Игра в пятнашки Стаут Рекс
Наконец адвокат удалился. Убрал фотографии в портфель и сунул его под мышку, а в прихожей позволил мне снять его шляпу с вешалки и открыть перед ним дверь.
Я направился назад в кабинет, однако не успел войти, как Вулф рявкнул:
– Веди ее сюда!
Я остановился:
– Понял. Мне ее проинформировать?
– Нет. Веди сюда.
Я помедлил, подбирая слова:
– Как вам известно, она моя. Это я занялся ею и запер наверху, чтобы вас разыграть. Спроси я у вас разрешения, вы бы попросту ее выгнали. Вы велели отдать ей бабки и избавиться от нее. Она моя. После того, что сообщил Хелмар, вы, скорее всего, вцепитесь в нее мертвой хваткой. И я оставляю за собой право, если – и когда – сочту уместным, подняться, взять ее багаж, проводить ее до двери и выпустить.
Он явственно хихикнул. Такое с ним бывает нечасто, и за все годы работы на него мне так и не удалось как-то классифицировать это хихиканье. Оно могло означать что угодно, начиная от злорадства и заканчивая признанием, что ситуацией владею я. Несколько секунд я сверлил его взглядом, ожидая объяснений, однако объясняться он не пожелал.
Я развернулся, прошел к лестнице, поднялся на два этажа, вставил ключ в замочную скважину, повернул его и, назвавшись, постучал. В ответ последовало приглашение войти. Я распахнул дверь и вошел в комнату.
Она явно чувствовала себя как дома. Одна постель была разобрана. Покрывало с нее, аккуратно свернутое, лежало на другой кровати. Девушка сидела за столом возле окна и при свете настольной лампы возилась с ногтями. Она была в синем пеньюаре, босая и теперь выглядела миниатюрнее и моложе, чем в персиковом платье.
– Я сделала вам одолжение, – объявила она без всякого выражения недовольства. – Через десять минут я отправляюсь в кровать.
– Сомневаюсь. Вам придется одеться. Мистер Вулф хочет поговорить с вами у себя в кабинете внизу.
– Прямо сейчас?
– Прямо сейчас.
– А почему он сам не может подняться?
Я посмотрел на нее. В подобном одеянии для меня она воплощала собой экстаз, для Вулфа, в его собственном доме, – бесстыдство.
– Потому что на этом этаже нет подходящих для него кресел. Я подожду снаружи.
Я вышел в коридор, прикрыв за собой дверь. Я вовсе не важничал и не задавался. Да, это именно я подцепил нечто обернувшееся для нас возможностью срубить десять кусков, но приемлемых способов обратить их в наличные не видел и к тому же понятия не имел, какую линию изберет Вулф. Я изложил свою позицию, а он в ответ лишь похихикал.
Много времени на перемену туалета ей не понадобилось, чем она заработала дополнительные очки. Появившись снова в персиковом платье, девушка подошла ко мне и спросила:
– Он сильно взбеленился?
Я предпочел не тревожить ее раньше времени. Лестница у нас достаточно широкая, чтобы двое могли идти по ней бок о бок, и она взяла меня под руку. Я посчитал это правильным и уместным. Я ведь сказал Вулфу, что она моя, подразумевая тем самым не только права, но и обязанности.
Возможно, я даже немного выпятил грудь, когда мы вошли в кабинет, хотя и сделал это непроизвольно.
Протянув руку, она ринулась к столу Вулфа и дружелюбно возвестила:
– Именно так вы и выглядите! Как я и думала! Я бы…
Она умолкла, так как натолкнулась на полное безразличие. Он и бровью не повел, а лицо его пускай и не выражало враждебности, ответным дружелюбием все же не светилось. Она опустила руку. Вулф произнес:
– Я не пожимаю вам руки, чтобы вы потом не расценили этот жест как лицемерие. Там видно будет. Садитесь, мисс Идз.
Досталось же ей, подумал я. Не очень-то приятно, когда отвергают твою доверчиво протянутую руку, каковы бы ни были причины. Получив от ворот поворот, она покраснела, раскрыла рот и тут же захлопнула его, посмотрела на меня, снова на Вулфа, а затем, как будто решив проявить выдержку, направилась к красному кожаному креслу. Однако, не дойдя до него, она резко обернулась и требовательно переспросила:
– Как вы назвали меня?
– Вашей фамилией. Идз.
Она потрясенно уставилась на него. Потом перевела взгляд на меня.
– Как? – спросила она. – Почему вы мне не сказали? Но как?
– Послушайте, – обратился я к ней, – вас ожидал удар, так какая разница, кто его нанес – он или я? Сядьте и смиритесь с неизбежным.
– Но вы же не могли… – Она осеклась, подошла к креслу и села; ее поразительные глаза обратились на Вулфа. – Хотя это все равно почти ничего не меняет. Полагаю, мне придется заплатить больше, но я и так была готова. Я говорила мистеру Гудвину.
– А он ответил, что, хотя и берет ваши деньги, окончательное решение оставляет за мной, – кивнул Вулф. – Арчи, будь так добр, возьми деньги и отдай их мисс Идз.
Естественно, я ожидал подобного и заранее решил не делать из этого проблему. Если – и когда – я должен принять ту или иную точку зрения, то склонен занимать самую четкую из всех очевидных позиций. Поэтому я встал, подошел к сейфу, открыл его, достал семь новеньких пятидесятидолларовых банкнот и протянул Присцилле, но она и не подумала взять их.
– Возьмите, – посоветовал я. – Если хотите покапризничать, найдите место получше.
Я бросил деньги ей на колени и вернулся на свое место.
– Ваше присутствие здесь, мисс Идз, нелепо, – начал Вулф, когда я сел. – Тут вам не пансионат, не приют для истеричек. Это моя…
– Я не истеричка!
– Ладно, отказываюсь от этого слова. Это не приют для неистеричек. Это мой офис и мой дом. Вы пожаловали сюда и изъявили желание пожить здесь неделю, спать и есть в комнате прямо над моей. При этом вы не потрудились раскрыть ни свою личность, ни принудившие вас к этому обстоятельства, что абсурдно. Мистер Гудвин это прекрасно знал и немедленно выставил бы вас, если бы не решил использовать вашу эксцентричную просьбу с целью подразнить меня… Ну и конечно же, не будь вы столь молоды и привлекательны. Поскольку он так решил и вы необычайно привлекательны, вас отвели в комнату наверху, помогли разобрать чемодан, угощали коктейлями, подали обед, и весь привычный уклад жизни в моем доме оказался нарушен. Затем…
– Мне жаль. – Присцилла покраснела; лицо ее просто пылало. – Мне очень жаль. Я немедленно покину вас. – Она начала вставать.
Вулф жестом остановил ее:
– Подождите, будьте любезны. Произошли кое-какие события. У нас был посетитель. Он ушел всего полчаса назад. Некий Перри Хелмар.
Присцилла раскрыла рот:
– Перри! – и рухнула назад в кресло. – Вы сказали ему, что я здесь?!
– Нет! – резко ответил Вулф. – Он приехал к вам на квартиру и обнаружил, что вы исчезли, оставив ему записку… Вы ведь оставили ему записку?
– Я… да.
– Прочитав ее и узнав, что вы удрали, он направился прямо сюда. Хотел нанять меня, чтобы я отыскал вас. Рассказал, что скоро вам исполнится двадцать пять лет и что недавно он получил от вашего бывшего мужа, ныне проживающего в Венесуэле, письмо, где говорится, будто вы подписали некий документ, отдающий во владение супруга половину вашей собственности. Вы и вправду его подписали?
– Да.
– Ну не глупо ли это?
– Да, но тогда я была дурой, поэтому и делала глупости.
– Ну-ну. Посмотрев фотографии, принесенные мистером Хелмаром, мистер Гудвин, конечно же, вас узнал и предупредил об этом меня, не вводя в курс дела мистера Хелмара. Однако мистер Хелмар к тому времени уже сделал предложение. Он пообещал заплатить мне десять тысяч долларов и возместить неизбежные расходы, если я предъявлю вас ему в Нью-Йорке, живой и здоровой, к утру тридцатого июня.
– Предъявите меня? – Присцилла рассмеялась, хотя и не весело.
– Именно так он и выразился. – Вулф откинулся на спинку кресла и потер губу. – В тот момент, когда мистер Гудвин опознал вас на фотографиях и сообщил об этом мне, я, конечно же, оказался в сомнительном положении. Я зарабатываю на жизнь и поддерживаю дорогостоящее хозяйство частным сыском и донкихотства позволить себе не могу. Когда мне предлагают надлежащую плату за приемлемую работу в той области, где я сведущ, я от нее не отказываюсь. Деньги мне нужны. Итак, ко мне приходит незнакомый человек и предлагает десять тысяч долларов за то, чтобы я нашел и предъявил некий объект к определенной дате, и по случайности – исключительно по случайности – объект этот заперт в комнате моего дома. Есть ли разумные доводы в пользу того, что я не должен разоблачить объект перед этим человеком и забрать свою плату?
– Понимаю. – Она поджала губы, а спустя мгновение облизала их кончиком языка. – Вот, значит, как. Весьма удачно, что он принес фотографии и показал их мистеру Гудвину, не так ли? – Ее взгляд устремился на меня. – Полагаю, вас можно поздравить, мистер Гудвин?
– Пока еще рано говорить об этом, – проворчал я. – Приберегите поздравления на потом.
– Я признаю, – продолжил Вулф, – что если бы принял от вас вознаграждение или его взял бы, никак это не оговорив, мистер Гудвин, то я должен был бы, блюдя ваши интересы, отвергнуть предложение мистера Хелмара. Но ни я, ни мистер Гудвин не брали на себя никаких обязательств. Я никоим образом не связан с вами. Никакие юридические, профессиональные или этические установления не мешали мне выдать вас ему и потребовать плату… Но, черт побери, у меня есть самоуважение! Я не мог и не смогу этого сделать. Есть также мистер Гудвин. Я отругал его за то, что он поселил вас в моем доме, и велел избавиться от вас. И если теперь я получу выкуп за вас, жить и работать с ним станет невозможно. – Вулф покачал головой. – Следовательно, мне отнюдь не повезло, что вы избрали убежищем мой дом. Отправься вы в какое-нибудь другое место, мистер Хелмар явился бы, чтобы нанять меня для ваших поисков, я взялся бы за это дело и, несомненно, заработал бы вознаграждение. Да, самоуважение не даст мне извлечь выгоду из вашего присутствия здесь – по случайности и воле мистера Гудвина. Тем не менее своекорыстие все же не позволит мне понести из-за этого убытки, и весьма солидные. Потому у меня есть два предложения… Два взаимоисключающих предложения. Первое простое. Когда вы договаривались с мистером Гудвином о проживании здесь, вы заявили ему, по сути, что готовы заплатить любые деньги. «Сколько запросите» – так вы сказали, по его словам. Вы разговаривали с ним как с моим агентом, а значит, со мной. И теперь я говорю: десять тысяч долларов.
Она так и вытаращилась на него, брови полезли на лоб.
– Я должна заплатить вам десять тысяч долларов?..
– Именно. Прокомментирую это так: я подозреваю, что в любом случае деньги придут от вас, если не напрямую, то опосредованно. Раз мистер Хелмар, как попечитель вашей собственности, обладает широкой свободой действий – а так, по-видимому, и обстоит дело, – то, скорее всего, он заплатит за то, чтобы вас нашли и предъявили ему, из этой самой собственности, поэтому в действительности…
– Это шантаж!
– Не думаю, что вы правильно…
– Это шантаж! Вы говорите, если я не заплачу вам десять тысяч долларов, вы выдадите мое местонахождение Перри Хелмару и получите эти деньги от него!
– Ничего подобного я не говорил. – Вулф сохранял спокойствие. – Я сказал, что у меня есть и альтернативное предложение. Если вам не нравится первое, то вот второе. – Он бросил взгляд на настенные часы. – Сейчас десять минут двенадцатого. Мистер Гудвин помог вам распаковать вещи, поможет и упаковать. Вы покинете нас через пять минут со всем багажом, и мы не пустим за вами хвост. Даже не станем следить из окна, в какую сторону вы направитесь. Мы забудем о вашем существовании на десять часов сорок пять минут. По истечении этого времени, в десять часов утра, я позвоню мистеру Хелмару, приму его предложение и начну ваши поиски. – Вулф махнул рукой. – Мне было бы крайне неприятно брать деньги непосредственно у вас. Я предпочел бы получить их через мистера Хелмара. Однако я подумал, что у вас должен быть и такой выбор. Я рад, что вы пренебрегли им, посчитав шантажом. Мне нравится думать, будто я зарабатываю по крайней мере частицу того, что получаю в качестве платы. Однако данное предложение все же остается в силе до десяти часов утра, если вдруг вы предпочтете его игре в прятки.
– Я не собираюсь платить вам десять тысяч долларов! – вздернула она подбородок.
– Хорошо.
– Это нелепо!
– Согласен. Для меня подобная альтернатива постыдна. Уйдя отсюда, вы можете направиться прямо домой, позвонить мистеру Хелмару, сказать, что вернулись и увидитесь с ним утром, а потом отправиться в кровать, оставив меня ни с чем. Мне придется пойти на риск, иначе не получается.
– Я не собираюсь возвращаться домой и кому-то звонить.
– Как вам угодно. – Вулф снова посмотрел на часы. – Уже четверть двенадцатого, и вам не стоит терять время понапрасну, если хотите заставить меня поработать. Арчи, будь так добр, спусти багаж мисс Идз.
Я встал, не особо торопливо. Все обернулось прескверно, но что я мог поделать? Присцилла мешкать не стала. Со словами «справлюсь сама, благодарю» вскочила с кресла и направилась к двери.
Я проследил, как она, пройдя прихожую, стала подниматься по лестнице, затем повернулся к Вулфу:
– Мне это больше напоминает «беги-овца-беги», как мы называли такую игру в Огайо. Там пастух кричит: «Беги, овца, беги!» Игра захватывающая и ужасно веселая, но, думаю, мне стоит сказать еще до ухода мисс Идз, что я не совсем уверен, хочу ли в нее играть. Быть может, вам придется меня уволить.
– Выставь ее, – только и пробурчал он.
Я неспешно поднялся наверх, полагая, что помощь Присцилле в сборе всех ее штучек не потребуется. Дверь в Южную комнату была распахнута.
– Можно войти? – спросил я.
– Не беспокойтесь, – донесся ее ответ. – Я справлюсь.
Она сновала по комнате. Чемодан, раскрытый на стойке, был упакован на три четверти. Эта девушка могла бы быть классной попутчицей. Не обращая на меня внимания, она быстро и умело покончила с укладкой чемодана и взялась за шляпную коробку.
– Следите за деньгами, – произнес я. – У вас их много. Не давайте их в руки незнакомцам.
– Младшая сестренка отправляется в лагерь? – спросила она, по-прежнему не удостаивая меня взглядом.
Может, это и была шутка, вот только совсем не веселая.
– Ага. Внизу вы сказали, что меня можно поздравить, а я попросил приберечь поздравления. Сомневаюсь, что я заслуживаю их.
– Наверное, нет. Я беру их обратно.
Присцилла застегнула молнию на шляпной коробке, надела жакет и шляпку, взяла со стола сумочку. Потом потянулась за коробкой, но я уже подхватил ее, а также и чемодан. Она пошла первой, я – следом. В прихожей она даже не заглянула в кабинет, но я бросил туда взгляд. Вулф сидел за столом, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза. Когда я открыл входную дверь, Присцилла попыталась взять у меня чемодан и шляпную коробку, но я держал их крепко. Она продолжала упорствовать, я – тоже, а поскольку у меня было преимущество в весе, то я вышел победителем. Сойдя с крыльца, мы повернули на восток, добрались до Десятой авеню и перешли на другую сторону.
– Я не буду обращать внимание на марку и номер такси, – сказал я. – А если и обращу, то никому не расскажу и сам не буду искать его. Однако не могу обещать, что навсегда забуду ваше имя. Возможно, однажды мне придет на ум такое, о чем захочется вас спросить. Если не увидимся до тридцатого июня – с днем рождения!
Так мы и расстались – не с лучшими чувствами, конечно же, но и не заклятыми врагами. Проследив, как удаляется ее такси, я побрел домой, предвкушая долгое совещание с Вулфом, но не чувствуя при этом безудержного ликования. Ситуация сложилась интересная: я готов был ему помочь, вот только моя роль в этом деле мне не нравилась.
Однако, как я обнаружил, все обсуждения были отложены до утра. Когда я вернулся, Вулф уже удалился спать, что меня устраивало.
На следующее утро, во вторник, произошла стычка. Я завтракал, как обычно, на кухне. Апельсиновый сок, оладьи, поджаренная ветчина, мед, кофе, дыня и еще раз кофе. Появился Фриц, относивший Вулфу наверх поднос с завтраком, и сообщил, что тот меня вызывает.
Это было в порядке вещей. Вулф не спускался вниз до своего визита в оранжерею в девять часов. Если он не находил возможным дать мне указания по внутреннему телефону, то обычно посылал за мной.
О срочности Фриц не заикнулся, поэтому я спокойно допил вторую чашку кофе и только потом поднялся в комнату Вулфа на втором этаже, расположенную прямо под той, где так и не переночевала Присцилла. Вулф уже покончил с завтраком, выбрался из постели и теперь стоял перед окном в желтой пижаме, на которую ушло не менее двух акров ткани, и потирал макушку. Я пожелал ему доброго утра, и он любезно ответил мне тем же.
– Который час? – спросил он затем.
В комнате было двое часов – на прикроватной тумбочке и на стене, футах в десяти от него, но я все равно ублажил Вулфа, бросив взгляд на запястье:
– Восемь тридцать две.
– Позвони, пожалуйста, в офис мистера Хелмара ровно в десять и соедини со мной наверху. Ехать туда тебе бессмысленно, раз уж нам все равно известно больше его. А пока не помешает позвонить на квартиру мисс Идз и узнать, не дома ли она. Или ты уже звонил?
– Нет, сэр.
– Тогда позвони. Если ее там нет, мы должны быть готовы немедленно взяться за дело. Сразу же свяжись с Солом, Фредом и Орри и вели им быть здесь к одиннадцати, если они смогут.
Печально, но решительно я покачал головой:
– Нет, сэр. Я ведь предупреждал: вам, возможно, придется меня уволить. Я не отказываюсь от игры, но помогать вам мошенничать не собираюсь. Вы обещали ей, что мы забудем о ее существовании до десяти часов сегодняшнего утра. Именно так я и поступил. Я понятия не имею, о чем и о ком вы говорите. Не желаете, чтобы я поднялся к вам в десять за указаниями?
– Нет! – огрызнулся он и двинулся в ванную, но, дойдя до нее и уже открыв дверь, прокричал через плечо: – То есть да! – И исчез внутри.
Чтобы избавить Фрица от беготни, я прихватил с собой поднос с остатками завтрака.
Как правило, если нет срочной работы, я не захожу в кабинет до прибытия утренней почты, то есть до восьми сорока пяти – девяти часов. Поэтому, когда незадолго до девяти раздался звонок в дверь, я все еще сидел на кухне и обсуждал с Фрицем успехи «Джайентс» и «Доджерс». Пройдя по коридору до входной двери и взглянув на посетителя через одностороннюю стеклянную панель, я так и замер.
Изложу все как есть. Когда я впервые увидел Присциллу Идз, между нами не пробежали искры. Я не почувствовал ни слабости, ни головокружения. Однако факт остается фактом: никогда прежде меня не посещали столь скорые и определенные предчувствия.
Не успел Хелмар в понедельник вечером и двух десятков слов сказать о своей пропавшей подопечной, как я уже объявил себе: «Она наверху» – и знал это точно. Во вторник утром, едва увидев на крыльце инспектора Кремера из отдела по расследованию убийств, я сказал себе: «Она мертва» – и знал это не менее точно. Секунды три я простоял, прежде чем открыть дверь.
Я поздоровался с инспектором, а он, бросив мне на ходу: «Привет, Гудвин», двинулся дальше, направляясь в кабинет. Я последовал за ним и сел за свой стол, заметив, что инспектор занял не красное кожаное кресло, а желтое, давая тем самым понять, что пришел ко мне, а не к Вулфу. Я сообщил ему, что Вулфа не будет еще часа два, хотя он знал это и без того, будучи знаком с нашим распорядком не хуже меня.
– Как насчет меня? – поинтересовался я.
– Сгодишься для начала! – прорычал он. – Прошлой ночью убита женщина. На ее багаже – твои свежие пальчики. Как они там оказались?
Я твердо встретил его взгляд.
– Так не пойдет, – возразил я. – Мои пальчики можно найти на женском багаже от Мэна до Калифорнии. Имя, адрес и описание багажа?
– Присцилла Идз, Восточная Семьдесят четвертая улица, шестьсот восемнадцать. Чемодан и шляпная коробка из светлой дубленой кожи.
– Ее убили?
– Да. И твои пальчики свежие. Что скажешь?
Инспектор Кремер ни в коем случае не похож на сэра Лоуренса Оливье, но прежде я не считал его уродом. Однако в тот момент меня вдруг поразило, насколько же он уродлив. Летом его крупное круглое лицо неизменно краснеет и выглядит отекшим, из-за чего глаза как будто делаются меньше, хотя взгляд их остается таким же подвижным и острым.
– Как бабуин, – вылетело у меня.
– Что?
– Ничего.
По внутреннему телефону я набрал номер оранжереи, и Вулф тут же снял трубку.
– Здесь инспектор Кремер, – сообщил я ему. – Убита женщина по имени Присцилла Идз. Кремер говорит, будто на ее багаже мои отпечатки. Он хочет знать, как они там оказались. Я слышал о ней когда-нибудь?
– Черт побери!
– Да, сэр. Присоединяюсь. Не хотите спуститься?
– Нет.
– Может, нам подняться?
– Нет. Ты знаешь то же, что и я.
– Несомненно. Так я выкладываю?
– Естественно, почему бы и нет?
– Ага, почему бы и нет? Она мертва.
Я повесил трубку и повернулся к Кремеру.
Глава 4
Склонен полагать, что Кремер неплохо понимает Вулфа, хотя и не во всех отношениях. Например, преувеличивает его алчность. Вещь вполне естественная, на мой взгляд. Хочешь оставаться честным копом – а инспектор таков и есть, – смирись с тем, что будешь получать значительно меньше, чем мне перепадает от Вулфа, чей годовой доход исчисляется шестизначной цифрой. Согласен, Вулф ведет свой бизнес отнюдь не ради моего процветания, однако вполне способен оставить клиенту десять центов на трамвай, а то и доллар на такси.
Кремер, однако, держится иного мнения. А потому, узнав, что у нас нет клиентов, каким-либо образом связанных с Присциллой Идз, – теперь, когда она мертва, – и никаких перспектив заполучить их, а значит, и гонорар, который потребуется отрабатывать и защищать, он стал называть меня Арчи. Такое случалось и раньше, но не часто.
Выразив признательность за предоставленную информацию, которая заняла в блокноте десяток страниц, исписанных мелким аккуратным почерком, он задал кучу вопросов не для проверки меня, а для уяснения ситуации. Впрочем, Кремер не удержался от язвительного комментария по поводу нашей проделки – его выражение – с Хелмаром и подопечной адвоката, прячущейся на верхнем этаже. На это у меня нашлись свои возражения.
– Ладно вам, – сказал я. – Она явилась сюда без приглашения, он – тоже. Никаких обязательств мы на себя не брали. Мы не смогли бы потрафить обоим сразу. А как бы вы управились с этим?
– Я не гений, как Вулф. Он мог сослаться на занятость и не рассматривать предложение Хелмара.
– И с чего тогда платить жалованье? Кстати, о занятости: вы не слишком заняты, чтобы ответить на вопрос законопослушного гражданина?
Он кинул взгляд на запястье:
– В половине одиннадцатого я должен быть в офисе окружного прокурора.
– Тогда у нас в запасе еще несколько часов… Во всяком случае, несколько минут. Почему вас так интересовало, когда именно Хелмар ушел от нас? Это произошло в начале одиннадцатого, а мисс Идз покинула этот дом больше чем через час.
– Ага. – Он достал сигару. – Какую газету читаешь?
– «Таймс». Но сегодня просмотрел только первую полосу и спортивную.
– В «Таймс» этого не печатали. Минувшей ночью, где-то в начале второго, в вестибюле дома на Восточной Двадцать девятой улице было найдено тело женщины. Ее удавили веревкой, не очень толстой. С опознанием возникли сложности, потому что ее сумочку похитили. Но она жила в соседнем доме, а потому много времени на это не ушло. Ее звали Маргарет Фомос, и она служила горничной у Присциллы Идз, на Семьдесят четвертой улице. Работала там целыми днями, но жила на Двадцать девятой улице с мужем. Обычно она приходила домой около девяти, а прошлым вечером позвонила мужу и сообщила, что до одиннадцати не появится. Он говорит, будто она показалась ему расстроенной. Муж спросил, что случилось, а она ответила, что расскажет, когда вернется.
– Значит, ее убили около одиннадцати?
– Не известно. Дом на Семьдесят четвертой улице – частный, перестроенный под квартиры класса люкс, по одной на этаже, за исключением квартиры мисс Идз – она занимала два верхних этажа. Лифтера там нет, а потому некому присматривать за входящими и выходящими из здания. Патологоанатом полагает, убийство произошло между половиной одиннадцатого и полуночью. – Кремер снова посмотрел на часы, сунул сигару в левый уголок рта и пожевал, но не прикурил. – Я был дома, уже спал. На место выезжал Роуклифф, а с ним – еще четверо. Они проделали все полагающиеся в подобных случаях процедуры. Около четырех часов один из них, парнишка по фамилии Ауэрбах, вспомнил, что у него имеются мозги, и решил дать им шанс. Ему пришло в голову, что прежде он никогда не слышал, чтобы грабитель, отбирающий сумочки у женщин, душил жертву. К тому же ничто не указывало на попытку изнасилования. Что же такого было с собой у жертвы, что пришлось ее задушить? Согласно показаниям мужа убитой, ничего такого она не имела. Однако, составляя опись содержимого сумочки вместе с мужем, Ауэрбах счел достойной внимания одну вещицу – ключ от квартиры, где работала миссис Фомос.
– Однажды он займет ваше место.
– Да хоть сейчас. Ауэрбах отправился на Семьдесят четвертую улицу, позвонил в квартиру Идз, но ответа не дождался. Тогда он разыскал швейцара, который открыл ему дверь. Тело Присциллы Идз лежало на полу, в двери между ванной и коридором. Ее ударили по голове каминной кочергой сбоку, а затем задушили веревкой, не очень толстой. Шляпка валялась рядом, жакет она снять не успела. По-видимому, убийца поджидал ее прихода. Мы узнаем больше, когда разыщем таксиста. Благодаря твоей помощи это произойдет весьма скоро. По мнению патологоанатома, смерть наступила между часом и двумя.
– Значит, она не сразу отправилась домой. Я посадил ее в такси где-то без двадцати двенадцать.
– Знаю. Ауэрбах вызвал Роуклиффа, и парни взялись за дело. Урожай отпечатков оказался ниже среднего. Полагаю, миссис Фомос хорошо справлялась с уборкой. Самая лучшая серия четких и свежих пальчиков отыскалась на багаже. Когда стало известно, что они принадлежат тебе, Роуклифф позвонил мне, и я решил заглянуть сюда по дороге. Этот малый понятия не имеет, как обращаться с Вулфом, а ты вообще действуешь на Роуклиффа как пчела на собачий нос.
– Однажды я опишу, как он действует на меня.
– Пожалуй, не стоит. – Кремер посмотрел на часы. – Я думал переговорить с Вулфом, но знаю, как он не любит, чтобы его беспокоили пустяками вроде убийства, когда он наверху. Потому решил, что с тем же успехом могу получить информацию у тебя, если это вообще возможно.
– Вы получили ее всю.
– Верю – для разнообразия. – Он поднялся. – Особенно потому, что у вас нет клиента. Да и взяться ему как будто неоткуда. Настроение у Вулфа, должно быть, паршивое. Не завидую я тебе. Ладно, ухожу. Ты ведь понимаешь, что являешься важным свидетелем. Не пропадай из виду.
Я ответил, что никуда не денусь.
Проводив Кремера, я повернул назад и уже было вошел в кабинет, как вдруг затормозил у двери, развернулся и двинулся вверх по лестнице. Преодолев два этажа, я оказался в Южной комнате, остановился посреди нее и осмотрелся.
Фриц сюда еще не заглядывал, и постель по-прежнему была разобрана, как ее оставила Присцилла. Сложенное покрывало все так же лежало на другой кровати. Я поднял покрывало и посмотрел, нет ли чего под ним. Заглянул под подушку на застеленной кровати. Затем подошел к большущему комоду между окнами и принялся выдвигать и задвигать ящики.
Я отнюдь не спятил. Я грамотный и опытный детектив. Произошло убийство, к которому я проявлял интерес и о котором хотел узнать больше. А на тот момент ближайшим местом, откуда можно было начать, являлась комната, в которой Присцилла намеревалась переночевать и позавтракать.
Найти что-либо любопытное я совершенно не надеялся, а потому не разочаровался, так ничего и не обнаружив. Хотя кое-что все-таки нашел. На полочке в ванной обнаружились зубная щетка и использованный носовой платок. Я отнес их в свою комнату и убрал в комод. Они до сих пор у меня, в ящике, где я держу коллекцию разнообразных профессиональных реликвий.
Подниматься в оранжерею и затевать ссору было бессмысленно, поэтому я спустился в кабинет, просмотрел утреннюю почту и занялся всякой рутиной. Через какое-то время, осознав, что заношу дату прорастания Cymbidium holfordianum в карточку Cymbidium pauwelsi, я решил, что не настроен заниматься канцелярской работой, рассовал бумаги по папкам, сел и уставился на носки своих ботинок. Мне хотелось знать четыре тысячи разных вещей. И нашлось бы кого о них расспросить. Например, сержанта Пэрли Стеббинса или Лона Коэна из «Газетт». Но, как ни крути, это был кабинет Ниро Вулфа и его телефон.
В одиннадцать Вулф спустился в кабинет, прошествовал к своему столу, устроился в кресле и просмотрел небольшую стопку почты, которую я положил под пресс-папье. Особо интересного ничего не было, и уж точно ничего срочного. Он поднял голову и сосредоточил на мне взгляд:
– Мы вроде договаривались, что ты поднимешься в десять часов за указаниями.
– Да, – кивнул я, – но Кремер ушел только в пять минут одиннадцатого, а я знал, как вы отреагируете. Хотите услышать подробности?
– Давай.
Я пересказал ему все, что узнал от Кремера. Когда я закончил, он долго сидел молча и хмуро глядел на меня из-под полуопущенных век, наконец спросил:
– Ты полностью отчитался перед мистером Кремером?
– Полностью. Вы же сами велели выкладывать все.
– Да. Тогда мистер Хелмар скоро узнает, если уже не узнал, о нашей уловке, и я полагаю, нам не стоит связываться с ним. Он хотел получить свою подопечную живой и здоровой, как он выразился, а теперь это совершенно исключено.
– Но он единственный, кто может быть нам хоть чем-то полезен, – спокойно возразил я. – И как бы тяжело ему ни было, мы можем начать с него. Должны же мы с кого-то начать?
– Начать? – раздраженно переспросил он. – Что начать? Для кого? У нас нет клиента. Нечего начинать.
Проще и честнее всего было бы выйти из себя, и это даже позволило бы мне отвести душу. Ну а потом? Я решил не кипятиться и с тем же спокойствием ответил:
– Не отрицаю, можно и так подойти к делу, но можно ведь и по-другому. Она была здесь и хотела остаться, а мы ее вышвырнули, и вот она убита. Осмелюсь полагать, это не пустой звук для вашего самоуважения, которое вы поминали прошлым вечером. Осмелюсь полагать, вы все-таки должны что-то сделать – приступить к расследованию убийства. А клиент у вас есть. Это ваше самоуважение.
– Вздор!
– Возможно. – Я по-прежнему сохранял спокойствие. – Хотелось бы объяснить подробно, почему я считаю, что наш долг – схватить убийцу Присциллы Идз, но я не склонен тратить ваше время и свои силы понапрасну. Будет в этом смысл?
– Нет.
– Вы даже обсудить ничего не хотите?
– С какой стати? – Он махнул рукой. – Я не брал на себя никаких обязательств, и мне не предлагают никакого вознаграждения. Нет.
– Хорошо. – Я встал. – Пожалуй, я и так знал, чем закончится дело. Понимаете, у меня, в отличие от вас, есть одна проблема. Если бы я отказал этой девушке и выставил ее вчера днем, как только выяснил, чего она хочет, очутилась бы она в морге? Сомневаюсь. Когда вы спустились и я пристал к вам с ней, вы велели выпроводить ее из дому до обеда. Если бы я так и поступил, оказалась бы она в морге? Вероятно, нет. Исключительно по моей вине она ушла от нас почти в полночь, а потом решила вернуться домой – не важно, по какой причине. Может, просто чтобы переодеться, взять какие-то вещи. Или же раздумала играть в прятки. Так или иначе, она вернулась домой, и ее убили. Это моя личная проблема.
– Арчи, – сердито начал он, – нельзя взваливать на себя ответственность за то, что проистекает из несовершенств твоего сознания. Особенно несовершенств, присущих всем нам, не наделенным всеведением. Это вульгарное заблуждение – полагать, будто неивестное навредить не может. Зато верно, что неизвестное не может вменяться в вину.
– Все равно это моя личная проблема. Я вполне могу обходиться без всеведения, но я не могу жить с мыслью, что на свободе разгуливает чертов душитель, благодарный мне за то, что я направил жертву прямиком к нему в лапы. И жить с этим я не намерен. Я уволюсь, если вам будет угодно, но предпочел бы взять отпуск на неопределенный срок, прямо с данного момента… Неоплачиваемый, конечно же. Вы можете вызвать Сола. Я перееду в отель, но, полагаю, вы не станете возражать, если время от времени я буду заглядывать, когда мне что-нибудь понадобится.
Он хмуро смотрел на меня:
– Я правильно тебя понимаю? Ты намерен в одиночку искать убийцу мисс Идз?
– Не знаю, в одиночку ли. Возможно, мне потребуется нанять кого-нибудь себе в помощь, но искать собираюсь.
– Пф! – презрительно отозвался он. – Вздор! Неужели мистер Кремер такой растяпа? А его люди? Такие неумехи, что ты должен брать на себя их обязанности?
Я уставился на него:
– Будь я проклят! И это я слышу от вас?
– Не получится, Арчи, – покачал головой Вулф. – Ты провоцируешь меня, но я не поддамся. Я не возьмусь за масштабное и дорогостоящее расследование без всяких надежд на гонорар только потому, что ты уязвлен. Твой блеф не сработает. С твоей стороны, конечно же, будет глупо пытаться… А это еще зачем?
Я был слишком занят, чтобы отвечать ему. Сняв пиджак, я достал из ящика наплечную кобуру и надел ее, потом взял «марли» 32-го калибра и коробку патронов, зарядил барабан, сунул пушку в кобуру и надел пиджак. То был мой ответ Вулфу, хотя я имел и другие причины вооружиться. Печальный опыт, приобретенный несколькими годами ранее, приучил меня не выходить из дому без револьвера во время расследования убийства. И теперь сработала сила привычки.
Покончив с этим, я повернулся к Вулфу:
– Буду непременно предупреждать всех, что не работаю на вас. Кто-то, конечно, не поверит, но тут уж я ничего не могу поделать. Я еще вернусь кое за чем, а если не получится, сообщу по телефону, в каком отеле остановился. Если решите уволить меня, так тому и быть. Больше времени на разговоры не имею, так как хочу перехватить одного парня до ланча.
Он сидел, нахмурившись и плотно сжав губы. Я повернулся и вышел из кабинета. В прихожей снял с вешалки соломенную шляпу. Вообще-то, я не люблю возиться со шляпами летом, но вдруг понадобится где-нибудь продемонстрировать хорошие манеры? Преодолев семь ступенек крыльца, я взял на восток, как будто точно знал, куда направляюсь. Прошел по Десятой авеню, повернул в сторону центра и на углу Тридцать четвертой улицы зашел в аптеку, забрался на высокий табурет возле стойки с газировкой и заказал солодово-шоколадный коктейль, взбитый с тремя яйцами.
Никого я не хотел перехватить до ланча. Мне пришлось убраться из дому, поскольку я прекрасно знал: все равно придется это сделать. Понял это, как только осознал всю бессмысленность попыток подвигнуть Вулфа к расследованию убийства. Я не винил Вулфа, ведь его совесть не была отягощена проблемой, стоявшей передо мной.
Впрочем, меня эта проблема больше не волновала, потому что была улажена. В ближайшем будущем я видел лишь одно возможное применение для моего времени и способностей: найти душителя, к которому я отправил Присциллу на такси, и упаковать его для отсылки по надлежащему адресу с чьей-либо помощью или без оной. Я вовсе не тешил себя мечтой проскакать по Бродвею на белом коне с головой врага, насаженной на копье. Я всего лишь хотел схватить сукиного сына или хотя бы этому посодействовать.
Мысль о содействии заставила меня задуматься. Можно было отправиться к инспектору Кремеру, объяснить свою проблему и пообещать беспрекословно подчиняться приказам, если он возьмет меня в качестве специального агента для расследования этого дела. Подобный вариант меня бы вполне устроил, если бы не одно обстоятельство: некоторые приказы наверняка будут исходить от Роуклиффа. А в моих глазах никакая цель не может оправдать того, кто готов следовать указаниям этого типа. Пришлось отбросить мысль о содействии. Что дальше? Если я отправлюсь в квартиру Присциллы, меня попросту туда не пустят. Если найду Перри Хелмара – при условии, что мне это вообще удастся, – он даже разговаривать со мной не будет. Нужно отыскать какую-то лазейку.
Покончив с коктейлем и запив его стаканом воды, я направился к телефонной будке, набрал номер «Газетт» и попросил соединить меня с Лоном Коэном.
– Во-первых, – заявил я ему, – звоню по собственной инициативе. Ниро Вулф в деле не участвует и нисколько им не интересуется. Имея это в виду, будь так любезен, выложи мне все факты, подозрения и слухи, прямо или косвенно связанные с мисс Присциллой Идз и ее убийством.
– Газета стоит пять центов, приятель. Я занят.
– Я тоже. И не могу ждать газеты. У нее остались родственники?
– В Нью-Йорке никого, насколько нам известно. В Калифорнии есть пара тетушек.
– Ухватились за какую-нибудь ниточку, которую ты можешь упомянуть по телефону?
– И да и нет. Ничего особенного. Тебе известно о завещании ее отца?
– Я вообще ничего не знаю.
– Ее мать умерла, когда она была еще младенцем, а отец – когда ей шел шестнадцатый год. Деньги и ценные бумаги, которые он ей оставил, – ну, еще и страховка – не особо впечатляют. Однако он учредил попечительство над солидным пакетом – девяносто процентов – акций корпорации «Софтдаун», производящей полотенца и прочий текстиль. Это бизнес ценой в десять миллионов долларов. Опекуном был назначен друг и адвокат отца Перри Хелмар. Восемьдесят процентов прибыли с опекаемого имущества предназначались Присцилле, а на ее двадцатипятилетие в собственность наследницы должно было перейти все. В случае ее смерти до наступления указанного возраста акции компании отходили в собственность руководителям и сотрудникам корпорации. Их имена перечислялись в списке, прилагавшемся к завещанию, с указанием количества акций, причитающихся каждому. Львиная доля ценных бумаг окажется в руках примерно десяти человек. Ее убили за шесть дней до двадцатипятилетия, и это, несомненно, ниточка, но, естественно, не единственная.
– Готов поспорить, что нет. Чертов дурак!.. Я имею в виду папашу. А что насчет парня, за которого она вышла? Я слышал, она с ним сбежала. От кого сбежала? Отец ведь умер.
Читать бесплатно другие книги:
