Четыре после полуночи Кинг Стивен
— Вы помните, Эми?
— Да. Мы начали запирать этот бар три или четыре года назад, после того как у нас пропало несколько бутылок с красным столовым вином. Морт решил, что виновата горничная. Мне не хотелось верить в это, потому что мне она нравилась, но я знала, что муж вполне мог оказаться прав. Вероятно, так оно и было. После этого мы начали запирать бар, чтобы ни для кого больше не было соблазна.
Эванс взглянул на Теда Милнера.
— Один ключ от этого бара был у Эми, а второй, как ей казалось, все еще оставался у мистера Рейни. Так что число возможных вариантов было ограниченным. Разумеется, если бы это была Эми, то вы, мистер Милнер, являлись бы ее сообщником, так как вы обеспечивали друг другу алиби на тот вечер. У мистера Рейни алиби не было, но предположительно он находился в это время совсем в другом месте. Но самое главное то, что мы никак не могли найти мотив для преступления. Благодаря его работе и у Эми, и у Морта было хорошее материальное положение. Мы искали отпечатки пальцев, и нам удалось обнаружить два годных образца. Это произошло на следующий день после нашей встречи в Дерри. Оба отпечатка принадлежали мистеру Рейни. Но это тоже нельзя было считать доказательством…
— Нельзя? — изумленно спросил Тед. Эванс отрицательно покачал головой.
— Экспертиза подтвердила, что отпечатки были оставлены незадолго до того, как то, что осталось от бутылки, попало в огонь, но не смогла определить, когда именно. От огня из них испарилось масло. К тому же если наше предположение было верным и эта бутылка действительно хранилась в вашем баре, то кому-то нужно было вынуть ее из пакета или коробки, в которой она продавалась, и поставить на полку. Это могли сделать и мистер, и миссис Рейни, и Морт мог бы утверждать, что отпечатки остались именно после этого.
— Тогда он был уже не в состоянии что-либо утверждать, — мягко сказала Эми.
— Вероятно, вы правы, но тогда мы об этом не знали. Нам известно, что люди, как правило, берут бутылки за горлышко или за верхнюю часть. Эти же два отпечатка находились около донышка и были расположены под очень странным углом.
— Как будто ее несли боком или вверх дном, — вставил Тед. — Разве не так вы сказали на слушании?
— Да. Но те, кто разбирается в вине, обычно так не делают. Чтобы не взболтать осадок. А если это шампанское…
— Его и вовсе нельзя взбалтывать, — сказал Тед. Эванс кивнул.
— Если вы сильно взболтаете бутылку шампанского, она может взорваться от давления.
— Но в этой бутылке было не шампанское, — тихо сказала Эми.
— Нет. Хотя и это по-прежнему не доказано. Я обошел местные заправочные станции и попытался выяснить, не покупал ли в тот вечер кто-нибудь, похожий на мистера Рейни, небольшое количество бензина. Узнать мне ничего не удалось. Я был не очень удивлен, ведь он мог купить бензин в Тэшморе или на любой из сотен заправочных станций по дороге.
Затем я встретился с Патрицией Чемпион, нашей единственной свидетельницей. Я показал ей фотографию «бьюика» выпуска 1986 года — такой автомобиль, по нашим сведениям, был у мистера Рейни. Она сказала, что, может быть, видела эту машину, но наверняка утверждать не может Так что это мне тоже ничего не дало. Я вернулся к дому, чтобы еще раз осмотреть его, и тут пришли вы, Эми. Было раннее утро. Я хотел задать вам несколько вопросов, но вы были очень расстроены. Я спросил, для чего вы пришли сюда, и был очень удивлен вашим ответом. Вы сказали, что собирались поехать на озеро Тэшмор повидать вашего мужа, но перед этим решили взглянуть на сад.
— По телефону Морт все время говорил о том, что он называл моим «секретным окном».., тем, которое выходило в сад. Он сказал, что оставил там что-то. Но там ничего не было. Во всяком случае, я ничего не нашла.
— Во время нашей встречи ваш бывший муж произвел на меня странное впечатление, — медленно сказал Эванс. — У меня сложилось мнение, что он — не совсем в порядке. Дело не в том, что он что-то скрывал от меня, в этом я почти не сомневался. Было в нем что-то еще. Некая отстраненность.
— Да, я тоже это чувствовала. Все сильнее и сильнее. Отстраненность.
— У вас был очень болезненный вид. Я решил, Эми, что, когда вы поедете в Тэшмор, мне лучше последовать за вами, особенно после того как попросили меня не говорить мистеру Милнеру, если он будет искать вас. Мне показалось, вы скрываете от меня истинную причину этой поездки. Я решил, что, поехав за вами, смогу что-нибудь выяснить. И еще я подумал… — Он смущенно замолчал.
— Вы подумали, что со мной может что-нибудь случиться, — продолжила она. — Спасибо, мистер Эванс. Теперь вы понимаете, что он бы меня убил. Если бы вы не поехали за мной, он бы меня убил.
— Я оставил машину на дороге и пошел к дому пешком. Потом я услышал в доме страшный шум и побежал. В этот момент вам удалось вырваться на веранду, а он гнался за вами.
Эванс взглянул на них обоих, внимавших ему с серьезными лицами.
— Я попросил его остановиться, — сказал он. — Я попросил его об этом дважды.
Эми подалась вперед, мягко коснулась его руки, затем снова отклонилась на спинку стула.
— Вот и все, — сказал Эванс. — Все остальное я знаю из газет и из двух коротких бесед с мистером Милнером…
— Зовите меня Тедом.
— Хорошо, Тед. — Кажется, называть по имени Эми Эвансу было намного легче, чем Теда. — Я знаю, что у мистера Рейни было нечто вроде приступа шизофрении и он одновременно представлял себя двумя разными людьми. При этом ни один из этих двоих не догадывался, что оба существуют в одном теле. Я знаю, что одного из них звали Джон Шутер. Из показаний Херберта Грикмора я знаю, что мистер Рейни вообразил, будто Шутер преследовал его из-за рассказа под названием «Посевной сезон», и мистеру Грикмору пришлось достать экземпляр журнала, в котором впервые был опубликован этот рассказ, чтобы мистер Рейни мог доказать факт первой публикации. Мистер Рейни получил этот журнал как раз перед вашим приездом, Эми, — он найден в доме. Конверт федеральной почты, по которой пришел журнал, лежал на сиденье «бьюика», принадлежавшего вашему бывшему мужу.
— Но он вырвал рассказ из журнала, не так ли? — спросил Тед.
— Не только сам рассказ, но и страницу с оглавлением. Он тщательно уничтожил все следы существования этого рассказа. У него был швейцарский армейский нож, которым он, вероятно, и воспользовался. Недостающие страницы были обнаружены в бардачке «бьюика».
— В конце концов существование этого рассказа стало тайной даже для него самого, — мягко заметила Эми.
Эванс, подняв брови, посмотрел на нее:
— Простите?
Она покачала головой:
— Нет, ничего.
— Кажется, я рассказал вам все что мог, — закончил Эванс. — Остальное — лишь домыслы. В конце концов, я ведь страховой следователь, а не психиатр.
— В нем жили два человека, — сказала Эми. — Он сам.., и созданный им персонаж. Тед считает, что имя «Шутер», отложилось у Морта в голове, когда он узнал о том, что Тед родился в маленьком городке под названием Холм Стрелка. Это в штате Теннесси. Я уверена, что он прав. Морт всегда подбирал имена своих персонажей таким способом. Для него эти имена были.., чуть ли не анаграммой.
Больше я ничего не знаю — могу только догадываться. Я знаю, что, когда решался вопрос о съемке фильма по его роману «Семья Делакоурт», у Морта чуть не случился нервный припадок. На киностудии возникли сомнения из-за случайного сходства сюжета романа с другим сценарием, который назывался «Домашняя команда», но тогда там поняли, что Морт не мог видеть их сценарий. И они, и Херб Грикмор все Морту объяснили. Вопрос о плагиате даже не возникал.., разве что только у самого Морта. Он отреагировал на это очень бурно, ненормально. Казалось, эта история распалила в нем давно угасший костер, в котором все еще оставались тлеющие угли.
— А вы не думаете, что он создал Джона Шутера для того, чтобы наказать вас? — спросил Эванс.
— Нет. Шутер возник для того, чтобы наказать самого Морта. Я думаю… — Эми сделала паузу, поправила шаль, плотнее укутывая плечи, и не очень уверенно взяла чашку с чаем. — Я думаю, что когда-то в прошлом Морт действительно украл чье-то произведение. Наверное, это было очень давно, потому что, начиная с «Мальчика учителя музыки», все, что он написал, издавалось большими тиражами, и о плагиате непременно бы стало известно. Сомневаюсь, что Морт вообще опубликовал украденное. Но думаю, что нечто подобное действительно произошло, и именно из той истории и появился реальный Джон Шутер. Не из-за того, что киностудия обратила внимание на его роман, и не из-за.., не из-за моих отношений с Тедом, и даже не из-за развода. Может быть, все это наложилось одно на другое, но думаю, что началась вся эта история еще до того, как мы познакомились. А потом, когда Морт остался один в доме на озере…
— Пришел Шутер, — тихо сказал Эванс. — Пришел и обвинил его в плагиате. Никто так и не уличил мистера Рейни в воровстве, и в конце концов ему пришлось самому наказать себя. Но вряд ли дело только в этом. Ведь он пытался убить вас.
— Нет. — сказала Эми. — Не он, а Шутер. Эванс удивленно поднял брови. Тед с беспокойством посмотрел на нее и снова достал из кармана трубку.
— Настоящий Шутер.
— Я не понимаю вас.
Она снова улыбнулась бледной улыбкой.
— Я сама себя не понимаю. Поэтому и приехала сюда. Не думаю, что наш разговор может иметь какой-то практический смысл — Морт умер, и все кончилось. — но он может помочь мне. Разговор поможет мне спать спокойно.
— Тогда объясните нам, — сказал Эванс.
— Видите ли, когда мы приехали, чтобы привести дом в порядок, по дороге мы остановились на заправочной станции, которая называется «У Боуи». Тед стал заливать в машину бензин — у Боуи самообслуживание, — а я зашла в магазин. Там я встретила человека по имени Сонни Троттс, который обычно работал с Томом. Том был старшим из тех двух рабочих, которых нашли убитыми. Сонни хотел сказать мне, что очень опечален смертью Морта, что он видел Морта накануне его смерти и хотел кое-что рассказать ему, но так и не успел. Речь шла о Томе Гринлифе, точнее, о чем-то, что Гринлиф поведал Сонни, когда они красили фасад местной методистской церкви. Сонни после этого видел Морта, но решил пока что ничего ему не говорить. А потом вспомнил, что это имеет отношение к Грегу Карстейерсу…
— Второму убитому?
— Да. Тогда Сонни обернулся и окликнул Морта, но тот его не услышал. А на следующий день Морт умер.
— И о чем же рассказал этому Сонни мистер Гринлиф?
— О том, что, кажется, видел привидение, — холодно сказала Эми.
Тед и Эванс посмотрели на нее, но не проронили ни слова.
— Сонни сказал, что в последнее время Том стал довольно забывчивым и очень беспокоился по этому поводу. Сам Сонни считая, что это обычный склероз, которым страдают все старики, но Тому пятьдесят шесть лет назад пришлось лечить жену от полной потери памяти, с тех пор он очень боялся, что и с ним случится нечто подобное. Сонни говорил, что когда его приятель забывал дома кисть, то мучился из-за этого весь день. Так вот, Том рассказал Сонни, что Грег Карстейерс спрашивал его, не знает ли он человека, с которым Морт Рейни разговаривал накануне, и сможет ли он узнать его, если увидит снова. Том сказал Грегу, что никого не видел с Мортом, что Морт был один.
Щелкнула спичка. Тед Милнер наконец-то решил разжечь свою трубку. Эванс не обратил на него внимания. Он весь подался вперед и был полностью сосредоточен на рассказе Эми Милнер.
— Говорите прямо. По словам этого Сонни Труттса…
— Троттса.
— Хорошо, Троттса. По его словам. Том Гринлиф все-таки видел кого-то с Мортом?
— Не совсем, — уточнила Эми. — Сонни думает, что если бы Том был уверен, он не стал бы лгать Грегу. Том сказал, что и сам не понял, что именно он увидел. Что он запутался. Что ему показалось безопаснее вообще ничего не говорить об этом. Том не хотел, чтобы кто-нибудь, особенно Грег Карстейерс, с которым они часто работали вместе, узнал, что он не уверен в себе самом. Старик Гринлиф очень боялся, что люди решат, будто он заболел чем-то похожим на то, от чего умерла его жена.
— Простите, я, кажется, не понимаю.
— По словам Сонни, — терпеливо объяснила Эми, — Том проезжал на своем «скауте» мимо озера и видел Морта, который стоял на том месте, где заканчивается тропинка.
— Там, где были обнаружены тела?
— Да. Очень близко. Морт помахал ему рукой. Том тоже помахал в ответ и поехал дальше. А потом Том взглянул в зеркало заднего вида и увидел рядом с Мортом другого человека и старый фургон, стоящий возле них, хотя десять секунд назад ни этого человека, ни машины там не было. И еще: на голове у этого человека была черная шляпа… Но и он, и его машина были прозрачными, и сквозь них все было видно.
— Ох, Эми, — мягко сказал Тед. — Этот человек просто наговорил тебе чепухи. Старческая болтовня.
Она отрицательно покачала головой:
— Не думаю, что Сонни достаточно умен для того, чтобы выдумать такую историю. Он сказал мне, что позже Том все-таки решил связаться с Гретом и рассказать ему, что видел этого человека; но не хотел вдаваться в подробности по поводу его прозрачности. По словам Сонни, старик Гринлиф был просто в ужасе: считал, что у этого события могут быть только два объяснения — либо он все-таки сошел с ума, либо он действительно видел привидение.
— Да, жуткая история, прямо мурашки бегут по телу. — И это было правдой — у Эванса на несколько мгновений руки и лоб покрылись гусиной кожей. — Но все это слухи,., слухи, переданные теперь уже мертвым человеком.
— Да.., но это еще не все. — Эми опустила чашку на стол, взяла свою сумочку и стала в ней копаться. — Я убиралась в кабинете Морта и нашла эту шляпу — эту жуткую черную шляпу. Она валялась за его столом. Я была поражена: я не предполагала, что могу на нее наткнуться, думала, что полиция забрала ее в качестве доказательства или еще для чего-то. Я взяла палку, чтобы вытащить ее оттуда, ткнула в шляпу, и она, перевернулась. Я вынесла ее на палке из дома и выбросила в мусорный ящик. Вы понимаете?
Тед, судя по всему, не понимал. Эванс, очевидно, понял.
— Вы не хотели к ней прикасаться.
— Вот именно. Не хотела прикасаться. Я бросила ее в ящик, и она осталась там, на зеленом пакете для мусора. Я готова поклясться в этом. А потом, примерно час спустя, мне надо было выкинуть старые лекарства, шампуни и прочее, Я открыла крышку мусорного ящика и увидела, что шляпа снова перевернута, а за ленту вставлено вот это. — Она достала из сумочки маленький сложенный лист бумаги и дрожащей рукой протянула его Эвансу. — Когда я нашла эту шляпу за столом, записки в ней не было. Это я точно знаю.
Эванс взял бумагу и несколько секунд держал ее на весу. Ощущение было неприятным. Бумага казалась слишком тяжелой и какой-то странной на ощупь.
— Я думаю, что Джон Шутер все-таки существовал, — сказала Эми. — Я думаю, что он был лучшим созданием Морта — персонажем, который получился настолько живым, что действительно воплотился в реальности.
— А я думаю, что это письмо от привидения. Эванс развернул бумагу. В центре листа было написано несколько строк:
Мадам, прошу простить меня за причиненные неприятности. Ситуация вышла из-под контроля. Теперь я возвращаюсь домой. Я получил мой рассказ, а это все, что мне было нужно. Он называется «Лютик на дороге», и это действительно замечательный рассказ.
Искренне ваш Джон Шутер.
Под аккуратными строками стояла размашистая подпись.
— Это подпись вашего бывшего мужа, Эми? — спросил Эванс.
— Нет. Ничего похожего.
Три человека сидели в кабинете, глядя друг на друга. Фред Эванс чувствовал: надо что-то сказать, но так и не смог придумать, что именно. Через некоторое время тишина и запах табака Теда Милнера стали настолько гнетущими, что никто из них не мог больше этого выдержать. Мистер и миссис Милнер выразили искреннюю признательность, попрощались и покинули кабинет, чтобы как можно лучше распорядиться своими жизнями, а Фред Эванс остался со своей, которой он тоже старался распорядиться как можно лучше.
И иногда, поздно ночью, он и женщина, которая когда-то была замужем за Мортоном Рейни, просыпались оттого, что им снился человек в черной шляпе с круглой тульей, который смотрел на них прищуренными от солнца глазами, и от этих глаз разбегалось множество морщинок. В его взгляде не было любви.., но оба они чувствовали в нем какую-то странную, суровую жалость.
В выражении его лица не было доброты, от него становилось не по себе. Но оба — и Эми, и Эванс, — находясь далеко друг от друга, чувствовали, что, может быть, хоть когда-нибудь сумеют примириться с этим взглядом. И снова возделывать свои сады.
Библиотечная полиция
Посвящается сотрудникам и посетителям Пасадинской публичной библиотеки.
По поводу «Библиотечной полиции»
В то утро, когда началась эта история, я сидел и завтракал со своим сыном Оуэном. Жена уже отправилась наверх принимать душ и одеваться. Как всегда, в семь утра внимание наше было поделено между омлетом и газетой. Уиллард Скотт, привычный гость в нашем доме по будням, вещал с экрана про некую даму из Небраски, которой стукнуло сто четыре года, но ни один из нас внимания на телевизор не обращал. Словом, для семейства Кингов это было совершенно обычное деловое утро.
Оуэн оторвался от спортивного раздела газеты только для того, чтобы спросить меня, не собираюсь ли я сегодня заглянуть в торговый центр — для школьного сочинения ему нужна была книга. Сейчас уже забыл, возможно, речь шла о «Джонни Тримейне» или об «Апрельском утре», романе Говарда Фаста про Войну за независимость. Но помню, что сын мой имел в виду одну из тех книг, которые просто так в магазине не встретишь либо тираж уже распродан, либо ее только собираются допечатывать, либо еще что-то в том же духе.
Я посоветовал Оуэну воспользоваться местной библиотекой, имевшей прекрасную репутацию, так как был уверен, что уж там-то нужная ему книга наверняка найдется. Однако мой отпрыск недовольно буркнул что-то в ответ. Я разобрал всего пару слов, которые сразу привлекли мое внимание. «Библиотечная полиция» — вот что он сказал.
Я отложил свою половину газеты, нажал на пульте кнопку «выкл. звук», удавив Уилларда на полуслове вдохновенного репортажа о конкурсе красоты в Джорджии, и попросил Оуэна сделать мне любезность — повторить сказанное. Парень упирался, но я стоял на своем. Наконец он признался, что библиотекой пользоваться не любит из страха перед Библиотечной полицией. То есть, поспешно добавил мой сын, он прекрасно знает, что никакой Библиотечной полиции в природе не существует. Просто, насколько я понял, давали о себе знать давние детские страшилки, угнездившиеся в глубинах подсознания. Оуэну было лет семь или восемь, когда тетя Стефания, оказывается, поведала ему историю о Библиотечной полиции, и страх перед ней оказался на редкость живучим.
А вот меня рассказ сына привел в восторг. Ведь и я в детстве панически боялся Библиотечных полицейских — безликих и свирепых дяденек, — которые безо всяких там шуточек могли вломиться к тебе домой, если вовремя не вернуть взятые в библиотеке книги. История сама по себе скверная… а что, если книги эти отыскать не удастся? Что тогда? Что сделают с тобой эти громилы? Что заберут взамен пропавших томиков? Я уже давно не вспоминал Библиотечную полицию (хотя лет шесть или семь назад обсуждал эту тему с Питером Штраубом и его сынишкой Беном). Но вот теперь все вопросы, что я задавал себе в далеком детстве, все мои детские страхи снова возвратились ко мне.
В последующие три или четыре дня я постоянно ловил себя на том, что размышляю о Библиотечной полиции, и вскоре у меня стали появляться первые короткие наброски вот этого повествования. Нередко замыслы рождаются у меня именно подобным образом, но, как правило, я их «вынашиваю» намного дольше, чем в данном случае. Как бы то ни было, начав работу над романом, который так и назвал — «Библиотечная полиция», — я еще не слишком ясно представлял, во что это все выльется. Порой даже казалось, что из-под моего пера выйдет нечто забавное, наподобие деревенских кошмариков, которые так удачно лепил Макс Шулман. В конце концов, разве сама идея не забавна? Ну только подумайте — Библиотечная полиция! Чушь какая!
Я окончательно убедился в том, о чем догадывался и раньше: детские страхи поселяются в нас надолго, порой даже навсегда. Сочинительство — это почти всегда самовнушение, и давно забытые страхи, затаившиеся в вашей душе в раннем возрасте, могут неожиданно просыпаться и проявлять себя с необычайной силой.
Именно так и случилось со мной во время работы над новым произведением. А ведь в детстве я обожал посещать библиотеку, не мыслил себя без нее. Где еще можно было раздобыть интересные книги мальчику из довольно бедной семьи? Выстраивая этот роман, я постепенно вспомнил и осознал: когда-то, давным-давно, в глубине души я боялся заблудиться в лабиринте стеллажей книгохранилища, боялся, что меня не заметят в темном углу читального зала и запрут на всю ночь, боялся седовласую старушку-библиотекаршу в пенсне и с почти безгубым ртом; она всегда больно щипалась и шикала на нас, детей, когда мы забывали, где находимся, и начинали разговаривать слишком громко. И конечно же я панически боялся Библиотечную полицию.
В итоге мою новую рукопись постигла та же судьба, что и «Кристину». Написав каких-то тридцать страничек, я заметил, что юмор быстро улетучивается, а еще страниц двадцать спустя повествование уже вело меня по мрачным дебрям подземелья, в которых я так часто блуждал, но самые сокровенные закоулки его до сих пор так и не исследовал. В конце концов мне удалось найти человека, которого я так долго разыскивал, и даже, набравшись храбрости, заглянуть в его безжалостные серебристые глаза. Я попытался набросать его портрет и показать тебе, мой Верный читатель, но не уверен, что мне это удалось.
Дело в том, что, когда я его рисовал, мои руки — как ни совестно в этом признаваться — тряслись от страха.
Глава 1
Замена
А виной всему, как решил потом Сэм Пиблс, был этот чертов акробат. Не нажрись он как свинья столь некстати, Сэм никогда не угодил бы в такой переплет.
Это еще полбеды, думал он с горечью, для которой имел уже полное основание, что жизнь подобна узкому бревну, перекинутому через бездонную пропасть; бревну, по которому нам предстоит пройти с завязанными глазами. Это, конечно, скверно, но не безнадежно. Но вот когда при этом еще в спину толкают…
Но обо всем этом потом. Сначала, еще до Библиотечной полиции, был напившийся в стельку акробат.
В Джанкшен-Сити последнюю пятницу каждого месяца в местном «Ротари-клубе» проводился традиционный вечер ораторов. В последнюю пятницу марта 1990 года бизнесменов должен был развлекать Невероятный Джо, акробат из странствующего цирка «Карри и Трембо».
Телефон на столе Сэма Пиблса в конторе «Компании по недвижимости и страхованию Джанкшен-Сити» зазвонил в четверг, в 16.30. Сэм снял трубку. Он всегда отвечал на звонки сам — лично или с помощью автоответчика, — поскольку являлся единоличным владельцем и служащим «Компании по недвижимости и страхованию Джанкшен-Сити». Человек он был небогатый, но вполне счастливый. Не уставал твердить, что первый «мерседес» — это дело будущего, и довольствовался почти новым «фордом», в придачу владел домом на Келтон-авеню.
Сэм любил повторять, что благодаря своему бизнесу стал стреляным воробьем, что на мякине его не проведешь, хотя и не представлял, что такое мякина. Полагал, что это нечто вроде пластилина.
— «Компания по недвижимости и…»
— Сэм, это Крейг. Акробат шею сломал.
— Что?
— Что слышал! — нервно проорал Крейг Джонс. — Паршивый акробат свернул себе шею!
— Ага, — выдавил Сэм. — Черт! — Затем, чуть поразмыслив, осторожно осведомился:
— Он умер, Крейг?
— Нет, жив, хотя по мне — так лучше бы сдох. В больнице Сидар-Рапидс его дурацкую шею заковали в двадцать фунтов гипса. Билли Брайт мне позвонил и рассказал, что, оказывается, этот тип заявился на утреннее представление пьяный в сосиску и после первого же сальто плюхнулся прямо на голову, хруст был даже на галерке слышен. Словно кто-то на свежую корочку льда наступил.
— Фу-ты! — поморщился Сэм.
— Лично я ничуть не удивлен. Должен же Невероятный Джо оправдывать свою кличку. И вообще — что за дурацкое имя для циркового артиста? Я понимаю — Невероятный Рэндольф. Или хотя бы Невероятный Тортеллини. Но Невероятный Джо? По-моему, у этого парня давненько неладно с мозгами.
— Господи, скверная история!
— Да уж, мы теперь по уши в дерьме. И между прочим, старичок, остались без выступающего на завтрашний вечер.
Сэм уже жалел, что не ушел из конторы ровно в четыре. Крейгу пришлось бы изливать душу перед Сэмом-автоответчиком, тогда как у Сэма-человека было бы больше времени подумать. А он хорошо понимал, что время на раздумья ему понадобится, и очень скоро. Но еще лучше Сэм понимал, что Крейг Джонс не даст на размышление и минуты.
— Да. Похоже, что это так. — Сэм надеялся, что его слова прозвучали философски и с достаточной долей сочувствия. — Прескверная история.
— Разумеется, — подтвердил Крейг и тут же взорвал бомбу. — Но я знаю, ты с радостью заткнешь брешь своим телом и не дашь нашему кораблю пойти ко дну.
— Я? — в ужасе выкрикнул Сэм. — Крейг, ты шутишь! Я и кувырка-то не могу сделать, не говоря уж о сальто…
— На мой взгляд, ты вполне способен порассуждать о важной роли частного бизнеса в жизни нашего городка, — неумолимо продолжил Крейг Джонс. — Второй вариант на выбор — бейсбол. Если и это не устраивает, то тебе остается только снять штаны и потешить аудиторию своим голым задом. Учти, Сэм, я ведь не просто президент ораторского комитета, хотя и это немало. После того как Кенни уехал, а Карл отошел от дел, весь ораторский комитет — это я. Ты должен мне помочь. На завтрашний вечер мне необходим выступающий. Во всем нашем чертовом клубе можно найти лишь полдюжины парней, на которых я могу положиться, и ты один из них.
— Но…
— Ко всему прочему ты единственный, к кому я еще ни разу не обращался в подобной ситуации. Словом, старина, ты избран единогласно.
— Фрэнк Стивенс…
— …уже подменял в прошлом году парня из профсоюза, которого осудили за мошенничество. Как ни крути, Сэм, — очередь твоя. Ты не имеешь права подвести меня. Ты мой должник!
— Но я занимаюсь страхованием! — взвыл Сэм. — Если не выписываю полисы, то продаю фермы! Причем в основном банкам. Любой скажет — во всем свете нет занятия скучнее. Или даже отвратительнее.
— Пустяки, — отмахнулся Крейг, хладнокровно добивая свою жертву. — Сам знаешь, к концу ужина все уже назюзюкаются в стельку. В субботу утром никто и слова из всей твоей речуги не вспомнит. Но в данную минуту мне необходим оратор на завтрашний вечер, и им будешь ты!
Сэм еще вяло поупирался, но Крейг был непреклонен. Все жалобные стенания и доводы Сэма в пух и прах разбивались о его краткие, но веские приказания. Надо. Должен. Придется.
— Ну хорошо, — уступил наконец Сэм. — Хватит! Сдаюсь.
— Вот и умница! — похвалил Крейг, голос его вмиг сделался масленым. — Помни — не больше тридцати минут. На вопросы можно еще минут десять отвести. Если они возникнут, конечно. Впрочем, при желании задницей тоже можешь покрутить. Сомневаюсь, будут ли они в состоянии ее разглядеть, но…
— Хватит, Крейг! — взмолился Сэм. — Это уже чересчур.
— О'кей. Извини! Закрываю поддувало! — Крейг довольно хихикнул.
— Ладно, давай заканчивать. — И Сэм извлек из ящика стола пластинку «Тамс», пилюли от изжоги; ему внезапно показалось, что в ближайшие часов двадцать восемь ему предстоит поглощать их одну за другой. — Сейчас мне по твоей милости придется засесть за эту чертову речь.
— Умница, — похвалил Крейг. — Запомни только — ужин начинается в шесть, а твое выступление назначено на половину восьмого. Что ж, алоха, как говорят у нас на Гавайях. Пока.
— Алоха, Крейг.
Сэм положил трубку, задумчиво уставился на телефон. К горлу уже подкатила горечь. Он громко рыгнул. Проклятие, а ведь еще пять минут назад в желудке были тишь да гладь!
И он проглотил первую пилюлю. Господи, сколько их еще будет?
И вот, вместо того чтобы, как планировал ранее, идти в кегельбан, Сэм заперся дома в кабинете — с блокнотом, тремя остро заточенными карандашами, пачкой «Кента» и полудюжиной банок пива «Джолт». Выдернув из розетки телефон, он закурил и хмуро уставился на желтоватую страничку. Пять минут спустя вывел вверху:
МАЛЫЙ БИЗНЕС: ИСТОЧНИК
ЖИЗНЕННОЙ СИЛЫ АМЕРИКИ
Сэм произнес заглавие вслух, и ему понравилось. Может, и не совсем здорово, но недурно, вполне недурно. Не фонтан, конечно, но куда лучше, чем, скажем: «Коммунизм — угроза и опасность». К тому же прав Крейг — в субботу утром большинство членов клуба будут страдать от такого похмелья, что не вспомнят ни слова из его вчерашней речи. Приободрившись, Сэм начал строчить:
«Когда в 1984 году я переехал в Джанкшен-Сити из могучего и процветающего Эймса…»
— «…вот почему сейчас, как и ясным сентябрьским утром 1984 года, я свято убежден, что малый бизнес не просто источник жизненной силы, но и основа процветания Америки, и даже всего Запада». — Сэм замолчал, загасил сигарету в пепельнице на столе своего офиса и выжидательно посмотрел на Наоми Хиггинс.
— Ну как вам?
Наоми была хорошенькая молодая женщина из Провербии, городка, раскинувшегося в каких-то четырех милях к западу от Джанкшен-Сити. Она жила со старенькой мамой в полуразвалившейся хибаре на берегу речушки Провербия-Ривер. Большинство членов «Ротари-клуба» знали Наоми, время от времени предлагая пари на то, какое событие случится раньше — обрушится ее лачуга или протянет ноги старушка-мать. Сэм не был уверен, заключалось ли хоть одно из таких пари на самом деле, но время от времени в чьих-то устах разговоры об этом возникали вновь и вновь.
Окончив колледж бизнеса в Айова-Сити, Наоми не только прекрасно стенографировала, но и быстро расшифровывала свою скоропись. Поскольку никто из женщин в Джанкшен-Сити таким талантом не обладал, немногочисленные бизнесмены буквально разрывали Наоми на части. Вдобавок, что также не вредило делу, у девушки были изумительные ножки. По утрам в будние дни она поочередно работала на пятерых клиентов — четверых мужчин и одну женщину. Среди них были два адвоката, банкир и два торговца недвижимостью. А днем Наоми возвращалась в свою развалюху, ухаживала за матерью и распечатывала надиктованные тексты.
Сэм Пиблс пользовался услугами Наоми по пятницам с десяти утра до полудня, однако сегодня утром он отложил корреспонденцию в сторону — хотя среди писем были такие, на которые требовалось срочно ответить, — и спросил Наоми, не согласится ли она его выслушать.
— Конечно, — кивнула Наоми.
Она немного встревожилась, подумав, не собирается ли Сэм, который одно время приударял за ней, сделать ей предложение. Но как только Сэм пояснил, что от нее всего-навсего требуется прослушать его тексты, Наоми успокоилась и в течение двадцати шести минут слушала речь с неподдельным вниманием.
— Не бойтесь, говорите правду, — потребовал Сэм, не дав ей и рта раскрыть.
— Хорошо, — одобрила Наоми. — Очень интересно.
— Не опасайтесь меня обидеть, — подначивал Сэм. — Выкладывайте все как есть, начистоту.
— Я и говорю. Все вполне нормально. К тому же, когда вы закончите, они уже…
— Наклюкаются и упадут под стол, — перебил Сэм. — Я и сам знаю.
Если поначалу такая перспектива его даже вдохновляла, то теперь немного разочаровывала. Слушая себя, он и сам пришел к выводу, что речь удалась.
— Одно только… — задумчиво начала Наоми.
— Что? — встрепенулся Сэм.
— Текст немного… как бы сказать… Ну, в общем, суховат, — нашлась она.
— Вот как, — огорченно вздохнул Сэм и протер глаза: до часа ночи он не вставал из-за стола, сначала сочиняя речь, а затем исправляя отдельные места.
— Но это легко поправить, — заверила Наоми. — Загляните в библиотеку и возьмите там пару книжек.
У Сэма вновь заныло под ложечкой, и он поспешно схватил пилюли. Только библиотеки ему не хватало! Ради какого-то идиотского выступления в «Ротари-клубе». Он еще ни разу не посещал местную библиотеку и особого желания нарушать свою традицию не испытывал. Однако Наоми слушала с таким вниманием, так старалась помочь, что с его стороны будет невежливым хотя бы не выслушать девушку.
— Что за книжки?
— Ну… всякая ерунда для развлечения. Вроде… — Наоми замялась, подыскивая нужное сравнение. — Помните жгучий соус-приправу, который подают в китайском ресторанчике?
— Да…
— Вот в таком духе. Шутки всякие, анекдоты. Потом еще очень полезная книга — «Любимые стихи американцев». В ней тоже может оказаться что-то полезное. Вдохновляющее по меньшей мере.
— Неужели там есть стихотворения, посвященные малому бизнесу? — усомнился Сэм.
— Стихотворные цитаты поднимают настроение. Неважно ведь, Сэм, о чем идет речь, главное — как их подать.
— Неужели в библиотеке есть сборники анекдотов специально для подобных случаев? — недоверчиво спросил Сэм, но тут же припомнил: в библиотеках попадаются даже книжонки, посвященные мелкому ремонту и модным парикам.
— Да.
— А вы откуда знаете?
— Одно время, когда Фил Брейкман баллотировался в сенат, я перепечатывала его речи. Он пользовался одной из таких книжек. Название только не помню. Почему-то все время на ум приходит «Бульварный юмор», но это точно не так.
— По-видимому, — согласился Сэм, представляя, какого сногсшибательного успеха добился бы, рассказав пару смачных скабрезностей из «Бульварного юмора».
Однако он уже сообразил, к чему клонила Наоми, и ее предложение начинало нравиться ему все больше и больше. В конце концов, почему бы и в самом деле не приукрасить речь, разбросав тут и там несколько изюминок? Тем более что библиотека для того и существует. Когда не можешь чего-то найти, всегда можно спросить библиотекаря. Он ведь не просто так там сидит, разве нет?
— В крайнем случае можно оставить все как есть, — сказала Наоми. — Они ведь и правда упьются в сосиску. — И с сочувствием посмотрела на Сэма, затем, уже строго, взглянула на часы. — Остался всего час. Займемся письмами?
— Нет, — покачал головой Сэм. — Перепечатайте-ка лучше мою речь.
Он уже принял решение, что в обеденный перерыв прогуляется в библиотеку.
Глава 2
Библиотека (I)
Хотя за годы проживания в Джанкшен-Сити Сэм проходил мимо библиотеки сотни раз, именно сегодня он впервые как следует взглянул на нее и — что удивительно — тут же ее возненавидел.
Публичная библиотека Джанкшен-Сити — мрачная гранитная коробка с узенькими, как средневековые бойницы, оконцами — располагалась на пересечении Стейт-стрит с Миллер-авеню. Крытая шифером крыша выступала козырьком со всех четырех сторон, поэтому из-за сочетания окон-щелей с тенью от крыши фасад был похож на хмурую физиономию каменного истукана. В Айове подобная архитектура была широко распространена, и Сэм Пиблс, торговавший недвижимостью без малого двадцать лет, окрестил этот стиль Средне-Западным Безобразием. Весной, летом и осенью окружавшие здание клены немного скрадывали его отталкивающий вид, но сейчас, в самый разгар суровой айовской зимы, клены стояли голые, а сама библиотека напоминала гигантский склеп.
Сэму почему-то стало не по себе; он и сам не мог понять, в чем дело. Библиотека как библиотека — не тюрьма же времен инквизиции с камерами пыток. К горлу вдруг подкатила изжога. По какой-то странной причине изжога эта напомнила Сэму нечто… кажется, из отдаленного прошлого. Он положил в рот пилюлю, разгрыз ее. Вдруг принял решение. Его речь и без цитат хороша. Не блистательная, но вполне приличная. Да и выступать ему предстояло не в ООН, а в местном «Ротари-клубе». К чертям все! Лучше вернуться в контору и заняться корреспонденцией, на которую утром не хватило времени.
Сэм уже повернул было вспять, но затем подумал: «Дерьмо все это. Чертовски глупо! Хочешь оставаться болваном? Пожалуйста. Но ведь ты согласился выступить, так почему бы не выступить с блеском?»
Сэм в нерешительности остановился на тротуаре перед входом в библиотеку. Сам он любил подтрунивать над «Ротари-клубом». Как, впрочем, и Крейг. Да и Фрэнк Стивенс. Молодые предприниматели Джанкшен-Сити поднимали встречи в клубе на смех. Но при этом почти никогда их не пропускали, и Сэму казалось, что он знает почему: в клубе заводили связи. Начинающий бизнесмен мог познакомиться здесь с настоящими акулами местного делового мира. Вроде Элмера Баскина, например, банк которого два года назад сыграл главную роль в разорении торгового центра в Бивертоне. Или Джорджа Кэнди, который при желании с помощью одного звонка мог раздобыть трехмиллионные инвестиции.
Основной контингент клуба составляли мелкие сошки, болельщики студенческих баскетбольных команд, ребята, которые посещали парикмахерскую «Джимми», а спать ложились не в пижамах, а в майках и боксерских трусах, парни, способные целую ночь напролет кутить в барах. Но попадались среди них и финансовые гении Джанкшен-Сити, воротилы местного бизнеса. Не из-за них ли, кстати, Сэм с завидным постоянством посещал по пятницам этот клуб? И не из-за них ли Крейг так засуетился, когда паршивый акробатишка сломал свою дурацкую шею? Нет, шанс обратить на себя внимание таких людей дорогого стоит… но только в том случае, если не ударишь лицом в грязь! «К концу ужина все уже назюзюкаются», — сказал Крейг, да и Наоми так говорила, но Сэм вдруг с ужасом припомнил: он еще никогда не видел, чтобы Элмер Баскин пил что-нибудь крепче кофе. Никогда. И, возможно, не он один. Да, некоторые, конечно, упьются в стельку… Но отнюдь не все. А правят бал именно те, кто не упивается.
Сыграй по-умному, Сэм, и устроишь свою судьбу. Ничего невозможного в этом нет.
Да. Маловероятно, конечно, но — возможно. К тому же в «Ротари-клуб» Сэма подталкивало не только желание встретить видных деятелей; он всегда гордился своим стремлением вкладывать душу в любую работу. Пусть даже дело и касалось какого-то пустячного выступления. Какая разница?
А тут, его смутила какая-то задрюченная библиотека. Не пасовать же перед ней, в самом деле? Абсолютная дыра — даже кусты вокруг не растут.
Сэм уже двинулся было к крыльцу, но внезапно остановился как вкопанный. Странно, и почему вдруг ему взбрела на ум эта странная мысль? Да, кусты вокруг библиотеки не растут — и что тут такого? Сэм не мог понять, в чем дело, но почему-то именно отсутствие кустов волшебным образом повлияло на него. Забыв сомнения, он решительно поднялся по четырем каменным ступенькам, на мгновение приостановился. Здание казалось совершенно пустым. Он подумал: «Держу пари, что дверь заперта. В пятницу днем библиотека, наверное, закрыта». Почему-то это предположение его согрело.
Однако старинная ручка поддалась нажиму, и тяжелая дверь бесшумно распахнулась внутрь. Сэм очутился в тесном фойе с мраморным полом в черно-белую клетку. В центре одиноко торчал щит на одноногой стойке. На щите крупными буквами было выведено одно слово:
ТИШИНА!
И все. Даже не
МОЛЧАНИЕ — ЗОЛОТО!
Или
ПРОСЬБА НЕ ШУМЕТЬ!
А одно-единственное слово, сердитое и хмурое:
ТИШИНА!
— Ну-ну… — покачал головой Сэм. Пробормотал он это еле слышно, но акустика была такая, что тихое бормотание разнеслось и многократно усилилось под сводами, заставив его поежиться. Сэм буквально ощутил, как отразилось его «ну-ну» от высоких потолков. Вдруг на мгновение показалось, что он снова учится в четвертом классе, а миссис Гластерс собирается устроить ему нахлобучку за дурное поведение. Он боязливо оглянулся по сторонам, словно опасаясь, что из темного утла вынырнет разгневанная нарушением тишины библиотекарша.
Ладно, хватит дурака валять, приятель. Тебе уже сорок. Ты уже давно отучился в четвертом классе.
Хотя Сэму вовсе не казалось, что это было уж так давно. Именно здесь, в этом странном фойе, четвертый класс представлялся совершенно осязаемым, настолько близким, что его можно было потрогать, лишь слегка вытянув руку.
Осторожно, стараясь не топать, Сэм пересек фойе слева от щита с предупреждающей надписью и вошел в главный вестибюль Библиотеки Джанкшен-Сити.
С потолка (который был футов на двадцать выше, чем в фойе) свешивались стеклянные шары, но ни один из них не горел. Свет проникал через два огромных слуховых окна, прорезанных в крыше. В солнечные дни здесь довольно светло: вестибюль даже выглядел веселым и гостеприимным. Но в эту пятницу небо заволокло свинцовыми тучами, и внутри царил серый полумрак. В углах пугающе темнели неясные тени-паутины.
Сэма Пиблса охватила неясная тревога. Как будто он что-то натворил. Не просто открыл дверь и пересек фойе, а вошел в какой-то незнакомый мир, не имевший ничего общего с захолустным городком в штате Айова, который он порой любил, порой ненавидел, а чаще всего просто воспринимал как должное. Даже воздух в помещении был словно гуще и тяжелее. Тишина же и вовсе казалась материальной — густой, толстой, как одеяло, и ледяной, как снег.
В библиотеке не было ни души.
Читать бесплатно другие книги:
