Кукла затворника Володарская Ольга
– На специальном сайте. Я коллекционирую кукол, он тоже.
– Сколько раз вы виделись?
– Два. Один раз он ко мне приезжал, второй раз я к нему.
– Зачем?
– Я продавал куклу. Приобрел именно с этой целью. Хотел заработать. Павел заинтересовался. Мы договорились о встрече, он приехал, посмотрел, но остался недоволен. Ему не понравилось состояние. Однако через месяц он снова со мной связался, спросил, продал ли я свою принцессу.
– Это была особа королевских кровей?
– Да. Ее выпустили сразу после рождения Елизаветы Второй в тысяча девятьсот двадцать шестом году.
– Что вы ответили?
– Правду. Что кукла все еще при мне, потому что за копейки я ее не продам, а назначенную мною цену никто не платит. И Иванов предложил еще раз встретиться. Но в присутствии эксперта. Я не возражал. Вместе с Лиззи мы приехали к Павлу. Он был не один, а с мужчиной не первой молодости и свежести, но не стариком. Якобы экспертом. Тот осмотрел куклу, стал занижать мою цену, мы поспорили, и я уехал домой.
– Это все?
– Да.
К этому времени чай почти поспел. Не раскрылся еще, но уже был заварен. Макс водрузил на стол чайничек и кружки. Из германской фарфоровой посуды, украшенной тонкой работой, он пил чай один или с куклами-сестричками.
– Вы больше не звонили и не писали Павлу Евгеньевичу? – с невинным видом спросил Святозар.
Макс понял, что полицейские взяли на контроль телефонные контакты и интернетовские, проштудировали звонки и переписку покойного. Как быстро работают, это ж надо…
– Отправил одно сообщение на сайте, где познакомились, – признался Максим.
– Какого содержания?
– Вы же наверняка сами знаете. Не просто так пришли же?
– И все же я хотел бы услышать от вас.
– Дословно не воспроизведу. Но я ругался. Обзывал Павла.
– И угрожали.
– Нет, это вряд ли…
Святозар снова открыл свою сумочку. Достал распечатку. Перебрал листы, нашел строчку, которую хотел зачитать:
– Желаю тебе гореть в аду!
– Разве это угроза? – Он открыто посмотрел в глаза парню. Знал, его чистый взгляд действует обезоруживающе. Впрочем, у Макса вообще было очень располагающее лицо.
– Ладно, пожелание… Гореть в аду.
– Я психанул и отправил Павлу это гневное письмо. О чем сожалею.
– Чем он вас так разозлил?
– Он хотел подменить куклу. И так называемый эксперт ему в этом помогал.
– Имя можете назвать?
– Дмитрий Иосифович. Фамилия – Коцман.
– Я слышал об Иосифе Абрамовиче Коцмане. Он известный реставратор.
– Да-да-да. О нем ходят легенды. Лично я с ним не встречался, но, слышал, он творит чудеса. Берет за свои труды очень много, но клиентов недовольными не оставляет. Не просто чинит игрушки, а вдыхает в них новую жизнь. Сын, увы, пошел не в него. Как я понял, Дмитрий пытался освоить ремесло, стать достойным преемником, но на детях гениев природа отдыхает. И он, пользуясь именем, стал мошенником.
– Это серьезное обвинение, – заметил Святозар и налил себе чаю.
– О нем ходят дурные слухи среди коллекционеров. Я ознакомился с ними только после нашей встречи. Тогда-то и отправил гневное послание Иванову.
– Но почему вы стали наводить справки?
– Мне показалось (не пойман – не вор), что Дмитрий с Павлом пытаются подменить мою Лиззи. Вы, естественно, не в курсе, но подделок и на нашем рынке превеликое множество. На глазок не всегда определишь, какая кукла перед тобой – антикварная или ее точная копия.
– Да, я слышал об этом. Родная сестра моего отца тоже увлекается коллекционированием кукол.
– Как интересно. Я могу ее знать. Как ее имя?
– Надежда Ивановна.
– Фамилия?
– Гаранина. Она не была замужем. Ее только пупсы интересуют. И лишь те, которых она находит на блошиных рынках. От нее я услышал о Коцмане-старшем. Именно он тетке реставрирует пупсов. Так вы ее знаете? – Максим покачал головой. – Тогда вернемся к истории с несостоявшейся подменой. Расскажите ее в деталях.
– Я их не помню. Эксперт мне сразу не понравился. Взгляд у него какой-то мерзкий. А Павел заметно нервничал. У Дмитрия был чемоданчик, который он держал между ног. Сказал, там инструменты для экспертизы, но ни разу его не открыл. Лиззи он очень придирчиво осматривал, и когда она находилась в его руках, Иванов из кожи вон лез, чтобы меня отвлечь. Пытался увести в другую комнату. Я почуял неладное и, забрав куклу, ушел. Вот и весь рассказ.
– Больше вы не виделись?
– Нет. Я сторонюсь нечистых на руку людей.
– Но вы грозились проучить Иванова, – снова заглянул в распечатку Святозар.
– И я сделал это. Рассказал всем о его непорядочности. Оставил на всех известных мне тематических сайтах «плохие отзывы».
– Все?
– Это все, на что мы, плангологи, способны, – пожал своими покатыми плечами Макс.
– Если бы так, Иванов был бы жив. Но он скончался от множественных ножевых ударов в собственной квартире.
Челышев передернулся.
– Хотите сказать, что никто из коллекционеров кукол не способен на убийство? – спросил Святозар.
– Мне всегда казалось, что нет. Мы все большие дети. И, заметьте, играем не с танками или пистолетами, а с принцессами или пупсиками.
– Могу я узнать, что вы делали этой ночью?
– Спал. Потому что я встаю каждый будний день в шесть утра и иду на работу.
– Это может кто-то подтвердить?
– Только ангелы, охраняющие мой сон. – И тут же добавил: – Шутка. А то еще подумаете, что у меня с головой не все в порядке.
– То есть алиби у вас нет?
Макс покачал головой.
И Гаранин ушел через несколько минут. Только залпом допил чай и обулся.
А Челышев сразу бросился к компьютеру, чтобы удалить на нем все, что касалось Павла Иванова. То, что стало известно полиции об их конфликте, было лишь верхушкой айсберга.
Глава 5
Он лежал на кушетке, закинув руки за голову, и рассматривал потолок. Плитка на нем пожелтела, а какая-то и покорежилась.
– Когда у нас ремонт делали? – спросил Василий у коллеги Славы Добронравова.
– Лет сто назад, судя по его состоянию, – ответил тот, не отрывая взгляда от компьютера.
Славик очень нравился Барановскому. Как коллега. Сдружиться с ним не удавалось никому. Добронравов четко разделял личное и профессиональное. Он был приветлив, участлив, в меру разговорчив, являлся на все междусобойчики, но, выпив стопку водки, тут же уходил. Все знали, где он живет, но никто не был у него в гостях. Славик не откровенничал, и, как бы его ни пытали, всегда придерживался одной версии: он счастливо женат на матери своей дочери, в редкие выходные он проводит время с семьей, не ездит ни в тир, ни на рыбалки. Свои обязанности Слава выполнял идеально. Как робот. Его не мучили сомнения, как Василия. Хотя Добронравов тоже не всегда поступал строго по закону. Но если слышал приказ, он выполнял его и не парился. Задержали преступника с незарегистрированным оружием и велят закрыть на это глаза? ОК. Из него же никого не убили. Пальнули в воздух, подумаешь…
Слава пожимал плечами и кивал. А Василий изводился. Как так? Да, пуля ни в кого не попала, но могла бы!
– Мутный тип этот Павел Евгеньевич Иванов, – донесся до Васи голос Добронравова.
– В чем это выражается?
– Бывшая хозяйка квартиры, кошатница, никакая ему не родственница. Но он квартиру унаследовал. Женщина написала дарственную на Иванова.
– Умерла вскоре? – «Черные» риелторы в нынешнее время встречались редко, но и о них забывать не стоит.
– Нет. Прошло больше года. За это время Иванова ни разу не видели обитатели дома. То есть это не тот вариант, когда квартиру переписывают на человека, ухаживающего за собственником.
– Может, она в молодости его любила без памяти? И решила облагодетельствовать после смерти? Или он спас ее от верной смерти. Да мало ли…
– Согласен. В этом еще нужно разобраться. Но вот тебе еще подозрительный факт: до того, как переехать, он жил в трешке на Кутузовском проспекте. Один! Никаких других собственников.
– Продал хоромы, и правильно. Зачем одному такие площади? Да и на Кутузе суета, а он уже немолодым человеком был.
– А куда деньги дел? Это мне вспомнился диалог пьяных Раисы Захаровны и Васи из фильма «Любовь и голуби». Они из бара выкатились, и он стал ей рассказывать о претензиях своей Надюхи…
– Помню, помню. Кузякин пернатых вроде купил. А Иванов скорее всего кукол.
– Это сколько ж их надо приобресть? Трешка на Кутузе стоит космических денег.
– Отложил на старость?
– На счетах восемьдесят тысяч всего. Рублей. У деревенских бабулек в чулках больше припрятано.
– Может, там же хранил?
– И тогда его убили из-за денег.
– Надо повторный обыск провести в квартире покойного. Поискать сейф или тайник. Если пуст, то из-за них. Нет, так из-за антикварной куклы.
Помолчали.
Вася встал, чтобы попить.
– Странные они люди, да? – вновь заговорил Василий.
– Кто – они?
– Эти, как их? Плангологи.
– Кукольники то есть? Думаю, не больше, чем все коллекционеры. И, если что, есть те, кто точно страннее.
– Например?
– Я тут загуглил, существуют люди, что собирают дорожные конусы или чехлы от зонтиков. Не сами зонтики – чехлы! Антикварную куклу ты хотя бы продать можешь, если припрет. И задорого. А кому конус нужен? Такому же чудаку, как ты, но вас в мире, от силы, десяток.
– Тебе не кажется, что мужчины-плангологи – геи?
– Не обязательно.
– Латентные точно.
– Вот не согласен.
– Обоснуй.
– Не все модельеры нетрадиционной ориентации. Как и танцовщики. Или даже травести-артисты. Знаю одного такого. Выступает под псевдонимом «Мурочка». Женат, имеет двоих детей. Тем мужикам, что к нему пристают после выступления, ломает пальцы. Говорит, мечтал играть Гамлета, не получилось, а бабки зарабатывать надо, так почему бы не перевоплотиться в Мурочку.
– Он артист, это другое. А когда мужик в куклы играет…
– К чему ведешь?
– Любовника Иванова надо искать. Среди ему подобных.
– Еще одна версия? Хорошо, рассмотрим и ее. Но я склоняюсь к тому, что Иванов был асексуальным, и его ничего, кроме кукол, не интересовало.
– Его, возможно. Но того, кто мог к нему прибиться?
– Ой, не нравится мне это дело, – вздохнул Добронравов.
Как и Василию. Но он оставил свое мнение при себе. Работа только началась. Загадывать рано.
Глава 6
Люда провела три часа в СПА. На работе ей подарили сертификат, и она решила воспользоваться им незамедлительно. Доехала до салона на метро, тут же упала на кушетку массажиста, вздремнула, пока он ее мял, потом посидела в хамаме, поплавала в бассейне, выпила фужер шампанского и обратно уже вернулась на такси, потому что размякла.
Едва в дом зашла, услышала звонок в дверь. Открыла ее и увидела на пороге Ирусика. Соседка переоделась, сменила макияж и очки. Сказав «Привет еще раз!», она бесцеремонно ввалилась в квартиру.
– Ты за солью или за спичками? – спросила Люда.
– Отметить твою днюху и помянуть соседа. Первую чарку за здравие выпьем, вторую за упокой.
– Я ни за то, ни за другое не буду. Вчерашнего хватило.
– Мы по чуть-чуть, – и достала из котомки, естественно, яркой, расшитой бусинами, половина из которых опали, бутылку вина. Люда глянула на этикетку и скривилась. Кагор. Она терпеть не могла сладкое вино. А это еще и дешевое.
– Давай, я открою свое, – предложила Люда. Она вспомнила, что ей один из клиентов преподнес бутылку «Саперави», привезенного из Тбилиси. – Как-никак моя днюха.
Та не стала возражать.
Через десять минут женщины сидели в гостиной за низким столиком, на который Люда поставила вино, фужеры, тарелку с виноградом и пиалу с ореховым ассорти. Больше съестного в доме не было. Нет, в морозилке имелись кальмары, грудка индейки, белые грибы и много еще чего, но Люда покупала все это, чтобы приготовить салаты на свой день рождения. Поняв, что сорвалась поездка в Венгрию, она рассчитывала на двух других мушкетеров, но и они ее продинамили. Вчера, обливаясь пьяными слезами, она ругала себя за то, что не купила билет до Будапешта и не улетела туда одна. Она в отпуске, деньги на бюджетную поездку найдутся, так что же она?..
Но сегодня Люда поняла: все, что ни делается – к лучшему. Если бы она улетела в Будапешт, то там так же, как и дома, изнывала бы от одиночества, пила и плакала, но не познакомилась бы с Василием Барановским, мужчиной, крайне ее заинтересовавшим.
Если бы Люда верила в любовь с первого взгляда, то решила бы, что это она.
– О чем размечталась? – обратилась к ней Ирусик. Она уже держала фужер в руке и приготовилась чокаться.
– Да так…
– Давай, Люся, за тебя. Счастья женского тебе желаю. И богатырского здоровья.
– Спасибо, Ирусик. Тебе того же.
Они чокнулись и пригубили вино. Люда решила сделать всего два глотка. За здравие и за упокой, как договаривались.
– Хорошая у тебя квартира, не налюбуюсь, – проговорила Ирусик, взяв в свою морщинистую лапку гроздь винограда. – Уютная, теплая, удобная. Настоящее гнездышко.
– Вила его столько лет.
– Не представляешь, наверное, что его еще кто-то займет? Поэтому и не живешь ни с кем? Я тебя с разным парнями видела, все очень даже приличные, но ты одна.
Люда не стала это комментировать. Постороннему человеку душу изливать не хотелось, а отшучиваться было лень. Молчала и ждала, когда начнется проповедь, но Ирусик удивила:
– Правильно делаешь, что никого не пускаешь. И я сейчас не о квартире, о сердце. Свобода – прекрасна.
– Поэтому ты ее и выбрала?
– Ой, если бы, – отмахнулась Ирусик и допила свое вино. Люда, забыв о зароке, сделала то же. – Я в двадцать один замуж вышла. Потому что так было нужно. Возраст по тем временам критический: уже пора, а не за кого. Я худая, из неблагополучной семьи. За первого посватавшегося выскочила. Не оставаться же старой девой. Супруг хорошим был, непьющим, работящим. Но без вести пропал. Возвращался с вахты с получкой и премиальными. Тогда-то и сгинул. Осталась я одна с сыном.
– У тебя есть ребенок?
– Был. – Она показала глазами на бутылку, и Люда разлила вино по опустевшим фужерам. – Меня вскоре свели со вдовцом. У него две дочки. Сошлись. Я снова стала женой и матерью уже троих. Через шесть лет мой другую нашел. К ней ушел. Дочек не взял. Зачем они ему? А еще через три объявился мой пропавший без вести первый супруг. Его ограбили, избили до полусмерти. В больнице валялся несколько месяцев. Не мог вспомнить, кто он, откуда. Пригрела его санитарка. А когда она умерла от рака, к супругу память вернулась. На почве стресса.
Люда с жалостью посмотрела на Ирусика. Она поверила в эту байку? Та взгляд заметила.
– Да, да, знаю, о чем ты подумала, – закивала она. – Ушел к другой, причем с большой денежкой (вахта северной была – вез очень приличную сумму), а когда она преставилась, вернулся… Блудный попугай. Может быть и такое. Я не стала выяснять. Приняла его. Больной был. Хромал, заикался. Так что на самом деле его кто-то сильно побил. Дочки приемные в штыки восприняли это. Ультиматум выдвинули: мы или он. А как я выгоню отца своего сына? Он тогда стал дурить, с плохой компанией связался, я надеялась, что родной батя как-то благотворно повлияет. В итоге девчонки со мной прекратили связь, сын погряз в криминале и погиб в пьяной драке, а я еще десять лет за первым мужем-инвалидом ухаживала.
– Какая тяжелая у тебя судьба, оказывается.
– Нет, это мой выбор. Никто меня не заставлял отдавать себя людям, которые меня не ценили и, по сути, не любили. Я не жила для себя вообще. Тащила крест, который взвалила на себя сама. Во-первых, нужно было наплевать на мнение большинства и не выходить замуж без любви. Я же встретила потом мужчину, от которого у меня шла кругом голова. Но у меня семья, и как я позволю себе лишнего?
– А когда муж пропал, нельзя было с этим головокружительным сойтись?
– К тому времени он женился. А я, как дура, вступила в другие отношения без любви. Одной быть вроде как неприлично. А непьющие вдовцы на дороге не валяются. Если бы не я, нашлась бы другая. Вот и вцепилась…
– И в каком возрасте ты стала свободной?.. Ото всех обязательств.
– Первого мужа похоронила в сорок семь. После сорокового дня, когда траур сняла, глянула на себя в зеркало и ужаснулась. Старуха!
– Тогда-то и решила стать веселой, модной, заводной, современной?
– Если бы. Взвалила на себя сына приемной дочки. Она вдруг обо мне вспомнила, когда нужно было за границу уехать на заработки, а ребенка спихнуть некому. Я взяла. Привыкла уже о ком-то заботиться. Его Лаврентием звали. Лавриком. Я так его полюбила, что могла часами наблюдать за тем, как мальчик спит. Три года он у меня жил. Я мечтала о том, что мне его оставят. Падчерица замуж вышла в Швеции. Еще одного ребенка родила. Но увы… Забрали у меня Лаврика. Мы так плакали в аэропорту! Нас друг от друга отрывали. Первое время он мне постоянно писал. Картинки рисовал, фотографии отправлял. Но уже через год забыл. Только поздравительные открытки подписывал. А потом я узнала, что они всей семьей в Москву приезжали, но меня даже не навестили. И у меня, как говорится, крышу сорвало. Я сказала себе – хватит! Мне не так уж много осталось, начну жить для себя.
– И с чего начала?
– Я обменяла квартиру и переехала в этот дом. Район тогда считался развивающимся. Устроилась я продавцом на местный рынок. Летом торговала мужскими трусами, а зимой в теплом помещении радиотоварами. Заводила необременительные романы, как ты сейчас, и была всем довольна. До поры…
– Что же случилось потом?
– У меня обнаружили рак поджелудочной. На третьей стадии. С такой выздоравливают, но нечасто. Дорогостоящие операции и чудо-лекарства не гарантируют выживания. Я подумала о том, что последние годы, а то и месяцы своей жизни могу провести в больнице, исторгая из себя рвотные массы, теряя волосы, зубы, и решила ничего не делать. Разве что радоваться каждому новому дню. У меня не было сильных болей, недомогания, слабость и только. Еще не хотелось есть. Совсем. Я всегда была полноватой, а тут похудела. И оказалось, что у меня отличная фигурка. Я стала покупать те наряды, которые не могла себе позволить раньше. Нарядившись в молодежные шмотки, я гуляла по Москве. Тогда я носила только розовые очки, а заколки стали моим любимым аксессуаром, потому что волосы и без химии вылезали пачками. Ногти крошились, и я накладывала пластиковые.
– Ты излечилась? – с надеждой спросила Люда.
– Рака у меня нет. Варикоз – да. С суставами проблемы. Бывает, скачет давление. Но серьезной опасности для жизни нет.
– Так тебя спас от смерти всего лишь положительный настрой?
– Мой онколог решил, что диагноз был ошибочным. Потому что просто так рак не проходит. Может, он прав. Или нет? Теперь уже не важно. Я не просто копчу небо, я – молодая, здоровая и красивая баба.
– С этим не поспоришь… За тебя! – И выпила за Ирусика одним махом. Кто бы мог подумать, что под безвкусно яркой, кричащей, гротескной оберткой прячется настоящее сокровище. Соседка никогда не жаловалась на жизнь, ни о ком дурного слова не говорила, была добра, хоть и бесцеремонна. Люда пожалела о том, что мало с ней общалась. Ирусик не набивалась в подружки, но звала то в бар, то в клуб, и это напрягало. Она с приятельницами или кавалерами редко ходила в эти заведения, а уж с бабушкой-соседкой…
– Я в гармонии с собой, – продолжила Ирусик. – Мне кайфово в этом образе. Он держит меня в тонусе. И я не откажусь от него. – Ирусик упустила юность и молодость, поэтому в зрелости оторвется по полной. А когда придет старость, лет эдак через десять, натянет на себя треники и теплый свитер, начнет вязать и смотреть вечерние сериалы.
– Или найдет себе в ближайшее время бравого деда, с которым отправится в кругосветное путешествие? – И, подмигнув, Люда разлила остатки вина по фужерам. Они так душевно сидели, что оно пилось точно бальзам.
– Люська, знала бы ты, как я мечтаю об этом. Но где их взять, этих бравых? По военным санаториям моталась на скопленные копейки. На парады да военные смотры таскалась. Думала, там встречу… Потом на Пашку глаз положила, холостой, не замшелый, так он сначала нос воротил, а потом вообще… дал себя убить!
– Он тебе нравился как мужчина?
– А что? Интересный. В моем вкусе: я обожаю лысых. Кстати, давай помянем?
Люда кивнула, и они выпили, не чокаясь.
– А тебе, как я поняла, старший опер понравился, – заметила Ирусик. Пососав фундук, она отложила его на салфетку. Не по зубам.
– Это было так заметно?
– Ага. Но толстушке он тоже приглянулся.
– Наташе?
– Ей. Так что смотри, не упусти.
– Не привыкла я проявлять инициативу, – призналась Люда.
– Очень хорошо понимаю. Сама такой была. Ждала у моря погоды. Вот к моим берегам и прибивало непонятно что…
– Но я взяла телефон Василия, для меня это уже событие. Обычно я свой не сразу даю, ломаюсь.
– Корону пока сними и убери в шкаф, – хохотнула Ирусик. – Достать всегда успеешь.
Тут зазвонил сотовый Люды. Она глянула на экран. Номер не определился, но она все же ответила:
– Слушаю.
– Привет.
– Здравствуйте, кто это?
– Ты что, меня не узнала? Саша. Хотел тебя поздравить с днем рождения.
Мушкетер! Тот, что хозяйственный. Без пяти минут муж другой женщины. Она удалила его номер из телефонной книжки.
– Он был вчера.
– Да, но лучше поздно, чем никогда, ведь так?
С этим не поспоришь.
– Спасибо, Саша. Приятно, что поздравил. Пока.
– Я хотел бы еще и лично, – выпалил он. – Можно я приеду?
– Что, свадьбы не будет?
– Нет, почему? Но мне кажется, мы как-то нехорошо с тобой расстались.
– Я не держу на тебя зла. Не переживай.
– Не об этом я… А как же прощальный секс?
Люда нажала на отбой.
– Один из?.. – спросила Ирусик. Та кивнула. – С тобой гулял, а женится на другой?
– Да, но я за него замуж и не собиралась.
– И все же, предложи он, тебе было бы радостно?
– Я не думала об этом. Просто встречалась с приятным парнем. Но, пожалуй, ты права… Было бы радостно. Мне ни разу не делали предложения.
Ирусик поднялась с кресла. Не тяжело, но с усилием.
– Пойду я, – сказала она. – Лягу. Устала. Спасибо за компанию. Мне она сегодня требовалась.
– Мне тоже. – Люда обняла женщину. – Приходи, когда захочешь. Только в клуб не зови – не пойду.
Она проводила гостью до двери и пожелала ей спокойной ночи.
– А я тебе такой не желаю, – заявила Ирусик.
– Вот спасибо, добрая женщина.
– Я за прощальный секс. Позволь его себе! Зачем отказываться от удовольствия? Умерь гордыню и позвони Саньку. Ты не только пару-тройку оргазмов получишь, но оставишь след в его памяти. Сделай все красиво, парень тебя запомнит, и, как знать, может, пригодится через какое-то время…
– Хорошо, я подумаю.
Ирусик послала ей воздушный поцелуй и удалилась.
Люда убрала со стола, прилегла. Сон не шел. Она хорошо вздремнула в СПА. И секса, если говорить откровенно, хотелось. Поколебавшись еще некоторое время, она взяла телефон и позвонила Саше.
Глава 7
Он называл себя Карабасом Барабасом. Смеха ради, конечно.
Театра он не держал. Бороду не носил. Но очень любил кукол.
Особенно живых.
К последним Карабас стал питать слабость недавно.
…Как-то он шел поздним вечером домой. Темно, безлюдно. Путь лежит через сквер. В нем лавки. На одной из них лежит женщина. Довольно молодая, вполне симпатичная, но очень пьяная. От нее воняет, колготки в стрелках, одна туфелька отсутствует. Карабас, желая помочь, подошел к ней, приподнял, встряхнул. Но барышня не проснулась, только головой качнула да руками повела. Как кукла. Карабас легонько шлепнул девушку по щеке. Она открыла глаза на миг. Закрыв их, повалилась на лавку. При ней имелась сумка (как только никто ее не украл?), та упала, и из нее выпала помада. Барабас ее поднял, снял колпачок. Ярко-розовая, она наверняка очень шла белокожей и светловолосой пьянчужке. Как и такого же цвета румяна. Повинуясь странному порыву, Карабас накрасил спящей губы и щеки. Когда растирал помаду по скулам, девушка пробудилась и начала кричать. Ее лицо сразу стало отвратительным. Пока спала, напоминала куколку. Но оказалось, что она ужасная пропитуха, хоть и не опустившаяся окончательно. Брезгливо отбросив ее от себя, Карабас вскочил и бросился по аллее, чтобы унести поскорее ноги.
Читать бесплатно другие книги:
