть весьма агрессивен. Он получал слишком много удовольствия от убийств. Но какое мне было до этого дело? Я был богом. Я мог говорить с ним так, как не осмеливался никто другой.
Полог шатра распахнулся. Вошедший центурион решительно отдал честь, хотя на его блестевшем от пота лице было написано крайнее потрясение.
– Принцепс… – его голос дрогнул. – Ваш отец. Он… он…
Он так и не произнес слово «мертв», но оно само по себе распространилось по всему шатру, и нас обдало холодом. Музыкант оборвал мелодию на большом мажорном септаккорде.
Коммод взглянул на меня полными ужаса глазами.
– Иди, – я отмахнулся от дурных предчувствий и постарался, чтобы мой голос звучал как можно спокойней. – С тобой всегда будет мое благословение. Ты справишься.
Но я уже знал, что будет дальше: юношу, которого я знал и любил, уничтожит император, которым он станет.
Он встал и поцеловал меня в последний раз. Его дыхание пахло виноградом. Затем он вышел из шатра, направляясь, как сказали бы римляне, прямо в пасть волку[12].
– Аполлон, – Калипсо коснулась моей руки.
– Не уходи! – взмолился я, и картина из моего прошлого, вспыхнув, исчезла.
На меня хмуро смотрела волшебница.
– В смысле «не уходи»? У тебя снова было видение?
Я пробежал глазами по темному кафе:
– Я… я в норме. В чем дело?
Калипсо указала на холодильник:
– Взгляни на цены.
Я сглотнул горький привкус винограда и кабанятины. В холодильнике в углу каждого свертка карандашом была написана цена. Самой дорогой была картошка для грифонов – $15 000 за порцию.
– Я не разбираюсь в современной валюте, – признался я, – но не дороговато ли для еды?
– Вот и я хотела спросить о том же, – сказала Калипсо. – Я знаю, что буква S, перечеркнутая вертикальной чертой, означает американский доллар, но вот сумма… – она пожала плечами.
Я подумал, что нечестно было отправлять со мной кого-то столь же невежественного, как я. Современный полубог быстро бы все нам объяснил, кроме того, у них много навыков, полезных в двадцать первом веке. Лео Вальдес умеет чинить машины. Перси Джексон умеет водить. Я был согласен даже на Мэг Маккаффри, которая мастерски метала пакеты с мусором, хотя точно знал, что бы сказала Мэг, глядя на эти наши мучения, – «Что-то вы, ребята, туповаты».
Я вытащил сверток с грифоньим кормом и развернул его с одного конца. Внутри лежали небольшие кубики замороженного картофеля, покрытые блестящим слоем позолоты.
– А что, малышки-картошки всегда приправляют драгоценными металлами? – спросил я.
Калипсо взяла в руки кубик:
– Не думаю. Но грифоны любят золото. Отец рассказывал мне об этом много лет назад.
Я вздрогнул, вспомнив ее отца, генерала Атласа, который натравил на меня стаю грифонов во время первой войны титанов с богами. Когда на твою колесницу набрасываются львы с орлиными головами, такое потом долго не забудешь.
– Значит, возьмем эту картошку и накормим ею грифонов, – предложил я. – Если повезет, завоюем их доверие. – Я вытащил из колчана Стрелу Додоны. – Ты это имела в виду, о бесполезнейшая из стрел?
Стрела задрожала:
– ВОИСТИНУ, ТЫ ТУПЕЕ, ЧЕМ КУБИК КОРМА ДЛЯ БОЕВОГО СТРАУСА.
– Что она сказала? – спросила Калипсо.
– Она сказала «да».
Волшебница взяла с прилавка бумажное меню с нарисованной на нем картой зоопарка. Она указала на оранжевую линию, окружающую «РАВНИНЫ»:
Читать бесплатно другие книги:
