Мир-ловушка Орлов Антон

– Это я и без тебя знаю, – фыркнула богиня.

– Да нет, я о другом. Вам надо срочно сменить диету! Все эти пироги для вас не еда, ваш организм их попросту не усваивает.

– Хм… Вот о диете я не задумывалась. Иногда я люблю вкусно поесть для удовольствия, но не нуждаюсь в пище так, как вы. Я просто делаю свое тело сытым.

Лаймо сиял от гордости: он первый разобрался, в чем дело! Как всегда, ему не терпелось выложить свои выводы.

– Поскольку в этом мире вы такая же, как мы, правильная диета имеет для вас теперь решающее значение. В пирогах нет тех питательных веществ, которые вам необходимы. У вас тело хищного зверя! Все эти зубы, мускулы… Вам надо есть сырое мясо, и побольше, тогда вы будете хорошо себя чувствовать.

– Мясо, говоришь? А похоже, ты прав…

– Вам надо немедленно покушать свежего мяса, и силы к вам вернутся. Это для вас наилучшее лекарство!

– Где же я возьму сырое мясо? – протянула Нэрренират, оглядываясь.

Как назло, поблизости не было ни зильдов, ни отбившихся от стада крестьянских коров, ни иных животных, которых можно поймать и съесть. Задумчивый взгляд ее лиловых глаз с вертикальными зрачками остановился на Лаймо.

– Пожалуй, ты подойдешь…

– Для чего я подойду?

Лаймодий начал смутно ощущать, что ситуация приобретает какой-то нехороший оборот. Непредвиденный.

– У меня нет выбора. Придется съесть твое тело. Не бойся, ты сам, как бестелесное существо, при этом не пострадаешь.

– Почему меня?.. – пролепетал он, пятясь от богини.

– Больше некого. Насчет Роми у меня другие планы, а Шертону я кое-чем обязана. Не буду их есть. Остаешься ты.

Запнувшись о ступеньку, он с размаху уселся на камень, и тут сковавшее его оцепенение исчезло. Издав полустон-полувсхлип, Лаймо нырнул в башню и на четвереньках, очень проворно, полез наверх по сильно разрушенной винтовой лестнице. Здесь недолго сорваться и упасть, но об этом он не думал. Входной проем заслонило черное тело, Нэрренират до половины протиснулась внутрь.

– Спускайся! – потребовала она.

Все, дальше карабкаться некуда, целый пролет отсутствует. А высота недостаточная, чтобы спастись… Богиня сможет дотянуться до него, если встанет на задние лапы или воспользуется щупальцами.

– Мне вы тоже кое-чем обязаны! – крикнул Лаймо, готовый заплакать от обиды и отчаяния.

– Безусловно. Спасибо, что поделился со мной своими соображениями, но я сейчас просто не в состоянии искать другую еду. У меня почти не осталось сил. Ты прав, мне надо немедленно поесть.

– Это нечестно! Я же всегда почитал богов…

– Я не причиню тебе боли, – заверила Нэрренират. – Нажму щупальцем на сонную артерию, и ты потеряешь сознание, после этого я мгновенно убью тебя и съем. Ты ничего не почувствуешь. Сожалею, Лаймо, но я не могу допустить, чтобы мое тело умерло. В этом мире я не смогу создать взамен новое, а если рискну захватить одно из здешних тел, мне грозит амнезия. Знаю я кое-что о мирах-ловушках… Я утрачу память о том, кто я такая и кем была раньше, и стану человеком.

– А я?! – жалобно спросил Лаймо.

– Ты и так человек. В прошлый раз родился в Панадаре, теперь родишься здесь. Тебе терять нечего.

Лаймо так не считал. Мертвой хваткой вцепившись в неровную замшелую поперечную балку, неудобно толстую, он приготовился бороться за свою жизнь. Затуманенный слезами взгляд метнулся к окну, и он увидел группу всадников, приближающихся к башне лугом, со стороны дороги. Их было семь или восемь, впереди ехал чернобородый мужчина, одетый ярко и пижонисто. Вчерашний головорез, которого Шертон так ловко вырубил. Если он узнает Лаймо… Мало того, что великая богиня хочет его съесть, так еще и разбойники объявились!

Гибкое черное щупальце обвилось вокруг талии и потянуло его вниз.

– Нет! – взвизгнул он, скользя ногтями по балке. – Не надо! Посмотрите в окно, вон они! Пища! Их больше, чем меня!

Поглядев в окно, богиня хмыкнула. Щупальце выпустило добычу. Зашуршали камни: Нэрренират выбиралась из башни. Потом послышались истошные крики людей, ржание гувлов. Лаймо не видел, что там творится. Близкий к обмороку, он обеими руками судорожно обнимал балку, у него не было сил повернуться к окну.

Шертон и Роми возвращались из деревни. В заплечных мешках у обоих лежали пироги, сыр, картофельные лепешки с луком. Эксперимент прошел успешно: в низко надвинутой кожаной шляпе Роми принимали за мальчика-подростка.

Пустынная каменная дорога протянулась от поворота до поворота, подобно пересохшему каналу. Когда Шертон и Роми вышли за околицу, по ней вихрем промчался одинокий всадник, нахлестывая взмыленного гувла, и исчез за холмом. Дробный стук копыт постепенно замирал вдали.

– Интересно, почему он так торопится?

– Возможно, гонец, – отозвался Шертон. – Нам надо побольше узнать об этом мире. В Суаме узнаем.

Он шагал быстро, девушка старалась выдерживать темп и не отставать. Мешок был довольно-таки тяжелый, зато с удобными широкими лямками. После того как Роми стала ученицей Шертона, время поблажек закончилось, но она не жаловалась и идти на попятную не собиралась. Еще несколько дней назад ей казалось, что жизнь проиграна, выхода нет, надеяться не на что – а Шертон словно распахнул перед ней дверь на простор, подарил ей будущее. Обогнув холм, они замедлили шаги. По лугу бродили оседланные гувлы без седоков. Хозяев не видно. И Нэрренират с Лаймодием не видно. Должно быть, они за башней, которая торчит на лесной опушке, словно огрызок серого карандаша. Скрипнули ножны, меч оказался у Шертона в руке – самого движения Роми, как и в прошлый раз, не отследила.

– Держись возле меня, – велел Шертон. – Если полетит стрела, отобью.

Они двинулись к башне. Впереди, в траве, что-то лежало. Разорванная окровавленная одежда, ремень с золоченой пряжкой, богато украшенные ножны, отдельно – меч.

– Кровь свежая, видишь? – вполголоса заметил Шертон. – Еще не засохла.

– Кого-то ранили и раздели, а он потом убежал… – предположила побледневшая Роми. Ее охватила противная дрожь.

– Ты теперь ученица воина. Не позволяй страху управлять тобой.

Он с прищуром оглядывался, однако не улавливал ничего подозрительного. То, что здесь было, – и было совсем недавно! – уже отодвинулось в прошлое.

– Можно, я возьму меч? – охрипшим голосом спросила Роми.

– Возьми.

Меч оказался для нее тяжеловат, но, сжав рукоятку, она почувствовала себя чуточку уверенней.

Приближаясь к каменному огрызку, они обнаружили еще три кучки окровавленных лохмотьев, возле которых валялось оружие. И кишки в траве.

Из башни доносились звуки, как будто кто-то плакал навзрыд.

– Эй, кто там? – остановившись около входа, позвал Шертон.

– Я здесь, я! – На пороге появился Лаймодий. Лицо распухшее, мокрое, глаза покраснели. – Больше я с ней один не останусь…

– Где богиня?

– Где-то бегает. – Он совсем по-детски всхлипнул. – Она меня съесть хотела!

– Как это – съесть?! – ахнула Роми. Лаймо уселся на каменную ступеньку.

– Как едят… – пробормотал он, глядя на них снизу вверх с несчастным видом. – Я объяснил ей, почему она заболела. От голода. Сказал, что ей надо есть сырое мясо, а она тогда меня же… Это ведь нечестно, а она все равно! Вдруг разбойники появились, те самые, вчерашние. Она тогда перестала меня сверху тащить и набросилась на них.

– Раньше Нэрренират никогда не ела людей, – испуганно прошептала Роми. – В книгах по теологии про нее ничего такого не написано.

– Раньше она не нуждалась в мясе, а теперь нуждается, – опять всхлипнул Лаймо. – У нее сейчас тело хищника, оно так устроено!

– Ты ей прямо вот так, без обиняков, и ляпнул про мясо? – вздохнул Шертон.

– Ну да, я хотел как лучше…

– Сказал бы мне потихоньку, я бы свинью в деревне купил. Хватит реветь! Вы умеете ездить верхом?

Роми умела, но плохо: иногда ей разрешал кататься на своей лошади один из родственников на Эзоаме. Лаймодий ни разу в жизни не сидел в седле.

– Значит, научитесь, – подытожил Шертон. – Пошли, гувлов поймаем.

Низкорослые гувлы темной неброской масти настороженно прядали ушами, но позволили поймать себя и привязать к кустам возле башни. Они были помельче лошади, покрупнее осла и скорость могли развивать порядочную. Потом Шертон собрал кошельки и оружие погибших разбойников. Судя по количеству трофеев, тех было шестеро и еще один, возможно, спасся.

– Она возвращается! – втянув голову в плечи, предупредил Лаймо.

Нэрренират мчалась широкими скачками вдоль кромки леса. Шертон вынул меч, Роми тоже схватила меч и встала рядом с ним (сражаться она не умела, но ей показалось, что это будет правильно). Лаймо юркнул в башню.

– Привет! – остановившись, окликнула их богиня. – Я великолепно себя чувствую. Если это тело хорошо кормить, оно замечательно функционирует. Вот как оно может!

Оттолкнувшись от земли, она сделала обратное сальто и мягко приземлилась на четыре лапы. Роми от изумления приоткрыла рот: чтобы такая громадина проделывала сложные акробатические трюки – воистину невероятное зрелище! Впрочем, девушка тут же вспомнила, что натворила Нэрренират, и на ее лицо вернулось хмурое выражение.

– У вас какие-то проблемы? – осведомилась богиня, заметив, что люди не спешат разделить ее ликование.

– И ты еще спрашиваешь? – опередив Шертона, крикнула Роми, гневно прищурив глаза. – Тебе не стыдно?

– Стыд – это ваше, чисто человеческое чувство. Весьма разрушительное для тех, кто его испытывает. Я не собираюсь экспериментировать над собой таким образом. Роми, ты же хотела, чтобы я поправилась? Что тебя расстроило?

– Ты сожрала шесть человек и чуть не съела нашего Лаймо!

– Гм, у меня было впечатление, что вы с ним друг друга недолюбливаете…

– Можно кого-то не любить, и все равно его жалко, все равно его есть нельзя! Ты мерзкая, циничная, прожорливая тварь!

– Не богохульствуй! – огрызнулась богиня.

– Эгоистичное, ненасытное животное!

– К вопросу об эгоизме, Роми… Я знаю кого-то, кто оставил Верхний Город без эскалаторов.

– Это ты остановила эскалаторы!

– Потому что мне не заплатили. До тех пор пока смертные соблюдали условия, эскалаторы работали бесперебойно. В отличие от чокнутой Омфариолы или скотины Карнатхора я всегда выполняю свои договорные обязательства.

– Если ты еще раз попробуешь кого-нибудь съесть, я тебя убью!

– Да ну? – усомнилась Нэрренират.

В воздухе мелькнуло щупальце, Роми ощутила удар по запястью – несильный, но пальцы сами собой разжались, и меч упал на траву.

– Шертон, если хочешь, чтоб она выжила в этом мире, научи ее правильно держать оружие, – посоветовала богиня.

– Научу, – кивнул Шертон. – Теперь послушай меня, Нэрренират. Если ты попытаешься кого-то из нас убить, я тебя убью.

Он говорил спокойно, не выказывая никаких эмоций. Когда к его руке метнулось щупальце, он отпрыгнул, подхватил с земли второй меч, и воздух вокруг него превратился в щит, сотканный из стремительно движущихся сверкающих лезвий. Щупальца не могли достать его – их неизменно встречала смертоносная сталь. «Я никогда так не научусь», – потрясенно подумала Роми. Лаймо, выглядывавший из нижнего окна башни, опасливо моргал.

– Довольно, Шертон. – Нэрренират втянула щупальца. – Ты хорош, я всегда это знала, но убить меня тебе слабо. Это тело практически неуязвимо.

– Однако ты можешь умереть от голода или утонуть в болоте. Если кто-то из ребят пострадает, я найду способ тебя уничтожить.

Несколько секунд человек и богиня молча смотрели друг другу в глаза. Наконец Нэрренират фыркнула:

– Да мне ничего не стоит разорвать тебя на куски! Ты слишком самоуверен, Шертон. Я не хочу причинять вам вред. Заметь, «не хочу» и «не могу» – разные понятия.

– А кто хотел съесть Лаймо?! – негодующе сжав кулаки, вмешалась Роми.

– Я нуждалась в пище. Сейчас я окрепла и смогу поймать себе другую еду.

– Почему ты съела людей, а гувлов пощадила? – спросил Шертон.

– Гувлы быстрее бегают. У меня не было сил за ними гоняться. То ли дело теперь… – Она покосилась на привязанных около башни животных: те нервничали, беспокойно переступали с ноги на ногу, порой издавали тонкие протяжные взвизги. – Ваших я не трону. Мы помирились, да? Тогда я пойду, поищу выпивку.

Она отвернулась и побрела по лугу, задевая бронированными боками метелочки бледной травы.

– Эй, где ты собираешься ее искать? – крикнул вслед Шертон.

– Здесь. У этих аборигенов, благодаря которым я поправилась, на поясах висели фляги.

– Отвратительное животное, – прошептала Роми, когда богиня отдалилась от них. – Хуже самого вредного зильда!

Из башни вышел Лаймо, остановился перед ней и, немного помявшись, смущенно пробормотал:

– Роми… В общем… Извини, что я хотел арестовать тебя… Это было напрасно.

Шертон приподнял бровь, но промолчал.

Начало моросить. В этом мире дожди начинались внезапно: попробуй предугадай, какая будет погода, если небосвод постоянно обложен низкими, насыщенными влагой облаками.

– Вы должны выбрать себе мечи, – поглядев на ребят, сказал Шертон. – По весу, по балансировке… Посмотрите, какие подойдут.

Выдвинувшаяся из-за горизонта Суама показалась Титусу единым гигантским сооружением, незавершенным, хаотично ажурным, оплетенным строительными лесами.

– Это что? – спросил он, приподняв забрало шлема.

– Это наша столица, – с гордостью объявил Малевот. – Величественная и прекрасная.

Телега миновала мокрый подъемный мост, перекинутый через ров, арку в невысокой, сложенной из щербатого кирпича крепостной стене.

«Создатель, какой примитив…» – думал Титус, озираясь.

Расхлябанного вида стражники заикнулись было о дани за въезд в город, но, узнав министра, сконфуженно замолчали.

– Непрофессионалы, – взглянув на них с гримасой отвращения, объяснил афарию Малевот. – Дабы заткнуть дыру, мы поставили сюда переписчиков из королевского архива. Ни осанки, ни выучки! Происшествия были?

– Были, ваше сиятельство, – озабоченно отрапортовал один из стражей-архивистов. – В город приехал всадник, в коем мы опознали Сасхана Живодера из шайки Рагеля Чернобородого. Он промчался очень быстро и не заплатил. Мы не успели его задержать.

– Он до сих пор в городе?

– Да, ваше сиятельство.

– Сасхан – правая рука Рагеля, – шепнул министр, повернувшись к Титусу. – В прежние времена он не посмел бы заявиться сюда в открытую. Обнаглели… Мне помнится, смиренный брат, вы говорили, что искусно владеете разнообразным оружием и вам приходилось руководить людьми?

– Да, господин Малевот, – подтвердил Титус.

– Я прошу вас быть моим гостем… и не просто гостем. Думаю, нам понадобятся ваши знания, ваше искусство. В Халгате сейчас нет ни одного кадрового офицера, некому набрать и обучить новую армию. Если вы останетесь с нами, вас ждет блестящая карьера.

И Равлий Титус внял его просьбам, охотно принял его предложение – но не ради карьеры при дворе халгатийского короля, а ради воплощения в жизнь своей сокровенной мечты.

– Во дворец, дубина, – велел Малевот вознице, и телега поползла, скрипя и покачиваясь, по неровной грязной брусчатке.

Титус с любопытством оглядывался. Первое впечатление оказалось обманчивым: Суама не была единым сооружением. При приближении она, как и всякий знакомый ему город, распалась на отдельные архитектурные ансамбли, кварталы, здания – но множество подвесных мостиков и наклонных лестниц связывало постройки друг с другом, одевая небо в сквозное кружево из дерева и покрытого ржавым налетом металла.

Людей на мостиках почти не было – только зильды и голуби.

– Вы устроили все это для удобства зильдов? – вырвалось у Титуса, который с детства недолюбливал наглых длинноухих тварей.

– Мы пользуемся мостиками в сезон ливней, когда на улицах по колено воды. В лучшем случае по колено. Плоскодонки и коммуникации верхнего уровня – только это нас и выручает.

Титус обратил внимание на то, как высоки тут фундаменты домов: они поднимались над мостовой на полтора-два ярда, – сплошной камень, покрытый пятнами синеватого мха, и никаких подвальных окошек. Сами же дома бревенчатые либо кирпичные. Везде высокие крылечки с перилами (в сезон затопления можно привязывать к ним плоскодонки), маленькие полукруглые балконы, широкие окна. Под окнами, на выступающих крюках, подвешены фонари из мутного стекла, обрамленные жестяными завитушками. Некоторые горели. Кое-где окна были распахнуты, и можно было наблюдать, как обитатель дома, навалившись животом на подоконник, зажигает фонарь. Масло. Они что же, совсем не используют в быту магию, даже для освещения?! Титус подивился такому невежеству, но на сей раз ничего не сказал.

– Некоторые горожане пренебрегают своими общественными обязанностями, перестали зажигать фонари, – заметил Малевот. – Ничего, мои подчиненные их всех переписали. Когда в Халгате вновь воцарится порядок, мы взыщем с них штрафы.

– А привлечь магов вы не пробовали? – вскользь поинтересовался Титус.

– Что вы, смиренный брат! – Министр рассмеялся. – Магия – вещь ненадежная, даже сами маги никогда не бывают уверены в постоянстве своих результатов. Вот поджечь город – это они еще могли бы…

«Итак, серьезных магов здесь нет, – отметил Титус. – Либо же в Облачном мире с самой магией что-то не так? Ну, как бы там ни было, а помешать мне никто не сможет».

Чем ближе к центру, тем шире и многолюдней становились улицы, тем больше мостиков перекрывало меркнущее серое небо. Не желая пугать прохожих и привлекать к себе внимание, Титус смотрел по сторонам сквозь прорези в забрале шлема. Малевота узнавали и приветствовали поклонами, иные при этом не скрывали иронических ухмылок.

Навстречу попалась карета, запряженная парой пятнистых гувлов. Выглянувшая из окошка женщина велела кучеру остановиться и предложила подвезти во дворец министра и его спутников. Следом за Малевотом и Эгвуром Титус забрался в обитый бархатом салон, роскошный, но тесный и неудобный, если сравнить с комфортабельными панадарскими экипажами.

Владелец телеги робко заикнулся о плате. Ничего не ответив, министр сделал раздраженный жест, словно отмахивался от докучливого насекомого.

– Держи. – Выудив из кармана завалявшуюся серебряную монету, Титус бросил ее крестьянину.

Малевот поведал о своих злоключениях, потом представил Титуса хозяйке кареты. Та сразу же начала приставать к «таинственному чужестранному рыцарю» с просьбами не интриговать ее и открыть лицо, ибо она готова умереть от любопытства. Эмрела – придворная дама королевы Лусиллы. Она была старше Титуса лет на десять, с голубовато-матовым от пудры лицом и высокой сложной прической, украшенной золотыми цепочками. Говорила она томно, манерно растягивая слова, а порой начинала подражать хнычущим интонациям маленькой девочки. Титуса все это злило. Не выдержав, он резким движением, ни о чем не предупредив, поднял забрало. Эмрела в ужасе ахнула.

– Смиренный брат один на один подрался с демоном, – прервал неловкую паузу Малевот.

– С богиней, – угрюмо поправил Титус.

– А что это за богиня? – стараясь не смотреть на его лицо, спросила Эмрела. – Она была красивая?

– Она слишком много пила.

– Кстати, о благородном напитке, – вмешался Малевот, вовремя уловивший, что его новый протеже того и гляди нахамит влиятельной даме. – Повернитесь к окну, смиренный брат! Нет-нет, направо! Мы как раз проезжаем через Хмельную площадь, и справа находятся наши знаменитые на весь просвещенный мир винные погреба. Раньше их называли Обулеевские погреба, поскольку они принадлежали виноторговцам Обулеям, а ныне это Королевские погреба, ибо двести лет назад их выкупил король Чидолес. Там хранятся образцы всех существующих вин, дешевых и дорогих, редчайших и широко распространенных. Заметьте, несмотря на беспорядки в Халгате, никто не покусился разграбить их, ибо это наша особая гордость, наша, так сказать, светская святыня! Тут все халгатийцы едины – и аристократы, и разбойники. Нигде больше нет такой полной и уникальной коллекции!

Длинное бревенчатое здание с каменным крыльцом и громадной – ярда три с половиной в ширину, столько же в высоту – двустворчатой дверью. Вытянув шею, Титус с интересом глядел на достопримечательность, покуда карета не завернула за угол.

Еще несколько кварталов, поворот, остановка. Снаружи доносился гомон толпы.

– Узнайте, в чем дело, молодой человек, – велела Эмрела секретарю министра.

Тот распахнул дверцу и спрыгнул на брусчатку. Титус видел в проеме площадь, скопление людей, увенчанное куполом большое здание. От основания купола отходили мостики, соединяющие его с соседними домами.

– Это площадь Праведной Веры. – Министру, похоже, понравилась роль гида. – Вы видите перед собой храм Истинных Богов. Что там такое?

Вернулся Эгвур:

– Там Сасхан Живодер из шайки Рагеля Чернобородого.

– Он призывает толпу к беспорядкам?

– Нет, он всенародно кается.

– Что?!

Если королевский министр и придворная дама выразили недоумение, близкое к шоку, то афарию происходящее показалось вполне естественным: Луиллий Винабиус в своих трактатах не раз указывал на то, что покаяние – благая цель и вершина развития личности.

– Выясни-ка, что это на него нашло, – приказал Малевот секретарю.

Так как обстановка была спокойная, все выбрались из кареты. Смеркалось. Светились окна окрестных домов и фонари. На висячих мостиках суетились привлеченные зрелищем зильды, отчего мостики слегка покачивались. Впереди темной массой колыхалась толпа, оттуда доносились скорбные возгласы:

– …Черен и ужасен, аки темень ночная, и алчным гладом пылают глаза его, и кровава разверстая пасть…

Появился Эгвур, с озадаченно-кислой гримасой на холеном безбородом лице:

– Это действительно Сасхан. Он утверждает, что всю шайку Рагеля, включая самого Рагеля, пожрал адский черный зверь. Сасхан якобы чудом уцелел, дабы принести людям весть о скором возмездии за грехи.

– Как пожрал? – тонким голосом спросила Эмрела.

– Да никак, – поморщился министр. – Не страшитесь, прелестница. И святые отцы, и ученые мужи давно уже сошлись во мнении, что никакого адского черного зверя нет. Тот, кто утверждает обратное, впадает в ересь, а сие наказуемо. Надобно бы построже с простонародьем, чтоб не увлекались глупыми байками…

– Что же тогда случилось? – Дама зябко поежилась под шуршащей накидкой.

– Ничего. Разбойники перепились… либо обкурились ведьминой травкой, что еще вероятней. Совесть у них нечиста, вот Сасхану и привиделась кровавая разверстая пасть. Гм, что же делать-то, что делать? Повязать бы его сейчас да в темницу, пока не опомнился, так ведь Рагель с дружками завтра же явятся вызволять…

– А может, я с ним поговорю? – предложил Титус. – Покаяние – это прекрасно, трогательно, возвышенно… Я уверен, что сумею убедить Сасхана не сворачивать с этой стези. И ему благо, и государству польза!

– Что ж, попробуйте, – согласился Малевот. – Вы же монах, человеческая душа – по вашей части. Ежели негодяй спятил и вы поможете ему укорениться в этом состоянии, у нас будет на одну проблему меньше.

Сие неприкрыто циничное высказывание покоробило афария, но он не подал вида и направился к кающемуся, проталкиваясь через толпу.

Разбойник стоял на коленях перед крыльцом храма Истинных Богов. Человек лет сорока, с копной нечесаных светлых волос, рябым лицом и широкими округлыми плечами. Оружия при нем не было, дорогая парчовая рубаха разорвана, под ней просвечивала волосатая грудь.

– Эх, на виселицу бы его… – пробормотал Малевот, протиснувшийся следом за Титусом.

Святые отцы, выглядывавшие из-за богато разукрашенных приотворенных дверей храма, не знали, что делать: с одной стороны, раскаявшийся Сасхан являл собой, в назидание всему народу, образчик похвального смирения, но с другой – ересь ведь несет, умы баламутит!

Подойдя, Титус опустился рядом с разбойником на колени:

– Брат, я скорблю вместе с тобой.

– Кто ты? – размазывая по лицу слезы и грязь, спросил Сасхан. – Не осталось у меня братьев, зверь всех сгубил. Выпустили его боги на землю за грехи наши, ибо не ведали мы ни жалости, ни страха. Познал я теперь свою ничтожную малость. Зверь их рвал на куски и пожирал, рвал и пожирал! В нищете я родился, в нищете возрос, познал разбойную удаль, набил карманы неправедным золотом. А ныне каюсь!

– В нищете? – переспросил Титус. Слушая несвязную речь Сасхана, он все более и более проникался теплым чувством к этому человеку. – Брат, я ведь тоже из нищих! Воистину, мы с тобой братья. Взгляни на меня.

Он поднял забрало.

– Кто это тебя? – воззрился на него сквозь туман слез Сасхан.

– Одна из великих богинь моего мира, чье имя здесь неведомо. Я лишил ее законной избранной жертвы и тем самым причинил зло моему народу, а также Ордену афариев, который меня взрастил, и это моя вина, кою должен я искупить. Неспроста привел меня перст Создателя Миров в ваш Облачный мир, неспроста мы встретились. Это знак судьбы! Я думаю, брат Сасхан, суждено нам с тобой вместе каяться и вместе искупать грехи свои, намеренные и непреднамеренные. Пойдем со мной!

Вслед за Титусом разбойник поднялся с колен. Раздавленный пережитым ужасом, он готов был подчиниться кому угодно, хоть пятилетнему ребенку, но никто не осмеливался подойти к грозному Сасхану Живодеру, все топтались на расстоянии и глазели, перешептываясь. Титус первый предложил ему свое руководство – и Сасхан безропотно повиновался.

Толпа расступилась перед ними, образовав широкий коридор.

– Куда вы его? – шепнул на ухо афарию Малевот, пристроившийся с другой стороны. – Учтите, в темницу нельзя, будут неприятности с Рагелем!

– Я его у себя поселю.

– У себя?.. Я же везу вас в королевский дворец! Смиренный брат, нельзя туда с разбойником!

– Думаете, если он из нищих, значит – не человек? – отрывисто спросил Титус. – Я тоже родился в нищете!

– Вы – другое дело, вы образованный монах, ваши нравственные качества не вызывают сомнений… А это убийца, насильник, грабитель! Не слыхали вы, что про него рассказывают!

– Он теперь мой названый брат, – отрезал Титус. – Возьмем его с собой. Клянусь, я его перевоспитаю.

– А… Так вы его использовать хотите? – Лицо министра озарилось пониманием. – Использовать разбойника – это остроумно… Стране нужны новые солдаты, сборщики налогов… Что ж вы сразу не сказали? Тогда, конечно, возьмем с собой!

Сасхан молча, как заводная кукла, шагал рядом с Титусом. Втроем они подошли к карете, и тут возникло новое препятствие – в лице Эмрелы. Когда афарий велел своему подопечному лезть внутрь, придворная дама загородила дорогу и надменно прошипела сквозь зубы, что не пустит к себе в карету грязного завшивевшего разбойника. На Титуса она смотрела, как на злейшего врага.

– Перегнули вы, смиренный брат, – укоризненно шепнул Малевот.

Титусу очень хотелось усадить раскаявшегося злодея в карету, и он чуть не ввязался в спор, но тут Сасхан, вновь бухнувшись на колени, возразил:

– Недостоин я, люди добрые, таковой знатной чести! Пинайте меня, как собаку, таскайте за уши, как зильда! А мне все будет мало, ибо чудом избег я кровавой пасти адского черного зверя! Негоже мне ездить с вами, вдоволь пограбил я таких карет, а напоследок, из озорства греховного, изливал я гнусную мочу на обивку их бархатную и атласную. И за то меня кара постигла. Лучше я следом за каретой побегу, как зильд, как собака!

Поджав губы, Эмрела холодно кивнула: такой вариант ее устраивал. Министр озабоченно нахмурился. Он уже начал набрасывать в уме планы использования перевербованного Сасхана в своих интересах, а теперь возникла угроза: вдруг разбойник по дороге придет в себя, одумается – и только его и видели?

– Я побегу вместе с ним! – решительно заявил Титус.

Спорить никто не стал, и Малевот сразу успокоился. Окликнув кучера, велел не гнать. Его секретарь галантно подал руку Эмреле, все трое забрались внутрь. Лакированная дверца захлопнулась. Провожаемая тихим ропотом толпы, карета свернула с площади в одну из боковых улиц. Титус и Сасхан Живодер трусцой бежали следом.