Возвращение Стил Даниэла

Глава 27

Рождественское утро выдалось шумным. Саманта визжала от радости. Как и следовало ожидать, кукольный дом привел Сэм в восторг и вызвал косой взгляд у Криса.

Вечером мы выбрались на прогулку в Центральный парк. Там было снежно и безлюдно. Все сидели дома или разъехались по гостям. Парк оказался полностью в нашем распоряжении, и мы этому очень обрадовались.

— Крис…

— Мм-м?

— Ты помнишь, что сказал ночью?

— Ага. А как же. Ты даже не задумываешься о том, что ребенок будет незаконнорожденным.

— Так вот в чем дело…

— Тьфу, дуреха. Совсем не в этом. Просто я решил подобрать тебя до того, как этот малый — Гордон, кажется? — сделает моей невесте предложение, не сползая со своего вращающегося кресла.

— Крис! Во-первых, он не так стар, а во-вторых, почему ты считаешь, что он собирается жениться на мне?

— Возможно, я немного простоват, но ты напрасно считаешь меня дураком. Кроме того, я умею читать.

— Ах да, стихотворение…

— Ага. Именно. И кое-что другое. В общем, это нетрудно понять. Когда ты сможешь приехать? Думаю, мне понадобится недели две, чтобы… как это?., ах да, «уладить свои дела».

— Да. Думаю, ты прав. Раньше мне не выбраться. Я не могу бросить журнал на произвол судьбы. Крис… А что ты будешь делать с… Я имею в виду… — Вымолвить «Мэрлин» у меня не хватило духу.

— Это моя забота. Все, что от тебя требуется, это побыстрее собрать манатки.

— Мне понадобится время, чтобы подыскать жильцов и сдать квартиру. Кроме того, журнал…

— Опять этот чертов журнал! Как-нибудь обойдутся. Мне ты нужна больше.

— С каких пор?.. Ты ли это, Крис?

— А ты как думаешь? — Мы поцеловались и рука об руку пошли домой.

Лежа в кровати, я посмотрела на стоящие в углу вещи Криса, вспомнила, что он улетает, и начала тихонько плакать. И дело было не только в его отъезде.

— Крис, все не так просто. Мы о многом недоговорили. Во-первых, о Мэрлин и других Мэрлин; может, у тебя всегда будет какая-нибудь Мэрлин. Я этого просто не вынесу. Во-вторых, мы с тобой такие разные: я частенько тебя раздражаю и… О черт, я не знаю… Иногда мне становится страшно.

— Хочешь сказать, что раздумала выходить замуж? Раз так, гони бриллиант назад.

— Фиг тебе… Нет, серьезно. Я не передумала, но… Говорят тебе, я боюсь!

— Меня, что ли?

— Ну… Да. Бывает.

— Тогда не выходи за меня.

— Но я хочу быть твоей женой… Нет, ты ничего не понимаешь!

— Все я понимаю. Поэтому помолчи, и давай спать. Господи, ты бы и в раю нашла, из-за чего икру метать. Хватит трепаться. Спи.

— Я не треплюсь…

— Нет, треплешься. Спать сейчас же! Завтра мне рано вставать…

В этом был весь Крис. А мне до смерти хотелось поговорить.

— Милый, когда мы сыграем свадьбу?

— Ты еще не успокоилась? Как только, так сразу… Если хочешь, отпразднуем ее прямо в родильном доме. Устраивает?

— О'кей. Спокойной ночи. Слушай, Крис…

— Ну что еще?

— С Рождеством тебя…

— Ага… — Он уже засыпал.

На следующее утро я с тяжелым сердцем провожала его в аэропорт. Разлуки всегда давались мне трудно, а после расставаний с Крисом я чувствовала себя особенно одинокой.

Как ни странно, по возвращении в пустую квартиру первым делом мне захотелось позвонить Гордону и попросить утешения. Однако это был бы запрещенный прием. Я еще не решила, что ему сказать. Впрочем, чего тут думать: «Гордон, я уезжаю. Мы с Крисом решили пожениться». Но как отважиться на такое? Даже подумать страшно…

В понедельник я вручила Джону Темплтону заявление об уходе и целый день избегала Гордона, обзывая себя скотиной и трусихой. Остаток недели прошел дома. Я сильно простудилась и разрывалась между спальней и гостиной, где стояли быстро наполнявшиеся чемоданы. Что бы ни случилось, мы уедем сразу после Нового года.

Все это время Гордон не подавал о себе вестей, и я решила, что обо всем расскажу ему на новогодней вечеринке у Хилари. Может, шампанское облегчит нам задачу… Сборище, как всегда, было тихое и интеллектуальное. В полночь Хилари произнесла замечательный тост, подняв бокал за здоровье своих гостей. Мы стоя выпили за хозяйку дома, а потом расселись кучками. Беседы велись вполголоса, комнату ярко освещали свечи, и каждый из нас ощущал магическое грустное и нежное настроение, столь характерное для встречи Нового года.

Гордон поднял глаза, увидел, что я слежу за ним, взял бокал и тихо произнес:

— За тебя, Джиллиан. Пусть этот год принесет тебе мудрость и спокойствие. Пусть ребенок подарит тебе радость, а Крис — доброту и ласку. Vaya con Dios[14]. — У меня слезы подступили к глазам. Он все знал.

Когда мы с Джоном Темплтоном столкнулись в холле, он выглядел грустным и безмерно усталым.

— Почему от меня уходят лучшие люди?

— Спасибо за комплимент, Джон, но вы легко обойдетесь без меня. Все будет по-прежнему. — Он только покачал головой и вышел из комнаты. С тех пор я видела его лишь однажды — во время проводов, которые мне устроили в пятницу. На них присутствовал и Гордон. После вечеринки у Хилари он держал себя вежливо, но отчужденно. Казалось, он что-то задумал. И только теперь я поняла, что произошло. Он тоже уволился. Мы вышли на улицу вместе, и Гордон вызвался проводить меня. Я терялась в догадках. Почему он ничего не сказал мне? Времени для этого было достаточно.

— Когда ты решил?

— Я уже давно подумывал об этом, — туманно ответил он, избегая смотреть мне в глаза.

— Нашел себе другую работу?

— Нет. Возвращаюсь в Европу.

— В Испанию?

— Нет. В Эзе. Есть такой городок на юге Франции. Наверное, сейчас он сильно изменился — одни пиццерии и туристы… Но десять лет назад там было прекрасно. Вот я и решил вернуться, и посмотреть самому. Хочется провести остаток жизни в каком-нибудь тихом, красивом месте и писать там картины, а не коптить небо в этих дерьмовых каменных джунглях…

— Рада за тебя, Гордон. Думаю, ты прав.

Он кивнул, улыбнулся и поцеловал меня в лоб. Мы вновь стояли у отеля, как в самом начале нашего знакомства.

— Увидимся завтра?

— Хорошо. Я позвоню тебе, — скрепя сердце согласился он.

Мы договорились провести субботу вместе. Я улетала в воскресенье.

Напоследок предстояло навестить Джулию, и это событие грозило стать самым тяжелым испытанием. Что я ей скажу? «Спасибо за работу»? «Желаю счастья»? «Скоро увидимся»? Господи, лишь бы не заплакать.

Мы немного поговорили, но сознание Джулии было затуманено димедролом или каким-нибудь другим лекарством. Передо мной лежала худенькая, хрупкая, морщинистая, бледная, седая старушка, уснувшая на полуслове. Когда я тихонько погладила ее по руке, Джулия открыла один глаз и улыбнулась. Я поцеловала ее в щеку и промямлила что-то невразумительное вроде «спасибо, Джулия». Она вновь закрыла глаза и задремала. Взглянув на нее в последний раз, я словно со стороны услышала свой шепот:

— Vaya con Dios…

Те самые слова, которые сказал мне Гордон.

Глава 28

Последние два дня мы с Сэм снова провели в отеле «Ридженси». По невероятному стечению обстоятельств, нам достался тот же люкс. Мы уезжали оттуда же, куда приехали. Знай наших. За четыре месяца, прожитых в Нью-Йорке, произошло столько событий, что они показались нам годами.

Когда мы заканчивали завтрак, зазвонил телефон. Это был Гордон.

— Говорит ваш гид, миссис Форрестер. Мы составили график вашего пребывания в городе. — Я хихикнула, гадая, что будет дальше. — Сначала вы в сопровождении экскурсовода проследуете к первому пункту программы, расположенному на углу Пятьдесят девятой улицы и Пятой авеню. Вам предстоит прогулка по Центральному парку на ископаемой лошади, которая по дороге может откинуть копыта. Если это произойдет, дальнейшее путешествие вы проделаете верхом на гиде. Просьба не надевать сапоги со шпорами, так как у гида очень чувствительные ребра. Заранее благодарим вас, миссис Форрестер. Далее вам предстоит ленч в Эдвардианской гостиной[15] отеля «Плаза», а затем вы можете сделать выбор между: а) коротким визитом в галерею аукциона Парк-Берне, б) экскурсией в Музей современного искусства, в) посещением магазинов и г) перспективой выгнать гида взашей, вернуться домой и отдохнуть. После этого вас приглашают в бар «Шерри-Нидерланды», где вам будет предоставлено право выпить полтора коктейля. Не забудьте отдать бармену свой талон. Затем вас доставят на обед в ресторан «Каравелла». Фотоаппарат просим оставить в гардеробе, надеть золотые туфли и свитер с норковым или лисьим воротником. После обеда в «Каравелле» вам предстоит посетить дискотеку «Рэффл» и потанцевать с гидом. Еще раз просим не надевать шпоры: у вашего гида очень чувствительные лодыжки. Затем вас пригласят в одно из наиболее очаровательных мест Нью-Йорка, но это наш маленький сюрприз. Таков распорядок дня, который мы составили для вас, миссис Форрестер. Добро пожаловать в Нью-Йорк!

И тут я снова подумала о том, что он чертовски хороший человек и большой шутник.

— Гордон Харт, ты неподражаем! Во сколько выходить?

— В одиннадцать подходит?

— Ну…

— Хорошо, тогда в полдвенадцатого. Встретимся в вестибюле.

— Послушай, Гордон…

— Да?

— Я обещала Сэм на прощание сводить ее в зоопарк.

— Нет проблем. Когда?

— Сейчас придет беби-ситтер, и мы с ней посоветуемся.

— Наверное, часа в четыре, после сна?

— Пожалуй. Я предупрежу, чтобы она не уходила.

— Тогда все в порядке. Скоро увидимся. Ровно в одиннадцать тридцать в вестибюль влетел Гордон, ужасно довольный собой.

— Ну, мистер гид, что дальше?

— Прогулка в изящном кебе[16]. Вас ждет колесница.

Мы прошли сквозь вращающуюся дверь, я поискала взглядом машину Гордона, заодно подивившись на припаркованное прямо напротив заморское чудовище — красный «Роллс-Ройс» с номером, оканчивавшимся на букву Z. Это означало, что машина взята напрокат то ли каким-нибудь чванливым техасцем, то ли человеком с чувством юмора.

— Мадам… — Гордон открыл дверь красного «Роллса», помахал мне рукой и широко улыбнулся. За рулем величественно восседал шофер в ливрее. Это выглядело настолько дико, что я сначала захлопала глазами, а потом согнулась пополам от хохота. Я глядела то на машину, то на Гордона и смеялась, пока из глаз не потекли слезы.

— Ох, Гордон, ну и ну…

— Давай садись. Думаю, последний день в Нью-Йорке тебе запомнится надолго.

Так оно и вышло. Внутри «Роллса» был бар, телевизор, стереомагнитофон, телефон и ваза с красной розой. Как в фильме с участием Рока Хадсона и Дорис Дей.

Мы выполнили всю составленную Гордоном программу, только вместо пунктов а), б), в) и г) прогулялись и зашли в отель за Сэм. Красный автомобиль потряс ее. Широко раскрыв глаза, она первым делом спросила:

— Это подарок? Можно потрогать? Мы с Гордоном расхохотались.

— Нет, моя радость, дядя Гордон пошутил. Он подарил нам эту машину, но только на один день.

— Нет, не пошутил! Она мне нравится!

— Саманта, напомни мне об этом, когда вырастешь, — серьезно сказал Гордон, и у меня зародилось подозрение, что она непременно так и сделает.

Когда мы прибыли на угол Шестьдесят четвертой улицы и Пятой авеню, шофер остановил машину, вышел, открыл нам дверь, и мы отправились в зоопарк. Гордон нес фотоаппарат, которого я раньше не замечала.

— Хочу сделать несколько снимков. Как ты на это смотришь? Если не хочешь, не буду.

— Что ж, о'кей. Я бы тоже взяла себе пару-тройку фотографий. И обязательно щелкни машину, — улыбаясь, ответила я и огляделась по сторонам, разыскивая взглядом Сэм.

— Джиллиан, у меня нет ни одной твоей фотографии. Надо исправить это упущение. Кто знает, может, мы больше не встретимся…

— Ох, Гордон, без глупостей. Конечно, встретимся, — запротестовала я, но внутри у меня что-то дрогнуло.

— Эзе и Сан-Франциско слишком далеко друг от друга, дорогая. Мало ли что может случиться. Когда я с кем-то прощаюсь, то верю, что это навек.

— Забавно. А когда прощаюсь я, то всегда говорю себе, что ненадолго.

— Ты веришь в это?

— Пожалуй, не очень, — призналась я, и вдруг мне стало грустно. Гордон посмотрел на меня и отвел глаза.

Примерно час Гордон фотографировал меня и Саманту с воздушными шариками, с печеньем, верхом на пони, у клетки с тюленями… Фотографии были моментальными. Он ловил мгновения, когда мы набивали рот печеньем, закрывали глаза, задирали руки и смеялись. Он щелкал, забегал с разных сторон и снова щелкал… Крак, крак, крак, крак, крак, крак… Последний день в жизни Гордона и Джиллиан… «Не пой мне песен, не рассказывай сказок и не лей слез», но поминай меня добром…

Последний кадр сделал шофер. Он сфотографировал нас троих у открытой двери красного «Роллса». Саманта держала в руках красный шар. Когда мы сели в машину, я поняла, что это единственная фотография, на которой запечатлен Гордон.

Остаток дня прошел согласно плану «гида». В полночь мы ушли из «Рэффла» и отправились знакомиться с «маленьким сюрпризом». Верный «Ролле» повез нас в район Восточных улиц. Я догадалась, что мы едем домой к Гордону.

Мы вышли и поднялись по лестнице. Он открыл дверь, вошел в квартиру, зажег свечи и вернулся, чтобы помочь мне снять пальто. Комната утопала в цветах, перед тахтой стоял кофейный столик, на котором красовалось шампанское в ведре со льдом. Он развел огонь в камине и включил негромкую музыку. Само совершенство. Конечно, смешно, что все это было устроено для дамы, беременной от другого, выходящей за этого другого замуж и уезжающей отсюда за тридевять земель. Но все равно у меня было радостно на душе. Конечно, я знала, что с Крисом нас ждет не только большое счастье, но и множество проблем. Однако Крис был сделан из другого теста; от него свеч и шампанского ждать не приходилось. Как ни жаль, на всех невест свеч и шампанского не напасешься. Один женится в джинсах и мятой рубашке апаш, поит кока-колой и кормит горелыми гренками, а другой достает из волшебного ларца свечи и шампанское… Нет уж, предпочитаю кока-колу и гренки. Так легче.

Словно прочитав мои мысли, Гордон протянул мне пробку от шампанского и сказал:

— Это для твоего волшебного ларца…

Я с улыбкой подставила ладонь, но он тут же отдернул руку, что-то написал на пробке и тогда уже вручил ее мне. Там стояла дата. Только дата, больше ничего.

— Не будем заставлять твоих взрослых детей ломать голову над кучей незнакомых инициалов, — грустно сказал Гордон, и я знала, что он имеет в виду.

— Когда ты уезжаешь в Европу?

— Примерно через месяц.

— Что об этом думает Грег? Ты говорил с ним?

— Да, вчера я звонил ему. Знаешь что, Джиллиан, это произвело на него впечатление. Похоже, сын впервые в жизни одобрил мой поступок. Я «отрекся» от материализма, за который он презирал меня, и сделал то, что ему близко и понятно. Грег обещал приехать летом в гости. Думаю, он сдержит слово.

— Конечно, сдержит. Я его понимаю. Я бы и сама не отказалась провести лето на юге Франции.

— Покинув ради этого солнечную Калифорнию? Я попыталась улыбнуться и долго-долго смотрела на него.

— Гордон, ты напишешь мне?

— Может быть. Хотя я не мастер писать письма. Да и Крису это едва ли понравится. Но я сообщу тебе, где нахожусь. — Он пытался принять новые правила игры.

— Крису наплевать. Пришли мне весточку… Пожалуйста…

Сомневаюсь. Он не дурак и не испытывает ко мне нежных чувств. Уж это-то я знаю. И не осуждаю его. На его месте я бы тоже их не испытывал. Джиллиан, не стоит давать ему повода причинить тебе боль. — Я безмолвно кивнула, и он второй раз наполнил бокалы, опорожнив бутылку «Луи Редерер» 1956 года, шампанское Шарля де Голля. И Гордона Харта.

Мы выпили вино и молча смотрели в огонь, думая каждый о своем. Мы были такими воспитанными, так умели держать себя в руках и о столь многом переговорили раньше, что теперь слов не требовалось. Достаточно было взглядов. И я знала, что расставание с Гордоном будет одной из самых горестных страниц в моей жизни. Последнее мгновение… Самый последний взгляд… Однажды я уже прошла через это. С Крисом. Нынешнее расставание ничуть не легче.

Я повернулась к сидевшему рядом Гордону. Его точеное лицо было повернуто в профиль, борода выдавалась вперед, глаза были закрыты… Вдруг его рука дернулась, и бокал полетел в огонь. Раздался звон бьющегося стекла. Я знала, что означал этот жест. Разбитый бокал. Разбитая жизнь. Все кончено.

Гордон безмолвно встал, подал мне пальто, и мы медленно пошли к дверям.

По пути в отель мы сидели молча, держались за руки и смотрели на пролетающий мимо город. Вдоль тротуаров еще лежали остатки начинавшего темнеть снега.

Машина остановилась у отеля, и Гордон хотел было встать, но шофер уже открыл мне дверь.

— Нет, не выходи. Пожалуйста, — хрипло попросила я. Гордон обнял меня и поцеловал в макушку. Я запрокинула голову, и мы поцеловались. Из-под плотно сжатых век сочились слезы и скатывались от уголков к вискам. Потом я открыла глаза и увидела, что Гордон тоже плачет…

— Я люблю тебя, Гордон…

— До свидания, родная. Я буду думать о тебе.

Я выскользнула из машины и не оглядываясь побежала к вращающейся двери. До свидания… до свидания… аи revoir[17], не adieu[18]…

Какой смысл мечтать о том, что могло бы быть у нас с Гордоном? Я выбрала Криса. Лифт вез меня наверх, а я крепко закрыла глаза и неслышно шептала:

— Я люблю Криса… Я люблю Криса… Я люблю…

Глава 29

Полет в Калифорнию прошел спокойно, но немного странно. Я чувствовала себя заключенной в кокон — место, где можно укрыться от всех и подумать. Мне предоставили пять часов, чтобы полностью отрешиться от мира Гордона и вновь вступить в мир Криса, и я была благодарна провидению, подарившему мне немного времени, чтобы побыть наедине с собой. Страшновато, если такая метаморфоза происходит на глазах у людей…

Сердце болезненно сжалось, когда самолет взмыл над нью-йоркскими небоскребами и места, которые так много значили для меня в последние месяцы, начали стремительно уменьшаться. Но стоило нам соскользнуть по противоположному концу радуги и закружиться над полуостровом, приближаясь к Сан-Франциско, как во мне стало расти возбуждение. Я возвращалась к Крису… к Крису… к Крису!

Я посмотрела на Сэм и сжала ее руку. Наконец-то мы дома. Аллилуйя, малышка!

Самолет прибыл вовремя. В аэропорту нас встречал Крис, и при виде его что-то вспыхнуло у меня внутри. Эта мальчишеская улыбка предназначалась только мне. Мы поглядели друг другу в глаза и поняли, что правы. Нью-Йорк, Гордон, Джулия Вейнтрауб остались за миллион миль отсюда, на другой планете.

— У тебя усталый вид. Трудный был полет?

— Наоборот, легкий. Трудной была предыдущая неделя. Пришлось провернуть уйму дел. — Если бы во всем была виновата только работа…

Мы взяли чемоданы и расположились в автобусе «Фольксваген», который Крис одолжил у приятеля. Я ожидала, что Саманта вот-вот начнет рассказывать о «Роллс-Ройсе», и затаила дыхание. Но она не произнесла ни слова. В один прекрасный день — скажем, месяца через два — все это так или иначе выплывет наружу, и случится это в самый неожиданный момент. Но тогда это уже не будет иметь никакого значения.

Мы въехали в город, и я осмотрелась по сторонам, испытывая невероятное чувство облегчения. Боже, я здесь… Наконец-то! Сан-Франциско всегда заставлял меня затаить дыхание и пережить ощущение птицы, готовой устремиться в полет. Мне хотелось объехать весь город и увидеть любимые места, но разве от Криса такого дождешься? Его никогда не интересовали мои желания. Поэтому мы поехали прямо домой, бросили чемоданы посреди гостиной, и я прямиком устремилась к холодильнику. Там было пусто… Добро пожаловать домой! Две початые бутылки газированной воды, три кокоса, заплесневелый лимон и горшочек с арахисовым маслом, к которому скорее всего не прикасались с самого июля.

— Крис, а есть нечего…

— Знаю. Еще рано, успеем заехать в магазин. Ты поведешь машину, а я — автобус. Надо вернуть его владельцу.

— А как быть с Сэм?

— Возьмем ее с собой.

— О'кей, но я хочу уложить ее пораньше. Во-первых, девочка привыкла к нью-йоркскому времени, а во-вторых, устала от полета.

— Что-то не похоже… — Сэм стрелой промчалась мимо и кинулась в «ее собственную» комнату.

Ну что ж, я знала, на что шла… Холодильник пуст, надо ехать в магазин, никаких роз, не говоря уже о шампанском. Хорошего понемногу. Ничего другого ждать не приходилось. Я сама предпочла заплесневелые лимоны и бутылки с содовой водой розам и шампанскому. Впрочем, я не слишком из-за этого переживала. Сейчас мне хотелось ехать с Крисом в магазин и отгонять хозяину взятый взаймы «Фольксваген».

— О чем задумалась, Джилл?

О том, что я люблю тебя. — Все верно. Вот он, мой дом, и это здорово. Я влезла в свои старые джинсы с испорченной «молнией», которую заменяла английская булавка, надела свитер Криса, накинула дождевик, и мы все вместе отправились возвращать автобус и покупать продукты. Крис в роли отца семейства. Неподражаемо. Я готова была лопнуть от счастья.

Когда мы вышли из дома, я кое о чем вспомнила.

— Крис… А как нам быть с малышом?

— Успокойся, пожалуйста. Ты здесь всего час, а уже ноешь. Найдем ему место. Ради бога, не беспокойся об этом.

— Я не беспокоюсь, а просто думаю.

— Значит, перестань думать. Я буду ждать тебя на Сейфвэй через десять минут. — Он потрепал меня по щеке, помахал рукой и тронулся с места, но вдруг, включив заднюю передачу, чуть не врезался в передок моей машины. Слава богу, что я не успела нажать на газ.

— Соблюдай дистанцию!

— О'кей… Эй!.. Перестань хулиганить! — Я сдала немного назад.

— Пошла к черту. — Он улыбнулся, и «Фольксваген» тронулся.

— Сам пошел к черту, балбес… — О господи, как все-таки хорошо дома. Конечно, тут не так элегантно, и ничто не напоминает волшебную сказку, но это моя сказка и в то же время быль. Обыденная и прекрасная одновременно. Как Крис.

Глава 30

Крис обитал в обветшавшем доме викторианской постройки, стоявшем на Сакраменто-стрит. Отсюда было рукой подать до фешенебельного района Тихоокеанских высоток. Соседство было приятное, но все же не слишком тесное. Мы жили на западной окраине города, где утренний туман порой застаивался почти до полудня, когда центр уже вовсю заливало солнце. А в пять часов туман ложился снова, и по ночам издалека чуть слышно доносились звуки ревуна.

Сан-Франциско всегда казался мне очаровательным, чуть ли не городом моей мечты. И дело было вовсе не во множестве олеографических красот. Здесь было легко. Местный стиль жизни напоминал европейский. Люди тут были дружелюбны, но не напоказ, как в Лос-Анджелесе, а по-настоящему, в стиле небольших городков Запада. Это был гигант, который не казался гигантом. Здесь в любую минуту можно было очутиться в деревне на пляже, а в двух часах езды возвышались огромные горные пики. Воздух всегда оставался свежим; кроме того, у нас был крошечный сад, где Саманта копала червей или рассматривала улиток. Сам по себе дом чем-то напоминал бомбоубежище. Из него можно было бы сделать конфетку, если бы Крис не ленился. Но у него вечно не доходили до этого руки, и в результате дом ветшал с каждым годом. Викторианские особняки очень распространены в Сан-Франциско. Фасады у них очаровательны, но внутри творится бог знает что: паркет вздут, потолки перекошены, а окна сплошь и рядом выбиты…

На следующее утро после приезда я повернулась на спину, посмотрела в потолок, а потом выглянула в окно, любуясь деревьями в саду. Стояла такая тишина, что я почувствовала себя словно в деревне. Вид спящего Криса заставил меня улыбнуться. Не будь его, я все равно любила бы Сан-Франциско. Ведь я привязалась к нему всей душой раньше, чем к этому мужчине. За дверью послышались шаги Саманты, и я встала, чтобы приготовить ей завтрак. Никаких уговоров скушать что-нибудь «за папу, за маму» ей больше не требовалось. И во многом благодаря Крису. Отныне мы с Сэм не были одиноки.

Когда я вылезла из кровати, Крис перекатился на бок и приоткрыл один глаз.

— Который час? Ложись обратно…

— Пора кормить Сэм, — ответила я и поцеловала его. — Доброе утро! Я так рада, что вернулась домой, Крис…

— Конечно, милая. Не принесешь мне стакан апельсинового сока?

— Я приготовлю тебе кое-что получше. Оставайся в постели, я скажу тебе, когда будет готов завтрак.

— О'кей. — Тут он отвернулся и снова уснул. Во сне Крис выглядел совсем мальчишкой: взъерошенные волосы, руки под щекой, одеяло натянуто наголову…

Завтрак был долгим и шумным. Мы решали, чем заняться днем. У Криса были дела в городе, а Саманте непременно хотелось «сходить к Джулиусу». Так она называла игровую площадку Джулиуса Кана.

— Давай отложим на завтра, Сэм. Надо побыть дома, распаковать вещи и немного прибраться. Ты не поможешь маме?

— Не хочу. — И она тут же ударилась в слезы.

— Ладно, тогда накопай червяков в саду. — Батюшки, что это со мной?

— Хорошая мысль, мамочка. Может, я и тебе накопаю. — Благодарю покорно…

Я собиралась разобрать вещи, но больше всего мне хотелось привести в порядок дом. Прежде здесь жил один Крис, но теперь кое-что придется переделать. Конечно, ремонт и перестройка по части Криса, а мое дело — веник, мыло и побольше горячей воды. Кроме того, надо повесить новые занавески, постелить покрывало… Господи, а ванные-то!

— До вечера, банда! — крикнул Крис. Хлопнула дверь, и я тут же занялась уборкой, ломая голову над тем, что хорошего нашел Крис в Мэрлин. Судя по всему, хозяйкой она была паршивой. Может, в этом и заключался секрет ее успеха?

К двум часам дня дом изрядно преобразился, и мы с Сэм отправились за цветами.

— Купим уозы, мамочка?

— Нет, Саманта, мы купим маргаритки и какие-нибудь красивые красные цветы.

— Куасные уозы.

— Нет, «куасное» что-нибудь другое. Розы слишком дорогие.

— Мы теперь бедные, да? Нам будет нечего е-е-есть? — У нее расширились глаза — не то от страха, не то от предвкушения радостной перспективы.