Часы, идущие назад Степанова Татьяна

Глава 7

Нежданно-негаданно

Кроме кресла, дивана и тряпок, в комнате не оказалось ничего. Капитан Первоцветов по приказу Гущина вызвал к Дому у реки пожарных из местной пожарной части. Те приехали моментально, и Гущин попросил их расширить пролом в стене, чтобы тайную комнату можно было осмотреть. Пожарные начали крушить переборку.

Удары по кирпичной кладке, пыль, мечущиеся по стенам пятна полицейских фонарей – все это напоминало Кате фантасмагорию, кадр из фильма ужасов. Только вот особых ужасов пока было что-то не видно. Если не считать, конечно, древних тряпок, гнилых, заскорузлых, насквозь пропитанных…

– А ведь это кровь. – Полковник Гущин шевелил тряпки носком щегольского ботинка.

Когда пожарные разломали стену, он вошел в тайную комнату первым.

– И пятно на полу, на паркетной доске. Сколько лет этому паркету и этому пятну?

В этот момент где-то в доме послышался громкий возмущенный голос. По темной анфиладе заброшенных комнат решительным шагом приближался мужчина. Катя разглядела его в свете фонарей: лет за сорок, плотный, невысокий, почти квадратный, с широкими плечами, склонный к полноте, с короткой стрижкой, резкими чертами лица и двойным подбородком.

– Что вы делаете?! Прекратите! – орал он пожарным. – Кто вам позволил? Это самоуправство!

Он растолкал всех, отпихнул капитана Первоцветова и сунулся в пролом.

– Я замглавы городской администрации Казанский Андрей Игоревич! Что здесь творится? Почему вы разрушаете памятник архитектуры?! Мне в администрацию идут лавиной возмущенные звонки. Этот дом охраняется законом как культурное наследие!

– В этом доме произошло убийство. Убили городского фотографа Дениса Нилова, – сообщил ему Гущин, официально представившись. – Мы проводим осмотр места убийства. И в ходе осмотра обнаружено это вот странное помещение.

Замглавы администрации огляделся по сторонам с таким видом, словно только сейчас заметил и пролом, и паркетный пол, и клочья обоев с лилиями, и заложенное кирпичом окно с решеткой, и диван, и кресло с ремнями.

– Я не понимаю вас.

– В памятнике городской архитектуры, более похожем на нужник, обнаружена замурованная комната. – Гущин изучал его. – Это место убийства, Андрей Игоревич, и у нас были веские основания, чтобы начать ломать эту стенку.

– Абсурд какой-то! – Казанский сказал это спокойнее. – Про убийство нам в администрацию тоже сообщили. Конечно, вы полиция, вы должны заниматься своим делом, расследовать. А кто его убил, этого парня?

Катя отметила: судя по тому, как Казанский назвал Нилова, тот ему известен – по крайней мере он в курсе, что Нилов был молод.

– Ведется расследование.

– А что это за комната? – задал новый вопрос Казанский.

– Кирпичной кладке не один десяток лет. Предметы мебели старые, возможно, даже девятнадцатого века. – Гущин угрюмо оглядел вспоротую спинку дивана, снова подошел к груде тряпок на полу. – Переборка, которую мы проломили, в три кирпича. Если смотреть изнутри комнаты, – он подошел к стене, – видно, что эта сторона отличается от той, что снаружи. Там – сплошная кирпичная стена. А здесь, взгляните – остатки синих обоев. А вот здесь находился дверной проем, – он провел рукой по стене. – Остатки дверной притолоки и дверные петли. Здесь была дверь, вход. Но снаружи выложили кирпичом еще один слой и эту старую переборку скрыли. Комнату замуровали.

– Так что это за комната? – нетерпеливо повторил свой вопрос Казанский.

– Это вы мне скажите, вы же кричали, что это памятник городской архитектуры.

– Не имею понятия. Просто это очень старое здание. Оно составляет единый комплекс с фабричными корпусами – а это памятник промышленной архитектуры. Городская достопримечательность. Кресло какое интересное, – Казанский дотронулся до спинки кресла-каталки. – Ремни… Кого-то привязывали… Что за дикость такая?

На его вопрос никто не ответил. И больше он вопросов не задавал, хотя весь дальнейший осмотр комнаты проходил при нем.

Но смотреть было особо нечего.

И все же Катю не покидало странное ощущение, что комната словно наблюдает за ними, скрыв зоркие недобрые глаза в старых стенах. И словно выжидает.

После осмотра Гущин приказал закрыть Дом у реки, повесив на входную дверь новый замок. Диван и кресло так и оставили внутри. Эксперты забрали лишь гнилые тряпки и сделали соскобы с дубового паркета, где Гущину привиделось пятно, чтобы проверить, кровь это или не кровь.

Катя не спрашивала у Гущина, каков его дальнейший план. Просто молча залезла в его машину. Увидела, как замглавы городской администрации сел за руль новехонького черного джипа и лихо развернулся почти у самой воды. Надо же, в маленьком Горьевске (от слова «горе»), обезглавленном на плахе беспощадной борьбы с коррупцией, осталась все-таки какая-то городская власть, которая покрикивает и качает права.

Капитан Первоцветов тоже сел с ними.

– Осмотрим его офис, Федор Матвеевич? – предложил он.

Гущин кивнул. Они разворачивались в сторону Горьевска. А он все смотрел на Дом у реки. И Катя поняла: это место лишило его покоя. Точнее даже так: полковник потерял свой покой там, в замурованной комнате, похожей на тайную тюрьму.

– Неплохо бы побольше узнать об этом здании, – сказал он Первоцветову. – Займитесь этим сами, ладно?

Капитан кивнул, и на лице его снова появилось то самое непередаваемое выражение. В глазах мелькнуло что-то затравленное, тоскливое.

«Что с ним? – удивилась Катя. – Ведь он недавно здесь, переведен из Главка».

Ехали в город по темному шоссе с редкими фонарями. За окнами внедорожника возник новый микрорайон: многоэтажные дома, освещенные остановки рейсовых автобусов, продуктовый супермаркет. Пейзаж несколько повеселел. Но вот они въехали в центральную часть города, и все снова стало унылым и каким-то кривым, кособоким.

Нелепая широкая центральная улица, по краям которой крючились старые купеческие особнячки, выкрашенные желтой охрой, залепленные вывесками «Аптека», «Цветы», «Оптика», вперемешку с мрачными пятиэтажками из силикатного кирпича. Городской сквер – дешевого вида фонтан, выключенный по случаю осеннего сезона, и какой-то чудной памятник – то ли ангел, то ли стрекоза на столбе.

И вдруг – прекрасное здание в стиле классицизма с фасадом жемчужного цвета, окутанным дымкой яркой подсветки. Здание, составившее бы честь даже столице.

– Городской музей, – пояснил капитан Первоцветов.

И Катя поняла: Горьевск, возможно, состоит из таких вот контрастов. Не следует судить об этом городе поверхностно.

Вдали, в свете уличных фонарей, мелькнуло что-то громадное из красного кирпича.

Но Катя не успела разглядеть – они свернули и остановились возле городского дома быта, расположенного напротив торгового центра. Оба здания – громоздкие ангары нового типа. Торговый центр работает допоздна. А вот дом быта уже закрывается, но это не помеха для полиции, потому что…

Катя не закончила свою мысль.

Она увидела возле дома быта Горьевска нечто невообразимое.

Собственную машину.

Крохотный коробчонок – «Мерседес Смарт» – притулился прямо напротив входа, на парковке. Конечно, мало ли в Москве и области «Смартов», однако…

Катя на негнущихся ногах подошла к машинке. Моя! Точнее… Черт возьми! Вон и Стивен болтается на зеркале заднего вида – маленький пушистый брелок в виде синей длиннорукой обезьянки. Она сама его водрузила туда, а Анфиса хотела повесить «Глазастика». Вон он притулился на приборной панели – жуткий на вид уродец-циклопик. И хаос в салоне знакомый…

Анфиса Берг – Катина закадычная подруга, с которой они напополам купили эту вот машинку и катались на ней по очереди. В последнее время машина больше требовалась Анфисе. Та моталась по разным местам. Кате приходили sms на телефон: «Зайчик, беру колеса из гаража – качу в…» Анфиса всегда аккуратно указывала пункт назначения.

Но в последнюю неделю посланий про авто Катя не получала и считала, что Анфиса работает в галерее, а крохотун-«Смарт» тоскует в гараже.

Катя секунду разглядывала синенького висельника – талисман на зеркале, а потом огляделась по сторонам. Темная незнакомая площадь, унылая и пустая.

Она ринулась в дом быта, не обращая внимания на тревожный окрик полковника Гущина.

Внутри все перегорожено и поделено на маленькие помещения: чуланчики-мастерские, офисы, магазинчики – точно жалкие соты. «Изготовление ключей», «Ремонт обуви», «Ремонт оправ», «Билетная касса», «Канцтовары», «Ателье».

– Как это не появлялся на работе? Вы его не видели сегодня? Может, знаете, где он живет? Мне очень нужно его увидеть! Я из Москвы приехала! Целый день его ищу!

До боли знакомый голос!

Катя верила и не верила ушам своим, глазам своим!

– Но это же его фотоателье! Но здесь заперто! Он что, уже закончил работу? А где он живет?

Белая дверь каморки с вывеской «Фотоуслуги». Напротив – стеклянный аквариум офиса «Котлы и отопительные системы». Его запирал на ключ хмурый сиделец, не дождавшийся вечерних клиентов. А рядом с ним Катя узрела Анфису Берг.

Та пылко допрашивала сидельца, повышая голос, словно разговаривала с глухим.

– Я из Москвы три часа ехала по пробкам! Мне он очень нужен, это же его фотоателье! Где я могу его найти, а?

– Анфиса, – тихо окликнула подругу Катя.

Та обернулась всем телом и…

Темные глаза Анфисы округлились. Она всплеснула руками.

– Ой, а ты…

– А я здесь. – Катя ухватила Анфису за руку. – Я по срочному делу.

– И я по срочному делу!

Катя быстро в уме подсчитала, сколько же они с закадычной подругой не виделись. Ой, много времени, так много – просто ужас! Последний раз на Анфисином дне рождения… Нет, она туда не попала, подарок отправила с курьерской службой, а сама была по горло занята…

– Анфисочка!

Анфиса тряхнула темными кудрявыми волосами и обняла Катю. От нее пахло тонкими духами. На ней были моднющий мешковатый черный плащ, черные брюки, яркий полосатый шарф от Сони Рикель и, как обычно, увесистая сумка с фотоаппаратурой. Богема чистой воды и тот небрежный врожденный шик, который всегда так восхищал в ней Катю.

Анфиса Берг была известным в узких кругах художником-фотографом. Они с пятью компаньонами содержали галерею на Гоголевском бульваре, снимали там помещение, делали фотовыставки. Но в последнее время дела хипстерской галереи шли плохо. Анфиса фактически не имела постоянной работы и сотрудничала сразу с десятком изданий, пристраивая туда свои снимки, моталась по разным местам, делая рекламные фотосессии.

– Что здесь за шум, а драки нет? – осведомился позади них густой гущинский бас. – О, знакомые все лица! Анфиса Марковна, вы? Этого только не хватало. Какими судьбами?

Гущин, капитан Первоцветов и сотрудники Горьевского ОВД, приехавшие к дому быта делать осмотр офиса фотографа Нилова, заполонили узкий коридор.

Катя подумала: Гущину Анфиса знакома и памятна. Но не виделись они, страшно сказать, вечность. Со времен того знаменитого дела Музея имени Пушкина, когда Анфиса так помогла им всем.

– Федор Матвеевич! – воскликнула Анфиса с нескрываемым восторгом. – Как я рада вас видеть! Вы все такой же брюзга и меланхолик.

– А вы, Анфиса Марковна, расцвели. – Гущин приподнял бровь. – Но это еще не дает вам повод…

– Я здесь по важном делу, – возвестила Анфиса. – Мне надо срочно разыскать одного человека.

– Анфис, кого ты ищешь? – Катя уже знала ответ, она спросила для полковника Гущина.

– Дэна. Он фотограф. Когда-то делал снимки для половины глянца. Для «Сноба», для «Оффисьель».

– Его фамилия Нилов?

Анфиса уставилась на Катю.

– Да, а откуда ты…

– Денис Нилов убит, – мрачно изрек полковник Гущин. – Боюсь, Анфиса Марковна, вам предстоит дать нам внятные и четкие объяснения происходящему.

– Убит?! Ой, его же никто никогда у нас не принимал всерьез. Что он там болтает под кайфом!

Гущин принял решение моментально.

– Сначала осмотрим его конуру, – сказал он, кивая на офис фотоателье. – Вскройте дверь. А поговорим потом – обстоятельно и правдиво. Анфиса Марковна, ждите в коридоре. Никуда не уходите.

– Куда же это она уйдет?! – взвилась Катя. – Федор Матвеевич, вы вообще думайте, что говорите!

– Я думаю, – многозначительно ответил Гущин.

В этот момент хрястнул вскрытый полицейскими замок входной двери в офис.

Там было чисто и стерильно – белые стены. Все помещение узкое, словно гробик. Фотооборудование – здесь явно делали снимки на паспорт и документы. Стол, тумба с ящиками и компьютер с монитором. Осмотр занял час. В результате изъяли рабочий компьютер Нилова с клиентской базой и файлами фотографий и обработали все предметы на наличие отпечатков пальцев. Этого добра оказалось в изобилии.

Как только Катя поняла, что в фотоателье смотреть нечего, она вернулась к Анфисе. Вскоре к ним присоединился капитан Первоцветов – он переговорил с менеджером из «Отопительных систем», задержанным полицией для беседы. Тот ничего конкретного не сообщил – Нилова видел вчера утром и днем. Тот работал в фотоателье. Посещали ли его клиенты в тот день, менеджер не имеет понятия. После обеденного перерыва в коридоре с фотографом не сталкивался. Вечером, как обычно, стал закрывать офис. Но его начала расспрашивать про фотографа какая-то девица из Москвы. Он ей сказал, что фотограф сегодня на работу не пришел.

И не мог прийти.

Мертвые не ходят и не фотографируют.

Опрос остальных обитателей мастерских и офисов дома быта отложили до утра – все уже позакрывалось.

Полковник Гущин приказал всем ехать в отдел полиции. Катя села вместе с Анфисой в «Смарт»-крохотун, Анфиса рулила следом за внедорожником Гущина, помалкивала и выглядела растерянной и подавленной.

Горьевский ОВД встретил их холодно и негостеприимно – большинство кабинетов закрыты. Личный состав так и не мог зализать раны и залатать бреши в своих рядах. А те, кто еще остался, работать в ночь по горячим следам даже из-за убийства явно не собирались. Кроме мрачного дежурного, капитана Первоцветова и горстки оперативников, что приехали с осмотра Дома у реки усталые как черти, – никого. Все это так не похоже на прочие расследования убийств в маленьких подмосковных городках, где сразу пахали всем отделом, просто из кожи вон лезли, чтобы скорее, скорее раскрыть и отчитаться! Кате стало горько от всей этой ведомственной апатии, запустения и равнодушия, с которыми она сталкивалась все чаще.

В тот момент дело об убийстве фотографа представлялось ей достаточно простым. Она и предположить не могла, с чем они столкнутся в этом городе.

Что думал полковник Гущин, горевал ли он по поводу всеобщего полицейского локального пофигизма и нежелания работать, было загадкой.

– Анфиса Марковна, я вас внимательно слушаю, – объявил он, когда они сели в холодном, как лед, кабинете Первоцветова на первом этаже.

– Кто убил Дениса, Федор Матвеевич? – вопросом ответила Анфиса. – Когда это произошло?

– А вы когда появились в Горьевске? – Гущин устало потер пальцами глаза и переносицу. – Вы меня знаете, Анфиса Марковна. При некоторых обстоятельствах вопросы задаю только я.

– Ох, ладно, принято. – Анфиса посмотрела на Катю, ища поддержки. – Я сегодня приехала. Как сердце чувствовало! Он… Дэн должен был с меня деньги получить. И не позвонил, и сообщения не прислал – ничего. Представляете? Это он-то, когда деньги светят! Я ему за все пятьдесят тысяч обещала.

– За что?

– За фотоснимки.

– Он что, был папарацци?

– Да, он когда-то был папарацци. А до этого – очень талантливый фотограф. Настоящий художник. Кокс его погубил, понимаете? Кокс и прочая дрянь.

– Наркоман со стажем?

– Это хуже, чем болезнь, Федор Матвеевич.

– Да я знаю, – Гущин вздохнул. – Давно вы с ним знакомы?

– Лет пять. Не приятель он мне и не бывший мой, не думайте ничего такого. Он просто мелькал в одной тусовке – свет, полусвет, работал как папарацци. И у нас в галерее пару раз выставлял несколько работ – так, для души. В свои светлые моменты.

– Он москвич?

– Он откуда-то приехал еще совсем молодым, из глубинки. Но в Москву врос, приспособился.

– Не из Горьевска?

– Этого я не знаю.

– А что за снимки? Компромат на кого-то?

– Да нет, Федор Матвеевич. Это не то, что вы думаете. Это антиквариат. Исторические фотографии, дореволюционные.

– Старые фото? И вы ему пятьдесят тысяч за них собирались заплатить?

– Это фотоработы Елены Мрозовской, – ответила Анфиса. – Она знаменитый русский фотограф. Ее работы стоят гораздо больше, их совсем мало осталось. Но со снимками, что мне Денис передал, было не все так гладко. Там только часть оказалась работами Мрозовской, а другие были сделаны не ею. Не знаю, намеренно или невольно, но Денис ввел меня в заблуждение.

– Обманул? Хотел сбагрить фальшивку?

– Федор Матвеевич, вы все в одном ключе воспринимаете – обманул, объегорил. Нет, он мог сам не понимать, что к чему. Я просто работами Мрозовской много интересовалась, изучала ее искусство, поэтому могу отличить. Стиль, техника фотографирования совсем разная. На тех, что он мне сразу отдал, – это ее стиль и метод фотографирования. А те, что я забрала из его ячейки в банке, в большинстве другие. И вообще там все очень-очень странно. Если не сказать больше.

– Фотографии у вас с собой?

– Да. – Анфиса полезла в свою необъятную сумку и достала плотный конверт крафтовой бумаги, протянула Гущину.

Тот достал пачку фотографий, мельком глянул. Одно фото разглядывал дольше остальных. Брови его удивленно полезли вверх. Он хмыкнул, нахмурился и спрятал фото в конверт.

Катя успела разглядеть лишь то, что снимки черно-белые и один вроде раскрашен. Фотобумага очень плотная, почти как картон.

– Давайте все по порядку и с самого начала, – попросил Гущин. – Итак, когда вы встретились с Ниловым?

– В тусовке он был просто Дэн. Это случилось две недели назад, он подошел ко мне на улице, выглядел плохо, весь дерганый. Я тогда подумала еще: без дозы мучается, но это не только ломка была, понимаете? Мне сейчас, когда я все снова вспоминаю, кажется, что он нервничал. Сказал, есть фотки на продажу. Может, ваша галерея купит? Я сказала – мы на мели, нет. Я думала, он на дозу собирает. Но он потащил меня в кофейню на бульваре и там вытащил три фотографии. И я… Я только взглянула на них, Федор Матвеевич, и сразу поняла, что… Это работы Елены Мрозовской! А там еще на обороте снимков были ее автографы, надписи, сделанные ее рукой!

Катя не вмешивалась в разговор. Она видела: Анфиса сильно волнуется. Имя Елены Мрозовской Кате ничего не говорило. Правда, она была в курсе, что Анфиса увлекается дореволюционной фотографией. А по нынешним временам антиквариат – лучшее вложение для маленькой частной галереи, идущей ко дну.

– Короче, я сразу решила купить эти снимки. Сняла деньги с карточки в банкомате, заплатила пять тысяч за каждый снимок. Это я его наколола, Федор Матвеевич. Каждое подлинное фото Мрозовской, сделанное ею лично, стоит в десять раз больше. А я ему всего пятьдесят тысяч пообещала за все. Потому что он сказал мне – у него еще есть.

– И что было дальше?

– Я сказала ему: мне надо проверить подлинность снимков. Хотя уже уверена была, что… Ох, это такая удача! – Глаза Анфисы блеснули. – Но эти три снимка… Я потом покажу какие, они уж очень… как бы это сказать… Снято великолепно, но мурашки по коже. Денис взял номер моего мобильного, сказал, что позвонит через пару дней – узнать, куплю ли я остальное. И позвонил. Я сказала – да, да, галерея купит все. Я с компаньонами это не обсуждала. Решила вложить свои деньги.

– Понимаю, бизнес, – усмехнулся Гущин.

– Нет, не понимаете вы! Для фотографа откопать новые неизвестные фото Елены Мрозовской – это то же самое, что найти на блошином рынке настоящего Бакста или Бенуа! – пылко воскликнула Анфиса. – Я сказала, чтобы он привез снимки в галерею. Но он ответил, что не в Москве, далеко от Москвы, в Горьевске, мол, у него временная работа, халтура в фотоателье в доме быта. А снимки он держит в банке, в ячейке.

– В каком банке он держал фото?

– ВТБ, отделение на Земляном валу. Он мне по телефону назвал адрес и продиктовал код шифра ячейки.

– Так сразу все открыл?

– Он сказал: Анфиска, ты не обманешь. Забери снимки, глянь. Пятьдесят тысяч переведешь мне на карточку, я перезвоню.

– А он не сказал вам, откуда у него эти фото?

– Сказал, еще в первую встречу, когда я в кафе начала допытываться про фотографии Мрозовской. Это от нарика одного знакомого – от какого-то Петруши, который откинулся от передоза. А это, мол, долг его за кокс и наследство одновременно.

– Фамилия Петруши?

– Не знаю, вообще ничего про него больше не сказал. Лишь упомянул, что тот из Горьевска был. В Горьевске посоветовал халтуру. Сейчас же все как волки рыщут, ищут подработку. Ничем не гнушаются. Глянец весь почти накрылся, там чужих, внештатных в штыки встречают. Из папарацци Денис превратился в обычного фотографа из тех, кто снимает на документы.

– И что было дальше?

– Я, конечно, помчалась в банк, вскрыла ячейку. Достала снимки и… Я была готова его убить. Там было только два снимка Елены Мрозовской. Все остальные не ее. Я в галерее и фотомастерской все тщательно проверила, рылась в справочниках. Нет, никаких сомнений: это снимки гораздо более раннего периода, примерно конца семидесятых – начала восьмидесятых годов девятнадцатого века. Антикварные фото неизвестного фотографа. Но… они такие… Вы же сами сейчас видели, Федор Матвеевич! Но вот что необычно: на обороте там везде надписи. Почерк тот же, что на фотографиях Елены Мрозовской. Они сделаны не ею, но она подписала их все, словно… это из ее собрания, коллекции. Я послала Денису сообщение: снимки беру, но это не Мрозовская, поэтому и цена – двадцатка за все. Он мне ответил вчера вечером, прислал sms. Номер шифра банковской ячейки, другой. Написал: «Есть еще, полтинник за все».

– Еще снимки? И другая ячейка?

– Да. Я снова помчалась туда, на Земляной вал, в то же отделение ВТБ. Но там нет ячеек с таким шифром. Мне менеджер банка сказал, что подобный шифр они не используют. Это какой-то другой банк. Я стала опять звонить Денису – его мобильный сначала не отвечал, никто трубку не брал. А потом и вообще отключился. И на сообщения – никакого ответа. Я сегодня с утра все пыталась дозвониться. Мне стало тревожно – не в правилах Дениса исчезать, когда деньга светит! Это совершенно на него не похоже. И я жаждала получить остальные снимки. Невозможно от такого предложения отказаться! Поэтому я села в машину и поехала в Горьевск. В пробке на МКАД проторчала полтора часа. Пока добралась, пока это чертов дом быта нашла, стемнело. Оказалось, он сегодня и на работе не был. Я из всех местных душу вытрясала – хотела его адрес узнать. А тут вы…

– Как у Высоцкого: «Тут за день так накувыркаешься, придешь домой – там ты сидишь», – Гущин снова хмыкнул. – Так где вы находились вчера вечером, Анфиса Марковна?

– В галерее на Гоголевском бульваре. Адрес вам отлично известен. Это могут все наши подтвердить, мы новый зал допоздна оформляли.

– Ясно. А с десяти вечера до восьми утра?

– Дома, спала.

– Кто может подтвердить это?

– Плюшевый мишка.

– Вот то-то и оно, – Гущин покивал головой.

– Федор Матвеевич! – Катя сделала страшные глаза.

– А ты помолчи. Снимки я пока у себя оставлю.

– Нет смысла вам из Горьевска так поздно уезжать, – подал вдруг голос молчавший как рыба капитан Первоцветов. – Завтра с утра уйма работы. И вам, Анфиса… Анфиса Марковна – да? Тоже придется задержаться.

Катя отметила, что изящный сумрачный капитан Первоцветов смотрит на пышную, полную, кудрявую, шумную, модную Анфису как-то сбоку, наклонив голову, как это делает сорока, когда разглядывает блестящую на солнце консервную банку.

– Как здесь с гостиницей? – Гущин тяжело вздохнул.

– Есть наш знаменитый загородный отель «Бережки-Холл», там свадьбы играют. Есть отель с сауной «Горьевские дали». Есть отель «Комфорт» – в центре, пара улиц до отдела, приемлемо по цене, и я почти рядом жилье снимаю. Я вас туда провожу.

Когда они уже выходили из отдела, неугомонная Анфиса шепнула Кате:

– Какой редкий зануда! Но глаза красивые у капитана. Так смотрит… Кстати, после того как я узнала, что бедняга Дэн убит, я бы и сама так просто из этой дыры не уехала. А ты, Кать?

– Гущин в Главк позвонит, чтобы твое алиби в галерее проверили, – со вздохом сказала Катя. – А на ночь убийства у тебя алиби нет, мой зайчик. Опять ты, Анфиса, влипла в…

– Какашкуууу, – пропела Анфиса ей на ушко. – А зайчик, а зайчик попал под трамвайчик… опять, опять…ой-ей-ей… Привезли его в домой – оказался он живой! Где наша не пропадала!