Швейцарец. Лучший мир Злотников Роман
© Злотников Р.В., 2019
© Оформление ООО «Издательство «Эксмо», 2019
– Мой фюрер, все мы собрались здесь для того, чтобы поздравить вас с вашим триумфом! Да-да – вашим! – Худой, маленький человек в шикарном двубортном пиджаке резко вскинул руку ладонью вверх, объявляя этим жестом, что не приемлет никаких возражений.
– Да, я знаю, что вы с присущей вам скромностью будете настаивать на том, что это наш общий триумф! И что каждый из собравшихся здесь внёс свою долю труда в то, чтобы этот день настал. Но это не так! Вы, и только вы – архитектор нашей победы! Да, мы все так или иначе причастны к тому, чтобы это произошло, но именно ваша железная воля и острый ум позволили разрозненным усилиям тысяч людей добиться…
Эмиль Мориц, сидевший справа от Гитлера, слегка сморщился и, протянув руку, ухватил наполовину опустошённый «масс». Ну не любил он долгих славословий. Хотя, надо признаться, этот коротышка вещал очень складно. Народу явно нравилось.
Они собрались в этой пивной, чтобы отметить крайне важное событие – принятие рейхстагом «Закона о чрезвычайных полномочиях». Этот закон развязывал руки истинным патриотам Германии, освобождая их от всяких казуистических пут, на которых веками паразитировали разные уроды, существенная часть которых к тому же была евреями, и давал возможность патриотам сосредоточиться на настоящих делах на благо страны и народа… Здесь были только свои. Ну как свои… стопроцентно своими Эмиль мог считать, пожалуй, только Юлиуса Шрека и Йозефа Бертхольда. Все они начинали вместе с Гитлером ещё на заре двадцатых. И с тех времён не предали и не подвели ни друг друга, ни самого фюрера. Недаром именно на базе их восьмёрки и зародились «Шуцштаффель» – отряды охраны, или, как их ныне переименовали любители всё сокращать, – «SS»…
То есть сначала их было больше. Первый отряд, в который они вступили, именовался «Stabswache» (штабная охрана). Чуть позже Гитлер поручил Юлиусу и Йозефу расширить их команду, набрав крепких ребят, способных постоять за правду и выдержать хорошую драку. Так появился «Stotrupp Adolf Hitler» (Ударный отряд Адольф Гитлер). Но в двадцать третьем начались трудности. Им пришлось через многое пройти. Драки с «красными», аресты, перестрелки… Один из них, Ульрих Граф, в мае двадцать третьего даже принял на себя пулю, предназначавшуюся фюреру. О чём Гитлер, кстати, никогда не забывал… Да что там говорить о них, если в застенки бросили и самого Адольфа! Он вышел на свободу только в ноябре двадцать четвёртого. И вот тогда-то и стало ясно, на кого можно положиться, а кто простой горлопан и трус. Из всех «ударников» лишь восемь человек не предали того дела, которому поклялись служить. И вновь встали вокруг фюрера нерушимой стеной. Чтобы старина Адольф мог сосредоточиться на борьбе за светлое будущее для всех немцев, не опасаясь за свою жизнь. Остальные же из тех, кто сидел за этим столом… Конечно, у них были заслуги перед народом и партией, но разве можно считать своим этого борова Геринга? Или его выкормыша Далюге? Или педераста Рёма? Ну какие они свои? Так – попутчики… На месте Гитлера он бы и близко их к партийным делам не подпускал. Впрочем, это не его дело. Об этом пусть голова болит у фюрера. Эмиль же будет по-прежнему крутить баранку да подставлять свою грудь, заслоняя своего старого соратника и вождя от вражеских ножей, дубинок и пуль, если в этом возникнет нужда.
– …хайль Гитлер! – воодушевлённо пролаял коротышка, наконец-то закончив свою пафосную речь.
Морис, только сделавший глоток, едва не поперхнулся пивом, но, едва успев набрать воздух в лёгкие (чтобы проорать вместе со всеми привычное «Зиг хайль!»), замер. Потому что с улицы вдруг раздался громкий звук пистолетного выстрела.
Да что там Эмиль – все замерли, подавившись криком и растерянно переглядываясь. Кто?! Как?!! Кому вообще могло прийти в голову стрелять рядом с пивной, набитой штурмовиками?! Тем более в Берлине – городе, который был под их полным контролем. Ведь когда в рейхстаге голосовался тот самый закон, его здание было плотно окружено отрядами SA. И ни одна сволочь не посмела вякнуть что-то против… И где, в конце концов, охрана у входа? А в следующее мгновение всё завертелось: Шрек и Бертхольд одновременно бросились на фюрера и, закрыв его своими телами, поволокли в сторону стойки, за которой, как они знали, был второй выход из зала пивной. Сам же Морис свирепо взревел и, выхватив пистолет, кинулся к дверям, сопровождаемый доброй дюжиной добровольных помощников. Ну ещё бы – народ в пивной собрался сегодня боевой и опытный…
До дверей оставалось ещё пара шагов, когда снаружи раздалась целая серия выстрелов. Причём, если первый выстрел не проявил себя внутри таверны кроме как звуком, эта серия явно показала всем присутствующим, что стрелок шутить не намерен.
– Дах-дах-дах-дах!
Эмиль бросился на пол и откатился в сторону. Чёрт, стрелок явно был не новичком. Так ровно положить пули по верхнему обрезу дверей надо уметь! У неопытного стрелка руку при выстреле часто подкидывает вверх, тут же все дырки были выстроены как по линейке. Да и скорость, с которой он выпускал пули, также впечатляла. Следовательно, лезть на рожон в надежде взять стрелка нахрапом было неразумно. Морис оглянулся. Вся таверна оказалась заполнена залёгшими людьми, умело укрывшимися за любыми мало-мальски пригодными для этого предметами. Даже Толстый Герман умудрился укрыть своё пузо за опрокинутой лавкой. А этот коротышка Геббельс вбил своё тщедушное тельце в дальний угол, спрятавшись за камином. Эмиль усмехнулся и-и-и… почувствовал на губах солоноватый привкус. Он недоумённо провёл рукой и озадаченно уставился на красную полосу на пальцах. Щепкой, что ли, задело? В этот момент дверь пивной распахнулась и внутрь просунулась голова в кепи штурмовика. Морис тут же вскинул пистолет, беря голову на мушку, но сразу не выстрелил. И правильно. Похоже, это всё-таки оказался свой.
– Что там случилось, Клаус? – проревел Рём. Ну да – внешнюю охрану таверны осуществляли его ребята.
– Там это… – смущённо промямлила голова. – Красная графиня…
Глава 1
В дверь кабинета Алекса негромко постучали, после чего она распахнулась и пожилая, но весьма ухоженная дама заглянула внутрь и спросила:
– Monsieur Alexander, bb endormi, demain, comme d’habitude?[1]
– Oui, madame Valerie[2], – отозвался тот, отрываясь от экрана. – Comment s’est-il endormi?[3]
– Il parlait encore de maman[4], – вздохнула дама, после чего поинтересовалась: – Je devrais peut-tre acheter quelque chose?[5]
– Non, pas besoin de quoi que ce soit[6], – Алекс отрицательно мотнул головой.
– Alors au revoir[7]. – Мадам Валери попрощалась и аккуратно прикрыла дверь. Невольный отец-одиночка ещё несколько мгновений пялился на закрывшуюся дверь, после чего тяжело вздохнул…
В первое мгновение после перехода Алекс испуганно заорал, стиснув сына и прижав его к груди. В голове метались дикие мысли. Что? Как? Почему?! Зачем, заче-е-е-ем… Эрика толкнула их в портал? Хотела убить Ваньку? Чушь! Она очень любила сына. Алекс знал это точно. Когда Эрика возилась с ним, её лицо всегда сияло таким счастьем… Тогда зачем?! Ведь она же прекрасно знала… А потом до него дошло, что она ни хрена не знала об опасности портала. Он… баран! Идиот! Дебил! Ничего ей не рассказал. К слову не пришлось, да и волновать лишний раз не хотелось. Женщины же временами такие мнительные. Мол, если портал убивает людей, то и ему самому тоже может грозить опасность. Вот она и решила… а что она решила? Отправить сына в безопасность? А почему не пошла сама? Ведь Зорге стоял у дальней стены… То есть он специально… Да хрен! Ему-то откуда знать, что Алекс умудрился не предупредить Эрику обопасности прохождения портала любым человеком, кроме него самого.
– Папа?!
Алекс вздрогнул и неверяще уставился на сына. Тот был… жив!!! Чёрт, как?!
– Мама де? – озадаченно поинтересовался Ванька, настороженно косясь на скальную стену, скрывающую потухший портал.
– Мама… – Алекс почувствовал, что у него запершило в горле. Блин, и что отвечать?
– Мама… она… ей понадобилось уехать. По работе. Мы с тобой пока побудем одни. Хорошо?
– Ошо, – согласно кивнул Ванька и сладко зевнул. Потом поёрзал у Алекса на руках и уснул, положив голову ему на плечо. Алекс же нервно огляделся. Ладно, с этой загадкой будем разбираться позже. Сейчас стоит сосредоточиться на более насущных опасностях. Не хотелось бы, чтобы их с сыном застал врасплох какой-нибудь «Арам с пистолетом».
Дом явно выглядел жилым, потому что в нём было чисто и тепло, а мебель и предметы обихода типа тёплой шкуры на полу, заменявшей ковёр, – свежими и незамызганными. Но никаких хозяев не объявилось. И вообще, никаких следов присутствия кого бы то ни было не просматривалось – ни брошенных книг, ни смятых покрывал, ни какой-нибудь чашки или стакана, забытых на столике. Всё чисто и аккуратно. У Алекса даже возникла ассоциация с шале, подготовленным под сдачу. Ну, типа тех, что предлагаются на всяких там Airbnb…
Поприслушивавшись ещё с минуту, он на цыпочках подошёл к стоящему у дальней стены дивану и аккуратно положил на него сына. После чего ещё раз огляделся и прислушался. Уже с другой точки. Похоже, никого. Может, действительно в доме никто не живёт и его держат под сдачу? Если так, то удачно, что они попали именно в тот момент, когда никто ещё не заехал. Ладно, сначала стоит точно убедиться, что в доме на самом деле никого нет, а затем заняться коррекцией планов, с учётом того, что он оказался в этом будущем не один, а с ребёнком.
Осмотр дома принёс разочарование в собственных аналитических способностях. Шале было жилым. Причём жило в нём полтора десятка человек. Просто в настоящий момент они куда-то уехали… А вот причина этого отъезда оказалась крайне неожиданной. То есть совсем всё прояснилось гораздо позже, когда Алекс уже обустроился и смог заняться основательным выяснением всех нюансов, но первый и очень жирный намёк был получен ещё тогда. Причём намёк этот отыскался в том месте, с которого осмотр и начался… Это было письмо, обнаружившееся в главном зале, на небольшом столике, оформленном как… ну-у… чёрт, да хрен его знает как это обозвать… алтарь, что ли?
Письмо оказалось написано неровным детским почерком. А адресатом, к его собственному удивлению, оказался… Алекс. Ну или кто-то, кто принял его имя:
«Дорогой князь До’Урден, мы, дети приюта «До’Урден», очень благодарны тебе за то, что ты нам помогаешь. Мы все хорошо учимся, слушаем наших нянь и заботимся о твоём доме. Он нам очень нравится, и мы жалеем, что ты можешь бывать в нём только один день в году. И чтобы тебе было не скучно, мы приготовили угощение. Пирог. А ещё мы собрали тебе немного денег и хотим, чтобы ты сам купил себе подарок, какой ты только захочешь. Чтобы ты весь следующий год вспоминал нас в твоём княжестве под землёй и не скучал». Дальше шёл список из одиннадцати детских имён и фамилий с их подписями и разными смешными рисунками в виде рожиц, звёздочек, цветочков и всего такого прочего. Алекс изумлённо прочитал это послание несколько раз подряд, но понять что-то, кроме того, что в доме никого нет, а пирог и деньги предназначены именно ему, так в тот раз и не смог. Слишком большой сумбур царил в тот момент в его голове…
Пирог оказался на месте. Как и шестьдесят семь швейцарских франков монетами и мелкими купюрами. Что было весьма кстати… Нет, в принципе, технология легализации у него была уже давно отработана – после стольких-то тактов… так что он имел при себе достаточно средств, чтобы обеспечить первоначальные траты. В основном в золотых монетах царской чеканки. Но это было именно золото. Причём обезличенное. А соваться туда, где его можно было поменять на современные деньги, без предъявления документов с ребёнком на руках – означало подставляться по полной. Так что деньги текущего варианта реальности на то, чтобы ребёнку хотя бы воды и булочку купить, оказались очень к месту. Алекс задумался… Ладно, будем надеяться, что в современных торговых центрах имеются детские игровые комнаты, где можно оставить ребёнка на пару-тройку часов под присмотром персонала. А этого времени ему вполне хватит на то, чтобы мотануться до тех мест, где можно по-быстрому обменять золото и сделать самые неотложные покупки. Те же памперсы, блин.
Ещё одним очень важным бонусом оказался «незапароленный» комп в его бывшем кабинете, ныне ставшем, судя по всему, кабинетом директора приюта. За компом Алекс просидел почти всю ночь…
Новый вариант реальности оказался вполне себе дружелюбным, очень близко повторяя его «изначальную». «Шенген»[8], соцсети и-и-и… снова распад СССР. Но разбор причин этого Алекс отложил на будущее. Не до того ему было в настоящий момент. Сначала нужно было понять, что делать с тем комом неотложных проблем, которые возникли перед ним вследствие столь неожиданного поступка Эрики. Чем он и занялся в первую очередь…
Первую неделю ему везло. Не то чтобы везде и во всём, но довольно часто. Видимо, после столь эпической подставы судьба решила слегка сыпануть ему немного удачи. Ну, в качестве хоть какой-то компенсации… А как ещё иначе можно объяснить то, что билет на скоростной поезд до Тулузы ему удалось купить с рук, прямо при выходе на перрон, то есть не предъявляя отсутствующих у него документов и не пользуясь также отсутствующей у него кредиткой? Или что соседкой по шестиместному отсеку типичного европейского сидячего вагона оказалась шустрая старушка, сразу же очарованная Ванькой, который отчего-то растерял свою обычную суровую сдержанность и разулыбался «бабушке»? А улыбка у него была точь-в-точь как у Эрики. То есть разящая наповал… И что, узнав о том, что они едут не к кому-то там знакомому или в забронированный отель, а просто наобум, причём Алекс только лишь «надеется найти жильё и работу», старушка категорично заявила, что «с ребёнком так поступать нельзя» и она не то что просто приглашает, а настаивает на том, чтобы прямо с вокзала они отправились к ней. Потому что у неё «большой дом в историческом месте» и «ребёнку там точно будет хорошо».
Место действительно оказалось историческим. Дом мадам Женуа находился в самом центре настоящего средневекового города-крепости под названием Каркасон, от которого до Тулузы было менее сотни километров. Ну как города – скорее городка. Если считать по русским меркам… Он прятался за двумя рядами крепостных стен, сохранившихся до настоящего времени.
Причём сама мадам Женуа, как выяснилось, жила в США, у дочери, удачно вышедшей замуж за американца, и свою недвижимость навещала всего пару-тройку раз в год. Так что большую часть времени дом стоял полностью свободным. И она уже через неделю предложила им «пожить у неё». Вследствие чего у них с Ванькой появилась, так сказать, «операционная база» на первое время.
В Андорре тоже всё прошло более-менее. Оставив Ваньку на недельку на попечение мадам Женуа, Алекс метнулся в Андорру-ла-Велья, где сумел получить доступ к части своих счетов. А на обратном пути завернул в Марсель, где благодаря вновь сработавшему «закону повторения криминального жизненного пути» запустил процесс получения документов. Несмотря на некоторые изменения в составе местной криминальной «команды», ключевые её игроки оказались теми же… то есть, вернее, некой сборной солянкой из «игроков» двух предыдущих тактов, только частично разбавленной совершенно новыми лицами, так что установление контакта прошло вполне успешно.
На руки документы удалось получить только через месяц. И наличие ребёнка всё же внесло свои коррективы. Так, его попросили хотя бы некоторое время не выезжать никуда далеко за границу. А за «охраняемую» и вообще… И по возможности избегать мест, запросы из которых, в случае чего, пойдут через центральный аппарат министерства внутренних дел. Ненадолго. На годик-другой. Иначе можно спалиться… Потом можно. Но понятно, что в ситуации Алекса этот «годик-другой» был синонимом «никогда». Так что дорога в США и Россию ему в этом такте была, считай, перекрыта…
В самой же Андорре на этот раз устроиться не удалось. Дом, который Алексу удавалось купить парочку предыдущих тактов, на сей раз оказался уже куплен каким-то толстосумом, которого предложение Алекса по выкупу совершенно не заинтересовало. А других домов, которые подходили бы им с Ванькой по удобству, уединённости и при этом достаточной логистической доступности, отыскать не удалось. Но зато удалось договориться о длительном съёме жилья с мадам Женуа, которая, несмотря на удивление, вызванное тем, что «бедный эмигрант» оказался не таким уж бедным, отнеслась к этой идее вполне благосклонно. Но не сразу.
– Я не люблю, когда в моём доме живут посторонние люди. Поэтому и не сдавала его, – заявила она сначала. Однако затем добавила: – Но вы вроде как мне уже не посторонние. К тому же такому славному малышу следует расти именно в таком историческом и величественном месте. Только тогда он сможет вырасти настоящим французом!
Слышать подобное от жительницы США было несколько неожиданно. Но Алекс сдержался и энергично закивал, натянув на лицо выражение абсолютной благодарности…
Первое, чем занялся парень, когда более-менее обустроился, это зарылся в местный вариант интернета, пытаясь разобраться в причинах столь экстравагантного поступка жены. Родить сына, обвенчаться и… отбросить всё это? А как же все её рассуждения о долге? Разве долг женщины не состоит, кроме всего прочего, ещё и в том, чтобы быть хорошей женой и матерью? Как и мужчины в том, чтобы быть хорошим мужем и отцом.
Увы, дело оказалось именно в долге. В том, как Эрика его для себя понимала. «Обезопасив», как ей казалось, мужа и сына, графиня фон Даннерсберг объявилась в Германии, где стала изо всех сил пытаться воспрепятствовать приходу к власти в стране национал-социалистов. Она выступала на митингах, а также собраниях промышленников и финансовых воротил, печатала статьи в газетах, где заклинала и требовала только одного: «Остановить нацизм!» Её не слушали, над ней смеялись, её называли сумасшедшей. Высший свет заклеймил её прозвищем «Красная графиня» и отвернулся от неё… А двадцать четвёртого марта тысяча девятьсот тридцать третьего года, на следующий день после принятия рейхстагом «Закона о ликвидации бедственного положения народа и государства», давшего канцлеру Германии и лидеру национал-социалистической рабочей партии Адольфу Гитлеру почти неограниченные полномочия, она попыталась убить его и была забита насмерть коваными сапогами озверевших штурмовиков, превратившими одну из самых красивых женщин планеты в окровавленный кусок мяса.
Прочитав это в первый раз, Алекс долго сидел, откинувшись на спинку кресла и стиснув веки, из-под которых всё равно вовсю катились крупные слёзы…
С СССР же всё оказалось… в полном соответствии с «законом разрушающего касания Алекса». Как он сам иронично называл выведенную им закономерность, согласно которой всё, чего он только не касался, сразу после этого становилось не лучше, а хуже.
Нет, первое время всё развивалось вполне себе нормально. И даже куда лучше, чем раньше. Например, на этот раз удалось справиться с одной из главных проблем, слегка затормозившей развитие промышленности в прошлом такте. А именно – с её кадровым голодом. В изначальной реальности он был решён за счёт рабочих рук тех крестьян, которые, влекомые голодом начала тридцатых, рванули из деревни в город. В предыдущем такте голода начала тридцатых удалось не допустить, но вследствие этого к тридцать третьему году у промышленности с рабочими руками образовался серьёзный дефицит. А в этот раз удалось решить и эту проблему. Причём способом, прямо противоположным тому, которым эта проблема решилась в изначальной реальности. То есть не голодом, а, наоборот, большим урожаем. «Ценовой манёвр», предпринятый советским правительством как раз в тридцать втором году, вследствие оставшихся у него с предыдущих лет запасов зерна, закупленного в США во время разгара Великой депрессии, резко обрушил цены на хлеб, вызвав тем самым разорение огромного множества единоличных хозяйств, оказавшихся неспособными окупить затраты продажей резко подешевевшего урожая. Потому что за приемлемую цену государство покупало зерно только у колхозов и совхозов, каковых в этом такте оказалось на тридцать второй год раза в полтора меньше, чем даже в предыдущем. Не говоря уж об изначальной реальности Алекса. Но ненадолго. За тридцать второй и следующий за ним тридцать третий год суммарная численность «коллективных хозяйств» резко возросла, увеличившись почти в семь раз. Вследствие чего общая площадь земель, обрабатываемых подобными формами хозяйствования, к исходу тридцать третьего года охватила почти восемьдесят процентов всего пахотного клина. Так что сплошная коллективизация в этом варианте реальности вполне себе состоялась. Правда, произошло это на три-четыре года позже, чем в изначальной реальности, и на год-два попозже, чем в предыдущем такте, зато с куда меньшими потерями. Хотя доморощенные либералы, и на этот раз вполне себе расплодившиеся на «останках» развалившейся страны, вовсю драли глотки по поводу «чудовищных стотысячных потерь, которые русский народ понёс от преступной коллективизации». А вот потом дела пошли куда хуже.
Преобразование страны в сторону от идей ортодоксального марксизма под влиянием принесённых им материалов Сталин с Кировым и Фрунзе начали ещё до его нынешнего ухода в будущее. Ну а после него они развернулись куда круче. Что многим в партии сильно не понравилось. Причём, похоже, особенно тем, кто в другом варианте истории пошёл за Троцким. Попались Алексу в материалах несколько приметных фамилий… Так что и так нарастающее в партийной массе глухое недовольство группой Сталина – Кирова – Фрунзе, по мнению многих «старых большевиков» с ещё дореволюционным стажем, «узурпировавшей власть в партии и стране», на этот раз вырвалось наружу и оформилось созданием группировки, которую возглавили Зиновьев и Каменев, а также примкнувшие к ним Смирнов, Бухарин и Енукидзе. Они призвали «партийные массы» противодействовать «оппортунизму руководства» и его «отступлению от идей марксизма», как стали именовать новую политику Сталина со товарищи, и, войдя в смычку с руководством Коминтерна, эта группировка сначала заблокировала все предложения «антипартийной группы Сталина – Кирова – Фрунзе» по организации совместного фронта коммунистов и социал-демократов в Европе. А потом и дала ей бой на XV съезде ВКП(б).
Это привело к целой серии катастроф. Сначала разразившиеся дрязги позволили всем тем фашистским или, как минимум, полуфашистским режимам, которые и в прежней истории захватили власть в Венгрии, Прибалтике, Австрии и самой Германии, снова сделать это. А ведь такие операции были разработаны… Например, единый блок коммунистов и социалистов вполне мог получить на обоих – и июньских, и ноябрьских – выборах тридцать второго года в Германии большинство голосов и провести на место канцлера своего человека. Да и не было бы в этом случае никаких ноябрьских выборов. Но не срослось… Сталин, конечно, после прихода Гитлера к власти на своих оппонентах потоптался основательно, вменив им в вину всё произошедшее, но это не привело их ни к какой переоценке собственных действий, а только добавило злости. А вот реакция Иосифа Виссарионовича, причём, не исключено, именно под влиянием усилий Алекса, так сильно «топившего» за предотвращение «сталинских репрессий», на этот раз оказалась куда мягче и-и-и… ну, назовём это «беззубей». Вследствие чего, потерпев пусть и не безоговорочное, но поражение на съезде, эта группировка решила добиться своего через вооружённый переворот, втянув в него часть руководства Наркомата обороны и командование Московского военного округа. Переворот начался выступлением частей Московского гарнизона, который возглавил Тухачевский, также присоединившийся к заговору, оформившемуся в партийной верхушке к середине тридцать пятого года, вследствие которого Сталин и Фрунзе были убиты прямо во время парада на трибуне Мавзолея, а Киров схвачен и расстрелян через три месяца после публичного показательного процесса… После чего партия и государство, как было объявлено, «вернулись к ленинским нормам коллективного руководства», продержавшимся, впрочем, очень недолго. Уже через год «под нож» пошли Зиновьев и Каменев, потом настала очередь Енукидзе, Тухачевского и большой группы лидеров «путча» рангом поменьше, а затем развернулась такая кровавая вакханалия, которую историки этой реальности вполне закономерно обозвали «бухаринскими репрессиями». Итог для страны был суров – срыв выполнения планов второй пятилетки, повторение почти всех ошибок, совершённых в «изначальной» реальности Алекса (ну дык к руководству страны пришли люди, исповедовавшие точно те же ценности и обладавшие совершенно тем же мировоззрением, что и в «изначальной» реальности Алекса, – от «солидарности мирового пролетариата» до «малой кровью на чужой территории»), а также совершение множества новых. Например, Бухарин сумел-таки обеспечить республиканцам победу в Испанской гражданской войне. Но результатом этого, по мнению большинства историков, стало заключение перемирия между немцами и англичанами в марте сорок первого года и куда более быстрая «сдача» англичанами Греции, последствием которых стала несколько большая, чем ранее, численность сил вермахта и люфтваффе, сконцентрированных на Восточном фронте. Вследствие чего немцы напали на СССР уже пятого мая, получив в своё распоряжение ещё полтора месяца хорошей погоды, которыми сумели воспользоваться по полной… И хотя англичане уже в сорок втором, когда стало ясно, что СССР, как минимум, удержался и способен сопротивляться, нарушили перемирие, атаковав немецко-итальянские силы в северной Африке, что, вкупе с тем, что уже было сделано к моменту ухода Алекса в будущее, позволило Советскому Союзу снова выиграть войну, но победа на этот раз обошлась в тридцать один миллион погибших. То есть даже больше, чем не то что в предыдущих тактах, но и в изначальной реальности Алекса… Вишенкой же на торте для него стал факт того, что во время всё же состоявшейся в этой реальности перестройки, опять закономерно закончившейся обрушением СССР, местные «демократы новой волны» подняли на щит «невинно убиенного» Сталина, который, как следовало из их слов, был истинным демократом и народолюбом и изо всех сил противостоял «кровавому диктатору Бухарину». И потому был им безвинно убит…
А вот с флотом, к крайнему удивлению Алекса, отчего-то в этом такте всё оказалось куда лучше, чем в прошлом. Возможно, потому, что к моменту путча вся работа уже была вполне налажена. Так что даже репрессии, которые на этот раз, впрочем, оказались всё-таки пусть и немного, но менее массовыми, чем в изначальной реальности Алекса (кое-какие цифры он помнил), хотя и куда больше, чем в большинстве предыдущих тактов, да и оказались в этот раз направлены в основном именно на самую верхушку. Так что инженерно-технический персонал в основном вполне сохранился.
Короче, на этот раз к войне успели построить тринадцать крейсеров – семь тяжёлых и шесть лёгких, а новых эсминцев наклепали ажно пятьдесят восемь штук. После Таранто[9] на всех крейсерах и эсминцах поменяли все двенадцати- и семимиллиметровые пулемётные установки на четырнадцати с половиной миллиметровые, что сделало оба типа советских крейсеров самыми защищёнными от атак авиации. Ну, как минимум, на начало войны. Вследствие чего практически всеми в мире признавалось, что флот СССР оказался наиболее приспособлен именно к той войне, которую ему пришлось вести. Да и вёл он её весьма успешно.
Алексу удалось раскопать на местном варианте Ютуба ролик, в котором какой-то блогер-американец провёл анализ разных флотов времён Второй мировой войны. Так вот про советский флот он высказывался вполне комплиментарно:
«…и наконец, переходим к самому вкусному блюду, а именно – флоту Советской России, или, как он тогда назывался, RKKF. – Парень на экране махнул рукой в сторону, и за его спиной возникла и заполнила весь фон фотография нескольких кораблей, идущих полным ходом строем фронта.
Почему я сказал «самое вкусное»? – Парень ухмыльнулся. – Да потому, что итоговые оценки именно этого флота оказались наиболее далеки от предварительных. Если до начала Второй мировой войны редко какой военно-морской деятель или морской аналитик не удержался от соблазна поиздеваться над «тупыми комми», затратившими огромные средства на то, что все поголовно называли «недофлотом», «никчёмными лоханками» и «жалкими клонами германского паллиатива», то во время войны внезапно оказалось, что «комми» попали в яблочко. И что их корабли куда более отвечают требованиям именно той войны, которую им пришлось вести, чем что бы то ни было, построенное всякими снобами вроде англичан или французов. Более того, даже наши умники из DON[10] всего лишь через несколько месяцев после вступления США в войну бросились, высоко поднимая колени, изучать опыт боевых действий русских, мгновенно забыв все свои шутки по поводу их «недофлота». Так что начнём мы, пожалуй, с того, как вообще у русских появились подобные корабли.
Тут фон за спиной парня очередной раз изменился, превратившись в фотографию какого-то весьма потрёпанного корабля не очень больших размеров, в небе над которым виднелось несколько старинных бипланов.
– После окончания Гражданской войны экономика Советов оказалась настолько сильно разрушенной, – неторопливо начал парень, – что всем было ясно, что для достижения хотя бы того уровня, который имела Российская империя к началу Первой мировой войны, новой России потребуются десятилетия. А это означало, что обычный путь развития флота, вершиной которого для государств того времени являлись эскадры линкоров, для советской России оказался закрыт. Поэтому одним из самых важных вопросов, которые встали перед новым, коммунистическим правительством России, стал вопрос: как стране, омываемой двумя океанами и несколькими морями, обеспечить защиту своих интересов или хотя бы своих границ без сильного флота? – С этими словами парень повернулся и махнул рукой в сторону фона. – Здесь мы можем видеть, как «комми» начали решать возникшую перед ними дилемму. Эта фотография была сделана на совместных учениях морских и воздушных сил, которые были проведены в мае тысяча девятьсот тридцатого года на Балтике, неподалёку от Кронштадта. Учения проходили под руководством narodni komisar po voenim i morskim delam Михаила Фрунзе. – Парень произнёс наименование должности на русском языке, смешно коверкая слова. Похоже, он считал, что подобный языковый экзерсис – это круто и хорошо подчёркивает уровень его знаний о предмете рассказа.
– Это были первые учения, во время которых была совершена попытка оценить степень угрозы боевым кораблям в случае массированного применения авиации. Именно массированного, потому что опыты по использованию авиации против кораблей к тому моменту были проведены уже во многих странах. Но вот учений, в которых было задействовано столько кораблей и самолётов, а в них участвовал почти весь наличный корабельный состав Балтийского флота, способный отойти от причальной стенки, и аж четыре авиационных полка – никто ещё не проводил. И хотя задействованная авиация была представлена уже довольно устаревшими даже на тот момент бипланами «R-1», являвшимися клонами de Havilland D.H.9A образца ещё тысяча девятьсот шестнадцатого года, результаты этих учений, по оценке мистера Фрунзе и подчинённых ему командиров, оказались весьма впечатляющими. – Парень торжественно воздел вверх палец. – Но мы не будем углубляться в их историю слишком уж и подробно. Просто знайте, что по результатам этих учений был сделан вывод о том, что именно авиация в скором будущем станет самым опасным противником военного флота. И этот вывод Советы совершенно устроил!
Молодой человек покровительственно усмехнулся в объектив, после чего продолжил:
– Ну ещё бы! Красные посчитали, что нашли способ, не тратя деньги на огромные и бешено дорогие игрушки типа линкоров или линейных крейсеров, заиметь возможность вполне надёжно защитить свои берега и прибрежные воды от моных военных флотов imperialistov. Не верите? Давайте посчитаем! Согласно выводам военных экспертов, обрабатывающих результаты учений, для гарантированного потопления одного линкора требовалось послать на него в атаку полк ударных самолётов, то есть бомбардировщиков или торпедоносцев. А это всего лишь около трёх десятков аппаратов. Крейсер требовал эскадрильи. Эсминец – звена. Стоимость одного самолёта условно примем равной пятидесяти тысячам долларов. Хотя эта цифра, скорее, относится к аппаратам времён уже середины сороковых годов, а не конца двадцатых, но пусть… Так что общая стоимость полка ударных самолётов составит полтора миллиона долларов. Стоимость же линкора типа «North Carolina» составила семьдесят семь миллионов долларов. В пятьдесят с лишним раз больше! А, скажем, «Iowa» стоили уже около ста миллионов… Не менее впечатляющим соотношение потерь окажется, если посчитать его не через финансы, а через человеческие жизни. Даже в случае поголовной гибели всего авиаполка, брошенного в атаку на линкор, что, естественно, вряд ли случилось бы в реальности, потери атакующих составят, в зависимости от типа самолётов, принимающих участие в атаке, и, соответственно, численности экипажей, – от полусотни до сотни человек. Экипаж же линкора насчитывал от тысячи восьмисот человек для кораблей типа «North Carolina» и до почти трёх тысяч для «Iowa», – тут парень залихватски подмигнул в камеру. – Вы же понимаете, что с таким соотношением затрат и прибылей уже можно делать приличный бизнес!
Сделав паузу, блогер протянул руку влево, за обрез экрана и выудил банку пива. Вскрыв её, он сделал шумный глоток, после чего продолжил:
– Однако, как вы понимаете, военный флот нужен не только для защиты собственных берегов. У него множество других не менее важных задач – охрана и сопровождение конвоев, высадка и огневая поддержка десантов, демонстрация флага у чужих берегов и на других континентах, в конце концов. Так что, даже если согласиться с тем, что русские нашли способ справиться с эскадрами линкоров imperialistov, строить корабли им всё равно пришлось. Вот только строить они их принялись с учётом всех сделанных ими самими выводов. Вы спрашиваете, что же это значило? А вот что. – Парень снова на мгновение прервался, сделал ещё один глоток из банки и махнул рукой в сторону фона, который в очередной раз изменился, превратившись в схему башенной установки. – Во-первых, русские практически полностью отказались от орудий, не способных стрелять по самолётам. Практически, потому что один тип подобных орудий у них на кораблях все-таки был. Это – главный калибр тяжёлых крейсеров типа «Chapaev», являющегося отнюдь не «клонами немецких паллиативов», как о них говорили, а развитием и серьёзной переработкой немецких «карманников» под задачи, стоявшие перед RKKF и в соответствии с воззрениями русских. Что превратило их из «недостаточно быстрых дальних рейдеров» во вполне приличные тяжёлые крейсера и отличные корабли поддержки десанта. Но эти одиннадцатидюймовые монстры у русских оказались единственным флотским калибром, не способным стрелять по самолётам. «Комми» настолько жёстко соблюдали это требование, что, например, полностью отказались от вооружения своих крейсеров весьма популярным в то время в мире калибром в шесть дюймов и вооружили свои лёгкие крейсера типа «Sverdlov» и эсминцы универсальными орудиями калибра 5,12 дюйма, вследствие чего их лёгкие крейсера до начала войны всеми считались недовооружёнными. Зато во время войны они оказались настоящим кошмаром для люфтваффе. Да и в качестве кораблей поддержки десанта они зарекомендовали себя выше всяческих похвал, компенсируя уменьшенный калибр впечатляющей скорострельностью. Конечно, в прямом боестолкновении с противником, вооружённым шестидюймовками, которые немцы, например, чуть позже начали ставить даже на эсминцы, русским, при прочих равных, вероятно, пришлось бы нелегко. Но в том-то и дело, что за всё время войны русские корабли поучаствовали в подобных столкновениях считаное число раз! Да и о «прочих равных» в них и речи не шло. Зато схваток с авиацией русские моряки наелись от пуза… – Фон за спиной парня снова сменился. На этот раз старая фотография изображала авианалет на идущий полным ходом отряд кораблей, все орудия которых были задраны в зенит и изрыгали непрерывный огонь. – Но это ещё не всё. Исходя из сформулированных по итогам учений представлений о будущей войне на море, а также из крайней ограниченности собственных ресурсов, русские выработали весьма необычный подход к конструированию и вооружению кораблей. Тогда он породил целую волну насмешек. Русские корабли почти повсеместно именовались «неудачными конструкциями, созданными по изначально ошибочно сформулированному техническому заданию». Например, их эсминцы были на несколько узлов медленнее любых других, проектируемых и строящих в то же время. Их тяжёлые крейсера несли бортовую броню в полтора, а то и в два раза тоньше, чем их одноклассники. Что вообще-то выглядит весьма удивительным на фоне того, что русские бронировали свои эсминцы и даже торпедные катера. Да-да, представьте себе, русские ещё в начале тридцатых годов начали строить катера, у которых боевая рубка и палуба в районе расположения двигательных установок были прикрыты бронёй. Тонкой, противопульной, но бронёй! У эсминцев же кроме этого бронировались ещё и орудийные башни. Но дело в том, что подобный подход русских опять же был вызван тем, что они решили в первую очередь максимально защитить свои корабли от того врага, который они считали главным. То есть от авиации! Именно отсюда и это пренебрежение скоростью, и тонкое, но куда более развитое бронирование. От тяжёлой бомбы не очень-то спасёт и в разы более толстая броня, зато для защиты от осколков и авиационного вооружения такой вполне хватит. И, как показал опыт войны, они оказались полностью правы! Ну, во всяком случае, в отношении той войны, которую пришлось вести именно их флоту…
Парень вновь отхлебнул пива, после чего продолжил:
– И ещё один интересный момент. – Фон за его спиной снова сменился, на этот раз представ в виде конструкторского чертежа башенной артиллерийской установки, вооружённой двумя орудиями. – Это, – парень небрежно махнул рукой, – двухорудийная установка типа БУ-2-130, – единственная орудийная установка Советов, калибра 5,12 дюйма, во всём RKKF. – Он ухмыльнулся. – Да-да, дорогие мои, всё так. Если наши знаменитые Mark-12 выпускались в четырёх вариантах установок – открытая на центральном штыре и на кольцевом погоне, а также закрытые одно- и двухорудийные на кольцевом погоне, – то русские выпускали всего один вариант – закрытая двухорудийная установка на кольцевом погоне. Всё. Других нет. Не нравится – не покупайте. – Парень широко усмехнулся и развёл руками. – Скажу более, это была самая распространённая артиллерийская установка RKKF среднего калибра. Все остальные, а Советы выпускали ещё спаренную 10,5-см установку, которую они разработали на базе той, что прикупили у немцев вместе с проектом «карманников», а также и 85-мм опять же двухорудийную установку, были выпущены в суммарных объёмах, составивших не более половины от БУ-2-130… Но зато эту установку они отработали от и до! – Парень допил банку и картинным жестом швырнул её куда-то влево, после чего продолжил:
– Впрочем, русские вообще показали себя сторонниками крайней стандартизации. Знаете, сколько у них было типов корабельных турбин? Один! GTZA-27, производившиеся на трёх заводах, мощностью образцов первых серий в двадцать семь тысяч лошадиных сил, а последующих – в тридцать и тридцать три тысячи. Они их ставили и на тяжёлые, и на лёгкие крейсера, и на те и на другие по три штуки, и на эсминцы – по две, и на конвойные корветы, которые в RKKF назывались «storojeviki», – по одной штуке. А знаете, сколько у них было типов флотских дизелей? Два! Первый они ставили в качестве двигателей экономического хода на все свои корабли – от линкоров до корветов и подводных лодок, а второй, высокооборотный, – в качестве основных двигателей торпедных катеров и «malih ohotnikov». На торпедные катера они ставили по три D-18, а на «malie ohotniki», с которых, кстати, судя по всему, немцы и содрали если не конструкцию, то как минимум свою идею «раумботов», поскольку они строились в тех же корпусах, что и торпедные катера, конструкцию которых, уже, наоборот, русские прикупили у немецкой верфи «Lurssen» в те времена, когда кригсмарине ещё и не думал ни о каких торпедных катерах, по два. Именно благодаря подобному подходу, реально невозможному ни в какой другой экономике, кроме советской, «комми» и удалось весьма недорого построить вполне приличный флот, показавший себя в войне очень и очень неплохо…
Поработав ещё полтора часа, Алекс почувствовал, что его начало клонить в сон. С хрустом потянувшись, он закрыл рабочий файл и по устоявшейся традиции перед сном поднялся в комнату к сыну. Ванька спал на боку, скомкав одеялко и засунув его между коленей. Мальчишка его не подвёл. И сначала – когда они добирались до Парижа, ночуя в случайных местах, потому что без документов ни в один приличный отель было не устроиться, он, как маленький солдат, стойко переносил все выпавшие на их долю «трудности и лишения», и потом. Ну а тому, как ему удалось очаровать мадам Женуа, Алекс удивлялся до сих пор… И теперь, когда им удалось наконец обустроиться, он вполне спокойно принял то, что ему достаточно долгое время придётся пожить с папой и новой няней, а не Маргаритой Ниловной, к которой он успел привязаться в Москве. И только иногда, причём исключительно в момент, когда они были одни, позволял себе подойти к Алексу, забраться к нему на колени и тихо спросить:
– Папа, мама де?
Ну, или когда он уже почти засыпал. Как сегодня…
Постояв несколько минут, Алекс нагнулся и, поправив одеялко, тихо прошептал:
– Ничего, сынок, мама будет жива и с нами. Это я тебе обещаю…
Глава 2
– Н-да уж, задачку вы нам задали, господин Ожеро, – с легкой улыбкой произнёс крупный мужчина возрастом чуть выше среднего, с весьма смуглой кожей и чертами лица, выдающими в нём уроженца полуострова Индостан. Алекс улыбнулся в ответ и пожал плечами, как бы намекая: «А кому сейчас легко?»
– Сказать по правде, сначала я хотел отказаться от вашего задания, – продолжил профессор Бхаттар. – Уж больно оно мне показалось муторным… Дело в том, что эти методы условно делятся на поколения. Потому что новые методы возникали не в качестве гениальных озарений, а вследствие изменения среды, в которой они работали, – степени развития IT, полноты статистики… Вот, например, данные для расчёта ВВП до тридцатых годов прошлого столетия никто не формировал. Да и в тридцатых их начали формировать весьма немногие страны. Так что в мире эта практика достаточно широко распространилась только к середине века. Больше того, современные «методички» разработаны сугубо под западные стандарты, то есть вашей «стране-реципиенту», – тут он снова усмехнулся, – после взятия курса на изменение социальный системы пришлось впустить в Росстат американцев и европейцев, и те полтора десятка лет учили русских статистиков, как именно нужно поменять систему сбора статистики. Но это не главная проблема. Проблема в том, что разные методики наиболее эффективны в разных типах организационных структур. В заказанные вами тридцатые существовали так называемые «линейно-функциональные» структуры, строящиеся вокруг технологического процесса. И там никакой конкуренции или соревнования быть не могло. Ну какая конкуренция может быть, условно говоря, у цеха по выпуску левых ботинок с цехом по выпуску правых? И зачем?
И лишь примерно в середине пятидесятых на Западе появились «дивизиональные» структуры. И вот там уже стало возможным, чтобы одна лаборатория дизайна конкурировала с другой и третьей, ну и так далее. Вследствие чего многие системы управления заточены на использование этой самой конкуренции. Чего мы в СССР тридцатых просто не видим.
– Даже в военной области? – удивился Алекс. Насколько он помнил, ГАУ регулярно проводил самые настоящие конкурсы в области стрелкового вооружения, артиллерии, бронетанковой техники, авиации и так далее, в рамках которых конкуренция между КБ и заводами шла ещё та.
– Там не всё так однозначно, – согласился индиец, – да и назвать конкурсный отбор конкуренцией будет неверно. Слишком уж он привязан к субъективным критериям. Например, советские военные перед войной категорически настаивали на том, чтобы у принимаемых на вооружение орудий отсутствовал дульный тормоз. Этот критерий считался очень весомым, и чтобы образцу «простили» его наличие, он должен был продемонстрировать слишком уж веские преимущества над другими – заметное увеличение боевых свойств либо пусть и не очень большое, но зато компенсируемое очень значимой экономией в развёртывании производства. Однако опыт войны, а также и послевоенного развития артиллерии показал, что данному параметру придавалось явно излишнее значение…
– Хм, а вы неплохо разбираетесь в особенностях довоенной советской военной промышленности, – удивлённо констатировал Алекс. Его собеседник вздохнул и покачал головой.
– На самом деле плохо. Но обойти область, где в те времена присутствовали хотя бы зачатки конкуренции, было бы совершенно непрофессионально. Однако продолжим – дальнейшим развитием стали «облачные» структуры, где часть функций отдается на аутсорсинг посторонним фирмам с рынка. Сами понимаете, что как в «сталинском», так и в «бухаринском» СССР идеи управления через конкуренцию и заявления об её эффективности вряд ли были бы приняты на ура…
Первые пару месяцев после перехода Алекс не мог думать ни о чём, кроме как о смерти Эрики. Он пытался как-то отвлечься, сосредоточиться на сыне – в мае съездил с Ванькой на море, в очаровательный старинный Нарбонн и славящийся своими отелями и пляжами Нарбонн-пляж, расположенные всего в шестидесяти и семидесяти километрах от Каркасона, пытался занять голову, «закапываясь» в местную сеть, но всё было напрасно. Потому что уже через десяток минут он натыкался на очередное упоминание о «Красной графине» и забывал обо всём… Этих упоминаний было множество. Эрика фон Даннерсберг в этой реальности оказалась брендом покруче знаменитого Че Гевары. Дифирамбы «этой мужественной женщине» пелись буквально всеми – от властей и СМИ также уже почившей в бозе ГДР[11] и до «Lesbenring»[12]. В честь Эрики во всём мире было переименовано под сотню улиц во многих городах Германии, Швейцарии и Австрии – от Берлина до Люцерна и Линца, а также три десятка площадей и несколько мостов. Её имя носили корабли и концертные залы, художественные галереи и даже марки духов. Кроме того, мемориальные таблички с её именем были установлены на доброй полусотне домов, дворцов и отелей, в которых она когда-то жила или хотя бы останавливалась. По её жизни было написано семь биографических книг и снято пять документальных и три художественных фильма. В двух из которых Алекс был представлен в виде слащавого героя, в последний момент благословляющего свою любовь на подвиг во имя человечества и обещающего позаботиться о сыне, а в третьем – урода, сделавшего наивной девушке ребёнка и бросившего её, вследствие чего, пройдя сквозь подобные испытания, она и поднялась до самых вершин духа и стала той самой героиней, которой все восхищаются. Нет, лично Алекс там особенно не фигурировал, хотя это было и удивительно, в конце концов, он разливался соловьём не столько даже перед Эрикой, сколько перед её родственниками. Так что его точно должны были запомнить. Да и фамилия у него не только была весьма необычной и потому запоминающейся, но и во время их совместного путешествия засветилась, и не раз. А те, перед кем она засветилась, отнюдь не страдали наивностью или недостаточным умственным развитием, чтобы не суметь, так сказать, сложить два и два. Но вот, поди ж ты, несмотря на то что и в фильмах, и в монографиях регулярно, так сказать, проскакивали те или иные толстые намёки, «загадочный спутник» героини в открытую не был назван нигде. Наиболее близко «снаряд» упал в одной из монографий, где прозвучала-таки фамилия До’Урден, но всего лишь как одна из многих. Возможно, Эрика очень талантливо «шифровалась», так что её отлучки и воспоследовавший побег именно с ним никто не связал… Впрочем, это ещё что – в настоящий момент один очень модный режиссёр снимал новый фильм, в котором графиня фон Даннерсберг должна быть выведена в виде стопроцентной лесбиянки! То есть ни о каких мужчинах в её жизни и речи не шло. Более того, как заявил в одном из интервью этот самый режиссёр, ему удалось «точно установить», что её «так называемый сын» на самом деле был юной несовершеннолетней любовницей «Красной графини», предпочитавшей носить мальчишескую одежду…
Но во всём этом не было главного для Алекса фактологического материала – как она добралась до Берлина, где ночевала последнюю ночь, во сколько и каким маршрутом подошла к той пивной на Унтер-ден-Линден, где Гитлер со товарищи в узком кругу решили отпраздновать свою победу. Да что там говорить, если до сих пор было непонятно даже, что это было – заранее подготовленная акция либо некий спонтанный поступок. Ну, типа, Эрика просто шла по улице, пребывая в жутком отчаянии от того, что все её усилия окончились крахом и ненавистный ей Гитлер со своими нацистами получил всю полноту власти и теперь опять поведёт Германию и немецкий народ к гибели, а тут – оп! Её враг сидит и пиво пьёт. Ну и сорвалась… В пользу первого говорило то, что она сумела-таки подобраться к Гитлеру почти вплотную и выстрелить в него несколько раз, несмотря на то, что его и его соратников в этот момент охранял десяток штурмовиков. Да и «товарищи по оружию», с которыми он праздновал свой триумф, были теми ещё волчарами… В пользу второго – выбор оружия, в виде которого выступил всё тот же подаренный Фрунзе маломощный «вальтер ППК»[13], самого слабого из доступных калибра, который, кстати, во многом и предопределил неудачу покушения. Поскольку из трёх попаданий ни одно вследствие малого калибра и общей маломощности патрона не стало смертельным. А также общий итог покушения, оказавшийся прямо противоположным задуманному, Гитлер не только выжил, но и приобрёл этакий ореол «пострадавшего за идею». Что заметно прибавило ему в тот момент популярности и влияния… А ведь Алексу для выработки стратегии спасения жены нужны было именно такие подробности!
Так что, потыкавшись по сети, Алекс договорился с мадам Валери, которую ему, кстати, сосватала хозяйка арендованного им дома, о том, что она на неделю возьмёт все заботы о Ваньке на себя, и выехал в Германию. Никаким криминалом он там заниматься не планировал, а пограничного контроля в Европе не было, поскольку тут снова имелся в наличии свой вариант «шенгена». Так что Алекс счёл подобную поездку вполне безопасной…
– …«метод критической цепи». Да – староват. Но! Во-первых, метод реально работает и позволяет устранить любые задержки или отклонения в ходе проектной реализации, назначая цельно-критический путь и устанавливая число ресурсов, чтобы выполнить работы. Во-вторых, он работает без компьютеров. И в-третьих, он применим в «линейно-функциональных» типах организаций, которые только и могут быть в сталинском СССР. Впрочем, недостатки здесь тоже достаточно значимые – на практике это получается только у опытных руководителей, потому что многие подчинённые сопротивляются, так как сами по себе проектирование и отчётность требуют массу времени. В результате часто случается так, что начинается скрытое саботирование внедрению подобного метода под маркой того, что «тупое» руководство начинает отчего-то требовать от подчинённых массу «ненужной» и бумажной работы, которая вот прям невозможно мешает исполнению своих непосредственных обязанностей.
– Ну, это понятно, – криво усмехнулся Алекс. С подобным он и сам сталкивался сплошь и рядом…
В Берлине парень достаточно быстро вышел на несколько криминальных журналистов, имеющих неплохие связи с местной полицией и способных получить доступ в полицейские архивы. Всем им он привычно представился писателем-фантастом, который пишет книгу по альтернативной истории, значимым сюжетом в которой должно стать спасение «Красной графини». Пишет он для себя, не особенно рассчитывая на издание, максимум выложит в местный аналог интернета для любителей, погружённых в тему. Потому-то он и зациклен на максимальной достоверности. А для того, чтобы добиться подобного уровня достоверности, ему и нужны самые подробные сведения – протоколы допросов, схемы места происшествия, показания очевидцев, фото участников и так далее.
– И сколько ты готов потратить на подобную чушь, мужик? – лениво уточнил Гюнтер Краббе, который, по информации Алекса, являлся неким негласным «гуру» криминальной журналистики Берлина.
– Всё зависит от полноты и достоверности информации, – улыбнулся Алекс. – Но, поскольку вы уже прошли, так сказать, первоначальный отбор, то начальной суммой будет три тысячи швейцарских франков.
Гюнтер удивлённо присвистнул.
– Неплохо… – А потом хитро прищурился: – Но, как я понял, это именно начальная сумма?
– Да, – кивнул Алекс.
– И получит её тот, кто первым доставит тебе полную копию полицейского дела? – уточнил ещё один из присутствующих.
– Да нет, – Алекс мотнул головой. – Если все принесут по копии полицейского дела – все и получат. Я склонен поощрять старание. Но если кто-то сумеет накопать что-то ещё…
– Да что тут ещё может быть? – удивлённо спросил один из молодых журналистов.
– Ну-у, например, мемуары Курта Шайгера, – довольно усмехнулся Краббе. – Не знаешь, кто это такой, сынок? А это тот самый штурмовик, который хвастался, что именно его сапог и раздавил череп «Красной графини»…
Алекса от этих слов слегка замутило. Но Гюнтер этого не заметил и довольно закончил, покровительственно махнув рукой:
– Так что готовьте денежки, герр писатель. У вас будут самые полные и эксклюзивные материалы по этому делу…
– Далее «метод критического пути». Прекрасно работающая система и весьма наглядная, поскольку в ней широко используются такие инструменты, как диаграммы Гантта, PERT-диаграммы и сетевые графики. Но тут одна беда. Приписки!
– Приписки? В сталинском СССР? – удивился Алекс. Он считал, что это беда гораздо более позднего времени.
– Да-да, увы, это факт. Причём результаты зачастую просто чудовищные. Так, при строительстве одного из важнейших объектов первой пятилетки – Belomorsko-Baltiiskogo kanala – между шлюзами номер семь и восемь при прокладке искусственного русла наткнулись на скалу. Неожиданно. Там сверху была подушка мягкого грунта, фактически болота, а вот чуть глубже… Но, поскольку объём выделяемого финансирования и даже снабжение работников продуктами, так называемая «paika», зависели от записанной выработки, начальство долгое время «не замечало» приписок. И к началу тридцать третьего года этот участок был «вырыт на бумаге». А в реальности – нет. Результат – пришлось каяться, просить взрывчатку и подрывников и, изо всех сил напрягая «каналармейцев», рыть. И это при резко сократившемся вследствие падения выработки снабжении. Так что в этот год на стройке резко возросло число жертв…
После этой встречи в Берлине Алекс наконец-то успокоился и стал в состоянии думать о чём-то ещё.
Вследствие чего ему удалось довольно быстро разрешить и загадку с приютом «До’Урден». Как выяснилось, этот приют был создан в сорок первом году, в самый разгар Второй мировой, и предназначен для проживания детей, пострадавших от войн и военных конфликтов. Для его финансирования от имени некоего лица, судя по документам носившего фамилию «До’Урден», в один из швейцарских банков была положена очень солидная сумма. Она была рассчитана на сто лет существования приюта. Но к настоящему моменту несколько выпускников приюта, сумевших достичь в жизни достаточного финансового успеха, изрядно пополнили его фонд, так что сроки его финансирования и, следовательно, существования заметно увеличились… Отсутствие же всех его обитателей в день весеннего равноденствия являлось результатом бытовавшей в приюте легенды, согласно которой этот самый «До’Урден» на самом был представителем загадочного народа дроу, живущего глубоко в недрах земли, и более того, князем этого народа, который какое-то время жил на поверхности, вот в этом самом доме, а потом ушёл обратно в «свой мир», отдав дом под детский приют и оставив денег на его содержание. И лишь раз в году, в свой «день рождения», который приходится как раз на день весеннего равноденствия, он позволяет себе возвращаться в свой дом и провести в нём один-два дня, вспоминая свою жизнь на земле. Так что, в знак уважения к нему, в это время всех обитателей приюта увозят из него ажно на три дня, чтобы они не мешали «князю До’Урдену» предаваться ностальгии. Этим же, кстати, объяснялся и запрет на какие-либо перестройки в доме и окрестностях… После зрелого размышления Алекс решил, что всё это отнюдь не какая-то удивительная случайность, а, скорее всего, «привет» ему от ИНО и Зорге, который столь хитрым ходом смог и сохранить тайну, и обеспечить ему беспрепятственный доступ во вполне себе тёплый и жилой дом, без всяких «архитектурных излишеств» типа установленного посреди портала камина, а также получить возможность сразу же ознакомиться с кое-какой актуальной информацией и заиметь некие минимальные начальные средства. Впрочем, возможно, деньги были инициативой самих детей… Особую пикантность подобному придавал факт, что в этом реальности «дроу» были, так сказать, совсем не раскручены. Вследствие чего в запросе по слову «дроу» в местном глобальном поисковике первой строчкой в перечне ссылок почти всегда вылезал именно «Приют До’Урден». Вероятно потому, что никакого Роберта Сальваторе здесь не было. Вот ведь удивительно – Толкиен был, Хаббард был, Гаррисон был, Азимов был, даже игра «Dungeons & Dragons» имелась, а об известном американском писателе-фантасте Роберте Сальваторе никто и слыхом не слыхивал. Либо он в этой реальности не родился, либо по какой-то причине избрал себе иную жизненную стезю…
И вот после того как, так сказать, тайна прибытия была разгадана, а процесс получения той информации, которая представлялась Алексу жизненно необходимой, был запущен, перед ним встал вопрос: что же делать дальше. Чем полезным занять время, оставшееся до перехода в прошлое? Ну, кроме общения с сыном, естественно… Что же ему на этот раз принести «в клювике» Сталину и компании?..
– …но главный метод, на который я советую обратить внимание, это «Метод моделирования событий». Метод почти как по заказу. В его основе лежит проведение проектного анализа с использованием методики Монте-Карло. В подготовленном нами материале мы нашли очень много «неудачных» совпадений событий, которые сами по себе не критичны, но вот вместе… Каюсь, здесь мы даже залезли в сферу внешней и внутренней политики. Уж очень наглядно получилось. Ведь не случись тот путч… – Профессор покачал головой. – Единственная проблема в том, что этот метод даст сколько-нибудь значимый эффект тогда, когда накоплена статистика по событиям, а в СССР того времени её с необходимой точностью никто не ведёт, и ещё он требует неплохих вычислительных мощностей…
Главным, естественно, была информация по «путчу». Эту информацию он Сталину обязательно принесёт! Но её достаточно и в открытых источниках. Да и по поводу, так сказать, не совсем открытых у парня были идеи, как её можно будет оттуда добыть. Причём даже без личного участия. Для этого просто требовалось проявить немного больше присущей ему щедрости… Дело в том, что в перечне диссертаций на соискание степеней докторов и кандидатов наук по направлению «новейшая история» с тегом «смена руководства в СССР в середине тридцатых годов» или схожих имелось почти двести наименований. Причём большая часть из защитивших диссертацию по данной теме вполне себе здравствовали и в настоящее время. Уж больно они были популярны в десятилетие перед и сразу после разрушения СССР… И Алекс сильно сомневался, что среди этого сонма диссертантов не найдётся несколько человек, которые согласятся подготовить развёрнутый специализированный доклад по той теме, в которую они сами погружены давно и успешно. Особенно если им предложить за это достойное вознаграждение. А поскольку материалы пойдут напрямую всем «допущенным к тайне», то никаких дополнительных «обременений», типа специальной вычитки для исправления от анахронизмов, не потребуется… Большего он, учитывая, что ему не рекомендуется пересекать «охраняемые» границы, сделать всё равно не сможет. Но и этого будет вполне достаточно. Особенно если выбрать для подготовки докладов тех, кто и так уже имеет как все необходимые допуски для работы в самых секретных архивах, так и налаженные хорошие связи в них же. Сталин, Фрунзе и Киров точно будут ему сильно благодарны. Особенно Киров. Ну, когда увидит на фотографиях того времени, в каком виде он предстал перед судом… Кстати, в этом была и некоторая вина Алекса. Потому что, как следовало из той информации, которую парню уже удалось нарыть, одним из самых важных вопросов, ответ на который заговорщики очень сильно пытались «выбить» из Кирова, было место расположения «Будущего-1»…
– …кроме того, мы рассмотрели и ещё несколько моделей – «бережливое производство», «водопадная модель» или «поточный метод планирования», но на них я останавливаться не буду. А вот на чём я взял на себя смелость остановиться поподробнее, так это на системе «канбан». Хотя это и выходит за пределы формальных рамок вашего задания, но пройти мимо неё я посчитал непрофессиональным. Потому что она была разработана и введена в послевоенной Японии. Где не было никакой стабильности, был дефицит всего, в т. ч. не только управленцев, но и просто грамотных людей. Не правда ли, очень напоминает довоенный СССР? Основной лозунг этой системы: «точно в срок, на каждом участке». Уточняю: не «как можно быстрее», а именно «точно в срок». То есть можно взять и небольшой запас, но… потом уж будь любезен. Оправданий просто нет. Основное отличие от СССР состоит в том, что в нём, наоборот, сильно приветствовались «досрочность» и всякие там «опережения графика», а в системе «канбан» ключевые слова прямо противоположные – «неспешность» и «непрерывность». Но зато процесс задается ещё и как непрерывное совершенствование. А это уже играет в пользу СССР. В конце концов, для него и в те времена, и после был весьма характерен лозунг: «Догнать и перегнать». Что японцам с этой самой «канбан» вполне себе удалось. А такой элемент, как «кружки качества», они прямо содрали у русских, причём в лучшем их воплощении, то есть ещё и как социальный элемент структуры, позволяющий вовлечь каждого работника в дела всего предприятия. Что в СССР декларировалось как одна из целей на протяжении практически всей его истории. Причём весьма громко. В ту же копилку и регулярный «горизонтальный дрейф». В смысле, если человека не получалось повысить, его переводили на сходную должность на смежный участок. Если бы СССР смог полностью внедрить один из ключевых принципов «канбан», заключающийся в том, что каждое предложение, которое «хотя бы не вредит», обязательно внедряется – то результаты были бы очень неплохими. Ведь сталинский СССР к социализму на самом деле имел не очень близкое отношение, больше походя на этакое государство-сверхкорпорацию, что весьма близко именно к японской модели, а не к, скажем, скандинавской…
– Благодарю вас, господин Бхаттар, – подытожил Алекс, когда его собеседник наконец закончил рассказ. – У вас получилась очень интересная работа. Я, конечно, чуть позже куда подробнее изучу присланные вами материалы, но даже из того, что вы мне сейчас изложили, уже можно сделать вывод, что это именно то, чего я хотел. Деньги я вам уже перечислил.
– Да-да, они уже пришли. – Энергичный индус средних лет, чьё изображение сейчас занимало весь экран пятидесятидюймового телевизора, который Алекс использовал в качестве монитора, благодарно улыбнулся и уточнил: – Но там несколько больше.
– Да, это премия за хорошую работу, – улыбнулся в ответ Алекс.
– Что ж, благодарю. С вами было приятно работать…
Закончив разговор с индусом, парень задумался. И что теперь делать? Изначально лезть в высокие, так сказать, сферы, не хотел. Эвон, попытался, блин, поменять Советский Союз и не допустить репрессий… И что? Нравится, как получилось? То-то же… Давно следовало понять, что, несмотря на его, прямо скажем, уникальный жизненный опыт, он по-прежнему в лучшем случае неплохой инженер. Всё же остальное – далеко за пределами его наклонностей и талантов. Это в книжках здорово читать, как какой-нибудь отставной офицер, инженер или агроном, ничего особенно в жизни не добившийся и доживающий свою жизнь пенсионером-неудачником, или вообще какой-нибудь ленивый и любящий весело проводить время студент-недоучка, либо, наоборот, крутой сисадмин, сутками зависавший на исторических или мистических форумах, попав в некие «обстоятельства», на раз-два-три (ну, или после долгой и упорной, но непременно успешной борьбы с врагами) становится императором, великим полководцем, промышленным магнатом или крутым архимагом. В жизни-то, чтобы стать кем-то могущественным или хотя бы значимым, нужны не столько знания или даже мозги (хотя они отнюдь не помешают), сколько, в первую очередь, особенный склад характера – воля, упорство, умение рисковать и не сдаваться при неудачах, харизма и так далее. Но если у тебя всё это есть, то ты уж точно и в своей «первой» жизни не будешь ни пенсионером-неудачником, ни студентом-недоучкой. А если нет – то никакие знания и умения тебе не помогут. Наоборот, стоит только тебе их проявить, как тут же найдётся кто-то, кто попытается тебя нагнуть и использовать в своих интересах. Ну, как Сталин со товарищи самого Алекса. Совершенно же ясно, что они от сотрудничества с Алексом получают не то что в разы, а на порядки больше, чем он от сотрудничества с ними. Да если уж быть до конца откровенным, последние три такта он на них пашет, считай, бесплатно. Ну, если считать по соотношению затрат и прибылей…
Однако то, что началось как скромная попытка «просто немного улучшить систему управления и принятия решений, более не залезая в высокие сферы», закончилось вот таким образом. И убейте меня семеро, если это всё не означает те самые что ни на есть высокие сферы. И как быть?
А ведь всё началось весьма прилично. Когда, в очередной раз перелопачивая период Великой Отечественной войны этой реальности, он наткнулся на словосочетание, которое ранее считал относящимся исключительно к Первой мировой. «Снарядный голод».
Как выяснилось, та вакханалия репрессий, которая разразилась после убийства Сталина, Фрунзе и казни Кирова, в отличие от сталинских, чей, так сказать, пик ограничился всего лишь парой лет, затянувшаяся аж на пять, по какому-то выверту судьбы почти не затронувшая кораблестроение, химическую промышленность, наоборот, затронула в куда большей степени. Впрочем, возможно, причиной этому послужил сам Алекс. Поскольку в период его пребывания на территории СССР самую существенную часть своего времени он уделял именно химии. Ибо именно в ней он чувствовал себя настоящим специалистом, расценивая все свои усилия в других областях в основном как дилетантские. Так что немудрено, что это направление довольно плотно курировалось лично Сталиным. Да и остальные члены «клики» приложили к нему руку. Взять хотя бы его «контрольный забег» по нефтеперерабатывающим и химическим предприятиям с Кировым во время последнего такта… Поэтому довольно большое число тех, кто трудился именно в химической отрасли, оказалось в глазах новой власти неблагонадёжными. Вследствие чего они в огромном количестве попали под каток репрессий, результатом которых стал резкий кадровый голод в химических отраслях, не только сильно отразившийся в том числе и на производстве порохов и взрывчатых веществ, которое и так в середине тридцатых было не слишком объёмным, но и резко уронивший возможности их наращивания в случае возникновения военной опасности. С небольшими объёмами ситуация сложилась вследствие того, что Сталин со товарищи, узнав от Алекса ключевые исторические даты, приняли решение до тридцать восьмого года на «военку» тратиться по минимуму и начать серьёзно наращивать военное производство только после Мюнхенского сговора. Потому что как раз он фактически и являлся началом Второй мировой войны. Ибо именно после мюнхенского сговора в Европе впервые после Первой мировой войны произошло не просто насильственное, с применением армии, изменение границ суверенного государства, но и вообще полная его ликвидация с последующим захватом. Исчезло с карты государство Чехословакия. Совсем. Напрочь. Причём, в отличие от аншлюса Австрии, поддержанного и властью, и существенной частью населения, сами чехи и избранная ими власть этого категорически не желали. Но их нагнули. Причём не столько немцы, сколько «хранители мира и добра» в виде Англии и Франции. А Гитлер пришёл и забрал готовое. В каковое, кстати, входило и вооружение для нескольких дивизий, включая танковые, позволившее едва ли не удвоить ударную мощь новоиспечённого вермахта. Так что не получи Адольф Алоизыч этого вооружения, вкупе со всей чешской военной промышленностью и налаженным производством боеприпасов, ни о каком нападении на Польшу ему и мечтать бы не стоило. Как можно всё это рассматривать иначе, нежели прямое его поощрение на будущие захваты? Да тот самый, пресловутый «пакт Молотова – Риббентропа» на этом фоне просто нервно курит в сторонке… Ой, похоже, кликуши «цивилизованного мира» так старательно выпячивают упомянутый пакт именно для того, чтобы максимально отвлечь внимание от мюнхенского сговора!
Так вот, по планам, до конца сентября тридцать восьмого года развитие СССР должно было идти с куда большим перекосом в сторону мирных областей, чем не только в изначальной реальности Алекса, но и в большинстве остальных. И только после заключения Мюнхенского соглашения Сталин должен был громогласно, на весь мир, объявить, что всё – новая мировая война совершенно точно и однозначно началась и СССР теперь перестраивает экономику на военные рельсы… И так оно и шло. Достаточно сказать, что общий объём производства танков и другой бронетехники в СССР этой реальности к моменту гибели Сталина составил едва пять с половиной тысячи единиц. В отличие от более десяти тысяч, которые были произведены к тридцать пятому году в той реальности, в которой Алекс впервые начал интересоваться этим вопросом. Так что даже подробных планов по существенному расширению производства порохов и взрывчатки на конец тридцать пятого года ещё не имелось. Ими собирались заняться только годах в тридцать шестом – тридцать седьмом. А пока развивали гражданское химическое производство.
Кроме того, сыграло свою роль и то, что после гибели во время «путча» Фрунзе и его близкого окружения, составлявшего наиболее адекватную часть руководства наркомата обороны, и тактикой, и стратегией вновь стали рулить почти сплошь «герои Гражданской войны», безо всякого знания о будущем. Вследствие чего все ошибки начального периода войны изначальной реальности Алекса были здесь повторены в полном объёме – и вынос основной линии укрепрайонов на новую границу, и концепция «войны малой кровью на чужой территории», вследствие чего огромные запасы боеприпасов, снаряжения и топлива оказались сосредоточены в приграничных регионах и точно так же оказались очень быстро захвачены наступающим вермахтом, и размещение значительной части мест дислокации как линейных частей и соединений, так и аэродромов и даже госпиталей в пределах досягаемости не только авиации, но и даже полевой артиллерии вероятного противника, ну и так далее… Что вкупе и привело к тому самому «снарядному голоду», протянувшемуся аж с осени сорок первого до начала зимы сорок третьего. И сильно усугублённому ещё и тем, что новые власти умудрились ещё до нападения на Советский Союз так сильно испортить отношения с США, что программа ленд-лиза оказалась распространена на СССР только в конце сорок второго…
Конечно, можно было бы ничего в этой области не предпринимать. Если Сталин, Фрунзе и Киров останутся на своих местах, никаких особенных проблем с производством порохов и взрывчатки в частности, как и вообще все химической продукции в целом, явно не будет. Как и глупых стратегических решений. И вообще, после того как Алекс принесёт им информацию по «путчу», на нём, совершенно точно, можно будет поставить крест. Ну не тот Иосиф Виссарионович человек, чтобы такое простить и уж тем более ещё раз так подставиться… Но Алекс увлёкся. Возможно, сказалась и ностальгия. В конце концов, он же химик, а последние несколько тактов ему пришлось заниматься почти исключительно чем угодно – металлургией, сваркой, производством турбин и вооружения, добычей полезных ископаемых и так далее, но не химией. Некая отдушина случилась во время последнего такта в прошлом, когда его провезли по ряду химических предприятий, но и там он выступал скорее в качестве ревизора-технолога. Так что он прямо-таки «заболел» этой темой.
Первой технологией, которую он «нарыл», оказался турбодетандер. Изобретённый, кстати, советским учёным Петром Капицей как раз в конце тридцатых годов. Потом Алекс увлёкся ракетными порохами, низкое качество которых, кстати, сильно мешало развитию ракетной техники в тридцатые-сороковые годы. Следующая, так сказать, «прорывная» технология, которая способна была сильно облегчить положение дел с боеприпасами, к химии на первый взгляд не имела никакого отношения. Но её освоение позволяло не только изрядно удешевить производство боеприпасов, но и существенно сократить использование в этом производстве редких и цветных металлов. Это была технология производства стальных гильз… Впрочем, немного разобравшись, он понял, что сильно ошибся насчёт того, что данная технология не имеет отношения к химии. Потому что одним из ключевых элементов этой технологии являлось производство лаков и красок, используемых для покрытия готовых боеприпасов… И вот изучение истории разработки и промышленного освоения этих технологий привели Алекса к совершенно новой области, которой он, к собственному стыду, ранее практически не занимался, а именно – к технологиям управления промышленностью и научно-исследовательскими разработками. А уже попытки что-то понять в этой теме оказались тем последним камешком, за которым последовала лавина, приведшая его к сотрудничеству с господином Бхаттаром и его коллегами…
Алекс тяжело вздохнул и, открыв почту, вывел на экран присланный профессором материал. Разговоры разговорами, но его следовало прочитать. И как можно более внимательно. Причём не столько на предмет наличия «анахронизмов», сколько… ну а как вы думаете, какие у него появились мысли после того, как Ванька прошёл через портал и остался жив? Вот то-то и оно… И дело было не только в том, как убедить Сталина отпустить Эрику. Шанс на это был, и неплохой! За время общения с этим человеком Алекс избавился от очень многих иллюзий и теперь точно знал, что тот не был ни кровавым маньяком, ни злобным тираном. Жёстким руководителем – да, безжалостным к тем, кого считал врагом или предателем, – да, человеком, относящимся к смерти и страданию куда более спокойно, – да, но не тираном и маньяком. А может, дело было ещё и в том, что в этой реальности Сталину не пришлось испытать такие потрясения, как смерть друга от рук, считай, соратников или самоубийство жены? Кто знает… Так что шанс договориться, несомненно, был. Не сразу и, скорее всего, только после того, как получится создать такую реальность, в которой СССР сможет сохраниться и выйти на траекторию устойчивого развития, но был. И самым важным в связи с этим для Алекса становился вопрос: в какой мир его жена и сын должны будут прийти? Ибо «победы» той ипостаси СССР, которая сложилась в его изначальной реальности, он совершенно не желал. Да и не верил в неё. Но и с пониманием того, как должен измениться СССР, чтобы стать местом, в котором действительно хочется жить, но при этом точно суметь победить в экономическом противостоянии со «свободным миром», у него был полный швах. Эвон, один раз попробовал – и на тебе! Но и сидеть сложа руки опять же не выход. Ладно, будем уподобляться той самой лягушке из старинной притчи, которая смогла выпрыгнуть из кувшина с молоком[14]. С флотом же получилось. Пусть и далеко не с первого раза…
К Рождеству наконец прислал свой материал Краббе, полностью оправдав те надежды, которые Алекс начал питать после того памятного разговора. Помимо подробного полицейского досье, которое имелось в распоряжении Алекса уже в четырёх вариантах, Гюнтер умудрился собрать информацию о заметной части людей, присутствовавших в тот момент в пивной и её ближайших окрестностях. Причём не только имя, фамилию, возраст и род занятий, но и предыдущий жизненный путь, психологические наклонности, а по кое-кому и причины их появления в данном месте в данное время. А также нарисовал поминутную схему развития происшествия, включающую в себя и маршрут подхода Эрики к точке, с которой она начала стрелять.
А шестнадцатого марта Алекс загрузил в багажник своей машины, которую он прикупил сразу же после того, как решил вопрос с документами, довольно тяжёлый чемодан, заполненный очередной порцией распечаток, основную часть которых составляли материалы по путчу и разработки группы Бхаттара, ну и кое-что ещё, типа чертежей нового варианта авианосца на базе корпуса «Измаила», плюс здоровенный станковый рюкзак на шестьдесят пять литров – с ними же. Можно было бы взять и больше, но бумага – вещь очень тяжёлая, а у Алекса кроме чемодана и рюкзака на руках ещё был сын. Так что пришлось ограничиться именно таким весом и объёмом… После чего усадил Ваньку в детское кресло и двинулся в путь. Через три дня дети из приюта должны были, по традиции, выехать в очередное путешествие, оставив дом «князю До’Урдену». И «князь» был им за это очень благодарен…
Глава 3
Эрика обхватила чашку с горячим шоколадом обеими руками и, поднеся её к лицу, сделала большой глоток. Горячий, сладкий напиток немного обжёг язык и ухнул в желудок, даря телу так необходимое ему тепло. Март в Берлине в начале тридцатых, как обычно, «радовал» холодом и слякотью.
Этот год был для неё очень тяжёл…
После того как она вытолкнула в «портал» мужа и сына, к ней подскочил Зорге и, схватив её за руки, развернул к себе и яростно прошипел:
– Что вы натворили?!
Эрика стиснула зубы и, воткнув в слугу и-и-и… чего уж там, друга мужа яростный взгляд, твёрдо ответила:
– Спасла свою семью. И выполнила свой долг перед ними. А теперь я должна исполнить долг перед своей страной. И вы не посмеете мне в этом помешать!
Зорге несколько мгновений сверлил её каким-то странным потерянно-изумлённо-безумным взглядом, а затем еле слышно выдохнул:
– Он вам ничего не рассказал…
– Что он мне не рассказал? – насторожилась девушка.
– Ничего, – резко ответил Рихард, потом вздохнул и пробормотал: – Наверное, так будет даже лучше…
– Что лучше? – Эрика слегка запаниковала. Похоже, в её столь тщательно обдуманном и разработанном плане, который она лелеяла все последние месяцы, имелась какая-то серьёзная ошибка. Она что-то не учла. Что-то важное…
– Говорите! – повелительно крикнула девушка.
Зорге несколько мгновений молча смотрел на неё, будто решая, рассказывать ей всё или нет, а затем нехотя разлепил губы и холодно произнёс:
– Через временной портал может проходить только Алекс. Один. Все, кто пытался пройти портал вместе с ним или сразу за ним, мгновенно умирали.
Эрика вздрогнула и уставилась на всё ещё держащего её за руки мужчину неверящим взглядом. Нет… Нет! НЕТ! НЕ-Е-ЕТ!!!! Это невозможно! Она же всё так хорошо продумала! Нет! Этого не может быть! Но горький взгляд Зорге не оставлял сомнений…
Девушка с диким звериным воем вывернулась из рук держащего её мужчины и, вцепившись себе в волосы, рухнула на пол…
– Ещё шоколада, фрау?
Эрика вздрогнула и подняла взгляд на подошедшего официанта.
– Нет, спасибо. Мне уже пора. Сколько с меня?
– Одиннадцать пфеннигов, – мгновенно отозвался официант. Ну да – она же не брала ничего, кроме шоколада.
Расплатившись, девушка взяла сумочку и, выйдя из кафе, медленно побрела по Унтер-ден-Линден. Что ж, прошедший год показал, что она полная дура и бездарь. Он начался с чудовищной ошибки, но эта ошибка касалась только неё и её семьи, а закончился катастрофическим провалом всех усилий, благодаря которому её страна вновь будет ввергнута в те чудовищные бедствия, о которых рассказывал Алекс… От этого имени у неё заныло сердце. Любимый. Её солнце. Её свет… И тот, кто теперь ненавидит Эрику больше всех в мире. Потому что именно она, из-за своей глупости и самоуверености, убила их ребёнка. Вряд ли она его теперь когда-нибудь увидит…
Прошедший год запомнился ей диким напряжением, постоянным недосыпом и бесконечной чередой разочарований. Она не пропускала ни одной возможности рассказать, разъяснить, прокричать о том, к чему приведёт захват власти этим взбесившимся быдлом, в своём националистическом и шовинистическом угаре потерявшим всякий разум. Но всё оказалось напрасно. Никто не хотел её слушать. Даже те самые коммунисты и евреи, на которых, судя по тому, что ей рассказывал Алекс, захватившие власть «наци» обрушат самые большие репрессии. Более того, если сначала в высшем обществе к ней хоть как-то прислушивались, хотя бы из вежливого интереса, то после того, как она выступила на паре коммунистических митингов, от неё все отвернулись. Совсем все. Даже папа…
– Смотри-смотри, это «Красная графиня».
Эрика еле заметно вздрогнула, но тут же расправила плечи и гордо вскинула голову. Это презрительное прозвище преследовало её везде. Но она старалась нести его гордо и непоколебимо. Ну как герой романа Мишеля Зевако «Le Capitan», шевалье Франсуа де Капитан[15], которого враги также наградили презрительным прозвищем, а он сделал его боевым кличем, услышав который все они приходили в ужас.
– Эту красную шлюху давно следует вздёрнуть, – прорычал кто-то в ответ.
– Ха, но сначала я бы её разложил. Ты смотри, какая фигурка. Да и личико вполне себе ничего…
Эрика вспыхнула и резко развернулась. У входа в пивную, которую она только что прошла, стояло двое уродов, одетых в ненавистную форму так называемых штурмовиков этого ничтожества Рёма, словно ручная собачка виляющего хвостом у ног злобной твари Гитлера.
– Что, шлюшка, уже потекла? Давно не чувствовала между ног хорошей мужской палки? Так иди сюда. Мы тебе поможем, – глумливо рассмеялся тот, который, судя по голосу, хотел её «разложить». И пошло подмигнул.
Эрика скрипнула зубами и нервно сунула руку в сумочку, где после пары неприятных встреч давно нашёл своё место компактный и удобный «вальтер ППК», подаренный на их с Алексом свадь… Так, всё, не надо вспоминать об этом. Не стоит. Нельзя! Эрика стиснула рукоятку пистолета… но прежде чем она успела выхватить его, на её узкую, затянутую в тонкую замшевую перчатку ладонь внезапно опустилась широкая мужская рука. А затем такой родной, но уже почти забытый голос холодно произнёс:
– Я думаю, вам следует извиниться перед леди.
– Ух ты, – радостно взревел «похотливый», – защитничек объявился. А если мы не извинимся, то что?
Эрика сжалась, не столько ожидая ответа штурмовика, сколько просто не решаясь заглянуть в глаза человеку, сына которого она убила…
– Ничего. Трупы я обычно прощаю. – Эту фразу голос произнёс ещё на десяток градусов холоднее. И это произвело впечатление. Во всяком случае, оба штурмовика слегка побледнели и напряглись. Но всё равно попытались хорохориться.
– Ты не посмеешь выстрелить. Нас здесь…
– Дах-дах! – С голов обоих штурмовиков сшибло их форменные кепи. После чего всё тот же голос мертвенно-спокойно произнёс:
– Это последняя возможность.
– Кхм…
В этот момент входную дверь пивной, рядом с которой стояла эта парочка штурмовиков, кто-то резко дёрнул, похоже, попытавшись открыть.
– Дах-дах-дах-дах!
От выстрелов, пришедшихся по верхней части двери, во все стороны полетели щепки, а внутри пивной что-то заорали. Но скорее испуганно, чем от боли.
– Итак?
– Кха… прошу нас извинить фрау, мы были… м-м-м… невежливы, – с натугой произнёс один. Второй пару мгновений помялся, но тоже выдавил из себя:
– Прошу простить, был неправ и груб.
– Не стоит заставлять меня возвращаться, – всё так же холодно произнёс голос, после чего Эрика почувствовала, как уверенная рука её… мужа ли, судии ли, увлекла её за собой.
К удивлению девушки, никаких выкриков в спину или попыток догнать их так и не последовало. Так что некоторое время они просто быстро шли сквозь изрядно поредевшую толпу, пару раз свернув, но куда именно, девушка не смогла толком разглядеть благодаря слезам, ручьём льющимся из её глаз. Наконец Алекс остановился и, развернувшись, протянул руки и мягко положил свои сильные ладони на её плечи. Эрика всхлипнула.
– Алекс, я-а…
– Не говори ничего, – прервал он её и, притянув к себе, крепко обнял. – Я едва не опоздал. Всё оказалось совсем не так, как было на схеме, – не слишком понятно произнёс её мужчина. – Ты подошла совершенно с другой стороны. Не там, где я тебя ждал…
Но девушке надо было выговориться. Слишком долго она носила в себе своё горе.
– Алекс, клянусь, я не знала, что… – Но тут её губы оказались замкнуты мужским указательным пальцем. А её любимый муж улыбнулся и тихо произнёс:
– Ванька спит в отеле. Мы гнали как могли – трое суток сплошных поездов, вокзалов, автомобилей, и даже пару раз пришлось использовать катера и паромы. Так что он очень измучился. Но до того как отрубиться, всё время настаивал, что непременно сам пойдёт и встретит маму.
Эрика вздрогнула и прикипела неверящим взглядом к лицу мужа.
– Он… он жив?
– Да, – с лёгкой улыбкой кивнул Алекс. – И очень по тебе соскучился…
К тому моменту, когда они добрались до отеля, Ванька уже проснулся. И жутко обиделся, не обнаружив рядом ни папы, ни мамы. Сел в углу, обхватив здоровенного китайского плюшевого панду, которого Алекс прикупил ему где-то полгода назад, там, в будущем, и который с того момента стал его любимой игрушкой, и молча недобро зыркал на всех, кто к нему приближался. Этакий маленький боец, занявший удобную для обороны позицию и собирающийся защищать её до конца. Но едва только Эрика вошла в номер, он не выдержал и, выскочив из угла, повис на ней и-и-и… разревелся. Сразу же превратившись в маленького мальчика, который очень сильно скучал по маме.
Берлин они покинули через три часа после той встречи на Унтер-ден-Линден, которая вернула Эрике жизнь и надежду. Сильно торопил Зорге.
– То, что за вами не увязались сразу, ещё ничего не значит. После вчерашнего триумфа в рейхстаге город переполнен штурмовиками, так что даже если вас, герр и фрау До’Урден, не стали искать в тот же момент, то сейчас уже точно ищут. Сами понимаете, кого атаковали.
Услышав это, Эрика недоумённо покосилась на Алекса. Кто-то из штурмовиков был из их руководства? Как-то не похоже. Оба выглядели как такие типичные болванчики… И тот пояснил:
– В пивной был Гитлер со своими бандитами.
Эрика зло скрипнула зубами.
– Убила бы!
– Без толку, – покачал головой муж. – Дело не в человеке, а в системе. Она уже создана и будет работать как запрограммировано, не обратив внимание на то, что один руководитель сменится другим. Германия беременна нацизмом. – Потом вздохнул и добавил: – К тому же ты попыталась. Ну, в истории той реальности, из которой я вернулся. Однако вышло только хуже. Застрелить Гитлера из своего пистолета со слишком слабыми патронами ты не сумела, а раны только добавили ему популярности…
Город они покинули на трёх такси, оплатив немалую сумму за поездку до Нойруппина. Соваться на вокзал Зорге и Алекс посчитали опасным. Эрика устроилась на заднем диване среднего «Опеля», крепко прижав к себе сына и привалившись к твёрдому плечу мужа. На сиденье рядом с водителем устроился Рихард. Ещё две машины были заняты сопровождающими – крепкими молчаливыми мужчинами в плащах и костюмах с оттопыренными под мышкой пиджаками.
– Как он смог выжить? – тихо спросила Эрика у мужа, когда Ванька задремал.
Алекс вздохнул и пожал плечами.
– Не знаю. Сам всё это время ломал голову. Вариантов несколько: во-первых, возможно, дело в том, что в нём моя ДНК.
– ДНК? – озадаченно переспросила Эрика.
– Дезоксирибонуклеиновая кислота – такая сложная макромолекула, с помощью которой записан генетический код человека. Ну, типа, биологическая буква такая… – пояснил Алекс. – Передаётся от отца к сыну или там дочери… ну и дальше. Совпадающие участки ДНК, подтверждающие родство, можно проследить через множество поколений. Так что, если идентификация доступа к порталу идёт через ДНК, возможно, он посчитал Ваньку за своего.
– От отца к сыну? – уточнила Эрика.
– От матери тоже. ДНК ребёнка – смесь родительских ДНК, – с короткой задержкой пояснил Алекс. И девушка поняла почему. Ведь если дело в этом самом ДНК, у неё никаких шансов пройти через портал нет.
– Второй вариант – наличие контакта со мной, – продолжил между тем парень. – В момент перехода через портал Ванька обнимал меня руками и касался губами моей щеки. Может быть, такой контакт тела с телом как-то защищает другого человека. Но тут надо смотреть, делать эксперименты, потому что, если это не так, мы получим очередные трупы. Третий может быть связан с самим порталом, не исключено, что невозможность перехода дискретна и срабатывает только на каждый третий переход, либо наоборот, возможна лишь каждый пятый. Вариантов много…
Пунктом, в котором Алексу с Эрикой и Ванькой удалось хоть немного перевести дух, стал Копенгаген. До столицы Дании они добрались на поезде, сев на него как раз в Найруппине. Слава богу, нацисты пока ещё не успели полностью подмять под себя органы государственного управления и полицию страны, так что в их розыске, который, несомненно, развернулся уже во всю катушку, даже в Берлине они могли рассчитывать в основном на свои параллельные структуры типа тех же штурмовиков. А в этом небольшом городке их не оказалось. Ну, или просто до местных штурмовиков ещё не дошла необходимая информация…
Судно до Ленинграда они прождали почти неделю. Причём Алекса с семьёй Зорге разместил не в каком-нибудь отеле, а на небольшой ферме неподалёку от Вангеде. Дабы максимально исключить любые возможности идентификации. Мало ли как далеко протянулись щупальца «наци»… И вообще, Рихард хлопотал вокруг них троих, как наседка над цыплятами. Так, например, благодаря ему на соседней ферме удалось найти няню для Ваньки. Вследствие чего Алекс уже на следующий день после заселения вполне наглядно и физически достоверно доказал Эрике, что он её по-прежнему любит. Ну, пока Ванька гулял с няней… И слава богу! А то бы точно прибежал спасать маму или, как минимум, достал бы няню вопросами, почему мама так кричит…
В Ленинграде их уже ждали. Все вопросы с поездами, местами, билетами были решены ещё до момента их прибытия. А уж как Алекса ждали в Москве… Впрочем, после той информации, которую он приволок, это было немудрено. Чемодан и рюкзак с распечатками Зорге отправил «по адресу» с парой сопровождающих прямо из дома под Унтершехеном практически одновременно с их отъездом в Берлин. Так что все сведения уже давно были в Москве. И, несомненно, произвели там фурор.
Алекса сняли с поезда в Химках и, заверив, что семью встретят и обустроят по полной программе, на новеньком американском «Паккарде» доставили прямо в Кунцево, на Ближнюю дачу, где его уже ожидал весь «триумвират» в полном составе. Причём дорога была проложена довольно кружным путём. Похоже, «триумвират» чего-то серьёзно опасался. Ну да это было немудрено. После принесённых материалов-то…
Сталин не просто поздоровался с ним за руку, но ещё и крепко его обнял, а затем, заглянув Алексу в глаза, проникновенно произнёс:
– Спасибо. Информация, которую вы нам доставили, очень важна. И дело не в наших жизнях. Я более чем уверен, что всё произошедшее очень сильно откатило страну назад. И война на этот раз прошла для СССР куда тяжелее.
– Ну да, – несколько смущённо отозвался Алекс, слегка выбитый из колеи столь неожиданным проявлением эмоций со стороны человека, которого он считал настоящим «камнем». – Потери были больше, и немцы в этот раз также продвинулись дальше. Но в общем это был ещё не самый плохой вариант. Хотя откат был действительно сильный…
– Понятно, – серьёзно кивнул Сталин. – И всё равно спасибо. И хотя мы, как коммунисты, готовы, не колеблясь, отдать свои жизни за свободу рабочего класса и победу первого в мире социалистического государства, просрать их бездарно и бесполезно было бы весьма обидно. Так что за нами – долг жизни.